Текст книги "Птица без крыльев"
Автор книги: Кэтрин Куксон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)
Но малыш пропустил ее предложение мимо ушей. Он поднял глаза к полкам, где стояли разные банки и коробочки, и лаконично скомандовал:
– Лимонных леденцов.
Агнес не стала повторять прошлой ошибки и не спросила, сколько молодой человек намерен потратить на лимонные леденцы. Она молча сняла с полки баночку, встряхнула, отсыпала на весы немного леденцов и, пересыпав конфеты в очередной пакетик, вернула стеклянную баночку на место, предварительно закрыв крышку.
– Бобби, выбирай поскорее, – поторопила она мальчика. – Я понимаю, что у тебя день покупок, но нельзя заставлять других ждать.
– Мятных ирисок.
Она знала, что малыш их выберет. Агнес подошла к низкому столику, на котором стояли подносы с разнообразными ирисками. Специальным молоточком она отколола несколько кусочков и опустила их в один из сложенных стопкой кулечков, туда же она ссыпала сладкие крошки. Вытерев руки о полотенце, Агнес положила кулек рядом с тремя выстроившимися на прилавке пакетиками и подняла глаза. Ее встретил взгляд, в котором читался живой укор.
– Вы же их не взвесили, – осуждающе проговорил дотошный мальчуган.
– Ты прав, – перегнувшись через прилавок, сказала Агнес. – Я их не взвешивала, потому что тогда у тебя в пакете конфет оказалось бы гораздо меньше. А теперь берите свои покупки и отправляйтесь домой. – Она собрала пакеты и подвинула их к малышу, тот с явной неохотой расстался со своими двумя пенсами. – Большое спасибо за покупки, надеюсь, на следующей неделе заглянете еще.
Мужчина быстро поднялся и раскрыл дверь, чтобы выпустить нагруженных детей.
– Это был настоящий спектакль, – рассмеялся он.
– Скорее пантомима. Она разыгрывается каждую неделю, чаще всего в пятницу, когда дети получают деньги на карманные расходы. Теперь я полностью к вашим услугам.
– Вы, конечно, этого не помните, – заговорила молодая дама. – Да и мои воспоминания смутные, но тем не менее у меня в памяти остался день, когда дедушка зашел вместе со мной в этот магазин в канун Рождества. По правде говоря, он собирался купить сигары в соседнем магазине, но я заметила в витрине сахарную мышку, и он смог меня увести отсюда, только купив мне несколько штук. Помню, он взял целую дюжину. А еще мне запомнилось, что мы повесили мышек на елку, тех, что я уже не смогла съесть по дороге домой. А еще вспоминаю шоколадных котят и множество разных зверушек. Там была и собачка.
– Да, верно, и собачек мы делали, – широко улыбнулась Агнес. – У нас сломалась форма, но мы не стали ее восстанавливать. Шоколадных собачек плохо разбирали, да и котятами не очень интересуются, но на мышек спрос есть всегда. Ребятишкам они нравятся больше всего.
– У меня уже трое своих детей, и я решила сделать им сюрприз: повешу на елку сахарных мышек и шоколадную кошку.
– И сколько вы хотите?
Молодая женщина вопросительно взглянула на своего спутника.
– Я думаю, – рассудительно заметил тот, – меньше чем парой дюжин нам не обойтись. Эти маленькие разбойники сметают все, как саранча. Да и взрослым не грех будет полакомиться такими аппетитными мышками. Но боюсь, что мы опустошим вашу витрину.
– Нет, что вы, не беспокойтесь, у нас есть запас. Хотя котят не так много. Сколько их вам принести?
– Шесть, наверное, хватит, правда? – Женщина снова оглянулась на мужчину.
– Да, шесть вполне достаточно, – согласился он.
– Одну минуту. – Агнес поспешила в кладовую и быстро заполнила одну фасонную коробку сахарными мышками, а другую – шоколадными котятами.
– Ах, какая прелесть, ты только взгляни, Чарльз, – восхитилась женщина, увидев красивые коробки в руках Агнес. Молодой человек разделил ее восторг.
– Действительно, очень милые, – подтвердил он, улыбнувшись девушке. – Может быть, нам и ирисок купить?
