Текст книги "Никогда не прощайся (ЛП)"

Автор книги: Керри Уильямс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

Глава 16: Тьма поглотила меня

«Отпусти то, что тебя убивает, и держись за то, что помогает тебе дышать».

Губка Боб

Вон

Я не мог заснуть; все, чего мне хотелось, – смотреть, как она спала. Мне претила мысль о том, что она останется без меня на следующие пять дней, или даже дольше. Я боялся, я правда чертовски боялся. И мои страхи касались многих вещей. Что я ей буду нужен, а меня не окажется рядом. Что ей станет хуже, и во мне будет нуждаться Бенни.

Я боялся, что повторится мое вчерашнее состояние. Мне было страшно, что только лишь с Блу я чувствовал себя любимым и не брошенным, и она вчера мне это доказала. Должно быть, я поцеловал каждый сантиметр ее сладкой кожи. Я понимал, что вчера она занялась со мной любовью, чтобы я перестал терзать самого себя чувством вины, и это сработало. Она была волшебной, и я ничему не позволю нас разлучить.

Ах, если бы эта встреча не была такой важной, я бы ни за что не уехал от нее. Никогда.

Я лежал и смотрел, как часы за ее спиной, продолжали свой отсчет, и размышлял о том, чтобы встреча прошла быстро, и я поскорее бы к ней вернулся. Больше всего на свете я хотел, чтобы она спокойно перенесла пункцию, и лечение прошло без осложнений. Картинка процедуры по взятию пункции, которую я нашел в Гугле, привела меня в ужас. И я сходил с ума от мысли о том, что вокруг ее позвоночника будут орудовать огромной иглой.

Я был рад хотя бы тому, что с ней оставался ее отец. Еще недавно между ними была будто стена, и вдруг, каким-то чудом, она рухнула именно в тот момент, когда она больше всего в этом нуждалась.

Она снова заговорила во сне. Снова с ней происходило это. Мне казалось, что такое в основном происходит, если у нее выдался насыщенный событиями день. Иногда я понимал, о чем она говорит, а порой понять было невозможно, и она просто все время бубнила что-то. Это было восхитительно, это было только моим. Она была моей.

Той ночью она говорила обо мне. Мне раз десять послышалось, как она сказала, что любит меня, и после каждого раза мое чертово сердце ликовало. Я понятия не имел, как бы сложилась моя жизнь, если бы она в ней не появилась, и мне становилось дурно от мысли, что со мной станет, если она покинет меня.

Поэтому я гнал от себя такие мысли. Вместо этого, я чмокнул ее в губы и в ушко, и продолжил слушать ее болтовню, попутно отвечая на вопросы, хотя меня никто не слышал. Так я и дождался рассвета, когда он распахнула свои ресницы и улыбнулась своей бесподобной улыбкой, которую я так любил.

– Привет, – произнесла она, прикрывая рот ладонью, и отворачиваясь.

Я знал, что она просто переживала о несвежем дыхании – она всегда об этом переживала. Но в тот день я не позволил ей отвернуться. В тот день я хотел целовать ее и заняться с ней любовью, пока в доме все спали.

Тем утром я любил девушку своей мечты так, будто это было в последний раз, моля о том, чтобы это было не так.

Харпер

Я ничего не видела. Вокруг была темнота, и я не могла шевелиться. Что со мной? Я даже не могла задать этот вопрос, – мое тело меня не слушалось.

Вон? Я хочу видеть Вона. Хотя, конечно, я знала, что он был не рядом. В последний раз мы виделись, когда он махал нам с отцом на прощание в день нашего отъезда. Потом ему надо было отвезти Бенни обратно к Эйприл домой. Бедный мальчик.

Я снова потеряла сознание, но заставляла себя держаться за реальность, как это было уже несколько раз. Но у меня не получалось, и я снова проваливалась в никуда.

Я перестала ориентироваться во времени, и уже не понимала, как долго находилась в темноте. Я сбилась со счета, сколько раз я пыталась собраться и найти путь к свету.

Но я еще не умерла. Это я поняла, потому что слышала голоса отца и доктора, но ничего не могла им ответить. В моем теле ничего не работало, и чем сильнее я старалась бороться, тем быстрее мое сознание меня покидало; я не хотела снова падать в темную бездну – я очень сильно боялась, что в очередной раз просто не смогу из нее выкарабкаться.

