Текст книги "Оригиналы (ЛП)"
Автор книги: Кэт Патрик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)
Глава 2
– Не забудь стереть лак с ногтей.
Утром, в самый последний момент, мама разговаривает со мной из дверного проема кухни Странно, что она придирается ко мне, ведь это она ушла минут пять назад оплатить счета перед домашней школой, а затем вернулась назад, потому что забыла и счета, и ключи от машины. Я закатываю глаза, она уходит, затем я смотрю на свои идеально накрашенные белые ногти.
– Почему у тебя лак всегда так легко смывается? – хмурясь, спрашиваю Эллу. Она пожимает плечами, взгляд ее направлен на долину ниже нашего дома. Я знаю, что она тоже расстроена из-за замены. Она встает и относит свою миску каши в раковину перед тем, как уйти; вероятно, чтобы почистить зубы. Опять. Я возвращаюсь назад и иду наверх, потом прогуливаюсь по коридору к маминой комнате в поисках растворителя.
Я открываю дверь в холодную, темную комнату и щелкаю по выключателю над головой. Пока я хлюпаю по ковру, я бросаю быстрый взгляд на три детских портрета в толстых коричневых деревянных рамках, висящая арт-галерея прямо на стене у двери. Я чувствую хорошо знакомое покалывание на затылке, как только мой взгляд на чём-то задерживается.
Любой другой увидел бы одну и ту же малышку в разных нарядах и с разными выражениями лица, но на самом деле это разные люди. Элла с открытым ртом; мама сказала, что она была заворожена бабочкой на палочке, которой фотограф привлекал ее внимание. Весь фон на её фотографии занимал универмаг. На своей фотографии Бетси пускает слюни, как сенбернар. А я плачу, наверное, потому что кто-то поставил меня в люльку.
Другое изображение заставляет волосы на затылке и на руках встать дыбом. Это просто снимок 4х6, изображающий гордого родителя и ребенка. Ребенок на фото выглядит так же, как дети на стене. Где-то здесь фото Оригинала, ребёнка, который умер.
Ребенка, клонированного мамой, чтобы сделать нас.
– Что ты тут делаешь? – спрашивает Бетси, позади меня, пугая так, что я ударяюсь плечом о стену, когда отпрыгиваю назад. – Извини, – говорит она, смеясь. Бетси всегда весело, когда она пугает других.
– Я искала жидкость для снятия лака, – говорю я, отворачиваясь от лица, которое изначально чужое.
– И посетила Стену славы, – говорит Бет, указывая на фотографии. – Господи, Элла была таким странно выглядящим ребенком.
Я довольно хмыкаю, потом мы секунду молчим.
– Тебя никогда это не волновало?
– Что? – спрашивает Бет.
– То, что мы не… нормальные, – отвечаю я.
– Лиззи, не глупи. Мы нормальные, – говорит Бетси, тряся меня за руку. – Мы просто были клонированы, вместо того, чтобы быть сделанными обычным путем.
– Я не знаю, – говорю я. – Иногда это заставляет меня чувствовать себя неполноценной.
– Ну, так не должно быть, – говорит Бет. – Ты потрясающая. Но знаешь что? Мама точно заставит нас чувствовать себя хуже, если мы не сделаем нашу домашнюю работу, потому что мы стояли и смотрели на самих себя в детстве. Ты уже в её недельном списке, зачем делать всё ещё хуже? Идём!
Я позволяю потащить себя за руку к двери маминой комнаты, размышляя, посчитали бы дети в школе, что клоны противоестественны; размышляя о том, что бы они подумали, если б знали правду. Мои ногти все еще накрашены и, пока я выключаю свет за собой, шею все еще колит.
– Вот, – протягивает Элла ожерелье за обедом. Мы на парадном выходе и машина свободна. Я единственная, кто ждал этого момента.
– Спасибо, – говорю я, надевая его. Возможно, кому-то еще ожерелье покажется фамильной ценностью: медальон, содержащий крошечные фотографии тех, кого я люблю. Но это гораздо большее, чем просто медальон.
– Как утро? – спрашиваю я.
– Отлично, – говорит Элла, выдыхая. – Уроки прошли хорошо; я немного поболтала с Дэвидом, парнем из студенческого совета, – она делает паузу, пристально смотря на меня, перед тем как добавить: – И… я сдала тест.
