Текст книги "Никогда не прощайся (ЛП)"

Автор книги: Керри Уильямс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

Я подумал, прежде чем ответить, и у меня было такое чувство, что он не оценил бы мой «баланс», так что я попытался остаться настолько честным, насколько это было возможно.

– Потому что я хочу узнать ее лучше, а это значит, что и тебя тоже.

Бен, казалось, обдумал, что сказать дальше, прежде чем раскрыть рот, при этом его глаза ни на секунду не отрывались от экрана телевизора. Он был очень смышленым ребенком.

– Тебе она нравится?

– Да, бро. Она мне нравится.

Он закинул больше хлопьев в рот, а его взгляд на мгновение задержался на мне, прежде чем вновь вернуться к экрану телевизора.

– Ты ей нравишься?

Я вздохнул без задней мысли, и Бен повернулся ко мне с выражением, которое я не мог расшифровать, но в нем было что-то грустное, что мне так хотелось забрать.

– Да. Но в моей жизни нет ничего легкого. Я подозреваю, что это могло бы быть так же, как и у вас, ребята.

Мы несколько секунд глазели друг на друга, в то время как «Бен 10» играл на заднем плане, прежде чем мальчишка кинул мне коробку с хлопьями, и я улыбнулся, засовывая руку в шуршащую упаковку, достав оттуда несколько вкусных шариков. И тогда я подумал, что только что получил временное одобрение от ее маленького брата. Затем он вернулся к своему шоу, и я поступил также, прежде чем услышал шаги за мной.

– Готовы? – спросила она мягко, и я улыбнулся, посмотрев на нее через плечо, потому что знал, что это реакция на меня, и мне это нравилось.

Бен выключил телевизор и бросил свою коробку с хлопьями на журнальный столик, прежде чем перевернулся через диван и проделал несколько ниндзя трюков из каратэ, пока Блу хмурила брови как могут только сестры. Я был впечатлен тем, что представлял собой синий пояс по каратэ, и по взгляду, который уловил на себе, я понял, что был одинок в той заинтересованности.

– Кажется, я хочу заниматься каратэ. – Я соскочил со своего стула и проделывал какие-то странные движения из каратэ, пока не остановился всего в нескольких дюймах от ее лица. Я так сильно хотел ее поцеловать, и когда приблизился, ее учащенное дыхание указывало, что она точно могла бы мне это позволить. Вместо этого я чмокнул ее в щеку и отскочил в другом каратэ-движении, пронзительно выкрикивая как Джет Ли, когда тот проделывал одно из своих виртуозных приёмов.

– Ты словно ребенок.

Я широко улыбнулся и сделал шаг в ее сторону, чтобы снова посмотреть, как она напряглась.

– По-моему тебе стоит иногда вести себя как ребенок. Ты кажешься мне немного напряженной. – Затем я сделал кое-что дерзкое, – шлепнул ее по сладкой попке, затянутой в короткие джинсовые шорты, услышал затрудненное дыхание, проникающее в мои уши, провоцируя мое либидо. Затем я направился в сторону коридора, пока не вышел за дверь без оглядки, несмотря на то, что так сильно этого не хотел. Эта дружба станет моей смертью.

Харпер

Мне показалось, что я проглотила язык, когда он шлепнул рукой по моей попе, а потом я перестала соображать, когда он блеснул мне своей кривой усмешкой, перед тем как отойти от меня. Он дразнился и, Боже, помоги мне, он был хорош в этом. Игра началась!

К тому времени, как я захватила свою сумку и закрыла за собой дверь, Бенни уже ждал меня в грузовике Вона. Это была двухместная кабина с несколькими царапинами на ней, и разглядывая её, в моем мозгу немедленно родились три мысли. Во-первых, у него много денег и все же он ездил на рабочем грузовике, а не на одной из тех гладкий и блестящих машин, а во-вторых, так как кабина – двуместная, а Бенни уже сидел, пристегнувшись, с пассажирской стороны, я должна была сидеть между ними. Очень близко. И я не знала, готова ли была я к близости в наших новых отношениях. Ну, а в-третьих, я не могла выбросить из головы наш последний поцелуй на заднем сидении его грузовика.