Я не понимала, что произошло. У меня брали из поясницы пункцию, а потом вдруг это. Ничего кроме темноты. Что-то сделали не так? Может, они задели мой спинной мозг? Но тогда у меня были бы другие симптомы.

Сражайся. Помни это. Я лежала в позе эмбриона, стараясь не кричать и не двигаться, когда в спину вошла игла. Мне дали наркоз, чтобы я попыталась расслабиться. Я сжимала отца за руку, когда после газа мне стало больно и меня стало тошнить. Я не двигалась. Мне казалось, что я не двигалась.

Я помню иглу. Отец попросил, чтобы меня приподняли, а потом... пустота.

Я слышала чьи-то рыдания. О нет. Это был отец. Он стоял рядом и плакал.

О Боже, на меня накатила тошнота. Я не могла пошевелиться, и меня вот-вот начнет рвать. А вот и тьма.

Я почувствовала, что от света у меня заболели глаза, и я прикрыла их ладонью. Своей ладонью. Перехватив дыхание, я попыталась сесть, но из-за головокружения у меня взбунтовался желудок. По крайней мере, я могла двигаться, по крайней мере, я могла видеть.

– Ангел. О Боже мой, Ангел, детка. Я так переживал. Поговори со мной.

– Папа, – выдавила я. Мое горло болело, и я пыталась сглотнуть, но во рту было очень сухо.

– Дать тебе немного ледовой крошки?

Я снова попыталась открыть глаза, но было такое ощущение, что в мою голову вбивали раскаленную кочергу, и я застонала.

– Харпер? Что такое, Ангел?

– Свет.

– Свет? Хочешь, чтобы я его выключил?

Я кивнула и услышала, как он нажал на выключатель над моей кроватью.

– Вот так. Так что насчет ледовой крошки? Попробуй-ка снова открыть глаза.

Я снова закивала, так как мое горло горело даже больше, чем голова.

В палате была медсестра.

– Эй, привет, сладкий пирожок. Рада, что ты снова с нами. Ты сутки была без сознания и слегка нас напугала. – Она дотронулась до меня, и мое тело отозвалось такой сильной болью, будто я подхватила страшный грипп. – Твой папа рядом и сейчас даст тебе немного ледяной крошки. Ты меня порадуешь, если сможешь немного проглотить.

Я почувствовала, как мне на губы упало несколько ледышек.

– Вот так, Ангел. Открой ротик.

Я подчинилась, но быстрое облегчение мгновенно улетучилось. Мне хотелось еще.

Я снова открыла рот, чтобы он положил мне еще льда.

– Не так много, детка. По чуть-чуть, иначе ты заболеешь, – предостерегла медсестра.

Я попыталась снова открыть глаза; несмотря на боль, мне очень хотелось увидеть отца, и посмотреть на свою медсестру. У нее был милый голос. Я хотела узнать, что произошло. Хотела спросить, как долго я была без сознания. Звонил ли Вон? Я ничего не понимала, и мне это не нравилось. Мне было страшно. Очень страшно.

Отец выглядел ужасно. Однажды я видела его в таком состоянии, – когда после аварии мама не вышла из комы.

– Папочка, – прокряхтела я, и он слегка наклонился пониже, чтобы лучше слышать.

– Ангел. Ты мне нужна, чтобы подписать кое-какие документы, чтобы я мог принимать за тебя необходимые решения. Я не смогу пройти через все это снова. У меня нет таких полномочий, я очень испугался.

Я была на грани, что меня нужно было реанимировать? О, Боже. Я подписала заявление об отказе на реанимацию, когда узнала о своей болезни. Мне не хотелось умирать, я хотела сражаться. Но вместо решимости я заплакала, когда отец поцеловал мою руку, и она стала влажной от его слез. Я была такой эгоистичной сучкой. Как я могла так с ним поступить? Я боялась закончить, как моя мама, которая, по моему мнению, стала пустой оболочкой, но мое мнение изменилось. Что если она осталась в ловушке подсознания, как и я? Что если она пребывала во тьме, где только что находилась я сама?