Элла записала номера аудиторий, но днем я все равно нервничаю, идя на испанский третьего курса, боюсь зайти не туда. Инстинктивно я направляюсь к нашему месту: передний ряд, ближе всех к правой стене. Единственное место, которое мы выбираем в любом классе, если у нас есть выбор. Мы делаем это по большей части ради удобства – иногда кому-то становится плохо и нам нужно заменять друг друга; не говоря уже о том, что одна из нас (гм, Бетси) имеет склонность к навязчивому неврозу.
Я устраиваюсь на стуле, откидываюсь назад и тереблю кончики волос, притворяясь скучающей. Насколько всем известно, это мой шестой урок за день, не первый. Я пытаюсь выглядеть усталой, даже притворно зеваю перед приходом мистера Санчеза. Он громко роняет свою книгу учителя на кафедру, а затем обращается к классу.
– Привет, студенты! – кричит он, лучезарно улыбаясь, как будто любит нас больше всех на земле. Он несколько раз громко хлопает в ладоши, вероятно пытаясь привести нас в чувство с нашей послеобеденной комой. Я счастлива изучать испанский с носителем языка, а не с мамой, поэтому я спокойно отношусь к его выходкам.
– Здравствуйте, сеньор Санчез, – отвечаю я. Больше никто не отвечает. Несколько человек хихикает. Мистер Санчез смотрит на меня с поднятыми бровями, улыбаясь.
– Подлиза, – бормочет девушка позади меня.
Я не оборачиваюсь посмотреть, кто это сказал, но урок усвоила. До конца учебного часа я отвечаю только тогда, когда спрашивают. Но это не значит, что я мысленно не выкрикиваю ответы. И в отличие от тригонометрии, здесь я отвечаю верно.
Отставая на шаг от частных, Вудбери – одна из немногих государственных школ с гуманитарной программой, все еще предоставляющая уроки музыки, рисования, гончарного дела и танцев. Может, я и не хочу говорить нараспев «Вперед, Команда!» в откровенном наряде, но я всегда любила танцевать. Поэтому унаследовать наши курсы танцев от Эллы было подарком.
Седьмой урок, я уверенно иду к студии по коридору рядом со спортзалом, не останавливаясь продумать или спросить направление. Возможно, раз или два мне пришлось опоздать на историю, чтобы увидеть, на что танцоры были способны.
К счастью, теперь моя очередь.
Нахожу назначенный мне шкафчик под номером 27 и набираю единственную комбинацию, которую мы используем: 3, 33, 13. Внутри я нахожу черный, завязывающийся на шее танцевальный топ с вшитым бюстгальтером, черные шорты со смущающей надписью «ТАНЦУЙ» на попе, красную худи, закрывающую мои руки и верхнюю часть спины, телесные колготки без носков и черные, притертые джазовые туфли. Я переодеваюсь быстрее быстрого, взволнованно предвкушая опробовать танцы, которым Элла научила меня, в комнате с другими студентами.
– Надеюсь, сегодня она наконец обучит нас концовке, – говорит рыжеволосая по имени Элисон позади меня, пока я иду из раздевалки на танцплощадку. Я видела ее раньше в первом полугодии: она всегда здоровается, когда мы сталкиваемся в коридорах.
– Знаю, – говорю я, благодаря Эллу за подготовку, – мы уже неделю застряли в середине!
– Думаю, что легче танцевать весь танец, – говорит Элисон. – Я бы лучше выучила его полностью и тренировалась бы в полной мере, чем постоянно тормозить, чтобы совершенствовать каждую часть.
– Безусловно, – говорю я, чувствуя неловкость, но заставляю себя вспомнить, что хотя я и не знаю Элисон, она думает, что знает меня. – А знаешь, если выучить что-то и повторить на следующий день, то это запомнится гораздо лучше? – Она кивает. – Ну, готова поспорить, что если она сегодня обучит нас концовке, то завтра мы все закрепим танец.
– Гениально, – говорит Элисон, тепло улыбаясь.
– Едва ли, – говорю я, смеясь и стягивая свои длинные волосы в узел на затылке; смотрюсь в настенное зеркало и убираю выбившиеся пряди.
– Время шоу, – говорит Элисон, пока учитель занимает свое место.
