Текст книги "Чужая жена"

Автор книги: Кэтрин Скоулс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

12

Два старых плетеных стула стояли у края лужайки, там, откуда лучше всего было видно зверей, приходивших на водопой. Мара смотрела вниз, положив руку на плетеную спинку стула. У кромки воды, возле штативов, стояли Карлтон и оба Ника. Неподалеку от них виднелись Джеми, Томба и Брендан. Чуть дальше на своих стульях под сенью терновника расположились Леонард, Лилиан и Питер. Мара попыталась представить, что эти люди были для нее никем: просто снующие туда-сюда незнакомцы, возможно, туристы. Но ее взгляд вновь и вновь возвращался к Питеру. Не отрывая глаз, она наблюдала за тем, как он нагнулся к Леонарду, положив руки на колени. За тем, как он повернулся к Лилиан, слушая ее. Он был так близко. Если бы Мара прокричала его имя, он бы услышал; и хоть она и не могла различить выражение его лица, она видела, что он делает. И все же наверху она чувствовала себя отрезанной от остальных, как будто ее бросили или изгнали. Ей пришлось напомнить себе: вчера во время съемок в пещере она сказала Карлтону, что слишком занята и не сможет помогать им в дальнейших съемках. Сегодня же он сам предположил, что она останется в приюте.

– Я посоветовался с рейнджером, – сказал Карлтон утром за завтраком. – Он считает, что территория вокруг водопоя днем довольно безопасна. И если Лилиан устанет, ее могут привезти сюда, чтобы она могла отдохнуть. – Он ухмыльнулся. – Итак, вы свободны. На самом деле, я думаю, мы вас больше не потревожим. Я обсудил это с Леонардом, и мы пришли к выводу, что с этого момента сможем обойтись без вас.

Стоило Маре осознать его слова, как она уставилась на него, не отрывая глаз. Она больше не будет играть роль Мегги.

Она больше не будет работать с Питером.

– Вы нам очень помогли, Мара. – Карлтон говорил серьезно, это было видно по его глазам. – Это действительно так.

Мара подняла руку, чтобы возразить. Вдруг она поняла, что ее вчерашнее решение держаться подальше от Питера больше не казалось ей правильным. Ей вдруг захотелось сказать Карлтону, что он ее не понял. Она отказалась присутствовать на съемочной площадке только из-за того, что эта пещера имела для нее слишком большое значение. В другом месте она с удовольствием продолжала бы играть роль Мегги. Но не успела она заговорить, как Руди позвал Карлтона.

Съемочная группа готовилась спуститься к водопою, а Мара тем временем топталась позади, изображая крайнюю занятость. Питера нигде не было видно. Она догадалась, что он ждал в своем рондавеле. Когда же он наконец появился, то тактично держался на расстоянии от Мары. Так же, как и во время вчерашнего ужина, он был приветлив и учтив, но Мара чувствовала незримую преграду между ними. Положив себе на тарелку жареной цесарки (живот женщины скрутило от голода), она вновь вспомнила сцену на склоне холма под пещерой. Она была уверена, что Питер воспринял ее уход как знак того, что она хочет отстраниться от него, и уважал ее решение. Интересно, догадывался ли он, что это было как-то связано с пещерой? Или, может быть, он думал, что она внезапно решила, будто их отношения стали слишком близкими? Слишком опасными?

Мара крепко сжала в руках столовые приборы. Она и сама не понимала, что делала. Или чего хотела.

Воспользовавшись тем, что нужно было помочь донести оборудование, она последовала за съемочной группой к стоянке. Даже в толпе она всем телом ощущала присутствие Питера – ее тянуло к нему, словно магнитом. В последнюю минуту, уже собираясь забраться в один из «лендроверов», он повернулся к Маре. Их взгляды встретились. Они, не отрываясь, смотрели друг на друга, не в силах отвести глаз. Мару вновь захлестнуло непреодолимое желание подбежать к Карлтону и потребовать разрешения поехать с ними. Сказать ему, что больше всего на свете ей нужно вновь получить возможность играть роль Мегги.

Но он ясно дал понять, что в ее помощи они больше не нуждались.