– Пожалуйста, каких вам? Есть с орешками, патокой, шоколадом и, конечно, мятные. – Они дружно рассмеялись, вспомнив маленьких покупателей.
– Я знаю, что ты выберешь, Чарльз, – сказала женщина, – ореховые.
– Да-да, ореховые, – не стал отрицать он. – А я тоже могу угадать, что понравится тебе – шоколадные.
Женщина довольно рассмеялась.
– Сколько вам взвесить? Мы их развешиваем в коробки по четверть и полфунта.
– Нам по полфунта тех и других.
– Не знаю, не знаю, не думаю, что их надолго хватит, – глубокомысленно изрек мужчина. – Особенно если Реджи с Генри до них доберутся. Лучше уж сразу купить по фунту.
– Ты прав, я как-то выпустила их из виду.
Они смотрели друг на друга и смеялись, а лица у них были такие счастливые. Агнес даже показалось, что в этот момент они не замечали ничего вокруг. Девушка размышляла, кто такие Реджи и Генри, и решила, что так зовут их детей.
Эти люди были словно пришельцы из другого, незнакомого ей мира. Агнес обратила внимание на одежду женщины. На ней был меховой капор, пальто из тяжелого сукна "мильтон" с внушительных размеров воротником из меха и перчатки на меховой подкладке. Обута она была в коричневые кожаные сапоги, именно сапоги, а не ботинки. На взгляд Агнес, выглядели они очень прочными, словно хозяйке предстояло много ходить пешком.
Агнес разложила конфеты по коробкам, перевязала красной тесьмой и вслух стала проверять счет:
– Две дюжины мышек по одному пенсу – два шиллинга; шесть котят по три пенса – один шиллинг и шесть пенсов. За фунт ирисок с орехами – восемь пенсов и фунт шоколадных ирисок – еще шиллинг. – Она подняла глаза и объяснила: – Шоколадные ириски дороже. Всего с вас пять шиллингов и два пенса.
– Мы рады, что зашли к вам, – сказал мужчина, выкладывая на прилавок деньги. – Мы уносим из вашего магазина не только конфеты, нам доставило массу удовольствия наблюдать за маленькими покупателями. Этот молодой человек своего не упустит, он знает, что ему нужно. Паренек не пропадет в жизни.
– Надеюсь, – ответила Агнес, но не стала вслух высказывать свои сомнения. Девушка хорошо знала семейство Бобби Вилмора. Эти люди были одними из многих обитателей узких улочек, змеившихся у подножия холма, в отдалении от главной улицы. Они составляли основную массу покупателей кондитерского и табачного магазинов ее отца.
– До свидания, и счастливого вам Рождества.
– И вам счастливого Рождества. – Агнес кивнула им по очереди. Она стояла и смотрела, как мужчина открыл дверь, пропуская жену. Перед тем как выйти, он оглянулся и с улыбкой кивнул Агнес. Девушка улыбнулась в ответ.
Глядя им вслед, Агнес размышляла о том, что эта пара в самом деле принадлежала другому миру, где жилось легко и свободно, а люди были довольны и счастливы. Их отношение друг к другу еще больше убеждало ее в этом. И у них уже трое детей. Агнес прикинула, что женщина была ненамного старше ее, пожалуй, года на два. А что касается разницы в возрасте между супругами, то она очень незначительная. Красивая пара. Агнес отметила, что мужчина особенно хорош собой. Жена была несколько полновата, но это ее не портило, напротив, придавало особое обаяние ее облику довольной и счастливой женщины. Агнес поймала себя на том, что снова думает о счастье. Возможно, этого ей и хотелось? Но какого именно счастья, в чем оно, как ей его отыскать? Одно девушка знала твердо: на Спринг-стрит ей никогда не найти счастья.
Как-то в разговоре с ней отец сказал, что представителей высшего сословия можно отличить без особого труда. Дело даже не в одежде, а в том презрительном высокомерии, с которым они относятся к тем, кто ниже их по социальному положению. Хотя Агнес не заметила у молодой пары высокомерия и снисходительного тона, в целом она соглашалась с отцовской оценкой аристократов. Но эту пару она едва ли еще увидит. Ей придется иметь дело большей частью с бобби вилморами всех возрастов, их женами и матерями. В этот вечер Агнес уже успела на многих из них насмотреться. Они тратили скромные суммы из отложенных на праздник денег, и выбор их не отличался разнообразием и не поражал масштабами. В основном брали то, что было выставлено в витрине. Отец особенно настаивал, чтобы торжественное убранство витрины сохранялось до самого праздничного вечера.
