Текст книги "Птица без крыльев"
Автор книги: Кэтрин Куксон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)
Они от души рассмеялись. Агнес поставила чайник на подставку и повернулась к мужу. Они снова обнялись. Казалось, молодые супруги только этим и занимались с тех пор, как приехали накануне в коттедж.
– Ты счастлива?
– О, мой дорогой! – выдохнула Агнес. – Сколько бы мы ни пробыли вместе, ты не сможешь понять до конца, насколько я сейчас счастлива. Ты изменил всю мою жизнь и все мои представления о будущем.
– Знаешь, мне до сих пор не верится, что все это происходит со мной. Я даже предположить не мог, что со мной может случиться подобное. Все люди со временем женятся. Но чаще по расчету, как, например, придется поступить Реджи, чтобы продолжить род. Но в таком браке никогда не может быть такой любви, какую я испытываю к тебе, по той простой причине, что я не мог ее себе вообразить. Все переменилось с сахарных мышек в тот памятный день перед Рождеством. Сначала я этого не сознавал, а когда меня осенило, то первым пришло ощущение потери. Я чувствовал, что мне чего-то не хватает. Позже это ощущение сменилось другим. Я знал, что обретаю нечто новое, но чувствовал, что мне следует быть осторожным, чтобы не утратить сошедшее в мою жизнь чувство, иначе потеря ощущалась бы неизмеримо острее.
Агнес склонилась к мужу, чтобы поцеловать, но взгляд ее упал на окно.
– Посмотри туда! К нам гости. Видишь, кто-то поднимается по холму? Могу поспорить, что это миссис Фергюсон несет молоко. "Я только зашла взглянуть, как вы тут, голубушка, – заворковала Агнес, подражая миссис Фергюсон. – Быть может, вам что-нибудь нужно, так вы только скажите, просто намекните".
Они весело рассмеялись. Чарльз тоже повернулся к окну.
– Агнес! – неожиданно воскликнул он. – Это не миссис Фергюсон, это же... – Он покачал головой, не веря своим глазам. – Невероятно, но тем не менее это Реджи. – Чарльз сорвался с места, бросился из кухни в коридор и рывком распахнул входную дверь. Агнес последовала за ним. Они стояли бок о бок, следя за взбиравшейся по склону фигурой в военной форме.
Молодожены одновременно рванулись навстречу Реджи.
– Что случилось? Что-то с Генри? – спросил Чарльз, поравнявшись с братом.
– Нет, нет, это не Генри, – скупо ответил Реджинальд. – Давайте войдем в дом.
Троица молча прошла к дому.
– Что же все-таки стряслось? На тебе лица нет, – медленно промолвил Чарльз. Они с Агнес сели по другую сторону стола.
– Произошел несчастный случай, – судорожно сглотнув, проговорил наконец Реджинальд. – Тяжелая авария. Родители и Бэнкс... они погибли: машина свалилась с насыпи в реку.
В комнате повисла мертвая тишина. Они смотрели на него в немом оцепенении, не в силах вымолвить ни слова. Лицо Реджи посерело, вокруг рта обозначилась белая полоса.
– Нет! Нет! Нет! – закричал Чарльз, отчаянно мотая головой. – Не может быть, двое сразу! Все вместе, о нет!
Агнес встала и медленно вышла.
Братья остались одни. В глазах их стояла боль.
– О Господи! Господи! – громко застонал Чарльз, уронив голову на руки. – Это все из-за меня.
– Не говори ерунды. Какая может быть в этом твоя вина?
– Ты же прекрасно знаешь, почему мама уехала, – резко вскинул голову Чарльз. – Она уговорила отца взять увольнение под предлогом того, что он устал и ему нужно отдохнуть. Но на самом деле хотела быть подальше от меня и моей свадьбы. Скажи, разве не так?
Реджи заговорил тихо и жестко, в голосе его отчетливо звучала горечь.
– А разве раньше ты не знал, как она относилась к этому? Все было предельно ясно с самого начала. Такой уж ее воспитали. Но ты можешь утешить себя тем, что мама встретила бы в штыки любую твою избранницу, за исключением, пожалуй, Изабели, в которой она не чувствовала угрозу своему главенству в семье. Мама не могла вынести в семье других женщин, командовать должна была только она. А Изабель и умом большим не отличается и думает только о своих лошадях. Я бы даже назвал ее глуповатой и скучной. Подчинив ее своему влиянию, мама вертела бы ею как хотела. Если бы я или Генри решили жениться, она с такой же неприязнью встретила бы и наших избранниц.
