Текст книги "Неблагой Принц (ЛП)"

Автор книги: Кэтрин Кингсли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

3

Эбигейл уставилась на гроши в ладони женщины.

– Он стоит вдвое больше, – она схватилась за верёвку, которая держала Джеймса, ее козла. Не то чтобы требовалось слишком уж много поощрения, чтобы заставить его идти. Она растила его с того дня, как он родился, и ей часто приходилось держать его в загоне или на привязи, чтобы животное не преследовало ее. Несколько раз ему удавалось забраться в коттедж, и она заставала его спящим рядом с ней.

– Времена тяжёлые, – Мари вздохнула и прислонилась к своему забору. – И, буду с вами честна Мисс Мур…

– Миссис.

Мари покачала головой, на ее лбу прорезались глубокие морщины, когда она нахмурилась.

– Я знаю, что у вас не такой большой выбор. По моим подсчётам, через три недели вы уйдете, а те, кто с трудом находит покупателя, не могут торговаться. Кроме того, откуда мне знать, что козел не станет… странным?

Эбигейл впилась ногтями в изгибы грубой веревки в ее ладони, вдавливая волокна в кожу на сильно, что это приняло боль.

– Странным?

– За тобой следует неудача. Не уверена, что хочу рисковать, если она передалась и на животное.

– Он просто… – она воспользовалась моментом, чтобы подавить свой гнев. Кричать на старуху бесполезно. – Он просто козел.

– Ага, и без дьявольщины? Ты бы узнала, верно? – Мари снова протянула ей свои гроши. – Бери или отказывайся, Мисс Мур. Возможно, скоро они станут тем, что не даст тебе умереть с голоду.

Мысленно она представляла, как набросится на Мари и врежет ей прямо в челюсть. Может, даже заставит ее съесть свое жалкое подобие платы за Джеймса – заставит проглотить свои чёртовы гроши целиком.

Или наложит на нее ужасное проклятие. Испортит ее дом и все, что в нем находится.

Но она ничего из этого не сделала. Просто взглянула, вздохнула, повернулась и пошла прочь, Джеймс радостно трусил рядом с ней.

– Нет.

– Поступай как знаешь.

Прекрасное утро совершенно не соответствовало ее настроению, когда она шла из деревни Халтуистл, возвращаясь к своему коттеджу. Щебетали птицы, светило солнце, воздух раннего лета все ещё был прохладным, хотя солнце излучало тепло. Утро было идеальным.

Но она была несчастна.

Больше никто в Халтуистле и не подумывал что – нибудь у нее купить. В большинстве случаев Мари была единственной, кто готов был с ней говорить. Все остальные просто переводили взгляды и избегали ее. С глубоким вздохом она выпрямила спину и расправила плечи.

– Мне неприятно это говорить, Джеймс. Но я думаю, ты предпочел бы быть скормленным волкам, чем отданным ей. И без дьявольщины? Ты бы узнала, верно? – передразнила она тон и акцент Мари.

Джеймс издал тихое блеяние.

Ее тетя Марджери избавила Эбигейл от акцента, научив ее говорить правильно, что бы это ни значило. Она также научила Эбигейл читать и писать – редкие навыки вблизи Стены Адриана и вересковых пустошей (торфяных болот).

К сожалению, ни то, ни другое не принесло ей ни малейшей пользы и, вероятно, не принесет в ближайшее время.

Она опустила взгляд на своего козла и потянулась, чтобы почесать его между ушами.

– Не думаю, что ты с дьявольщиной.

Каждой фиброй души она хотела крикнуть Мари, что она ведьма, а не поклонница дьявола, и что это две разные вещи. Ни одна из известных ей темных магий не имеет ничего общего с демонами. Ее магия исходит от Земли. От жизни и смерти.

Но спорить об этом с Мари бесполезно. Мари не видит разницы и никогда не увидит.

– Спорить с невежеством – все равно что тушить адское пламя одним лишь ведром.

Боги, она ужасно скучает по своей тете.

Дорога домой была мирной, что и хорошо, и плохо. Она оставила ее наедине со своими мыслями, и к тому времени, когда закрыла Джеймса в его огороженном загоне, она была готова разреветься.

