Текст книги "Эта русская"

Автор книги: Кингсли Эмис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

– Так оно и есть, но мой визит строго конфиденциален. Ни Скотленд-Ярд ни Особый отдел ни за что не признают, что слышали мое имя.

– Мистер Ипполитов, вы что, пытаетесь убедить меня, что притащились из самой Москвы, только чтобы сказать мне все это?

– Что? Притащился из Москвы, чтобы сказать вам все это? Нет уж, поверьте, мы там не совсем с ума посходили. – Ипполитов подхватил свой непочатый стакан, двойную порцию неразбавленного виски, и без всякого видимого усилия осушил его. – Доктор Вейси, – продолжал он уже спокойнее, – прошу вас, послушайте. Основная причина моего приезда в вашу страну – кстати, я сопровождаю высокопоставленного сотрудника наших органов, специального уполномоченного Министерства юстиции, – состоит в том, чтобы помочь вашим властям подготовить обвинительные материалы против лиц, сейчас проживающих в Англии, которые, по имеющимся данным, повинны в военных преступлениях или преступлениях против прав человека в наших прибалтийских республиках, в том числе в Латвийской Народной Республике, где я служу вот уже одиннадцать лет. Однако, доктор Вейси, у меня, как и у вас, работы хоть отбавляй, у моего отдела – тоже, поэтому, пока я здесь, я помогаю им разобраться с несколькими менее значительными делами, мелкими делишками, вроде этого Рогачева или Данилова и кампании в его защиту, организованной Анной Даниловой. Не слишком обременительное дело, но оно уже отняло у меня два часа, не считая нашей нынешней в высшей степени приятной беседы. Вы позволите угостить вас еще чем-нибудь? – Ипполитов бросил взгляд на стойку и на флегматичную барменшу и слегка передернулся, возможно от смеха, хотя на лице его ничего не отразилось. – Или, может быть, вы бы предпочли на этом и закончить наш непринужденный диалог?

– Пить я больше не буду, спасибо. Хотя нет, пожалуй, я передумал: можно двойную порцию виски. Без ничего.

– Разумеется. – На сей раз в голосе Ипполитова не было и тени улыбки, и он тут же направился к стойке.

Ричард достиг своего рода устойчивого состояния нерешительности. Каждое следующее происшествие, казалось, только дальше уводило от ответа на вопрос, что же теперь делать. Он не сдвинулся с этой точки и когда двое хорошо одетых молодых людей и две того же покроя молодые женщины прошли сквозь двойные двери с позолоченными ручками в середину зала, огляделись и снова вышли. Больше ничего не произошло.

– Я решил для себя, что буду пить как можно больше виски, пока я здесь. – За последнюю минуту Ипполитов, похоже, немного обмяк. – Разумеется, в пределах разумного. А еще как можно больше пива, вина и джина. Не забывая и про водку. А также съедать все, что мне положат на тарелку, от ростбифа до капусты, каковая, как вам, возможно, известно, и составляет основу славной русской кухни. Мы ведь с вами пьем очень хороший виски, не так ли? Как я слышал, качество конечного продукта в значительной степени обусловлено влажностью шотландского климата.

– Чего вы от меня хотите, мистер Ипполитов?

– Извольте называть меня старшим офицером, – строго поправил его Ипполитов. Потом ухмыльнулся, обнажив широко расставленные зубы. – Простите, меня все тянет пошутить. Ну, раз уж вы спросили, доктор Вейси, я бы хотел от вас следующего: бросьте все это, позаботьтесь, чтобы эта затея была похоронена, а воззвание – отозвано. Вот и все. Проект закрыт. Все разошлись по домам. С вашей стороны это не будет такой уж большой жертвой, правда? Я вообще удивляюсь, как человек с вашим положением мог ввязаться в такую историю. Сколько я понимаю, вы хорошо представляете себе мисс Данилову, я имею в виду, ее прошлое, ее окружение и – как бы это выразиться – насколько ей можно доверять?

– Нет, – ответил Ричард. – Совсем не представляю.

– Но вы ведь наверняка знакомы со многими из ее здешних друзей.

