Текст книги "Никогда не прощайся (ЛП)"
Автор книги: Керри Уильямс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)
Я знала, что если бы я становилась не совсем собой, мне бы хотелось, чтобы Вон порвал со мной, и попытался быть счастливым. А потом...
– Хэй, – Вон потряс меня в своих руках, пытаясь разглядеть мое лицо через плечо, – что случилось?
– Вон?
Он остановился и позволил мне соскользнуть со своей спины, и я увидела разбитую палатку, в которую ужасно хотелось залезть. Однако, что-то все еще удерживало меня.
В порыве чувств, он дотронулся до моей щеки, и я улыбнулась, глядя на его обеспокоенное лицо, что вызвало у меня улыбку.
– Никаких мимолетных улыбочек, помнишь? Скажи, что не так. Если не хочешь разбивать здесь лагерь или устала, то просто скажи.
Я покачала головой и положила руку на его шею, ощущая его бьющийся пульс под моими пальцами.
– Нет. Я хочу этого. Безумно хочу. Просто я осознала, что сперва мне нужно кое-что сделать, что не может ждать. Можешь подождать меня?
На его лице медленно расплылась улыбка, хотя я все еще видела, что он обеспокоен.
– Конечно. Я возьму свой рюкзак и приму душ. Ты всегда можешь присоединиться ко мне.
Я засмеялась.
– Как насчет того, чтобы встретиться в палатке с горячим какао?
Он надул губы, все еще оставаясь игривым и милым, и поцеловал меня в лоб.
– Моя идея мне нравилась больше, но если это то, чего хочешь ты, тогда ты это получишь.
Я встала на цыпочки и поцеловала его в щеку, потому что не хотела начинать то, что не смогла бы потом остановить.
– В следующий раз мы будем делать то, что хочешь ты.
Он захихикал.
– Будь осторожна, ты можешь пожалеть, что сказала это.
Я моргнула и обернулась к задней двери.
– Ты совсем меня не знаешь, Вон Кэмпбелл. Я могу удивить тебя, – сказала я, оглядываясь. Я знала, что дразнила его последовать за мной; он хотел бы это сделать. Но я не могла остановиться. Мне нравилось быть опасной.
Как только я переступила порог дома, то побежала в папину комнату и постучалась. Я не помнила, когда была в последний раз в его комнате, может быть, это было еще тогда, когда мама спала рядом с ним. После этого он редко там бывал. Мне казалось, что с новым домом и комнатой, лишенной воспоминаниями о ней, он мог там спать.
– Ангел?
Я открыла дверь, и в его комнате зажглась лампа. Он выскользнул из постели, и я увидела, как беспокойство пронзило черты его лица, тронутое морщинами.
– Все в порядке, папочка. Мне просто нужно было увидеть тебя, – я не думала, что это предложение облегчит его тревогу. Да и кто мог винить его за это? У нас довольно давно не было непринужденных бесед.
– Что-то случилось?
Я огляделась вокруг и увидела покрывало, сшитое мамой из ткани, которую мы увидели в каком-то причудливом магазинчике декора. Мы не могли позволить себе купить ее, и я вспомнила, как маме было грустно, потому что ткань ей очень нравилась. Именно тогда она научила меня шить. Она отвела меня в «Джо-Энн»25, где нашла ткань в точности похожую на ту, что мы видели, но по небольшой стоимости, и мы отвезли ее домой. И теперь я водила пальцами по знакомой ткани и слезы капали на мою руку. Я вытерла оставшиеся слезы, прежде чем уселась на краю постели.
– Я понимаю все сейчас, папочка, – он подошел и сел рядом со мной, но не дотрагивался до меня. Мой взгляд упал на полоски его боксерских шорт, когда я пыталась сформулировать мои следующие слова: – Я была зла и находилась в замешательстве очень долгое время, но сейчас я все понимаю.
– Что именно ты понимаешь?
Я оторвала свой взгляд от его шорт, пробежала глазами по его белой футболке и дошла до его глаз, которые были в точности, как мои собственные, только старше и печальнее.
– Она твой воздух. Не имеет значения, что мама не отзывается, главное, что ты отзываешься ей. Другого пути нет и никогда не будет.
