Текст книги "Никогда не поздно"
Автор книги: Кейт Хэнфорд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)
9
Фэй давно хотелось узнать, каким образом такая респектабельная дама, как Кэтрин Айверсон, познакомилась с Тарой, беглянкой, девушкой с улицы, но она не задавала Кэтрин вопросов. Если бы та хотела, чтобы Фэй об этом узнала, то давно бы рассказала.
На разгадку она натолкнулась случайно, когда ждала своей очереди в приемной косметического салона и, чтобы скоротать время, листала старый номер «Пипл». Фэй лениво перевертывала страницы, скользя взглядом по лицам политиков, проглядывая заметки о странных происшествиях – здесь родились сиамские близнецы, там женщина средних лет утверждала, что много лет назад ее изнасиловали приверженцы культа сатаны. Журнал был столетней давности, и она уже собиралась отложить его в сторону, как вдруг ее взгляд упал на имя Кэтрин.
Статья была посвящена известным личностям, занимающимся благотворительностью – не тем, кто просто время от времени посылает по почте более или менее щедрые пожертвования, а людям, отдающим этому делу время и часть души. Барбара Буш, бывшая первая леди США, помогала молодым литераторам. Это было известно всем, но, к своему немалому удивлению, Фэй узнала, что Франко Каммарада активно занимается программой социальной реабилитации детей американо-азиатского происхождения. Фэй уже почти забыла, почему она начала читать заметку, и стала придумывать, что бы она сама сделала для людей, которым повезло меньше, чем ей, но тут она дошла до абзаца, посвященного «Голубятне» – приюту для беспризорных девочек-подростков в Лос-Анджелесе. Приют был открыт для любой беглянки, любой бездомной девчонки, в нем могли найти убежище все, кто приехал в Голливуд в поисках приключений и славы, а нашел лишь нищету, унижения и болезни. Девушкам разрешалось там жить только при условии, что они будут проходить курс лечения от алкоголизма, наркомании или нарушений психики. Никто из тех, кто действительно искал помощи, не получал отказа, но в приюте было только двадцать мест, и не все могли жить там постоянно.
«Голубятня» была основана по инициативе нескольких известных женщин, в том числе актрисы Кэтрин Айверсон, которая отказалась дать интервью. Эти женщины, говорилось в статье, желали бы выразить признательность городу, который поддержал их начинание и пытается исправить причиненное зло.
Фэй была ошеломлена. Ей никогда бы не пришло в голову, что Кэтрин может интересовать судьба «испорченных девчонок», как их называли в Висконсине. Она пыталась представить себе, что подвигло Кэтрин на подобный акт, и гадала, имеет ли ко всему этому отношение Тара. Может быть, Тара одно время жила в «Голубятне»? Может быть, она была одной из несчастных, в жизни которых Кэтрин сыграла роль спасительницы? Она зачем-то вырвала страницу из журнала и спрятала ее в сумочку.
Пять минут спустя Фэй сидела в мягком кресле перед зеркалом. Кругленькая молодая женщина по имени Энджи приподняла ее волосы и осталась довольна.
– У вас прекрасные волосы, – похвалила она. – Многие женщины вашего возраста отдали бы за такие волосы все что угодно.
– А какой в них толк? Ведь я буду играть в парике. У моей героини длинные волосы.
– Нет, это очень важно, – ответила Энджи. Она выбрала каштановый шиньон, приложила его к волосам Фэй и нахмурилась. – Парик надо подбирать так, чтобы он был как можно больше похож на ваши собственные волосы. Актриса с жидкими, ломкими волосами никогда не будет выглядеть естественно в роскошном пышном парике. Он не подойдет ко всему остальному в ее внешности. Вы понимаете, что я имею в виду? А у вас густые волосы, хороший объем, так что никаких проблем не будет. Не бойтесь, Фэй, вы будете выглядеть как конфетка.