– Нет. Только с людьми, у которых она живет.

– Мне это кажется совершенно неправдоподобным. Разве она не встречалась со своими друзьями?

– Встречалась, но меня со мной не брала. Говорила, что мне с ними будет скучно.

– И вы ей поверили.

– Да. Я арестован, старший офицер? Ипполитов снова ухмыльнулся:

– Простите, привычка. Итак, вы поверили мисс Даниловой на слово, во многом благодаря ее личному обаянию, – можете на это не отвечать. Вы имеете право хранить молчание, – добавил он с американским акцентом. – И все равно, доктор Вейси, послушайтесь меня и бросьте все это.

– Я уже давно только маленький винтик в этой машине.

– Знаете вы об этом или нет, но вы очень важный винтик. И вся машина мгновенно развалится на куски, если вы перескажете остальным то, что я рассказал вам. Вернее, конечно, только в случае, если вам поверят, а это в большой степени зависит от того, верите ли мне вы. К чему, как мы уже выяснили, у вас нет особых оснований. Вот и приехали.

– Вас послушать – вас не особенно заботит, верю я вам или нет.

– Поверьте мне, заботит, и еще как Должен вам сказать, мне мерзок этот Данилов-Рогачев и его поступки. Растление маленьких девочек – это гнусность. Вы верующий человек, доктор Вейси?

– Нет.

– Полагаю, вы много теряете, сэр. Как бы там ни было, Данилов не достоин никакой поддержки, в особенности такой влиятельной. Помимо этого… – Ипполитов сделал паузу, чтобы застегнуть расстегнувшуюся запонку на манжете голубой рубашки, – помимо этого, вмешательство в то, что часто называют внутренними делами моей страны, особенно в такой тревожный момент, как сейчас, представляется мне крайне опрометчивым.

– Этот довод я уже слышал, – проговорил Ричард, имея в виду Вторую даму сэра Стивена.

– Без сомнения. Ну что ж, пожалуй, я сказал все, что считал совершенно необходимым сказать. Или целесообразным. Я выполнил данные мне распоряжения, больше я ничего сделать не могу. Теперь – назад в гостиницу, еще парочка телефонных звонков, и на сегодня все. Но прежде, может быть, выпьете еще виски за счет моих служебных расходов?

– Нет, хватит. Выпейте, мистер Ипполитов.

– Я-то выпью. – Он поднял палец, призывая барменшу, и Ричард, к своему удивлению, увидел, как снулое создание рывком схватило чистую рюмку и ринулось к висящей вниз головой бутылке с виски. Рюмка прибыла к ним на металлическом подносике с бумажной салфеточкой и была подана еще одним размашистым и спорым движением. Ипполитов наблюдал за происходящим с вежливым вниманием, а на лице барменши отображалась скорее подчеркнутая незаинтересованность, чем простое отсутствие интереса. Впрочем, лицо ее заметно, хотя и кратковременно потеплело, когда Ипполитов поблагодарил ее, – причем акцент его стал при этом куда заметнее, чем раньше. Ричард изумился было, но вскоре перестал. Надо только собраться с силами, и он тут же уберется прочь из этого вертепа.

– Вы ничего не спросили меня о преступлениях против прав человека, из-за которых я приехал в вашу страну, доктор Вейси.

– Действительно, не спросил. Но даже если бы и спросил, вы бы мне ничего не сказали, верно?

– Может, и сказал бы. Вам это любопытно?

– Честно говоря, нет.

– Понятно. В таком случае нам, похоже, больше нечего поведать друг другу. Скажите мне только одно – если, конечно, хотите: вы воспользуетесь своим влиянием, которое, как я уже говорил, довольно велико, чтобы положить конец этому проекту?

– Вполне возможно. Сначала я думал, что нет, но теперь мне кажется, что это не исключено.

