Текст книги "Никогда не поздно"
Автор книги: Кейт Хэнфорд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)
2
Она разрезала воду, как прогулочная яхта, как дельфин, как русалка, как… сорокашестилетняя женщина, уже изрядно выдохшаяся. Она проплыла бассейн Хуаниты Грейс туда и обратно тридцать раз. Хозяйка вышла в патио с подносом и улыбнулась.
– Отдохни немного, Фэй. – Хуанита села за столик, налила что-то в бокал из стеклянного кувшина.
Фэй развернулась, мощно оттолкнулась ногами от кафельной стенки и еще раз проплыла бассейн. Потом она долго сидела на бортике, чтобы успокоить дыхание.
– Дорогая, мой бассейн всегда к твоим услугам, – сказала Хуанита, – но тебе не кажется, что ты слишком усердствуешь?
– Нет, – ответила Фэй, – если я не хочу, чтобы в моей жизни снова появился Чаки.
Хуанита вежливо приподняла бровь. Ее лицо поражало сочетанием ярко-голубых глаз, доставшихся ей от отца-ирландца, и оливково-смуглой кожи.
– Кто такой Чаки? – удивленно спросила она. – Неужели в твоей жизни есть мужчина, которого ты от меня скрываешь?
Фэй вытерлась и тоже села за столик, стоявший под большим зонтом. Она понюхала содержимое кувшина и, выяснив, что в нем охлажденный мятный чай, налила себе бокал.
– Чаки, – объяснила она, – был моим личным тренером. Он приходил к нам домой четыре раза в неделю и занимался со мной по полтора часа. Он вел себя как настоящий садист, и мне всегда хотелось столкнуть его с обрыва на скалы.
– Да-а, – протянула Хуанита. – Вид на море там был просто потрясающий.
– Нисколько по нему не скучаю. Пока Кейси была маленькой, я все время ужасно боялась за нее. Там такой склон, что она запросто могла с него свалиться.
– Но ты же велела построить там ограду.
– Все равно. – Фэй понимала, что это ребячество, но она всегда боялась высокого берега за садом. Если бы хоть что-нибудь зависело от нее, то все семейство Карузо жило бы примерно в таком доме, который она снимала сейчас. Правда, в том доме не было бассейна, как у Ниты.
– Ты и правда ничего не имеешь против? – спросила она.
– Против чего?
– Чтобы я плавала в твоем бассейне? Разумеется, я могла бы пойти в клуб, но не хочу, чтобы меня видели, когда я не в форме. – Она взглянула на Ниту и улыбнулась.
– Господи, ты можешь пользоваться моим бассейном, сколько хочешь, но если ты не в форме, то кто же тогда?
Хуанита ничего не знала о мини-сериале и, разумеется, еще меньше могла представить себе все то, с чем должна была столкнуться женщина средних лет, чтобы предстать перед кинокамерой. Хуанита была на год старше Фэй, но она всегда ела, что хотела, носила старые джинсы и бесформенные хлопковые майки, и ей было наплевать, что загар подчеркивает морщинки вокруг глаз. Сегодня ее пышные черные волосы были заплетены в косу, на лице не было и следа косметики. Фэй всегда считала ее необыкновенно красивой. Хуанита была единственной женщиной в Голливуде, которую можно было считать ее подругой, и это стало возможно только потому, что Хуанита не имела отношения к кино. Хуанита не могла испытывать к Фэй мелочной зависти, которую испытывала Аманда, потому что они существовали в несоприкасающихся мирах. Хуанита никогда бы не стала пытаться низвести на нет ее успех или отрицать ее талант, и никогда бы не позволила себе заметить, что видела Кэла в ресторане с его служащей. Она вообще никогда не пользовалась недозволенными приемами.
– Фэй, ты что-то слишком загадочно улыбаешься, – заметила Хуанита.
– Просто мне пришло в голову, что ты мой единственный друг в этом кошмарном городе.
– И это тебя развеселило?