Чарльз смотрел на брата, и к горю на его лице примешалось удивление. Сам он никогда над этим не задумывался, но теперь ему стало совершенно ясно, что Реджи прав. Опыт общения с женщинами позволял брату лучше понимать их.
– А Генри знает? – спросил Чарльз.
– Он сегодня приедет. Вчера с ним связалось военное ведомство. Но Элейн приехать не сможет: она снова ждет ребенка. Этот тип настоящее животное.
Братья одновременно поднялись и порывисто обнялись, тела их сотрясала дрожь. Когда они разжали объятия, щеки их были влажны от слез.
– Тебе придется поехать со мной, – едва слышно произнес Реджинальд. – Многое надо сделать. Мне продлили отпуск, но это всего лишь отсрочка. Я должен снова вернуться на фронт. И Генри тоже. Разбираться со всеми делами придется тебе. Сначала нужно заняться приготовлениями к похоронам, но об этом потом, а теперь иди и поговори с Агнес. – Реджи еле заметно кивнул на дверь.
Ничего не ответив, Чарльз отправился наверх.
Агнес укладывала в спальне чемодан, лежавший на застеленной кровати. Услышав, что вошел Чарльз, она не прервала свое занятие. Только когда муж обнял ее, она обернулась и уткнулась лицом ему в плечо.
Глава 5
– Это просто в голове не укладывается, – говорила Элис.
В кухне собралась вся семья, включая Джесси, Робби и малышку.
– Как будто она нарочно это устроила, прости меня, Господи, за такие слова.
Агнес взглянула на Элис и едва удержалась от слов: "Не ты одна так думаешь". Она знала, что мать Чарльза испытывала к ней явную неприязнь, временами переходящую в ненависть. Агнес явственно ощущала это при каждой их встрече. Эта женщина ставила ее ниже своих слуг, не считая нужным даже замечать Агнес. Но теперь ее не стало, и смерть эта тяжким бременем ложилась на Чарльза. Агнес словно читала его мысли: если бы не их свадьба, все сейчас было бы иначе. Трагедии наверняка бы не произошло. Гибель полковника и его жены должна была оказаться на совести Чарльза.
"Но главное, – думала Агнес, – повлияет ли эта трагедия на нашу дальнейшую жизнь?". Возможно, сильно изменить их будущее не сможет, но тем не менее случившееся определенным образом отразится на Чарльзе, а значит и на ней тоже.
– Беда не ходит одна. Неприятности идут чередой, – вновь заговорила Элис. – Брат Робби – Джимми пропал без вести. Робби решил идти на фронт, а теперь еще и это свалилось на нас.
Агнес взглянула на Робби.
– На меня наседают, – произнес он, отводя взгляд. – Тем более что скоро объявят новый призыв, я не собираюсь этого дожидаться. А то потом никогда не смогу оправдаться. Да и война, скорее всего, закончится раньше, чем я пройду подготовку.
– Вот-вот, как только твоя подготовка закончится, так сразу вас и пустят ко дну.
– Мама, ну что ты такое говоришь? – с укором остановила ее Агнес.
– Извините, извините, пожалуйста, – быстро проговорила Элис, увидев расстроенное лицо Джесси. – Но если дело так и дальше пойдет, то кто будет присматривать за фабрикой, позвольте вас спросить? Все наше время отнимают магазины. Артур Пибл страшно разважничался. Посмотреть, как он иной раз разговаривает с покупателями, так можно подумать, что он здесь хозяин.
– Мама, можно мне чашку чаю?
– Ах, Эгги, милая, прости. Но своей новостью ты совершенно выбила меня из колеи. Сейчас я приготовлю тебе что-нибудь перекусить.
– Нет, ничего не нужно. Мы договорились, что я встречу Чарльза на вокзале в три часа. Он настаивает на том, чтобы я поехала вместе с ним в их дом.
– И вы там останетесь?
Три пары глаз устремились на нее в ожидании ответа.
