Текст книги "Никогда не прощайся (ЛП)"

Автор книги: Керри Уильямс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

Это означало, что до моего отъезда оставалось два урока, а мне еще нужно будет дать ему немного времени, чтобы переварить информацию. Если бы я рассказала ему все на следующее утро после того, как мы занимались любовью, то, я знала, он был бы со мной. Прошло три дня предательства, и теперь вместо того, чтобы попросить его встретиться со мной перед уроками пораньше утром, я нашла себе очередное оправдание, чтобы снова ждать. Во мне теплилась слабая надежда, что он найдет время после обеда, чтобы обдумать, стоит ли ради меня переживать боль и предательство от того, что я ему ничего не рассказала.

Я сраная трусиха. Неважно, как много оправданий я нахожу лишь бы избежать затруднительного положения. В конце концов, я худшая из сраных трусих. Я не заслуживала его, и если в тот вечер я окажусь без парня... что же, я заслужила то, что получила.

– Прекрати об этом думать, – прошептала Эйприл, обнимая меня, когда мы подходили к баскетбольной площадке. Скрип нашей обуви об отполированный пол эхом раздавался по большому спортзалу, стены которого были завешены плакатами.

Вздыхая, я тоже обняла ее. Она говорила о моем лечении, о чем, вы бы подумали, больше всего следовало бы беспокоиться мне. Эйприл не скрывала от меня своего неодобрения по поводу того, что я не рассказала все Вону, и все-таки она понимала, что не могла оставаться раздраженной в такой безвыходной ситуации. Ее слова, не мои.

– Я рада, что ты едешь в Канзас. Слава богу, папа понимает, что вы нужны мне оба.

На самом деле, ему немного полегчало, но я не осмеливалась говорить об этом с Эйприл. Раньше ее бесила тема дефицита «отцовского внимания» от нашего отца, поэтому лучше всего было оставаться в стороне. Мне не нужна была еще одна драма и еще одно разочарование.

– Клянусь. Ох!

Я подпрыгнула от испуга, когда она вскочила передо мной, хватая меня за плечи.

– Прошлой ночью я кое-что придумала. Я пыталась понять, как мы могли бы отвлечь твои мысли от лечения, и составила список песен и купила их.

Она вытащила из кармана набор одинаковых наушников и потрясла ими у моего лица. Я рассмеялась и обняла ее, и тут стены сотряслись от громкого хлопка. Мы тут же обернулись на звук.

– Так, девушки, меня зовут Мисс Дженкинс, и я буду вести у вас уроки здоровья до конца семестра. А сейчас, пожалуйста, все возьмите коврики, – может кто-то сможет разбиться на пары, чтобы хватило ковриков на всех.

– Что мы будем делать? – спросила одна девушка, имя которой я никак не могла вспомнить.

– Сегодня я хочу показать вам пилатес. Мы будем чередовать занятия на дорожке и пилатес, – сообщила Дженкинс и после раздавшихся стонов и хихиканья, продолжила, – Пилатес – приводит мышцы в тонус и улучшает общее мышечное состояние, что пригодится вам для бега и улучшит показатели.

Мы с Эйприл взяли по коврику и легли на них, убедившись, что оказались на «галерке». Я не знала, будем ли мы поднимать свои задницы кверху и приветствовать луну, солнце или богов, или еще что-то, но мне просто хотелось убедиться, что если это потребуется, то мы будем делать это позади всех.

Однако, похоже, что у Мисс Дженкинс были другие идеи, – она заметила свободные коврики впереди и велела студентам с задних рядов, то есть нам, переместиться на передние коврики. Она сказала, что это было нужно для гармонии, но по ее ухмылке я заключила, что она просто хотела согнать нас с наших насиженных мест. Итак, вместо того, чтобы лежать сзади, мы с Эйприл оказались зажаты практически в центре группы, и наши задницы были у всех на виду. К несчастью.

Урок превратился в веселую суматоху. Всякое достоинство было утрачено, поскольку внутренней силы у большинства было не больше, чем у ленивца. От ухмылок, хрюканья и сбитого дыхания на всех нас накатил смех и усталость. И как только я подумала, что хуже быть не может, распахнулись двери в дальней части спортзала.