Хуанита появилась в их доме, когда Кейси было пять лет, и казалась обычной служащей «Эпикурейцев Марио». Сам Марио был довольно противным молодым человеком с плохим характером – он пресмыкался перед знаменитостями и недоплачивал своим работникам. Кэл обожал Марио, потому что, по слухам, Стивен Спилберг считал его грейпфрутовое суфле прекрасным освежителем между блюдами. Фэй до сих пор помнила вкус этого суфле и не находила в нем ничего хорошего.
– Я рада, что кинобизнес обошел меня стороной, – сказала Хуанита, подливая охлажденного мятного чаю в бокал Фэй. – Я могу жить, как мне хочется, и делать все, что заблагорассудится. Именно этого я всегда и хотела.
В настоящее время Хуанита была одной из наиболее преуспевающих женщин Голливуда, хозяйкой сети продовольственных магазинов, и в ее доме был бассейн не меньше того, что когда-то имела миссис Кэл Карузо.
– Ты все-таки научила своего сына плавать? – спросила Фэй.
Голубые глаза сузились, Хуанита презрительно фыркнула.
– Карлоса? Он близко к воде не подходит. Он сейчас как раз там, где ему всегда хотелось быть, – в Блюмингтоне, занимается компьютерами. – Она с минуту внимательно изучала лицо Фэй. – А в чем все-таки дело, дорогая? Ты меня не слушаешь…
– Извини, у меня действительно ум за разум заходит. – Фэй не хотелось говорить о том, что, может быть, она снова начнет сниматься, а Хуанита, по всей видимости, была единственным человеком, до которого еще не дошли слухи об этом.
– Меня беспокоит Кейси, – сказала она.
– Почему? У нее есть работа, собственная квартира, она ездит на «БМВ», не увлекается наркотиками и не беременна, насколько я знаю. Чего еще можно желать матери?
Фэй рассмеялась.
– Это уж было бы чересчур. Меня беспокоит другое. Менее осязаемое.
– Менее осязаемое – это излишняя роскошь. Я всегда считала, что волноваться следует по поводу чего-то достаточно серьезного, а все остальное уладится само собой.
– Конечно, ты у нас самая умная, – сказала Фэй, и тут же ей стало стыдно. Что могла думать о ней Хуанита – о женщине, у которой есть все, что можно купить за деньги, о женщине, которая никогда не знала нужды? Нита сама вытянула себя из несчастливого брака, сама воспитала сына, а ее дело процветало. А что сделала она, Фэй? Брак без любви, многообещающая карьера, которую она променяла на положение жены удачливого дельца. – Ты можешь считать меня старомодной дурой, но меня больше всего беспокоит ее система ценностей. Она яркая девочка, она красива, я так любила ее, когда она была маленькой, но иногда… Я не знаю, как это сказать…
– Иногда она тебе не нравится, – подсказала Хуанита.
– Ну, может быть, это слишком сильно сказано, но тем не менее так оно и есть. Когда ей было лет двенадцать, она говорила, что хочет быть ветеринаром, а еще раньше – мечтала стать альпинистом. Слава Богу, из нее не получилось ни то, ни другое, но я никогда не думала, что она станет киношным агентом. Я рада, что она так серьезно относится к своей работе, но ужасно боюсь, что из нее выйдет что-нибудь вроде… – Она замолчала, внезапно ощутив чувство вины.
– Вроде ее отца? – закончила Нита.
– Почти. Она всегда была без ума от Кэла, и я старалась ее не разочаровывать. Но я не хочу, чтобы она жила, как он, приняла его систему ценностей. Она и так слишком расчетлива, холодна и нетерпима.
Хуанита, глядя на небо сквозь листву своего любимого авокадо, проговорила как бы про себя:
– По крайней мере холодным его никак не назовешь…
Фэй залилась краской. Хуанита, как и все прочие, отлично знала, что представляет собой Кэл, но в ее тоне Фэй почудилось что-то личное. Неужели он не пропустил и Хуаниту? Приставал к ней, пока та занималась уткой под прессом и лососевым суфле для ублажения гостей?
– Наверное, у тебя полно дел, – холодно бросила она, надевая блузку. Бюстгальтер купальника еще не высох, и она слегка дрожала, несмотря на жару.
Хуанита крепко взяла ее за руки.