Его рот немного приоткрылся и из него вырвался судорожный вздох, отчего по всему его телу прошла волна дрожи. Это разрывало мое сердце. Я вытерла свои слезы, как только увидела, что он тоже плакал. Слезы катились по его щекам, словно по своему собственному, замысловатому пути.
– Ангел, я, – его голос сорвался, и он опустил взгляд, пытаясь собраться.
И тогда, впервые за долгое время, я обняла своего отца.
– Плакать – это нормально, папа. Быть подавленным – это тоже нормально. Я в таком же состоянии. То, что между нами не осталось уже никаких отношений, – вот это не нормально. Нам необходимо испытывать чувства и общаться друг с другом, иначе мы не справимся с этим. Я хочу, чтобы ты это понял, пап. Ведь то, что ты замыкаешься в себе, съедает тебя изнутри.
Его плечи содрогнулись, и он заплакал, я и сама едва держалась. Нам это было необходимо, и если Бенни был бы с нами, то он бы тоже зарыдал. Мы слишком долго оставались разрозненной семьей, и было не важно, что отец целыми днями работал ради нас, ведь все это время между нами была целая пропасть.
– Я хочу быть храбрым ради тебя и Бенни. Я должен обеспечивать вас и оставаться сильным ради вас с Бенни, ради мамы. Ты думаешь, что она ничего не слышит и не переживает, раз мы не вместе, может быть, так и есть, но я не хочу рисковать. Если есть хоть малейший шанс того, что она все еще с нами, я хочу, чтобы она знала, что я ей верен. Она любовь всей моей жизни и мать моих детей, Ангел.
– Я знаю.
– Я... Я не хочу ее бросать, – он всхлипнул и так крепко прижал меня к себе, что на меня накатила очередная волна слез. Я очень понимала, о чем он говорит, и, что самое ужасное, на его месте я поступила бы точно так же. Меня бесило, как горе сказалось на нем и на всех, кто его окружает, но в то же время я его понимала.
Как бы это ни было грустно, я буду придерживаться своего отказа от реанимации. Я ни за что на свете не согласилась бы, чтобы Вон или моя семья испытывали подобную боль из-за меня. Я подписала отказ, потому что не хотела, чтобы кто-то с надеждой смотрел на пустую оболочку. И, хотя теперь все приобрело совершенно иной смысл, я не буду ничего менять. Даже не смотря на то, что я уважала каждую чертову секунду, которую мой отец провел в надежде, находясь рядом с ее постелью. Если бы дело коснулось Вона, то я бы тоже сидела рядом с ним, читала бы ему вслух и разговаривала, ожидая день, когда он проснется и спросит, как прошел мой день.
– Знаю, папочка, знаю, – пробормотала я, уткнувшись в его грудь. – Я знаю.
* * *
Мои волосы были еще слегка влажными, и я чувствовала себя еще более вымотанной. Я думала, что после душа смогу взбодриться, но, казалось, что у моего тела был другой план. Я ненавидела свое тело, – оно делало все не так, как мне хотелось, и это было ужасно.
Должно быть, Вон услышал, как я хлопнула задней дверью, когда выходила из дома, направляясь к палатке. Он так резко одернул молнию, что ее громкий звук нарушил тишину ночи и заставил стихнуть всех сверчков.
– Я уже подумал, что тебя засосало в сливную трубу или еще куда-то, – пошутил он. А затем он вдруг изменился, как будто кто-то нажал на выключатель, и, поднявшись, подошел ко мне. – Ты в порядке? Черт. Это было дурацкой идеей. По тебе видно, что ты не в порядке. Пойдем в дом, где ты смогла бы как следует отдохнуть.
Черт, я что так плохо выгляжу? Я попыталась уйти от ответа, и, хотя он не заслуживал такого отношения, произнесла слегка раздраженно: – Я в порядке. Хватит носиться со мной, как с маленькой или больной, – неподвижно стоя напротив, я поняла, насколько глупо прозвучали мои слова, и, засмеявшись, обняла его. – Прости меня. Я не хотела сорваться. Все потому что я очень хочу ночевать с тобой в палатке, хочу заняться с тобой любовью и насладиться ночью вместе с тобой, но это дурацкое тело настолько устало, что уже ничего не хочет, – я зарычала и даже топнула ногой. – Это так обидно!