Когда один из двух «лендроверов» выехал со стоянки, Питер помахал рукой Маре. Она помахала в ответ. Ее рука не гнулась, словно у деревянной марионетки.

Теперь со своего места между двумя стульями Мара наблюдала за Питером, который сидел под кустом терновника. Внутри нее разливалась тупая ноющая боль. Женщине очень хотелось сократить расстояние между ними и вновь увидеть его рядом с собой. Закрыв глаза, она сделала глубокий вдох, как будто воздух в легких мог ее успокоить.

– Привет! Привет!

Знакомый мелодичный голос, сопровождаемый звуком неторопливых шагов, донесся из гостиной.

Мара обернулась и увидела Бину, появившуюся в дверях. Она была одета в ярко-красное шелковое сари, вышитое золотой нитью. Ее губы были накрашены в тон сари, а волосы блестели от свеженанесенного масла. В одной руке она держала корзину.

– Ах! Вот и ты! – Пока Бина шла к Маре, десятки искрящихся на солнце браслетов позвякивали на ее запястьях. До этого она никогда не бывала в Рейнор-Лодж и теперь старалась не упустить ни малейшей детали окружающего ее пейзажа.

Маре пришлось приложить немалые усилия, чтобы вспомнить положенные слова приветствия – голова шла кругом от мыслей и эмоций, теснившихся в ее груди. Но Бина как будто ничего не замечала. Она в восторге всплеснула руками.

– Ну, где она? – спросила она. – Где знаменитая актриса?

– Ее здесь нет – здесь никого нет. Они уехали на съемки.

– Уехали? – Бина широко открыла глаза. – То есть я не смогу ее увидеть?

Мара призадумалась. Вряд ли Леонард придет в восторг, если Бина появится на съемочной площадке. С другой стороны, Мара не хотела огорчать свою гостью. Наконец она указала в сторону водопоя.

– Они внизу на равнине. Их можно увидеть отсюда.

Мара стояла рядом с Биной, показывая ей Лилиан и Питера и объясняя, кем являются остальные люди. Описывая процесс съемок, она с удивлением поняла, сколько нового узнала всего за две недели.

Не отводя взгляда, Бина довольно долго наблюдала за происходящим. Она так увлеклась, что за все время не проронила ни слова. Наконец она вновь обратила внимание на Мару.

– Знаешь, я здесь не только для того, чтобы увидеть кинозвезду, – сказала она. – Моя главная задача – лично доставить специи вашему повару. – Она указала на корзину. – Все там. – Она с одобрением кивнула. – Я вижу, вы последовали моему совету.

Мара не могла понять, о чем говорит Бина.

– Раз уж я не могу встретиться с актрисой, – добавила Бина, – я бы хотела увидеться с ним. Он тот, кого я вам рекомендовала?

Мара озадаченно нахмурилась.

– Я не совсем уверена, кого…

– Повар из Аруши, – подсказала Бина, восхищенно покачав головой. – Он, должно быть, готовит еду для настоящего индийского ужина – в заказе значились все виды специй, какие только есть в моем магазине!

Теперь Мара наконец вспомнила предложение Бины нанять индийского повара для обслуживания съемочной группы. Ох и удивится же она, когда узнает, какое впечатление произвела стряпня Менелика на американцев.

Мара махнула рукой в сторону гостиной.

– Заходи внутрь и выпей чаю. Я попрошу повара прийти сюда и представиться.

Бина, казалось, была довольна.

– Спасибо. Я бы не отказалась перекусить.

Немного погодя она уже восседала на диване; в руках у нее была сдобная булочка, намазанная маслом. Корзина стояла рядом.

Мара присела на стул напротив дивана и, прихлебывая чай, слушала последние новости из Кикуйю. Бина рассказала ей, как на рынке поймали вора. Толпа самовольно учинила над ним расправу, так что сейчас он находился на лечении в миссии. Лев бродил по главной улице неделю назад, но убежал до того, как прибыл вооруженный рейнджер. Были небольшие транспортные проблемы, некоторые компании понесли убытки – но только не торговый центр «Новая Танзания». Когда Менелик зашел в комнату, Бина насупилась, пристально посмотрев на него, и продолжила разговор.