– Подожди, подожди. Я вовсе не о том, дорогая. Я имела в виду, что если между вами что-то и было неладно, то, по крайней мере, ты не можешь жаловаться, что он тобой пренебрегал.
«Пренебрегал, – подумала Фэй. – Во всех отношениях, кроме одного».
– Извини. Я веду себя как дура, – сказала она и поцеловала Хуаниту в щеку.
– Приходи завтра поплавать и не будь такой колючей.
Неужели именно такой она выглядит в глазах Хуаниты? Колючей.
Фэй свернула с магистрали к каньону Топанга.
– Я не колючая, – проговорила она, вставляя в плейер кассету Боба Дилана. – Просто мне смертельно страшно.
В те редкие дни, когда улицы не были перегружены транспортом, она любила бесцельно колесить, как сейчас, в районе Шерман-Оукс и Вэлли, которые казались слишком вульгарными людям вроде ее бывшего мужа. А ей нравилось проезжать мимо простеньких домиков и представлять себе, как там идет жизнь.
Сейчас, петляя по виражам прибрежного шоссе, она не ощущала прежней пьянящей прелести океана. Она выросла вдалеке от моря, и ей казалось, что оно всегда останется для нее чудом, но за долгие годы в доме на Пасифик Пэлисейдз она к нему привыкла. Слишком часто она смотрела на эти волны, не вытирая набегавших слез, а к тому времени, когда ей расхотелось плакать, океан стал просто одной из декораций.
Она ехала, потому что это помогало думать, например, попытаться разобраться в том, что сказала Хуанита о Кэле. Холодным его не назовешь… Тобой он не пренебрегал… Она говорила о том, что чувственность в нем не угасла, и была права, но что толку в страсти, если она так легко переносится на другую женщину? Можно выслушивать одни и те же лживые слова «это больше никогда не повторится» снова и снова и при этом сохранить уважение к человеку? Как можно верить, что этот человек тебя любит, если он проводит с другой женщиной ту ночь, в которую на свет появляется его ребенок?
Фэй думала, что была права, считая Кэла холодным. Он и был холодным и другим быть не мог. Ничего не значило, что он мог заниматься любовью, как в ранней юности, и реагировал на красивых женщин с пылом подростка. Грубо говоря, он был горяч в постели и холоден сердцем. Его заботило только признание его достоинств, что бы он ни делал. Кэл мог довести себя до слез, клянясь ей в вечной любви, а на следующий день планировать, как перехватить удачную сделку у другого агента, а еще через день – как половчее обмануть жену.
Он ничем не отличался от охотника на крупную дичь, который увешивает трофеями стены библиотеки. Фэй усмехнулась, вспомнив библиотеку в своем прежнем доме: длинные ряды книг в кожаных переплетах, которые он никогда не читал; средневековые карты, висевшие там только потому, что он был уверен – в один прекрасный день они станут бесценными; огромный камин, пылавший даже летом, с которым состязался кондиционер. Она мысленно убрала карты и заменила их трофеями Кэла – развешанными с безупречным вкусом и в полном соответствии с ценностью добычи. Секретарши и другие служащие агентства занимали нижний ряд, над ними располагались старлетки, а еще выше – настоящие звезды. Редкости, вроде той дамы-писательницы, с которой Кэл спал, когда Кейси исполнилось десять лет, помещались в отдельной нише вместе с остальными женщинами, не связанными непосредственно с его бизнесом. Но самой крупной добычей, чьи стеклянные глаза блестели в свете камина, все-таки была его жена, Фэй Макбейн Карузо, с волосами, завитыми небрежными локонами, – прическа, которую она носила двадцать лет назад.
Не самая красивая и уж, конечно, не самая известная, но зато она находилась в его власти дольше всех. Остальные приходили и уходили, но Фэй Карузо была главным экспонатом этой коллекции больше двух десятков лет. То есть она была самой большой дурой из всех, и мысль о зря потраченных годах жгла ее до сих пор.
– Не трать времени попусту, Фэй, потому что его не вернешь.
