Текст книги "Инквизитор"

Автор книги: Кэтрин Джинкс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 25 страниц)

Следующим утром я пришел к заутрене, а Пьер Жюльен – нет. Его не было и в келье, когда я заглянул к нему по дороге из обители. И хотя я ожидал найти его в Палате, эта надежда также не оправдалась.

Зато я увидел жену Раймона, которая сидела и плакала у порога Святой палаты, точно кающаяся грешница.

– Рикарда, – удивился я. – Что вы здесь делаете?

– О…о, отец мой, он не вернулся домой! – всхлипнула она. – Он мертв, я знаю!

– Рикарда, здесь вам не место. Идите к себе домой.

– Говорят, что у него были женщины! И что я убила его!

– Чепуха. Никто в это не верит.

– Сенешаль верит!

– Значит, сенешаль – глупец. – Я помог ей подняться на ноги, не зная, сможет ли она сама найти дорогу домой. – Мы ищем его, Рикарда. Мы делаем все возможное

Она не переставала плакать, и я видел, что ее нельзя оставлять одну. И я решил проводить ее до дома и оттуда отправиться в замок Конталь, ибо мне не терпелось повидать Роже Дескалькана. Понимаете ли, в тот день я поставил перед собой три задачи: расспросить Роже об обыске в доме Раймона, найти способ уведомить Иоанну о намерениях моего патрона и посетить епископскую библиотеку. Мне пришло в голову, что было бы нелишним наведаться в библиотеку не только потому, что накануне своего исчезновения там побывал Раймон, но и потому, что в библиотеке были не сундуки, а книжные полки, и книги располагались строго по порядку, одна за другой. Благодаря этому, предполагал я, можно будет сразу определить, какая из них отсутствует.

А посему мне было весьма кстати сопроводить Рикарду домой. Я довел ее до самого порога и сдал на руки кормилице, которая теперь скорее играла роль хозяйки, так как ее несчастная госпожа стала беспомощной, как младенец. Оттуда я торопливо зашагал к замку Конталь, где меня весело приветство вал страж у ворот. Я узнал в нем одного из солдат, которые ездили со мной в Кассера.

– Вы опоздали, отец мой, – заметил он. – Ваш друг только что ушел.

– Мой друг? Какой друг?

– Второй. Инквизитор. Никак не запомню его имени.

– Не отец Пьер Жюльен Форе?

– Он самый.

–  Онбыл здесь?

– Да. Он пошел вон в ту сторону, если вы за ним.

Я ответил, что не за ним, и запросил аудиенции сенешаля. Но он тоже недавно куда-то отбыл (допрашивать некоего прохвоста о каких-то штрафах и конфискациях), так что я повернулся и направился во дворец епископа. Здесь мне пришлось, из вежливости, обменяться парой фраз с епископом, прежде чем просить у него ключи (и позволение), открывавшие доступ к его книгам. По счастью, он был вовлечен в довольно жаркую дискуссию, когда я подошел к нему. Сердитые громкие голоса я заслышал еще у дверей дворца. Благодаря этому обстоятельству я избежал длинного и скучного рассказа о по-спедних пополнениях в его конюшнях.

Даже епископ Ансельм должен был забыть на время о лошадях, имея за спиной полную приемную яростно спорящих мужей, его капеллана, архидьякона, настоятеля собора Святого Поликарпа, королевского казначея и консула Лотара Карбонеля.

– Брат Бернар, – произнес епископ во внезапно установившейся тишине, вызванной моим появлением. – Как мне сообщили, вы хотите посетить библиотеку?

– Если это вас не обеспокоит, ваше преосвященство.

– О, всегда пожалуйста. Луи, у вас ключи, – проводите брата Бернара в библиотеку.

Его капеллан послушно поднялся и пошел со мной наверх, в личные покои епископа. Не успели мы выйти, как снова раздались крики; оказалось, что епископа Ансельма глубоко оскорбили каноники общины Святого Поликарпа. В этом не было ничего нового, ибо они редко в чем-нибудь с ним соглашались – и не без оснований. Он имел склонность считать кафедральную казну своей личной копилкой.

