Текст книги "Никогда не поздно"
Автор книги: Кейт Хэнфорд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)
17
Фэй стояла на катере, приближавшемся к «Принцессе», одетая в плащ с капюшоном. За ней заехали в девять утра и отвезли в Сан-Педро. Там она села на вертолет, который доставил ее на остров Каталина, где уже ждал автомобиль с шофером. Через полчаса она оказалась на западном побережье острова и пересела на катер. «Принцесса» стояла на якоре в полумиле от берега, и ее изящный белый силуэт в туманной дымке больше походил на бесплотный корабль-призрак, чем на прогулочную яхту в семьдесят футов длиной.
Бросив взгляд на быстро удалявшийся берег, она решила, что с такого расстояния Каталина вполне может сойти за Сардинию. Оператору удалось найти почти не освоенную полоску побережья, где над морем нависали морщинистые утесы, а редкая растительность имела серо-зеленый оттенок, обычный для Средиземноморья.
Плащ должен был защищать от пагубного воздействия стихий. Лизбет полностью загримировала ее еще на острове, в специально снятой для этой цели квартирке. Она наотрез отказалась демонстрировать свое искусство на яхте, «где все качается», и объяснила, что там сможет только подправить грим. Под плащом на Фэй был только цельный купальник, довольно закрытый, поскольку действие происходило в те годы, когда о бикини никто еще даже не помышлял. Шелковый, цвета бронзы, купальник, по замыслу модельеров, должен был подчеркнуть золотые искорки в ее глазах и оттенить сливочную белизну кожи, также созданную усилиями Лизбет.
Лизбет сидела за ее спиной, держа на коленях коробку с париком, и вид у нее был самый несчастный. Всю ее язвительность как рукой сняло, когда она оказалась перед лицом близкой перспективы морской болезни.
Фэй прекрасно переносила море и таких страхов не испытывала. Но она тоже боялась, боялась до дрожи, что каким-то образом подведет Рэя, подведет всех. Как или почему, она объяснить не смогла бы, ее терзал беспредметный страх, нормальный для человека, который не стоял перед камерой уже много лет.
Остальные участники сегодняшних съемок, включая статистов, уже давно были на борту, а ее халат из золотистой парчи для последней сцены висел на вешалке в одной из кают.
Как ни пыталась Фэй успокоиться, ее не покидало ощущение, что с каждой секундой она приближается к свершению своей судьбы. Уже можно было различить людей на яхте. Она видела Хизер, обеими руками вцепившуюся в поручень, а на корме вырисовывалась безошибочно узнаваемая фигура Десмонда О'Коннела, который размахивал руками и что-то кричал человеку в шлюпке, заякоренной в нескольких метрах от борта яхты. Этот человек оказался Рэем. Он стоял, склонившись над камерой, и в тот самый момент, когда она взглянула на него, он поднял голову и помахал рукой в знак приветствия. Она тоже подняла руку, сознавая, что похожа на персонаж из легенды.
Персонажи из легенды, однако, не обязаны карабкаться по трапу в длинных, путающихся между ног плащах, каждую секунду рискуя свалиться. Поэтому она скинула плащ и поднялась на палубу в купальнике, остро ощущая свое полуобнаженное тело и взгляды, устремленные на нее. За ней поднималась Лизбет, бормоча себе под нос проклятия. Она прижимала к груди коробку с париком и судорожно цеплялась за поручни непослушными пальцами.
Палуба была просторной и очень красивой, с тиковым полом. Съемочную площадку уже приготовили: бар с тонкими полосками стали, которые не давали бутылкам текилы, водки и виски упасть во время качки, банкетки по обе стороны от бара, привинченные к полу столики и изящные стулья из капитанской каюты. Здесь статисты – взрослые, которые наслаждаются жизнью, не обращая внимания на бедную Рози, – будут звенеть льдом в бокалах, изображая гостей сенатора. Сейчас был только полдень, и Фэй подумала, что до позднего вечера, когда Рэй хотел снимать коронную сцену с Карлоттой, еще далеко. Вокруг кричали и падали в воду морские птицы, яхта плавно покачивалась на волнах, а солнце, казалось, застыло на небе.