Ничего из того, что они примеряли, не подходило по цвету – все казалось либо слишком красным, либо слишком темным по сравнению с волосами Фэй, но Энджи не собиралась сдаваться.
– Вот прекрасный итальянский парик из натуральных волос, – сказала она, прикладывая золотисто-каштановую прядь к щеке Фэй. – Он выглядит совершенно естественно, а что касается оттенка, то я его подправлю. – Она надела парик на голову Фэй, и та вдруг увидела в зеркале «вечную женщину». Теперь ей ничего не стоило вообразить себя Карлоттой Фитцджеральд, стоящей на палубе яхты, Карлоттой, чьи волосы треплет морской ветер.
– Вы даже не заметите, что это не ваши волосы, – сказала напоследок Энджи, протягивая ей карточку с датой следующей примерки.
– Могу я поговорить с миссис Киннок?
Фэй сидела у себя в саду под магнолией с телефонным справочником на коленях. Миссис Киннок была директрисой «Голубятни». Фэй еще сама плохо представляла себе, что собирается делать, но не положила трубку.
Мягкий голос с испанским акцентом попросил ее подождать.
– Здравствуйте, – раздалось в трубке после небольшой паузы. – Я Вильма Киннок. Чем могу вам помочь?
– Я пишу дипломную работу по социологии, – солгала Фэй. – Моя тема – «Влияние жизни на улице на становление личности подростков». Основное внимание я хочу уделить девушкам.
Ее собеседница вежливо молчала.
– Я подумала, что могла бы поговорить с вами, если вам, конечно, удобно.
– Надеюсь, вы понимаете, что этот разговор может быть только строго конфиденциальным?
– Естественно, миссис Киннок. Я даже могу обещать не упоминать в работе ни вашего имени, ни «Голубятни». Меня просто интересует ваш опыт общения с этой социальной группой.
– Сегодня днем у меня будет время – после половины четвертого. Давайте встретимся в четыре, хорошо? Мы находимся на улице Аламеда.
– Меня это вполне устраивает, – ответила Фэй. – Буду у вас в четыре.
Миссис Киннок проговорила несколько обиженным тоном:
– А вы не хотите назвать свое имя?
– О, да, конечно. Меня зовут Мэри Рэймонд. – Вымышленное имя слетело с ее уст так легко, будто она пользовалась им всю жизнь. Мэри было ее вторым именем, а Рэймонд… что ж, так звали Рэя. «Я веду себя как школьница, – подумала она и пошла наверх переодеваться. – Как одеваются студентки последнего курса? Уж во всяком случае не так, как сорокалетние киноактрисы». В дальнем углу гардероба сохранилось несколько вещей, которые она купила, когда переехала в Санта-Монику. Она выбрала кремовые брюки, темно-синюю шелковую блузку и хлопчатобумажную куртку. Потом сунула ноги в черные лодочки без каблука, посмотрелась в зеркало и осталась недовольна волосами – несмотря на простоту прически, было видно, что она пользуется услугами дорогого парикмахера. Тогда она отыскала старую фетровую шляпу и спрятала под ней волосы. Эту шляпу когда-то носила Кейси, а потом, когда она ей надоела, забыла ее у матери. Снова взглянув в зеркало, Фэй решила, что теперь все в порядке, и напомнила себе по пути купить блокнот и ручку. У нее был диктофон, но она боялась, что миссис Киннок он покажется подозрительным.
Через полчаса она позвонила в дверь трехэтажного дома на улице Аламеда и назвала свое поддельное имя в домофон. Дверь открылась, она очутилась в прихожей, служившей приемной. Одну из стен целиком занимала огромная доска, к которой было приколото множество записок, карточек, списков и расписаний. За конторским столом сидела молоденькая девушка, только что повесившая телефонную трубку. У нее было маленькое треугольное личико, которое казалось еще меньше из-за копны вьющихся темных волос.
– Привет, – проговорила девушка. – Меня зовут Дейзи. У вас встреча с Вильмой, верно?