– От души надеюсь, что так оно и будет, мой друг. Видите ли… если смотреть шире и сравнивать, например, с этими преступлениями против прав человека, которые так мало вас заинтересовали, то получится, что гнусные делишки Данилова не представляют никакой важности. Однако как бы это объяснить? – если вглядеться попристальней, то представляют, и еще какую. Знаете, я, пожалуй, позвоню, куда собирался, отсюда, а потом просмотрю кое-какие записи, прежде чем двигаться дальше. Так что нам вроде как пора прощаться, но сначала… – Старший офицер снова выдержал паузу и слегка улыбнулся. – Я полагаю, что вы, как и любой другой, время от времени смотрите американские фильмы про преступления, сыщиков, полицию и всякое такое?

– Что? А, конечно. Ну, то есть изредка.

– Мне они, понятно, интересны с профессиональной точки зрения. Так вот, я заметил, что в этих фильмах часто используется один прием, довольно искусственный, но вроде как входящий в обязательный набор. Закончив опрос свидетеля, сыщик или главный полицейский, ну, вы понимаете, прощается, подходит к двери, потом вдруг поворачивается и говорит извиняющимся тоном: «Ой, простите пожалуйста, я хотел бы узнать еще одну вещь» , –и, как вы понимаете, оказывается, что это что-то очень важное. Так вот, у меня есть еще одна вещьдля вас, доктор Вейси. Если вы сочтете уместным пересказать своим соратникам по этому проекту, по этому воззванию, то, что я рассказал вам об этом скоте Рогачеве, а они вам не поверят или не поверят, насколько это важно, дайте мне знать, и я сам с ними встречусь, в вашем присутствии, если захотите. Не со всеми, конечно, с самыми важными фигурами.

– Криспин Радецки вас устроит? – Произнося эту фразу, Ричард снова почувствовал себя актером на сцене, как и раньше, когда спрашивал у Ипполитова удостоверение.

– Более чем. Я уже имел удовольствие говорить с мистером Радецки по телефону, – возможно, он вам об этом рассказывал.

– Откуда вы узнали, что мы с ним близкие друзья?

– Оттуда же, откуда я узнал о вашей близкой дружбе с мисс Даниловой. Любознательность и телефон. Если захотите со мной связаться, номер телефона на карточке, которую я вам дал, – это номер офиса агентства «Интрэвел» на Оксфорд-стрит, 071–580, не помню, как дальше, а номер, стоящий после телефонного, это, так сказать, номер моего голосового ящика – можете оставить там сообщение, я его потом прослушаю. Тоже по телефону. Ну что ж, доктор Вейси, может, это прозвучит нелюбезно, но я от души надеюсь, что больше про вас не услышу, поскольку очень ограничен во времени, однако несколько слов подтверждающих, что вы преуспели, обнадежат меня лично и очень порадуют мое начальство. – Ипполитов встал – причем Ричарду показалось, что за последние несколько минут он подрос на несколько сантиметров, – и одарил Ричарда бледной улыбкой и холодным рукопожатием. – Всего вам хорошего сэр. Рад был с вами поговорить.

– Всего доброго, старший офицер. Кстати, я хочу выяснить еще одну вещь.

– Да? И какую?

– Эта девушка, Анна Данилова, как-то связана с преступной деятельностью своего брата? Вы можете мне что-нибудь сообщить о ней?

– Боюсь, что ничего. Только имя и родство. Она – ваша еще одна вещь, не моя. Как говорится, ваша проблема. Всего хорошего, доктор Вейси.

Выходя, Ричард слышал, как за его спиной Ипполитов шагает к стойке. В последней его фразе прозвучало откровенное стремление отделаться от собеседника. Может быть, обозлился, что ему смазали последнюю реплику. Эти русские, они просто неисправимые актеры. Взять того же Котолынова. Кстати говоря…