Луи, суровый и скупой толстяк, подвел меня к епископским книжным шкафам, которые находились в запертой комнате рядом с его роскошными спальными покоями. Внутри было темно, и он зажег для меня масляную лампу. Когда он ушел, я принялся оглядывать полки, ища пустые места в рядах аккуратных кожаных корешков. Какое множество книжных полок находилось во владении епископа! Вместо того чтобы быть сваленными в беспорядке, книги имели каждая свое место, что облегчало поиск нужных томов в его огромной библиотеке.

В результате, было вовсе не трудно заметить, где книги отсутствовали. Одна щель в ряду книг особенно выделялась, и пыль, покрывавшая полку в этом месте, подсказала мне, что реестр, некогда занимавший его, был извлечен несколько недель – а не лет – назад. Другая щель не так бросалась в глаза, но неплотно стоявшие книги в одном ряду свидетельствовали о том, что недавно и оттуда что-то изъяли.

Мне приятно было обнаружить, что кто-то из служащих епископа (или, может быть, бывший служащий Святой палаты) позаботился расставить книги в определенном порядке и таким образом помог мне установить содержание по крайней мере одного из двух реестров. Поскольку реестры по обеим сторонам от недостающего тома содержали показания жителей Крийо, я заключил, что он также был посвящен грешникам этой деревни. Я совсем не удивился, обнаружив, что данные записи были сделаны под руководством инквизитора, упомянутого отцом Августином в заметке на полях. Очевидно, отец Августин разыскивал именно этот пропавший реестр. Не менее очевидно, что пропал он не очень давно.

Второй из пропавших реестров тоже был старый – по меньшей мере сорокалетней давности. К несчастью, я был лишен возможности даже догадки строить относительно его содержания, поскольку соседние реестры были переставлены (чтобы прикрыть пустоту, быть может?). Даже просмотрев некоторые из записей, я не смог понять, чего недоставало. Оттого, раз ничего более нельзя было сделать, я пошел искать брата Луи и нашел его у двери приемной. Он поглядел на меня с досадой.

Вероятно, я мешал ему дослушать важную часть дебатов.

– Вы закончили, отец? – спросил он, и прибавил, не дожидаясь ответа: – Тогда я запру. А вы выйдете сами.

– Брат, там не хватает двух реестров, – сказал я, прежде чем он вытолкнул меня за порог. – Вы брали их? Или это епископ их взял?

– Конечно нет! – В его голосе, хотя и очень тихом, смешались страх и гнев. – Мы никогда не касаемся этих книг! Отец Пьер Жюльен, наверное, их взял.

– Отец Пьер Жюльен?

– Он был здесь утром. Я видел, как он выходил с реестром под мышкой.

– Да ну? – Это было чрезвычайноинтересно. – С одним реестром или с двумя?

– Отец Бернар, об этом вам нужно справиться у отца Пьера Жюльена. Мне не по чину допрашивать его.

– Да-да, я понимаю. – Приняв самый благожелательный тон, я спросил о Раймоне Донате. Приходил ли он сюда день или два назад? Выносил ли какие-нибудь реестры?

Луи нахмурился.

– Раймон Донат не приходил сюда, – сказал он. – Я не видел Раймона Доната уже… несколько недель. Или месяцев.

– Вы уверены?

– Да, отец мой, я вполне уверен. – Снова я почувствовал, что Луи разрывается между страхом и гневом. – Мы и не видим никого из Святой палаты, кроме брата Люция. Брат Лю-ций всегда передает новые реестры прямо мне.

– Но сам он никогда не входит в библиотеку?

– Нет, отец Бернар.

– А когда Раймон Донат в последний раз был здесь, тогда он брал с собой какие-нибудь реестры?

– Может быть. Сейчас я не припомню. Это было так давно.

– Но вы бы, наверное, заметили?

– Отец мой, у меня очень много дел! Я целый день занят!

– Да, разумеется.

– Сейчас, например, я должен быть там, с епископом Ансельмом. Он велел мне возвращаться, как только вы закончите. Вы ведь закончили, отец мой?

Поняв, что больше от Луи мне ничего не добиться, я ответил утвердительно и оставил его. С тем я и направился в Палату, надеясь найти там Пьера Жюльена.

К своему удивлению, я столкнулся с ним прямо за воротами дворца. Он был весь мокрый от пота, взволнованный и раскрасневшийся. Под мышкой он зажимал два следственных реестра.