Мара увидела настороженность в глазах Менелика. Обращаясь к нему по-английски, она улыбнулась, стараясь приободрить его.

– Госпожа Чакрабурти принесла кое-что для вас. – Она сделала паузу, давая Бине возможность осмыслить ее слова. – В корзине специи, которые вы просили Кефу заказать для кухни.

Бина выглядела озадаченной.

– Нет никакого индийского повара? Но кому тогда понадобилось столько специй?

Посмотрев в лицо Бины, Мара почувствовала себя виноватой – но она хотела дать Менелику возможность завоевать уважение индианки.

– Знаете, меню Менелика состоит не только из английских блюд, – сказала она.

Бина потрясла пальцем перед Менеликом, и ее браслеты вновь зазвенели.

– Видите ли, готовить индийскую еду нелегко. Вы должны очень хорошо в этом разбираться. Редко какому иностранцу это под силу – для этого нужно родиться индийцем.

– Я не собираюсь подавать индийскую еду, – сказал Менелик. Его голос звучал тихо, но отчетливо. – Я хочу приготовить свою национальную еду, эфиопскую. Сперва я должен приготовить бери-бери – для этого мне нужно двенадцать разных специй. Затем я делаю сик-сик-вот и доро-вот. Я положу в них бери-бери, но мне нужно добавить и другие специи. Это очень непросто.

– Я никогда не слышала об эфиопской кухне! – воскликнула Бина так, будто люди сговорились держать ее в неведении относительно того, что ей казалось важным.

На губах Менелика заиграла снисходительная улыбка.

– Наши рецепты очень древние. У нас отличная кухня. – Он расправил плечи и приподнял подбородок. – И я учился на повара на королевских кухнях его императорского величества Хайле Селассие[16]16
  Хайле Селассие Первый (1892–1975) – последний император Эфиопии, происходивший из легендарной династии потомков царя Соломона. (Примеч. ред.)


[Закрыть], льва-победителя из колена Иудова. – Он протянул руку к корзине. – Пожалуйста. Я очень занят.

Бина вручила Менелику множество маленьких пакетиков, завернутых в коричневую бумагу, и милостиво улыбнулась.

– Я понимаю. Мои родственники в Удайпуре работают во дворце Махараны.

Менелик серьезно кивнул:

– Это тяжелый труд – работать во дворце. Всегда нужно быть на высоте.

– Да, – согласилась Бина. – Мои родственники говорили мне об этом.

– И, конечно, – добавила Мара, – Менелик настаивает на том, чтобы здесь, в Рейнор-Лодж, все было на таком же высоком уровне.

Казалось, на Бину это произвело еще большее впечатление. Она одобрительно вскинула бровь.

Менелик повернулся и зашагал к двери, бросив на Мару торжествующий взгляд. Мара склонила голову, пряча улыбку. Она взглянула на ноги стоящей перед ней Бины. Они были втиснуты в пару золотистых сандалий, украшенных стеклянными камушками. Пятки были открыты, кожа на них была жесткая, серая, изборожденная трещинками, и в них проглядывала розовая, словно у младенца, кожица.

– Ну как тебе юбка и топ, что я сшила? – услышала она голос Бины. Можно было подумать, что всего минутой ранее они обсуждали одежду. – Подошли?

Мара взглянула на нее.

– Ах да! Извини, мне следовало сказать об этом раньше. Наряд мне очень понравился – отлично сидит.

Мара вспомнила, как впервые надела новый костюм, осмотрев себя при помощи ручного зеркальца. Вспомнила, как шла по саду: волосы, все еще влажные после ванной, кожа, благоухающая «L’air du Temps», вспомнила ощущение мягкой, еле слышно шуршащей ткани на своих коленях.

Она вспомнила, как смотрел на нее Питер. Услышала его слова, доносящиеся до нее сквозь теплый ночной воздух. «Вы прекрасно выглядите»…

Мара улыбнулась Бине.

– Спасибо.

Бина лишь отмахнулась.

– Цвета слишком тусклые, но если тебе нравится, значит, нравится и мне. – Она наклонилась вперед, внимательно изучая Мару. – Конечно, тебе еще не удалось похвастаться костюмом перед мужем. Он до сих пор на сафари, да?