Оказавшись снаружи «Кедрового двора», Ричард обнаружил, что «ТБД» почему-то не спешит показаться ему на глаза Прошло, по его подсчетам, несколько минут, а автомобиль продолжал играть в прятки. Он уже смирился с тем, что придется отправляться на поиски, описывая постепенно расширяющиеся и плавно теряющие очертания круги, как вдруг автомобиль, едва не крикнув «А вот и я!», обнаружился на ближайшем углу – стоял там себе тихонечко, правда, носом в непонятную сторону. Не прошло, как показалось Ричарду, и минуты, как он уже сидел в своем институтском кабинете, держась за руки с Корделией, а Котолынов, выряженный дворецким из старомодного фарса, подавал им с серебряного подноса чашечки китайского чая. Еще через совсем короткое время он сообразил, что сидит вовсе не там, а за рулем недвижного «ТБД», глядя сквозь стекло на удивительно уродливую физиономию пацана лет двенадцати, который колотит по стеклу ладонью и орет что-то неразборчивое. Через его плечо перевешивался более крупный, но в остальном практически аналогичный пацан, тоже орущий. Уразумев, что происходит, Ричард вылез из машины, обнаружил, что она находится именно там, где ей и положено находиться, – в садике перед его домом, – и с гневным воплем бросился за пустившимися наутек обидчиками. Громко выкрикивая русские ругательства, включавшие рекомендацию малолеткам пойти оттрахать собственную мамочку, он гнался за ними по тротуару до самого входа во всемирно известную клинику, производящую аборты, – болгарского поэта он в свое время гнал в эту же сторону, хотя и дальше, но и сейчас расстояние вышло приличное.

От быстрого бега застучало в висках, и именно на этом и было сосредоточено его внимание, пока он шел обратно. У входной двери он остановился и попытался собраться с мыслями. Кроме того, он прислушался. Никаких шотландцев, никого, ничего. Пару раз выронив ключ, он наконец отворил входную дверь, стараясь делать это как можно тише, хотя особенно тихо не получалось и в лучшие времена. До последних событий у Ричарда как-то не было нужды вдаваться в отвлеченные размышления по поводу домов, например, как определить, находится или не находится в доме молчаливый соглядатай, беззвучно, телепатически заявляющий о своем присутствии. В данный момент, скорее всего, соглядатай все-таки имелся, ибо, не видя ее и не слыша, он ощущал присутствие Корделии. Хотя, с другой стороны, может, в доме действительно ни души. Но тогда… Ричард с тоской подумал о своем кабинете, о телефоне – и решил не рисковать. И полминуты не прошло, как он снова сидел в «ТБД» и пятился обратно на мостовую, с почти невероятным самообладанием припомнив, что надо заехать на заправку.

Мозг его, судя по всему, переключился в автоматический режим и ненадолго вовсе отключился, а потом его до краев заполнил образ Корделии, несущейся на него и орущей так же громко, как орал он сам пять минут назад, причем на английском, вернее, на языке, похожем на английский больше, чем на какой-либо другой. Потом первобытный инстинкт самосохранения заставил его вдавить в пол педаль газа и вихрем пронестись под свеженародившийся красный сигнал светофора средь всеобщей нелюбви. Дальнейшее его продвижение носило сумбурный характер. Сначала он инстинктивно устремился к институту, потом свернул и отправился к Криспину. Криспина могло не быть дома, могло и вовсе не быть в городе, и кроме того, он, как и большинство людей, предпочитал, чтобы о визите предупреждали заранее. Мелочи у Ричарда не нашлось, а на то, чтобы воспользоваться телефонной карточкой, у него не хватило бы духу, даже если бы она при нем и оказалась. Он решил, что разменяет где-нибудь деньги и оттуда же и позвонит, но тут вдруг оказался перед самым фасадом дома Радецки.

Великолепие машин, кучковавшихся у ворот, – как минимум в одной из них томился шофер, – а также вид двух подряд расфуфыренных пар, которых впустили внутрь, навели Ричарда на мысль, что Криспин дает один из своих великосветских приемов. Ну, тем лучше, подумал он зыбко и отправился искать местечко для машины. Получилось это далеко не сразу, а когда получилось, он оказался перед затруднением, аналогичным и противоположным тому, которое ему пришлось испытать возле «Кедрового двора». Тогда здание было на месте, а машина отсутствовала; теперь имелась машина, но отсутствовало здание. Где оно? Где я? Самым разумным сейчас, сказал он себе,будет не вылезти и отправиться на поиски, а сделать что-то другое, хотя что именно, он пока не придумал. Потом его блуждающий взгляд упал на табличку, гласившую «Ангельский тупик», и он бледно улыбнулся. Теперь оставалось только куда-нибудь это записать, а потом идти вперед и задавать вопросы. Он некоторое время простоял на тротуаре, прежде чем удостоверился, что, вопреки обыкновению, при нем нет никакого пишущего инструмента.