Но у нее есть работа, которую нужно сделать. Она не совсем понимала, зачем ей понадобилось выдергивать сорняки из своего сада и ухаживать за животными. У нее достаточно сухих запасов, чтобы продержаться три недели, пока ее не выселят. Она подумала, что занятие чем – то отвлечет ее от мыслей о надвигающейся бездомности.

Оставалось последнее, что она сделать до конца дня. Последняя предосторожность.

Незнакомец.

Взяв строгальный нож, который Маркус оставил после своего ухода, она вырезала символы на столбах своего дома. Простые знаки, предназначенные для защиты от духов любого рода.

На всякий случай, если вернётся.

К тому времени, как солнце начала клониться к закату, она была измотана. Взяв немного хлеба и сыра из корзины на стене, она принялась готовить себе скудный ужин.

И снова чуть не выпрыгнула из своей кожи, когда раздался сильный стук в дверь. Бам, бам, бам! Выглянув в окно, она увидела, что небо все ещё бледно – голубовато – фиолетовое. Солнце уже полностью село.

У нее не возникло сомнений в том, кто стучал. Ее новый муж.

По ее спине пробежал страх. Возможно, он просто бродячая пёс, которого однажды накормили, и теперь он вернулся за добавкой. Возможно. Или, возможно, он был кем – то совершенно другим. Он хотел услышать ее желание… но в ее голове громко прозвучали предостережения тети.

Желания обладают силой – желания имеют свой вес – и их нельзя так легкомысленно озвучивать.

Второй стук побудил ее к действию, и она положила полбуханки хлеба, чтобы отвадить его. Открыв дверь, она взглянула в седле, морщинистое лицо своего нового бродячего гостя. С его руки свисали два освежеванных мертвых кролика, судя по виду, убитых совсем недавно.

Он улыбнулся одновременно зловеще и тепло.

– Добрый вечер, жена. Могу я войти? – то, как он это сказал, было одновременно и дразняще, и опасно, как кошка, что переворачивается и приглашает почесать живот. В любой момент что – то может пойти не так.

Что – то в нем заставляло ее волосы вставать дыбом. Она взглянула на символ, который вырезала на дверном косяке. Он проследил за ее взглядом и усмехнулся.

– Вижу, – и с этими словами он… вошёл внутрь. Свободно минуя ее защиту. Что значит, либо он не дух, либо ее магия против него бесполезна.

В любом случае, свою точку зрения он высказал. Ее приглашение войти было в ее интересах, не в его. Прикусив губу, она отступила в сторону, когда он подошёл к огню, его поношенная одежда шуршала по деревянному полу.

– Не хочу обидеть, но…

– На зов приходит собрат, владеющий магией, и ты приняла меры предосторожности на случай, если я не принадлежу к человеческому виду. Я понимаю, – он прицепил кроликов к подвесу очага и подтолкнул их к пламени концом своей трости. – Это благоразумно. Никогда не знаешь, когда на пороге может появиться фэй, готовый похитить тебя в Потусторонний Мир под холмами.

Она рассмеялась этой идее.

Это, казалось, привлекло его внимание. Он повернулся к ней, приподняв седую и чересчур длинную бровь.

– Над чем ты смеёшься? Разве ты не веришь легендам?

– Я верю им и знаю, что лучше над ними не насмехаться. Но я смеялась не поэтому, – вытащив из стеклянной бутылки пробку, она налила в пару кружек немного обращённого им вчера вина. Казалось неправильным терять его впустую. Вино не было тем, что она часто пила. Она принялась раскладывать сыр и хлеб на две тарелки, пока они ждали, когда приготовятся кролики.

С его стороны было очень мило принести к столу мясо. Он уже обеспечил меня больше, чем на самом деле сделал это Маркус. Ее муж был ужасным охотником. Это она всегда была той, кто расставлял ловушки и приносил добычу, хоть и оставляла ему разделывать животных. Она ненавидела отнимать жизни.

Осознание того, что Абраам принес ей добычу, когда Маркус так редко это делал, почти заставило ее снова рассмеяться. Как нелепо.