Фэй кивнула и с трудом ухитрилась не выдать своего изумления, когда Дейзи встала из-за стола. Она была на последней стадии беременности. Из-за ее худобы живот казался таким огромным, что она походила на змею, только что проглотившую яйцо. Дейзи вразвалку обошла стол и жестом пригласила Фэй следовать за ней. Они прошли через большую комнату, где стояли несколько потертых диванов и стульев, телевизор, а на стенах висели книжные полки, на которых можно было найти все что угодно – от модных бестселлеров до потрепанных комиксов. Девушка с длинными каштановыми волосами сидела на диване и листала журнал.
– Это Тина, – объяснила Дейзи. – Она здесь только со вчерашнего дня и поэтому еще немного не в себе.
Миссис Киннок они нашли в кухне. Она печатала на старой машинке, расположившись за большим кухонным столом. Поблагодарив Дейзи, Вильма встала, чтобы поздороваться с Фэй.
– У нас здесь такая теснотища, – пожаловалась она. – Мне приходится использовать кухню в качестве кабинета. Садитесь, пожалуйста, и спрашивайте меня о чем угодно, только не заставляйте называть имена.
Миссис Киннок была красивой негритянкой лет тридцати пяти. От нее исходило тепло, но было видно, что эта женщина обладает железным характером и умеет постоять за себя.
– А, кстати, кто ваш руководитель? – вдруг спросила Вильма. – Не Джек Райт, случайно?
– Нет, – ответила Фэй, – доктор Мадиган. Доктор Кэтрин Мадиган.
Миссис Киннок вежливо приподняла красивые брови.
– Та самая Кэтрин Мадиган, которая написала «Проблемы молодых»?
Фэй захотелось убежать. Неужели она случайно назвала имя настоящего социолога? Она почувствовала, что кровь приливает к щекам, но попыталась спасти положение.
– Нет, не та, – сказала она. – Надо же, какое удивительное совпадение.
– Гм-м. Какое совпадение?
– Ну, то, что существуют два доктора Кэтрин Мадиган.
Миссис Киннок запрокинула голову и расхохоталась, продемонстрировав великолепные зубы, а Фэй почувствовала себя полной идиоткой.
– Мэри, – сквозь смех проговорила негритянка, – этот трюк стар, как мир. Сюда все время названивают разные люди и называют себя то журналистами, то – вот как вы – социологами, и все хотят у меня что-то выведать. Часть из них – матери сбежавших девочек, другие думают, что заработают бешеные деньги, если напишут об уличных девчонках, но никто никогда не называет своего настоящего имени. – Она послала Фэй неодобрительный взгляд. – Мой главный долг – долг перед девушками. Я надеюсь, вы это понимаете.
– Миссис Киннок, я не разыскиваю сбежавшую дочь, но недавно я познакомилась с девушкой, которая действительно сбежала из дому, и мне хотелось бы побольше о ней узнать. Я не имею в виду именно о ней как таковой – я хочу понять, почему она несчастна, и узнать, как я могу ей помочь.
– Я не хочу, чтобы вы называли ее имя, и не хочу знать ваше настоящее имя, кем бы вы ни были. Кажется, вы хороший человек, но осторожность не помешает, – ответила Вильма.
Потом она встала и налила воды в кастрюльку. Кухня тоже была увешана листками бумаги, на одном из которых Фэй прочла, какую кухонную обязанность выполняла каждая девушка. Дейзи была ответственной за приготовление овощей, а Тина еще не получила никакого задания.
– Хотите кофе? – предложила миссис Киннок.
– Лучше воды. А сколько лет Дейзи? – спросила Фэй, надеясь, что она не преступила границ дозволенного.