– Блу, – он потрепал меня за волосы и погладил по спине. – Ты только что прошла через полный курс лечения от рака. И чувствовать себя уставшей – это абсолютно нормально, тебе нужно заботиться о себе. Ночевка в палатке не стоит твоего здоровья. Мы в любое время сможем еще устроить подобное, и, уж конечно, в любое время сможем заняться любовью. Можем все время этим заниматься, пока ты не поправишься.
Услышав его смешок, я тоже засмеялась. Мне нравилась идея провести с ним в постели вечность. – Ладно. Но сегодня я буду спать здесь.
Взяв меня за плечи, он уступил.
– Хорошо, но я принесу еще одно одеяло, и никаких фокусов в палатке.
Я надулась, на что он просто приподнял брови и чмокнул меня в губы, подталкивая к палатке, где меня ждал пакет с вишневыми батончиками. Я задержала дыхание и запищала как девчонка, – именно так можно описать мою реакцию. Я зашла в палатку и практически нырнула под надувной матрац, доставая оттуда пакет с конфетами, и стала качать его как своего первенца.
– Где ты их нашел?
– У меня надежный поставщик, – усмехнулся он.
– Хочу, чтобы ты нас познакомил.
– Теперь я твой дилер?
– Так точно, черт возьми. Где я могу достать этих крошек?
Улыбаясь, он вышел из палатки.
– Расскажу, когда принесу еще одно одеяло. Без меня пакет не открывать, – и он ушел, оставив меня с открытым от разочарования ртом.
Либо сегодня вечером я выпущу кишки этому парню, либо он больше никогда меня не увидит. Да уж, палка о двух концах, но ради моего шоколадного блаженства я готова пойти практически на все. Практически... Должна признать, что если бы Вон попросил меня раздеться, то я бы без колебаний отказалась от райского вишневого блаженства в шоколадной глазури. Мне так нравилось описание этого шоколада! Но он и рядом не стоял с Воном. Черт возьми!
Он вернулся и укутал нас обоих в три одеяла, а потом достал первый вишневый батончик и передал мне. Будь я вежливой юной леди, то откусила бы кусочек и поделилась бы с ним, но я так сильно скучала по своим любимым сладостям, что практически в него впилась зубами. Мой рот был настолько забит липким блаженством, что, когда он засмеялся, я почти все растеряла, разбрасывая содержимое на Вона и по всей палатке. Мне надо было прикрыть рот рукой и сдержаться, чтобы не смеяться, от чего, конечно же, стало только хуже. В итоге я задержала дыхание, чтобы хоть немного переживать и проглотить остатки.
– Что же, будет тебе урок не быть хрюшей. Теперь буду выдавать тебе порциями, чтобы ты не убила саму себя, – упрекнул он, качая головой, пока я продолжала сдерживать смех и старалась не дышать.
Я поняла, что он имел в виду, когда сказал, что будет выдавать мне сладости порционно. Прежде чем дать мне вишневый батончик, сначала он откусывал от каждого из них. Монстр. Я больше не чувствовала себя уставшей, и это было хорошо. Вернее, это было здорово. Он оказывал на меня такое влияние, и он знал об этом. И все же не хотел, чтобы я переутомлялась. И это я терпеть не могла. Я хотела жить, пока есть такая возможность. Не так, как я жила прежде, как будто любая секунда может стать для меня последней. Нет. Теперь я знала, что смогу со всем справиться, и ни при каких обстоятельствах не позволю сердцу Вона разбиться на миллион осколков. Я хочу жить, пока у меня есть силы, и наслаждаться всеми этими мельчайшими моментами. Поэтому, когда он взял еще одну конфету, я остановила его, накрыв его руку своей ладонью, и он замер.
Его взгляд был таким теплым, что я даже не заметила, что все это время я облизывала свои губы. Когда он прижался ко мне губами, я совсем растерялась. Может быть, до этого он и думал, что мы не станем заниматься любовью, но теперь его тело проявляло все признаки неконтролируемого желания, а мое будто горело от возбуждения.
