Текст книги "Оригиналы (ЛП)"
Автор книги: Кэт Патрик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)
Глава 7
В воскресенье мама решила, что хочет пойти в книжный магазин со своей дочкой. Так как это происходит днем, я единственная, кто тащится с ней. Обычно я всегда рада покинуть дом, и книжный в числе моих любимых мест. Но мои мысли о Шоне и, честно говоря, все, чего я действительно хочу, так это слушать слащавые песенки и думать о нем.
– Как ты, Лиззи? – спрашивает мама, полностью поглощенная дорогой. Мы выезжаем через ворота в комфортабельном седане, который она купила, когда мы переехали сюда.
– Эта машина пахнет лейкопластырями, – говорю я. – Как всегда.
Мама с весельем смотрит на меня.
– Ты увиливаешь от моего вопроса?
– Я в порядке, – говорю я, глядя в окно. – Ты решила что-нибудь насчёт свиданий?
– Нет ещё, – отвечает она спокойно. – Ты хочешь сказать мне что-нибудь об этом?
Что сказать? «Выбери меня! Выбери меня!»
– Нет.
– Кто такой Шон? – спрашивает она.
– Я только что сказала, что не хочу говорить об этом.
Она наградила меня таким взглядом, что мне пришлось уступить.
– Ладно. Он парень из моей творческой мастерской. – Я поворачиваю голову направо, чтобы скрыть улыбку, да так сильно, что шею начинает колоть изнутри.
– Я вижу, – говорит мама, протягивая руку, чтобы повернуть вниз кондиционер. Ей всегда холодно. – Что ещё?
Я подумываю рассказать ей о фотографиях Шона. Его спокойствии. Его общей привлекательности. Вместо этого я просто говорю:
– Ничего.
Мы едем в тишине несколько секунд, и я начинаю думать о том, как я действительно должна была провести кампанию Шона, когда Эллы не было рядом, чтобы сделать то же самое для Дейва. Но я не хотела организовывать кампанию для парня, который мне нравится. Я просто хотела увидеть, что произойдёт. Всё это так неестественно и несправедливо, и нереально, и миллион других слов с «не», что я хочу просто вернуться домой.
Мы останавливаемся на красном сигнале светофора, и мама заинтересованно смотрит на меня:
– Всё хорошо? – Загорается зеленый, так что она вынуждена перевести взгляд на дорогу, но это не останавливает её речь. – Ты выглядишь угрюмой в последнее время.
– Я не угрюма, – резко обрываю я. – Я просто… закончим это.
– Закончим что?
В тот самый момент я хочу забрать свои слова обратно, потому что я не хотела влезать в большую дискуссию по этому поводу. Я думаю, мама верит, что мы довольны или, по крайней мере, удовлетворены ситуацией. И я догадываюсь, до недавнего времени это было так. Я была довольна… возможно, потому, что я не знала ничего лучше. Но теперь я знаю, что положение дел должно меняться. Я только не знаю как. А без знания сейчас не время открываться, ведь это может привести к беде.
– Бетси не отдает взятые у меня вещи, – лгу я. – Я так хочу это прекратить, что могу визжать. Она не уважает моё личное пространство. И это не так, как если бы она тщательно подбирала комплект одежды, как я. Она говорит, что её гардероб плохо пахнет, но, как бы то ни было, это её проблемы.
– Я поговорю с ней, – говорит мама, сдерживая смех, который говорит мне, что она поверила тому, что я ей сказала. Я отдыхаю в молчании на всём пути до книжного магазина.
Внутри мы гуляем вместе по нескольким проходам, затем расходимся. Я смотрю практически на каждый корешок и читаю каждое описание книг в мягкой обложке на столе с новыми публикациями, после чего, расплачиваясь за книгу, я вижу читающую Элисон, которая танцевала впереди на прошлой неделе. Закончив, я встречаюсь с мамой в кофейне за углом.
– Ты была права, – говорит мама, сделав маленький глоток латте.
– Конечно, я права, – шучу я. – Но о чём ты конкретно?
Она смеется.
– Ты выросла. Ты почти женщина. – Она протягивает руку над столом и легким прикосновением снимает ниточку с моей толстовки.
– Фу, мам, не говори о том, что я стану женщиной, на публике, – говорю я, заставляя её снова тихонько смеяться.