И на ближайшие сорок пять минут я в раю.
Я оставляю свои волосы зачесанными назад для творческих занятий, поскольку очень жарко, и использую всё моё время для принятия душа, обдумывая рутину – всю рутину – ещё три раза с Элисон. По-прежнему на взводе от танца, Мадонна играет у меня в ушах, я прогуливаюсь по классу для творческих занятий, двигаясь напрямик к столу справа. И только когда я уже почти сажусь на колени того, кто сидит за столом, я понимаю, что место занято. Я на секунду останавливаюсь, не представляя, что делать дальше. Должна ли я просто сесть на свободное место или бежать вон из класса и звонить Элле? Пока я решаю, парень в своём кресле чувствует мой взгляд и оборачивается.
Внезапно я ощущаю, что в комнате стало очень жарко.
– Привет? – спрашивает он, улыбаясь так, что его лоб покрыли морщинки.
Я не знаю его, но его приветствие выглядит как повод поглазеть.
Он движется весьма забавно, почти паря над столом, в то время как он по-прежнему за ним. В это же время он создаёт особую пульсацию. Как он делает это? Я удивляюсь, но не долго, потому что пол трясётся. Я протягиваю руки к следующему столу; у нас происходит землетрясение. Но кроме меня, никто больше не выглядит обеспокоенным.
– Ты в порядке? – слышу я вопрос парня.
Я не отвечаю.
Вместо этого я теряю сознание.
Когда я секундами или минутами позднее прихожу в себя, мои одноклассники смотрят на меня со своих мест, некоторые ухмыляясь, некоторые с беспокойством. Моей первой мыслью была благодарность, что я не ношу юбку. Моей второй мыслью было ожерелье. Моя руки взлетает к моему горлу, и впервые на этой неделе я ловлю пустоту: ожерелья там нет. Должно быть, я оставила его в моём шкафчике после танцев.
– Элизабет? – обеспокоенно произносит мистер Эймс, стоя надо мной. – С тобой всё в порядке?
– Всё хорошо, – отвечаю я, чувствуя себя идиоткой. Я смотрю на Того Парня, который наполовину встал со своего места; он облегченно садится обратно.
– Ты уверена? – спрашивает мистер Эймс. – Ты выглядишь очень бледной.
Это странно – лежать на полу, в то время как он нависает надо мной; я могу видеть его выдающийся нос. Я привстаю и решаю оглянуться на Того Парня.
Вот тогда я поняла, что он действительно довольно милый. Пусть и в не совсем традиционной манере. Если смотреть по частям, он слишком угловатый. У него острый подбородок и рот; его нос выглядит так, будто когда-то он был идеально ровным, а потом в определенных местах столкнулся с деревом или плечом другого парня. Его волосы можно описать только как уложенные на бок колючки, как будто он стоял боком к вентилятору, который выдувает лак для волос вместо воздуха. Он высокий, и возвышается даже сидя, с любопытством глядя на меня своими светло-карими глазами. Как только я решаю, что он выглядит как дневной образ ночного супергероя, он заговаривает.
– Она довольно сильно ударилась об пол, – говорит он низким, мягким голосом. – Может, ей нужно сходить на прием к мисс Брэди.
– Замечательная идея, – кивает мистер Эймс. – Позволь мне помочь тебе, Элизабет. – Он подает мне руку. А потом говорит остальным: – Кто хочет добровольно сходить с ней в кабинет к медсестре?
– Нет! – подпрыгивая, говорю я. Я не могу пойти в кабинет к медсестре. Она позвонит маме, которая скажет идти домой, а потом «выпишет» мне куриный бульон и сон раньше, чем у малышей. – Я правда в порядке. Я танцевала последнюю часть и переусердствовала. Я просто вела себя немного легкомысленно. – Мистер Эймс хмуро смотрит на меня, поэтому я добавляю: – Я не обедала.
– Ну, хотя бы сходи перекусить, – говорит он, качая головой. – Вы, девочки… – Я не могу не задаться вопросом, не думает ли он, что я страдаю анорексией или что-то типа того.
– Прекрасно, – быстро говорю я. – Пойду прямо сейчас.