Я не почувствовала холода, когда откинула одеяло и легла на него. На самом деле, от нашего тяжелого дыхания было даже жарко, а от наших тел исходило тепло.
Его язык раздвинул мои губы и зубы, я присела и стянула через голову свою любимую майку, прежде чем за эту миллисекунду он бы смог подумать, что мы делали. Я не хочу, чтобы он думал, хочу, чтобы только чувствовал.
Он положил свои руки на мои ребра и стал подниматься выше, к груди. Я вся дрожала. И дело было далеко не в холоде или нервах. Мне следовало бы, но не когда рядом со мной Вон. Когда я была с ним, я могла со всем справиться, и ни за что не хотела давать слабину.
Вон
Не могу поверить, как же мне повезло повстречать такую сексуальную, красивую и щедрую девушку. Блу была настолько совершенна, что мне не хотелось осквернять ее образ своими мальчишескими грязными мыслишками, но я ничего не мог с собой поделать. Все, что я хотел, – любить ее и прикасаться к ней. В одежде или без, мне было не важно. Я просто хотел ее. Поэтому когда взошло солнце, и я обнаружил ее крепко спящей рядом со мной, я понял, что все, что я хотел, – это еще раз дотронуться до нее и больше не выпускать ее из той чертовой палатки.
Прошлым вечером она была такой чертовски сексуальной и живой. Боже, я люблю ее.
Ее волосы на ощупь были словно шелковыми. Ладно, не уверен, что когда-либо я трогал шелк, но мог себе представить, что ощущения были бы именно такими.
Я рассматривал ее кожу и волосы, когда заметил, что она слегка приоткрыла глаза и посмотрела на меня.
– Привет.
– Привет, – она поспешно прикрыла рот рукой и уткнулась лицом в одеяло. – Утренний запах изо рта.
Я усмехнулся и убрал ее руку в сторону, а потом поцеловал, несмотря на ее возмущение.
– Люблю, как ты пахнешь по утрам.
– Ты больной.
– Ага, больной от любви. Больше так не говори. Ты здорово взяла меня за задницу.
Она приподнялась на локте, потянув на себя одеяло, и поцеловала меня в грудь. Мне стоило немалых усилий, чтобы не притянуть ее к себе и повторить то, чем мы занимались прошлой ночью.
– Потому что твоя задница принадлежит мне, и можешь всем передать, чтобы не трогали ее, потому что мне она нравится, – сказала она.
– Тебе нравится моя задница?
Она улыбнулась, и ее щеки залились румянцем, она восхитительна. Как маленькие щеночки, только еще милее. Бог мой. Я говорил как слюнтяй, но мне было плевать, потому что у меня была она, и ей нравилась моя задница и много чего еще, о чем она не сказала бы. И это делало ее еще более восхитительной.
* * *
Она полюбила те сапоги и, Бог мой, в них она была просто секси. Может быть, даже слишком секси, потому что парни стали смотреть ей вслед. Мне даже стало страшновато. В конце концов, такой ее сделали не сапоги, все дело было в ней самой. Сапоги просто изменили ее манеру подавать себя. Она стала меньше нервничать. Они сделали именно то, чего ей хотелось – она стала реже чувствовать себя аутсайдером. Она и не догадывается, что всегда была такой; как сейчас рядом со мной.
Там собрался весь чертов городишко, было очень громко и жарко, и по-своему очень здорово. Примерно через полчаса нам удалось отыскать Бенни, который выглядел уставшим и объевшимся всеми сладостями, какие только были на карнавале. Потом мы оба встали в очередь желающих попробовать себя в конкурсе, кто быстрее одолеет пирог, а Блу общалась с Картером, Эйприл и другими ребятами. Трэвис пялился на ее ноги, от чего у меня все внутри кипело.
– Бен, братишка. Подожди-ка секунду, – он кивнул, и я вышел из очереди и направился к Трэвису и схватил его за руку. Мне стало больно, но одновременно чертовски приятно, когда он стал просить, чтобы я отпустил.
– Какого черта, чувак?
– Не смей пялиться.