Лизбет немедленно утащила ее вниз – поправить грим и надеть парик. Ей не терпелось посмотреть, как будет вести себя парик, когда на него подует настоящий бриз, а не ветродуйная машина Энджи.
Внутри «Принцесса» поражала роскошью. Фэй оказалась в столовой, где в дверном проеме висел на импровизированной вешалке ее золотой халат, и заглянула в камбуз, где кок нарезал кальмаров для салата. На большинство натурных съемок еду доставляли из ближайших населенных пунктов, но «Принцессу» сдавали в аренду вместе с коком.
«Принцесса» когда-то принадлежала Грегори Гиффорду, кинозвезде класса О'Коннела, а после его смерти ее купил автогонщик, который вскоре заболел и вернулся к себе в Австралию. Следующим владельцем был делец с Уолл-стрита, попавший на несколько лет в тюрьму. Его жену посетила блестящая мысль, и она стала сдавать «Принцессу» напрокат кинокомпаниям и богатым искателям приключений. С тех пор яхта не знала ни минуты покоя. Зрители видели ее чуть ли не в каждом новом фильме, но она обладала удивительной способностью всегда казаться новым судном.
Лизбет усадила Фэй в кресло и начала орудовать маленькой губкой.
– У вас будет потрясающий вид. Вот увидите, – в третий раз повторила она. – Я называю его «вкусно, но дорого». Каждый, кто хочет познакомиться поближе, должен заплатить большие деньги.
– Лизбет, мне всегда казалось, что Карлотта – не девочка по вызову, – усмехнулась Фэй. – Она вечная возлюбленная.
Потом Лизбет прилаживала парик, внося незначительные усовершенствования в художественную работу Энджи.
– Костюмеры немного переделали халат, – сказала она, – они хотят показать ноги.
На одном боку роскошного одеяния появился разрез до самого бедра. Лизбет достала бархатный мешочек и попросила Фэй открыть его. На ладонь упал небольшой, но изысканный браслет с изумрудами и желтыми алмазами.
– Босс сказал, что хочет, чтобы вы надели его на щиколотку, – объяснила Лизбет и защелкнула браслет у ней на ноге. – Хороший штрих, правда? Обыкновенная женщина надела бы его на руку, а «вечная возлюбленная» нацепляет на ногу.
– И Рэй хочет, чтобы я его надела?
Лизбет кивнула. Вошел матрос и стал застилать стол красного дерева длинной скатертью. Статисты уже загримировались сами и теперь пришли показаться Лизбет. Фэй только успела накинуть халат, когда они вошли – трое мужчин и четыре женщины. Мужчины были одеты в белые брюки и рубашки «поло», а женщины – в длинные юбки типа саронга с бюстгальтерами от купальников, кроме одной, на которой были бирюзовые шорты вместо юбки.
«Бирюзовые шорты» посмотрели на Фэй и сказали:
– Вы выглядите совершенно сногсшибательно, дорогая. Вижу, вы меня не помните. Я преподавала вашей дочери искусствоведение, когда она училась на пятом курсе.
– Господи, надо же, – ошеломленно пробормотала Фэй. – Здравствуйте. Рада вас видеть.
«Как это все типично для Голливуда, – подумала Фэй. – Твоя бывшая кухарка становится твоей единственной подругой, а преподавательница искусствоведения подрабатывает на съемках. Звезда съемочной группы убежала из дома, а режиссер – твой бывший любовник».
Рэй уже был на палубе, и когда она появилась, он замер и уставился на нее с неприлично восхищенным видом. Потом он просиял улыбкой и встряхнул головой, как щенок, вылезший из воды. Она двинулась к нему, ее босые ноги ощущали тепло нагретой солнцем палубы, гладкость дерева, а ее походка как бы обращала внимание на маленькую драгоценность, которая стягивала щиколотку. Сцена была бы совершенно классической, если бы Рэя вдруг не позвал оператор, сидевший в шлюпке, и ему не пришлось бежать на другой борт.
Впереди у нее было несколько часов ожидания. Она возвращалась в знакомый мир – часы ожидания, часы работы и три минуты на экране.