– Тогда зачем смеяться над фэйками? – он сел за ее стол, кряхтя от движений старых костей, и устроился на стуле, который под ним заскрипел. Он не казался таким уж тяжёлым, да и ее стул был довольно прочным. Изгиб его плеч и спину наводил на мысль о щуплой фигуре, но протестующая мебель говорила ей об обратном.

– Что фэйкам может от меня понадобиться?

– А им нужна причина, чтобы похищать людей? – он отпил вина и потянулся за хлебом и сыром. – Они берут то, что хотят и когда хотят, для собственной потехи, если не для чего – то другого. Такое милое маленькое создание, как ты, станет замечательной игрушкой.

Она ухмыльнулась.

– Я не продержусь так долго. Кроме того, не думаю, что хочу, чтобы меня утащили. Придется стать более осторожной.

Он откинулся на спинку стула, который снова протестующие заскрипел, и задумчиво на нее посмотрел, в его выцветших голубых глазах промелькнуло веселье.

– Тогда чего же ты хочешь?

– Тебе, кажется, ужасно хочется выпытать у меня мои желания, Абраам. Подозрительно.

– Подозрительно! Что во мне может быть подозрительного? – он снова рассмеялся, прижимая руку к груди. – В каком – то бедном старике.

– Который может превратить воду в вино.

– Бедном старике с хорошо отточенными навыками, – он погрозил перед ней скрюченным пальцем. – С твоей стороны будет мудро не издеваться над кем – то с моим опытом. Я десятилетиями выживал за счёт Земли и почвы. И, похоже, ты собираешься ко мне присоединиться.

Напоминание о ее надвигающейся бездомности тут же испортило ей настроение, и она снова почувствовала себя до слез разъяренной.

Абраам нахмурился.

– В чем дело, жена? Что тебя беспокоит?

Покачав головой, она взяла кружку с вином, залпом выпила ее содержимое и налила себе вторую.

– Ничего такого, что можно исправить.

Он взглянул на вино, затем снова на нее.

– Ты хочешь сохранить этот дом?

Она открыла рот, чтобы ответить, но остановилась. Во – первых, казалось, что теперь он хочет обманом заставить ее признаться в том, чего она желает. А во – вторых… Она, честно говоря, не знала ответа. Мгновение она огляделась по сторонам. Отец Маркуса построил этот дом голыми руками. Каждый дюйм этого маленького жилища принадлежал ее мужу. Каждый кирпичик очага, каждый столб… это место принадлежало ему.

И это он продал все вместе со своей женой, которую бросил. Она сжала кулаки. Когда – то это был не дом, но теперь это просто место, где она жила.

– Нет. Просто мне больше некуда идти.

– Наверняка кто – нибудь в деревне примет тебя. На днях я проходил мимо таверны – неужели им не нужны служанки? – он отломил кусочек сыра от порции, что она ему дала. Съев его, он скорчил гримасу. Он не великолепен, но это все, что у нее есть. – Из тебя вышла бы замечательная служанка.

Она закатила глаза.

– Они думают, что я проклята. Что я странная и чудная, и что мое увлечение этими рисунками навлекло на меня тьму и неудачу. Маркус не составило труда рассказать им о своих бедах за стойкой бара в той самой таверне. Они избегают меня любым возможным способом, – она сделала ещё один глоток вина и откинулась на спинку стула. Ее аппетит пропал, но тяга к алкоголю осталась. – Возможно, они правы. Возможно, я проклята. Нет, когда уйду отсюда, я поеду в Карлайл. Кому – то там может понадобиться женщина, умеющая читать и писать.

– И прилично ухаживать за очагом, – он посмотрел на свою тарелку. – Твой хлеб хорош, но сыр…

– Это не мое.

– О, спасибо, Морриган, – он отодвинул от себя тарелку. – Я ел кору с лучшим вкусом, чем у этого сыра.

Она засмеялась, качая головой.

– Отшельник с утонченным вкусом. Как очаровательно.

– Как думаешь, почему я научился делать вино из воды? – фыркнул он.

Она сделала ещё один глоток красной жидкости.

– Оно хорошее, – сама того не осознавая, она допила свою вторую кружку. Он пододвинул к ней бутылку, поощряя ее наполнить свою кружку. Она покачала головой, но он настоял.

– Пей. Какая разница? – он ухмыльнулся под своими густыми усами и бородой.