Мара откинулась на стуле. У нее было такое чувство, словно Бина знает все о жителях Рейнор-Лодж, и это вызывало у Мары тревогу, хоть она и не совершила ничего предосудительного. Но потом она поняла, что Бина лишь делала попытки вернуться к обсуждению ее неудачного брака. Хоть они и виделись совсем недавно, у Мары было такое чувство, словно с тех пор она прожила целую жизнь. Она помнила свои тогдашние страдания, но сейчас ей казалось, что все это произошло не с ней, а с кем-то другим. Невидящим взглядом Мара уставилась на остатки холодного чая в раздумьях: подпускать ли к себе или отогнать назойливое видение.

Матильда. Золотистые локоны. Небесно-голубые глаза. Звонкий смех.

Мара думала, что почувствует уже привычную острую боль, но к своему удивлению ощутила лишь легкий укол. И тогда она поняла, насколько изменилась за последнее время. Слишком многое произошло.

Очнувшись, женщина поймала на себе странный взгляд Бины. Та все еще ожидала ее ответа. Мара взяла чашку с чаем, задев ею блюдце.

– Он еще на две недели остался в Селусе.

Бина присвистнула.

– Очень долгое сафари, – сказала она. – Ты будешь счастлива, когда он вернется.

– Конечно, – ответила Мара. Она представила себе, как Джон возвращается в приют, вновь занимает место бваны. Съемочная группа к тому времени уже закончит работу и уедет. Все будет в прошлом…

Неожиданно Мара поняла, что не может продолжать этот разговор. Она растерянно посмотрела вокруг себя, пытаясь придумать срочное занятие.

– Бина, извини, но у меня сейчас очень много работы.

– Понимаю, – сказала Бина. – У нас, деловых женщин, ни на что другое времени не остается.

Когда Бина встала, Мара сконфуженно улыбнулась. Несмотря на волнение она чувствовала искренность Бины. Мара дотронулась до ее руки.

– Спасибо за специи. Заходи, когда будет время.

Глаза Бины заблестели.

– В следующий раз я принесу самосу. И немного «чуды» – кукурузных хлопьев со специями. Попробуй их с – как вы это называете? – «вечерним колпачком».

– Рюмочка для крепкого сна, – сказала Мара.

Она провела Бину до веранды. Едва они вышли на солнечный свет, как из-за решетки, словно они поджидали их там, появились хаус-бои. Один из них держал в руках ведро и губку.

– Ваша машина готова, – сказал он Бине. – Блестит, как стеклышко.

Бина наклонила голову.

– Я проверю. – Она взглянула на Мару. – «Mercedes-Benz» обязательно должен быть черного цвета, но на черном видна каждая пылинка. Я не хотела, чтобы американцы подумали, будто машина принадлежит провинциалу!

– Да, – кивнула Мара. Она не стала обращать внимание Бины на то, что машина вновь покроется пылью, как только та отправится в путь. Мара повернулась к хаус-боям.

– Вы бы не могли провести госпожу Чакрабурти к машине?

– Будет выполнено, бвана мемсаиб, – ответили они.

Бина повернулась к Маре, ее глаза были широко раскрыты от восхищения.

– Это твой титул?

– Временно, пока не вернется Джон, – объяснила Мара.

Пока не вернется Джон.

Произнесенные слова показались ей ненужными и бессмысленными – как будто их случайно выдернули из другого разговора.

Бина проницательно посмотрела на нее.

– Отличное имя. Тебе стоит сохранить его. Это мой совет.

Мара криво улыбнулась.

– Самое смешное в том, что у нас вообще раньше не было бваны. Просто каждый выполнял свою работу.

Бина покачала головой. Ее лицо выражало нетерпение и нежность, как будто Мара была капризным, но обаятельным ребенком.

Они попрощались. Когда мальчики провожали Бину, Мара услышала, как они вновь завели свою детскую болтовню. Вопреки ее ожиданиям Бина вовсе не усмирила их, а напротив – сама засыпала вопросами на ломаном суахили. Мара догадалась, что индианка хочет собрать побольше слухов о фильме, чтобы потом распространить их по всему Кикуйю.