– Вот дерьмо. Нет. Не может быть!

Вон

Так как у нас с Картером родилась идея, то не думаю, что нас бы смог остановить даже медведь¹⁸. Для меня занятия футболом ничего не значили, но я удивился, когда Картер согласился на мой заготовленный план. Ну вернее, не сильно удивился. Казалось, что Эйприл что-то значила для Картера. Большинство считали его счастливым спортсменом, которому нет дела ни до чего на свете. А я знал правду.

Когда я услышал, что девушки будут в спортзале заниматься лежа на спине с закинутыми вверх ногами, то сразу понял, что нам нужно там побывать.

Двери распахнулись и я по-настоящему... у меня в голове не нашлось подходящих слов.

– Добрый день, мальчики. Могу вам чем-то помочь? – спросила новая преподавательница, которая была в лосинах и лежала на спине, забрасывая ноги вверх. Она делала махи. – Мальчики?

Запутавшись с мыслями и озираясь по сторонам, я заметил Блу и усмехнулся над ее шокированным выражением лица.

– Простите, мэм. Мы слышали про ваш новый урок и подумали, вдруг он будет полезным для нашей игры.

Картер хихикнул, но я понял, что она на это не купилась, но все-таки рассмеялась и пригласила нас взять коврики. Я посмотрел на Картера, глаза которого расширились, а затем на Блу, – несмотря на ее смущение, она широко улыбалась. Потом я пошел к коврику позади Элеоноры Бэйтс, с коврика открывался прекрасный вид на Блу. Я не был уверен, что мог видеть Картер со своего места позади меня, но в тот момент мне было все равно и я лег на коврик.

– Так, всем внимание, – сказала учительница, – еще десять. Стойка. Еще стоим на кулаках и втягиваем ягодицы. Вы тоже, ребята. Стоим. Знаю, вы сможете. Стоим.

Вот дерьмо. Она это серьезно?

– Стоим.

Я делал махи, а весь зал наполнился смехом и, черт возьми, это заразно, – я тоже начал смеяться.

– А теперь я хочу, чтобы вместе с махом вы соединили колени и напрягли мышцы малого таза. Мах и держим.

– А у меня тоже есть мышцы малого таза? – сквозь смех спросил я, отчего весь зал разразился хохотом.

– Есть, дружок. Они поддерживают твой мочевой пузырь. А теперь мах и держим.

Я посмотрел на Блу, от смеха она качала головой и делала махи. Что ж, век живи, век учись.

– Мах и держим. Я хочу, чтобы вы представили, что у вас там монетка, и чтобы она там и оставалась, как в закрытой копилке.

Извините, но это было уже чересчур для меня и некоторых присутствующих. Смех и визги рикошетом отзывались по спортзалу почти так же громко, как если бы во время игры фанаты кричали после забитого гола. Может быть, у меня и были мышцы малого таза, но никогда в жизни я не буду держать в себе что-то, кроме того, что там должно быть.

– Не останавливаемся. Мах, сжимаем и держим.

Блу смеялась и делала махи, кивая мне, чтобы я продолжал. И хоть мне этого совсем не хотелось, я знал, что продолжу, потому что она хочет, чтобы я это делал. К счастью, после двух половинчатых маха нам сказали лечь на коврик. Свят, свят, свят. Настал конец копилке и махам. Я уже не был уверен, буду ли я после этого так же относиться к копилкам, а тем более, к монетам.

К концу урока я уже обливался потом, отлично проработав мышцы живота, а две девочки превзошли меня в планке. Я думал, что урок здоровья девочек будет так себе, но эти цыпочки смогли вынести его. Выяснилось, что новую учительницу звали Мисс Дженкинс, и я по-новому оценил ее методы, даже стал уважать. А еще я был рад, что в каждом упражнении я продержался дольше, чем Блу. Пахнуло шовинизмом? Мда. В таком случае я мог с этим жить. Удивительно, что она так быстро устала, ведь она занималась танцами. Когда я приподнял ее, она не оказывала сопротивления; она просто хихикала и прижималась ко мне, пока мы шли к женской раздевалке, а Картер и Эйприл смеялись позади нас.