Сканирование мозга мамы указывало на небольшую активность, но я понимала, почему отец отказывался сдаваться. Мне стало чертовски стыдно за себя, – за то, что я так легко от нее отказалась.

Я была самой ужасной дочерью, какая только могла достаться родителям.

* * *

Я была без сознания последние сутки. У меня сработала реакция на обезболивающее: уровень лейкоцитов был настолько низким, что меня нельзя было ни везти домой, ни продолжать лечение, пока они не повысятся. Если мне не сделают переливание крови, мне не смогут провести курс терапии от рака. А если я не пройду курс лечения, то, в конце концов, умру. В любом случае, мне было необходимо переливание, после чего, спустя какое-то время, мне должно было стать легче. На все это требовалось много времени, которого, ввиду того, что я стала бы угасать и слабеть, у меня могло не остаться на само лечение.

Знаю, я собиралась бороться до конца, но все это казалось бесполезным, и я пообещала самой себе, что не позволю Вону смотреть, как еще один любимый им человек превратится в неузнаваемое нечто. Я просто не хотела с ним так поступать, хотя это убивало мое сердце и ранило его самого. Но он справится, он переживет это и встретит новую любовь. И это обещание было более важным, чем то, в чем я клялась ему раньше.

Я услышала голос Вона. Его крики раздавались по всему коридору, он кричал на медсестер, которые просто следовали моим инструкциям. Я слышала боль в его голосе, который прорывался сквозь стены и разрывал мое сердце на куски. Мне пришлось напомнить себе, что все это делалось ради него самого.

– Ты уверена, что хочешь этого? – переспросил меня отец.

Я отрицательно покачала головой, но ответила все равно «да». Вздохнув, он встал и направился в коридор.

– Я хочу ее увидеть, – умоляя, кричал отцу Вон.

– Тебе придется уйти, сынок. Ей нужен покой сейчас, и она хотела бы, чтобы ты продолжал жить дальше.

– Какого черта? – непонимающе выкрикивал Вон.

– Сэр, осторожнее с выражениями, – заметил кто-то, чей голос был мне не знаком.

– Блу... Блу, милая, знаю, что ты меня слышишь. Пожалуйста.

Под конец фразы его голос дрогнул, как и мое сердце. И когда я поняла, что больше не выдержу, ему удалось прорваться через оцепление. Он увидел, какой бледной я была: у меня не получилось спрятать темно-красные круги под глазами, которые появились у меня утром, и явные следы того, что моя борьба уже началась.

В нем что-то сломалось. Он подошел ко мне ближе, но я не могла смотреть, как разбивается его сердце, я никак не могла его спасти от этого.

– Уходи, Вон. Уходи сейчас же, – прохрипела я.

– Блу?

– Уходи! – Выкрикнула я. – Уходи. Тебе придется уйти. Все изменилось и уже не будет так, как мы мечтали. Тебе нужно вернуться на встречу и сделать так, чтобы твоя жизнь и твои мечты стали реальностью.

Он упал на колени рядом с моей кроватью.

– Ты – моя мечта. Ты – мое будущее. Все остальное не важно.

– Нас больше нет. Все изменилось. Пожалуйста, просто уйди.

У меня ручьем текли слезы, и я чувствовала, как он прижимал к себе мои руки.

– Так, сынок, она попросила тебя уйти. Может, будет лучше, если ты...

– Нет! – крикнул он отцу. – Блу, я понимаю, к чему ты клонишь. Я знаю, что ты сама не хочешь того, о чем просишь.

Послышалась какая-то возня, и я повернулась, чтобы посмотреть, что происходит. Чтобы понять, почему Вон издает странные звуки и ругается. Под руки его силой волочили из палаты два санитара, а может, охранника. Я хотела закричать и остановить их, но это вызвало бы у Вона еще больше вопросов, а мне хотелось, чтобы он оправился и жил дальше. Пусть даже возненавидит меня, если это поможет ему перевернуть страницу.

До конца своей жизни я буду помнить его испещренное муками лицо, от которого у меня жгло в сердце и в разуме.