Часы показывали без десяти девять, и Агнес решила закрыть магазин. Она знала, что ровно в девять, ни минутой позже, ни минутой раньше то же самое сделает Артур Пибл. Агнес со спокойной душой позволила себе отступить от правила: уже с четверть часа в магазин никто не заглядывал, и дети перестали толпиться у витрины. Она вышла на улицу и начала опускать жалюзи, и тут кто-то совсем рядом спросил: "Уже закрываешь?".
Агнес вздрогнула и обернулась: перед ней стоял отец.
– Ну и напугал же ты меня. А что случилось, почему ты так рано вернулся? Еще и девяти нет.
– Знаю, и ты закрываешься раньше. Дай мне. – Он пропустил замок в цепь и защелкнул его ключом. – Иди в дом, холодно, еще простудишься, мне кажется, пойдет снег.
– Почему ты сегодня так рано? Обычно раньше десяти не возвращался. Уж не выгнали ли тебя из клуба? – стала расспрашивать отца Агнес, когда они вошли внутрь, заперли двери и опустили жалюзи.
– Нет, мисс, никто меня из клуба не выгонял. Просто осточертела болтовня. Я подумал, что и здесь неплохо проведу время. К тому же проголодался, мне перед уходом не удалось плотно перекусить. А как твои успехи?
– Почти как обычно, за исключением одной пары. Заглянули к нам случайно, по всему видно: аристократы. – Она сморщила нос. – Купили на пять шиллингов и два пенса.
– Вот это да, просто оптовая закупка!
– Таких крупных покупок ни вчера, ни сегодня кроме них никто не делал.
– Между прочим, ты составила список заказов на завтра?
– Да, вот он. – Агнес показала на кассу.
Он подошел и взял листок.
– Зачем нам снова эти "долгоиграющие" полоски?
– У нас осталась всего одна коробка, а зимой они хорошо идут, как и все с лакрицей.
– Три дюжины наборов карамели! Надеюсь, ты их все продашь. Ассорти с лакрицей. У тебя записано две коробки, я бы приписал еще одну. Так, дальше сахарные сердечки, крестики, тянучки, желейные фигурки, правильно, они хорошо расходятся... Зефир? В прошлом году он у нас застрял, помнишь?
– А в этом понемногу раскупают.
– Слушай, мне кажется, карамели многовато, да и шербет для зимы не очень подходит, особенно в таком количестве.
– Если я записала так много ненужного, почему бы тебе самому не заняться этим списком?
– Хорошо, хорошо, не сердись, не надо так разговаривать с отцом. Что это на тебя вдруг нашло?
– Не на меня, а скорее, на тебя. Я всегда занимаюсь заказами, и тебя все устраивало. Я в магазине провожу гораздо больше времени, чем ты, и знаю, какой товар идет, а если тебе это не подходит, найми кого-либо другого, кто будет справляться лучше.
– Постой, не горячись, что с тобой такое? – остановил он дочь.
– Со мной все в порядке, а вот с тобой что-то не так. Не хочу показаться навязчивой, но вижу: тебя что-то беспокоит. И почему ты вернулся так рано? Ведь такого прежде не случалось, по крайней мере очень давно. Но меня приучили не совать нос в чужие дела, так что я не жду от тебя ответов.
– Да, ты не любопытна. Кстати о настроении. В последние месяцы оно у тебя меняется, как маятник. Мы сегодня уже говорили насчет замужества, но если ты не думаешь вступать в брак, то какие у тебя планы? – Отец неожиданно закрыл глаза и с силой стиснул край прилавка. – Но что бы ты ни решила, – продолжал он, – Эгги, ради Бога, не говори, что собираешься отсюда уйти, я без тебя не справлюсь. У меня в мыслях много всякого, но когда ты здесь занимаешься делами, я спокоен, потому что знаю: все будет в порядке. А это источник нашего существования. Так что не говори мне никогда, что уйдешь. А вообще, если подумать... – Он снова повернулся к ней, рука его разжалась, а в голосе зазвучали чуть заметные насмешливые нотки. – Что ты станешь делать? Куда ты можешь уйти?