Было нечто ненормальное в том, что она так устала. Ее что-то беспокоило? Мы дошли до двери, и я отпустил ее. Она улыбнулась и поцеловала меня в щеку, но не подняла глаз. Что-то было не так. Что-то определенно было. К ней подошла Эйприл и тоже это заметила. Что за черт?

– Пойдем, Харп, от нас воняет. Давай примем душ перед следующим уроком.

Затем она увела ее и, прежде чем я успел их остановить и задать вопросы, передо мной захлопнулась дверь, а Картер взял меня за плечо.

– Приятель, они могут помыться и без нас. Если нас поймают, у нас будут неприятности.

Я мельком глянул на него, – то, как он смотрел на меня, было похоже на то, что он считал меня сумасшедшим. Может, так и было. Возможно, я слишком сильно на все реагировал. Я не знал. Никогда раньше я никого не любил. У меня никогда не было отношений, и я уж точно не знал, как бы отреагировал, если бы меня ударили по орехам. Поэтому я кивнул и под болтовню Картера пошел с ним. Я отрывками слышал отдельные слова, а затем мы зашли в мужскую раздевалку, где была вся команда, и вся последовавшая болтовня, как белый шум, казалось, никогда не кончится.

* * *

Я не увидел ее на математике и за десять минут отправил ей два сообщения, которые остались не отвеченными, – было бессмысленно оставаться тут. Я даже не слышал, когда Мистер Паркер спросил меня, куда я направился. Я просто сгреб свой хлам в рюкзак и вышел, направляясь в школьный медпункт. Если она заболела, то, вероятно, она пошла туда.

Наверное, я мог по пальцам одной руки посчитать, сколько раз я так отчаянно бежал по коридору. Первый был, когда Трэв открыл мне глаза на интрижку моего отца. Второй, когда мне позвонили из больницы по поводу мамы, и вот теперь был третий. Не было никакого основания для такой спешки, кроме моего же предчувствия.

Дверь была открыта, и я бросился в проход, едва дыша. Медсестра подпрыгнула на месте и подбежала ко мне, но я отмахнулся от нее и спросил про Харпер, на что она лишь ответила, что та не приходила. Следующий этап – ее дом. Даже если она отпросилась, у меня не было на это законного права. Так что, бегство оказалось для меня лучшим вариантом.

Ключи от машины уже были у меня в руках, но я остановился, услышав вибрацию своего телефона. Это была Блу.

– Ты в порядке?

– Ага. Устала, но в норме. Я просто увидела от тебя сообщение и подумала, что лучше позвоню тебе и оставлю голосовое сообщение. Погоди. Ты же должен быть на математике. Как тогда ты отвечаешь на мой звонок во время математики?

– Я ехал к тебе домой, разыскивая тебя. Когда ты не пришла...

– Ты где сейчас, Вон?

Ее голос звучал тревожно и напугано. Я продолжал идти к машине, так как мне нужно было ее увидеть.

– В пути.

Небольшая ложь, хотя если бы она узнала, что я все еще в школе, то убила бы меня.

– Нет, потому что я еду в Канзас с отцом и Эйприл.

– Я думал, ты уезжаешь только после обеда.

– Я устала и понимала, что на уроке от меня не будет пользы, поэтому решила, что лучше сразу и поехать, понимаешь?

Я хотел сказать «нет», потому что мне не хотелось упускать и одного момента с ней, и я думал, что она чувствовала то же самое. Наверное, я не прав.

– Конечно. Математика против поездки.

Стоя, прижавшись к крыше грузовика, я открыл дверцу, и в лицо хлынула волна горячего воздуха. Мне было плевать.

– Вон?

– Ага.

– Я вернусь домой завтра после обеда. Я позвоню тебе, когда буду на месте. Нам нужно будет встретиться.

– Мне тоже нужно с тобой увидеться.

– Хорошо. Тогда до завтрашнего вечера, – в ее голосе звучала надежда, и я это почувствовал.

– Это свидание, – сказал я. – Люблю тебя.

– Люблю тебя, – тяжело вздыхая, ответила она и отключилась, а мне стало плохо. Я знал, что она меня любит. Мы разделили нечто особенное той ночью, и я каждый раз об этом думал, когда смотрел на нее. Однако это не мешало страху или чему-то очень-очень неправильному возникнуть между нами, – с ней было что-то не так.