– Я не могу пока ничего сказать. Не знаю, как они собираются все там устроить. Но в одном я уверена: нам не часто придется навещать наш коттедж на холмах.
– А нет ли еще кого-нибудь, кто присматривал бы за ним? Я имею в виду большой дом.
– У них есть еще брат, он священник и сейчас на фронте. Но сегодня приедет.
– Но как ты сможешь управляться со всем в таком огромном доме?
– Это меня меньше всего будет волновать, – пожала плечами Агнес, – если мне все же придется вести там дела, по крайней мере до возвращения Реджинальда.
– А если он не вернется? – тихо спросил Робби.
Агнес пристально посмотрела на него, прежде чем ответить.
– Знаешь, Робби, мне как-то не приходило в голову, что такое может произойти. – С этими словами она повернулась и вышла из кухни.
– Господи, вот ведь как оборачивается, – сказала Элис, глядя на Джесси. – Если Агнес туда попадет, держу пари: обратно к нам она больше не вернется.
– Что ты, мама, я знаю Эгги, она обязательно вернется.
– Никто не может сказать, что сделает наша Эгги, даже она сама.
* * *
– Мистер Маккэн, – экономка всегда обращалась к лакею подобным образом, когда он вызывал у нее досаду, – я передаю слова мистера Реджинальда. Он сказал мне: «Митчем, мистер Чарльз приезжает сюда на некоторое время с женой, ей надо помочь». Вот его слова.
– Но она же простая продавщица, по крайней мере была ею! – воскликнула Джей Диксон.
У Патрика Маккэна и в мыслях не было, что когда-нибудь он повысит голос на Джейн, но, услышав подобное, лакей буквально зарычал:
– Она никакая не продавщица. Насколько мне известно, у нее два магазина и фабрика, а это совсем не одно и то же.
– Сожалею, что сказала об этом, правда, сожалею.
– Итак, – качнулся взад-вперед на каблуках Маккэн, – нам всем надо уяснить вот что: если она приезжает, чтобы вести здесь дела до возвращения мистера Реджинальда, следует признать ее хозяйкой, иначе мы можем потерять свои места.
– Есть один человек, который никогда ее не признает.
Все одновременно повернулись к кучеру.
– Тебе же будет хуже, Джон, – предупредил Маккэн. – То же самое относится и к тебе, Питер.
– Не думаю, что нас это сильно коснется, – пожал плечами Питер Пратт, – мы же не работаем в доме.
– А я вот работаю, – повернулась к нему его жена Роуз. – И не забывай об этом.
– Я все прекрасно помню. Столько лет мы жили тихо и спокойно, и я не вижу причины, почему все должно измениться, если мы сохраним свои места.
– Мы-то сохраним, а вот удержится ли она?.. – заметил садовник Дэвид Уильямс.
– Тебе хорошо рассуждать, ты живешь на отшибе, в сторожке, – в первый раз подала голос кухарка. – Все, похоже, забывают, что я тоже работаю в доме, хотя, если разобраться, подумаешь, кухарка. Предлагаю следующее: давайте подождем и посмотрим, что да как. Она ведь в Ньюкасле, верно? И жила на Спринг-стрит, а это не такое уж и завидное место, если мне не изменяет память. Здесь ее все настолько поразит, что с ней несложно будет сладить. Нам надо всего лишь выждать какое-то время, и тогда уже мы сможем показать ей, что долгие годы жизнь в усадьбе шла своим чередом и даже война мало что изменила. Так что давайте подождем и посмотрим.
– Да, все верно, это самое разумное решение. Тем более пока она не приедет, мы все равно не сможем ничего предпринять, – раздались одобрительные возгласы. Все согласно закивали.
* * *
Она приехала в половине пятого в сопровождении мужа и деверя. Чарльз познакомил ее с экономкой.
– Дорогая, это миссис Митчем. Миссис Митчем, представляю вам мою жену.
Агнес собиралась протянуть руку, но что-то в выражении лица миссис Митчем подсказало ей, что этого делать не следует, и она лишь слегка наклонила голову.
– А это наш лакей Маккэн. Патрик, это моя жена.
Маккэн учтиво поклонился, а Агнес вновь ограничилась кивком головы.