Это было любимое назидание ее отца, а Джерри Макбейн очень многое считал пустой тратой времени. Уроки танцев, «потому что любая девушка может научиться этому сама», сон допоздна в выходные, потому что «наспишься в могиле». Однако он не был ни жестоким, ни даже жестким человеком. Он делал все, чтобы доставить удовольствие жене или единственной дочери, всегда отличался доброжелательностью, пребывал в хорошем настроении и пользовался популярностью и уважением у жителей их городка.
Единственным огорчением мистера Макбейна служило то, что некому было оставить дело – «Розничная продажа строительных материалов», но, надо отдать ему должное, он никогда не пытался заинтересовать своим бизнесом дочь. Отец Фэй был видным мужчиной с темными волосами и черными глазами, которые иногда смахивали на глаза фанатика. А у Толли, матери Фэй, глаза сияли мягким янтарным светом. От этого союза родился ребенок, не похожий ни на одного из родителей. Золотистые искорки в глазах достались ей от матери, но от отца она унаследовала более резкие черты лица, придававшие ее облику некоторый драматизм, и уже в раннем детстве было видно, что девочка вырастет красавицей.
Толли Макбейн одевала маленькую Фэй в цвета, входившие в природную палитру ее красоты. Она часами сидела за швейной машинкой и изобретала одежду, которую не надела бы ни одна другая девочка в Сайервилле, штат Висконсин. Фэй не раз пыталась протестовать и говорила, что хочет такое же синее или ярко-красное платье, как у ее лучшей подружки Гленды, но потом в восхищении умолкала перед зеркалом.
Будь ее родители богаты или будь Фэй не таким славным ребенком, ее бы непоправимо испортили. Но судьба распорядилась поселить ее в маленьком городишке на Среднем Западе, вдали от космополитического духа Юга и состоятельных туристов, приезжающих полюбоваться озерами и лесами Севера. Никто и никогда не считал ее зазнайкой, выскочкой, – что считалось едва ли не самым страшным грехом в тех краях, – потому что она, казалось, сама не замечала своей красоты. И всегда была готова поделиться завтраком, помочь с домашним заданием и отказывалась от свидания с юнцом из соседней средней школы, поскольку в него была влюблена другая девочка.
– Это уж слишком, – говорила ее подружка Гленда Мосли. – Если ты откажешь Бобу Боксеру, это совсем не значит, что он пригласит Кейт на танцы.
– Конечно, – отвечала Фэй, – но зачем огорчать Кейт из-за того, кто мне совсем не нужен?
– Он лучшее, что можно найти в Сайервилле, Фэй. Кого ты дожидаешься? Одного из этих четырех парней из Ливерпуля?
Фэй не хотела, чтобы ее считали гордячкой, но она знала, что ждет не Боба Боксера. Человек, который в один прекрасный день покорит ее, будет из другого, большого мира. В ее воображении неясно рисовался темноволосый незнакомец с изысканными манерами. Может быть, из Парижа или Рима. Но потом она решила, что он будет из Нью-Йорка. Да, он будет широкоплечим, как Боб, но на этом все сходство кончалось. У мужчины ее мечты должны быть длинноватые волосы и мягкий, но мужественный голос.
Фэй боялась, что отец объявит колледж пустой тратой времени, но мистер Макбейн ее удивил. Он сказал, что если она не собирается стоять за прилавком в его магазине, то должна подготовиться к жизни. Мать тоже считала, что Фэй должна учиться, но видела в колледже скорее место, где ловят мужей.
– Фэй, для такой красавицы, как ты, нет ничего невозможного, – говорила она.
– В колледже, – наставлял ее отец, – у тебя не будет ни одной свободной минуты. Там дорожат временем.
Так Фэй оказалась в городе Айронвуд в соседнем штате – Мичигане. Отец думал, что она собирается стать учительницей, мать – что замужней женщиной. И только Фэй знала свое истинное предназначение. Она мечтала найти свою любовь. И не такую спокойную, ставшую привычной, любовь, как у родителей. В Айронвуде она встретит человека, которому сможет отдать всю душу и сердце, это будет великая и всепоглощающая любовь, невозможная в Сайервилле.
«Мама, позвони мне. У меня важные новости».