Харпер

Сказать, что я ненавидела больницы, это ничего не сказать. Как только я почувствовала запах антисептика, к горлу подкатила тошнота, и под крики Эйприл, окликающую меня по имени, побежала в уборную. Едва добежав до кабинки, я вырвала все, что было у меня внутри. Эйприл успокаивала, поглаживая меня по спине, пока я задыхалась и откашливалась.

Было смешно, что мне стало плохо еще до того, как началось лечение, но такова была я. Пока я держалась за унитаз и надеялась, что кашель прекратился, я изо всех сил старалась не думать, сколько микробов, должно быть, подхватила.

Когда мое дыхание вновь стало нормальным, я начала вставать на ноги вместе с Эйприл, которая всячески поддерживала меня. Я чертовски сильно ее любила. Знаю, девчонка ненавидит рвоту, но все же она осталась рядом, поглаживая мою спину, а ведь мы даже не успели повеселиться, как обычно бывает перед таким действием. По-крайней мере, ей не пришлось придерживать мои волосы. Сделать пучок было хорошей идеей.

– Спасибо тебе, – произнесла я с легкой улыбкой, чтобы заверить ее в том, что мне полегчало. Я не думала, что она купилась на это, но она все-таки улыбнулась и взяла немного бумажных полотенец и, промокнув их, протянула мне.

– Ты бы сделала то же самое, так что не стоит.

О, черт возьми, как же приятно приложить влажное бумажное полотенце к коже, уже успевшей вспотеть. Мне нужно было еще, поэтому я освежила лицо в раковине, умывшись с мылом, и вытерла полотенцем, пока не убедилась, что от меня не исходил неприятный запах.

– Папа ждет снаружи?

– Можно и так сказать. Он шел за нами до двери.

Я вздохнула и положила руку на ее плечо.

– Пойдем. Нам нужно попасть в кафетерий или найти автомат с жвачками до того, как я запишусь на прием. Мне нужны мятные леденцы.

Она немного отстранилась от меня, прикрывая лицо.

– Да. И вправду нужны.

Она засмеялась, затыкая себе нос, а я, хихикая, прикрыла рот рукой.

– Замолчи.

– Нет, это ты замолчи! Ты до сих пор дышишь на меня.

Папа явно обрадовался, увидев меня и Эйприл смеющимися, но все еще выглядел растерянным, не зная, как мне помочь.

– Я могу что-нибудь сделать? Принести тебе что-нибудь? – спросил он, потирая темную щетину. Он был таким милым, мне стало жаль, что ему приходится проживать такую жизнь, но я была рада, что он находился рядом, пусть даже никак не мог помочь.

– Можешь принести мне немного мятных драже или чего-то еще освежить дыхание? Я совсем не подумала про это.

– Конечно, я схожу в кафетерий или... Не уверен, будет ли у них драже, но я найду что-нибудь для тебя, встретимся у стойки регистрации. Ты уже опаздываешь, а они говорили, что прежде, чем вы начнете, им надо будет взять у тебя кровь из пальца на анализ.

– Ага, помню. Спасибо, пап.

Эйприл взяла меня за руку, и мы пошли к лифту. Я знала, как пройти от кабинета врача до отделения онкологии. В лифте было жарко и забавно пахло, поэтому когда наша короткая поездка закончилась и мы вышли, то я испытала облегчение. Запах антисептика стал сильнее, поэтому я сдерживала дыхание, успокаивая себя и крепче сжимая руку Эйприл. Она посмотрела на меня, у меня получилось выдавить из себя еще одну улыбку. На этот раз она не улыбнулась в ответ, а поцеловала меня в щеку и обняла так сильно, что меня снова чуть не стошнило.

– С тобой все будет в порядке. Эта мера поможет положить конец самому ужасному дерьму, с которым ты столкнулась и больше никогда не столкнешься в своей жизни. Ты справишься, я в тебя верю.

Я думала, что вот-вот разрыдаюсь прямо там, в коридоре.

– Я люблю тебя, Эйприл Гиллеспи. Я люблю тебя всем своим чертовым существом.