– Извини, Элизабет. – Она называет меня Элизабет, когда мы вместе вне дома. – Я просто сентиментальна.
– Всё в порядке, я понимаю, о чём ты.
Я киваю в сторону двери, мама следует за мной. Когда мы выходим на яркое солнце, я счастлива провести время с ней и даже начинаю чувствовать небольшую ностальгию. Я думаю о лимонно-зеленом игрушечном домике во Флориде, который она купила подержанным и декорировала кусочками обоев. Она ложилась рядом с нами тремя так, чтобы мы могли прижаться и читать сказки на ночь. Она пела нам сочинённую ею песенку, назвав её «Три маленькие птички»; я всегда любила эту песенку.
На одной из стен она повесила помеченные картинки далеких людей и мест, вырезанные из журналов и книг, – я думаю, она хотела, чтобы мы жили в мире, хотя мы никуда не ходили. Мысль о том, как упорно мама работала, чтобы сделать нашу семью счастливой, сжимает мне сердце. В этот момент я снова чувствую близость с ней, такую, к которой мы привыкли.
Двумя часами позже я ненавижу мою маму всеми фибрами души.
В обед она бросает бомбу: одобрены свидания с Дэвидом Ченслером. Очевидно, что у неё есть друг в школьном совете и… Кого действительно заботит, почему и как? Нижняя строчка в списке показывает, что Дэвид лучше, чем Шон.
В то же время Элла и Бетси задают логичный вопрос:
– Мы действительно собираемся разбить свидания на части, или Элла может выйти на улицу ночью, если свидание вечернее?
Я не думаю ни о чем, но мама, вероятно, знает, что её решение было принято во время нашей прогулки в книжный магазин сегодня. Почему она побеспокоилась спросить о Шоне, если позднее она планировала предотвратить мои шансы с ним?
В середине разговора я встаю и сливаю мою полную пастой тарелку в раковину, затем уношусь в свою комнату. Никто не останавливает меня, никто не приходит в комнату отдыха ночью.
Позже Шон бессознательно сыпет соль на рану.
Я думаю, мы должны встретиться после первого тайма в пятницу.
Я пялюсь на страницу целую минуту, эмоции сменяются одна за другой. Сначала я ликую – он хочет встретиться! – но затем я убита горем из-за моей реальной жизни. Ничто в этой ситуации не является даже отдаленно справедливым. И хотя я должна найти способ, чтобы вежливо отказаться, я этого не делаю. В этот момент я как будто одержима нормальной девушкой, девушкой, которой мама не диктует, с кем встречаться.
Как тебе, а?
Я вижу, что он пишет другое сообщение, и с нервозностью ожидаю, чтобы прочитать его.
Да. Я имею в виду, вы будете поддерживать команду, я буду снимать. Кажется прекрасным.
Это великолепная идея; на самом деле, это лучшее, что я услышала за всю неделю.
Я добавляю иконку со счастливым смайликом, благодарная за то, что Шон не может увидеть моё реальное лицо: красное и покрытое пятнами от слёз. Вздохнув тяжело и глубоко, я читаю:
Итак. Ты согласна?
Я кусаю губы, пытаясь обдумать извинения. Я знаю, я не могу сделать это. Мама ясно выразилась: только Дейв или никто. Но помимо этого игры проходят вечером; Бетси единственная, кто может встретиться с Шоном. Согласиться на это бессмысленно, как и носить дождевик в Сан-Диего. Но несмотря на всё это, нормальная девушка во мне просто хочет насладиться моментом.
Я не могу заставить свои пальцы подобраться поближе к «н», «е» и «т». Вместо этого я пишу:
Возможно.
Глава 8
Мама собирается на работу, когда я возвращаюсь из школы домой в пятницу. Обычно мы не видимся по вторым половинам дня, которые были блаженством на этой неделе. Но сегодня нет чирлидинга из-за игры этим вечером.
– Я оставила цыпленка с рисом в холодильнике на трапезу, – говорит она, когда я захожу на кухню.
– Почему ты просто не можешь сказать «ужин», как все нормальные люди? – спрашиваю я, осознавая всю нелепость моего недовольства. – И я ненавижу цыпленка, – добавляю я, что входит в список моих самых ложных утверждений. Но я все еще зла на нее, и отказ от цыпленка – доказательство бойкота. Ну, или, во всяком случае, я говорю, что ненавижу. Никогда не знаешь, чего ожидать, когда наступает время ужина.