Он посмотрел на Блу, которая нахмурилась при взгляде на меня. Она все поняла, но мне было все равно. Она не его девушка, чтобы он на нее так смотрел. Трэвис вновь перевел свой взгляд на меня, и я серьезно его предупредил о происходящем, а затем вернулся к Бену, который стоял и улыбался, как маленький болван.
– Что?
Бен засмеялся и отвернулся.
– Ничего.
Воспользовавшись случаем, я снова оглянулся на Блу, которая до сих пор была недовольна моей реакцией. Я пожал плечами, ведь Трэвис повел себя как кретин, и он это знал. В ответ она покачала головой и направилась в мою сторону. Боже, помоги мне сдержаться, когда она подойдет, потому что ее размеренная походка была такой же чертовски сексуальной.
Я снова вышел из очереди, чтобы нас не слышал Бен.
– Я не собираюсь извиняться, – произнес я, на что она покачала головой.
– А я тебя просила об этом?
– Нет, но у тебя осуждающий взгляд.
– Ну, я тебя не поддерживаю. Хотя на самом деле подошла к тебе, чтобы поцеловать на удачу. Но раз ты настроен быть социопатом и мачо, то просто развернусь и пойду туда, где Трэвис смог бы еще за мной подглядывать.
Я прижал ее к себе и поцеловал. Я стал крепко ее целовать, пока она не застонала, и из ее горла не донесся тихий хрип, который, как я подумал, она даже не заметила. И, когда я оторвал от нее свои губы, ее ресницы мечтательно трепетали, отчего мне захотелось еще раз ее поцеловать, но мы и так привлекли слишком много внимания.
– Что значит социопатом? – переспросил я, заметив при этом, что мой голос звучал хрипло и был едва слышен.
– Беру свои слова обратно. Ты сущий дьявол, – она потрепала меня за щеку и медленно направилась к нашим друзьям.
Будь я проклят, но эта девушка собиралась меня добить.
Глава 14: Дом
«Дом – это место, где обитают видимые и благородные души».
Керри Уильямс
Харпер
Среди толпы людей, запихивающих малиновый пирог себе в рот, были Фути, Бен, Вон, еще двое мужчин и одна женщина. Меня слегка удивило, что в соревновании участвовала женщина, но я в итоге успокоилась, потому что в конце концов, она была лучше, чем худощавый парень с копной волос на голове.
Бенни шел последним, но он ведь был самым маленьким. Должно быть, его бы не взяли по возрасту, но Вон помог ему проскользнуть. Я до сих пор не могла поверить, как мне повезло, что у меня был такой человек, который взял бы на себя весь мой багаж проблем. Я похожа на больную мать-одиночку.
Рев толпы становился все громче, и должна признаться, я тоже внесла свою долю, кричала и прыгала на месте, хлопая в ладоши вместе с остальными девушками из нашей компании. Никогда раньше я не чувствовала себя одной из них, но в тот момент все было иначе. Впервые за свою жизнь, даже до того, как мама попала в аварию, я почувствовала себя как дома. Олбани был той зоной комфорта, где царила любовь и новые знания; знания, к которым приходит утраченная частичка души. В каком-то смысле, как дежавю, но значительно больше.
Ведущий начал обратный отсчет от десяти, и крики толпы переросли в рев. Фути на полпирога опережал всех, за ним шел Вон и еще один парень. «Шесть», – выкрикнул ведущий, и у Бенни округлились глаза, когда он посмотрел на тарелку Вона. «Три, два, один». Толпа как обезумела и чуть не сошла с ума, будто речь шла о награде в миллион долларов. Это казалось сумасшествием, но всеобщее волнение оказалось таким заразительным. Мне это безумно нравилось!
Выиграл Фути, что было неудивительно, ведь почти все ставки делались на него. Когда счет остановили, он успел слопать два пирога. Вон что-то сказал Фути, и через секунду они оба приподняли Бенни, посадив его на плечи. Бенни наградили призом, отчего я не смогла сдержать слез. Но слезы катились не от горя, а от абсолютного счастья. Я обняла Эйприл, заметив, что она тоже не скрывала слез. Может быть, она и делала вид, что не выносит моего брата, но я-то знала, что она его любит как своего собственного.