Вернувшись на свой наблюдательный пункт, Мара увидела, что все собрались у водопоя. Лилиан стояла рядом с Питером прямо напротив камеры. Она сняла шляпу, и ее длинные темные волосы упали на плечи.

Маре показалось, будто она наблюдает за собой со стороны. Было так легко представить себя на месте Лилиан – она прекрасно помнила, как у Питера, когда он улыбался, вокруг глаз образовывались морщинки, и знала, что, если посмотреть вблизи, его волосы имели разные оттенки. Закрыв глаза, она могла почувствовать его благоухание: африканский запах пота и пыли на фоне аромата корицы…

Когда она вновь открыла глаза, Питер наклонился к Лилиан. Мару как током ударило, когда она поняла, что сейчас произойдет. Она впилась в спинку стула. Жесткая переплетенная веревка врезалась ей в кожу.

При виде этой сцены у Мары перехватило дыхание, каждая клеточка ее тела напряглась. Она ожидала, что случится дальше. Ожидала, что Люк обнимет Мегги и поцелует ее.

Мара помотала головой и отвела глаза. Она пристально глядела на спокойную глубокую воду, простирающуюся вдаль от берега. Изучая серебристую поверхность, она старалась сосредоточиться на птицах, тростнике, отражениях, но только не на людях, находящихся на переднем плане. Однако бурные эмоции все равно переполняли ее.

Она пыталась успокоиться.

Они – актеры. Профессионалы. Они все время это делают. Это ничего не означает…

Она видела их краем глаза. Их губы слились. Рука Лилиан обвила шею Питера. Мара чувствовала, что ее предали, словно это она должна была стоять там, внизу, с Питером. Как будто только она могла исполнить роль Мегги. Как будто Люк принадлежал ей.

Мара потерла лицо руками, чтобы избавиться от этих мыслей. Сумасшедших мыслей. Правда заключалась в том, что все это не имело к ней никакого отношения. Она никогда больше не будет Мегги. Она уже не была членом съемочной группы. Тем лучше: ее ощущения сейчас это доказывали. Карлтон спас ее, осознанно или нет. Границы действительно стали размытыми, но он помог ей сделать шаг назад. Теперь она снова была обычной женой охотника. Хозяйкой сафари.

Все встало на свои места.

Мара наблюдала за тем, как шпорцевый гусь сел на воду и она покрылась рябью. Женщине захотелось покоя, который должен был наступить после всплеска чувств, но покой не приходил. Было лишь ощущение опустошенности, будто ее оставили жизненные силы.

Ее взгляд блуждал по округе, минуя точку, где стояли Мегги и Люк. Наконец Мара сосредоточилась на маленькой хижине, построенной сомалийскими рабочими у края леса. Они сплели ее из травы и прутьев, в то время как местный люд использовал саманный кирпич. Тем не менее строение не казалось чужеродным в этих местах, словно стояло здесь всегда. Хижина была готова для съемок финальных сцен. В тот день, когда Брендан начал устанавливать свет так, чтобы он проникал сквозь входную дверь, Мара сказала себе, что съемки подходят к концу. И этот конец не за горами.

Все, что от нее теперь требовалось, это не забывать, кто она, где находится и кому принадлежит.

13

Дверь в рондавель была заперта, шторы задернуты. Мара тихонько постучала. Ее воображение рисовало Лилиан, разметавшуюся во сне в кружевной ночной рубашке, с распущенными волосами, ниспадающими со специальной маленькой сатиновой подушечки едва ли не до пола, поскольку косметолог рекомендовал следить за правильным положением тела во сне, чтобы, в частности, какая-нибудь непослушная прядь не отпечаталась на драгоценной коже. Выждав паузу, Мара постучала вновь, на сей раз громче. Собственно, выбора у нее не было – будить Лилиан нужно было так или иначе – съемочная группа уже закончила завтрак и собиралась на съемку.

Ответа не последовало и на сей раз, и Мара осторожно отворила дверь. Картина, представшая ее взору, являла собой привычный хаос: носки, разбросанные по углам, вечернее платье, сброшенное на торшер, туфли, небрежно скинутые на пол, уже исследуемые белыми муравьями. Вот только постель была пуста. Простыни опрятно застелены и подоткнуты под матрас. Москитная сетка подвернута по-дневному. Мара нахмурилась – хаус-бои еще не появлялись, а Лилиан вряд ли удосужилась бы убрать за собой постель.