– Ну, давай, Харпер, – позвал меня Бенни. – Мы опаздываем. А cэнсэй настоящий садист. В буквальном смысле.

– Хорошо, я иду.

– Тебе придется забраться с этой стороны, – Вон усмехнулся, и я хмыкнула. Угу, как будто это не было запланировано.

– Дружище, тебе лучше вести себя прилично. – И я не имела в виду, пока он сидел бы рядом со мной в кабине, потому как я знала, что он приложил бы усилия вести себя так, как надо с моим братом по поводу нас. А вот к чему я это, так к тому, что мне пришлось подниматься в кабину его грузовика, предоставляя свою задницу на его очередное нападение.

Он поиграл своими бровями вверх и вниз, а затем подмигнул. Уже тогда я знала, что этот переходный период дружбы был бы сложным, если не, черт побери, практически невозможным.

Мы приехали на тренировку Бенни как раз вовремя. Поездка прошла за болтовней между ними, а я сидела прямо посередине, что заставило пересмотреть распределение мест по пути домой. Ладно... это и тот факт, что каждый раз, когда Вон двигал своей рукой или кистью руки, он задевал мою ногу, и я никак не могла этого избежать. Поверьте, я пыталась.

Бенни ушел в считанные секунды, оставляя нас с Воном лениво смотреть ему в спину. По приезду в этот город братишка сразу записался в секцию, я тоже хотела пойти учить детей танцам, но это был чужой город и совсем другая жизнь.

– Так ты собираешься со мной разговаривать? – спросил Вон, когда незаметно подкрался ко мне, пока я наблюдала, как Бенни входит в зал. Я нахмурила брови, переведя взгляд на парня.

– О чем ты говоришь?

– Ты едва ли сказала мне хоть слово за все утро.

– Я бы предпочла думать, что тебе надоел мой голос после болтовни всю ночь напролет. – Я снова смотрела на Бенни, но не махала ему рукой, потому что он был бы недоволен, сделай я это. Вместо этого я отошла и подняла свою голову к яркому солнцу, поглощая солнечные лучи и тишину. Но это не длилось долго, так как «тишина» означала нечто другое в присутствии кого-то, как Вон, и я случайно бросила на него мимолетный взгляд. Я сожалела об этом, потому что он заставлял мой желудок таять. Я устала, и мне был нужен кофе. Он слегка задел мое плечо своим.

– О чем ты только что думала?

Мне нравилось то, что он находил способы дотронуться до меня. Я ненавидела, что люблю это, так как я была своим самым худшим врагом.

Использовать прямо сейчас отказ от ответа было бы удобно, но вместо этого я раскрыла ему одну из своих мыслей.

– Мне нужен кофе, и я буду признательна любому, кто сможет меня им обеспечить, и я действительно имею в виду кого угодно.

Вон прищурился, тщательно раздумывая над моим ответом, прежде чем ослабить тень своих мысленных сомнений и усмехнуться.

– Мне нравится, когда ты у меня в долгу, так что по рукам, дерзкая девчонка. – Он обнял меня и притянул к себе, прежде чем поцеловал в висок. – Пойдем, ворчунья, давай возьмем тебе этот кофе. Я знаю подходящее место.

Я знала, что говорила, будто испытывала необходимость держать его на расстоянии, чтобы уберечь от того, что предстояло ему узнать, однако он усложнял это и вопреки своему обещанию определенно с этим боролся.

Мы направлялись в кафе за углом в уютном безмолвии. Солнце светило на нас, а я немного смущалась от близости, в которой мы оказались. А затем я начала потеть. Я не хотела, чтобы капельки пота попали ему на руку, поэтому сделала небольшой шаг в сторону, позволяя его руке соскользнуть со своего плеча. Он посмотрел на меня, но промолчал, и это освободило меня от необходимости объяснять то, почему я отошла, потому как это могло ранить его чувства. Эйприл была хороша в этом, тоже. Конечно, она изображала из себя всеми брошенную, но она понимала, почему я так поступала, и оставляла меня в покое.

