Текст книги "Никогда не прощайся (ЛП)"
Автор книги: Керри Уильямс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)
Такой Вон мне нравился. От такого Вона мне нужно было держаться подальше, потому как он заставлял меня чувствовать то, что у меня не было права ощущать.
Хихикая, будто ничего в мире меня не заботило, я выбежала из кафе и едва ли не сбила с ног группу детей, которых бегло узнала по школе. Я извинилась, в итоге двое остались довольны моими извинениями, один очень большой парень просто улыбнулся, а одна девушка сказала мне смотреть, куда я иду, и уже было собиралась просвятить меня о том, как она недовольна, пока Вон не положил руку мне на поясницу.
– Эй, Сара, – кивнул он, а затем улыбнулся в сторону группы. – В чем дело?
Было почти смешно от того, что все их глаза были прикованы к руке Вона, обернутой вокруг моей талии. Будто они никогда раньше не видели его прижатым к девушке. Учитывая его бесспорную репутацию, я бы сразу же опустила этот момент. Я ощущала жар его руки на своей коже сквозь ткань моей футболки, несмотря на то, что старалась этого не делать. Было слишком очевидно, какие чувства он вызывал во мне одним лишь своим прикосновением, я отстранилась, стоило ему прижаться к моему бедру и наклониться к уху. Твою ж мать, от его дыхания у моей шеи было еще хуже, чем от его руки.
– Я могу устроить скандал, если хочешь, – прошептал он, и я поверила ему.
Я быстро затрясла головой и старалась продолжать улыбаться, пока группа недоуменно смотрела на нас как на лабораторный эксперимент.
– Познакомишь нас? – спросил парень в белой футболке с изображением команды Грин-Бей Пэкерс.
Вон притянул меня к себе и широко улыбнулся. Это было мило, но также и очень страшно, потому что я боялась того, в какой роли он собирался меня представить. Я не знала от чего, потому как, ей-богу, что бы изменилось, скажи он, что мы были больше, чем друзья? Он знал, что я не искала отношений. И все же, я боялась.
– Это мой новый лучший друг Бл... Харпер. Харпер, это Мэт, – сказал он, указывая на фаната Пэкерс. – Это Сара, Бенджи, Грант, а этот здоровяк – Фути.
Я нахмурила брови, пытаясь соединить школьную историю прошлой недели. Мне казалось, что Фути было названием вечеринки, а не человеком, у которого и проходила вечеринка.
– Фути – парень? – Я тут же стала чувствовать себя ужасно и смущенно. К моим щекам прилила кровь, и я неловко пробормотала свои извинения.
– Не извиняйся. Это легкое недоразумение, – сказал Фути, делая шаг вперед и протягивая мне свою руку. Когда его пальцы обернулись вокруг моих, то полностью их захватили. Он был действительно большим. Фути поднес мою руку к своим улыбающимся губам, но прежде чем он смог поцеловать ее, подошел Вон и по-дружески его толкнул. Затем он оттолкнул мою руку так, словно я могла бы подхватить смертельную болезнь. Ну и шутка.
– Отвали, брат.
Фути рассмеялся, от чего его большой живот начал забавно подпрыгивать, и на мгновение я подумала о нем как о молодом Санте с мускулами. Вполне очевидно, что они называли его «Фути» из-за его фигуры. С головы до пят у него было очертание футбольного мяча. Интересно, играл ли и он тоже.
– Прости, Вон. Я не знал, что вы были вместе. – Он снова оценивающе посмотрел на нас, на этот раз с пониманием, и даже при том, что не должно бы, было приятно чувствовать, что тебя знали как девушку, которую Вон объявил своей, несмотря на отсутствие права собственности.
Вон вопросительно на меня смотрел, и я подумала, что, если бы он объявил нас парой, я бы с этим смирилась. Но он смотрел на меня с расцветающей в глазах надеждой, которую я знала, что должна уничтожить до того, как она возрастет, и назад пути уже не будет.
– Вон – мой новый лучший друг, и он слишком обо мне заботится, так что тебе придётся его простить.