Вздохнув, Фэй выключила автоответчик и стала готовиться к тому, чтобы позвонить дочери на работу. Ей всегда было неприятно слышать знакомое: «Карузо Криэйтив» слушает» на другом конце линии. По ее предположениям, Кэл познал весь свой персонал в библейском смысле, и наверняка эта девица с медовым голосом, что ответила ей сейчас, исключения не составляла.
– Говорит Фэй Макбейн, – сказала она. – Могу я поговорить с Кейси Карузо?
– О, миссис Карузо, думаю, в данный момент она на совещании.
– Не миссис Карузо, а мисс Фэй Макбейн, – резко поправила она.
– Да, верно, извините, пожалуйста. Я попрошу, чтобы она вам перезвонила.
Фэй поблагодарила и вернулась к чтению «Дочери сенатора». Она еще не одолела и четверти толстого романа и еще не дошла до появления персонажа, которого должна была играть. А схитрить и сразу отыскать нужное место ей не хотелось, она считала, что должна проникнуться духом книги.
Дочь сенатора звали Рози Мадиган, и к двухсотой странице ей уже приходилось туго.
Ее отец был сенатором США, типа Джона Кеннеди, – красивым, талантливым, способным на большие дела, но в то же время все знали, что он эгоист и подлец, который в грош не ставит жену-аристократку и спит с кем попало. Как Кэл. Только сенатор шел дальше Кэла в потребности признания и любви и хотел занимать первое место еще и в жизни маленькой Рози. Хотя Кэл тоже жаждал от Кейси любви и восхищения, он всегда вел себя по отношению к дочери подобающим образом.
Иное дело сенатор. Хотя он никогда не пытался оскорбить невинность ребенка в физическом смысле, он мучил ее ревностью и не давал взглянуть ни на одного мужчину. В книге была сцена, где сенатор подсовывает необъезженную и опасную лошадь красивому пареньку, поглядывающему на его дочку. Бедная Рози видит, как ее предполагаемый возлюбленный падает и кувыркается в пыли, а папаша презрительно ухмыляется: «Детка, разве это мужчина?»
К восемнадцати годам у Рози уже не вызывают никакого интереса мужчины ее возраста. Папа добился своего: она считает, что никто не может с ним сравниться. Несмотря на всю свою красоту, Рози застенчива, нелюдима и несчастна.
Из пролога Фэй знала, что сенатор будет убит очередной любовницей, когда Рози исполнится девятнадцать, и сейчас она как раз приближалась к тому месту в книге, где юную девушку постигнет самое большое горе в жизни. Достаточно плохо, когда убивают отца, но совсем плохо, когда дочь практически влюблена в него и даже не отдает себе в этом отчета.
Несмотря на внешнюю завлекательность сюжета, роман был психологическим. Фэй понимала, что смысл всей истории должен заключаться в исцелении исковерканной души Рози. Это произойдет только тогда, когда она сумеет полюбить человека, не похожего на отца. Фэй сочувствовала героине, но сегодня что-то никак не могла сосредоточиться. Она вспоминала разговор с Хуанитой и думала, что сказала той не всю правду. Она не хотела, чтобы Кейси унаследовала систему ценностей Кэла, но эта проблема не возникала до тех пор, пока дочь не пошла работать в «Карузо Криэйтив».
Некоторое время Кейси выступала в роли агента самой Фэй, и этот союз был заранее обречен на провал, но Кейси была так настойчива…
– Ма, это будет потрясающе. Я так хорошо представляю себе, что для тебя годится, на что ты способна. Никто в Голливуде не знает тебя больше, чем я.
– А как насчет того, что называют конфликтом интересов?
– Ма, когда ты наконец повзрослеешь? Я работаю на отца. И буду работать на тебя. Ты знаешь, что такое «непотизм»? – менторским тоном спросила она.
– Да, пожалуй, – ответила Фэй, стараясь не рассмеяться.
– Я знаю, что тебя тормозит, – продолжала Кейси, словно вдруг опять превратившись в подростка, который всегда умел быть таким милым, хотя и назойливым. – Ты боишься, что, если подпишешь контракт со мной, тебе придется видеться с папой. Ничего подобного. Агентство огромное, ты сама знаешь. Я могла бы неделями с ним не встречаться, если бы захотела.