– Знаю, – ответила она и засмеялась. – А теперь давай пройдем через это дерьмо, чтобы уже поскорее поехать домой и жить на полную катушку.

– Ты просто хочешь увидеть Картера.

– А ты хочешь увидеть Вона. Кстати...

– Не начинай. От всего этого я чувствую себя как задница, – сказала я то, что вправду думала. Я собиралась пройти через свой первый сеанс терапии, а ему ничего не сказала. Он был моим парнем и понятия не имел, что я умирала и пыталась это остановить.

– Я знаю, ты пыталась. Просто жаль, что он не в курсе. Думаю, так было бы легче для тебя, и он бы помог тебе со всем этим. Теперь все станет намного сложнее.

– Угу, знаю. Я скажу ему при встрече, когда мне станет лучше. Сразу же.

– Хорошо. А теперь пойдем, мы опаздываем.

Я записалась на прием, а затем спустилась в лабораторию, где у меня взяли анализ крови из пальца. Должна сказать, те маленькие гаденыши сделали мне больно. Но все же, думаю, это было лучше, чем протыкать палец целой иголкой.

У меня был низкий уровень белых телец, но доктор не хотел больше рисковать, оттягивая время начала лечения, поэтому мы приступили. Он настоятельно просил меня передумать и в целях эффективности поставить мне в главную артерию центральный катетер. Но мысль о том, что в моей груди постоянно будет находиться посторонний предмет и что мне придется его промывать и каждый день перевязывать, однозначно заставила меня отказаться. К черту эффективность, втыкайте в меня иголку и травите меня уже.

Я сидела в глубоком кресле, оно было холодным и все, о чем я могла думать, было сколько же больных и умирающих людей сидело в том самом кресле до меня. С теми же мыслями я глядела по сторонам и видела самые разные стадии проявления этой болезни. И это все вскоре произойдет и со мной, от этой мысли я внезапно испугалась как никогда раньше. Вскоре на моем месте будет сидеть кто-то другой и смотреть на меня, сидящую в этом кресле, облысевшую, с одутловатым лицом и держащую в руках утку для выблевывания содержимого моего желудка.

Я не просто умирала, я болела, и тогда было самое начало пути, который приведет меня к тому, что я стану поправляться, но буду чувствовать и выглядеть хуже. Была ли я готова конкретно к такому удару под дых? Нет. Закрывала ли я глаза на реальность? Скорей всего, так и было.

Однако теперь с моих глаз упала пелена, и я осталась со своей суровой реальностью, представлявшей мою жизнь настолько долго, насколько бог будет держать меня здесь. Я не была уверена, заслужила ли я это, или смогу ли я остаться ради Бенни, папы и даже Вона, но в глубине души я очень сильно на это надеялась.

– Будет немного жечь, – извиняясь, сказала медсестра, вставляя иголку мне под кожу в мою разбухшую синюю вену, и снимая с руки жгут.

Жгло нещадно, но затем все прошло и медсестра воткнула мне в руку шприц с большой иглой. Она повернулась к капельнице, нажала разные кнопки, а потом снова повернулась ко мне, готовясь освободить зажим, сдерживающий коктейль из химических веществ, которые они называют химиотерапией, чтобы пустить его по моим венам.

– Вы готовы, дорогая?

По-крайней мере, медсестра, которую, судя по бейджу, звали Венди, была милой. У нее была теплая и любящая улыбка и, несмотря на то, что должно произойти, я немного расслабилась.

Эйприл сжала мою руку, а отец стоял по другую сторону от меня, ободряюще кивая головой. Моя группа поддержки была готова, поэтому и я тоже.

– Готова, как никогда, – сказала я Венди и своей команде.

Венди улыбнулась и отпустила зажим, чтобы я начала свою борьбу за жизнь.

Так все началось.

Глава 10: Легкость и тяжесть последствий

«Истина редко бывает чистой и никогда не бывает простой».

Оскар Уайльд

Харпер

Я считала себя рассудительной и умной девушкой. Когда я лежала в своей кровати дома, свернувшись калачиком, то чувствовала себя не только абсолютно и чертовски мертвой, но еще и слабоумной.