Я повернулась к Вону, который уже смотрел не на меня, а на компанию своих друзей, ухмыляясь, и на секунду я поверила этой усмешке. Но только на секунду, до того, как я увидела насколько плотно сжаты его челюсти. Да, я была стервой, и он должен был это знать до того, как вложил бы в меня ещё больше своего времени или чувств. Если раньше границы были расплывчатыми, то я только что нарисовала новую жирным маркером.
Он не убрал руку с моего бедра, но его мышцы уже не были расслаблены, и я не могла удержать свои мысли и тело от стремления почувствовать о чём он думал, находясь против моей кожи. Я была потеряна в раздумьях и потеряла счёт времени, когда почувствовала рывок и была притянута к боку Вона.
– Эй, ты в порядке? – спросил Вон голосом, пронизанным беспокойством.
– Что случилось? – я взглянула на его друзей, в чьих глазах было почти такое же беспокойство и любопытство.
– На секунду ты показалась отрешенной, – сказал Вон, а затем убрал прядь волос от моего лица. Его палец касался моей щеки, заставляя её краснеть всё больше.
– Я в порядке. Наверное, устала, – это не было абсолютной ложью, но он увидел это, и его губы плотно сжались.
– Мы спрашивали, пойдёшь ли ты с нами завтра на пруд, – Вон смотрел на меня с надеждой и по-прежнему обеспокоенно. И я ненавидела то, что сделала дальше.
– Что за пруд? Я имею в виду, где находится этот пруд, потому что совершенно очевидно, что пруд – это пруд, и... неважно, – чёрт возьми! Моё лицо было будто в огне, и кто-то из компании посмеивался, в то время как Вон ухмылялся. Ну, хотя бы он выглядел менее обеспокоенным.
– Пруд находится у Фути, – ответил он.
– Мы сможем взять каноэ, – предложила Сара с энтузиазмом. – Мы будем плавать и веселиться. Пожалуйста, поехали с нами? – спросила она, и я в первый раз заметила, что её ладонь соединена с ладонью Мэтта.
– Думаю, я сказала своей кузине, что встречусь завтра с ней, – сказала я со всей честностью и снова почувствовала сжатие руки на своём бедре, что сводило меня с ума.
– Если я пойду, пойдёт и Картер, а если Картер идёт, я уверен, там будет и Эйприл, – сказал Вон, снова улыбаясь.
– Конечно, – что кроме этого я ещё могла сказать, улыбаясь им и кивая головой.
– Замечательно, – сказала Сара, – я уверена, Вон возьмёт тебя с собой. Мы сейчас будем покупать всё необходимое. Принеси просто что-нибудь и свою собственную выпивку.
– Спасибо, – сказала я, прекрасно зная, что «выпивка» и я не самые лучшие друзья, не говоря уже о скором начале моего лечения... Да уж.
– Не волнуйся, Сара, я прослежу, чтобы она всё выполнила, – сказал Вон со слишком большим энтузиазмом.
– Ага, – ухмыльнулась Сара со всеми остальными, и не только моё лицо горело огнём, – уверена в этом. Увидимся завтра, – сказала она, проходя мимо нас по направлению к главному бакалейному магазину.
Как только они ушли, я повернулась к Вону и сильно ударила его в грудь. Он закашлялся и засмеялся, держась за ушибленное место.
– В самом деле?
– Что?
– Ты специально меня смутил.
– Парням нельзя смущать своих девушек, но друзьям, тем более лучшим, можно, – Вон низко засмеялся, и Боже мой, какой это был прекрасный звук.
– Это наказание за то, что я не приняла твою дьявольски прекрасную внешность и шарм, как составляющие моего бойфренда?
– Неа. Просто констатирую факты, детка, – он взял меня за руку, а я смотрела, как его пальцы переплетались с моими.
Он занял пространство между нами, и его губы были так близко. Мои веки невольно трепетали перед тем, как закрыться в ожидании. Вместо того, чтобы почувствовать его губы на моих, я почувствовала их чуть ниже моего уха, что заставило меня немного подпрыгнуть, а губы раскрыться. Я не была разочарована, далеко не разочарована, я хотела большего.