Вон

Я плакал и кричал всю дорогу до выхода из больницы, пока меня силой выводили охранники, чтобы усадить в мою машину. Я возненавидел свою жизнь. Я ненавидел Бога, если он есть, за то, что он так сильно возненавидел меня. Зачем он показал мне настоящую любовь, а потом так быстро ее отнял? Всего за сутки она превратилась в нечто, что лишь отдаленно похоже на девушку, которую я полюбил. Франкенштейн одерживал победу, и я ненавидел его, болезнь, всё.

Она хотела, чтобы я возненавидел и ее, чтобы жил дальше, черт возьми. Это бы сработало, но я никогда не смогу так. Я никогда не смогу проститься с ней. Никогда не попрощаюсь.

Я не знал, что можно было сделать. Если я останусь сидеть в темноте в машине, ей не станет от этого легче; это никак не убедит ее передумать и не ставить точку ни на нас, ни на своей борьбе за жизнь.

Мне нужна была помощь.

Запустив двигатель, я выехал с парковки и поехал к дому. Мне нужно попросить о помощи отца и Лорел. Я не знал, чем они могли помочь, но больше мне некуда было пойти. Мне нужно было попасть в больницу любыми способами.

Когда я несся на большой скорости, мне в голову пришла неожиданная мысль. Если я направлю машину на обочину и врежусь в деревья, то меня заберут в больницу, а там я уже смогу найти ее. Честно говоря, эта мысль не первый раз посещала меня. Я уже думал об этом раньше, когда хоронил свою маму.

Но обратной стороной такого плана было то, что я мог убить себя и добить ее душу, а я не мог так поступить с ней. Возможно, когда-то смерть была для меня желанной, но не в тот день. Не в тот момент.

Мы оба так долго ждали нашей встречи, а теперь были не вместе, и все, что у меня осталось о ней – это несколько наших видео, воспоминания и цитата, которую я украл из ее комнаты.

Достав бумажник из заднего кармана, я бросил его на сиденье рядом с собой и попытался достать из него бумажку с ее надписью. Я слегка помял и загнул уголки, но продолжил рыться, пока не смог достать ее и прочесть.

«Я не свободна, но и не занята. Я просто в запасе для того, кто заслуживал бы мое сердце, потому что, как говорится, удача улыбается терпеливым».

Автор неизвестен

Да уж, удача улыбается, но такие люди тоже не живут вечно. Я бросил бумажку на сиденье, но она отлетела на пол. Черт.

Я слегка притормозил и нагнулся, стараясь держать взгляд на дороге и слегка подравнивая руль. Мне удалось дотянуться до листка, но не никак не получалось его схватить. Я потянулся еще и смог зажать листок бумаги между средним и указательным пальцами, а когда поднял глаза на дорогу, то увидел, что впереди был поворот, но машина уже не успевала в него вписаться.

Глава 17: Никогда не прощайся

«Любить. Быть любимым. Никогда не забывать собственную ничтожность. Никогда не привыкать к невообразимому насилию и вульгарному неравенству жизни вокруг. Искать радость в самых грустных местах. Наводить красоту в своем убежище. Никогда не упрощать то, что сложно, и не усложнять то, что просто. Уважать силу, а не власть. Прежде всего, наблюдать. Стараться и понимать. Никогда не оглядываться. И никогда, никогда не забывать».

Арундати Рой

Харпер

Я не могла перестать плакать. Я застряла с дурацким аппаратом, который, одному Богу было известно, что перекачивал через мое тело; возможно, моя борьба уже свелась лишь к борьбе со временем. Переливание не исцелило бы мое сердце, а именно оно убивало меня быстрее всего.

Отец старался поддерживать со мной разговор и убедить встретиться с Воном. Он не хотел, чтобы я сдалась, хотя я пока и не сдавалась, – я продолжала изо всех сил бороться. Я просто понимала, насколько нереальной стала победа.

Неожиданно в палату вбежала медсестра и жестами попросила отца выйти с ней. Мне показалось, что на ее бейдже было написано «Вики». В ее глазах стояли слезы. Я проводила папу взглядом, успев заметить, что он нахмурился и вышел из палаты; мне стало интересно, что еще могло пойти со мной не так.

Его не было всего минуту, после чего он подбежал обратно к моей кровати. Какие бы у него ни были для меня новости, они явно были не радостными. Совсем не радостными.

Он пытался произнести хоть слово, и в первый раз, в моих глазах остановилась жизнь. Пока он не произнес то, чего я никогда не хотела бы услышать.