Не следовало так сильно доверять телевидению; они настолько прославляли химиотерапию, что я могла поклясться, все, чего я хотела, – жить, но тогда я была очень близка к желанию умереть. В этом бы мне мог помочь сон, вот только сон меня не излечит.

Всякий раз, когда у меня во рту накапливалась слюна и скручивало желудок в мертвую петлю, я просыпалась и наклонялась к ведру, от которого несло больницей, хоть и менее интенсивно.

К тому времени мне уже нечем было извергать содержимое своего желудка. Вернее, эта стадия наступила еще девять часов назад. А тогда я лежала на животе и меня воротило от одной мысли обо всем остальном. Я просто хотела, чтобы все кончилось.

Эйприл поглаживала мою спину. Она была рядом со мной еще с момента, когда меня, практически, на руках заносили в машину. Отец вел машину, пока Эйприл придерживала меня на заднем сидении, как больного ребенка, и подавала мне гигиенические пакеты. Мы могли заночевать в Канзас-Сити, но я отказалась потому, что не хотела оставлять дома Бенни, который так волновался обо мне. Хотя, когда мы добрались до дома, и он увидел, насколько мне было плохо, то, возможно, это был спорный момент.

Я была такой уставшей. Очень-очень уставшей. Мне хотелось лишь отоспаться, а к утру уже чувствовать себя лучше. Доктор говорил, что, возможно, меня будет слегка мутить, и я буду чувствовать усталость, но я хотела увидеть Вона, поэтому я буду стараться. Папа хотел, чтобы я пару дней пропустила школу, и тогда у меня будет время поправиться к выходным, ко Дню труда. Но я не могла пропасть так надолго без возможности поговорить или увидеться с Воном.

Утро наступило слишком рано, я ненавидела свою жизнь. Не уверена, что у меня и Эйприл получилось погрузиться в сон хотя бы на полчаса. И я ненавидела за это себя, потому что знала, что она умирала от желания увидеть Картера, как и я – увидеть Вона. Но всякий раз, стоило мне сделать хоть глоток жидкости, она сразу же хотела вырваться наружу. И мне никак не удавалось удержаться. Вместо этого я падала обратно на матрац и подушку с желанием успокоиться и заснуть перед следующим приступом рвоты.

Это все так и продолжалось, пока отец вместе с Эйприл не вытащили меня из постели и снова погрузили в машину. Я была настолько уставшей, что даже не видела и не спрашивала, куда мы направлялись. Я то засыпала, то просыпалась, мне лишь хотелось пить и чтобы меня оставили в покое.

Вокруг были яркие огни, и когда я проснулась, то поняла, что находилась в больнице. Медсестра сказала, что это Северо-западный медицинский центр; она старалась быть искренне милой, но я была слишком измотана, чтобы обращать на это внимание. Я чувствовала, как она воткнула иглу, а затем, по какой-то немыслимой причине, она стала колоть мою другую руку. Я открыла глаза, чтобы понять, почему. Вероятно, я была слишком обезвожена, поэтому она не смогла попасть в мою вену с первого раза. Супер, ну хотя бы вены испытывали жажду. Я полностью понимала их боль.

Я не понимала, как долго я там находилась, и как долго там была медсестра, но в следующий раз, когда я открыла глаза, мне было намного лучше. Рядом с собой я увидела пустой пакет-капельницу, подсоединенный к моей руке, – к той же руке, куда мне вливали химию. Я улыбнулась. Что бы это ни было, но это словно благословение.

– Они ввели тебе «Зофран», чтобы остановить тошноту, – сказала Эйприл. Ее голос звучал таким уставшим. Улыбаясь, со стула рядом с моей кроватью подскочил отец.

– Привет, – вздохнул он.

– Привет, пап. Когда мы можем поехать домой?

Он дотронулся до моего лба и, клянусь, по моему телу побежали мурашки. Это было его первое прикосновение ко мне за последний год, и я улыбнулась. По-настоящему улыбнулась.

– Это был второй пакет. Нам сказали, что когда закончится второй пакет и ты проснешься, то мы можем ехать. Мы ждали только тебя.

– Хорошо, мне только надо в туалет, а потом, надеюсь, я буду готова и можно будет ехать.