– Кому-то надо пойти с тобой, – говорит Мистер Эймс. – Чтобы просто убедиться, что ты в порядке. Кто хочет? – Мы с ним разом оглядываем класс; ни одного желающего. Я не виню их: прошло всего пару недель этого школьного года, а я не ходила сюда в прошлом. Технически, я все еще новенькая.
– Я схожу, – вызывается Тот Парень. Волосы на моих руках встают дыбом.
– Это будет замечательно, – говорит Мистер Эймс. И даже в моем слегка ошалевшем состоянии я задаюсь вопросом: «Да неужели? Замечательно?»
Мистер Эймс пишет нам пропуски и отдает со словами:
– Не торопитесь.
Мои ноги трясутся, когда я поворачиваюсь, чтобы покинуть класс; Тот Парень следует за мной. Перед тем как мы выходим за двери, Мистер Эймс возобновляет работу класса:
– Что касается всех остальных, пожалуйста, откройте ваши тетради для нового интересного задания. Я бы хотел, чтобы вы написали две страницы, которые начинаются с фразы: «Все началось, когда собака…»
Тот Парень смеется вполголоса. Как только мы оказываемся в коридоре, я поворачиваюсь к нему лицом.
– Спасибо, что пошел со мной, – говорю я. – Но, правда, я в порядке. Ты можешь просто погулять, если хочешь.
– Никаких проблем, – говорит он таким легким голосом, который словно ласкает мои уши. – Я тоже голодный.
– Ох, окей. – Сейчас я поняла: я не больше чем свободный пропуск к торговым автоматам. Но, несмотря на это, хотя мы только что познакомились, я борюсь с желанием улыбаться в его присутствии.
Мы спускаемся в тишине после наполненного английской речью коридора. Мне отчаянно хочется спросить его имя, но я не могу быть уверенной, что Элла его не знает, так что держу язык за зубами. Хотя мы не говорим, я всё осознаю: подсказка в его важном, напыщенном шаге: на пути он искренне приветствует нескольких людей, которые проходят мимо, как будто он знает каждого в школе; на пути он смеётся, доставая свой Айфон и прокручивая его за секунду.
– В этом коридоре призрак, – говорит он, указывая на экран так, чтобы я могла увидеть приложение «Датчик привидений».
– Я надеюсь, ты не собираешься покупать это?
– Не, это бесплатно, но я платил и за похуже, – сказал он, прежде чем переместился, придерживая для меня дверь, ведущую к центру школы. Вудбери растягивается колесом, все его отделы ответвляются от общего центра – кафетерия.
– Спасибо.
Он кивает с полуулыбкой. Когда мы достигаем торговых автоматов, он кладет Айфон и вытаскивает несколько долларов из кармана.
– Чем хочешь потравиться? – спрашивает он, указывая на ряды конфет, чипсов, мюсли и напитков.
– Ты не обязан покупать мне еду.
Это заставляет его широко улыбнуться, что поражает меня. Будто я попала в тупик, вставляя нож для масла в розетку, но в хорошем смысле.
– Ты оставила свою сумку в классе.
Я смотрю вниз, как будто она могла свисать с моей шеи, если бы я взяла её с собой. Но он прав: у меня нет денег.
– Отлично, тогда я буду Твикс.
– Хороший выбор.
Он покупает два Твикса и две бутылки с водой и отдает мне мою половину.
– Спасибо.
– По крайней мере, это я могу сделать, – отвечает он.
– А? – Я разворачиваю свою шоколадку, когда он заговаривает. – Что ты имеешь в виду?
– Я опоздал, – отвечает он. Когда я вопросительно смотрю на него, он поясняет: – Я пытался поймать тебя, но опоздал. По крайней мере, я могу купить тебе шоколад.
– Как благородно. – Не могу удержаться от смеха.
– Могу я записать твои слова и дать прослушать их моей маме?
Мы пошли обратно к классу.
– Конечно, – говорю я, желая добавить что-нибудь остроумное, но в голову лезет один бред.
Мы снова идём в тишине по коридору к классу английского, но прямо перед дверью нашего класса он поворачивается ко мне лицом.
– Ты выглядишь сегодня иначе.
– Ох… – Я не уверена, что надо говорить. Я хватаюсь за бутылку воды, возможно, у меня шоколад в зубах.
– Не хуже, – говорит он. – Лучше.
– О.