На человека может обрушиться много несчастий, но есть такие беды, от удара которых вся жизнь может разлететься на осколки. Я оттолкнула свою любовь, и оттолкнула прямо в отделение неотложной помощи Канзасского Университета, куда он попал в крайне тяжелом состоянии. Я не хотела, чтобы все так вышло, это не входило в мои планы. Я кричала и причитала, лежа в постели, а папа и медсестра пытались меня успокоить. Мне и в голову не приходило, что во мне осталось так много сил, – я стала бороться, чтобы меня пустили к нему.

В тот момент мною двигал совсем не здравый смысл. Я услышала фразы «операция» и «от нас ничего не зависит», а затем кто-то попросил ввести мне успокоительное.

Перед глазами все поплыло, а затем наступила темнота; мое сознание не успело оказать сопротивление такой блокаде. Когда я вновь открыла глаза, они уже не горели так сильно, как раньше. Я увидела отца, у которого был ужасный вид. От меня отсоединили трубки для переливания, и хотя это должно было меня успокоить и вселить радость, я почувствовала панику. Все указывало на то, что я достаточно долго находилась без сознания, и не знала, что происходит с Воном.

– Папочка? – Он вскочил в своем кресле, наклонился и взял меня за руку.

– Ангел?

– Вон?

Он сглотнул, и я поняла, что это плохо. Он кивнул, а я боролась со слезами. Господи, ну сколько можно было плакать?

– Он попал в аварию. Его машина чуть не врезалась в грузовик, но ему удалось вывернуть руль и избежать столкновения. Водитель грузовика вызвал скорую, и его привезли сюда. Его оперировали почти шесть часов, сейчас он в отделении интенсивной терапии.

Я держалась изо всех сил, чтобы не зарыдать.

– Он жив?

Отец печально улыбнулся и кивнул.

– Да, но он без сознания. Его ввели в искусственную кому, так как у него наблюдался небольшой отек мозга.

– Боже мой, – я подняла глаза, будто пытаясь увидеть там Бога, но меня ослепил яркий свет флуоресцентной лампы. – Можно мне к нему?

– Я попробую это устроить, если ты сначала немного успокоишься. Тебе надо успокоиться. Я хочу, чтобы ты подумала о себе, и вначале сама пошла на поправку. Пойми, если ты не станешь думать о себе и перестанешь бороться, то и у него не останется причины бороться за свою жизнь. Ты меня понимаешь, Ангел?

Я кивнула, потому что знала, что его слова основываются на его собственном опыте. Я видела, что он до сих пор надеялся, что мама сражалась за жизнь ради него.

– Я каждый день надеюсь и молюсь за твою маму. Молюсь за тебя и Бенни. А теперь я молюсь и за парня, которого ты любишь. Ты нужна ему, а он – тебе. Поэтому дай отпор этой всепоглощающей боли, и я отвезу тебя в отделение интенсивной терапии, где ты сможешь ждать его, находясь рядом.

Я закивала, втягивая ноздрями воздух и стараясь успокоить слезы и сильную боль в груди. Я смогу благодаря силе, которая поможет нам вновь воссоединиться, как это и должно было быть.

Когда отец повез меня на коляске с капельницей по коридорам, я заставляла себя дышать, набирая полные легкие воздуха. Я видела боль в глазах Лорель и Люка, которые сидели в комнате ожидания с надеждой услышать какие-либо новости. Они обняли меня в попытке утешить меня, но я не понимала ни одного их слова. Все, на чем я могла сосредоточиться, – увидеть его. Я заставляла себя не поддаваться панике, когда мы обработали себя антисептиком и прошли в отделение интенсивной реанимации, где я увидела любовь всей своей жизни: он лежал на второй кровати недалеко от главного входа. Из его тела во все стороны торчали трубки. Повсюду была кровь, а его прекрасная кожа была покрыта ссадинами и синяками, отчего мне пришлось заставить себя, чтобы не завыть. Я держалась из последних сил, потому что то, что я испытала нельзя было назвать простой болью.

Рядом с кроватью Вона сидел его отец. Он привстал, чтобы поздороваться с нами, и уныло улыбнулся, а в его глазах я заметила страх.