– Это вы! – воскликнул он, резко останавливаясь. – Что вы здесь делаете?

Я мог задать ему тот же самый вопрос. Я хотел задать ему тот же самый вопрос. Но, научившись осторожности в разговорах с ним, я отвечал кротко и угодливо.

– Я ходил в библиотеку епископа, – сказал я.

– Зачем?

– Потому что Раймон говорил мне, прежде чем исчезнуть, что один из реестров у епископа пропал. А теперь я обнаружил, что пропало целых два. – Не сводя глаз с книг у него под мышкой, я не удержался и спросил: – Это они?

Он недоуменно поглядел на реестры, будто видел их впервые. Когда он снова поднял взгляд, то в нем была растерянность, и ответил он не сразу.

– Да, – наконец произнес он. – Я возвращаю их.

– Вы брали один сегодня утром?

– Да, я… я брал один сегодня утром. – Он вдруг зачастил, затараторил: – Я вам уже говорил, я позволил Раймону взять один реестр домой. Раз там его не нашли, то я с утра пришел сюда, чтобы свериться с копией епископа. Когда я этим занимался, у меня возникла мысль: может быть, во время обыска в доме Раймона сенешаль по ошибке забрал наши инквизиционные реестры, приняв их за рабочие реестры Раймона. И вот я пошел к нему и попросил показать реестры, которые он нашел. Вообразите себе мою радость, когда я обнаружил, что был прав!

– То есть…

– У Раймона был не только тот реестр, что я ему дал, но обе копии другого тома, который, должно быть, разыскивал отец Августин! – С притворной улыбкой он потряс своей ношей, затянутой в кожу. – Тайна раскрыта! – объявил он.

Я не мог с ним согласиться. Когда я собрался с мыслями, у меня возникли разные вопросы.

– Раймон говорил мне, что эти книги затерялись, – заметил я. – Те, что требовались отцу Августину.

– В конце концов, он, наверное, нашел их.

– Но почему он не отдал их мне?

– Без сомнения, он… его судьба, без сомнения, опередила его, и он не успел этого сделать,

Это было разумное объяснение. Пока я размышлял над ним, Пьер Жюльен продолжил:

– Я только что вернул наши копии в скрипторий, – сказал он. – Теперь я отнесу эти книги к епископу, и все будет в порядке.

– И вы говорите, что эти реестры были у сенешаля? – Меня поразила еще одна мысль. – Зачем ему могли понадобиться реестры Раймона? Для какой цели?

– Как? Он искал там доказательства! – раздраженно воскликнул Пьер Жюльен. – До чего вы туго соображаете, брат!

– Но он не заглядывал в них. Если он заглянул, то сразу бы увидел, что это не реестры Раймона.

– Совершенно верно! Сенешаль занятой человек. Он не успел изучить документы. Иначе он сразу сообщил бы нам.

– А другие реестры до сих пор у него? Рабочие реестры Раймона?

– Полагаю, что да.

– Значит, он нашел их все сразу? В одном месте?

– Брат, зачем вам это знать? Какая разница, где он их нашел? Он нашел их! Вот что важно. И более ничего.

Пронзительный тон Пьера Жюльена вывел меня из задумчивости (а я между тем думал вслух) и заставил замолчать.

Ибо я чувствовал, что он теряет терпение и готов разгневаться, и не хотел давать ему повод для повторного отстранения меня от дел.

И потому я поклонился и кивнул, сделав вид, что полностью удовлетворен его ответами. Затем мы расстались, по-братски попрощавшись, и я поспешил обратно в Палату со всей скоростью, какую только допускало мое положение. Я колотил в дверь до тех пор, пока брат Люций не отодвинул засов, и кинулся вверх по лестнице в скрипторий, нащупывая в связке на поясе ключи.

– Люций! – крикнул я. – Приносил ли отец Пьер Жюльен только что реестры?

– Да, отец мой.

– В какой сундук он их положил?

Писарь все еще карабкался по ступеням; я должен был ждать его в скриптории, прежде чем мое любопытство было удовлетворено. Когда он указал на больший сундук, я открыл его и достал книгу, лежавшую сверху.