– Сейчас, – прошептал он прямо в моё ухо, его горячее дыхание будто танцевало на маленьких волосках на моей коже, и всё, что было в моём животе, делало кувырки, – давай лучше найдём твоего брата.
Я сделал вдох, пытаясь успокоиться, перед тем, как отрыть глаза и посмотреть прямо на него. Я знала без сомнений, что друзья не целуют друг друга так долго, как того хотела я, и они совершенно точно не смотрят друг на друга, будто собирались воспламениться.
В одну секунду Вон раз и навсегда размыл мои границы.
Глава 6:
Лжецы
«Видение – это искусство видеть невидимое».
Джонатан Свифт
Харпер
Я должна была признать, что, несмотря на отсутствие статуса наших отношений, мы чувствуем себя чем-то гораздо большим, чем просто друзья. Я не могла заставить себя поступать правильно. Знание – одно, а действие – другое.
Разумеется, я понимала, что должна была отпустить Вона. От этой мысли мне стало смешно. Нет, мне следовало оттолкнуть его, потому что «отпустить его» на самом деле не сработало бы. Я могла бы быть настоящей сучкой и направить свой интерес на другого парня, но я не такая и, черт возьми, никогда не смогла бы так поступить по отношению к Вону. Невозможность состоять с Воном в «настоящих» отношениях – это одно. Но полностью отрицать свои чувства – это совершенно другое дело, что граничит с безумием.
И хотя меня меньше всего заботило, на сколько он отличается от Брюса Ли и какой прекрасной была его игра, все же я не могла сдержать улыбку, от которой у меня сводило щеки, когда я видела Бенни таким.
Бенни выпали худшие карты из тех, что я могла себе представить. Потерять мать, которая цеплялась за жизнь до последнего вздоха, сама того не подозревая, затем лишиться отца, испытывая одновременно чувство вины и боль от разбитого сердца. Действительно, словно они оба погибли той ночью в автокатастрофе. Я скучаю по ним и так много об этом думаю, что это делает мне больно. Так вот, в жизни Бенни есть ещё одна постоянная, которая делает его жизнь ещё хуже. Я ничем не могу ему помочь, и он остался один, как сирота, до тех пор, пока я не поправлюсь. Или не поправлюсь. Оба варианта не самые лучшие.
Наступит время, когда мне нужно будет сообщить Эйприл о моей болезни. Ибо, если я не справлюсь, мне нужна будет её помощь. Бенни будет необходима чья-нибудь помощь, а тётя Джун не поймёт его. Эйприл – самый близкий ему человек после меня и лучшая сестра, которую Бенни достоин – и я чувствую своим телом и всей своей душой, что Эйприл готова защищать его до последнего своего вдоха.
Если Бенни будет нужна защита – она умрёт за него. Или сядет в тюрьму – в зависимости от того, что наступит раньше.
Мои мысли прервал смех, именно тот, который заставлял меня чувствовать тепло, безопасность и счастье. Я не имела ни малейшего представления, что сказал Бенни, чтобы довести Вона до истерики, да и мне было наплевать. Я только знала то, что простой, чистый смех Вона мог выдернуть меня из мыслей отчаяния.
Я собиралась бороться со смертью. Бороться с этой сучкой, как Джеки Чан, Брюс Ли и Джет Ли вместе взятые. Я собиралась засунуть её туда, откуда она пришла, чтобы смерть не вернулась за мной до того, как я стану старой и готовой к ней. Я собиралась сделать это ради себя, ради Бенни и ради моего будущего с Воном.
Мы подъехали к дому – правда, мы ещё не чувствовали себя тут как дома – я не произнесла ни слова по пути сюда, но мне было хорошо и легко от знания, что Бенни счастлив. Я старалась дать ему это счастье, изо всех сил скрывая, что чувствую дыхание зловещей тени, которая преследует нас. Я не хотела напугать его еще сильнее.
Вон сделал моего брата свободнее, и теперь я знаю, что эта свобода убивает меня, заставляя с ними попрощаться. Я все сильнее влюблялась в Вона. Влюблялась все сильнее с каждым смехом моего брата, который достигал сначала моего слуха, а затем и сердца.