Он останавливается на секунду, как будто бы хочет добавить что-то ещё, но просто кивает в сторону двери и входит в класс. Я следую сзади, пластиковая бутылка сжимается в моей стальной хватке. И снова я чувствую облегчение, что ожерелье не на мне: я уверена, что мой пульс находится где-то на уровне красной зоны. Как только я сажусь на единственное свободное место в классе – прямо за Парнем – я думаю о том, что только что произошло.
Может быть, впервые в моей жизни кто-то обратил внимание на меня.
Он обратил внимание на меня.
Глава 3
– Эй, ты знаешь, что за парень в творческой мастерской? – спрашиваю я у Эллы следующим утром за завтраком. – Тот, который со странной прической? Он сидит на нашем обычном месте. Кстати, спасибо, что предупредила меня об этом.
Она смотрит на меня, веселясь, возможно потому, что она не знает, или из-за того, что удивляется, почему я спрашиваю. Почувствовав, что мои щёки вот-вот вспыхнут, я начинаю намазывать масло на тост, лишь бы не смотреть на нее.
– Да? – спрашивает она. – Что с ним?
– Он поздоровался со мной, и я почувствовала себя идиоткой, потому что не знаю его имени.
Элла только пристально на меня глядит.
Я закатываю глаза.
– Элла! – кричу я. – Хватить вертеться вокруг да около. Как его зовут?
Она посмеивается, встает и кладет свою тарелку в раковину. Я уже думаю, что она собирается полностью меня проигнорировать, но на полпути к выходу она через плечо говорит его имя:
– Шон Келли.
Я потратила последние десять минут в танцевальном классе перед зеркалом, прихорашиваясь, вместо репетиции. После моего быстрого душа, я зачесываю волосы назад, собирая их во влажный хвост, и спешу к классу творческого мастерства, охваченная мыслью увидеть парня, которого я не знаю. Он никогда не приходит раньше, чем звенит звонок, но когда мистер Эймс поворачивается, чтобы написать сегодняшний список слов на доске, он оборачивается за своим столом.
Моим столом.
– Привет, Элизабет.
Бац!
– Привет, Шон, – говорю я в ответ, заталкивая бабочек подальше. Я хочу назвать его полным именем, но это будет как-то по-детски, поэтому я просто произношу его мысленно.
Привет, Шон Келли.
По дороге в школу я мысленно прокрутила пару вариантов начала разговора, но, к сожалению, начинается урок, поэтому мне не представляется шанс использовать их. Шону приходится развернуться, и мне остается смотреть на его широкую спину почти весь урок, прерываясь только для периодических взглядов на мистера Эймса, чтобы он не вызывал меня. Мне удается остаться незамеченной. Но во время звонка мистер Эймс все-таки зовет меня: просит ненадолго задержаться после урока. Разочарованная, я бросаю взгляд на Шона, выходящего из кабинета, затем иду вперед.
– Благодарю за то, что задержалась, – говорит мистер Эймс. – Не заставлю тебя опоздать на следующий урок – я просто хотел сказать, насколько потрясающей была твоя история про собаку.
– Правда? – спрашиваю я, не обращая внимания на частое использование им слова «потрясающий».
– Безусловно, – говорит он с теплой улыбкой, начиная поправлять бумаги на кафедре. – Намного лучше, чем твое изложение на прошлой неделе, и…
Что-то перевернулось в моем животе. В чем-то я лучше Эллы.
– … я просто хотел сказать, что жду от тебя больших подвигов в этом году.
– Вау, – немного смущенно говорю я. – Это и правда… спасибо, мистер Эймс!
Еще ни один учитель не подзывал меня, чтобы сказать, что я делаю что-то хорошо. Удивительно, из-за этого у меня появляется желание нестись домой и начинать делать вечернюю домашнюю работу прямо сейчас.
– Не за что, – отвечает мистер Эймс. – Увидимся завтра.
– Увидимся, – эхом повторяю я, разворачиваясь и выходя их кабинета. Я так погружена в свои счастливые мысли, что почти врезаюсь в кого-то, выходя в коридор. Проходит секунда, прежде чем я понимаю, что этим «кто-то» был Шон.
– У тебя проблемы?
«Ты ждал меня?» – мысленно удивляюсь я.
– Да нет, – говорю я. – Он просто сказал, что ему понравилась моя история про собаку.