– С остальными познакомишься по ходу дела, – сказал Чарльз, беря Агнес под руку.
– Передай Кэти или Роуз, чтобы они показали миссис Фарье ее комнату, – распорядился Реджинальд, вручая Маккэну свое пальто. И подумав, добавил: – Опустите шторы на первом этаже только до половины, а наверху не опускайте вовсе.
– Хорошо, сэр, – немного помедлив, ответил лакей.
Позднее в кухне энергично обсуждали распоряжение Реджинальда.
– Кто бы мог подумать! И это сказал мистер Реджинальд! Ну и ну, что же это делается?
Чарльз не стал дожидаться, пока Кэти или Роуз проводят Агнес, он также не стал спрашивать, какая из комнат была приготовлена для них. Но когда он вошел в свою прежнюю спальню и увидел на кровати неразобранные чемоданы, то подумал, что прислуге, должно быть, не хватило времени, чтобы все подготовить, хотя Реджинальд все утро объяснял им, что следует сделать.
– Это моя комната, – объяснил Чарльз, помогая Агнес снять пальто. – Прислуга не успела все здесь как следует устроить, но сделает это чуть позже, обязательно сделает. – Он с таким нажимом произнес последние слова, что Агнес не выдержала.
– Прошу тебя, Чарльз. Пусть пока все остается по-прежнему. Если нам предстоит взять на себя заботу о доме, а именно этого, очевидно, и хочет Реджи, тогда я начну действовать по-своему и без лишней суеты. Так что, пожалуйста, предоставь это мне.
– Ах, дорогая моя. – Он отодвинул чемоданы в сторону и усадил Агнес рядом с собой на край кровати. – Я не хочу ни в чем разбираться, по крайней мере сейчас. Надеюсь, ты понимаешь мои переживания?
– Конечно, милый. Я все понимаю и, как ты говоришь, мы не станем ни в чем разбираться. Но хочу, чтобы ты знал. На тебе нет никакой вины, да и за собой я ее не чувствую. В какой-то степени мы сами распоряжаемся своими судьбами и строим будущее. Твоя мать распорядилась своей жизнью. Я знаю, она считала, что я тебе не пара, но я думала иначе и ты тоже. Любовь убеждала меня, что я достойна тебя. А поэтому никто из нас не должен взваливать на себя бремя вины.
– Ах, моя милая, моя родная, что бы я делал без тебя? – склоняя голову ей на плечо, признался Чарльз.
Агнес молча гладила его по волосам, думая о том, что, возможно, было бы лучше им не встречаться вовсе, но тут же сказала себе: ведь даже если бы Чарльз женился на девушке своего круга, то вполне вероятно, что ситуация могла повториться.
В этот момент Агнес казалось, что мать Чарльза своей смертью желала разрушить их счастье, до конца жизни заставляя мучиться от чувства вины. Но нет, Агнес этого не допустит. Ни за что! Этому не бывать.
– Нам не нужно... по крайней мере, мы не будем постоянно жить здесь, – поднимая голову, сказал Чарльз. – Мы будем проводить пару дней в неделю в квартире над магазином, а на уик-энды станем ездить в наш коттедж. Мы распределим нашу жизнь среди всех этих мест.
– Да, милый, ты прав, – через силу улыбнулась Агнес. – Мы так и сделаем.
Глава 6
В местные и центральные газеты поместили сообщение о том, что капитан Реджинальд Фарье выражает благодарность всем приславшим свои соболезнования в связи с гибелью его родителей: полковника Хью Джорджа Беллингема Фарье и его супруги Грейс Мей Фарье. Далее в публикации говорилось, что на похоронах будут только члены семьи и близкие друзья, и капитан Фарье просит цветы не присылать. Кроме того, сообщалось, что в этот же день на кладбище в Феллбурне должны состояться похороны ординарца полковника мистера Джорджа Артура Бэнкса.
На траурной церемонии присутствовала вся прислуга и близкие друзья семьи: семейства Пиккеринг, Комбес и Гаммон. Агнес ничего не знала об Изабели Пиккеринг, но запомнила эту крупную женщину с некрасивым лицом и выразительными глазами, которая представилась: "Я Изабель". Агнес понятия не имела, кто она такая, но было очевидно, что эта молодая женщина думала иначе.