– Нет, отец Бернар, – возразил Люций. – Он положил их дальше.

– Куда? Как далеко?

Когда писарь пожал плечами, я от отчаяния чуть не топнул ногой. Похоже, что мне придется проверять все реестры, успею ли я сделать это до возвращения Пьера Жюльена? Но, к счастью, когда я открыл пятый реестр, там обнаружились записи, которые я (и отец Августин) искали: показания двадцатилетней давности, данные жителями Крийо.

Однако двух из первых пяти листов я не обнаружил. Исчезли большая часть списка допрошенных и почти все оглавление. Открыв следующий реестр, я увидел, что с ним обошлись точно так же. Два реестра были неполными!

Невероятно!

Просматривая реестры, я повсюду видел следы изъятия листов. Встречались несоответствия, пропуски в записях. Кроме того, я увидел знакомое имя – имя человека, уже покойного, который приходился отцом Лотару Карбонелю (тому самому, что заседал сейчас во дворце епископа). Боже милосердый, подумал я, его отец умер в ожидании приговора. Но я не мог тратить более времени на это дело, ибо Пьер Жюльен, несомненно, был на пути в Палату, а я не хотел, чтобы он знал о том, что я проверял записи.

И посему я отбросил реестры, воскликнув: «Ах, я не могу их найти!» (заботясь о благе писаря) – и снова запер сундук дрожащими руками. Меня трясло от волнения. Мне было ясно, что Пьер Жюльен сам изъял листы из реестров, иначе он упомянул бы в разговоре со мной, что они повреждены. Хранит Господь простодушных: я изнемог, и Он помог мне [93]93
  Псалтирь, 114:6.


[Закрыть]. Воистину, Господь помог мне! Повредить инквизиционный реестр – достаточно серьезное преступление, но иметь к тому причины – еще хуже. Ясно, что, в первый раз читая реестры, которые не были похищены Раймоном Донатом, Пьер Жюльен обнаружил и скрыл имя либо имена осужденных в прошлом еретиков – еретиков, с коими он, возможно, был в родстве. Это были упорствующие еретики, которые не исправились и понесли наказание. Еретики, которые легко могли лишить его положения и покрыть его позором, если об их родстве стало бы известно.

Как же я радовался моему открытию! Как я ликовал! Как горячо благодарил я Господа и возносил Ему хвалы, когда спускался по лестнице к моему столу! Но я также знал, что мои доказательства неполны: что они будут неопровержимы, если только я назову имена и преступления этих самых еретиков. И я, спешно оточив перо, сел сочинять послание.

Я адресовал его Жану де Бону, инквизитору Каркассона. Я изложил все, что знал о пропавших записях, и поинтересовался, не доводилось ли ему или же кому-либо из его предшественников за последние сорок лет запрашивать копии упомянутых протоколов. Была вероятность, хотя и небольшая, что такие запросы производились. И если да, то нельзя ли переписать эти документы и копии и отослать в Лазе? Буду бесконечно благодарен.

Закончив письмо, я написал почти такое же инквизитору Тулузы. Затем я запечатал оба послания и отнес их Понсу. (Ибо это Понс всегда назначал и отправлял посыльных с почтой.) Если все сойдет хорошо, ответа можно ожидать в течение трех или четырех дней.

Праведен Ты, Господи, и справедливы суды Твои! [94]94
  Псалтирь, 118:137.


[Закрыть]

Принеся в жертву Пьера Жюльена, я намеревался спасти Иоанну. И я был тверд в решении сместить моего патрона, с неопровержимыми уликами или без них. Но о своих планах я еще поведаю позже.

Вернувшись к своему столу, я был удивлен, хотя и отнюдь не опечален тем, что Пьер Жюльен до сих пор отсутствует. Я еще больше удивился, когда он пропустил трапезу. Я, признаться, уже забеспокоился и отправился бы на его поиски, когда бы он сам вдруг не появился в Палате ближе к вечеру, распространяя вокруг себя сильный запах вина. Он шумно поприветствовал меня и пустился в объяснения по поводу своей затянувшейся отлучки, которые были бы совершенно убедительны, если бы не были столь бестолковы. Затем он взял меня за руку и притянул к себе.

– А говорил я вам, – сказал он, – что Раймон вырвал несколько листов из реестров, которые он брал?