– Я не знаю тебя, Абраам.

– Разве мы не женаты? Разве мы теперь не друзья? – в притворной обиде он махнул трость в сторону огня. – Разве я не принес тебе вина и еды?

О! Кролики! Она вскочила со стула, чуть не перевернув его, и побежала к огню, чтобы проверить их. К счастью, они не сгорели, но она перевернула их на подвесе очага. Подложив ещё одно полено, она поворошила кочергой угли, чтобы выровнять жар.

Бормоча себе под нос ругательства, она вытерла руки о фартук и вернулась к столу.

Абраам тихо посмеивался, его явно забавляла развернувшаяся перед ним сцена.

– Глупышка.

– Дразни меня, если хочешь.

– Хорошо. Мне это очень нравится.

Закатив глаза, она откинулась на спинку стула.

– Это был трудный день. Трудная неделя.

Трудная жизнь.

– Так кажется. Я так понимаю, кто – то тебя обидел? Они пренебрегли могущественной Эбигейл, устрошающей ведьминским гневом, – он указал на коллекцию ее камней и безделушек на очаге. – Используй свою магию. Покажи им, что значит быть проклятым.

Устало покачав головой, она вздохнула.

– Какой в этом смысл?

– Месть.

– Что ещё?

– Тебе нужен второй повод? – усмехнулся он. – Те, кто тебя обижает, должны быть обижены в ответ.

– Они отворачиваются от меня не из злобы, Абраам. Не из – за жестокости. Из – за своего невежества они думают, что я проклята. Из – за своей жадности, они жаждут то немногое, что у меня есть. Они стремятся позаботиться о собственной жизни и не заботятся о моей. Если бы я хотела отомстить за это, то все человечество стало бы моими врагами.

Он пробормотал в свою кружку что – то, чего она не расслышала. Опустив кружку на стол, он снова ее наполнил. А затем, перегнувшись через стол, налил ей ещё вина.

– Пей, Эбигейл. Эта бутылка не осушится. Наслаждайся жизнью.

Она колебалась. Вино оставило после себя странное чувство. Но она обнаружила кое – что ещё, гораздо более опасное, поскольку было гораздо приятнее.

– Ты заколдовал вино, Абраам?

– Я использовал магию, создавая его. Конечно, это заколдованное вино, – он покачал головой. – Действительно глупая.

– Нет, я спрашиваю, наложил ли ты на него заклинание в дополнение к тому, что его создало, – она опустила взгляд на стекло. – Оно не похоже на обычное вино.

– Тебе это неприятно? Неудобно и тревожно? Я превратил тебя в лягушку? Не хочешь больше пить?

Ответ пришел без колебаний.

– Нет, – ей следовало солгать. Но у нее не хватило на это духу. Странно.

– Тогда какая разница? Я всего лишь старик, стремящийся утешить свою жену.

– А ты знаешь, как придерживаться игры, я позволю тебе это, – она усмехнулась, и с долгим усталым выдохом отпила вина. Возможно, это часть уловки, которую он успешно продвигал, но это ослабило напряжение в ее плечах и чувство надвигающейся гибели, которое, казалось, преследовало ее, куда бы она не пошла.

Возможно, какое бы заклятие он на нее ни наложил, оно того стоило.

– Вот так, – он похлопал ее по руке. Когда полено в очаге перевернулось, чуть не свалившись на пол, она встала. Он фыркнул и жестом велел ей остаться. – Садись. Пей, – вместо этого он встал и пошел к огню, кролики, которых она учуяла, были почти готовы.

Она закрыла глаза. Вино уже ударило ей в голову. Что бы это ни было, оно подействовала быстро. Но это не помешало сделать ей очередной глоток. Она чувствовала себя так, словно плыла – тепло и уютно. Этот вечер не был похож ни на один из тех случаев, когда Маркус приносил домой бурдюк с вином, и они напивались.

– Я желаю просто… – она замолчала.

Воспоминание смеха залило ее, словно пчелы. Предательство причиняет боль только тогда, когда есть что предавать.