Он отодвинул для меня стул, и я не могла сдержаться от широкой улыбки, разрывающей мои проклятые щеки. Вон отражал меня саму, от чего находиться в его компании казалось естественным и приятным. Он сел напротив меня и откинулся на спинку стула, закидывая руки себе за голову. Теперь парень выглядел дерзким и задумчивым, и в этот раз я спросила.

– О чем ты сейчас думаешь?

Он захихикал.

– То, о чем мерзавец не знает, ха?

Я втянула свою губу и откинулась на спинку своего собственного стула, кивая головой.

– Туше.

Вон положил свои руки на стол и наклонился вперед. Думаю, он ожидал, что я сделала бы так же, когда приподнял бровь, глядя на меня так, что от его вида я снова едва сдерживала смех в нашей игре.

– Почему на самом деле ты не разбудила меня сегодня утром?

И снова я хотела отказаться от ответа, но пока тянула с этим. Мне была бы нужна эта возможность для важных моментов.

– Если честно... мне было страшно. Я боюсь пересечь с тобой границу, которая так легко размывается.

Он выглядел так, будто собирался что-то сказать, но затем сжал свои губы, кивнул и откинулся на спинку стула, так как подошла одетая во все черное официантка с небольшим блокнотом и ручкой наготове.

– Вон, – отрезала она, прежде чем обратить свой ледяной взгляд на меня. У них несомненно было прошлое, и я понимала, что собиралась использовать это как один из своих вопросов, как только девушка приняла бы наш заказ.

– Мэри, – ахая, выдохнул он ее имя, от чего мой желудок сжался. – Не могла бы ты принести сладкий чай, два бисквита с подливкой и ванильный латте, пожалуйста? Да, и кусочек сегодняшнего сладкого пирога.

Я не говорила ему, что хотела ванильный латте или поесть, но внезапно от одной мысли о сладком мягком кофеине и жирной пище во рту у меня потекли слюнки. Пирог, я бы не прикоснулась к нему так рано утром, но я подозревала, что он знал и об этом. Странно, насколько отличались здесь различные мелочи, если сравнивать с Сиэтлом. Я бы заказала рогалик и латте домой, здесь здоровая пища готовилась с нуля. Я думала, что это как раз и могло быть лучше всего, что касалось приезда сюда, где ни один человек тебя не беспокоил.

Мэри записала заказ и развернулась, поспешно направляясь к стойке без единого слова. Что произошло с вежливым обслуживанием клиентов?

– Давай, выкладывай, – серьезно сказал он, а я повернулась и снова заметила в его глазах грусть, которую обычно он так хорошо скрывал.

– Ну, если ты знаешь, о чем я собираюсь спросить, то почему просто не сказать, как есть? – Я понимала, что мне бы следовало быть мягче и позволить ему сделать паузу, когда он, казалось, изо всех сил старался справиться с тем, насчет чего, по его мнению, было нужно раскрыть тайну.

Он кивнул.

– Просто я не хочу, чтобы ты размышляла над тем, о чем думаешь, хоть это и есть как бы то, о чем ты думаешь. – Проворчал он и провел пальцами по своим волосам, а я выдала следующее.

– Я отказываюсь отвечать. – Я бы хотела, чтобы он знал, но не желала наблюдать за тем, как бы он боролся с самим собой по этому поводу. В конечном итоге, это не имело никакого значения. Он мог сожалеть, и я была уверена, что он сожалел о том, что бы ни случилось между ним и Мэри, но я могла точно сказать, что он был хорошим парнем. Он так не думал, но я – да, и я собиралась сделать своей миссией заставить его осознать это во время нашего общего с ним времени.

Вон протянул свою руку к моей, и я позволила ему взять ее, так как понимала, что ему это было нужно. Он сжал ее, и я сделала так же, когда дрожь от... чего? Страха? Опасения? Дрожь пробежала по всему телу, и я хоть и пыталась ее скрыть, это было бесполезно. Он видел все. Было так, словно я была обнаженной в его глазах, и я не могла ничего прикрыть. Он провел пальцами своей второй руки по моему плечу, наблюдая за тем, как появлялись мурашки.