– И прежде чем все вы разойдетесь, – произнес ведущий, на что мы с Эйприл снова оглянулись на сцену. – Я хотел бы сказать большое спасибо Винни О'Коннор за то, что она пожертвовала свои пироги для этих подрастающих парней, ой, простите, парней и дам. – Он улыбнулся, и ему помахала участница конкурса. – Сегодня мы поступим немного иначе. Все мы знаем, что пироги Винни сами по себе достойные призы, но сегодня мы устроим аукцион на все ее американские яблочные пироги, а полученные средства пустим на доброе дело.
Мы с Эйприл обе замерли на месте.
– Есть одна семья, которая нуждается в некой коллективной помощи. И хотя они никогда ни о чем не просили, все же я хотел бы показать им, насколько щедрыми являются жители Олбани. Нам нужно показать им, что они не останутся одни. Только не в округе Джентри.
Со всех сторон люди стали хлопать в ладоши, а на меня устремилась куча взглядов. Я разволновалась, и не на шутку. Мы жили в маленьком городке, и мне следовало заранее подумать о том, что у меня не получится залечь на дно, прежде чем я начну лечение. Я понимала, что не смогу остаться незамеченной, когда у меня выпадут волосы и появится болезненный вид, но на тот момент все к тому и шло. Вся наша семья была на пути к такому состоянию.
– Харпер, дыши, – прошептала Эйприлл.
Я сделала глубокий вдох и на какое-то время задержала дыхание, прежде чем медленно выдохнуть. Ведущий продолжил свою сердечную речь, суть которой стала ускользать от меня, пока я искала глазами Вона. Его больше не было на сцене, там стоял Бенни и Фути. Где же Вон...
– Доверься мне, – прошептал Вон, кладя руку на мое плечо. Эйприл выпустила меня из своих объятий, но осталась стоять рядом.
– Что происходит?
– Просто доверься мне и все.
Должно быть, он съел слишком много пирога, потому что я не могла расслабиться. Хорошо хоть он был рядом.
– Отец семейства, Эндрю Кеннеди, и члены его семьи – настоящие герои духа. Многие из жителей слышали, что случилось у этой семьи. И то, как они справляются с посланными свыше страданиями, можно назвать настоящим чудом. Именно так проявляется подлинный дух Олбани. Поэтому мы проведем аукцион пирогов Винни, а полученные средства пойдут на покрытие медицинских счетов Кеннеди.
На меня обратились прискорбные взгляды, чего я терпеть не могла, но разглядев среди них те, которые выражали гордость за нас, и их улыбки, я почувствовала, как от них исходило сочувствие и любовь. Я поняла это, я почувствовала это. Мое тело стало немного расслабляться, и я смогла расправить спину. Вместо того, чтобы уткнуться в рубашку Вона, я обняла его, наблюдая как какой-то мужчина, стоящий сразу за нами, сделал ставку в пятьдесят долларов.
Я была шокирована, когда следом кто-то щедро предложил двести долларов, а затем, откуда-то издалека я услышала знакомый голос, и кто-то выкрикнул сумму, которую я наверное плохо расслышала. Было так шумно, что я даже не смогла переспросить Вона. Я ничего не понимала. Стоял такой свист и крики восторга, после чего ведущий огласил:
– Продано Брайану Кэмпбеллу за десять тысяч долларов!
Я посмотрела на Вона. У меня не было слов, и он, опустив на меня глаза, стоял и улыбался с широкой улыбкой до ушей.
– Я не понимаю, – сказала я.
– А что тут понимать? Мой отец только что оплатил часть медицинских счетов, так что твой отец сможет быть с тобой во время лечения, и потом ему не придется убиваться на работе, чтобы все оплатить.
– Он сделал это, потому что ты его попросил?
– А какая разница?
Он был прав. Какая разница? Никакой. Совсем никакой.