– Мы недолго были вместе. В лучшем случае, несколько лет. Мы встретились всего через несколько дней после смерти тети Марджери. Я была предоставлена сама себе. Возможно, я была наивна, но, когда ко мне подошёл джентельмен, я… я почувствовала, что сбита с ног. Сначала он был таким добрым и милым. Хотел иметь семью, и я тоже. Но когда стало ясно, что я не могу выносить его ребенка, он поменял ко мне свое отношение. Я не была шокирована, когда он сказал, что хочет попытать счастья в Америке. Не удивилась и когда он ушел. И все же я была как – то… взволнована, когда он продал все это в собственных целях, – она открыла глаза, чтобы устремить взгляд на свечу жизни, что горела на подоконнике. – Я грежу о нем. Вижу его в доме в Вирджинии. С женой… и маленьким мальчиком. Он счастлив. У него есть все, чего он когда – либо хотел.

– Ты желаешь ему зла?

– Иногда это приводит меня в ярость, когда я думаю о том, что он бросил меня здесь, а потом – а потом все это. Но нет, – она вздохнула. – Кто я такая, чтобы делать кому – то зла, Абраам? Какое это имеет значение?

– Черт! – он вытащил кроликов из огня и почти кинул их на стол. Она вздрогнула от неожиданности, услышав его всплеск. – Я вижу, как в тебе горит гнев. Но ты подавляешь его! Кто научил тебя сдерживать свой гнев, а? Эта твоя мертвая тетя? – бросившись к окну со скоростью, о которой она даже не подозревала, старик сорвал с подоконника свечу жизни и, держа ее в руке, с отвращением на нее уставился. – Ты смешала его волосы с воском. Хорошо. Я использую их, чтобы отравить его. Он будет медленно гнить и мучительно умирать, даже находясь далеко за водами. И я позабочусь, чтобы все началось с его члена. Это сделает тебя счастливой, Эбигейл?

Она вскочила со стула, снова чуть не опрокинув его.

– Стой – не надо…

– Почему? Ты любишь его?

Слово вырвала из нее без раздумий.

– Нет.

Она ошеломленно моргнула. Она даже самой себе ни разу не призналась в том, что не любила Маркуса. Она ни в коем случае не ненавидела его. Даже заботилась о нем. Но на этом все и заканчивалось.

Абраам бросился к ней, и, прежде чем она она успела среагировать, прижал ее к стене. Он держал свечу между ними.

– Скажи мне, почему я не должен проклинать его, зная, что, когда его мужское достоинство почернеет и отпадет, он подумает, что это сделала ты. Он умрет, зная, что обидел тебя и был обижен в ответ. Скажи мне, почему я должен пощадить его.

Все в старике изменилось в мгновение ока. Его плечи больше не были сутулыми. В его конечностях не было дрожи. Его трость лежала на полу, там, где ее и бросили. В его глазах почти не осталось той дымки.

Протянув руку, она взяла его пустую в свою. Он позволил ей, на его лице промелькнуло любопытство. Его губы удивленно изогнулись, когда она поднесла его ладонь к своей щеке. Возможно, он подумал, что она собирается обнять его, благодарная за то, что он использует ради нее темную магию.

Вместо этого она положила его ладонь на деревянную балку своего дома.

Прямо поверх символа, который вырезала в тот день.

Абраам зашипел от боли, обнажив слегка слишком длинные клыки. Слегка слишком длинные… и слегка слишком острые.

Он не человек.

Моя жизнь кончена.

4

Абраам отшатнулся от нее, его лицо превратилось в маску ярости. Но внезапно, как задутая свеча, гнев померк. Он рассмеялся, сильно и громко, словно то, что она сделала, действительно позабавило его.

– Маленькая чертовка!

Его голос изменился.

Он больше не был старческим, изможденным и осевшим от времени. Он был похож на пышную ткань, скользящую по смертоносному лезвию. Одновременно резкий и низкий, режущий и грохочущий, он выпрямился. Его спину громко хрустнула, он повернул голову из стороны в сторону, отчего хрящи тоже захрустели.

– Действительно маленькая чертовка.

Ужас, словно лёд, пробежал по ее венам. Охваченная этим ужасом, она прижалась спиной к стене, наблюдая за созданием, что вошло в ее дом. У нее закружилась голова. Черт бы побрал это вино!