– Она – сестра девушки, к которой у меня не было чувств, а я позволил ей верить, что были, но на одну ночь.

Угу, было очень похоже на то направление, которое, по моему мнению, все это приняло бы.

– Зачем ты так?

Его челюсть сжалась, и, не смотря на то, что по идее мы бы менялись ролями задавать вопросы, это было другое. Я хотела знать, но больше этого он хотел мне рассказать.

– Спроси меня про татуировку в виде дерева бонсай.

Что? Клянусь, у него не только было экстрасенсорное восприятие, парень также мог радикально менять тему. Я вспомнила именно то, что он имел в виду, и от воспоминания по всему телу растеклось тепло.

– Почему бонсай? – Еще я хотела спросить, почему оно было таким большим. Начиналось оно на его левом бедре, по диагонали расходилось по его ребрам и вдоль всей спины. Было оно замысловатым, прекрасным и необычным. Мне оно очень нравилось, даже без знания значения, которое стояло за ним.

– Моя мама раньше владела теплицей. Теперь ею владею я.

Он тяжело дышал, а взглядом наблюдал за движениями своего большого пальца по моему запястью. Я не понимала, зачем она передала ему теплицу в возрасте всего лишь семнадцати лет.

– Ее самым любимым растением в мире было дерево бонсай. Однажды она сказала мне, что бонсай было посажено там, где встречаются небо и земля.

О Господи. Моя свободная рука накрыла мой рот, потому что теперь я поняла. Поняла ту печаль, такую же я узнавала у моего отца, от этого в моей груди появилась боль, и я не хотела, чтобы он продолжал говорить. Я хотела держать его за руку и остановить слова, вылетающие из его рта, потому что они изменят все. Я хотела стереть слезу, скользящую вниз по его щеке, вместо того, чтобы позволить ему грубо сделать это собственным плечом, ведь он отказывался отпускать мою руку.

– Знаешь, она много мне рассказала о растениях, и это дерево – одно единственное, которое её зацепило. Она создала целое святилище сортов бонсай и других восточных растений, но я ни о чём таком в то время не думал. Было похоже, что она знала, что умирает, и не хотела мне говорить. Как будто не хотела это признавать, – он вздохнул. – Она устала задолго до этого, и я приписывал это многим вещам, которые ни черта не значили. Приписывал бывшему мужу-ублюдку, сыну-подростку, который не ценил её достаточно. – Я хотела перебить его и сказать, что она знала, что он любил ее, ценил ее, но я промолчала. Он нуждался в этом больше, чем сам понимал. – Приписывал работе в бизнесе, который не предполагал роскоши... Приписывал её наплевательскому отношению к самой себе, потому что меня она любила больше. Но, в конце концов, причиной был асбест, который и убил мою маму.

Я была так рада, что мы были наедине, потому что я спрыгнула со своего места на его сторону, сжимая его в своих маленьких руках до того, как он сможет вымолвить еще хоть одно слово. И я не ошибалась, когда думала, что ему нужна защита, но ошиблась в том, насколько глубоко мы были испорчены.

Глава 5: Близко к грани

«Потеря надежды, а не потеря людской силы, является тем фактором, который решает исход войны. Но беспомощность провоцирует безнадежность».

Б. Г. Лиддел Гарт

Харпер

Самым интимным моментом, который я когда-либо разделяла с кем-либо, был момент, когда я обхватила Вона сзади, а он тихо рыдал в моих руках. Мы будто находились в своём собственном пузыре боли, отчаяния, вины и страданий, в то время, когда весь мир вокруг нас продолжал жить.

Мне было плевать на то, кто смотрел на нас. Мне было бы плевать, что подумала бы Мэри, если бы она сейчас вышла с нашим кофе и едой. На что мне было не наплевать, так это на то, чтобы защитить парня, который винил и мир, и себя в смерти своей матери. Я хотела защитить его от той боли, но для этого было уже поздно, и ему нужно было это понять. Этот вид агонии разрушил бы вас изнутри. Мне было это известно. Я смотрела на своего отца и видела, что она сделала с ним, и я боялась за своего брата, если я не выкарабкаюсь. Я боялась, что он будет запивать горе как Вон и никогда не выберется из этого.