– Он сказал, что она потрясающая? – спрашивает Шон, чем заставляет меня рассмеяться.
– Так и сказал!
– Это здорово, – говорит Шон, отходя от стены. Он запихивает свой Айфон в карман, вешает сумку на плечо и присоединяется ко мне, подтверждая, что он и правда ждал. – Теперь тебе куда?
– На чирлидинг. – Я стараюсь удержаться от недовольных ноток в голосе. Вообще, члены команды хорошие – даже милые. Капитан Грейсон Дженнингс строгая, но справедливая. Я просто не прониклась идеей быть подброшенной в воздух, учитывая, что ловит меня всего лишь пара худых девчонок.
Шон кивает так, что раздражает меня, как будто он думает, что я являюсь частью чирлидинга.
– А что делаешь тыпосле школы? – спрашиваю я немного резковато. Он смеётся.
– Да много чего, – отвечает Шон. – Тусуюсь с друзьями. Читаю. Играю в игры. Пишу. Иногда я фотографирую.
– Что? – спрашиваю я, грубый тон исчез.
– Ну, я делаю все фотографии для школьного Фейсбука, – отвечает он. – Но то, что мне действительно нравится, это фотографировать вещи вокруг города. Моя мама профессиональный фотограф для бизнеса, журналов и прочего, и время от времени она позволяет мне помочь ей.
– Звучит здорово, – говорю я, пытаясь выглядеть безразличной, когда мне действительно хочется запустить игру в режиме принимающей стороны и задать ему множество личных вопросов.
– Здесь я тебя оставлю, – сказал он, кивая на табличку с надписью «ДЕВУШКИ» на двери.
– Спасибо… эм… что проводил меня сюда, – говорю я, чувствуя стеснение от того, как я стою, от звука моего голоса. От всего.
– Конечно, – говорит он. – Увидимся позже.
И потом он поворачивается и уходит, не слишком быстро и не слишком медленно. Он просто идёт, ему комфортно, рюкзак за плечом как у нормального ребенка с нормальной жизнью.
Просто… нормально.
У Бетси серьёзные судороги сегодня, так что Элла и я тянем жребий на вечер. Сегодня среда, что означает начальные курсы английского в местном колледже, но каждая из нас готова пройти через это ради возможности увидеть звезды. Не то чтобы нам запрещалось выходить в ночное время суток или что-либо ещё, просто только одна из нас может быть снаружи за раз.
Конечно же, Элла побеждает. Ухмыльнувшись, она зачесывает волосы назад, потому что мои всё ещё запутаны после танцев, надевает медальон и прыгает за дверь, как тигр.
Я люблю её, но иногда она – сплошное мучение.
Единственный плюс в моём проигрыше – это возможность провести время наедине с Бетси. Мы проводили вместе время днём, но теперь мы видимся ночью. Вчера мы только увиделись во время нескольких утренних школьных занятий, прежде чем я ушла выполнять вторую часть. Когда я вернулась, она немедленно ушла исполнять вечернюю часть. В какой-то степени я рада, что сегодня она чувствует себя не очень хорошо.
– Итак, что происходит? – спрашиваю я её, присоединяясь к ней в комнате отдыха. Она щурясь смотрит в телевизор, потому что, даже несмотря на то, что спереди дом окутан соснами, сзади открывается вид на долину и заходящее солнце бросает настолько яркие блики на экран, что ты вряд ли сможешь там что-нибудь рассмотреть.
– Только страдания, – отвечает Бетси. У неё на талии грелка и миска с мороженым в руках. Мой цикл начался сегодня утром, так же как и у Элл, я уверена. Различие в том, что для нас это ничего не значит.
– Мне жаль, Бет, – сочувствую я. – Может быть, ты что-нибудь хочешь?
– Я хочу, чтобы это глупое солнце наконец-то село, – отвечает она. – Можешь это сделать?
Я встаю и закрываю тяжелыми шторами окружающий мир: вид, который ты можешь увидеть в гостиничном номере, который начинается в первоклассной комнате и заканчивается в мельчайшей капле света. Мы останавливались в двух отелях по дороге из Флориды в Калифорнию, и нам нравился гостиничный сервис и закрытый бассейн.