Отгоняя дурные предчувствия, Мара выскочила из хижины. Срываясь на бег, она бросилась искать Кефу в надежде, что у него есть какое-то простое объяснение тому факту, что Лилиан не ночевала у себя в рондавеле.

Добежав до компаунда, Мара тут же заметила высокую фигуру Кефы, склонившуюся у входа в сарай бваны Стиму. Мара перешла на шаг. На Кефе красовалась рубаха, выкроенная из того же голубого китенге, что и ее платье «хозяйки сафари», и занавески приюта. Рукава, видно, только что выглаженные, топорщились на плечах.

– Кефа! – только и смогла выдохнуть Мара, подойдя поближе.

Он обернулся, расправив плечи. Мара обвела взглядом свое платье, намекая на схожесть их одеяния.

– У тебя новая рубаха, – не давая ему опомниться, сказала она, – выглядит очень хорошо.

– Я заказал у миссис Чакрабурти. Индивидуальный пошив, – выпятил грудь Кефа, уже намереваясь обороняться, но тут же изменился в лице. – У нас что-то случилось?

– Лилиан не ночевала в своем рондавеле. Ее постель нетронута.

Кефа опустил глаза:

– Быть может, она спала в другом месте?

Мара уставилась на него. На мгновение в памяти вспыхнула сцена: Мегги и Люк целуются у пруда. Но насколько она знала Питера, у него с Лилиан были сугубо профессиональные отношения. Мара перебрала в уме остальных членов группы – было не похоже, что Лилиан испытывала к кому-либо особый интерес. Мара так и сказала:

– Не похоже. Кроме того, нет ни дорожной сумки, ни ботинок.

Кефа понимающе кивнул и в свою очередь нахмурился:

– Она пошла к себе очень рано. Была очень сердита.

Пришел черед Мары удивиться. Вчерашний вечер не запечатлелся в ее памяти какими-либо размолвками. Хотя судить о других она не могла – она провела вечер с Питером, предавшись воспоминаниям об австралийской части их жизни. А началось с того, что Питер случайно обмолвился о том, как готовила его мама; слово за слово, и незаметно неловкость, которая была между ними последнее время, растаяла. Он вспоминал о тех местах в Новом Южном Уэльсе, куда хотел бы вернуться, если только Пола согласится обойтись без пятизвездочных отелей. Мара, в свою очередь, поведала ему о Бишено – маленькой рыбацкой деревушке, куда она ездила в детстве на каникулы. Она называлась так в честь французского исследователя, и Питер даже заставил ее произнести это необычное название по буквам. Мара припомнила, что там можно было увидеть крохотных пингвинов, гнездившихся на ромбовидном островке. Питер много рассказывал о местах, где ему приходилось сниматься, признав, что иногда у него возникало чувство, будто только на съемках он может быть самим собой. Но так или иначе, едва съемки подходили к концу, ему не терпелось вернуться назад, к семье.

Мара ловила каждое сказанное им слово, каждую улыбку, словно движения некоего замысловатого танца. То же самое чувствовал и Питер, она была в этом уверена. То общее, что было у них, искреннее удовольствие, которое они получали от общения, влекло их друг к другу, и незаметно для себя оба поддавались этому влечению. В то же время оба ощущали, где находится невидимая грань, которая разделяла и оберегала их, не позволяя посягнуть на что-то большее. Даже тепло, светившееся в их глазах, не разгоралось в пламя, и взгляды говорили одно: больше ничем мы не сможем друг с другом поделиться; больше никем мы друг другу не станем.

Мара стряхнула с себя нахлынувшие было воспоминания и задумалась над словами Кефы.

– Что случилось?

– Бвана Карлтон приказал мне не подпускать ее к нехорошим напиткам, – в голосе Кефы послышалось недоумение. Персонал приюта был обучен не обсуждать желания клиентов, особенно в отношении алкоголя. Джон объяснил всем, что никогда нельзя спрашивать у клиента, не желает ли тот еще бокальчик, так как под словом «еще» подразумевается, что он уже выпил один (или дюжину), а это никоим образом не касалось обслуги. – Я думал, что у нее в рондавеле есть бутылка джина, – продолжал Кефа. – Это ее «дава». Как положено.