Вся эта боль внутри него переместилась прямо ко мне в душу, и мне было больно за него, но на тот момент я лучше всего знала то, что единственное, от чего его нужно защитить – это я.

Не было никакого чёртового исхода, где я позволила бы ему пройти через беспомощность наблюдения за тем, как тот, кто ему дорог, увядает, словно осенний лист. Да, довольно поэтично, в голову не шло ничего, кроме поэзии. Я чувствовала, как боль и ненависть горят в моей собственной беспомощности, хотя и научилась, как это обуздать, потому что никому легче от этого не стало бы. Вместо этого я ласково успокаивала парня и поэтому дала прочувствовать это всё. В какой-то момент он перестал дрожать и уткнулся лицом мне в шею, а моё сердце сбилось с ритма. Клянусь, если бы это не рак меня убивал, то это сделали бы его нежные касания.

Я чувствовала его пульс под своей ладонью, сильнее и быстрее моего, когда он бился под кожей. Он поднял свою руку и пропустил сквозь пальцы мои волосы на затылке, и мурашки снова одолели меня, как только он мягко поцеловал мою шею. Влага на его ресницах щекотала мою кожу, поэтому я боролась с желанием извиваться. Его маленькие поцелуи переместились с шеи на челюсть, а от его дыхания напротив в моем животе зародилось тянущее ощущение.

Его губы остановились у уголка моего рта, и мне всего лишь требовалось немного повернуть голову, чтобы он меня поцеловал. Он ждал, пока я решусь переступить черту, которую сама же нарисовала и теперь хотела стереть. Моё сердце как сумасшедшее трепетало в груди напротив его плеча, что это было почти больно.

– Ничего, что это публичное место? – раздался разъярённый женский голос, сопровождающийся громким звоном тарелок, сталкивающихся со столом, когда я быстро вырвала ладони из рук Вона.

Не прошло много времени, прежде чем вина и стыд стали моими лучшими друзьями. Вина висела на мне мёртвым грузом, потому что после того, как я выяснила, что болезнь, высасывающая жизнь отняла у него мать, я без сомнений знала, что не позволю ему наблюдать за тем, что она делает со мной. Но всё же, я не отталкивала его от себя, чтобы спасти, а засасывала всё глубже. Я хотела целовать его, хотела чувствовать его горячее дыхание напротив своего рта, хотела тот невинный поцелуй, который мы разделили этим утром, сидя на холме в задней части его грузовика.

Тем не менее, это не должно было произойти, неважно как сильно и отчаянно мы этого хотели. Вону нужна была свобода от цепей смерти, а быть рядом со мной – значит бросить якорь в ад, от которого он отчаянно хотел освободиться.

Мне не удалось извиниться перед Мэри перед тем, как она ушла. Я просто сидела на своём стуле и пыталась отстраниться от единственного парня, который помог мне почувствовать настоящую, свободную жизнь, что теперь ощущалась карточным домиком, грани которого вращались вокруг меня.

Счастливое будущее Вона не рядом с девушкой, у которой заканчивался «срок годности». Вон потянулся к моей руке, а я... потянулась за своим кофе. Да, я знаю... Я курица. Большая, жирная, эгоистичная, больная курица.

Вон

Я не знал, что сказать или сделать. Глаза Харпер были будто омрачены. Этого не было до того, как я сказал ей правду, и я бы очень хотел держать свой большой рот на замке до тех пор, пока не смог бы объяснить всё лучше, наедине.

В её глазах всегда таилась тяжесть бремени, которое она несла, но сегодняшним утром, когда мы были вдвоём в моём грузовике, я увидел их истинный свет и узнал настоящую Харпер. Сейчас она была мрачной из-за моей чертовой жизни, и я ненавидел себя за то, что втянул её в это.