Агнес ответила не сразу, собираясь с мыслями.
– Так вот почему ты считаешь, что я останусь здесь навсегда? – настойчиво заговорила она, глядя на отца. – Но ты ошибаешься, у меня есть немало возможностей. Помнишь, мисс Картер предлагала мне пойти на учительские курсы? Почему бы и нет, еще не поздно, мне всего двадцать два года. Кроме того, я вполне могу вести у кого-либо дела. Опыта у меня предостаточно, и еще... – Девушка презрительно скривила губы. – Ты говоришь, что не можешь без меня обойтись, но это ничего не решает. Спокойной ночи.
Она заторопилась в кладовую, чтобы потом подняться к себе, отец последовал за ней. Спор готов был вспыхнуть с новой силой, но в этот момент дверь, ведущая во двор, открылась, и появилась Джесси.
При виде отца она замерла от неожиданности. Для Артура ее появление также оказалось сюрпризом, тем более со стороны двора.
– Ты откуда?
Джесси вошла, закрыла за собой дверь и теперь стояла, прижавшись к ней спиной, переводя взгляд с отца на сестру.
– Завтра приедут новые постояльцы, и Эгги попросила меня отнести в Дом свежие полотенца, – глядя на Агнес, с ходу сочинила Джесси.
– Что еще за глупость такая: ночью нести полотенца, разве нельзя подождать до завтра? – Голос Артура почти срывался на крик. – Ведь ты, Агнес, не хуже меня знаешь, что творится по ночам во дворе, когда пьяницы разгуляются. Я считал, ты сама за всем смотришь в Доме, – строго произнес отец и, повернувшись к Джесси, приказал: – А ты, красавица, марш наверх, и чтобы по вечерам больше не смела во дворе показываться, поняла?
– Да, хорошо, папа. – Джесси тенью скользнула в проход между стеллажами и исчезла наверху.
Стоило ей только скрыться из глаз, как Артур обратился к Агнес, весь дрожа от возмущения:
– Ты что себе думаешь? – он едва не рычал от злости. – Неужели забыла, какой у нас двор?! Ворот нет, любой может зайти, мало ли всяких мерзавцев бродит в округе по ночам. С ней могло случиться все, что угодно...
– Перестань. – Агнес успела увернуться, прежде чем рука отца коснулась ее лица. – Если ты хоть пальцем меня тронешь, – запальчиво выкрикнула она, – утром за завтраком не досчитаешься одного человека. Я не шучу. Если я сказала, так и будет. Ты меня понял? Только ударь меня, и всему конец.
Рука его бессильно повисла, он уронил голову на грудь и прерывисто вздохнул.
– Господи, что с нами такое?..
Агнес не удостоила отца ответом и, не дожидаясь продолжения сцены, выскочила из кладовой. Поднялась по лестнице, потом быстро миновала кухню, коридор и без стука влетела в комнату Джесси.
– Прости меня, Эгги, прости, – заныла Джесси, не давая Агнес и рта раскрыть. – Но я не знала, как выкрутиться, это все, что мне пришло в голову. И кто мог ожидать, что отец вернется так рано?
– А кто мог ожидать, что ты болтаешься на улице с одним из Фелтонов? – со злостью выпалила Агнес, подходя к сестре. – Представь, что было бы, если бы отец узнал об этом?
– Ах, Эгги, вот поэтому я... ну, в общем, сказала первое, что пришло на ум. Я страшно испугалась и совершенно растерялась.
– А сегодня вечером ты храбро заявляла, что собираешься жить самостоятельно, разве не так? Так что же ты? Давай, действуй, раз решила, подтверди, что настроена серьезно. Имей смелость открыто сказать о ваших встречах или оставь этого парня. Но для его и твоего собственного блага, а также для спокойствия всех остальных лучше бы тебе выбрать второй вариант, и чем скорее, тем лучше.
– Эгги, но я... не могу так поступить. Не могу. А потом, не о чем, в общем-то, рассказывать. И что такого, что я сказала, будто относила полотенца по твоему поручению?
– Конечно, ничего особенного, если не считать того, что он хотел меня ударить.