Не желая больше видеть ее упрямое лицо, я иду наверх и с шумом захлопываю дверь. Падаю на кровать и кричу в подушку. Эта неделя была сверхраздражающей. Не только я была измучена Шоном и его желанием потусоваться, но и Элла, не теряя времени, устанавливала что-то с Дейвом. У них было свидание за чашкой кофе и, к сожалению, оно прошло хорошо.
По крайней мере, я не единственная, кто должен тусоваться с парнем.
Поскольку даже маме не очень «понравилась» идея о том, что три девушки будут встречаться с одним парнем и даже если никто не знает, что нас трое, было решено, что только Элла в действительности будет ходить на свидания. Я имею в виду, что я по-прежнему должна быть вежлива с Дейвом в школе, но Элла ответственна за все остальное. И тот факт, что все это ради ничего – с моей точки зрения, заставляет меня зимовать в пещерах моей подушки. В конце концов, Элла победила и стала ближе к собственной жизни, а я все потеряла.
Некоторое время спустя все еще лежу, уткнувшись лицом в подушку, когда возвращается Элла. Она разговаривает по телефону, и поначалу я думаю, что она собирается утереть мне нос своей «победой».
– Оставь меня в покое, – бормочу я в подушку.
– Бет хочет поговорить с тобой, – говорит она, касаясь моей руки трубкой. Радуясь, что это Бетси, я тянусь и беру трубку.
– Где ты? – спрашиваю я.
– Забираю свою униформу из химчистки, – говорит Бет. – Черт, звучишь дерьмово.
– Спасибо. Я в порядке.
Эл кидает мне многозначительный взгляд.
– Я будув порядке, – добавляю я.
– Эл сказала, что Шон предложил тебе встретиться на игре.
– Ну да. – Телефон неудобно вжимается мне в щеку, но у меня нет сил поднять голову и облегчить свою боль.
– Почему ты не рассказала мне? – спрашивает она, и по ее голосу я могу понять, что она немного обижена, что я не поделилась с ней этим.
– Извини.
Вау, я и правда звучу дерьмово.
– Все нормально, – говорит Бетси. – Дай мне на секундочку поговорить с Эллой. Довольная, что вышла сухой из воды, я протягиваю телефон Элле, а потом опять падаю лицом в подушку. Слушаю ответы Эллы.
– Привет.
– Я знаю.
– Знаю.
– Что ты имеешь в виду?
– Ты это сейчас серьезно?
– Да, конечно, но…
– Она могла бы. А потом мы все были бы мертвы.
– Я знаю, Бет.
– Кхм… я даже не знаю.
– Возможно.
– Ладно, пусть она бы и смогла.
– Хорошо. Но если она облажается, то я шкуру с тебя спущу.
Элла смеется, и я слышу, что Бетси тоже смеется на другом конце линии.
– Окей, звучит отлично. Не забудь проверить пятно на моей голубой рубашке, прежде чем заплатить, хорошо?
– Знаю, но в прошлый раз они не…
– Бетси, просто сделай это!
Она слушает довольно долго и затем вздыхает.
– Я знаю, знаю.
– Да, я скажу ей.
– Хорошо, пока.
Элла отключает телефон, и я чувствую, как он ударяется о середину кровати. Она так долго молчит, что я, наконец, поднимаю голову и смотрю на нее. Она, скрестив руки на груди, смотрит на меня с жалостью и планом во взгляде.
– Что происходит? – спрашиваю я.
– Сегодня вечером у тебя свидание, – говорит она, как будто это неоспоримый факт.
Я сажусь прямо с широко открытыми глазами.
– Что?
– Ты слышала меня.
– Да, но ЧТО? – говорю я. – Ты же не имеешь в виду, что я думаю… не так ли?
– Ей… нам… очень жаль, что ты упускаешь свой шанс с Шоном, – мягко говорит Элла. – Мы хотим, чтобы ты получила его вечером. Так что да, я имею в виду то, что ты думаешь.
Мое сердце бешено колотится.
– Мы сделаем кое-что незаконное.