Тепло пробрало меня, и капельки пота начали стекать по моей спине, когда я вышла из грузовика. Бенни пробежал через лужайку и распахнул мне дверь, после чего я почувствовала его за своей спиной и замерла на месте. Стоя сзади, он дышал мне в шею, и я ощущала, как по моей коже расползаются мурашки от понимания, что я хочу этого чувства. Я хочу ощущать его в самом интимном смысле.
– Ты была очень тихой по дороге домой.
Мои глаза были закрыты, и я отклонилась назад практически настолько, что могла бы почувствовать его тело рядом со своим, но, само собой, не стала бы. Не только потому, что я вспотела, несмотря на то, что это было главной причиной, но и потому, что это привело бы к чему-то большему. Это бы открыло бездну чувств и поступков, которые, я была уверена, изменили бы правила игры. Ему было нужно держать дистанцию, чтобы «если» или «когда» мне бы пришлось произнести свое последнее «прощай», он бы нормально со всем справился.
Я не пыталась быть пессимистичной, но когда доктор устанавливает для тебя временные рамки для жизни меньше месяца, даже с лечением, ты не ходишь кругами, составляя планы на будущее, разве только, когда это для тех, кого ты покидаешь.
Поэтому я сделала шаг вперед, хотя на самом деле, ей богу, этого не хотела, и повернулась к нему с той самой улыбкой, которую уже научилась доводить до совершенства.
– Ты нравишься Бенни. – Он улыбнулся, и тут же моя фальшивая улыбка стала настоящей.
– А что здесь может не понравиться? Я красивый, обаятельный и клевый. – Он показал несколько приемов из каратэ, сопровождая их смешными звуками, которые можно было услышать в фильмах с неудачным дубляжем, обычно транслируемых в дневное время.
Я рассмеялась и кивнула головой.
– А также скромный и сумасшедший, я смотрю.
Мы засмеялись в унисон, когда он обнял меня за плечи и практически дотащил до входной двери, из-за чего я едва устояла на ногах и стала смеяться еще сильнее. На мгновенье я даже забыла, что его руки обвивали мою вспотевшую спину.
Лишь после того, как я схватила две содовые, и мы направились ко мне в комнату, до меня дошло, что я сделала. Это был первый раз, когда я позволила парню войти в свою комнату. Вообще за все время. Он вошел следом за мной, закрыл дверь и огляделся вокруг. Он не просто смотрел – он изучал, от чего я чувствовала себя незащищенной.
Стены были голыми, а любая другая поверхность – прикрыта мусором. Он подошел к прикроватным тумбочкам, которые, помимо моей кровати, являлись единственно предусмотренными элементами мебели во всей комнате. Рядом с лампой и будильником была рамка с фото и книга. Он взял в руки рамку из тонкого дерева, под стеклом которой находилась ложь. Портрет счастливой семьи с будущим, полным смеха и близости. Иногда я хотела выбросить его, но потом вспоминала, что однажды все это было реальностью, пусть даже и на короткий промежуток времени. Но я пришла к выводу, что это была моя жизнь. Жизнь, наполненная короткими обещаниям и сложными чувствами.
– Твои родители выглядят счастливыми, – сказал он с очевидной печалью. Он скорбел и имел право на подобные чувства. Мы оба лишились своих мам. Его отправилась на небеса, а моя ушла в туман. Его отец был бессердечным и полным ненависти. Мой же застрял в ложной надежде, глубокой печали и тяжести вины. После визита к врачу я пошла к юристу. Я просто не могла доверить ему принимать решения за меня, когда дело касалось моего здоровья. Думаю, это и было решающим расколом между мной и отцом. Он потерял так много, и когда я получила право принимать свои собственные решения касательно своего же здоровья, я видела, как погас последний огонек.
Я знала своего отца, он держался за маму, и я боялась, что если бы наступило время, когда я больше не была бы собой, а медицинское оборудование стало бы единственным якорем на этом свете, то отец держал бы меня здесь. Я не хотела бы такого. Вероятно, это был самый эгоистичный поступок в моей жизни, но я просто не могла позволить этому случиться.
– Они и были счастливы. Мы все были. – Я ничего не сказала о сейчас, потому что он и так знал. Он мог почувствовать все из моих слов.