– Очень приятно, здравствуйте, – ответила Агнес.
– Как все скверно обернулось для Чарльза, – заметила незнакомка.
– Да, – согласилась Агнес, не совсем понимая, что та имела в виду.
– Кто эта молодая леди в голубой шляпе? – поинтересовалась Агнес у Генри, когда присутствующие на похоронах начали расходиться.
– Разве вы не знаете? – покосился на нее Генри. – Это же Изабель.
– Но кто она? Я что, должна ее знать?
– Мама прочила ее в жены Чарльзу, – усмехнулся он и вздохнул. – Разве Чарльз об этом ничего не рассказывал?
– А, теперь мне все ясно. Кажется, она милая женщина.
– Да, Изабель славная. Очень любит лошадей.
Такой ответ несколько удивил Агнес.
Вскоре вся семья собралась в гостиной. В камине ярко горел огонь. Агнес и Реджи сидели по разные стороны дивана, а Чарльз и Генри расположились в креслах.
– Пути Господни неисповедимы, – со вздохом проговорил Генри.
– Оставь, пожалуйста, свои проповеди! – закричал Реджинальд брату, внезапно вскакивая. – Говори это калекам, которых привозят санитарные машины, или тем, кто страшится перейти в мир иной. – Он бросил взгляд на Агнес. – Простите меня.
Чарльз торопливо поднялся. Он обнял Реджи за плечи и насильно усадил его на диван.
– Все в порядке, старина, успокойся, тебе не за что извиняться.
– Прости меня, братишка, – тихо заговорил Генри, обращаясь к Реджи. – Это уже вошло в привычку. Но извиняюсь я лишь за то, что мои слова задели тебя. Я понимаю твои переживания. И тем не менее именно эти калеки, как ты выразился, и есть предмет моей заботы. Я их единственная опора. И если мне удается помочь им перейти рубеж... это все, на что я способен.
Генри умолк, уронив голову на грудь. Агнес хотела подойти к нему, но осталась на месте, не зная, где найти те слова, чтобы утешить плачущего мужчину, тем более священника. Он сказал: "Это все, на что я способен". Большего унижения придумать нельзя. Агнес полагала, что по характеру Генри самый слабый из братьев. Но среди кровавой бойни он проявил необыкновенную твердость, сохраняя веру в Бога. Для этого требовалось немалое мужество.
– Завтра предстоит встреча с нотариусом, он ознакомит нас с завещанием, – сообщил Чарльз, садясь на место Агнес. – Когда ты должен вернуться, Генри?
– В конце недели, в субботу, – невнятно произнес тот, шумно сморкаясь.
– А ты, Реджи?
– Как можно скорее. – После своей вспышки он с трудом приходил в себя. – Я уплываю завтра вечером.
– Но ведь тебе не обязательно ехать так скоро.
– Чарльз, я уеду завтра.
– Ну, хорошо, хорошо, поступай, как считаешь нужным, никто с тобой спорить не будет. Ответь мне лишь на один вопрос: что нам с Агнес здесь делать? Мы до сих пор ничего не решили.
– Я полагал, что все и так ясно, и обсуждать нечего. Мне казалось, ты понял, что вам надо вести дела и за всем присматривать, пока я... пока я или Генри не вернемся.
– Меня можешь исключить сразу же. – Генри покачал головой. – Я не собираюсь возвращаться и заниматься здесь делами. Нет, этого не будет никогда. Мое призвание – служить людям. Я уверен, что не ошибаюсь. Поэтому на меня не рассчитывай.
– А если ты женишься?
– Никогда! Я считаю себя священником не англиканской церкви, а католической.
– Думаю, в конце концов ты перейдешь в католичество.
– Я уже как-то говорил, что это вполне возможно.
Братья пристально смотрели друг другу в глаза, потом слабая улыбка тронула их губы, снимая напряжение.
– Чарльз, – обратился к брату Реджинальд, – когда завтра мы встретимся с нотариусом, я объявлю, что предоставляю тебе полную свободу действий на период моего отсутствия. Ты согласен взять все на себя? А вы, Агнес? Ведь именно вам и предстоит, по сути дела, всем здесь заправлять.
Взгляды мужчин обратились к ней.