Он поднял руку, глядя на свечу, что все ещё горела в ней.

– Умри.

– Нет! – она бросилась вперёд, чтобы остановить его.

Но было уже слишком поздно.

Одним словом, воск в его руке превратился в песок и осыпался к его ногам. Он стряхнул то, что осталось. Она нырнула за ним, тяжело приземлившись на колени у его ног, но могла лишь наблюдать, как он растирает тлеющие угольки по своей ногой.

Своей босой ногой.

До этого на нем были ботинки. Она слышала, как они стучали по деревянному полу.

– Я правда думаю, что там, внизу, ты нравишься мне больше.

Эбигейл подняла глаза. Она закричала.

Создание рассмеялось.

Она кинулась от него так быстро, как только могла, забыв о рассыпавшиеся свече и вскочив на ноги. В спешке опрокинув табурет, она ударилась спиной о деревянную стену дома.

Перед ней стоял мужчина – или нечто похожее, – что именно, она не могла разобрать из – за своего шока. Он был высоким, едва помещаясь в это сооружение. Ему придется согнуться в дверном проеме. Ярко – сапфировые глаза, что слабо светили, были устремлены на нее. Они взирали на нее вместе с прекрасными чертами лица, которые она могла считать самыми красивыми из всех, что когда – либо видела.

Но в его глазах сверкала непоколебимая злоба, искажающая выражение его лица и превращающая его в нечто более похожее на то, как волк смотрит на свою добычу. Нет. Все гораздо хуже. Там, где волк убивает свою жертву ради еды, это создание перед ней явно получает огромное удовольствие от ее страха. В улыбке, которая разрезала его черты, было дьявольское наслаждение, вновь обнажившее его слишком острые клыки.

Накидка, что выглядела так, будто сделана из какого – то странного вида кожи, свисала с его плеч, ниспадая позади. Она была прикреплена к его обнаженным плечам большими, похожими на когти предметами. Он был без рубашки, обнажив тело, сложенное из одних мышц. Его левую грудь украшала причудливая круглая отметина, напоминающая лабиринт. Она соединялась с более странными линиями и чернилами, которые бежали вниз по его груди и левой руке. Большие спирали трискелиона переплетались с чем – то похожим на виноградные лозы, хотя все они были слишком зазубренными, зловещими и острыми, чтобы походить на те, которые она представляла. Они были нанесены темными сапфирово – синими чернилами.

Цвет соответствовал его длинным волосам, которые каскадом спускались полуночным волнами до бедер. Заостренные уши украшали серебряные кольца, по полдюжины каждое. А на шее висела подвеска, на ее конце был большой флакон из синего хрусталя или тонированного стекла. Пара темных кожаных штанов было единственным предметом одежды на нем.

Он широко раскинул руки по бокам, являя ей себя. Она не знала, как долго простояла там, разинув рот от ужаса и шока. Может, целую минуту.

– Тебе нравится то, что ты видишь, жена?

– Нет – нет! Ты… ты убил его… Маркус…

– Умер. Быстрее, чем мне бы того хотелось, но ты подтолкнула меня к действию, – он подтолкнул носком обугленный фитиль и пренебрежительно пожал плечами. – Твои детские обереги разрушили мои планы… тебе следовало оставить все как есть, Эбигейл.

– Планы? – она прижала ладони к деревянной стене, словно могла каким – то образом прорваться сквозь нее. создание преграждали ей пути к единственной двери ее маленького домишка.

– О, ты знаешь, – шагнув к ней, он лениво махнул рукой, его движения были плавными и хищными. – Завлечь тебя дарами, завоевать твое доверие, обманом заставить тебя рассказать мне о своем самом сокровенном желании… а затем вырвать тебя из этой твоей жалкой жизни, – он ухмыльнулся. – Ничего необычного.

– Не подходи ко мне! – она нырнула за ножом на соседнем столе. Но одним быстрым рывком, который ошеломил и смутил ее, вместо этого она оказалась лицом к деревянной поверхности. Деревянные тарелки с грохотом упали на пол, разбросав все содержимое. Ее рука была согнута за спиной, и она почувствовала, как что – то тяжелое давит на ее бедра.