Фэй, Дес и три члена команды «Принцессы» играли в покер, чтобы скоротать время, и Фэй, которая не могла похвалиться большим мастерством, пыталась вспомнить, что дороже – флеш или три валета. Пока она раздумывала, стараясь хранить непроницаемый вид, на палубе появились Хизер и ее мать. Девочка скользнула за спину Фэй и тут же во всеуслышание объявила:
– У вас так много червей! Три открытых и две в руке. Это хорошо?
Партнеры Фэй хором застонали, а Дес разразился громовым хохотом.
– Хорошо ли это? – прокричал он. – Хорошо ли это? Это флеш, моя дорогая, и я бы прогорел.
Фэй обернулась и взглянула на Хизер, лицо которой выражало тайное злорадство.
– Ты стоила мне… сейчас, сейчас… пять тысяч долларов. Иногда следует держать язык за зубами, Хизер.
В глазах девочки удовольствие мешалось с испугом.
– Правда? – спросила она. – Вы правда потеряли пять тысяч долларов?
Все раздражение Фэй вдруг испарилось. Хизер была ребенком, ребенком, который, как она знала, боялся высоты, и ей сегодня предстояло серьезное испытание.
– Нет, – ответила она, – мы играли просто так, не на деньги. Ничего ужасного ты не сделала.
– Честно говоря, все-таки сделала, – вмешался О'Коннел. – Подойди ко мне, детка.
Хизер послушно подошла к нему, и Фэй вдруг поняла, что девочка обожает О'Коннела, хотя видит его недостатки. Это было так похоже на взаимоотношения героев, которых играли Хизер и Дес, что Фэй охватило беспокойство. Она отвернулась и стала смотреть на Каталину, которая вырастала из сине-зеленых вод, как сказочная земля, и думала об отцах и детях. Кейси и Кэл. Тара и ее негодяй-отец. Хизер и отец, который бросил ее и мать.
Но О'Коннел просто давал девочке урок джентльменского поведения. Мягким ирландским голосом он объяснял, что в азартных играх очень важна честность участников. Он знал, что Хизер прекрасно понимала, что она делает, но не показывал виду. Хизер покорно слушала.
– Я ужасно хочу есть, – пожаловалась она наконец. – Я ничего не ела с самого утра.
– Беги вниз, – тут же сказал О'Коннел. – Жюль тебя чем-нибудь накормит. Скажи, что я тебя прислал.
Сильвия Льюисон, несмотря на свое особое отношение к О'Коннелу, все же возразила:
– У Хизер специальная диета. Я должна пойти вместе с ней.
– Никуда вы не пойдете, – грубовато ответил Дес. – Хизер спустится одна и удовлетворит здоровый детский аппетит, а вы, мадам, присоединитесь к нам. – Он собрал карты и передал колоду Фэй.
Сильвия села за стол, улыбаясь блаженной улыбкой, которая появлялась на ее лице не без участия маленьких таблеток, а ее дочь скатилась по трапу, послав О'Коннелу признательный взгляд.
– Три короля – это хорошо? – спросила Сильвия.
– Мотор!
Сенатор и его гости проводят время на роскошной яхте у берегов Сардинии. Сенатор с бокалом в руке болтает с двумя женщинами, но его взгляд блуждает по сторонам. Один из мужчин танцует сам с собой, явно под влиянием какого-то запрещенного снадобья. Еще одна женщина загорает, растянувшись на палубе лицом вниз. На ней только купальные трусики. Наплыв в направлении взгляда сенатора. Там Карлотта, загадочная женщина, полулежащая в шезлонге. Она не загорает и не принимает участия в развлечениях. Она отделена от всех как бы невидимой стеной. Голова закинута, длинная шея выгнута, а золотисто-каштановые волосы рассыпаны по подушке, как шелковая мантия.
Смех. Обрывки диалогов. Дальний план моря и острова. На палубе появляется хорошенькая девочка, которая явно ищет общения. Она слоняется вокруг гостей, бросает тоскливые взгляды на отца, но взрослые не обращают на нее внимания. Девочка идет к Карлотте и тихонько садится рядом с ней.
Медленно, очень медленно женщина выпрямляется и снимает черные очки. Крупный план.
– Извините, – говорит девочка, – я не хотела вас беспокоить.