– Как скажет Чарльз, – поворачиваясь к мужу, промолвила она. – Я поступлю так, как решит он. Но мне кажется, что моя задача будет не из легких.
– Хочу сразу посоветовать вам: пресекайте любые глупости. Неподобающее поведение никому не должно сходить с рук.
– Можешь об этом не волноваться, Реджи, – поторопился заверить брата Чарльз. – Не сомневайся, я обо всем позабочусь. Будь уверен.
– Ну, раз мы все уже решили, думаю, не помешает выпить чего-нибудь покрепче, – медленно поднимаясь, предложил Реджинальд.
– Я – пас, – замахал рукой Генри, – за ужином я выпил уже три бокала. Этого для меня вполне достаточно.
– Ну, тогда мне достанется твоя порция. Ничто так не успокаивает мне душу, как виски, подогретое или холодное, – признался Реджи и остановил потянувшегося к звонку Чарльза. – Нет, не надо. Я сам принесу.
– Ты должен его извинить и не принимать его выпад близко к сердцу, – обращаясь к Генри, сказал Чарльз, едва Реджи вышел. – Он просто сам не свой. Кроме нашей общей беды ему еще и без того приходится несладко.
– Там всем крепко достается, Чарльз. А хуже всего тем, кто слишком много обо всем этом думает. Надеюсь, Реджи скоро ранят и он вернется домой.
– Да ты что, как ты можешь так говорить? – Лицо Чарльза исказилось, словно от нестерпимой боли. – Отчего бы тебе не пожелать, чтобы он сразу погиб?
– Я не желаю ему смерти, а говорю всего лишь о ранении в руку или ногу. Только так он сможет вырваться оттуда, иначе его ждет нервный срыв, а это похуже смерти. Мне приходилось наблюдать подобные случаи. Несси могла бы тебе много об этом порассказать. Она умеет найти подход ко всем. У старушки настоящий дар исцелять души.
– Непонятно, почему она не захотела приехать, – задумчиво проговорил Чарльз.
– Ничего в этом странного нет, все очень легко объяснимо. Для мертвых она ничего не способна сделать, ее забота – живые. Знаете, – вымученно улыбнулся Генри, – в первый раз в жизни она ощущает себя матерью. И мне вспомнилась Элейн. У нее еще один ребенок, и ведь он родился как раз в день их смерти. Верно говорят, что жизнь и смерть ходят рядом. Но, прости меня, Боже, я бы пожелал тому, кто зачал эту новую жизнь, немного побыть по ту сторону пролива.
Агнес тепло улыбнулась своему второму деверю. Священник и джентльмен, Генри в душе был обычным мужчиной, совсем не отрешенным от земных чувств и житейских проблем. И она подумала, что Генри с Чарльзом роднила не только фамилия.
Глава 7
До этого времени ему приходилось вести борьбу на два фронта. Одно сражение – среди крови и грязи, другое шло в его сознании. Однако новые укрепления по сравнению с прежними казались чуть ли не дворцами. В тех привычных окопах о бане приходилось лишь мечтать, даже бритье считалось непозволительной роскошью. Теперь же все преобразилось до неузнаваемости: в окопах было сухо, а размеры блиндажей поражали воображение. Блиндаж, который Реджи делил с двумя другими офицерами, походил на маленькую квартирку с горячей водой и всеми удобствами.
В скором времени предстояло большое сражение, но Реджинальд не слишком задумывался об этом. Бои стали нормой жизни. Трупы в воронках от снарядов, душераздирающие крики раненых, напоминавшие ему вопли детей Элейн, – все это привычные атрибуты войны. Но в новых убежищах об этом можно было на некоторое время забыть. Не хотелось даже думать о немцах, что расположились в еще лучших укреплениях по ту сторону равнины, об обустройстве блиндажей противника разговоры возникали то и дело. Поговаривали, что некоторые помещения в офицерских блиндажах напоминали гостиничные номера: в них стояла настоящая мебель. Об этом рассказывал Редни, один из новичков присланных в их батальон. Как и все новенькие, Редни был молод. Пополнение состояло в основном из будущих адвокатов, врачей, государственных служащих. Эти образованные молодые люди всерьез рассуждали о жизни после войны, строили планы. Слушая подобные разговоры, Реджинальду нестерпимо хотелось расхохотаться. Но он изо всех сил сдерживался, боясь дойти до истерики, похожей на ту, что могла бы случиться, если бы он смотрел невероятно смешной номер представления в театре Ньюкасла, комедию в Лондоне или кривлянье обнаженных девиц в увеселительных заведениях Парижа.