Джесси отшатнулась, лицо у нее вытянулось.
– Нет, что ты, этого не может быть, – затараторила она.
– Очень даже может. Я пригрозила, что уйду немедленно, если он меня только тронет, и тогда он немного остыл. Мне бы не пришлось далеко искать приют. Сестры Кардингс позволили бы мне пожить у них некоторое время. Должна заметить, я уже не в первый раз думаю об этом. – Агнес повернулась и с каменным лицом решительно вышла из комнаты. Казалось, она настроена тотчас же осуществить свою угрозу. Девушка прошла коридор и, оказавшись в своей комнате, не раздеваясь бросилась на постель.
Счастье, счастье... Ей опять вспомнилась молодая пара. Агнес снова сказала себе, что обязательно должен быть какой-то другой путь в жизни. Его не могло не быть. Умом ее Бог не обидел, почему бы ей тогда не добиться какого-то удовлетворения от жизни, если не получится устроить личную жизнь?
Агнес полежала еще некоторое время, потом, поднявшись с постели, принялась раздеваться. Оставшись в лифчике и нижней юбке, она подошла к умывальнику и налила в таз воды.
Несмотря на ледяную воду, Агнес вымыла руки до плеч, шею и лицо. Потом сняла белье и переоделась в ночную рубашку. Она окончательно продрогла, пока добралась до кровати.
Девушка не стала выключать свет, а села в постели, поплотнее подоткнув одеяло, и новыми глазами оглядела комнату. Здесь она жила с шести лет, но ни одна из вещей не появилась по ее желанию. Гарнитур из орехового дерева – шкаф, умывальник с мраморным верхом и кровать с деревянными спинками – выбирала на свой вкус мать. Как и занавески с покрывалом. Агнес помнила то время, когда интерьер комнаты казался ей очень милым. Она радовалась, что на полу поверх линолеума постелен ковер. Агнес не могла с точностью сказать, когда все здесь ей перестало нравиться. Особенно раздражало, что шторы на окнах беспрестанно менялись.
Девушку захлестнула волна страха, и она мысленно сказала себе, что должна обязательно покинуть этот дом, иначе ей придется остаться в нем навсегда. "Это невыносимо, – думала Агнес. – Если я уйду, отцу придется приобщить к делам в магазине Джесси. А почему бы и нет? Или, к примеру, мать. И она могла бы спуститься в магазин и поработать по очереди с Джесси. Но до этого она едва ли снизойдет. Такое занятие она считает ниже своего достоинства. Мать всегда подчеркивала, что продавщицей никогда не была и начинать не намерена. Однако в то же время ничего не имела против того, чтобы эту работу выполняла ее дочь".
Агнес услышала, как хлопнула кухонная дверь. Это отец направился в спальню. На этот раз не прозвучало его обычное: "Спокойной ночи, Эгги, спокойной ночи, Джесси". Расскажет ли он матери, что произошло? Агнес в этом сомневалась, так как мать, скорее всего, давно спит. Она, наверное, легла рано, иначе Джесси не удалось бы улизнуть из дома.
Ее вдруг стало подташнивать, надо было выпить воды. С большой неохотой Агнес выбралась из нагретой постели. От холода у нее буквально зуб на зуб не попадал. Сняв с вешалки халат и запахнув поплотнее ворот, Агнес взяла со столика у кровати подсвечник со свечой и побрела по коридору в кухню. Она налила себе воды и сделала несколько глотков, но лучше ей не стало, более того – начало сводить желудок.
– О Господи, этого еще не хватало, – пробормотала девушка, поднимаясь со стула и представляя, что ей предстоит идти в дальний конец дома, где находился туалет.
Стоило ей приблизиться к туалету, как она услышала голос отца, доносившийся из расположенной неподалеку спальни родителей. Слова было трудно разобрать, слышался лишь невнятный говор. Иногда отец делал паузы, наверное, тогда говорила мать.
Постепенно тошнота прошла, и Агнес вышла в коридор, собираясь потихоньку вернуться к себе. Но в этот момент слова отца прозвучали очень явственно, и то, что она услышала, заставило ее остановиться.
– А кто виноват за эти вечера в клубе, позволь тебя спросить? – вопрошал отец.