Единственное практическое решение, которое пришло ему в голову, – сорвать с ближайшей зеленой изгороди шип и вывести «Ангельский тупик» собственной кровью. Но тут мимо прошелестела еще одна великолепная машина, двигавшаяся довольно неспешно, даже замедлявшая ход, – в ней сидели, вертя головами, двое дорогостоящих ездоков. Ричард бросился на своих двоих в погоню, нагнал их на углу, сильнее прежнего отстал на прямой, почти поравнялся с автомобилем, когда тот притормозил за следующим углом, чтобы осмотреться и, возможно, свериться с картой, предварительно исчезнув из виду на целых тридцать исполненных отчаяния секунд. Каждый дом, каждый пролет стены, каждое дерево выглядели до боли знакомыми, и в то же время Ричарду казалось, что он в жизни не видел ничего подобного. Он трюхал вперед, разумеется, взмокший, разумеется, запыхавшийся, все сильнее пугаясь мысли, что, помимо всего прочего, он, возможно, не на шутку тронулся умом, пока наконец не обогнул четырнадцатый угол и там, слава тебе Господи, обнаружилась эта колымага, как раз притормозившая, чтобы выгрузить супругу, которая немедленно устремилась к легко узнаваемому втянутому внутрь фасаду «Дома», а супруг отчалил, чтобы запарковаться где-нибудь в Северном Суррее.

Ричард отнюдь не обольщался, что тут-то и настанет конец всем его мучениям. Да, попав внутрь, он окажется в безопасности, Криспин позаботится, чтобы его машину разыскали и доставили владельцу, где бы она ни находилась, надо только удержать в памяти тот факт, что он приехал именно на машине, а, скажем, не на мотоцикле. Однако задача проникновения внутрь была сопряжена с определенными сложностями морального характера, меньшей из которых был его внешний вид после восьмисотметровой пробежки в повседневном костюме. Чтобы избежать обмена любезностями на пороге, он спрятался за воротами, пока предстоящую ему супругу не запустили внутрь, потом медленно сосчитал до шестидесяти, как боец спецотряда, дожидающийся, пока подействует слезоточивый газ. Так. Теперь можно.

На звонок долго не отвечали, так что теоретически за это время за его спиной мог выстроиться целый хвост из важных шишек. Когда дверь наконец отворилась, в проеме сначала возникла пустота, потом украшенная драгоценностями кисть и фрагмент руки молодой или моложавой женщины, а следом и еще некоторые составляющие, позволившие признать в ней миссис никогда-не-помню-как-ее-там, известную как Сэнди. Остальная ее часть оставалась вне поля зрения, поскольку она продолжала вести диалог с кем-то, находившимся в недрах здания. Ричард ждал. Про себя он размышлял, откуда Сэнди знать, что это именно он, это с таким же успехом может быть маркиз Карабас, хотя, впрочем, теперь-то уж и дураку понятно, что это никакой не маркиз Карабас, потому что маркиз Карабас давно бы вломился и ввалился в прихожую. Он вежливо кашлянул, что мучительно аукнулось в голове.

Примерно тут Сэнди обернулась и увидела его.

– Привет, – поздоровалась она, потом признала его и расплылась в улыбке, скорее довольной, чем наоборот, предъявив порядочное количество своих многочисленных зубов. – Привет, – повторила она и наконец-то закрыла за ним дверь. – А я и не знала, что ты тоже придешь.

– Я вообще-то не должен был, – сознался Ричард. Неизвестный, с которым до этого разговаривала Сэнди, то ли влился в одну из находящихся в поле зрения расфуфыренных компаний, то ли дематериализовался. – Послушай, прости, что я вроде как сбежал от тебя в тот раз.

– Когда это еще? – Сэнди, похоже, была искренне озадачена.