– Сделано, – говорю я, как только опускаюсь на диван напротив Бетси. – Что мы смотрим?
– Выбирай, – говорит она, кидая мне пульт. – У меня нет сил переключать каналы.
Я начинаю щелкать каналы, но, не найдя ничего подходящего, возвращаюсь к тому, с чего начали. Спустя полчаса начинается повторный показ «Друзей». Он смешной до такой степени, что мой бок начинает колоть от смеха. Во время первой рекламы я опять начинаю болтать.
– Ну, есть ли симпатичные парни в вечернем классе? – спрашиваю я. Бетси пожимает плечами c «койки».
– На самом деле нет, – говорит она. – Все они соревнующиеся ботаны.
– Как мы.
– Точно, – говорит Бетси. – Иногда я сомневаюсь, стоит ли… вечерами понедельника и среды мы могли бы заниматься вещами, которые гораздо интереснее.
– Например?
– Не знаю, – говорит она. – Прыжки с парашютом. Мини-гольф. Веселыми вещами.
– Ты хочешь спрыгнуть с парашютом сегодня вечером? – спрашиваю я, смеясь.
– Ты знаешь, что я имею в виду.
– Да, – говорю я, кивая. – Интересно, что сказала бы мама, если бы мы попросили ее прыгнуть с парашюта.
Бетси смотрит на меня, и мы обе начинаем смеяться над нелепостью этой идеи. Когда мы успокаиваемся, она спокойно произносит:
– Я думаю, мама слишком остро реагирует на все эти экзамены. – Я перевожу взгляд на телевизор; реклама на беззвучном режиме. – Изменение нашего расписания и прочее.
– Я тоже так думаю, – говорю я, не имея ни малейшего желания говорить о маме. К счастью, начинается программа. Но мне тяжело на ней сосредоточиться. Меня мучают воспоминания.
– А что насчет второй половины дня? – Бет прерывает мои размышления. Я сосредотачиваюсь, и до меня доходит, что уже идет очередная реклама. Я смотрю на нее с недоумением.
– Парни? – объясняет она. И мысли о матери сменяются Шоном. Должно быть, это отразилось на моем лице, потому что она убирает грелку и взволнованно садится.
– Расскажи мне! – говорит она. Я напряженно улыбаюсь, и мне требуется глубокий вздох, чтобы расслабить лицо и произнести хоть что-нибудь.
– Его зовут Шон, и я сижу позади него в творческой мастерской, – сообщаю я. Глаза Бет широко распахнуты и сверкают как у маленькой девочки. – Он милый неожиданным образом. И высокий, но не сутулится. И он очень внимательный и забавный, и он ждал меня после урока, чтобы проводить до чирлидинга.
– О Боже мой! Что еще?
– Дай подумать… Он немного помешан на своем Айфоне, но он увлекается творчеством, как очевидно в письменной форме, а также фотографией. А я говорила, что он выглядит как супергерой?
– Как Супермен?
– Скорее, как менее занудный Кларк Кент, – говорю я. – Нет, стой! Он как менее занудный сын Кларка Кента, который возглавляет рок-группу.
– А он правда в группе? – спрашивает Бет взволнованным голосом.
– Нет, не думаю, – говорю я. – Но он очень классный.
– И он нравится тебе, – говорит Бетси мечтательным голосом, как будто она играет в прекрасной любовной сцене в кино, а не обсуждает мою жизнь.
– Да, – соглашаюсь я, признаваясь в этом одновременно и себе, и Бетси.
– Вау.
Мы сидим, мгновение глядя в никуда, и, возможно, обе воображаем, как бы это было – сходить с кем-нибудь на свидание. Бетси первая говорит об этом.
– Следует спросить еще раз, – говорит она. – Я думаю, время пришло. Элизабет Бест – единственная девушка в школе, которая не ходит на свидания. Это странно.
– Она скажет нет, – говорю я, вспоминая прошлый раз. Однажды на юге парень по имени Шейн Уилльямс пригласил Бетси на вечер встречи выпускников после урока обществоведения (в прошлом году Бетси выполняла вторую часть). Мама сказала «нет» еще до того, как вопрос сорвался с губ Бет.