Агнес насторожилась. Последующий же разговор привел ее в оцепенение.
– И вот что я тебе скажу, – продолжал отец. – Я не собираюсь больше дрожать на этом паршивом одинарном матрасе в той комнате. Если тебе нравится возиться со второй постелью, убирай ее сама. И заявляю тебе: завтра же вечером я ложусь на эту постель, а если ты начнешь возражать, вылетишь в соседнюю комнату и будешь спать там.
– Только попробуй это сделать, Артур Конвей, пожалеешь. – Голос матери звенел от злости. – Эти двое, что спят дальше по коридору в своих спальнях, узнают наконец, что у них за отец. И об этой потаскушке, к которой ты наведываешься под маркой вечеров в клубе, им станет известно. Только рискни прикоснуться ко мне, и можешь распрощаться со своей спокойной жизнью. Я знаю, кое-кто не перенесет эту новость и сразу же уйдет из дома. И что тогда ты запоешь? Ведь это она ведет все дела и, кстати, поступает глупо. Ей бы надо выйти за Столворта, вот тогда бы ты сел в лужу. Так что предупреждаю: держись от меня подальше, иначе тебе не поздоровится. Их потрясение будет сильнее моего, когда я узнала о тебе всю правду. Уж можешь не сомневаться.
Повисло гнетущее молчание. Агнес представила, как родители гневно взирают друг на друга.
– Знаешь, Элис, кто ты? – нарушил молчание отец. – Ты тварь, глупая и тщеславная. Не имеешь ни одного достоинства, и ко всему прочему – злопамятная и жадная. Последние шесть лет ты шантажом заставляешь меня тратить деньги. Пришла моя очередь угрожать. С прежним положением теперь покончено. Можешь выложить все девочкам, пожалуйста. А еще скажу вот что: тебе нечего беспокоиться. Ты для меня пустое место, я к тебе давно уже ничего не чувствую. Я и пальцем до тебя не дотронусь. В тебе нет ничего, что могло бы привлечь даже истосковавшегося по ласкам моряка. И в молодости-то от тебя было мало толку. А напоследок, Элис, замечу: ты в подметки не годишься моей женщине. А дома я сегодня так рано потому, что она попала в больницу. И еще я твердо намерен спать в своей постели, ты же можешь отправляться в соседнюю комнату, а если этого не сделаешь, я сам все расскажу девочкам. И объясню им, почему я завел себе женщину, которая ко мне хорошо относится, очень хорошо.
– И не к тебе одному, – язвительно выкрикнула Элис, – она же шлюха! Жаль, что ты все еще жив, Артур Конвей. Но тебе осталось не так много, разве не так? Боль в груди никуда не делась. Ты умрешь, а я останусь. Да, я буду жить. И уж тогда смогу распорядиться твоими денежками, не сомневайся.
Воцарившееся молчание пугало еще больше, чем предыдущая пауза в разговоре. Агнес вцепилась в косяк и прижала подбородок к груди. Но вот отец снова заговорил, и она вскинула голову.
– А вот этого, Элис, говорить тебе не следовало, – подчеркнуто спокойно произнес Артур, но в его голосе явственно сквозил металл. – Ты совершила большую ошибку. Напрасно ты это сказала, ох как напрасно.
Агнес уловила слабое движение в комнате и метнулась по коридору прочь. Поравнявшись с кухней, задула свечу и на ощупь добралась до дверей своей комнаты.
Оказавшись наконец внутри, Агнес резко поставила подсвечник на столик, упала на колени рядом с кроватью и отчаянно зарыдала, уткнув лицо в ладони. Девушка не в силах была больше сдерживать переполнявшие ее чувства. Ее душу охватила горькая печаль. Она не осуждала ни одного из родителей. Она понимала, что не правы оба, но не могла определить долю вины каждого, пока не могла. Но одно Агнес осознала твердо: услышанное привязывало ее к этому дому надежнее любого контракта.
Глава 2
Наступил канун Рождества. Несколько дней подряд Агнес одолевали сомнения: уж не почудился ли ей тот неприятный разговор в спальне родителей? На следующее утро отец как ни в чем не бывало вошел в кухню.