Мое немое изумление, я надеюсь, было отнесено на счет двуличности Раймона. Но в действительности я был поражен тем, что Пьер Жюльен вообще затронул эту тему. Но я быстро понял, что он пытается замести свои собственные преступные следы – на тот случай, если я проверял (или собирался проверить) реестры. И я пробормотал в ответ что-то нечленораздельное.

– Он, наверное, сделал это, чтобы защитить свое имя, – продолжал Пьер Жюльен, – а затем бежал из города, когда понял, что его грех все равно откроется. Но мы его найдем.

– Мог ли он сделать это для кого-то еще? – спросил я. – Мог ли он сделать это за деньги?

– Может быть. Это весьма прискорбно.

– Возможно ли, что он погиб от рук человека, предложившего ему плату, – продолжал я, – и пожелавшего быть уверенным, что он никогда и никому не откроет этого?

И пусть я говорил о такой возможности почти в шутку, я задумался: а вдруг так все и было? А вдруг Раймона Доната убили, потому что он спрятал уже поврежденные реестры, зная, чьих рук это дело? Но подобная версия событий исключала вину моего патрона, так что я от нее отказался.

– О! Я полагаю, это вполне вероятно! – воскликнул Пьер Жюльен в замешательстве. – Но, так или иначе, брат, вы можете предоставить это дело целиком мне. У вас достаточно забот с расследованием ужасной судьбы отца Августина. Вы уже вызвали тех женщин?

– Нет, отец мой, – совершенно спокойно отвечал я. – Я пока не вызывал тех женщин.

И будьте уверены, даже и не собирался.

В тот же вечер Раймона Доната нашли.

Вы, наверное, помните грот Галама на рыночной площади. А так же, что каждый день, на заходе солнца, каноник собора Святого Поликарпа забирает из этого священного места приношения, которые были туда возложены. Он кладет дары в большой мешок и относит их на общинную кухню, ибо это почти всегда травы, хлебы, фрукты и тому подобное. Иногда бывает немного засоленной рыбы, порой немного копченой свинины, но лишь раз, вечером того самого дня, в пещере оказался столь щедрый дар – части разрубленной туши, завернутые в окровавленную грубую материю.

Дивясь такому изобилию, дежурный каноник сложил все куски в свой мешок. Вес этой ноши оказался настолько велик, что его пришлось скорее тащить по земле, чем нести, всю дорогу до кухни. Кухонная челядь страшно обрадовалась: Господь в доброте своей щедро одарил своих верных слуг. Но когда первый сверток был развернут, радость сменилась ужасом.

Ибо мясо было человеческим: обрубленная рука, согнутая в локте.

Конечно, вызвали настоятеля, затем епископа и сенешаля. К заутрене все свертки были развернуты, и части тела Раймона Доната обнажены. Определив принадлежность тела, Роже Дескалькан тотчас же послал за Пьером Жюльеном, который по этой причине отсутствовал на заутрене.

А теперь, если вам будет угодно, задумайтесь о том, как повел себя мой патрон. Я не знаю, сообщили ли ему, зачем он понадобился сенешалю, но даже если он сам узнал об этом только придя к Святому Поликарпу, он пренебрег мною, не уведомив меня об ужасной находке, сделанной там. Мне сказали, по окончании службы, что сенешалю потребовалась помощь Пьера Жюльена (ибо я не преминул поинтересоваться, почему пустует его место на клиросе); самому мне, однако, покидать обитель было запрещено. И посему я лег в постель в состоянии крайнего беспокойства, отчего не мог уснуть.

Поднявшись во второй раз, я столкнулся с Пьером Жюльеном перед обедней и сразу вслед за тем говорил с ним в его келье. Он сказал, что расчлененное тело Раймона было обнаружено в пещере Галама; что глашатаи разнесут эту весть по городу, чтобы найти свидетелей, которые могли видеть, как от останков избавлялись; что кому-то придется донести эту весть до несчастной вдовы.

– Может быть, вы могли бы это сделать, брат, – предложил Пьер Жюльен. Он выглядел очень усталым и больным. – При участии приходского священника или… друзей каких-нибудь, родных…

– Да, конечно, – я был слишком потрясен, чтобы возражать. – Где… где он?