На лице женщины появляется призрак улыбки.
– Ты чувствуешь себя одинокой, правда? – говорит она, а потом, когда девочка кивает в ответ, добавляет: – Ты правильно выбрала. Я специалист по одиночеству.
Камера отъезжает назад, в кадре вся сцена. Карлотта и девочка поглощены разговором. Появляется матрос в белой куртке с новыми напитками. В кадре Карлотта и Рози. Карлотта говорит:
– Ты, наверное, хочешь в воду?
Девочка отвечает, что с удовольствием бы поплавала, и Карлотта ровным тоном обращается к сенатору:
– Том, твоя дочь хочет поплавать. – Хотя она даже не повышает голоса, сенатор тут же вскакивает на ноги.
Он сбрасывает рубашку и зовет дочь. Он явно гордится своим телом – еще вполне крепким и мускулистым, с удовольствием ощущает свою силу. По какому-то невидимому сигналу девочка со смехом бросается в его объятия. Отец и дочь – крупным планом. Потом лицо Карлотты, которая смотрит на них.
– Стоп!
Вокруг одной из статисток вьется оса, и она пытается ее отогнать. Статист, изображающий матроса, убивает осу свернутой газетой, и съемка продолжается.
– Дубль два.
Снова Рози прыгает в объятия отца, но на этот раз ее маленькие острые пятки с размаху бьют его в солнечное сплетение, и он складывается пополам. Когда у него восстанавливается дыхание, они снимают третий дубль, и на этот раз все проходит как по маслу.
Фэй старалась заставить себя не замечать выражения ужаса на лице Хизер, хотя в любом случае это выражение было бы уместно.
Сенатор, нежно прижимая к себе дочь, идет к тому месту, где трап опущен в воду, но не спускается по нему, а прыгает в море вместе с девочкой. Их снимают второй камерой, установленной на шлюпке.
– Стоп!
Произошла какая-то техническая неполадка, и сцену надо снимать сначала. Длинный перерыв, во время которого Хизер и О'Коннела надо обсушить до исходного состояния. Помощница Лизбет причесывает девочку под феном.
Прыжок в море снимают еще семь раз. Рэй постоянно спрашивает Хизер, не устала ли она, не замерзла ли, не нужен ли ей более длинный перерыв. Но девочка ведет себя героически. За съемочной площадкой сидит ее мать и безучастно наблюдает, спрятавшись за черными очками.
Большинство сцен приходится повторять. Фэй снова и снова выпрямляется в шезлонге, снова и снова снимает очки, понимая, как важен этот момент. После нескольких часов работы, которые всем кажутся днями, Рэй наконец объявляет, что он удовлетворен, и О'Коннела, и Хизер снова сушат для следующих сцен…
Наступил поздний вечер – время, когда Рэй собирался снимать последнюю сцену на яхте. Фэй спустилась надеть свой халат, на ходу массируя затекшую от всех этих выгибаний шею. Лизбет причесывала Хизер перед заключительной сценой, в которой Рози сталкивается с жестокой правдой.
– Ты молодец, – похвалила Фэй маленькую актрису. – Даже ни разу не пожаловалась.
– Мне за это платят, – коротко ответила Хизер. – Вы правда думаете, что у меня хорошо получилось?
– Просто замечательно.
После того как Лизбет привела в порядок волосы Хизер, она разрезала на ней футболку, чтобы не испортить прическу, и стала заново накладывать темный тон на открытые части тела. Отпустив девочку, она взялась за Фэй и помогла ей надеть халат. Дорогая ткань окутала ее тело волшебным покрывалом с ароматом дорогих духов. Фэй поэкспериментировала с разрезом и поняла, что им с О'Коннелом придется немало повозиться, чтобы найти нужную позу. Лизбет снова поправила грим, взбила парик и отправила Фэй наверх.
– Приди в объятия распутника, о, возлюбленная, – проревел Дес, усаживаясь в тот же самый шезлонг, в котором совсем недавно героиня Фэй проявляла доброту к дочери его героя. Теперь на нем был белый полотняный костюм, и он прямо-таки источал обаяние порока. – Здесь так жарко. – Он продолжал дурачиться и теперь говорил страстным шепотом. – Мы целый день вкалывали, как лошади, и у меня мозги набекрень от этих дурацких упражнений. Теперь все спят крепким сном, и мы можем без помех предаться жгучей страсти.