Наблюдения подсказывали Реджинальду, что главное сражение намечалось на первое июля. Как всегда, им ставилась задача сокрушить противника. Однако сперва предстояло преодолеть сложную линию укреплений, о несокрушимости которых твердили немцы. Но старые генералы все продумали, предусмотрели и расписали для подчиненных им молодых офицеров и их солдат.
Офицеры и солдаты, какое странное деление, разве не были и те и другие воинами? Хотя куда там солдатам до офицеров, этих молодых богов, спустившихся с олимпа, ну просто орлы, разве что без крыльев. Все как один непобедимые и непогрешимые. Так говорили генералы. Они убеждали офицеров, что победа им обеспечена. А как же иначе? Их же будут прикрывать с воздуха деревянные птицы-аэропланы, а на земле поддержку обеспечат металлические слоны – танки. Впервые это новое оружие предстояло испытать на поле битвы. Конечно, нельзя забывать и об огневом вале, который должен был накрыть не менее молодых немцев в их хваленых окопах. После этого на позиции ослепленных и оглушенных, а возможно, мертвых врагов стройными рядами двинутся безусые солдатики во главе с молодыми богами. Они ринутся на солдат противника и пронзят их штыками, открывая путь кавалерии: сотням, тысячам всадников, ждущим только сигнала, чтобы стереть с лица земли этих презренных немцев. Таков был план сражения, по замыслу генералов. А как же иначе? Разве не трудились они над этими планами в поте лица в своих уютных штабах, сидя за столами? Именно сидя, потому что некоторые из них от старости и стоять-то долго не могли. А когда их гениальные планы осуществятся и немцы сгинут навеки, они вернутся домой в ореоле славы, и король отметит наградами их заслуги.
– Что ты сказал? – Реджинальд отвлекся от своих мыслей и взглянул на лейтенанта Поллета, Поллета Смита, которого шутя прозвали Полли Смит, а иногда называли "милашка Полли".
– О чем задумался? – спросил Смит. – Глядя на твое лицо, можно было подумать, что ты даешь кому-то нагоняй.
– Говоришь, на мое лицо стоило посмотреть? Я расскажу тебе, Полли, о чем думал. Я размечтался о своей жизни после войны. Ты знаешь, какие у меня планы? Куплю себе яхту и отправлюсь на один из островков. Ну, на моем пусть живет вождь с шестью дочерьми. Нет, пожалуй, двоих будет достаточно. Они давно не видели мужчину и, конечно, будут очень ласковы со мной, поэтому я решу остаться с ними до конца своих дней.
– Ерунда, ты думал вовсе не об этом. Посмотрели бы на тебя твои смуглые красотки, перепугались бы до полусмерти. Реджи, а если серьезно: немецкие укрепления за равниной и в самом деле такие мощные, как о них хвастают сами немцы, как по-твоему?
– Увидим, когда доберемся до них. Тут думай не думай, укрепления эти останутся на месте и слабее не станут. Так что спи лучше и не мешай мне читать.
– Но ты не читал, а тупо смотрел в пространство. Кроме того, эти твои письма уже зачитаны до дыр. Должно быть, она очень недурна. Может, ты и обручился тайком?
– Я не имею отношения к таким вещам. Ни к чему подобному не причастен. Но вполне могу вытащить тебя отсюда и выставить над бруствером, и пусть наши друзья с той стороны доделают остальное. Так что лучше заткнись и спи, а то я точно выполню свое обещание.
– Неужели хватит духу?