Кто, черт побери, вообще делает такое с человеком, о котором заботится? Придурки – вот кто. Я настоящий сын своего отца. Он был проклятьем, мама ненавидела его, и я научился ненавидеть его тоже, и мой гнев иногда брал надо мной верх.

Конечно, «черт побери»¹³ было неубедительной версией истинного слова и вырвано из хорошего телесериала. Это раздражало некоторых людей, но мне все равно, так как мама предпочитала это слово. Только то, что она в земле, не означало, что я должен был перестать уважать её желания.

Мне нужно было позволить Блу уйти, – она явно боролась именно с этой мыслью. Я узнавал состояние бегства, когда видел его. Я хорошо в этом разбираюсь. Знаю, что должен, но тем не менее, я не мог позволить ей уйти. Я не знал историю этой девушки, её друзей, секрет, что она скрывала, но я знал её.

– Итак, – я выдохнул. – О чем ты думаешь?

Она отпила свой кофе, глядя на меня через чашку, и я сделал тоже самое, несмотря на то, что не испытывал сейчас потребности в питье или еде.

– Я думаю, что у меня и моего лучшего друга много призраков, с которыми нужно бороться. С некоторыми мы можем иметь дело, некоторыми нужно поделиться, а есть те, от которых мы должны друг друга защищать. То, что ты только что сказал мне, должно было быть сказанным, и я собираюсь помочь тебе. Первым делом тебе нужно проверить наши печенья на наличие плевков, так как я немного боюсь мести Мэри.

Я не мог подавить смех, который был готов вырваться из моей груди. Конечно, я знал, что она не серьезно относилась к напряжённости, возникшей между нами, но я ничего не имел против. Она захихикала и толкнула в мою сторону тарелку, сморщила свое милое личико под своими прекрасными волосами, в которые мне все ещё хотелось запустить руки.

Я знал Мэри, и при всём при том, что она злилась на меня за то, что я провёл с её сестрой ночь ничего не значащего секса, она не плюнула бы ни в чью еду. Это было ниже её достоинства. А секс на одну ночь был ниже достоинства её сестры, но, когда возникла дилемма, ведь я не был ни с кем в отношениях и все такое, я сделал то, что было лучше всего – сбежал, пока она спала.

Конечно, они знали, что я сделал. Я делал это в течение последних трех месяцев с тех пор, как отправил мою маму на покой, но это было так, как будто каждая из них думала, что может спасти меня, или что я проснусь и увижу, какие они замечательные девушки и положу конец своей беспорядочной половой жизни. Они неправильно думали. Я делал это не для того, чтобы найти спасителя. Я делал это, чтобы отвлечься.

Теперь я знал, чего они хотели, знал, чего они жаждали, потому что я жаждал этого с Харпер, моей Синей птицей. Я просто хотел быть достойным её.

– Ты в безопасности. Мэри не сделала бы этого. Ешь, пока не остыло.

– Вон?

– Я – пасс. – Да, я использовал ещё один. Использовал его, потому что я трус и мог сказать это более мягким тоном, но я не хотел, чтобы она произнесла следующие слова. Я не знал, что это могло быть, но мог сказать, что они собирались вновь ограничить нас, а мы имели и так достаточно ограничений, как в наших отношениях, так и в наших жизнях. Особенно в моей.

– Ты понимаешь, что только что использовал свою вторую возможность уйти от ответа. У тебя осталось всего десять. – Она взяла немного хрустящего печенья, бросила в рот и облизала палец. Будь я проклят, если это не самая сексуальная вещь, которую я когда-либо видел.

– Да, – я взял огромный кусок своего и жевал с незаметной улыбкой, а она хихикала. Она удивила меня, наклонившись через стол и потянувшись к моему лицу, я застыл. Большим пальцем она вытерла пятнышко соуса с уголка моего рта и задержала его, чтобы я увидел, прежде чем снова сунула его себе в рот и начала посасывать.

Чёрт, нет. Я был не прав раньше, потому что именно это самая сексуальная вещь, которую я когда-либо видел, и я уверен, чёрт возьми: это не то, что делают лучшие друзья.