Мы часто подшучивали над мамой, когда были маленькими. Я надевала любимую футболку Бетси, Элла просила на обед мое любимое блюдо, просто чтобы проверить, смогла бы она различить. Она всегда видела сквозь наши самодельные маскировки, но нам нравилось это. Это было игрой, и каждый раз, когда нас раскрывали, мы смеялись до судорог, возведенных в куб. А потом начинали разрабатывать следующую попытку. Но чем старше мы становились, особенно когда нам пришлось жить за одного человека, глупые шалости становились менее веселыми.
Нервничаю, что мама может раскрыть нас, и чувствую, что вечер опять будет веселым.
Я направляюсь к городскому стадиону на закате. На особенно темном участке дороги встречная машина ослепляет меня светом фар, и я понимаю, что мои фары выключены. Я включаю их, и вести становится гораздо легче.
Приехав, я иду с высоко поднятой головой, как будто знаю, куда я иду сквозь толпу; затем направляюсь под «отбеливатели» к полю. Стараюсь не показать, что читаю указатели. К счастью, их много и все они выделены жирным шрифтом. Я поворачиваю и иду вниз по длинному туннелю позади нескольких футболистов. Я всматриваюсь и удостоверяюсь, что ни один из них не Дэвид.
Когда я выхожу из темноты, мои чувства оживают. Огромные фонари светят так ярко, что трава кажется искусственной. Смотрю на свою желто-черную форму и понимаю, что мне действительно нужны солнцезащитные очки, потому что это чертовски волнующе. Я делаю вздох и словно пьянею от свежего воздуха и аромата свежескошенной травы.
Я слушаю, как жесткий пластик ударяется о жесткий пластик, как ворчат парни на разминке, как настраивают инструменты. Вздрагиваю, когда легкий ветерок обволакивает мои голые ноги, словно хвостик котенка. Поднимаю глаза на несколько первых звездочек, уже мерцавших в темнеющем небе, несмотря на проглядывающийся отблеск дневного света. Меня переполняют чувства, и слезы без предупреждения набегают на глаза.
Сегодня моя ночь.
– Элизабет! – зовет кто-то. – Элизабет! Сюда!
Я вижу Грейсон, махающую мне, с Морганом, Джейн, Натали и еще несколькими людьми, стоящими позади нее. Я появляюсь и не первой, и не последней: как я и люблю. Я улыбаюсь и машу в ответ, затем иду вниз по склону, чтобы встретиться с девчонками. Ищу глазами Шона, но его нигде не видно.
– Это поразительно, – говорю я Грейсон, присоединяясь к ней и остальным на кромке поля. Она кивает, но выглядит озадаченной. Она была здесь раньше и предполагает, что я тоже. За исключением того, что была не я, а Бетси. К счастью, она не обращает внимания на мою причуду.
Появляется Изла и другие члены команды. Мы начинаем растяжку, и больше девушек появляется из туннеля. Вскоре нас пятнадцать, и мы полны энергии, и трибуны заполнены, и игроки направляются в свои раздевалки, чтобы собраться с мыслями перед игрой года против самого главного соперника Вудсбери. Если верить Грейсон, то эта игра гораздо значительнее, чем вечер встречи выпускников.
– Ребята, выстроились! – кричит она. – Давайте заставим толпу двигаться.
Я перехожу в центральный ряд с четырьмя другими девушками среднего роста и удостоверяюсь, что нахожусь справа от невысокой Излы впереди меня. Знаю, что высокая Симона позади меня сделает то же самое. Цель для всех – быть видимыми со студенческих мест.
Грейсон кричит:
– Готовы? Отлично! – И все присоединяются к ней. – Наш паровоз впереди летит! Давайте, Сурки! Сделайте это…
Слова совершенно унизительны, но движения немного напоминают джаз, поэтому я становлюсь невнимательной и притворяюсь, что я в танцевальной группе. За исключением того, что это никакая не танцевальная группа. Чирлидинг – это ее упрощенный вариант, состоящий из простого хлопанья, ритмичных движений ног и прыжков без поддержек. Так что я просто мирюсь с этим и даже лишний раз высоко поднимаю ногу в конце.
Грейсон призывает:
– Дух!
У нас есть дух, и мы сделаем это!
У нас есть дух, а у вас?
Нарастающая толпа кричит нам в ответ. Да, у них есть дух. Аплодисменты продолжаются еще некоторое время, до тех пор пока трибуны не заполняются полностью и команда начинает играть. Тогда Грейсон произносит команды: «Ракета!» и «Человеческое пушечное ядро!»
