Текст книги "Нелюбимый (ЛП)"

Автор книги: Кэти Регнери

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

– О, Кэсс, – бормочу я, когда мои усталые глаза затуманиваются от слёз. – Кто сказал тебе, что ты должен оставаться нелюбимым? Кто заставил тебя поверить, что ты сделаешь тот же выбор, что и твой отец? И кто сказал тебе, что твои дети тоже будут отравлены?

Ответ? Кто-то, травмированный истинной натурой мужа или зятя, взял на себя задачу ввести этот яд в сознание Кэссиди, заставить его поверить, что сын серийного убийцы не имеет право на счастье и едва ли имеет право на жизнь.

Абсолютная, суровая, жестокая несправедливость этого заставляет моё сердце неровно биться.

– Кэсс, – всхлипываю я, понимая, почему он боролся со своими чувствами ко мне, зная, почему он оттолкнул меня. Я думаю – Боже мой, это так грустно, что я не могу удержаться от слёз, – но я полагаю, что он сделал это, чтобы защитить меня. От себя. Единственный человек, который я знаю, в глубине души, никогда бы не причинил мне вреда.

«Ты спросила, люблю ли я тебя, и ответ – да. Так сильно, что должен отпустить тебя… тебе будет лучше без меня, обещаю. Ради нас обоих, пожалуйста, не ищи меня».

Я вытираю слёзы, поднимаю подбородок и наклоняюсь вперёд, чтобы осушить ванну.

Кроме того, теперь я знаю о моём Кэссиди то, чего он даже не знает.

Во-первых, мне без него не лучше.

А во-вторых, я, чёрт возьми, начну его искать, как только выясню, кто он на самом деле.

***

– То есть ты хочешь сказать, что мужчина, который напал на тебя, и мужчина, который тебя спас – это один и тот же человек? – спрашивает моя мать, её брови глубоко нахмурены, её голос лаконичный и озадаченный.

– Нет, – отвечаю я, качая головой. Я сижу в халате на их королевского размера гостиничной кровати, скрестив ноги, лицом к родителям, которым уже около часа пытаюсь объяснить эту сумасшедшую историю.

– Нет. Слушай меня, мама. Человек, который напал на меня, родился Кэссиди Портером, но мы будем называть его Уэйн, хорошо? Уэйн был биологическим сыном серийного убийцы.

– …в этом есть определённый смысл, учитывая, что он пытался убить тебя, жучок.

– Всё верно, папа.

– Что насчёт Джема? – спрашивает моя мама взволнованным голосом. – Ты говоришь, что любишь этого горного человека… этого сына с-серийного убийцы, но ты уже два года оплакиваешь Джема, беспокоя нас до чёртиков! Мне не угнаться за…

– Мам, – мягко говорю я, – я знаю, что это очень трудно переварить. Конечно, я любила Джема. И часть меня всегда будет его любить. Но Джема уже давно нет. Встретить Кэссиди и влюбиться в него…

Я вздыхаю, пытаясь упорядочить свои мысли так, чтобы я могла догнать её до того места, где я нахожусь.

– Странным образом, я чувствую, будто Джем был частью путешествия к Кэссу. Если бы я не любила его так сильно, то никогда бы сюда не приехала. Я бы никогда не встретила Кэссиди. Он спас мне жизнь. Он заставил меня хотеть жить. Он… он такой хороший человек, и он понимает меня, и я боюсь потерять его. Я боюсь, что никогда не найду никого другого, кто будет дополнять меня так, как он. Я люблю его. Я хочу быть с ним, и если бы он знал, кто он на самом деле, думаю, он тоже хотел бы быть со мной.

Папа гладит меня по ноге.

– Я поддерживаю тебя, жучок. И я должен сказать, что не видел тебя такой возбуждённой, такой живой, ну, с тех пор, как ты потеряла Джема. Кем бы ни был этот Кэссиди, я хочу встретиться с ним. Я хочу поблагодарить человека, который спас мою девочку.

Мой отец всегда помогал мне, и я благодарно улыбаюсь ему, а затем поворачиваюсь к маме.

– Извини, что заставила тебя переживать, но то, как умер Джем, было таким шокирующим, таким жестоким, что мне потребовались годы, чтобы осознать это. И я должна была сделать это по-своему. Дело в том, что к тому времени, когда я наконец-то попрощалась с Джемом, я поняла, что уже давно попрощалась с ним в своём сердце. Просто понадобилось приехать сюда, чтобы понять это… чтобы осознать, что моё сердце было готово для кого-то нового. Для Кэссиди.