– Сегодня мама к завтраку не выйдет, – бодрым тоном объявил он. Вид у отца был довольный, даже радостный. – Отнеси ей чай и гренки. Кстати, у меня деловая встреча в городе около одиннадцати, возможно, до обеда вернуться не удастся. Ты справишься?
Агнес не ответила, только молча смотрела на отца.
– И зачем я спрашиваю? – быстро поправился Артур. – У тебя всегда все в порядке. Я потом зайду на фабрику, так что знай, где меня искать. Старина Томми начал сдавать. Бетти Фоулер рассказывала, что вчера он едва не вывернул на себя противень с растопленным сахаром. Боюсь, ему придется уйти.
В другое время Агнес не удержалась бы, чтобы не возразить отцу: "Но куда Томми пойдет, ему за семьдесят. Он проработал на этой фабрике всю жизнь, начинал еще с твоим отцом. Ты назначишь ему пенсию?". Но сейчас она промолчала, а по выражению лица Артура поняла: отец объясняет ее молчание той их ссорой в кладовой.
Вот и в это утро у него снова была назначена встреча. Агнес отметила, что отец надел свой лучший костюм, котелок и облачился в черное пальто.
– С перерывом на обед решай сама.
Обеденный перерыв Артура Пибла длился сорок пять минут, а Нэн Хендерсон имела в своем распоряжении всего полчаса. Если Агнес захочется пообедать, она должна будет подняться к себе в двенадцать и, вернувшись к половине первого, отпустить Нэн. Потом в час дня шел на обед Артур Пибл, чтобы без четверти два снова занять свое место за прилавком табачного магазина. Но в этот день Артур попросил разрешения задержаться на четверть часа, а отец обещал Агнес вернуться к этому времени.
– Я после обеда беру выходной, – предупредила отца Агнес. – Мне нужно кое-что купить.
– Хорошо, – согласился он. – К часу я вернусь.
– А как насчет прибавки к жалованью для Нэн? Могу я ей сказать, что теперь она будет получать десять шиллингов?
– Девять шиллингов и шесть пенсов.
– А я скажу, что десять.
Они с минуту молча смотрели друг на друга.
– Еще она заслужила к Рождеству пять шиллингов, – нарушила молчание Агнес.
– Нет и нет, – резко возразил Артур. – Пять шиллингов – это слишком, довольно и половины.
– В таком случае вторую половину я добавлю из своих.
– Ты этого не сделаешь.
– Мне кажется, я имею право распоряжаться своими деньгами, как считаю нужным, – отрезала Агнес.
– В тебе говорит дух противоречия, но ссориться нам ни к чему. Я погорячился в тот вечер, извини. Но ты никогда не была злопамятной. Это так на тебя не похоже. – И с этими словами он ушел.
В начале первого Агнес поднялась наверх. В кухне витали аппетитные запахи. На столе на подносе лежали пирожки со сладкой начинкой и большой пирог с ветчиной и яйцом.
Элис хлопотала возле плиты. Она даже не повернулась, чтобы посмотреть, кто вошел.
– Я занимаюсь жарким, – объявила она. – Хочешь грудинки или будешь пирог с ветчиной и яйцом?
– Спасибо, я съем пирога.
– Бери сама, я сейчас занята.
Агнес отрезала себе небольшой кусок и села за стол.
– Да, с этого ты не растолстеешь, – заметила мать, критически взглянув на ее тарелку. – Что с тобой такое творится? Ты всю неделю клюешь, как птичка, и почти постоянно молчишь. Может быть, нездорова?
– Очень возможно. И мне кажется, что это от переутомления. Сегодня отец вернется, и я устрою себе выходной.
– Вот как? Захотелось самостоятельности?
– Да, мама, давно пора.
– Опять та же песня.
Агнес смотрела на мать и размышляла о том, насколько эта женщина умело скрывала свои истинные чувства. В тот вечер, оказавшись невольной свидетельницей ссоры родителей, Агнес жалела обоих. Но теперь девушка считала их эгоистами и решила, что они стоят друг друга. Агнес казалось, будто родители не просто совершенно чужие, а всей душой ненавидящие друг друга люди. Они вели скрытую от посторонних глаз войну, стараясь свести старые счеты. Но лучшим актером оказался отец. Он отлично сыграл роль жизнерадостного человека, заботливого мужа и любящего отца. Хотя, надо отдать ему должное, он действительно был любящим отцом, но, к сожалению, это касалось лишь одной из дочерей, с горечью думала Агнес.