– Хм… что ж, это неожиданно мило, – вес, давивший на нее, увеличился. – Действительно, очень мило, – рука с заострёнными ногтями, выкрашенными – она надеялась, что они были накрашены – в темный, иссиня – черный цвет, ударилась о дерево рядом с ее головой. – Возможно, мне придется вложиться в стол повыше. Тебе немного не хватает в росте, чтобы все вышло правильно.

– Слезь – слезь с меня! – она боролась, но бесполезно. Он в три раза больше ее, и намного сильнее. Это было все равно что оказаться в ловушке под упавшим деревом. – Слезь с меня!

– Так много требований… – он рассмеялся. Его бедра ударились в нее. Она почувствовала, как его горячее дыхание коснулось ее уха, когда он склонил свою голову поближе к ней. Несмотря на близость, его голос был едва слышным рычанием. – Для человека, что стал добычей Неблагого.

Она замерла, когда по ее щеке, прямо возле уха, медленно и горячо скользнул его язык. Каждый мускул в ее теле напрягся. Единственное, на что она осмелилась, – это задрожать от ужаса.

Неблагой. создание порочного и жестокого двора фэйцев. Она должна была понять это – как она могла быть такой глупой! Она не верила, что фэец постучит в ее дверь, не говоря уже о том, что он прижимался к ней.

Следовало опасаться народа Фейри. Их всех следовало уважать. Фэйри, как говорили, в дневные часы были лгунами. А те, кто приходил ночью… были чудовищами.

О, нет. О, нет, нет, нет…

– Пожалуйста… – вырвалось из нее сдавленным шепотом.

– О, теперь она говорит пожалуйста, да? – он усмехнулся ей в ухо. Он уткнулся носом в ее волосы, и из его груди вырвался низкий, как у животного, рокот, она испуганно заскулила. Это заставило его рассмеяться ещё громче, когда он приблизил губы к ее уху. – Глупая, прелестная малышка…

Ее мир снова пришел в движение, без предупреждения закружившись вокруг нее, когда он выпрямил ее и слегка оттолкнул от себя. Это заставило ее пошатнуться и зацепиться за один из деревянных брусков ее дома, чтобы не упасть.

Он медленно провел языком по нижней губе, его взгляд скользнул вниз по ее телу и снова вверх. Если бы у нее хватило смелости не испытывать страха, она могла бы обидеться. Как бы то ни было, она прикидывала в уме, сможет ли выйти через переднюю дверь до того, как он ее поймает. Она сильно в этом сомневалась. Она также сильно сомневалась, что у нее есть другой выбор, кроме как попробовать.

Неблагой медленно шагнул к ней. Сделав это, он прошел мимо одного из оберегов, которые она вырезала на брусьях своего дома. Подняв руку, он вонзил свои острые ногти в дерево и провел по нему, оставляя на поверхности широкие борозды, достаточно глубокие, чтобы из можно было проделать ножом.

– Ты оскорбила мое радушие, Эбигейл…

Она ошеломленно покачала головой.

– Пожалуйста, я – я не хотела тебя обидеть. Я не знала, кто ты.

– О, но ты знала. Иначе не вырезала бы эти дурацкие обереги. Может ты и не знала, что я за душа – боггарт я или гремлин, эльф или пикси, – но ты стремилась защититься от меня. Меня! – прорычал он, делая к ней ещё один шаг. А она – от него. – Я принес тебе дары. Ты пригласила меня войти. Я был добр к тебе.

– Я… мне жаль, я… – она не осознавала, что он приближается к ней, заставляя ее отступать от него, пока ее плечи не упёрлись в стену дома. Вскрикнув от неожиданности, она попыталась повернуться, чтобы убежать, но было слишком поздно.

– О? Теперь тебе даже жаль. Как быстро изменилось твое отношение, – он шагнул к ней, уперев руку в стену рядом с ней, заключив ее в ловушку. – Нет. Ты оскорбила меня. Я требую удовлетворения, прелесть, – когда она отвернулась от него, он схватил ее за подбородок, заставляя взглянуть на него. Он был массивным, и она чувствовала себя такой маленькой рядом с ним. – Что ты мне дашь? Хм? Мне, который не сделал тебе ничего плохого?