– Положено, – согласилась Мара, – но слишком много «давы» – это нехорошо. У нее были припасены еще две бутылки, пока Карлтон их не отобрал.

Взглянув друг на друга, они замолчали, затем разом бросились к парковке.

Хватило одного взгляда, чтобы понять – одного из «лендроверов», из «Маньялы», не достает.

– Вчера вечером она поехала в Кикуйю, – в отчаянии произнесла Мара. Даже местные жители, хорошо знающие здешние дороги, старались не ездить в темноте, особенно в нынешние тревожные времена после провозглашения независимости. Если же кому-то и приходилось пускаться в путь в ночное время, никто и никогда не путешествовал в одиночку. Тем более нельзя было даже вообразить себе, чтобы ночью в дорогу отправилась женщина.

– Она, должно быть, в отеле, – сказал Кефа. Голос его звучал спокойно, но на лице читалась тревога. Даже в отеле одинокая женщина не была в безопасности, особенно выпившая.

Мара закрыла лицо руками, отчаянно пытаясь собраться с мыслями. Если бы рация работала, можно было бы связаться с полицией Кикуйю и попросить их о помощи. Но в свое время она послушалась Карлтона и не стала чинить рацию. Теперь Мара горько сожалела об этом – нужно было настоять на своем. Она отвечала за приют и за людей, находящихся тут. Ей следовало быть готовой к любым неожиданностям… Но сейчас от раскаяния толку было немного. Мара постаралась собраться с мыслями.

– Я найду Картона, и мы сразу же выезжаем.

Кефа махнул рукой в сторону полосатого «лендровера»:

– Я возьму ключи.

Мара покачала головой – она предпочитала водить свою машину, особенно когда нужно было спешить.

– Нас уже трое, – сказал Кефа. – А еще нужно взять с собой следопыта.

Глаза Мары расширились от нехороших предчувствий. Но он лишь развел руками:

– Нужно быть готовым ко всему.

Мара кивнула. Кефа был прав. Это одно из неписаных правил сафари: быть готовым ко всему. И тут же мелькнула еще одна мысль.

– А не взять ли с собой Доди?

– Нет, – твердо ответил Кефа. – Это наше внутреннее дело.

Он помолчал в раздумье.

– Если что-то пойдет не так, Доди будет очень, очень зол.

– Ты прав, – согласилась Мара. – Мы разберемся сами.

…Следопыт сидел на переднем сиденье рядом с Марой, едва не сползая с него, пристально вглядываясь в лобовое стекло. Время от времени он тыкал узловатым пальцем в свежий след на обочине, где отпечатался новый протектор.

– Заметен след, – говорил он, без труда различая проложенный «лендровером» путь. – Она очень плохо водит, – подметил следопыт и прочертил в воздухе волнистую линию.

– Было темно, – вступилась за Лилиан Мара.

Следопыт покачал головой:

– Наоборот, очень, очень светло. Была полная луна. Она могла все видеть.

– Она не привыкла к таким дорогам, – отозвалась Мара, радуясь тому, что появился повод поговорить – разговоры отвлекали от тревожных мыслей. – В городе, где она живет, дороги сделаны из бетона. А ночью там горят огни на таких… высоких палках.

Пока следопыт раздумывал над ее словами, Мара мельком взглянула в зеркало заднего вида – там отражался Карлтон, расположившийся рядом с Кефой на заднем сиденье. За те полчаса, пока они ехали, он едва ли произнес пару слов. Но, судя по плотно сжатым губам, он сильно переживал за Лилиан и чувствовал вину за то, что не уследил за ней. Поймав взгляд Мары, Карлтон поднял глаза – их взгляды пересеклись. Она попыталась выдавить из себя ободряющую улыбку. Мара и сама убеждала себя, что, вероятнее всего, они найдут Лилиан в целости и сохранности в отеле Кикуйю в обеденном зале со свежим номером «Ист Эфрикан стандарт»[17]17
  «Ист Эфрикан стандарт» (англ. East African Standard) – кенийская газета.