– Давайте попробуем, – безмятежно согласилась Фэй, устраиваясь у него на коленях.
Одна из самых страшных тайн кинобизнеса заключается в том, что в любовных сценах актеры обычно не испытывают никакого чувственного возбуждения и бывают страшно рады, когда сцена кончается.
Фэй прижалась спиной к груди О'Коннела и обнаружила, что для головы нет места, а там, где оно есть, ее не достанет камера. Тогда она пристроила голову ему на плечо. Тут же порыв ветра взметнул ее волосы и залепил ими рот Деса.
Хизер уже была на месте – крошечная фигурка, свернувшаяся в клубочек на голых досках, а Фэй и О'Коннел все еще никак не могли найти нужное положение для любовной прелюдии.
– Я думаю, – посоветовал подошедший к ним Рэй, – что если мы посадим Фэй на палубу, а вас в шезлонг – будет лучше.
– А откуда вы знаете? – сказал О'Коннел. – Небось собаку съели в таких делах.
Фэй села на палубу у ног Деса и поняла, что Рэй прав. Теперь она могла положить голову к любовнику на колени и вытянуть ногу – ту, которую должен был открывать разрез золотого халата. Чьи-то руки обнажили ее ногу до нужной высоты, и она увидела, как засиял браслет в лучах заходящего солнца.
– Вам придется еще немного подвинуться, чтобы я мог дотянуться до вашего бедра, – извиняющимся тоном произнес О'Коннел.
Он был прав, но ей было ужасно неудобно. Она полулежала в его объятиях, одна его рука была у нее под грудью, а вторая гладила обнаженное бедро.
– Хорошо бы снять это за один раз, – сказала она О'Коннелу. – Иначе у меня треснет позвоночник.
– Тише, – пробормотал он в ответ. – Я вхожу в образ, дорогая.
– Мотор!
Камера на Хизер, которая крепко спит на красивых тиковых досках. Вид сверху: маленькое тело, свернувшееся в клубок. Девочка, смертельно уставшая от дневных игр и странных, непривычных ощущений. Камера плавно поднимается, девочка становится все меньше и меньше, потом вид моря с островом вдали.
Всего в нескольких шагах от девочки Карлотта и сенатор. Он наклоняется, целует ее в голову, она поднимает лицо, и их губы встречаются – легко и нежно. Девочка шевелится во сне, издает слабый стон: видимо, ей снится что-то страшное.
Рука сенатора лежит под грудью Карлотты, вторая ласкает обнаженное бедро. Его глаза полузакрыты, в нем нарастает страсть, но лицо Карлотты хранит загадочное выражение. Ее губы полуоткрыты, но взгляд ясен и холоден. Девочка просыпается. Ее лицо крупным планом. Несколько мгновений она не понимает, где находится. На палубе совсем тихо, потому что все гости, наверное, спустились в каюты. Она слышит только шум ветра и плеск воды.
Она привстает и поворачивается. Неужели все ее бросили? Но нет, там папа и эта женщина, которая была к ней так добра. Папа ее не видит, потому что его губы прижаты к плечу женщины, но женщина, Карлотта, видит. Рука папы движется под красивым золотым платьем. Девочка не может не смотреть туда, и вот она встречается взглядом с Карлоттой. Крупным планом лицо Карлотты, ее глаза – самые печальные из всех, которые когда-либо видела девочка. Крупный план вспыхнувшей Рози – Хизер действительно умеет краснеть по желанию. И все. Им удалось сделать это за один дубль. Все молчат. Сильвия Льюисон выдвигается вперед и обнимает дочь. Десмонд О'Коннел целует руку Фэй и отправляется налить себе чего-нибудь покрепче. Рэй и Фэй не могут оторвать глаз друг от друга.
Катер увозил людей группами – сначала Хизер, ее мать и двух статистов, потом Лизбет и еще двух статистов. Мало-помалу «Принцесса» опустела. Дес О'Коннел отбыл вместе с оператором, сославшись на неотложное дело на острове.