– У Святого Поликарпа. Они пока отнесли его в склеп. У вдовы могут быть свои пожелания…

– Помилуй нас Боже, – пробормотал я, преклоняя колена. – Давно ли он… то есть… останки свежие или…

Пьер Жюльен сглотнул и поморщился.

– Брат, я правда не могу судить, – ответил он. – У меня недостаточно опыта в таких делах.

Затем он поднялся, и я вместе с ним.

– Нужно вызвать Дюрана, – продолжал он. – Это я сделаю сам. Я напишу также Генеральному инквизитору и сообщу ему, что сатана по-прежнему среди нас. Святая палата осаждена, но мы будем сражаться и одержим победу. Ибо Господь – наше прибежище и наша сила.

– Осаждена? – эхом переспросил я, не понимая, о чем он. Затем вдруг до меня дошло. – Ах, да! Та же судьба, что постигла отца Августина. Но убийцы другие, отец.

– Те же самые, – твердо заявил он.

– Отец мой, Жордан Сикр все еще в Каталонии. Либо, в лучшем случае, на пути сюда.

– Жордан Сикр явился лишь проводником злых сил.

– Но отец Августин и его охрана были расчленены, чтобы скрыть отсутствие тела Жордана. Смерть Раймона – это другое дело.

– Это все одно и то же. Жертвоприношение на перекрестке дорог – в точности то же. Акт колдовства.

Я бы поспорил с Пьером Жюльеном, когда бы не опасался вызвать его гнев. Вместо того, боясь, как бы он не заговорил об Иоанне и ее подругах, я поспешно покинул его. Так же поспешно покинул я обитель, и, зная, что Рикарда проживает в приходе церкви Святого Антония, я направил свои стопы к этой церкви, не переставая думать: «Каков же ответ? Для чего, Господи, стоишь вдали, скрываешь себя во время скорби?» И, не доходя до церкви Святого Антония, я увидел на улице глашатая и остановился послушать.

Несмотря на ранний час, он собрал вокруг себя солидную толпу; иные свешивались из окон своих спален, еще не продрав глаза, пытаясь расслышать страшные вести. Поскольку я многих знал и не имел желания заводить разговор (иначе я никогда не добрался бы до цели), я держался поодаль, лишь бы уловить, что говорит глашатай. Вести были таковы: Раймон Донат, городской нотарий, был найден в гроте Галама разрубленным на куски. Сенешаль желал допросить исполнителя сего злодеяния или любого, кому, может быть, случилось при этом присутствовать, или замывать обильные следы крови в последние два дня, или наблюдать, как большие матерчатые свертки помещают в грот Галама. Также сенешаль хотел узнать, кто из жителей недавно солил мясо, или повидать их. Кроме того, он хотел побеседовать с видевшими Раймона Доната не позднее трех дней тому назад. А если у кого пропала мантия или несколько мантий, то о том следует немедленно донести сенешалю.

Наказание за это злостное и кровавое преступление будет ужасным, а месть Господня будет еще более ужасной. Приказом Роже Дескалькана, королевского сенешаля Лазе.

Прокричав свое сообщение, глашатай ударил пятками в бока своей лошади и уехал. Воздух немедленно наполнился гулом голосов. Если бы я промедлил, меня бы наверняка заметили и засыпали бы вопросами, но я бежал, не дожидаясь, пока последнее слово слетит с уст глашатая. Я бежал, как только он упомянул о солении мяса. Я бежал, но не к Святому Антонию, а к Святому Поликарпу, где потребовал пропустить меня в склеп.

Там, среди гробниц, ризничий показал мне изуродованное тело Раймона. Я не стану осквернять эту рукопись описанием. Достаточно сказать, что тело было частично покрыто одеждой, бескровно и почти неузнаваемо. Помещенные в пустой каменный саркофаг без крышки, все части занимали каждая свое место. И от них исходил сильный запах рассола.

– Труп засолили, – просипел я, зажимая нос и рот рукавом.

– Да.

– А чем он был обернут? Где материя?

– Он был завернут в куски четырех мантий, – глухо отвечал ризничий через свой собственный рукав. – Их забрал сенешаль.