– Вино – ты обманул меня. Ты…

– Оно приступило твои тревоги и дало волю твоему языку, как и любое вино, – он ухмыльнулся. – Мое вино просто более эффективно, чем большинство, – большой палец с острым ногтем прижался к ложбинке под ее нижней губой. Его сапфировые глаза были тяжёлыми и полуприкрытыми веками, когда он снова заговорил, его взгляд был прикован к тому месту, где ноготь впивался в ее кожу. – Что ты дашь мне, Эбигейл?

– Я не знаю, чего ты хочешь, – прошептала я. О, она знала. Но молила всех старых богов, что ошибалась.

– Скажи мне свое самое сокровенное желание. Ты знаешь, что последует, когда ты сделаешь это.

Да, она знала. Знала, что происходит со всеми душами, достаточно глупыми, чтобы шептать свои желания народу Фейри. Это повлечет ее гибель. Он исполнит ее желание, но взамен заберёт у нее все.

У нее не было никаких сомнений в том, что он с ней сделает. Убьет, если повезёт. Будет пытать, если не повезет. В любом случае, она станет его рабыней.

– Нет, пожалуйста. Позволь мне искупить это оскорбление другим способом.

– Хм? Ты просишь меня стать ещё более великодушным, чем я уже есть? Хочешь, чтобы я стал к тебе добрее, чем уже был? – он ухмыльнулся, медленно и безжалостно. – Очень хорошо. Вот твой другой способ. Я прощу проявленное тобой пренебрежение, если ты пойдешь в деревню, разберёшься догола и встанешь на четвереньки. Я приму облик дикого кабана и покажу тебе, что значит спариваться. Мы с тобой проведем ночь, которую ты никогда не забудешь, и только когда рассвет, я перестану терзать тебя, как животное, которым и буду являться. Потрёпанная и лохматая, ты захромаешь обратно в дом, который тебе больше не принадлежит.

Ее желудок скрутило он мысленного образа, что нарисовал ее разум, и она зажмурилась.

Зарычав, он встряхнул ее.

– Смотри на меня, Эбигейл!

У нее, поражённой и потрясенной его встряской, не было другого выбора. Она обнаружила, что смотрит в его сапфировые глаза.

Он улыбнулся, выражение его лица было бы ослепительным, если бы не его жестокость.

– Вот твой выбор. Я грубо трахну тебя, ведьмочка, на глазах у всех жителей деревни, которые так тебя ненавидят. Я сделаю это как большая, слюнявая, отвратительная, вонючая свинья. Превращу тебя в кобылицу, которая даже не может понести потомство. Заставлю тебя умолять о большем прежде, чем мы закончим, – он откинул ее голову назад, сокращая между ними расстояние. Его тело прижалась к ней, и она ахнула от его тепла.

От него пахло зимой, свежо и остро. Или бризом, дующим с океанских скал. Нет, от него исходит аромат самой ночи. Травы, деревьев, тьмы.

– Или… – изгиб его губ верно подсказал ей, какой вариант он предпочитает больше. – Скажи мне свое самое сокровенное желание.

Одна ночь стыда. Одна ночь боли, мучений и того, что дикий зверь воспользуется мной на улице, как шлюхой. Одна ночь ужаса по сравнению с целой жизнью того же. Она знала, каковы риски, если загадать фэйцу желание.

Не говоря уже о том, кто возвышался над ней.

Но идея быть сломленной таким способом… Значит испытать один единственный удар хлыстом вместо целой вечности из них.

– А если я расскажу тебе свое желание?

Она почувствовала, как его захлестнула волна возбуждения, когда он переместил свой вес, чтобы сильнее к ней прижаться. Он засмеялся, тихо и резко.

– Ну, я же говорил, что из тебя выйдет отличная игрушка, верно?

Он хмыкнул, когда слезы защищали ей глаза, и поднял руку, чтобы смахнуть их.

– Нет, нет. Не надо всего этого, ведьмочка. Ты оскорбила Неблагого, и теперь расплачиваешься за это.

– Ты убил моего мужа.

– Я убил человека, который бросил тебя. Отказался знать тебя, заботиться о тебе. Того, кого ты никогда больше не увидела бы, – он усмехнулся. – Я не сделал ничего во вред тебе.