[Закрыть]в руках. Мара припомнила свой первый завтрак с Джоном наутро после свадьбы: пересушенные гренки с двумя видами джема, желтым и красным, причем разобрать, из чего они сделаны и чем отличаются, кроме цвета, не представлялось возможным; блюдо с желтоватой жижей растаявшего масла и переваренные до консистенции морских ракушек яйца. С тех пор гостиница сменила хозяина: вместо бывшего владельца, который счел за благо покинуть страну после окончания колониального правления, здесь осел новый, африканец из Дар-эс-Салама, но пошла ли смена власти на благо кухни самого заведения, приходилось сомневаться. Была надежда, что, вкусив плоды кулинарного искусства, предлагаемые в гостинице, Лилиан сумеет оценить удачу, ниспосланную ей в лице такого повара, как Менелик.

Резкий толчок «лендровера» вернул Мару к мыслям о дороге. Забывшись, она на полном ходу угодила на «стиральную доску», и машину затрясло, как в лихорадке, пока, вцепившись в руль и сбавив скорость, Мара приноравливалась к ухабам и рытвинам. Когда у нее были пассажиры, она обычно успевала их предупредить, но сейчас не проронила ни звука. Прижавшись к правой обочине, в молчании они проехали до изгиба дороги. Тяжелая машина с трудом вписалась в поворот, и взору Мары открылся горизонт. Все ее тело напряглось, а нога сама надавила на педаль тормоза.

Впереди виднелось нечто в черно-белую полоску. Полоску настолько отчетливую, что это не могло быть зеброй.

– О боже, – только и вымолвил Карлтон.

«Лендровер» из «Маньялы» стоял на дороге лишь двумя колесами, уставившись на них удивленными глазами фар; передним бампером он упирался в ствол стоявшего на краю дороги баобаба.

Мара бросила свой «лендровер» вперед, резко притормозив рядом с замершей машиной. Одного взгляда на кабину было достаточно, чтобы у нее похолодело внутри – в «лендровере» было пусто.

– Ее нет, – послышался над ухом тихий голос Карлтона.

Мара почувствовала, как у нее закружилась голова. В одно мгновение перед ее мысленным взором промелькнули картины с Лилиан в главной роли: вот она отчаянно крутит руль, пытаясь избежать столкновения с внезапно выросшим в ночи перед нею баобабом, вот она сжалась у руля в ожидании вспышки, ведь за спиной у нее бочонки с горючим; а вот она спустя минуту после столкновения – вокруг черные тени, сгущающиеся толпой около беспомощной съежившейся жертвы. Они отравляют воздух смрадным дыханием, от них разит самодельным алкоголем. Их воспаленные, налитые кровью глаза жадно шарят по белому телу женщины – их призу…

Мара выпрыгнула из машины и бросилась к баобабу. Упершись рукой в темно-фиолетовый ствол дерева, она запрыгнула на капот помятого «лендровера», перелезла через запасное колесо и наклонилась, вглядываясь в лобовое стекло. Первое, что она увидела, был голубой тряпичный холмик на переднем сиденье – кардиган Лилиан. Мара пробежала взглядом по всему видимому пространству – сумки не было, как не было и других личных вещей. Она уже отводила взгляд, когда разглядела пятно, едва заметное на темной обивке сиденья. Мара уставилась на него, чувствуя, как ее обдало горячей волной: это кровь – значит, Лилиан ранена. Мара попыталась убедить себя в том, что ничего удивительного в этом нет – в дерево явно врезались на большой скорости. Но несмотря на все недостатки и чисто человеческие слабости, присущие Лилиан, казалось невероятным, чтобы та пострадала от такой обыденной вещи, как удар металла о дерево.

Мара спустилась на землю. Встретив вопрошающий взгляд Карлтона, она лишь развела руками и покачала головой – не было смысла волновать его еще больше и рассказывать о пятнах крови на сиденье. Вместо этого она кивнула на следопыта – тот склонился над следами так низко, что его малиновый армейский берет почти касался земли. Он водил пальцами по следам, словно слепой, читающий книгу, одновременно поворачивая голову, как будто слух заменял ему зрение. Кефа стоял неподалеку, старясь держаться подальше от следов шин.