– Пятнадцать, – ответила миссис Киннок. – С половиной. У нас были мамы и помоложе. – Она достала из буфета стакан, налила в него «пепси» и протянула Фэй. – Ничего страшного, для ребенка уже все приготовлено, и все с нетерпением ждут, когда он появится на свет. У него будет двадцать любящих мам. – Она оглядела Фэй с ног до гововы и добавила: – Когда будете в следующий раз изображать из себя студентку, не надевайте туфель из «Бандитского рынка».
«Бандитским рынком» называли один очень дорогой магазин в Вентуре, специализировавшийся на спортивной обуви и аксессуарах. Фэй почувствовала, что пальцы ног внутри туфель смущенно поджались.
– Хорошо, – сказала она. – Я согласна, костюмер из меня никудышный. Но я искренне хочу помочь этой девушке. Вернее, молодой женщине. Ей около двадцати, и у меня есть основания предполагать, что она у вас некоторое время жила.
– Расскажите о ней поподробнее.
Фэй попыталась описать Тару такой, какой она ее представляла – все время чего-то боится, кроме тех моментов, когда играет; очень одаренная и осознает свой талант, но считает, что в остальном ничего не стоит; часто лжет и сама признается в этом; способна оскорбить человека, если ей кажется, что он пытается слишком приблизиться; в ее жизни есть какая-то ужасная тайна, или, скорее, девушка думает, что она ужасная.
Вильма спокойно слушала, время от времени одобрительно кивая.
– Она сбежала от угнетающей обстановки в семье, – продолжала рассказывать Фэй. – Подробностей я не знаю, но они жили в отдаленном районе Среднего Запада, и родители были очень религиозны. Она мне говорила, что ее мать даже не ходила в кино. Наверное, это тоже было как-то связано с их религией.
– Так что вас беспокоит в характере девушки?
– Я боюсь, что она стремится к саморазрушению.
– И в чем вы это видите? – Мне кажется, она слишком много пьет. Возможно, употребляет наркотики.
– А вы видели, что она пользуется наркотиками?
– Нет. Но видела, что она выпила слишком много водки.
– А вы? Вам не случалось выпить больше, чем нужно?
Вильма Киннок разбила ее наголову. Конечно, в ее жизни бывали случаи, когда она пила слишком много, правда, не тогда, когда это могло ей повредить в чем-нибудь серьезном.
– Итак, давайте подведем итог, – сказала миссис Киннок. – Юная леди, которая нас интересует, неуравновешенна, по-видимому, обладает заниженной самооценкой и один раз слишком много выпила в вашем присутствии. Иногда проявляет враждебность, или вы воспринимаете ее поведение как враждебное.
Фэй кивнула.
– Позвольте задать вам один вопрос. У вас есть дети?
Фэй отлично понимала, куда она клонит, и ответила, что у нее есть дочь, к которой может относиться все перечисленное.
– Кроме, – поправилась она, – самооценки.
– А как, по-вашему, ее самооценка более объективна?
Фэй вспомнила, как невыносимо самоуверенна бывает иногда Кейси, и засмеялась.
– Нет, конечно, у моей дочери самооценка завышена.
Вильма Киннок развела руками и улыбнулась.
– Ну вот, видите? Ваше описание годится практически для любой женщины в возрасте от пятнадцати до двадцати пяти лет.
В кухню с извиняющимся видом вошла Тина. На полке у раковины стояли два сосуда с мелкими монетами. Девушка запустила руку в один из них и достала несколько монет.
– Мне на стирку, – объяснила она Фэй, словно боясь, что та заподозрит ее в воровстве. Вблизи на ее худых руках можно было разглядеть следы синяков.
– Тина, не забудь про фильтр, – добродушно бросила Вильма вслед девушке и снова повернулась к Фэй. – Скоро нам понадобится новая сушильная машина. Господи, у нас вечно чего-то не хватает. Только я подумаю, что теперь все в порядке, как, глядишь, опять что-нибудь развалилось.
– Что вам нужно больше всего? – спросила Фэй, собираясь сделать взнос.