Он поставил рамку и взял мою книгу. Я почти смутилась, когда его бровь поползла вверх и он посмотрел на меня.
– «Дневники вампира»? В самом деле? – От его тона я рассмеялась.
– Не критикуй. Это священная книга для меня, – сказала я, поднимаясь с кровати, и протянула ему его содовую, одновременно выхватив у него книгу. – Мне нравится, что кино и книги так отличаются. Братья Сальваторе – мои мужья, и они надерут тебе задницу, если ты не будешь мил со мной.
– Не могу поверить, что ревную к персонажам из телевизора.
– Ладно, тогда ты определенно придешь в ярость, когда увидишь, как я пускаю слюни на Дина Винчестера. Боже. Мой. Этот парень так сложён. Возможно, я даже помечтаю о нем сегодня вечером.
Вон прикрыл глаза, оставив кончик языка в уголке губ достаточно заметно, чтобы я могла его видеть. Он поставил свой напиток на прикроватную тумбочку, и у меня бешено заколотилось сердце. Взяв у меня стакан с содовой, он поставил его рядом со своим. В тот момент я, как перепуганный от ярких фар олень, замерла и сильно растерялась от резких изменений в поведении Вона. Это было опасно, соблазнительно, и мне нравилось, как на меня все это действовало. Я почувствовала возбуждение, хорошо осознавая отсутствие пространства между нами.
Прошлой ночью мы спали в объятиях друг друга. Это было интимно, приятно и невинно. Однако теперь все стало очень напряженным и очень... он сделал шаг ближе ко мне, и я едва не упала на кровать. Что было очень плохой идеей, но, к счастью, он поймал меня. Его руки на моих плечах были горячее любого лета.
– Дыши, – прошептал он. Я даже не осознавала, что задержала дыхание, пока не сделала вдох, наполняя легкие воздухом. – Блу, я могу пройти через все это, оставаясь твоим другом. Я могу позволить тебе называть тех братьев своими выдуманными мужьями. А вот с чем, я думаю, не в силах справиться, так это то, что твои мечты будут посвящены другому парню. Я хочу быть этим парнем. Это наименьшее, чего бы мне хотелось, если я не могу надеяться на что-то другое.
Я пыталась сосредоточиться на дыхании, но когда он говорил так интимно, по-настоящему и откровенно, как сейчас, все мое тело так сильно желало погибнуть там, под ним, как никогда раньше. Никогда прежде я не чувствовала подобного, но с ним было именно так, и это беспокоило.
– Дыши.
– Я так и делаю, – прошептала я на выдохе.
– Я в растерянности, Харпер. Я знаю, чего хочу, чего желаешь ты. Я знаю, чего мы оба заслуживаем в этом проклятом существовании, в котором живем так давно. Ты спасла меня, Блу, и если ты позволишь, то и я спасу тебя.
Я хотела, чтобы он это сделал. Я так сильно этого хотела, что практически кричала об этом. И тогда я приподнялась на цыпочки и поцелуем стерла остатки той черты, которую проводила между нами, чтобы положить конец всем дальнейшим поцелуям.
Тогда я запустила пальцы в его волосы, а он – в мои. Он обвел языком контур моих губ, и мне не оставалось ничего больше, как позволить ему проникнуть внутрь, что, черт побери, заставило меня пылать в огне. Я целовалась раньше, но никогда раньше не испытывала подобных чувств. Вон то и дело разрушал мои «никогда», и с такой скоростью, что я бы не упустила ни одного из них прежде, чем умру.
Именно эта мысль стала тем самым ушатом холодной воды, в котором я нуждалась и в тоже время ненавидела, потому что хотела продолжать целовать этого парня, пока бы я не надоела ему. Но я умирала. Пока я целовала его – я умирала. Пока я думала о смерти – я умирала, и это не было просто страхом за парня, который уже пережил такого рода утрату. Я отстранилась от его губ и села на краю кровати, прикрывая свой рот рукой.