Затем она взяла свой кусок покрытого соусом печенья и, молча, начала жевать, используя обычное действия как отвлекающий манёвр от сексуальной напряженности, и я поклялся придушить себя за то, что напугал её.

Я смотрел, как она вглядывается в окно на улицу, наблюдая за тем, как люди гуляют взад и вперед, разговаривают, заворачивая в магазины. Смотрел, как она нахмурилась, увидев, как мать ругает своего ребенка за то, что он шел слишком медленно. У миссис Палмер было шестеро детей, но больше не было никакого терпения. Я мог практически видеть мысли Блу, оценивающей свое поведение на месте матери этого ребенка. Хлынувшие лавиной мысли о будущем, когда она остепенится и выйдет замуж, как ее дети будут выглядеть. Шатены с голубыми глазами как у нее, и немного – как у меня.

Вау! Откуда, черт возьми, это взялось? Я хотел её, я чувствовал, что она мне нужна. Но любил ли я ее? Я знал ее слишком мало о ее жизни, чтобы сказать. Нужна ли мне она? Я чувствовал, что знаю ее настоящую, и только это имело значение. Я любил то, как она заставляла чувствовать меня, как постоянно удивляла меня, но это ведь ничего не значило, правда? Я не знал, потому что никого никогда не любил, кроме мамы, и я чувствовал это по-другому.

Я знал, что не вынес бы её потерю. Нет, я был бы потрясен гораздо больше. Если бы я увидел её с кем-то другим, это убило бы меня, но была ли это любовь? Что бы то ни было между нами – все, это сделало меня зависимым от этой прекрасной незнакомки; Я держал это в себе. Я знал то, что я желаю ее, как ничто другое.

Я даже не притронулся к своей еде, и это паршиво, ведь обычно я любил их еду, но то, что я сидел напротив Блу, заставляло каждый мой орган чувств напрячься до опасно высокого уровня, и еда никак не могла бы с этим сравниться. Я почувствовал запах ее шампуня с медом и цветами, но, хоть убей, не мог понять цветочный аромат. Что-то такое было в теплице, но я никак не мог точно определить. В любую секунду она могла назвать меня странным, потому что я делал настолько глубокие вдохи через нос, что мог бы закончить тем, что мои легкие перенасытились бы кислородом прямо перед ней. Боже, я слабак.

– Итак, ты бы продалась за кофеин? – спросил я и она повернулась ко мне, изумленная и с широко открытыми глазами, пока я хихикал на своем месте. – Это нечто из того, что я придержу для себя, кстати. Я не хочу, чтобы кому-то из этих грязных ублюдков достались такого рода сведения. Но что еще доставляет тебе удовольствие?

Она вмиг все проглотила и посмотрела на мою пустую тарелку, пока делала глоток своего латте, оттягивая время.

– Сахар. Точнее, шоколад. И пирожные... Также люблю торт. – Она улыбнулась, а мое тело в буквальном смысле среагировало на ее улыбку.

– А шоколад, покрытый карамелью или ирисками? – спросил я, так как хотел взять ей немного прямо сейчас. Я бы купил ей их целый грузовик, если бы пришлось.

– Нет. Мои любимые – это вишневые батончики, ты знаешь такие. Они покрыты шоколадом сверху и с вишневой начинкой внутри. – Это как любовь, завернутая в сладкое совершенство. – Она вздохнула, просто размышляя над этим, а я засмеялся.

– Ты настоящая девчонка.

– Я знаю. Дело в том, что тот сорт, который мне нравится, тяжело достать в Сиэтле, и, очевидно, еще сложнее найти здесь, в центре... ну, дело в том, что мне их не хватает, и мне нужно подождать, пока я не проведаю маму, чтобы взять еще из кондитерского магазина. Это единственное место, где я могу их найти. Я привезла две сумки в прошлый раз, когда нашла их, и съела последнюю пачку по пути сюда.

Я был почти уверен, что знал, какие именно она имела в виду, и хотел сказать ей, что их изготавливают приблизительно в часе езды отсюда, но подумал, что мне хотелось бы удивить ее этим позже.