Я действительно волновалась. Не поймите меня неверно, я все еще была уставшей, но это была скорее усталость тела, а не разума.

Эйприл засмеялась:

– Хочешь, я принесу тебе утку?

Я окинула ее суровым взглядом, пока она ворковала, подняв свои руки вверх в знак капитуляции.

– Просто помоги мне, хорошо? Как только мы тут все закончим, мне нужно позвонить Вону.

Отец стал распутывать капельницу, лежащую на покрывале, а от бессилия, я никак не могла ему помочь, кроме как продолжить за ним наблюдать. В таком состоянии я его видела очень давно.

– Он неоднократно звонил на домашний, а потом мы отправились сюда, – равнодушно заметил отец, а мы обе с Эйприл замерли, пока он не почувствовал, что что-то не так.

– Что?

Я выпалила:

– Что ты ему сказал?

– Что ты заснула и у тебя была та еще ночка. И что ты перезвонишь, когда проснешься. К сожалению, больше мы ни о чем не говорили.

Я схватила Эйприл за руку и посмотрела на ее часы. Было 00-53. Черт. Прежде чем я ему позвоню, мне сильно нужно было попасть в туалет, иначе я бы взорвалась.

Вон

Мистер Маккензи был самым худшим учителем всех времен. Его голос отзывался в моих ушах бесконечным бормотанием, и если бы я так не беспокоился о Блу, то, скорее всего, уже бы уснул. Моя рука обладала собственным разумом, бесцельно рисуя разные закорючки на странице. Всякий раз когда моя фантазия представляла, что происходило с Блу, ручка заканчивала рисовать на первой странице, переходя к следующей.

Я не мог перестать думать о том, что она передумала насчет нас, что я зашел слишком далеко. Она была девственницей, и каким надо было быть ублюдком, чтобы взять это у нее при первом же удобном случае. Я должен был быть сильнее и подождать. Просто наши чувства неконтролируемы, когда мы вместе или порознь друг от друга. Делало ли это нас грузовым поездом, которому суждено было потерпеть аварию?

Моя ручка опять зачиркала по бумаге, а в моем кармане зазвонил телефон.

Черт. Я не мог засунуть руку в карман моих джинсов и чуть не свалился со стула. К счастью, мистер Маккензи продолжал писать на доске, поэтому мне удалось посмотреть, кто звонил. Это была Блу.

Я бы не расстроился, если бы меня оставили после уроков, да хоть десять раз. Я ответил на этот звонок, поднимаясь с места так, что стул упал с шумом, и пошел к двери. Это был мой второй внезапный уход за два дня. Я был уверен, что позвонят из кабинета директора. И опять же, мне было плевать.

– Ты в порядке? – спросил я, распахнув дверь и слыша, как мистер Маккензи кричал за моей спиной.

Я знал, что сначала следовало бы сказать «привет», «я по тебе скучаю» и все такое, но мне нужно было знать, что с ней было все хорошо. И если это так, то все остальное тоже будет в порядке.

– Я более чем в порядке.

Я выдохнул и прислонился лбом к прохладному металлу шкафчика.

– Хорошо... Привет.

Она захихикала, и этот звук отозвался в моем сердце.

– Привет.

– Так, что происходит? Почему ты не рядом со мной, чтобы убедиться, держусь ли я подальше от неприятностей?

На этот раз она расхохоталась, и я улыбнулся.

– Я сомневаюсь, что кто-нибудь сможет удержать тебя от неприятностей, если это взбредет в твою голову. Более того, я думаю, что ты мог бы вовлечь меня во всевозможные неприятности, если бы я позволила тебе это, – сказала она.

Я не знал, было ли это правдой, но мне нравилось, что она играла со мной. Вообще-то я думал, что я бы сделал все, что она захочет, стал тем, кого она захочет, если это означало, что она была бы со мной. Но одна из вещей, которую я любил в ней – это то, что она принимала меня таким, каким я был.

– Я хочу увидеть тебя, – сказал я ей, не скрывая отчаяние.

Я услышал ее вздох и ответ.

– Я тоже. Я сейчас дома, Эйприлл скоро пойдет домой, и папа должен пойти на работу, так как утром он брал отгул, поэтому я подумала, может быть, ты захочешь прийти поужинать с Бенни и мной.