– Ладно, тогда забыли. Э… слушай, мне надо пописать.

– Что? Ты надрался, что ли?

– Ну, как тебе сказать, вроде бы по-другому и быть не может. Вообще-то это не в моем духе, но я действительно довольно много выпил и чувствую себя как-то странно, так что да, по всей видимости я надрался. Тем более мне надо пописать.

– Вот сюда… М-м. А больше тебе ничего не надо?

– Кажется, нет, по крайней мере в данный момент.

– И то хорошо. Я тебя подожду.

Прежде чем выйти из туалета, Ричард выхлебал довольно много воды из стоявшего там многосложного водоочистительного приспособления. В тот же миг он почувствовал себя странно как-то по-другому, словно прямо у него над головой устроили забаву с дроссельной заслонкой мощного огнемета. Впрочем, возможно, он почувствовал бы себя так в любом случае. Внезапно все прошло, и ему стало лучше.

Когда он вышел из туалета, Сэнди не только по-прежнему дожидалась в полном одиночестве, но и смотрела на него то ли с признательностью, то ли с изумлением. На ней было желтое шелковистое одеяние, которое было устроено так, что взгляд Ричарда то и дело прилипал к ее груди. Несмотря на это, он заставил себя произнести:

– Знаешь, я вообще-то приехал повидать Криспина, если получится.

– А. Может, и не получится, у него куча гостей. Видишь ли, чествуют Педофила.

– Зачем Криспину педофил?

– Я хотела сказать, Педиатра. Господи, ну это лошадь. Его лошадь. Одна из его лошадей. Она выиграла какую-то скачку в Глостере с чем-то, что называется сто к восьми, что почему-то считается жутко хорошо. Короче, Криспин влип, потому что теперь целая толпа всяких зануд – лошадевладельцев, распорядителей, тренеров и крупных букмекеров – притащилась сюда пить шампанское. – Приглушенный рев, каким толпа могла бы приветствовать падение фаворита в канаву, придал убедительности ее словам. – У тебя что-то важное? Будет не так-то просто оттащить его от этой лошадиной публики. Ты можешь подождать?

– Я, пожалуй, все-таки попробую.

– Какой ты зануда, Ричард. Хотя, нет, нет, ты просто прелесть. Подожди-ка, мы бы могли… – Она окинула его взглядом, до этого она только кидала на него взгляды. – Костюм у тебя для такого мероприятия не вполне подходящий, согласен? М-м.

Тут Сэнди стремительно прянула к Ричарду, с простертыми руками, и, сбавив скорость, принялась развязывать на нем галстук; потом свернула его и засунула Ричарду в боковой карман. После этого она расстегнула верхнюю пуговицу его рубашки и выпростала одну половинку воротника, но не обе. Все это время она стояла ближе к нему, чем было необходимо, а производя вторую операцию, слишком усердно шуровала пальцами, помогая себе веками и губами. Ричард мысленно похвалил себя за догадку, что пока от него не ждут никаких действий, достаточно одних только мыслей, а еще больше – за то, что придержал язык.

– Боюсь, с костюмом ничего не поделаешь, – проговорила Сэнди. – Ну ничего, сойдет.

– Хорошо. Только что ты имеешь в виду?

– Первоначально ты выглядел как адвокатишко, у какого Криспину даже не пристало спрашивать, где его начальник Теперь ты можешь сойти за первого заместителя второго заместителя.

– Во всем-то ты, подруга, разбираешься. Честь тебе и хвала.

– Ну и не дразнись. Давай сюда.

– А что здесь? – поинтересовался Ричард чуть позже, когда Сэнди провела его в комнатушку с книжными полками и сервировочным столиком – именно здесь он совсем недавно беседовал с Годфри и представлял Криспину Анну. На столике стоял поднос с бутылками, по большей части непочатыми, но вид у них был какой-то отрешенный.

– Я думала, ты не откажешься вздремнуть в каком-нибудь тихом месте, где эти лошадиные морды не смогут до тебя добраться, – пояснила Сэнди.

– Ума не приложу, зачем я мог бы им понадобиться, скорее…

– Как насчет выпить? Или, может, принести тебе чаю?