– Милая, – говорит мама, после долгого пренебрежительного вздоха, – просто всё это так грустно и печально. Слушай, как насчёт того, чтобы заказать еду в номер и немного наверстать упущенное? У твоей кузины Бел не сложилось с парнем. У неё теперь новый. Кит или… нет, это не то. В любом случае, я могла бы ввести тебя в курс дела… и, о! Может быть, мы могли бы посмотреть эпизод «Семейства Кардашьян»! Мы любим их! Милая, мы так беспокоились о тебе, а потом получили это странное телефонное сообщение. И теперь ты здесь, в целости и сохранности. Мы можем просто…

– Нет, мама, – возражаю я, протягивая руку, чтобы положить свою ладонь на её руку и нежно обвиваю пальцами её запястье. – Я должна докопаться до сути. Я хочу… нет, мне нужна твоя помощь. Но если ты не можешь этого сделать, я пойму. В любом случае, мне нужно это выяснить. Сейчас. Сегодня.

Она отдёргивает руку.

– Мы приехали сюда из самого Скоттсдейла, Бринн. Мы страшно волновались на протяжении трёх недель, гадая, жива ты или мертва! Я не любитель походов, как тебе хорошо известно, но я взбиралась на эту проклятую, ужасную гору шесть раз за три недели! Неужели я так много прошу, чтобы мы взяли минуту или две, чтобы перевести дыхание и насладиться друг другом, прежде чем нам придётся выслушать истории о нападениях с ножом, серийных убийцах и этом… этом человеке Кэссиди?

Она спрыгивает с кровати и встаёт у изножья, скрестив руки на груди.

– Я не думаю, что веду себя неразумно.

Я переглядываюсь с папой, молча умоляя его о помощи. Я люблю своих родителей и искренне, я так благодарна им за то, что они здесь. Но я чувствую, что время на то, чтобы выяснить, кто такой Кэссиди, и найти его, что само по себе будет непростой задачей, истекает. Но я определённо не хочу сидеть без дела, смотря Кардашьян и поедая круассаны с куриным салатом, когда любовь моей жизни основала всё своё существование на лжи и, вероятно, оттолкнула меня, потому что он убеждён, что не достоин моей любви.

– Кексик, – говорит папа, вставая и неловко притягивая натянутое тело матери в свои объятия. – Сейчас иди вниз в столовую и хорошенько пообедай. И тебе не помешает бокал охлажденного «Шардоне». Возвращайся, когда будешь готова. Я останусь здесь и послушаю, что скажет жучок Бринн.

– Я не спущу с неё глаз! – визжит моя мать.

– Тогда, кексик, – говорит он мягко, целуя её в лоб, – я думаю, тебе придётся согласиться с разгадкой этой тайны, потому что наша девочка, похоже, настроена решительно.

Мама глубоко вздыхает и фыркает.

– Ну, могу я, по крайней мере, заказать нам что-нибудь в номер?

– Было бы здорово, мам. Спасибо.

Я улыбаюсь ей в ответ, когда она направляется в гостиную номера, а затем поворачиваюсь к отцу.

– Спасибо, пап.

Он отмахивается от моей благодарности.

– Итак, позволь мне убедиться, что я понимаю: Уэйн напал на тебя, и он мёртв. Кэссиди спас тебя и жив.

– Да.

Слава Богу.

– Кроме того, Уэйн был биологическим сыном этого Пола Портера, а Кэссиди…? Не является?

Я пожимаю плечами.

– Я не знаю. Я не знаю, были ли Пол Портер и мой Кэссиди кровными родственниками, но я знаю, что Кэссиди верил, что Пол, серийный убийца, был его отцом. Я видела фотографию их вместе на пикнике в 1995 году. Плюс, Кэссиди был очень скрытен насчёт своего отца. Не хотел обсуждать его. Менял тему каждый раз, когда я пыталась.

– Жучок, – говорит папа, его глаза обеспокоены, – ты уверена, что хочешь в этом покопаться? Может быть, ты найдёшь что-то, чего не хочешь.

– Например, что?

– Например…

Он делает глубокий вдох, его губы кривятся.

– Что если он сын серийного убийцы?

Это хороший вопрос. И, возможно, для другой женщины ответ дался бы нелегко. Но я знаю своё сердце. Я не пропускаю ни секунды, прежде чем ответить.