– Да, но тогда нам было только пятнадцать, и ты же знаешь, какая она заботливая, – говорит Бет. – К тому же она испугалась, что наш сосед шпионит за нами. Я понимаю. Я имею в виду, она могла попасть в тюрьму, если бы кто-нибудь узнал о нас. Но сейчас все по-другому. Мы осторожнее. Нам семнадцать.
– До января нет, – говорю я, состроив ей смешную рожицу, а потом перевожу взгляд на телевизор. – И я не знаю, Бет. Не думаю, что она пойдет на это.
– Я займусь этим, – говорит Бетси. – Предложу обсудить.
После того как не подействовал даже Ибупрофен, Бетси ложится спать раньше. Я выключаю телевизор и лениво плетусь в комнату с удобным пледом, в который все еще закутаны мои плечи. Решаю проверить наш Фейсбук – Фейсбук, ради заведения которого нам пришлось умолять маму, Фейсбук, который она разрешила завести только потому, что наши учителя с юга иногда присылали нам дополнительные задания.
Конечно же, у нас всего один аккаунт на троих.
Я вхожу в систему и проверяю, есть ли уведомления, отлично зная, что не могу ответить ни на один комментарий, потому что Элла «на задании» этим вечером, но, по крайней мере, я могу порыскать по страничкам и убить немного времени перед сном. Убеждаюсь, что скрыта для просмотра, на тот случай, если люди в курсе, что сейчас Элизабет Бест на курсах в колледже, а потом просматриваю обновления. Элла заходила на страничку за пять минут до урока.
Элизабет Бест восхищается прекрасной луной на пути к вечернему классу.
В то время как я молча проклинаю Эллу за эту ошибку, маленькое уведомление в верхнем левом угла привлекает мой взгляд: у нас есть запрос о дружбе. Это может быть кто угодно, так что я ничего не подозреваю, когда кликаю на ссылку и смотрю, кто это.
Шон Келли.
Я глубоко вздыхаю и задерживаю дыхание, когда принимаю заявку и перехожу на его страничку чтобы посмотреть её. У него 530 друзей; я стараюсь не чувствовать себя не отвечающей требованиям. Его статусы часто обновляются и они забавны, и я не удивляюсь, когда нахожу несколько фотоальбомов.
Я листаю его фотографии и замечаю две вещи: он фотогеничный и много фотографий изображают его и других девушек. Яма образуется у меня в животе, когда я вижу Шона, одетого для танцев, с Грейсон Дженнингс рядом с ним. Он такой притягательный; и, конечно же, у него свидание с милой, красивой, во-всех-отношениях-прекрасной капитаншей чирлидеров.
Конечно, как иначе.
Другие фотоальбомы содержат его фотографии. Здесь есть мастерски оформленные пейзажи, броские старые поезда, пожилые рокеры и съемка детского карнавала под необычными углами и в винтажной обработке. В середине альбома я жму «Далее» и нахожу журнал «Севентин», на обложке которого крупным планом изображена Грейсон. Она вся в веснушках и лучезарно улыбается с цветком в волосах. Это почти заставляет меня хотеть умереть, но я вовремя вспоминаю, что вчера на практике она рассказывала, что встречается с каким-то Купером. Но всё же как может треть человека конкурировать с одной целой Грейсон?
Небольшой флажок появляется в углу моего экрана, говоря мне, что у меня есть новое личное сообщение. Адреналин пронзает меня, когда я вижу, что оно от Шона.
Шон Келли.
Одну минуту назад.
Привет, Элизабет!
Вау, твоё имя такое длинное. Тебе безумно нужен ник.
Что происходит? Я видел, ты в вечернем классе.
Чем ты занимаешься? Ответь, если сможешь.
Моё сердце колотится в груди и не может остановиться. Я уставилась на пустой квадрат, ожидающий моего ответа, не зная, что делать. Я не могу ответить… или могу? Он может подумать, что это просто я, Элизабет, отвечаю из класса. Но что, если Элла войдёт в аккаунт и напишет что-нибудь противоречивое? Нет, она не сможет. Она слишком старательная.
Так и не решив, я отворачиваюсь от компьютера и выхожу из комнаты. Я иду вниз, в основном, чтобы выиграть себе время на обдумывание. Бесцельно я направляюсь на кухню и открываю холодильник. Я хватаю содовую и залезаю в подсобку за чипсами, после чего начинаю нервно поглощать их горстками.