Я прыгнула к нему в объятия, и мы оба засмеялись. Я знала, что буду любить этого парня всю вечность. Я не осознавала, что плакала, пока он не поставил меня на землю и не стал вытирать мои щеки. Эйприл тоже обняла меня, она рыдала как ребенок, и от этого я заплакала еще сильнее. Мы прыгали на месте и кричали. Это означало не просто часть средств для оплаты наших счетов, это была свобода, которую я и не мечтала для своего отца. После вчерашнего разговора мы оба уже навсегда изменились, сблизились друг с другом. Казалось, что, наконец, все наладилось. Все, что мне оставалось, – победить в себе Франкенштейна, и тогда все у нас будет в шоколаде.
Внимание Эйприл переключилось на что-то другое. Что же могло быть более важным для нее в тот момент? Но потом я поняла. Продираясь через гудящую и улюлюкающую толпу, Вон подошел к небольшой компании людей, окружавших его отца. У меня сильно забилось сердце. Я была уверена, что Вон каким-то образом поучаствовал в том, что у его отца сложилось новое мнение ко мне и моей семье, однако мне было слегка не по себе из-за натянутых и неустойчивых отношений между ними. И так чувствовала не одна я. Эйприл взяла меня за руку, когда люди, окружавшие отца Вона расступились перед ним, и он всех нас удивил. Он всегда меня удивлял. Отец положил руку на плечо сына, и Вон бросился ему на шею, отчего у меня перехватило дыхание.
Вон обнимал своего отца, как блудный сын, когда тот вернулся домой. Я сдержала слабый стон и, как зомби, направилась к ним, отрываясь от поддержки Эйприл. Заботливые жители Олбани будто слились в размытое пятно. Все, что я видела, был Вон и его отец. Может быть, он и не нуждался во мне, но я всегда буду рядом. Я всегда буду с ним, потому что он всегда мне помогает.
Его отец кивнул мне, а Вон обернулся и так широко улыбнулся, что у меня все растаяло внутри. Тот день был началом чего-то нового и хорошего не только в моей жизни, но и в его. Умру ли я, или буду сражаться за жизнь, но ему пришлось, и в каком-то смысле, он смог исправить многие вещи благодаря нашей любви.
– Привет, детка, – Вон взял меня за руку, и в его объятиях я чувствую себя как дома и в полной безопасности. – Знаю, ты уже встречалась с моим отцом, но я хочу, чтобы вы еще раз познакомились. Так, как должны были в первый раз.
Я понимала, о чем он, и несмотря на его проявленную щедрость к моей семье, на тот момент я не была уверена, смогу ли забыть нашу первую встречу с ним. Все, что я могла сделать – это посмотреть на этого человека через призму его дел по отношению ко мне, Вону и всей моей семье. Я могла простить его, что значило больше, чем просто забыть.
– Привет, Харпер. Я не ожидаю, что после того, что я тебе тогда сказал и как ужасно себя вел, ты будешь ко мне хорошо относиться. Но все-таки надеюсь, что это станет первой ступенькой на пути к моему искуплению в твоих глазах. – Он протянул мне руку, и я не колеблясь, протянула свою руку тоже. Он осторожно взял ее и мягко пожал, будто она могла сломаться. Его взгляд был искренним и открытым.
– Вы ошибаетесь, Мистер Кэмпбелл. На самом деле я хочу вас обнять прямо сейчас.
Он усмехнулся в той же манере, как и его сын, и распростер свои объятия. Я обняла его и шепотом поблагодарила за все. Он кивал и сжимал меня все сильнее, пока я не отстранилась и прильнула обратно к Вону. Когда я подняла глаза на Вона, то только тогда заметила небольшую крошку пирога, которую он не вытер после соревнования по поеданию пирогов. Я смахнула ее большим пальцем, и в тот момент он посмотрел на меня тем самым взглядом. Взглядом, которым нельзя смотреть в присутствии своего отца, и я почувствовала, как у меня запылали щеки, после чего я отвернулась. Он предательски засмеялся, и мне даже пришлось толкнуть его локтем, чтобы хоть на секунду он перестал на меня пялиться, но потом он принялся за старое пуще прежнего. Предатель.
– Пойдем, Блу. У карнавала большая площадка, ты увидела лишь малую его часть. Сегодня ты не пропустишь ни одной вещи, и до фильма я хочу успеть все тебе показать.