– Мне всё равно, – отвечаю я, торопясь и задыхаясь, потому что хочу, чтобы папа услышал меня. – Он всё ещё тот человек, который спас меня. Он всё ещё тот человек, который заботился обо мне. Он всё ещё тот человек, которого я люблю. Мне всё равно, кем был его отец. Папа, если бы ты знал его, какой он самоотверженный, какой умный и способный, как он заставляет меня чувствовать себя…

– Я понял, жучок. Я просто… я хочу для тебя самого лучшего, – говорит он, в его глазах беспокойство, когда он проводит рукой по своим всё ещё блестящим серебристым волосам.

– Я люблю его, папа, – снова бормочу я, глядя в зелёные глаза, так похожие на мои, и теребя браслет на запястье.

– Твоя мама отметила важный момент, – говорит он, и орлиный взгляд, который так хорошо служил ему в зале суда, теперь пригвоздил меня к месту. – Ты любила Джема, когда мы разговаривали с тобой в последний раз. Откуда ты знаешь, что это не какое-то… увлечение?

Я стараюсь не чувствовать себя обороняющейся, потому что знаю, что мои чувства к Кэссиди реальны, но мои родители заслуживают немного времени, чтобы понять, как радикально изменилось моё сердце за несколько недель.

Я сохраняю свой голос размеренным и мягким.

– Как я уже сказала, я всегда буду любить Джема. Он был хорошим человеком, и мы…

Размышления Хоуп об относительном счастье нашего с Джемом союзе стремительно возвращаются.

– Я думаю, мы были бы счастливы. Но Джема больше нет.

Я останавливаюсь на мгновение, чтобы дать своим словам дойти, прежде чем продолжить.

– Но папа, я тридцатилетняя женщина. Я знаю себя. Я влюблена в Кэссиди. Я должна дать нам реальный шанс. Я никогда не смогу двигаться дальше, если не сделаю этого. Я застряну здесь, размышляя о нём до конца жизни.

– Хорошо.

Папа кивает, и я вижу по его глазам, что я победила его.

– Я услышал тебя, жучок. Я в деле. Расскажи мне больше.

– Три тарелки блинчиков и кофейник в пути, – сообщает мама, присоединяясь к нам в спальне.

– Это просто прекрасно, кексик, – говорит папа, когда она снова садится рядом с ним на кровать. – Теперь, Дженни, ты читаешь все эти детективы. Что ты обо всём этом думаешь?

Она пожимает плечами, потом поджимает губы.

– Почему нападавший назвался Уэйном?

Мгновение я смотрю на неё, моргая и чувствуя раздражение. Со всеми вопросами, которые можно было бы задать, она сосредоточилась на вымышленном имени Уэйна?

– Мам, я действительно думаю, что есть более…

– Я имею в виду, – продолжает она, глубоко задумавшись, – твой Кэссиди действительно верит, что он Кэссиди, верно? Действительно ли Уэйн верил, что он Уэйн?

Весь ветер в моих парусах негодования улетучивается.

Она права.

Это чертовски хороший вопрос.

– Где, по словам того офицера, родился Кэссиди Портер? – спрашивает папа.

– Здесь. В Миллинокете.

– Интересно… хмм, – хмыкает моя мама.

– Что?

– Ну, если в архиве есть запись о рождении Кэссиди Портера, вы могли бы зайти и посмотреть, есть ли запись о рождении кого-то по имени Уэйн, – говорит она. – После завтрака, конечно.

Я наклоняюсь и целую её в щёку, чувствуя надежду, впервые с тех пор, как проснулась этим утром у полицейского управления Миллинокета.

– Ты великолепна, мам.

– Отличная работа, кексик, – добавляет папа, сжимая её плечи.

Она краснеет, радуясь, что помогла, потом велит мне идти одеваться.

– А пока мы завтракаем, я хочу побольше узнать об этом человеке, который спас тебя, – кричит она, когда я иду в ванную. – Меня, конечно, беспокоят его родители. Но кто бы они ни были, он спас тебе жизнь.

– Да, действительно, – говорит мой папа. – Мы хотим знать всё о твоём Кэссиди.

Глава 31

Бринн

Пока я одеваюсь, отец открывает ноутбук и узнаёт, что в Миллинокете нет ратуши, зато есть городское управление, которое работает сегодня с девяти до четырёх. Мама накрывает нам завтрак в гостиной, мы быстро едим, стремясь приступить к работе.