– Приятно слышать, дорогая.
– Терпеть не могу, когда ты говоришь со мной таким высокомерным тоном. Ну и что такого, если вы даже и встретитесь? Я знаю, что он всегда соблюдал твои интересы и всегда будет соблюдать. Он не такой, как ты, ма, – не мелочный, не мстительный. Он по-настоящему хорошо к тебе относится.
Мелочная? Мстительная? Интересно, когда она успела продемонстрировать Кейси эти качества?
– Значит, это его идея?
Послышался мученический протяжный вздох.
– Конечно, нет. Он поощряет независимое мышление и инициативу. Это моя идея, ма, мой грандиозный план. Представь себе, какой будет блеск, когда Фэй Макбейн возобновит карьеру благодаря деловому чутью и проницательности собственной дочери!
Разве можно было отказаться? Фэй сказала, что подумает, но уже знала, что скорее всего согласится. Мысль снова начать сниматься казалась соблазнительной, и она отчасти верила, что Кейси сможет помочь ей.
После двух дней колебаний она подписала контракт и почувствовала, что теперь их с дочерью сблизило общее дело, а через некоторое время поняла, что оно их разделило, настолько разными оказались их устремления. Она узнала, что начинается набор исполнителей для экранизации исторического романа. На главные роли пригласили Кевина Кестнера и Рашель Ворд, а Фэй присмотрела для себя небольшую, но привлекательную роль – сорокалетней вдовы, которая обретает новое счастье в Новом Свете.
Когда Фэй сообщила дочери о своем намерении попробоваться на эту роль, ответом ей было гробовое молчание, потом Кейси тяжело вздохнула.
– Мама, это невозможно. Они хотят на эту роль кого-нибудь типа Джулии Робертс.
– Но Джулия Робертс слишком молода, – выговорила Фэй, когда прошел первоначальный шок.
– Они собираются сделать вдову намного моложе.
– Роль такая маленькая. Джулия Робертс никогда за нее не возьмется, разве нет?
– Ради Бога, ма, ты что, не слушаешь, о чем я говорю? Я сказала – кого-нибудь типа Джулии Робертс, и в любом случае они отводят вдове больше места. – Кейси рассмеялась, словно говорила с неразумным ребенком. – Но там есть роль для тебя. Я хотела бы, чтобы ты попробовалась на Люсинду.
– А кто такая Люсинда?
– Ма, пошевели мозгами. Люсинда – женщина, которая гибнет во время несчастного случая на лесозаготовках. – Кейси помолчала, очевидно, ожидая, пока мать вспомнит роман.
Фэй вспомнила и поникла от унижения.
– Дорогая, эта Люсинда – пожилая женщина, она воспитывает внука, насколько я помню.
– Правильно. Мне кажется, ты могла бы кое-что из нее сделать.
– Кейси, я хочу, чтобы ты поняла раз и навсегда. Я не претендую на роли молодых красавиц. Я вполне согласна играть свой возраст – как на экране, так и в жизни. Но я не собираюсь возвращаться в кино для того, чтобы изображать старуху с глиняной трубкой в зубах. Ты меня поняла?
– Господи, я просто балдею от твоего высокомерного тона. Ладно, пускай не Люсинда, но, ма, надо же трезво оценивать свои возможности. Тебе… сколько?.. Сорок девять, и…
– Сорок шесть.
– Все равно. В твоем возрасте не на что особенно рассчитывать. Вот если бы ты была на двадцать лет старше, я устроила бы тебе матриарха территорий Вашингтона. Они берут Джессику Тэнди.
Так оно и шло. У них были совершенно противоположные цели. Фэй смирилась и старалась высказывать интерес к скромным, неинтересным ролям, но все время оказывалось, что она слишком многого хочет. Каждый раз Кейси упрекала ее в отсутствии реалистичного взгляда на вещи и предлагала что-нибудь такое, от чего у Фэй волосы вставали дыбом. Ей иногда приходило в голову, что дочь делает это намеренно, но трудно было представить себе, чтобы Кейси могла так подло себя вести.
Три месяца назад Фэй пригласила дочь в ресторан и сказала, что у них ничего не получится.