– Деньги, милочка, всегда деньги. – Вильма со вздохом поднялась на ноги. – Идемте, я покажу, как мы живем.
Второй этаж занимали четыре спальни и одна ванная. Все кровати были аккуратно застелены разноцветными пледами. Девушки явно старались, чтобы крошечный уголок, принадлежавший каждой из них, чем-то отличался от соседних – здесь над кроватью висели открытки с кадрами из любимого фильма, там на подушке лежал плюшевый кролик.
– У нас здесь масса правил, – говорила Вильма. – Все должны знать правила и соблюдать их. Тому, кто их нарушает, приходится покинуть «Голубятню». Не стоит и говорить, что наркотики и алкоголь запрещены. Все должны соблюдать чистоту и выполнять свои обязанности. Если кому хочется послушать музыку, надо пользоваться наушниками – у каждой девушки есть магнитофон с наушниками. Вам может показаться, что мои гости должны ненавидеть все эти правила. Ничего подобного, они их любят.
Фэй подумала о странностях человеческой судьбы: получалось, что эти девушки убегали от строгостей родительского дома только для того, чтобы кончить повиновением правилам, куда более строгим, чем те, от которых они спасались бегством. По-видимому, после жизни на улице, где не существовало никаких правил, возврат к общепринятым нормам воспринимался как благо. Хаос, грубость и беззаконие улицы в конце концов возрождали в них уважение к порядку.
Она прошла вслед за Вильмой на второй этаж, где хозяйка показала ей несколько небольших комнат. В одной из них стояла детская кроватка и шкафчик, на полках которого лежали памперсы, детская присыпка, аккуратно сложенные пеленки и ползунки. Ей не надо было спрашивать, кому предназначалась эта комната, и ее вдруг охватило чувство, близкое к отчаянию. Ведь Дейзи сама еще была почти ребенком, а в ближайшем будущем ей предстояло испытать радость и ужас ответственности за другое человеческое существо. Когда родилась Кейси, Фэй имела возможность нанять постоянную няньку, но даже при такой помощи она все время боялась за ребенка. Насколько же труднее это должно было быть для пятнадцатилетней девочки. А если Дейзи употребляла наркотики, ребенок родится неполноценным…
Словно угадав, о чем она думает, Вильма сказала:
– У Дейзи будет прекрасный здоровый ребенок. Я с нетерпением жду, когда у нас появится малыш, и все остальные тоже.
– А где же остальные? – поинтересовалась Фэй. – Я видела только двух девушек.
– Марти и Джоанна занимаются еженедельной закупкой продуктов, – объяснила Вильма, – а остальные на работе. Работа легкая, и за нее почти не платят, но для них очень важно учиться приспосабливаться к нормальной жизни.
Потом они вошли в комнатку, хозяйка которой явно питала пристрастие к фиолетовому цвету. Покрывало на кровати было лиловым, шторы – сиреневыми, а имя девушки – Диана – было написано на карточке, приколотой к двери, фиолетовым фломастером. Вильма взяла Фэй за руку и потянула ее к кровати. Они сели. Сквозь плотные шторы проникал неяркий сиреневый цвет, и Фэй казалось, что она находится в чашечке огромного ночного цветка.
– Девочка, которая здесь живет, умирает от СПИДа, – негромко проговорила Вильма. – Сейчас она в больнице, а когда выйдет оттуда – если выйдет, – то это будет единственным местом, где о ней могут позаботиться. Она всегда говорит, что дни, которые она провела в «Голубятне», самые счастливые в ее жизни. Ужасно, правда? Она собирается умереть в этой лиловой комнате.
Фэй чувствовала, что любые слова покажутся сейчас грубыми, неуместными. Она с трудом проглотила слюну и твердо встретила взгляд Вильмы. Она понимала, что эта женщина хочет, чтобы она приняла самое горькое из лекарств – реальность во всем ее безобразии.