Отель, в котором остановились мои родители, лучший в этом районе, но он расположен не в городе, так что до Пенобскот Авеню ещё доехать, и я нервничаю от смешенного чувства ожидания и нервозности.

Я не знаю, почему я так сильно ощущаю, что время для Кэссиди и моего шанса на счастливый конец, истекает, но это так. В своей записке Кэссиди предупредил меня, чтобы я не искала его. В любом случае, мне будет нелегко найти его, как бы он не скрывался. Мне нужно будет взглянуть на карты местности и вспомнить всё, что он рассказал мне о том, где мы находились, чтобы сложить воедино общее местоположение. Тем не менее, если он действительно считает, что он опасен для меня, и пытается уберечь меня от него, я могу представить, как он собирается и уезжает. Может быть, не навсегда. Но Кэссиди знает, как позаботиться о себе. Я полагаю, что он мог бы прожить в дикой местности штата Мэн долгие годы незамеченным. Я боюсь потерять возможность снова найти его.

Это больно, что он не захотел поделиться со мной своей историей.

Я так влюблена в него, но мы также были друзьями.

Я бы хотела, чтобы он доверял мне.

Я хотела бы, чтобы он знал, что может доверять мне, потому что я видела цвета его сердца и любила их все.

Но такому сломленному, как Кэссиди, мне нужно будет это доказать. И это именно то, что я собираюсь сделать: показать, как сильно я его люблю. Неважно, кем были его родители, это не меняет моих чувств к нему и не меняет мои мечты о будущем с ним.

– Вот мы и приехали, жучок, – говорит папа, занимая парковочное место.

К моему удивлению, я вернулась туда, где оказалась сегодня утром – в полицейское управление Миллинокета.

– Полицейский участок?

– Городской клерк находится в передней части здания.

Мы выходим из машины, входим в кирпичное здание и находим нужный офис на первом этаже слева.

Пожилая женщина поднимает глаза от стойки администратора.

– Добрый день.

– Здравствуйте, – говорю я, протягивая руку. – Я… Бринн Кадоган.

– Здравствуйте. Дженис Долби, – представляется она, пожимая мне руку и бросая взгляд на моих маму и папу.

– Это мои родители, Колин и Дженни.

– Приятно с вами познакомиться, – говорит она, вставая и пожимая им руки по очереди.

– Меня интересует, ведёте ли вы журнал или какую-нибудь учётную книгу записей о рождении.

– Вы имеете в виду свидетельства о рождении?

– Нет. Нет, я конкретно ищу…

Я изучаю её лицо, решая пойти другим путём.

– Мэм, вы давно живёте здесь, в Миллинокете?

– Шестьдесят два года, – гордо отвечает она. – Родилась и выросла здесь.

– Вы помните Портеров?

Она поднимает брови, выражение её лица становится напряжённым.

– Вы репортёры?

– Нет! Нет, мэм, – заверяю я. – Но меня интересует Кэссиди Портер.

– Знаете, он был найден мёртвым. В июне.

– Да, мэм.

Я киваю, поднимая свою футболку достаточно для того, чтобы показать мои заживающие раны.

– Я знаю. Я была его жертвой.

– Оооо Боже!

Она ахает, глядя на мои шрамы, потом снова на моё лицо.

– Чёрт возьми! Вы пропавшая девушка!

– Да, мэм.

– Наша Бринн была спасена человеком, который живёт в лесу, – делится мой папа.

– Вы не говорите…

– Да.

Я киваю.

– И я знаю, что это прозвучит странно, но человека, который спас меня, тоже звали Кэссиди Портер.

Её глаза расширяются.

– Боже мой.

– Мэм, в Миллинокете родились два Кэссиди Портера? Два Кэссиди Портера, живущих здесь?

– Нет, – говорит она. – Нет, насколько я помню. Только один. Маленький Кэссиди с разноцветными глазами.

Мой желудок падает, потому что она определённо говорит о моём Кэссе, а не Уэйне, и я киваю, чтобы она продолжила.

– Они с мамой уехали вскоре после суда. Больше я их никогда не видела.

– Никогда?

Она качает головой.

– Его дедушка Клири – Фрэнк Клири – время от времени приезжал в город, чтобы забрать свой чек от правительства – он был ранен во Вьетнаме, вы не знаете, но, я не очень помню, чтобы я видела Кэссиди.