– Я уверена, что ты делаешь все, чтобы соблюсти мои интересы, дорогая, но у нас просто разные взгляды. Я думаю, мы обе только выиграем, если у меня будет другой агент.
Тогда она в первый раз увидела совсем новое, жесткое, выражение на лице дочери – Кейси вздернула подбородок, глаза у нее сузились, а хорошенькие губки сжались в твердую линию.
– Мама, спорить с тобой бессмысленно. Если тебе что-то взбрело в голову, тебя не переубедишь, ты теряешь представление о реальности. Это неразумно, но если ты не хочешь со мной работать, пусть так и будет. У меня масса других клиентов, которые с радостью пользуются моими услугами.
В неловком молчании они допили кофе и разошлись в разные стороны. Кейси не позволила Фэй заплатить и на прощание задала ей только один вопрос:
– У тебя уже есть агент на примете?
– Пока нет.
Но, конечно, она уже знала, к кому обратится, и через неделю подписала контракт с Барни Глассером, человеком с обманчиво простодушной внешностью, известным своей энергичностью. Когда Фэй рассказала ему о планах Кейси в отношении нее, он разразился хохотом.
– Нет уж, милочка, старухой я вас никак не вижу. Поначалу дело пойдет медленно, но я гарантирую, что в недалеком будущем вы будете работать.
Даже Барни не мог представить, с какой скоростью произойдет возвращение его новой клиентки в кинобизнес. Когда Рэй Парнелл позвонил ему по поводу роли Карлотты Фитцджеральд, он не смог скрыть удивления.
– Парнелл когда-нибудь видел, как вы играете? – спросил он.
– Я у него снималась, когда начинала, – ответила она легким непринужденным тоном.
– Да, память у него хоть куда, – заметил Барни…
Фэй вдруг обратила внимание на то, что не понимает ни слова из того, что читает. Она отложила книгу, помассировала виски, стараясь прогнать назойливые воспоминания. Во что превратился бы мир, если бы люди говорили друг другу все, что думают. Что сказал бы Барни, если бы услышал правду: «Рэй Парнелл был моим любовником, я думала, что мы никогда не расстанемся. Я вышла замуж за Кэла только потому, что он подвернулся под руку, когда мы с Рэем расстались… Нет, мы не расстались. Я ушла от него, когда поняла, что он не любит меня по-настоящему, когда узнала, что у него есть другая женщина».
Зазвонил телефон, и она вздохнула поглубже. Кто бы ни звонил, ей не хотелось, чтобы у нее был расстроенный голос. Странно, воспоминание о неверности Рэя до сих пор причиняло больше боли, чем все, что было связано с Кэлом.
– Привет, ма, это я. – Голос Кейси звучал безыскусственно и очень молодо, как будто говорила прежняя Кейси, а не помешанный на работе агент «Карузо Криэйтив»
– Похоже, ты чем-то очень довольна, – сказала Фэй.
– О, да, но я звоню не поэтому. Думаю, тебе будет интересно узнать, что Тара Джохансон пробуется на роль Рози. Она не мой клиент, но я хотела тебя предупредить, потому что скорее всего эту роль она получит.
– Никогда о ней не слышала.
– Представь себе новую Ким Бессинджер. Она очень красивая.
– Почему ты говоришь, что хочешь меня предупредить? Она что, плохая актриса?
– Очень хорошая, ма, но она жуткая стерва. Не думаю, что тебе понравится с ней работать.
Что это? Еще одна попытка заставить ее отказаться от предложения Рэя?
– У Тары страсть к саморазрушению, – весело продолжала Кейси. – Чего она только с собой не вытворяет. Пока это на ней не сказалось, но в ближайшие годы скажется.
– Может, она еще выправится, – пробормотала Фэй, понимая, как глупо это звучит для Кейси.
– Нет уж, она приложит все усилия, чтобы не дожить до двадцати пяти.
– Думаю, Кейси, что ты преувеличиваешь. Уверена, что она не так ужасна, как ты рассказываешь.
– Ладно, может, еще сама увидишь, – сухо бросила Кейси. – Мне надо бежать, ма, я обедаю с папой.