– Блу, не делай этого. – Он встал на колени передо мной, положил свои руки мне на бедра и посмотрел на меня своими печальными карими глазами. Я покачала головой. Я не хотела его видеть. – Не отнимай у нас этого. Что бы это ни было, о чем ты не готова мне рассказать, мы справимся с этим со временем. Просто позволь нам провести сегодняшнюю ночь и принимать каждый последующий день по мере его наступления.
Но у нас не было такой роскоши как время. У нас было лишь тиканье часов и неоспоримая потребность друг в друге, что было так непостижимо и так несправедливо. Я закрыла глаза, неспособная больше смотреть на него. Это было слишком больно и я почувствовала, что дрожу.
– Харпер, я по жизни нес такой тяжкий груз, мне это нужно. Я обещаю, что если наступит такой момент, когда ты почувствуешь, что мы не готовы это сделать, то я отступлю. Без боя, без мольбы. Я уступлю тебе, если захочешь, но прямо сейчас, подари нам сегодняшнюю ночь, чтобы у нас осталась одна ночь, один день, один час, одна минута... каждая секунда.
Я бы хотела быть сильнее. Достаточно сильной, чтобы удержать эту надежду и быть с Воном. Я ощущала, как это чувство росло внутри меня. Я надеялась, что с нами все будет хорошо, что я выживу, и мы сможем сделать это вместе, и в секунду этой веры, облегчающей мои страдания, я сказала то, что он хотел услышать:
– Хорошо.
– Хорошо? – Он крепче сжал в объятиях, и я услышала бурную радость в его голосе, и от понимания того, что я могла оказывать такое влияние на определенного человека, мне буквально до смерти стало страшно. – Открой глаза, Блу. Я хочу видеть, что ты уверена.
Я открыла глаза и поразилась тому, что будучи глубоко погруженной в свои мрачные мысли, я все же была уверена, что меня будет терзать постоянное чувство вины за ту боль и предательство, которые он испытает, когда мне придется все ему рассказать. Тем не менее, видя его надежду и сияющую улыбку, я знала, что он простит меня.
– Я уверена. – Он вскочил на мою кровать, и мне было плевать, что он бы испачкал ее. Он притянул меня к себе так, что моя голова оказалась у него на груди, и с каждым быстрым ударом его умиротворенного сердца я обещала самой себе, что расскажу ему. После завтрашней прогулки на пруду я ему расскажу.
Вон
Долгое время я переживал тяжелый период своей жизни и впервые почувствовал облегчение. Как только она меня поцеловала, я почувствовал свет и сейчас наслаждался теплом, исходящим от него.
Возможно, я никогда не узнаю, почему Харпер Кеннеди оказывала такое влияние на меня, да и мне было все равно. Единственное, что я знал, так это то, что я не хотел возвращаться к прежней жизни. Всего лишь за какие-то двадцать четыре часа моя жизнь изменилась навсегда из-за одной девушки.
Я поглаживал рукой ее длинные прекрасные волосы и вдыхал запах медового шампуня. Я знал, что мое сердце исполняло трюки из каратэ внутри моей груди, и понимал, что она это слышала. Однако мне было плевать на эту чушь. Мне хотелось, чтобы она знала о том, что я чувствовал, потому как считал, что ей было необходимо это знание.
У нее был большой секрет и меня до чертиков пугало, что она не хотела, чтобы я о нем узнал. За эти несколько часов мы уже прилично обменялись суровой правдой, однако, в чем бы ни заключался этот секрет, – это и было причиной, из-за которой она отталкивала меня.
Я не хотел ее терять. Подобное не должно было меня волновать спустя такой короткий промежуток времени, но, черт возьми, так и было. Мысль о том, что мог потерять ее, не только до смерти меня пугала, но и вызывала тошноту. Я просто должен был показать ей, что следует довериться шестому чувству, которое она, несомненно, испытывала.
Ей нужно было верить в себя, в меня и в нас.
– О чем ты думаешь? – мягким голосом спросила меня Блу. Я не хотел напугать ее правдой, поэтому сказал то, о чем подумал, когда только вошел к ней в комнату. Ну, кроме того, что я хотел сотворить с ней на этой кровати.
– Я думал о том, что встретил либо самого нудного человека на земле, или же ты просто не успела раскрыться.