– А одежду с него не сняли, – промычал я, думая вслух. Как вы, наверное, помните, с отцом Августином было наоборот. – А что сказал сенешаль? Он кого-нибудь подозревает?

– Брат, я не ведаю. Я не присутствовал при осмотре останков. – Поколебавшись, ризничий осторожно поинтересовался, скоро ли Рикарда пришлет за телом – Его нужно похоронить, брат. Мухи…

– Да. Я займусь этим как можно скорее.

Поблагодарив его, я ушел, но направился не к дому Рикарды. Таким образом, мне кажется, я не исполнил своего перед ней долга, но нужно признаться, что другая женщина царила в моем сердце и уме в тот день. Я поступил жестоко, предоставив несчастной Рикарде услышать об ужасной судьбе, постигшей ее мужа, от глашатая на улице, а не из уст сострадающего друга, ибо я пошел прямиком в Палату, где мне отпер дверь брат Люций.

Пьер Жюльен был в своей комнате, говоря с Дюраном Фогассе; я слышал их голоса. Брат Люций, показавшийся мне более бесплотным, чем когда-либо, посмотрел на меня, моргая, как сова при свете солнца. Я спросил, помнит ли он свою последнюю встречу с Раймоном Донатом, и он молча кивнул.

– Вы сказали, что ушли отсюда, а он еще оставался, – заметил я, – это верно?

– Да, отец Бернар.

– Значит, вы не знаете, кто из служащих нес здесь охрану той ночью? Ночью, а не утром.

– Нет, отец мой.

– Тогда идите и узнайте у Понса. – Я направился к лестнице. – Спросите у Понса, кто дежурил здесь ночью, и пусть он пришлет этого стража ко мне. Я хочу с ним поговорить.

– Да, отец мой.

– Хорошо.

Когда писарь отправился исполнять мое приказание, я взял его лампу и подошел с нею к двери, ведущей в конюшню. Вы, наверное, помните, что эта дверь находилась внизу под лестницей. Я внимательно осмотрел деревянный засов и увидел, что на засове нет пыли, равно как и следов, которые могли бы свидетельствовать, что дверь недавно открывали. Пол также был чисто выметен, что показалось мне странным. Кто стал бы мести его и зачем? Насколько мне было известно, никто не входил в конюшню с тех пор, как оттуда вынесли останки отца Августина.

Отодвинув засов, я оставил его в стороне и толкнул дверь. В тот же миг в нос мне ударила мерзкая вонь, которая явилась следствием моей забывчивости. Видите ли, я забыл передать жителям Кассера, чтобы они забрали свои бочки. Они простояли там несколько недель, открытые и полные рассола, в котором ранее содержалась разложившаяся плоть. Нельзя сказать, чтобы конюшня источала особо сладкий аромат, особенно с тех пор как Понс завел (а потом зарезал) там свиней. И тем не менее это зловоние было куда сильнее, чем от любой свиньи. Оно было убийственным, удушающим. От него у меня на глазах выступили слезы.

Стараясь не дышать, я заглянул в первую бочку и увидел только темную маслянистую поверхность рассола. Пол вокруг бочек был сырой, но сырой он был повсюду, постоянно сырой и склизкий, точно тающий лед. Лохани были темны от крови, человеческой или свиной, определить было затруднительно; хотя пятна с виду были давнишние, но в то же время липкие – наверное, от сырости. Я забыл сказать, что за последнюю примерно неделю выпало много дождей, а дождь оказывал пагубное воздействие на нашу конюшню. Я бы сам ни за что не стал держать там собственную лошадь. Хранить молоко или рыбу – возможно, но держать лошадь – нет.

К моему громадному разочарованию, я не видел никаких неопровержимых доказательств того, что Раймона Доната зарезали и засолили в этой зловонной пещере. Кого-то, несомненно, здесь резали и солили, но наверняка это были свиньи. С другой стороны, ничто не убеждало меня и в том, что Раймона зарезали не здесь, я посчитал, что такое вполне возможно. Возможно ли? Скорее вероятно. Я оглядел мокрые стены, густые тени, склизкий почерневший каменный пол и подумал: «Да это логово дьявола». Я почти слышал шорох крыльев, производимый демонами в образе летучих мышей.

Я торопливо поднялся по лестнице.