– Спасибо, не надо. Если хочешь мне помочь, передай Криспину, что я здесь и хотел бы сказать ему пару слов. Ему необходимо знать…

Ричард почему-то очень отчетливо представил себе, что вот теперь Сэнди скажет, что наверняка никакой такой особой спешки нет, а потом он скажет, что он, собственно, только затем и приехал, чтобы сказать Криспину пару слов, но вместо этого они почему-то тут же сплелись на подвернувшемся диванчике или кушетке. Прошло, кажется, всего несколько секунд, а он уже был необозримо далеко от Анны, от Корделии, от всех, от всех частностей его жизни и всего, что он в ней натворил до сего момента, и в то же время его удерживало и обволакивало женское тело, которое было к нему так близко, как ничто и никогда. Однако все это, видимо, и правда продолжалось всего лишь несколько секунд, никак не дольше минуты, а потом снаружи долетели разнообразные звуки, не очень громкие, но отчетливые, опознаваемые – приближающиеся шаги, которые прервались, когда кто-то споткнулся об их дверь, и, как и в прошлый раз, в комнату размашистой походкой вошла Фредди.

Она сказала, что ей все было понятно заранее, вот они куда улизнули, паршивцы бессовестные, и, хотя она ничего не могла увидеть, ее появление произвело эффект беззвучного взрыва, напомнив Ричарду, как при внезапном пробуждении разваливается на куски недосмотренный сон, а потом он рывком вернулся в свое обычное состояние, озираясь, втягивая воздух и снова обретая способность мыслить, например, о том, что а ведь еле пронесло, как оно все-таки бывает, и заварится, и развалится ни с того ни с сего, без всякого предупреждения. Он украдкой посмотрел в лицо Сэнди и прочел на нем явственный и горький упрек не за несоответствие ситуации, а за сознательное отречение от только что испытанных чувств, за стремление забыть их, опошлить, отобрать у нее. Ему вдруг пришло на ум, что после внезапного пробуждения сон выглядит совсем иначе, чем пока он тебе снится. Потом он и вовсе выбросил все это из головы.

– Я знала, что ты смоешься при первой же возможности, – выговаривала Фредди сестре. – А, Ричард, привет, у тебя вид какой-то зачуханный.

– Он сказал, что хочет вздремнуть, вот я и привела его сюда, – пояснила Сэнди. – Честное слово, если бы я…

– Слушай, там, между прочим, подают еду. Я не могу, к чертовой матери, одна со всем управиться, я никого из этих придурков раньше в глаза не видела. Ты там устраивайся, если хочешь, Ричард. Не обращай на нас внимания.

– Ты хочешь сказать, что тебе просто неохота ничего делать. Как Энрик собирается управляться?

– У Энрика и так забот полон рот. Он же не может…

– Шампанского у него полон рот, а не забот. Никто же не ждет…

– Они просто понятия не имеют, что где лежит ясно? Пристраивайся поудобнее, Ричард, не стесняйся.

– Что, мать вашу так и этак, – прозвучал голос Криспина у самого порога, – спрашивается, тут происходит? – договорил он, входя в комнату. – Почему вы обе сбежали? Годфри ищет отвертку, чтобы починить свой любимый штопор. Иногда мне кажется…

Вид и голос Криспина Радецки, ростом примерно метра три и весом под сто пятьдесят килограммов, в полном облачении за вычетом сюртука, с подтяжками напоказ, напоминающими слоновьи подпруги, неудержимо говорливого, снова ввергли Ричарда в опьянение, вернее, он первый раз за все время почувствовал, насколько пьян. Он лежал на диванчике/кушетке, как и велено, устроившись и пристроившись, а остальные трое пререкались над его головой. Пытаться выяснить, в каком грехе или каких грехах они друг дружку обвиняют, казалось ему совершенно излишним, он даже не пробовал. Как бы оно ни было, ссора вскоре иссякла или прервалась, и вся компания собралась уходить. Ричард уже хотел было отпустить их с наилучшими пожеланиями, как вдруг вспомнил:

– Послушай, Криспин…

– Здорово, дружище. Я тебя заметил. Похоже, ты маленько перебрал. Весело пообедали, да?