– А что насчет тебя? – спросила она. – В чем твоя слабость? – Она откусила кусок от своего печенья и начала жевать.

– Я тоже люблю торт. Я вообще люблю еду, но если бы мне нужно было назвать свое любимое, я бы назвал пирог. Персиковый пирог, яблочный пирог, это не имеет значения. Господи, мама могла испечь пирог напополам с яблоком и ягодами. Я не ел ни одного из них, с тех пор как... – Ее лицо поникло, и вскоре то же случилось с моим. – Как бы то ни было, пирог – это то, чем ты покоришь мое сердце.

– Думаю, это только один из способов, но если кто-то спросит, я с уверенностью дам им знать.

Я не упустил ее невысказанного послания. Я хотел беречь ее сердце, а она была готова стать сводницей для моего. Она произносила все это, несмотря на то, что ее грустные глаза отражали совсем другое. Было нечто, что она скрывала, нечто, что заставляло ее вести борьбу со своим сердцем, и я собирался это исправить. Это – моя ей клятва.

Харпер

Я чувствовала неоспоримое притяжение, и все же должна была его отрицать. Так сложно, когда это нечто из того, что ты никогда ранее не чувствовал, но чего так сильно хотелось. Я хотела этого так сильно, что это причиняло мне боль. Но чтобы заботиться о нем, любить его как своего друга и не только, я также должна была отпустить его, освободить его.

Так что мысленно и с тяжелым сердцем я снова оттолкнула его назад во френд-зону, там он и должен был оставаться. Никаких больше размытых границ, никаких игр, никаких... стремлений к будущему с ним, потому что он мог все это видеть. Он читал меня как открытую книгу, а если бы он заметил это, то не стал бы двигаться дальше.

– Спасибо за завтрак. Нам, пожалуй, следует вернуться прежде, чем занятие Бенни закончится, чтобы он не вышел из себя. – Его ухмылка показала, что он видел сквозь возводимый мной «баланс», но это не имело значения. Если уж на то пошло, то так лучше.

– Мне еще нужно подготовить свое домашнее задание. Я слышала, что миссис Холмс ставила тебя перед классом, чтобы ты объяснил, почему не выполнил задание, которое она задавала на выходные. Я не собираюсь быть одной из ее жертв.

Вон рассмеялся и допил остатки своего сладкого чая.

– Это было в прошлом году, и все не так плохо, как ты думаешь. Я заставил миссис Холмс безумно покраснеть, когда поднялся и объяснил, что был так пьян на вечеринке по случаю дня рождения Деррика Гудинга, что был близок к алкогольному отравлению, лишился одной брови и всей своей одежды. А затем я просвятил ее с широкой улыбкой, как ей повезло, что моя сексуальная персона с чувством стиля почтила ее класс своим присутствием в то время, как все, чего мне хотелось, это повторить все это снова.

Я не смогла сдержать смех, вырвавшийся из моего горла, когда покачала головой.

– Ты хотел повторить адские выходные?

– На самом деле, я не помню, были ли они адскими, потому как не помню выходных вообще, а нет, помню, как удрал оттуда. У меня была нехилая головная боль, мой рот напоминал дно вольера, не клетки для птиц, а чертового вольера. И ты что, пропустила тот факт, что я лишился одной из своих бровей?

Я подняла руки в знак защиты, продолжая сильно смеяться.

– Как я могла это пропустить? – сказала я, высматривая какую-либо разницу между его бровями, чтобы вычислить, которая из них была сбрита. Он поднял руку к своей правой брови, от чего мой смех только усилился.

– И правда, – попытался он меня приструнить, поднимаясь со своего стула, а я поднялась со своего, продолжая смеяться.

Чем больше я пыталась прекратить свой смех, тем хуже он становился. Я продолжала представлять его с одной бровью, что подрывало мое самообладание. Он потянулся в карман за своим бумажником, достал несколько купюр и положил их на стол, прежде чем он закрыл, когда наши взгляды встретились, и мой смех немного утих. Его глаза были полны вызова и веселья. Вы бы по нему и не поняли, что менее десяти минут назад он просто поделился со мной грустной историей.