– А где жил его дедушка Клири?

– Одному Богу известно, – отвечает она, качая головой и вздыхая. – Люди говорили, что он построил хижину высоко в северных лесах и жил там. Держался особняком. Ему принадлежало более 2000 акров против Бакстер-парка.

Мои глаза расширяются в неверии.

– Две тысячи акров?

Она кивает.

– Я могу показать вам съёмку с продажи, если хотите.

Я с энтузиазмом киваю, и она указывает на стол на четверых в центре комнаты.

– Садитесь. Сегодня здесь тихо. Посмотрим, что я смогу откопать.

Когда мы садимся, я замечаю, что брови моего отца нахмурены, как будто он что-то вычисляет в уме.

– Бринн, – произносит он, – это большая земля.

– Я знаю, – отвечаю я, но на самом деле я не очень хорошо представляю, сколько это стоит.

Мой отец разъясняет.

– Я не уверен, сколько здесь стоит земля, но предполагаю, что около 600 долларов за акр, а это значит, что твой Кэссиди сидит на более чем миллионе долларов.

– Ого.

– Ну вот, – говорит мисс Долби, держа в руках потрёпанную бежевую папку. – Была подшита прямо под «К» за Клири.

Она открывает её на столе, разворачивает карту, спрятанную внутри, и разглаживает её ладонями.

– Да, 2160 акров, примыкающих к государственному парку Бакстер, куплены за 135 000 долларов ещё в 1972 году. Продано Фрэнсису и Бертраму Клири.

Она замолкает, тихонько хмыкая, затем хватает стикер.

– Нужно связаться с мистером Клири – Бертом, то есть и сообщить ему, что теперь, когда Кэссиди умер, земля пустует.

Я собираюсь сказать, что она не пустует, и что Кэссиди не умер, но я не уверена, какие права у моего Кэссиди на землю Клири, поэтому я проглатываю свои слова. Если он не связан с Клири по крови, то может вообще не иметь прав на эту землю.

– Мисс Долби, – говорю я, – есть ли какой-нибудь шанс, что я смогу получить копию этой карты?

Она смотрит на моё бедро, где я показала ей шрамы от нападения, одаривает меня сочувствующим взглядом и пожимает плечами.

– Думаю, ничто не сможет навредить.

Она берёт папку и тащится с ней, по-видимому, к копировальной машине.

– Зачем тебе нужна эта копия? – шепчет мама через стол.

– Мне нужно изучить её, чтобы попытаться выяснить, где находится хижина Кэссиди.

– Ты не знаешь? – спрашивает она, выглядя, удивлённой.

Я качаю головой.

– Нет. Он отнёс меня туда с Катадин, и когда я оказалась там, я никуда не уходила, кроме путешествия к местному пруду.

– Когда тебя сегодня утром везли в город, ты ничего не видела?

Мне не очень хотелось об этом думать, но я вполне уверена, что Кэссиди накачал меня чем-то, чтобы я спала этим утром во время поездки. Это объясняет сильную головную боль, которая была у меня, когда я проснулась, в дополнение к рвоте в полицейском участке. Дело в том, что я понимаю, почему он это сделал. Он не хотел сражаться со мной по поводу отъезда и не хотел, чтобы я знала, как вернуться. Тем не менее, я не уверена, что моя мама поймёт, поэтому я держу это при себе.

– Я спала всё время.

– Ты не спишь так крепко, Бринн. Дверной звонок будит тебя.

– Прошлой ночью я вывихнула запястье, – объясняю я, собирая воедино правдоподобную историю. – Я приняла обезболивающее перед сном. Должно быть, оно вырубило меня.

Я спасена от необходимости говорить что-либо ещё возвращением мисс Долби, которая прикладывает палец к губам и протягивает мне копию топографической карты. Я подмигиваю ей, складываю её и передаю маме, которая засовывает её в сумочку.

– У вас были какие-либо другие вопросы о Кэссиди? – спрашивает она, бросая взгляд на стойку регистрации, которая остаётся тихой.

– Да.

Я делаю глубокий вдох.

– Мы можем посмотреть дату его рождения?

Она садится с нами за стол.

– В этом нет необходимости. Кэссиди Портер родился в те же выходные, когда была Великая Белая Пасхальная Буря 1990 года. Никогда этого не забуду. Мы получили тридцать шесть футов за сорок восемь часов. Воскресенье, 15 апреля 1990 года.