Я оттолкнулся от шкафчика с новым приливом сил, направляясь к машине.

– Да, с удовольствием.

– Мы могли бы заказать пиццу, или я могу что-то приготовить?

– Нет. Я заберу Бена вместо тебя, заеду в «Hy-Vee»¹⁹ и куплю продукты. Мы с Беном приготовим ужин. Как тебе это?

Она засмеялась, как та Блу, которую я знал, и я почувствовал, что все опять хорошо.

– Хорошо. Но только не раньше, чем у него закончатся уроки. Или у тебя.

Черт. Я резко остановился, так как мои кроссовки скрипели о старый наполированный линолеум в школьном коридоре.

– Я как раз шел в теплицу, чтобы убедиться, что Эд и Винни справляются с окончанием работ, тогда я смог бы сдвинуть поставку. И если я ее перенесу, то вечером буду свободен.

– Ладно. Тогда увидимся с вами около четырех?

– Не могу дождаться.

И это было правдой.

– Я тоже.

Мне не хотелось заканчивать разговор, но в то же время не хотел стать одним из тех дураков, которые говорят «ты первая клади трубку». Однако я был близок к этому.

– Я люблю тебя, Вон Кэмпбелл.

– Я полюбил тебя первым, – слава Богу, она мне уступила.

Она засмеялась и отключилась, а я остался стоять у своего шкафчика с широкой улыбкой на лице, понимая, что она меня любит и позволяет мне любить ее.

* * *

Я едва успел забрать Бена прежде, чем он сел в автобус. Одна из родительниц посмотрела на меня так, будто я собирался его похитить, поэтому я велел ему поторопиться, прежде чем она сообщила бы об этом учителю и мне бы отказали его забрать. Я был почти уверен, что на такой случай предусматривались какие-то правила, а мне не были нужны какие-либо проблемы или задержки.

Бен был взволнован, однако явно был на взводе, правда я не понимал, почему, – потому что парень его сестры забрал его и ведет в продуктовый магазин, или дело было в другом. В машине я немного прозондировал почву, но он вел себя словно закрытая книга, прям как его сестра. Что, черт возьми, происходило в этой семейке?

Выбросив все из головы, Бен рассказал историю о мальчике в школе, который, будучи кретином, издевался над маленькой рыжеволосой девочкой по имени Кэссиди. Он был таким милым, стараясь скрыть свою влюбленность, и я попытался сдержать ухмылку и кивать головой, потому что он говорил серьезно. Бенни сидел в таком же положении, что и я, держа локоть на подлокотнике во время разговора со мной. У меня было ощущение, что он не стал бы говорить об этой девочке Блу, пока был в отчаянии, и я чувствовал гордость из-за того, что он доверился мне. У меня раньше никогда не было кого-то, кто так относился бы ко мне, и это было приятно. Он был маленькой версией своей старшей сестры.

Мы вошли в «Хай-Ви» и оба вздохнули, как только внутри на нас обрушился холодный воздух кондиционера.

– Что мы будем готовить? – спросил Бен, смотря во все направления с напряженным лицом, что заставило меня усмехнуться.

– Какое у нее любимое блюдо?

– Нет. Я ненавижу ее любимое блюдо.

Я кивнул, смеясь над его широко раскрытыми глазами.

– Хорошо, хорошо. И все же, какое ее любимое? На будущее.

– Суши. Она ест сырого Немо или его друзей. Она делает это прямо передо мной, и мне охота кричать и блевать, – он высунул свой язык, претворяясь, что задыхался, заставляя меня смеяться еще сильнее. Да, именно как его сестра.

– Я полностью понимаю тебя, чувак. Мне тоже не нравится мысль о поедании Немо и его друзей. Так... что она еще любит из того, что и мы можем поесть?

– Ей нравится картофельное пюре. Я знаю, что, когда ей грустно, она готовит пюре. Вообще, мне кажется, папа называет это ее утешительной едой. Когда у них у обоих плохой день, они делят миску.

Я мог представить, как Блу и ее отец сидели за столом в тишине над дымящейся и густой миской с пюре, и сохранил эту информацию на будущее.