У Фэй кружилась голова от усталости и голода, но прямо сейчас есть ей не хотелось. Солнце уже касалось краем горизонта, пронизывая влажный воздух бронзовыми лучами. Она разрешила Рэю налить ей холодного белого вина и пила мелкими глотками. Все было прекрасно, она справилась. Казалось почти чудом, что последнюю сцену удалось снять за один дубль.
Они не разговаривали, просто сидели и смотрели на заходящее солнце. Сидели там, где совсем недавно актеры изображали прожигателей жизни. Через некоторое время она спустилась в пустую столовую. Фэй сняла свое золотое платье, повесила его на место. Потом сняла парик и причесалась. Она не хотела, чтобы руки Рэя коснулись чего-то искусственного, ей не принадлежавшего. Оставался купальник. Она сняла и его, но тут же вспомнила, что вся ее одежда осталась на острове. Она стояла в полутемной комнате обнаженная, с одним только браслетом на щиколотке, потом накинула на плечи плащ, в котором приехала сюда.
Наконец она вышла на палубу. Рэй стоял, облокотившись о поручни, и смотрел в море.
– Это не Карлотта, – громко сказала Фэй. – Это я.
Он обернулся и жадно посмотрел на нее, его карие глаза сделались совсем черными.
– Мне не нужна Карлотта, – произнес он так тихо, что она еле разобрала слова. – Мне нужна ты.
Она шагнула в кольцо его рук. Он прижал ее к себе и прошептал:
– Я люблю тебя, Фэй. Я всегда любил тебя.
Их губы встретились нежно и страстно, этот поцелуй наполнил все ее тело силой юности, хотя она чувствовала, что колени у нее подгибаются. Его руки скользили по спине, обжигая кожу сквозь одежду. Потом он взял ее на руки и положил на длинный шезлонг, распахнул плащ, склонился над ней, покрывая поцелуями грудь, живот и бедра, и она радостно засмеялась, запустив пальцы в его густые волосы. «Теперь я снова чувствую, что живу», – подумала она. Фэй привлекла его к себе, провела руками вдоль длинной спины, и руки вспоминали каждый мускул любимого тела, как и он помнил каждую линию ее тела, словно они никогда не разлучались.
Он шептал ее имя, целовал глаза и губы, его дыхание прерывалось, и она открылась ему, слегка вскрикнув, когда он вошел в нее. Все ее тело наполнилось жарким огнем, их тела двигались в едином ритме. Обоим хотелось продлить наслаждение, но они слишком долго не были вместе и не могли ждать. И вот – взрыв, буря ощущений пугающей силы. В следующее мгновение она почувствовала, что по щекам текут слезы радости, и Рэй осушает их поцелуями.
Она лежала в его объятиях, пока не взошли первые звезды.
– Знаешь, – сказал он, – здесь есть одна очень комфортабельная каюта, где человек может показать своей любимой, на что он способен.
– Замечательно, – прошептала она в ответ, – но пока я не могу тебя отпустить. Слишком долго я была без тебя.
– Держи меня, Фэй. Я хочу, чтобы ты всегда была со мной.
– Ты уже говорил это много лет назад, – напомнила Фэй, – и я тебе верила.
– Но я действительно этого хотел и сейчас хочу. Вся разница в том, что теперь я старый и совсем ручной и у тебя больше не будет причин во мне сомневаться.
– Старый, может быть, – проговорила Фэй, ласково потрепав его по голове, – но не ручной.
Спустя некоторое время они спустились в каюту, которая ничем не отличалась от номера в пятизвездочном отеле, лишь плавное покачивание и иллюминаторы вместо окон напоминали о том, что они в море. Она лежала и ждала, а Рэй отправился в столовую. Он вернулся с бутылкой шампанского и блюдом, на котором возвышалась гора фруктов. Пока он открывал шампанское, Фэй ела грушу и жадно вдыхала морской воздух, насыщенный ароматом экзотических цветов, который прилетел, быть может, с Гавайских островов.
Потом, когда Фэй съела еще одну грушу и заставила Рэя съесть персик, она растянулась на постели и привлекла его к себе.
– Теперь давай попробуем в каюте, – сказала она.