– Боже мой! – говорит мой мама. – Какая у вас память!

– В те выходные было больше смертей, чем рождений. – Мисс Долби печально качает головой. – Включая моего младшего сына, Вилли.

– О нет! – ахает моя мама, протягивая руку через стол, чтобы взять руку мисс Долби и сжать её.

Мисс Долби шмыгает носом.

– Да. Была весенняя оттепель, знаете ли. В воскресенье утром после церкви он пошёл на Катадин с другом. Намеревался быть дома к ужину. Никто не знал, что через несколько часов у нас выпадет такой снег. Эти мальчики были одеты в шорты и футболки, когда уходили. У них не было ничего, что им было нужно для такой пурги. Он попал в неё и так и не спустился.

– Мне очень жаль, – говорю я.

– Я думала, что мы потеряли Бринн на Катадин, – говорит мама. – Я ненавижу эту гору!

– Не надо ненавидеть этот холм, – отвечает мисс Долби, похлопывая маму по руке. – Не его вина, что дураки хотят на него залезть. – Она бросает взгляд на меня. – Не обижайтесь, мисс.

– И не думала, – говорю я.

Она отпускает руку матери и поворачивается ко мне.

– Не так уж много родилось в те выходные, если мне не изменяет память. Кэссиди Портер, конечно. И сын проповедника. Это трудно забыть. У жены проповедника, Норы, отошли воды в середине «Иисус Христос воскрес сегодня». Как водопад по всей первой скамье. Её подруга отвезла её в больницу, пока пастор Уэйн заканчивал службу.

Пастор Уэйн.

У меня кровь стынет в жилах, и я моргаю в шоке, глядя на неё.

– Ч-что вы сказали? Как звали пастора?

– Джексон Уэйн.

«О, Боже мой».

Мисс Долби продолжает:

– Пастор Уэйн закончил проповедь и остался на кофе после неё, потому что это была Пасха и всё такое, а все знают, что первые роды занимают целую вечность. Около полудня он подошёл к своему дому, чтобы переодеться, но к тому времени, когда он был готов последовать за Норой в больницу, снег валил как из ведра. Дороги непроходимы. Не думаю, что он видел малыша Джексона до утра вторника.

– Джексон Уэйн, – бормочу я, кусочки огромной головоломки складываются вместе в моей голове, когда я вспоминаю, как я впервые встретила «Уэйна».

«Они зовут меня Уэйн».

«Я знаю эту гору».

«Я местный, родился в Миллинокете».

«Я мог бы тебе помочь».

– Джексон Уэйн младший. Его звали Джей-Джей, – говорит мисс Долби, задумчиво постукивая себя по подбородку. – Странное явление в ретроспективе.

– Почему это?

– Ну… сын методистского пастора и сын серийного убийцы, родившиеся в одну и ту же ночь, в одном и том же месте, во время одной из самых страшных бурь века.

– Джексон Уэйн младший, – говорю я, затаив дыхание. – Эм, Джей-Джей – он был сыном пастора?

Она смотрит на меня и вздыхает.

– Да. Но, Боже мой, вы бы никогда не догадались. Он был настоящим исчадием ада.

Её лицо мрачнеет.

– Вы знаете, что говорят о детях пасторов, не так ли? Ну, этот был худшим из всех, что я когда-либо видела.

– Как же так?

Она встряхивает головой, словно отгоняя плохое воспоминание.

– В районе Уэйнов пропало много животных. Дети были в крови, напуганные, как будто дьявол преследовал их до того, как они вернулись домой, но они не сказали бы, кто это сделал. Джей-Джей всегда попадал в неприятности, но его родители были такими хорошими людьми, что никто не знал, что делать. Он был манипулятором, знаете ли, надевающим одно лицо для своих родителей, а другое для мира. Скажем так, когда Уэйны переехали в приход на юге, нам было жаль прощаться с Джексоном и Норой, но никому не было грустно смотреть, как уезжает Джей-Джей.

Я смотрю на отца, сидящего напротив меня, и он поднимает брови.

– Должно было… должно было быть… в те выходные в больнице царил хаос.

– Это правда, – подтверждает мисс Долби, не обращая внимания на многозначительный обмен между мной и моим отцом.

– Рядом с нами федеральная автострада I-95. Люди путешествуют, навещая родственников на праздник. Машины разбиваются направо и налево. Люди поскальзываются на льду. Обморожения. Это было бы что-то с чем-то.