– А где Джесси? – вспомнив о сестре, поинтересовалась девушка.
– За ней зашла Мейбл Эйнтри, и они отправились за покупками. Мне кое-что понадобилось. Будешь чай или какао?
Агнес выпила чаю со сладким пирожком и поднялась к себе в комнату, чтобы переодеться. Она сняла рабочее черное платье и надела серое из джерси, затем снова вернулась в магазин. Часы показывали двадцать пять первого.
– Можешь идти, Нэн, – сказала девушке Агнес. – И вот твое жалованье. Отец дает тебе прибавку. Будешь теперь получать десять шиллингов.
– Ах, мисс, большое спасибо. Как это хорошо, спасибо большое.
– А вот твои рождественские наградные. – Агнес протянула Нэн две монеты по полкроны. – Это от отца, а это от меня, – объяснила она.
У Нэн дрогнули губы и влажно заблестели глаза.
– О, спасибо вам, мисс. Это большое дело, целых пять шиллингов. Вы такая щедрая.
– Ерунда. Ты их заслужила. Я знаю, что твоей маме нравится сливочная помадка, передай ей. – Она подвинула к Нэн пакет. – А у тебя слабость к грильяжу с кокосами, здесь еще немного зефира. – Агнес подала Нэн второй пакет.
– Зефир! Ой, мама так обрадуется, спасибо вам, мисс, спасибо. Завтра приезжает мой брат с детьми. Вот будет настоящий праздник. Он всегда привозит с собой бутылочку вина. Мы выпьем за ваше здоровье, мисс, обязательно выпьем.
– Спасибо, Нэн, а теперь поторопись, и не опаздывай, если хочешь сегодня уйти пораньше. В любом случае приходи вовремя. Отец может задержаться, и мне придется подменять Артура в табачном магазине.
– Не беспокойтесь, мисс, я вас не подведу. И еще раз вам спасибо, особенно за прибавку. Это так много значит для меня.
Сияющая Нэн выскочила из магазина. А Агнес смотрела ей вслед и думала о том, как обрадовалась Нэн такой незначительной прибавке. И почему у нее обед всего полчаса, когда у Артура сорок пять минут? Агнес раздражала подобная несправедливость. Ее также возмущало, что за равную с мужчинами работу женщинам платили меньше. Агнес была рада, что у нее не было достаточно времени размышлять на эту тему, иначе она, вероятно, присоединилась бы к движению суфражисток[1]. По крайней мере, иногда девушка чувствовала себя способной на это. Но почему же ей так одиноко и неуютно, почему душа не знает покоя? Однако к чему искать ответ, и стоит ли вообще спрашивать себя об этом?
В назначенное время отец так и не появился. Ровно в час в дверях кладовой возник Артур Пибл и вежливо позвал:
– Мисс Конвей, мисс Конвей.
– Да! – откликнулась Агнес. Она вышла из-за прилавка и заглянула в кладовую.
– Уже ровно час. Я... мне пора идти.
– Я подойду через минуту. Задержитесь немного. Сейчас придет Нэн. Я не могу оставить магазин.
Пибл не стал возражать, а возвратился в табачный магазин. Агнес занялась с покупателем. Через несколько мгновений влетела запыхавшаяся Нэн.
– Задержалась только на минуту, – со смехом объявила она, на ходу стаскивая пальто и шляпку.
Агнес с улыбкой кивнула, покидая прилавок.
– Его сиятельство напомнил мне о времени, – шепнула она Нэн. – Я должна подменить его, пока отец не придет.
– Да, нельзя же заставлять их милость ждать, – шутливо раскланялась Нэн и снова рассмеялась.
Агнес вышла в соседнюю комнату, где на скамейке стоял тазик с водой. Она вымыла руки, пригладила волосы и поправила бант у ворота.
Когда Агнес прошла через кладовую в табачный магазин, Артур Пибл ждал ее у входа в пальто и со шляпой в руке.
– Не думаю, что в мое отсутствие покупателей окажется много. Сейчас время обеда, но тем не менее вы знаете, где что лежит, – как всегда подчеркнуто вежливо проговорил Артур.