К счастью, в первом ряду только невысокие девушки, которых побрасывают в воздух. Но клянусь, когда гравитация берет свое и Изла, или Джейн, или Майя, падает вниз, я задерживаю дыхание до тех пор, пока они снова не оказываются на твердой земле. Я поворачиваюсь, чтобы увидеть, что происходит на поле.
Шон стоит на границе центра аутфилда, наводя большую камеру прямо на меня. Я наклоняю голову и дарю ему полуулыбку, и практически слышу, как щелкает затвор. Затем отворачиваюсь, чуть встряхнув головой. Возвращаюсь в строй и фокусируюсь на чирлидинге, чтобы не попасть в кадр. Прилагаю титанические усилия, чтобы не таращиться на него до конца игры, но редко случается, когда я не знаю, где он.
Не скажу, что я большая фанатка футбола, но я стараюсь быть в самом центре событий. Звуки бомбардируют меня: ведущий объявляет духовой оркестр в перерыве между таймами. Грейсон кричит «Увидимся через двадцать минут!», Морган визжит о том, как парень, который ей нравится, выглядит в своей униформе. Но я сосредоточена. В моем «куполе» я наблюдаю, как Шон убирает свое фотооборудование и укладывает его в один из запираемых шкафчиков под трибунами.
Команда разбегается, и я тоже ухожу. Мне приходится контролировать себя, чтобы не кинуться к южному входу. Шон ближе к тому концу поля, чем я; вижу, как он двигается в сторону места нашей встречи перед местом для перекуса, окруженным палатками, которые загораживают мне обзор.
Я словно комочек нервов, пока быстро иду вдоль правой стены ротонды. Большинство людей идут в самую середину, счастливо заполняя пустые места на дорожке и болтая об играх и бросках. Я чувствую, как драгоценные секунды улетают, словно засохшие листья поздней осенью. Наконец, когда я проталкиваюсь сквозь блокаду зевак и достигаю места нашей встречи, я нахожу Шона, прислоняющегося к правой стене и высматривающего что-то на автостоянке.
Я забываю, как нужно дышать.
Он внимательно смотрит и улыбается, словно солнце.
Медленно сокращаю расстояние между нами.
– Привет, – говорит он спокойно.
– Привет.
– Сколько у нас времени?
Осознавая, что забыла свой сотовый в пальто под трибунами, спрашиваю:
– Сколько сейчас времени?
Шон вытаскивает свой мобильный, клацает по нему и показывает мне. Картинка на экране – древний и выцветший почтовый ящик. Я замечаю время.
– Восемнадцать минут, – говорю я.
– Тогда пойдем. – Шон берет меня за мою холодную руку и выводит меня наружу. Это первый раз, когда он держит меня за руку, но это совсем не кажется неловким – естественным, как будто мы делали это раньше тысячи раз.
Он ведет нас направо от внешней стороны стадиона. Раньше я не осознавала, что на этой стороне арена построена на небольшом холме. Я позволяю Шону вести меня молча, чувствуя себя более живой, чем несколько мгновений назад. Я любуюсь видом еще до того, как мы добираемся до возвышенности. Но когда мы останавливаемся на самой высокой точке мира, смотря вниз на людей размером с муравьев, я вздыхаю.
– Здесь нас не касается свет, – говорю я. Я говорю это в буквальном смысле – свет с поля не достает нас здесь – но звучит это как нечто большее.
– Да, – соглашается Шон, и я размышляю, что он имеет в виду. Он поворачивается, чтобы смотреть мне прямо в лицо.
– Итак, ты сказала в классе, что твоя мама довольно строгая, – говорит он. Я киваю.
– Как мы тогда сможем видеться?
Его прямота вызывает меня улыбку.
– Я не знаю, – говорю тихо. – Наверное, только в школе.
– Недостаточно хорошо.
Я смотрю вниз, и он немного наклоняется, чтобы посмотреть мне в глаза. Он такой высокий. И мне это нравится.
– Ты нравишься мне, Элизабет, – говорит он ровным голосом. Тепло проходит сквозь меня; на секунду я отворачиваюсь. – Мы едва ли знакомы, но мне кажется, что наоборот, понимаешь? Это может звучать запутанно, но…
– Нет, я понимаю, – говорю я. – Я чувствую то же самое.