Реджинальд не ответил. Откинув голову на подушку, он лежал, уставившись в потолок; мысли его были далеко. Он размышлял о том, что следовало написать письма Чарльзу, Генри и Агнес. В последнее время он получил от них несколько посланий, но так ни на одно и не ответил. А о чем ему было писать? У Генри он мог лишь спросить: "Как у вас там дела?". Дальше последовали бы пустые, ничего не значащие фразы. Ему очень хотелось спросить брата: "Как же, во имя всего святого, ты еще можешь верить в Него? Неужели какой-нибудь здравомыслящий человек может вообразить, что некая высшая сущность или сила может спокойно взирать на методичное безжалостное убийство существ, созданных по Его образу и подобию? Как можно допустить подобное? Ты же совсем не глуп, Генри. Разве ты не в состоянии понять, что за всем этим ничего нет, а мы все, по сути дела, оболваненное стадо, дикая толпа, которую толкает на смерть кучка стариков, одержимых жаждой крови? Для них мы всего лишь оловянные солдатики, игрушки в их безжалостных руках".
Теперь Чарльз, дорогой и милый Чарльз. Что бы он написал ему? "Разумнее всего вместо клумб устроить огород. Потому что скоро наступят времена не такие уж веселые. Лошадей сейчас у вас нет, поэтому на поле следует сделать птицеферму. А как насчет того, чтобы обзавестись коровой? Когда я вернусь, у тебя уже разрастется большое хозяйство. Вот и будет мне чем заняться. Но не особенно увлекайся. Агнес пишет, что ты не очень хорошо себя чувствуешь в последнее время. Следуй рекомендациям врачей и не заставляй беспокоиться свою жену. Рад слышать, что прислуга ей помогает, а Маккэн взял ее под свое крыло. Я смеялся, когда читал, что Агнес тактично отклонила намерение миссис Митчем прислуживать ей".
Да так бы он и написал, но на самом деле ему хотелось крикнуть: "Тебе повезло, Чарли, несмотря на твой туберкулез. Ты ведь, по сути дела, сейчас полноправный хозяин дома, который я так люблю... и очень сомневаюсь, что после моего возвращения тебе захочется возвращаться в квартиру над магазином. Ты вырос в большом, просторном доме, привык, что слуги ухаживают за тобой. Ты устроил себе перерыв, но он продлился так недолго".
А что ему написать Агнес? "Я очень рад, что все наладилось и прислуга во всем вам помогает. Но другого и ожидать было нельзя. Кому придет в голову в чем-то вам противоречить? Берегите мужа. Как можно чаще ездите с ним в коттедж". А в конце он, шутки ради, прибавил бы: "О чем я говорю? Да выпроводите вы Чарльза в коттедж и пусть он там покрутится немножко один. Это пойдет ему на пользу. Всего хорошего, дорогая".
"Всего хорошего, дорогая, нет, любовь моя. Да, именно любовь. Ты могла бы стать моею. Ты ведь тоже сознаешь это, разве не так? Ты говоришь, что любишь Чарльза, но эта любовь ничто по сравнению с той любовью, которую ты могла бы испытывать ко мне. О, как сильно ты любила бы меня. И я бы смог этого добиться. Но на моем пути стоит Чарльз. К сожалению, брат действительно любит тебя, и как ни странно, но и я люблю его, в то же время мечтая, чтобы его никогда не было. Я жалею, что он мой брат, потому что тогда я без угрызений совести отнял бы тебя".
Реджинальду пришла в голову другая мысль. "Почему, – спрашивал он себя, – мы оба полюбили тебя? Чарльз влюбился с первого взгляда, и я тоже полюбил тебя с той самой встречи на площади перед собором. Мне понравилось, как ты остроумно прошлась насчет моих пуговиц. И я сразу понял, что ты создана для меня. Почему? Не спрашивай, я не смогу объяснить. Уверен лишь в одном: никто из моих знакомых не подумал бы с симпатией заговорить об ординарце или прислуге. Я пытался убедить себя, что меня привлекла твоя необычность, непривычная искренность. Да, ты действительно была искренней и, быть может, из-за этого чуть бестактной. Так я говорил себе. Но для меня все это было неважно. И вот сейчас я спрашиваю себя: чем же ты с такой невероятной силой притянула к себе нас обоих? Возможно, ты одна из тех созданий, которые влекут всех мужчин, одновременно отталкивая женщин? Судя по неприязни к тебе моей матери, должно быть, так и есть. И что бы ни говорили, погибла она из-за тебя. Если бы ты не появилась, она была бы жива и сейчас. Ты когда-либо задумываешься об этом, Агнес Конвей-Фарье?".