– Какого фильма? – спросила я, когда мы прощались с его отцом, который с улыбкой кивнул нам на прощание и повернулся к группе ожидавших его женщин. Мне понравилось это; они ждали, не вклиниваясь в разговор, и не бросали нетерпеливые взгляды, пока отец общался с девушкой своего сына.
– Я его уже видел много раз, это старый фильм, но весьма клевый. «Балбесы». Смотрела?
– А, нет. – Название звучало странно, но если он говорил, что фильм клевый, тогда поверю. – А о чем он?
– Все, что могу сказать, так это то, что вся ребятня проходит через обряд посвящения, чтобы их допустили до просмотра. А фильм про то, что дети сами распоряжаются своим временем. Тебе надо его посмотреть, и Бенни тоже. Просто дождись и посмотри.
– То есть это нечто вроде жизненного фильма про моральные ценности. – ребячески заключила я с нотками сарказма и презрения. Я все понимала, но мне было жаль времени, и я совсем не хотела сидеть и смотреть какое-то старое кино, – я не хотела тратить время, вместо того, чтобы вернуться в нашу палатку с Воном.
Он ухмыльнулся и покачал головой.
– Ты пожалеешь, что сейчас так подумала. Просто дождись и посмотри. – Он дотронулся большим пальцем до моих губ, тем самым искушая меня его облизать, – так реагировало мое тело. Я видела, что это не прошло мимо его внимания, и он замер на месте, проведя большим пальцем по моему подбородку и опустившись к шее.
– Блу. Не надо на меня так смотреть.
– Ничего не могу с собой поделать, смотрю точно так же, как и ты на меня.
Он облизал свои губы, и я почувствовала, будто в меня вселилась какая-то похотливая сучка. То, как он властвовал над моим телом казалось сумасшествием, и это меня пугало.
– Что если сейчас мы договоримся погулять порознь, а минут через десять встретимся у автомата со сладкой ватой?
Он был прав, но мне не хотелось расставаться с ним. Я вела себя как властная плаксивая подружка, и меня это раздражало, поэтому я кивнула и направилась в другую сторону, чтобы присоединиться к группе других девушек.
Мне хотелось повернуться и посмотреть на него, чтобы понять, ждал ли он, что я обернусь, но не стала этого делать. Не смогла. Если я бы обернулась, то кинулась бы обратно в его объятия. Поэтому заставила себя продолжить идти, сконцентрировалась на дыхании и в уме считала каждый свой шаг, пока не подошла к очереди в биотуалеты и к умывальникам, где одна маленькая девочка переговаривалась со своей матерью через двери. Свернув к умывальнику, я включила воду и ополоснула лицо, уже не страшась, что могла смыть тот небольшой макияж, который у меня был. Мне надо было остыть.
Правда, вода не очень помогала. Девочка спрашивала маму, надо ли той сходить по-большому, и я едва сдержала смех, когда мама велела ей не задавать так громко подобные вопросы. Я задумалась, спрашивала ли я так же свою маму. Затем я подошла к накрененному грузовику, стоявшему позади туалетных кабинок, и стала всматриваться в его зеркало, хотя на самом деле там видела не себя, а свою маму. Я видела кучу фотографий с ней, где она была моего возраста, и мы правда выглядели как близнецы. Вероятно, еще и по этой причине отцу было трудно со мной общаться.
Сделав глубокий вдох, я повернула обратно, и оторвав немного бумажных полотенец, промокнула ими лицо, а затем направилась назад, ища глазами в толпе людей кого-нибудь, кого я знала. Было несложно отыскать Фути и Вона, который явно искал меня. Увидев, что я сразу отвела глаза, стало понятно, что его попытка разделиться и пообщаться с кем-нибудь порознь не сработала.
Вон подошел ко мне, и мир вокруг нас будто растворился, голоса толпы и движения стихли. Он улыбнулся и это было все, что мне было нужно. Я взяла его за руку, рассматривая, как сильно отличались наши ладони по размеру и цвету кожи.
– Красавица и чудовище, – произнес он, и я засмеялась.
– Приезжая девушка и городской болван. – Вон засмеялся. Это был тот Вон, которого я любила, и который мне нравился больше. – Пойдем, ковбой. Покажи мне, где тут можно хорошо повеселиться.