Легкий ветерок бросает волосы мне в лицо, и я стряхиваю их. Смотря на Шона, я вижу, что он счастлив – для него это определенно начало чего-то. Но для меня вся сегодняшняя ночь – от звезд и до красок, от рок-гимна из аудио системы сейчас, означающий, что группа закончила выступать, и до прекрасного чувства внизу моего живота – все это ничего кроме воспоминаний на завтра. Ничего, что могло бы быть.
Ничего.
– Я рад, что ты чувствуешь то же самое, – говорит Шон, распрямившись и бросая взгляд вниз на поле. – Сейчас нам всего лишь надо решить, как мы можем встречаться. – Он сжимает мою руку и затем, когда я не предлагаю решение, меняет тему: – Сегодня я сделал великолепную фотографию с тобой.
– Я видела твои фотографии на Фейсбуке, – говорю я. А потом вспоминаю… – Ты встречался с Грейсон?
– Грей? – удивленно говорит Шон. – Нет, нет. Мы всего лишь друзья. Мы жили на соседних улицах со времен средней школы.
Я киваю и затем опускаю взгляд на поле; несколько чирлидеров уже возвращается к нашему месту встречи. Я чувствую, что наше двадцатиминутное свидание ускользает, и вместе с этим я надеюсь, чтобы у нас хоть что-то получилось с Шоном.
– Все почти закончилось, – говорю я грустно.
Шон смотрит на меня встревоженно. Он слышит это по моему голосу. Возможно, он и вправду знает меня.
– Что ты…
– Шон?
– Да?
– Поцелуй меня.
Он удивленно смотрит на меня, но я держусь уверенно. Я могла бы просто представить это, но думаю, что Элла и Бетси поддержали бы меня. Помогли бы двигаться дальше. В первый раз я чувствую, что имею право – я следовала маминому плану семь лет, ни разу не переступив черту. И если она скажет мне сейчас, что я не могу встречаться с Шоном – если это мой единственный шанс – я воспользуюсь им, черт побери.
Шон больше ничего не говорит. Он делает шаг ко мне и кладет ладонь мне на подбородок. Проводит большим пальцем по моей щеке, а затем немного наклоняется и прижимает свои теплые губы к моим. Мы стоим так некоторое время, только прикасаясь друг к другу, только дыша.
Затем он наклоняет голову и обнимает меня второй рукой. Наши рты открываются в унисон, и мы целуемся, так, каким и должен быть идеальный поцелуй. Когда он отстраняется на несколько дюймов и заглядывает мне в глаза, я хватаю его за толстовку, чтобы он больше не смог отдалиться. Я осознаю, что его левая рука все еще обнимает меня за пояс. Он тоже не хочет меня отпускать.
Вот так стоять под бриллиантовым небом, вне досягаемости прожекторов – я боюсь, что у меня такого больше не будет. Я чувствую, как слезы заполняют глаза. Шон не спрашивает, что не так; он даже не выглядит удивленным. Он просто вытирает их и целует дорожки слез.
– Нам нужно возвращаться, – шепчу я. Он кивает.
– Могу я позвонить тебе после игры?
– Не знаю, – говорю я честно. Мама не должна быть дома, но иногда она устраивает сюрпризы.
Я чувствую, что он хочет спросить меня, но все же молчит. Просто берет меня за руку и ведет меня назад к входу. Но перед тем как мы выходим из темноты, он быстро поворачивается и опять целует меня. Наши губы закрыты, но он так сильно ко мне прижимается, что мне приходится рукой опереться о стену. Он отстраняется и пристально смотрит.
– Я чувствую… – начинаю я, тут же умолкнув, потому что не уверена, что хочу сказать. Вместо этого я кладу свою руку ему на грудь, прямо над сердцем. Он позволяет моей руке оставаться там, а потом берет ее и целует мою ладонь.
– Я тоже, – говорит он, отворачиваясь, чтобы уйти.
– Шон?
– Да? – Он выжидающе смотрит на меня, и это заставляет меня чувствовать себя одновременно воодушевленной и разбитой. Прямо сейчас я не уверена, стоило ли вообще целовать его. И даже если это плохая идея, я дам ему немного больше.
– Ты можешь звать меня Лиззи.