Я почувствовал, как она вся напряглась, а затем медленно выдохнула. Как же мне хотелось, чтобы она просто рассказала мне, в чем дело. Мне хотелось ей помочь, но так как она не стала делиться со мной своими демонами, я попробовал кое-что другое. Оттолкнул ее от себя, встал с кровати и направился к коробкам в углу ее комнаты. Черт, обрывать контакт было чертовски тяжело, но я был ей нужен. Я чувствовал это своей проклятой душой. Блу было нужно, чтобы я был сильным, поэтому, не обращая внимания на ее робкий писк, я открыл первую же коробку, стоящую в углу, и обнаружил в ней сложенные плакаты. Вытащил свернутый плакат, на углах которого до сих пор был пластилин. Плакат легко проскользнул в моей руке, и пока я это делал, то украдкой бросал на нее взгляд. Она покусывала свою губу, а я еле сдержал улыбку, когда полностью развернул плакат.
– И что, наконец, здесь делает Этта Джеймс14? – спросил я. Она рассмеялась и упала спиной на кровать, мне это понравилось, но я по-прежнему был в корне чертовски растерян, почему Этта Джеймс была такой важной личностью.
Блу перевернулась на бок, чтобы подавить смех, и я хотел запрыгнуть обратно на кровать и пощекотать ее, чтобы снова услышать ее хихиканье, но я также хотел посмотреть, что еще она хранила в этих коробках.
– Этта Джеймс – одна из самых известных, энергичных и проникновенных артистов всех времен. Она умерла в прошлом году. Она отжигала вплоть до своей смерти.
– Значит, она из былых времен. – Я поморщился и посмотрел на плакат снова, пока она встала с кровати и неторопливо подошла ко мне.
– Не говори так. Мне нравится музыка той эпохи. В текстах и вокале так много жизни, глубины и силы воли. Мне нравится Этта, потому что она перенесла так много бед, но все равно оставалась на коне.
Она стояла рядом со мной, касаясь своим плечом моего бицепса, от чего тот задрожал.
– Тебе нравится другая музыка? – спросил я, на что она кивнула и смотрела, как я исследую ее голую стену и прилепил плакат прямо посередине. Она не возражала, так что я направился обратно к коробке за следующим плакатом. Я достал его и развернул, пока она наблюдала за мной.
– Блу? – произнес я, держа плакат в руке, при этом широко улыбаясь и глядя на нее.
– Что?
– Как же тебе вообще может нравиться такая мелодраматическая певица как Этта, и в то же время увлекаться «Перл Джем»15? В смысле, я понимаю их манеру, но они в абсолютно разных жанрах. Наподобие полярных противоположностей.
– Не так чтобы очень. Они сильны и сентиментальны по-своему. Моя любимая песня на данный момент – та, которую они спели в живую с Беном Харпером16. Теперь голос этого мужчины звучит во мне.
– Почему у меня такое чувство, что ты очень сложный человек? Наверное, Шрек был прав, когда сказал: «Людоеды, как и лук, многослойны». Что ж, думаю, ты тоже многослойна.
Она засмеялась и на этот раз взяла у меня постер и прикрепила его справа от Этты. Это дикая смесь для меня, но пока она счастлива – все хорошо.
– Вокруг так много неправильных вещей, что вы начинаете ценить, когда встречаете среди них правильные. – сказала она рассеянно, делая шаг назад, чтобы проверить свою работу, и да, я осознавал, что пялился. И мне было все равно. Она была так красива и... удивительна и чертовски умна.
– Мне нравится, – сказал я.
Она возвратилась ко мне и вытащила другой постер.
– Мне тоже. Это цитата Мэрилин Монро. У нее всегда были лучшие цитаты.
Я тоже ухватился за постер и развернул его. Это оказалось черно-белое изображение балерины и я подумал о Харпер, танцующей на сцене в тот день. – Во-первых, они были полезны для таких, как она.
– Она не была настолько глупой, какой все ожидали ее видеть. Мне кажется, что она сделала свой выбор, в котором нуждалась, как и все остальные.