– Мы могли бы быстренько поговорить? Я знаю, у тебя там все эти…

– Только не сейчас, Ричард, золото мое. Задача состоит в том, чтобы не дать этим типам растащить все серебро. Никогда не доверяй лошадникам, особенно с титулом виконта или выше.

– Прости, но это очень важно.

Криспин вернулся от двери и присел с ним рядом.

– Хорошо, даю тебя пять минут, – проговорил он резким тоном и содрогнулся от беззвучного смеха.

Ричарду хватило и одной, чтобы поведать о явлении Ипполитова, пересказать его речь и кратко обрисовать, почему он верит в его искренность.

Криспин выслушал его, не перебивая, а потом сразу перешел к вопросам:

– Этот тип особо подчеркнул, что не хочет вмешивать в дело свое посольство?

– Просто сказал, что ему приходится быть осмотрительным. Это, скорее всего, означает, что, по его мнению, в посольстве имеется как минимум одна сволочь. Но, как мне кажется, это значит, что и нам лучше держаться от них подальше?

– В принципе, да. И, говоришь, не назвал по имени ни одного из наших полицейских чинуш. Скрытный парень, а? Я надеюсь, ты не станешь возражать, если я упомяну имя инспектора Ипполитова перед моими сотоварищами по выгребной яме?

– Конечно нет.

– Пожалуй, по здравом размышлении, давай-ка сюда его карточку. Звонок в этот самый «Интрэвел» не повредит. Или ты считаешь, что лучше это сделать тебе?

– Нет, что ты, давай ты.

– Я так понимаю, что тебе надо еще раз все обдумать, но в данный момент ты скорее веришь этому прохвосту, чем нет, верно?

– Верно. Доводы у меня по большей части, вернее, даже всецело отрицательного характера. Не могу себе вообразить, чтобы русский махинатор, шпион или агент поперся в такую даль, только чтобы наплести мне всяких небылиц про мелкого московского жулика.

– Если представить дело таким образом, звучит действительно неправдоподобно. Только кто тебе сказал, что он приперся из Москвы, а не из Чингфорда.

– Это ведь можно проверить, правда? И потом, он не просил никаких денег.

– Да, согласен, на обыкновенного шантажиста он не похож.

– Кроме того, он сам сказал, что подтвердит свои слова перед кем угодно, по моему выбору, и оставил телефон, по которому можно его найти.

– Не найти, если я правильно понял. Связаться. Интересно будет проверить, действительно ли с ним можно связаться. Для начала.

– А каковы твои соображения, Криспин?

– Как минимум одно соображение у меня имеется, дружище: ты от всей души надеешься, что он говорит правду. Нет, заметь, я имею в виду именно то, что говорю: надеешься, и не более того, что хорошо бы было, если бы он говорил правду, а не лгал. Ты, к моему вящему удовольствию, как минимум трижды продемонстрировал это за время нашего разговора. Это всего лишь одно из моих соображений, и выводы, из него проистекающие, никоим образом меня не касаются. Что до моих соображений о старшем офицере Ипполитове и его в высшей степени бойком и задушевном рассказе, они сводятся к следующему: думаю, изложенные им факты по большей части верны, а вот их интерпретация – отнюдь. Я подозреваю, что кому-то там очень хочется, чтобы наша затейка благополучно провалилась, поэтому Ипполитова попросили, или приказали ему, возможно, в обмен на встречную услугу, воспользоваться своим пребыванием здесь и сделать все возможное, чтобы отвадить нас от желания выражать сочувствие мистеру Данилову. Кому-то очень надо, чтобы Данилов не вышел из тюрьмы. Кому-то, кто хочет, чтобы и все остальное оставалось по-старому.

– То есть это политический шаг.

– Возможно. – До сего момента Криспин все время поглаживал и пощипывал свои одеяния, наверное, в поисках портсигара, но теперь угомонился – Что, конечно, вовсе не значит, что Данилов – рыцарь без страха и упрека.