– Видите ли, – продолжала Вильма, – когда девочка убегает из дома и живет на улице, ей приходится непрерывно лгать самой себе. Она не настоящая проститутка – она занимается этим только потому, что не на что купить еду. Она не настоящая наркоманка – может бросить в любой момент, но под кайфом жизнь кажется легче. Девушки приходят к нам по разным причинам. Вот эта пришла после того, как ей был подписан смертный приговор.
Что касается девушки, о которой вы мне рассказывали… Это только догадка, но, судя по тому, что вы говорили, она подвергалась насилию, оскорблению. Сексуальному, физическому или психологическому – я не знаю. Она была беспомощным ребенком в доме, где процветало насилие над личностью. Ее заставляли думать, что она плохая, глупая, ни на что не годная, что она всегда не права, и через некоторое время это сработало.
Когда она оказалась на улице, то сначала, наверное, жила с ощущением освобождения, но постепенно поняла, что просто поменяла один вид угнетения на другой. А лжет она потому, что не может говорить, кто она и откуда. Если она когда-нибудь обращалась к нам, я надеюсь, в ней достаточно внутренней силы, чтобы вернуться к жизни.
– Что я могу для нее сделать? – Фэй представила себе другую Тару, совсем юную. Тару, которая жила в «Голубятне», где ей помогли вернуть самоуважение настолько, что она попыталась стать актрисой, а ведь это было почти невозможно.
– Что вы действительно можете сделать, так это не жалеть ее. Обращайтесь с ней, как с любой другой молодой женщиной, которая вам нравится и которую вы уважаете. Не делайте вид, что не замечаете лжи, иначе она в глубине души станет вас презирать. Любыми возможными способами демонстрируйте свою симпатию, но не делайте ей поблажек. Никаких: «Этот бедный ребенок столько пережил, что я прощу ему грубость или кражу бриллиантов». Делая скидку на ее прошлое, вы показываете ей, что она не такая, как все остальные люди, а это роковая ошибка.
Фэй примерно так и старалась вести себя с Тарой и теперь обрадовалась, что хоть случайно сделала что-то правильно.
– Вы говорите, что девушка талантлива. Факт, что она все еще рисует, или поет, или танцует, сам по себе очень много значит. Видно, она не потеряла веру в себя, и талант может ее спасти.
– Я тоже так думаю, но меня беспокоит, что у нее фантазии мешаются с реальностью.
– Дорогая моя, – проговорила Вильма Киннок с мудрой улыбкой. – А у вас бы не мешались, окажись вы на ее месте?
Они молча спустились по лестнице. Дейзи по-прежнему сидела за столом и отвечала на звонки. Толстушка в розовом свитере вошла в дверь с огромной продуктовой сумкой, за ней – еще несколько девушек. Обитательницы «Голубятни» возвращались в свое убежище, а Фэй пора было уходить.
– Девочки, – сказала Вильма, – это миссис Рэймонд. Она пришла посмотреть, как мы живем. Кто-нибудь хочет ей что-нибудь сказать?
Толстушка захихикала и затрясла головой, но высокая чернокожая девочка-подросток вышла вперед.
– Да, – сказала она, – я хочу. Здесь нормально. Правила строгие, но Вильма – баба что надо. Только ванн не хватает – на двадцать женщин три ванны. Но это ерунда. Клевая у вас шляпа.
– Клевая?
– Ну, классная, шикарная.
– Она тебе нравится? – Фэй сняла шляпу. – Она твоя.
Девушка отказалась и взглянула на Вильму, ожидая одобрения, но Фэй объяснила, что шляпу никто не носит, так что пусть она принадлежит тому, кому будет приятно в ней ходить.
– Вы почувствовали, чем меня можно пронять, – сказала Вильма, провожая Фэй до двери. – Если потребуется моя помощь, звоните в любое время.
Фэй еще не успела дойти до машины, как Вильма ее окликнула:
– Пришлите мне экземпляр дипломной работы, – громко сказала она и лукаво подмигнула.