– Мы не хотим отвлекать вас от работы, – ровно произносит моя мама, похлопывая мисс Долби по руке. – Мы ужасно сожалеем о вашем сыне. О Вилли.

Мисс Долби кивает.

– Он был хорошим мальчиком. Ему было всего пятнадцать, когда я потеряла его в тот Пасхальный день.

– Мне очень жаль, – произносит отец.

Мы все встаём, пожимая руку мисс Долби, чтобы попрощаться, когда я спрашиваю:

– Вы сказали, что Уэйны переехали. Но сохранили ли они здесь какую-нибудь собственность?

– Хмм. Да. Теперь, когда вы упомянули об этом, да. Рыбацкая хижина на озере у Катадин. Но я не видела никого из них в городе, по крайней мере, десять лет. Я бы не узнала Джей-Джея, даже если бы столкнулась с ним.

Она вздрагивает.

– От этого ребёнка у меня всегда мурашки по коже бегали. Что-то… ох, я не знаю… не так с ним, я полагаю. Вы когда-нибудь встречали кого-нибудь такого? Немного не в себе?

– Да.

Я киваю её удаляющейся фигуре.

– Да, встречала.

Отец берёт меня за руку и выводит меня и мою маму обратно из комнаты в коридор.

– Перепутаны при рождении, – шепчет моя мама.

Я сглатываю, потому что это одновременно диковинно и очевидно.

– Как такое возможно? – спрашиваю я.

Папа вздыхает.

– Неожиданная метель на праздник. Хаос в больнице. Люди, едущие навестить семью. Автомобильные аварии. Перебои в подаче электроэнергии. Два маленьких ребёнка, рождённых при таких обстоятельствах? Могло случиться всё, что угодно.

– Пойдёмте, – говорю я им, направляясь к входной двери.

– Куда теперь? – спрашивает моя мама.

– В больницу.

***

Когда мы прибываем в главную больницу Миллинокета, мы идём по указателям к информационной стойке.

– Добрый день, – говорит молодая женщина, сидящая за столом. – Пришли на часы посещений?

– Нет, – говорит папа, удивляя меня, делая шаг вперёд и тепло улыбаясь. – Вообще-то, мы пытаемся разгадать небольшую тайну.

– Вот как? – спрашивает администраторша, улыбаясь моему отцу. Он всегда был очарователен.

– Да, конечно. Моя дочь, вот, Бринн, родилась в этой самой больнице в 1987 году.

– О боже! С возвращением!

– Мы ехали с озера Портидж, где у нас есть летний домик, когда у моей жены… —

папа обнимает маму и притягивает её к себе, – начались схватки. Ну, я съехал с шоссе, и, слава Богу, что эта больница была здесь и ждала нас.

– Аминь! – предлагает администратор.

Папа смеётся и кивает.

– В самом деле, Аминь!

– Что потом?

– Ну, мы провели здесь две ночи, и за нами присматривала замечательная медсестра. И знаете что? Спустя все эти годы, мы здесь, снова в этой лесной глуши, и подумали, почему бы нам не воспользоваться шансом зайти и сказать ей спасибо.

– О, черт возьми! Это так, так, так мило!

Мой отец опирается локтём на стойку и одаривает её улыбкой в тысячу мегаватт, с которой выигрывал все свои самые трудные судебные дела.

– Как вы думаете, вы могли бы помочь нам?

– Конечно! – говорит она, заговорщически улыбаясь каждому из нас. – Что я могу сделать?

– Вы знаете имя той медсестры из родильного отделения, которая здесь уже…

– Типа, сто лет? – серьёзно спрашивает молодая женщина.

Клянусь, я вижу, как мама украдкой закатывает глаза, но, к её чести, она кивает и улыбается.

– Всего тридцать, дорогая.

– Бетти Лэндон тут уже давно, – говорит администраторша.

– Вы уверены? – спрашивает мой папа. – Бетти. Хмм. Имя Бетти кажется правильным.

Молодая женщина шепчет:

– Она принимала роды у моей мамы, а ей тридцать восемь!

– Тогда Бетти наша девчонка! – радуется мой папа.

– Она здесь сегодня. Хотите, я посмотрю, свободна ли она, чтобы спуститься и быстро поздороваться?

– Оу, – произносит он, – вы бы могли?

– Конечно!

Я смотрю, как администраторша берёт трубку, просит позвать с Бетти, рассказывает нашу историю, и торжествующе улыбается моему отцу.