– О! Брат Бернар! – В передней был Пьер Жюльен, который удивленно глядел на меня. – Вы сообщили Рикарде?

– Я нюхал тело ее мужа, – был мой ответ. – Его засолили.

– Засолили? Да, а что? Оно побывало в рассоле.

– А вы знали, что у нас внизу стоят бочки с рассолом?

– Бочки с рассолом? – Он снова удивился. Но я был не вполне убежден в искренности его удивления. – Нет. А почему там стоят бочки с рассолом?

– Их привезли из Кассера, с останками отца Августина. Разве сенешаль вам не говорил?

– Нет.

– Значит, он запамятовал. Ага!

Заслышав скрип половиц, я обернулся и увидел брата Люция, возвращавшегося из тюрьмы, и позади него одного из наших сторожей. Этот человек давно состоял на службе в Святой палате – бывший солдат по имени Жан Пьер. Я узнал его желтое рябое лицо, лунообразное, точно ломтик яблока без сердцевины, и уныло опущенные плечи. Он был низкий, и жилистый, и очень волосатый.

– Жан Пьер, – обратился я к нему, отметив про себя настороженное выражение у него на лице. – Это вы несли караул, когда Раймон Донат в последний раз был здесь, три дня назад?

– Да, отец мой.

– Вы видели, как он уходил? Вы запирали за ним дверь?

– Да, отец Бернар.

– А потом он не возвращался? Никто не возвращался?

– Нет, отец мой.

– Вы лжете.

Сторож сморгнул; я почувствовал, как вокруг меня все насторожились, замерли. Последующие мои слова произвели еще более заметное действие, как я и рассчитывал. Ибо мне казалось, что если тело Раймона хранилось в конюшне – логичный ответ на естественно возникающий вопрос: где еще можно тайно засолить тело? – тогда Жан Пьер (который один находился в здании в ночь исчезновения Раймона) вполне мог его туда отнести. Кто другой успел бы так с ним разделаться?

– Я знаю, что вы лжете, Жан Пьер. Я знаю, что Раймон Донат был убит в этом здании. И я знаю, что это сделали вы.

– Что? – воскликнул Пьер Жюльен. Дюран разинул рот, а служащий пошатнулся, как от удара.

– Нет! – закричал он. – Нет, отец мой!

– Да.

– Он ушел! Я видел, как он уходил!

– Вы не видели, как он уходил. Он никуда не уходил. Его убили внизу, а его тело два дня пролежало в бочках с рассолом. Мы это знаем. У нас есть доказательства. Кто другой мог это сделать, если не вы?

– Женщина! – дико вскричал Жан Пьер. – Это женщина!

– Какая женщина?

– Отец мой, я….. я… сказал неправду, я тут… нотарий уходил, но он вернулся. С женщиной. Позже.

– И вы их впустили?

Сторож из желтого сделался красным; у него был такой вид, будто он сейчас разрыдается.

– Отец мой, мне заплатили, – пролепетал он. – Раймон Донат заплатил мне.

– Значит, когда он постучал в дверь, вы потребовали у него плату за вход.

– Нет, нет, он сам предложил! Раньше!

– А раньше подобное случалось?

– Нет, отец мой. По крайней мере… не при мне. – Хриплый голос Жана Пьера едва можно было расслышать. – Он сказал, что Жордан Сикр помогал ему, пока он, пока Жордан то есть, не исчез. Он приводил много женщин, отец мой, и я знаю, что это дурно, но я не убивал его. Это не я. Один раз он предлагал мне деньги, чтобы я убил Жордана, но я отказался. Я бы никогда не пошел на такое, ни за что.

– Опишите эту женщину, – начал Пьер Жюльен, но я сразу же перебил его. Вы, конечно, понимаете, что мне хотелось побольше узнать о Жордане Сикре.

– Как вы должны были убить Жордана? – спросил я. – Когда? Почему?

– Отец мой, он сказал мне, что Жордан убил отца Авгус-1 ина и его везут обратно в Лазе. Он сказал, что Жордана нужно отравить, иначе он расскажет, что Раймон водил женщин в Святую палату. Он сказал: если они узнают обо мне, Жан Пьер, то они узнают и о тебе тоже. Но я отказался, отец мой. Убийство – это грех.