На мгновение я задумался над этим и потом никак не мог остановиться, размышляя о том, как я, не подумав, осуждал людей. Я ни черта не знал о Мэрилин и все равно осуждал ее. Я ничего не знал о моей мачехе, Лорел и, тем не менее, осуждал ее. Может быть, мне стоило снять пару слоев, которые были неправильными, как говорила Мэрилин
– А что, по-твоему, во-вторых? – спросила Харпер, прикрепляя маленький рисунок целующейся парочки рядом с балериной, которую я вывесил.
– Тебе в целом нравятся цитаты или только ее? – Свернутыми оставалось еще почти двадцать плакатов самых разных размеров: Imagine Dragons, Paramore и некоторые другие группы, о которых я никогда даже не слышал. Я наслаждался, занимаясь с ней подобным и лучше узнавая ее.
Она достала еще один и улыбнулась, когда развернула его. Я не мог сдержаться от смеха. На нем был жалостный котенок, свисающий с дерева, с надписью «Держись». Я видел такие в библиотеках, у врачей, в школе, в «Симпсонах». Я бы никогда и не подумал, что увижу такой же в чьей-то комнате.
– У меня есть кое-что для цитат. Самые глубокие слова и жизненные уроки заключают в кавычки. Вещи, которые ты можешь узнать и благодаря которым вырасти, умещаются в одной строчке или предложении. Я узнала о таком, что некоторые не узнали бы за всю жизнь. Это могут быть цитаты из фильмов, текстов песен, стихов, слов президента или бездомных людей. Неважно, откуда они берутся, до тех пор пока они находят отклик здесь. – Она положила свою руку мне на грудь прямо над сердцем, и, клянусь самому Господу Богу, оно забилось так, будто хотело выпрыгнуть из моей груди прямо ей в руку.
Девушка продолжила
– Как, например, сейчас мне пришла на ум такая: «Но близость взаимного смущения, когда оба чувствуют, что небезразличны друг другу, однажды возникнув, не исчезает бесследно». Это Джордж Элиот. – Она вернулась к коробке с плакатами и по моему телу пробежала небольшая дрожь, как только она убрала свою руку от моей груди.
– Я слышал о нем, – сказал я и схватил следующий, как сделала и она. – Разве он не был автором-транссексуалом восемнадцатого века? Мы изучали его на уроке английского.
Она шлепнула меня по руке и расхохоталась.
– Он не был транссексуалом, он был женского пола. В те времена женщин не воспринимали всерьез, поэтому она использовала псевдоним.
– Вот как. – Я рассмеялся.
– И ты упустил главное.
– Нет. Не упустил. Я тебя слушаю. Я чувствую это и понимаю, почему они тебе нравятся. Я бы хотел, чтобы мы жили глубиной слов вместо чуши собачьей. Лучшим советом, который удерживал меня на земле после маминой смерти, было: «Отпусти то, что убивает тебя, и держись за то, что заставляет тебя дышать».
– Глубоко и красиво. Кто это сказал?
– Губка Боб Квадратные Штаны.
Ее улыбка стала еще шире, и она все же смотрела на меня с подозрением. Я не мог остановить смех, который буквально рвался из меня. Было очевидно, что она испытавала некую трудность при выборе, воспринимать меня всерьез или нет.
– Я знаю, что ты надо мной подшутил.
Я пытался подавить свой смех, но безрезультатно.
– Нет, – потряс я головой. – Это правда, Губка Боб – мудрый чувак.
Она презрительно усмехнулась и направилась к своему шкафу, чтобы взять небольшую коробку из-под обуви, которую она принесла к своей кровати и открыла. Мой хохот стих, как только она вынула ручку и небольшой девчачий блокнот, который лежал поверх груды отдельных листов бумаги. Я присел на кровать, коробка была между нами. Я хотел посмотреть, что это были за листы бумаги, но что если они были чем-то наподобие дневника, и она бы не хотела, чтобы я их читал? Хотя, с какой стати тогда она вообще бы их приносила, если бы не хотела, чтобы я их видел. Так что я взял несколько, пока она делала надпись на своем блокноте. Это были цитаты. На всех трех листках, которые я держал в руке, ее почерк выглядел по-разному.