– Вы все садитесь вон за тот стол. Я отправлю её к вам, когда она сюда спустится, хорошо?

– Кто лучший? – спрашивает папа.

– Я? – спрашивает она его, хихикая.

Он кивает, указывая на неё двумя указательными пальцами.

– Вы!

Мама берёт меня за руку и ведёт к столу, подавляя смешок.

– Он неисправим.

– Тебе повезло, что он предан тебе, – говорю я.

– Да, – соглашается она, сжимая меня крепче. – И тебе.

Мы садимся, и через секунду к нам присоединяется папа.

– Больше пчёл слетается на мёд, а?

– Ты можешь очаровать весь улей, – говорю я.

Мгновение спустя пожилая чернокожая женщина останавливается у стойки администратора, затем смотрит в нашу сторону, улыбаясь нам, когда подходит к столу и встаёт позади единственного свободного стула.

– Я Бетти Лэндон. Я так понимаю, вы меня искали?

– Мисс Лэндон, – говорю я, вставая. – Вы не присоединитесь к нам на минутку?

Она кивает, садится на стул и поправляет свой светло-голубой кардиган.

– Здесь холодно. Наверху мы поддерживаем тепло для маленьких детей, знаете ли.

– Конечно, – кивает мама.

– Вы хотели поговорить со мной? – спрашивает Бетти, глядя на моего отца.

– Боюсь, под ложным предлогом, – произносит отец. – Бринн?

– Я не здесь родилась, – говорю я, чувствуя себя немного не по себе, когда улыбка мисс Лэндон исчезает. – Но я не хочу ничего плохого. У меня только пара вопросов, и я надеялась, что вы сможете мне помочь.

Она прочищает горло, отстраняясь от нас, в её глазах настороженность.

– Вопросы о чём?

– В воскресенье, 15 апреля 1990 года, здесь родились двое детей: Джексон Уэйн-младший и Кэссиди Портер. Есть ли шанс, что вы работали в ту ночь?

– Великая Белая Пасхальная Буря, – произносит она, откидываясь на спинку стула, затем делает глубокий вдох и кивает.

– Плохое время. Да, я была здесь. Я помню.

– Плохое время? – спрашиваю я.

– Ни один грузовик не мог проехать несколько дней.

Она снова качает головой.

– Если раненные могли добраться сюда, мы им помогали. Но персонал, который был здесь, когда разразилась буря, оказался в ловушке. Мы пробыли тут, ох, полагаю три дня подряд.

– Должно быть, это было утомительно, – замечает мама.

– Очень, – соглашается мисс Лэндон.

Я тянусь к её руке, отчаянно пытаясь выяснить всё, что можно о Джексоне и Кэссиди.

– Эти два маленьких мальчика. Они родились в то воскресенье.

– Да. Я помню, что у нас родились два мальчика во время той бури, потому что позже нашли двух местных мальчиков мёртвыми на Катадин, и все говорили, что природа уравновесила себя.

Я знаю, что она говорит о Вилли Долби и его друге, и вздрагиваю от ужасной банальности.

После вздоха, она продолжает.

– Я не присутствовала ни на одних из родов. Я присматривала за малышом в отделении интенсивной терапии новорождённых. Он был в бедственном положении. И тоже не выжил.

– Мне жаль, – говорю я и делаю паузу, прежде чем спросить: – Вы не помните, кто ещё работал в ту ночь? В те выходные? А именно, кто мог участвовать в родах?

– Могли быть… ах… хмм.

Она кивает, её губы опускаются.

– Кто? Кто был здесь?

– Ну, доктор Гордон. И доктор Максвелл.

У меня такое чувство, что мы ещё не дошли до «ах… хмм».

– Кто ещё?

– Медсестра Хамфрис. Тереза Хамфрис. В ту ночь она была дежурной медсестрой. Фактически, старшая медсестра родильного отделения. Она пробыла тут все три дня.

– Вы не возражаете, если я спрошу, почему вы так сказали «ах», когда вспомнили её?

Мисс Лэндон вздыхает, глядя на меня печальными глазами.

– Конечно, сейчас её уже нет. Ей тогда было почти семьдесят.

– Было что-то тревожное на счёт медсестры Хамфрис?

– Почему вы спрашиваете об этих мальчиках? – задает она встречный вопрос, её лицо становится холодным. – Потому что мне действительно нужно возвращаться к р…