Наши отцы договорились сходить выпить кофе, а меня подкатили поближе к Вону, и, оказавшись рядом с ним, мне хотелось лишь забраться на кровать и лечь рядом с ним. Чтобы вместе дать отпор темноте и, держа его за руку, вывести из этого состояния обратно, чтобы у нас была та жизнь, о которой мы оба мечтали.

Я так и не сделала ничего из перечисленного. Ничего. На протяжении трех дней я приходила к его кровати и молилась. Его кожа стала выглядеть лучше, но он все еще боролся с темнотой. И причина была уже не в лекарствах, а в нем самом, – он просто ждал меня там.

В тот день мне ввели лекарство, и я была настолько слаба, что едва могла стоять на ногах, но я стала еще сильнее сражаться за него, – так сильно, как никогда прежде.

Я чувствовала, когда меня вот-вот стошнит, поэтому бегала в уборную, как старый алкоголик. И все это было ради того, чтобы меня не стали снова укладывать в постель, чтобы я отдыхала.

Меня все время навещали Картер, Эйприл и Бенни. И все они просили выйти с ними, чтобы подышать свежим воздухом, но я ни на миг его не оставляла одного. Единственный раз, когда меня не было рядом с ним, – когда у меня брали анализы и вводили лекарство.

Им пришлось силой вывезти меня на коляске, потому что я ни за что не хотела с ним расставаться. Все, что у меня было, – надежда, которая шла в противовес предписаниям врачей, и я никогда не откажусь от нее и его.

Прошло четыре дня. Я больше не нуждалась в коляске, хотя все еще была слаба, и мне приходилось прикладывать силы, чтобы быть с ним рядом. Я понимала, что для меня это будет утомительно, но я очень нуждалась в его тепле, которое побуждало меня продолжать эту битву. Через несколько минут раздался сигнал и в комнату вошла медсестра, которая подошла к его кровати и посмотрела на меня. Я подумала, что ее взгляд отражал отвращение или злость, но я видела лишь эмоции, которые отражались на ее лице. словно в зеркале.

Она выключила аппарат.

Глава 18: Небо, земля и Синяя птица

«Мечтай так, как будто ты бессмертен. Живи так, будто умрешь сегодня».

Джеймс Дин

Харпер

Закат на лужайке был просто великолепен, освещение и люди в костюмах и платьях делали выпускной эффектным.

На сцене поставили большой проектор, на котором показывали видео, приготовленное Картером. Он сделал небольшое кино из разных видео, снятых в течение года, и под эту нарезку на сцене появились ученики младшей танцевальной группы, в которой я преподавала. На экране мелькали многочисленные фотографии с ним и с Эйприл, и много, где была я и Вон до того, как все перевернулось с ног на голову. Он должен был быть рядом со мной, держать меня за руку. Мне хотелось, чтобы он был там, хотелось этого, как сумасшедшей, когда я стала оглядываться по сторонам, глазея на другие парочки; но, понятно, когда в ногу вставили десяток спиц и обернули все горой гипса, то поход в мужскую уборную занимает немалое время.

Он может не торопиться, потому что перед нами вечность.

– Давайте, ребятки, – подбодрила я смущающихся танцоров, которые вышли на сцену в своих нарядах. Они были чертовски милыми.

– О чем задумалась? – спросил Вон, обнимая меня и уткнувшись подбородком в мою шею.

Я думала про мальчика на сцене, у которого хорошо получалось подкрадываться к людям, но вместо этого произнесла:

– Как бы нам поработать над идеей использовать энергию картофеля, потому что, клянусь, все это освещение, большой экран и микрофоны плохо влияют на озоновый слой и на славное будущее поколение.

Он хихикнул мне в ушко так, что мне пришлось увиливать от него.

– Ты все-таки нашла информацию в Гугле?

– Нет. Ты всегда предпочитал что-то поискать у меня в трусиках, прежде чем мне выдавался такой шанс.

Он громко рассмеялся и развернул меня лицом к себе, спутав мои волосы. Да, мои волосы. Из них сделали парик, но мне совсем не верилось, что они выглядели как настоящие, как будто это были мои родные волосы. Было немного странно, но я скучала по своим волосам. Как и Вон. Он никогда об этом не говорил, но я знала это, особенно, когда он держал их в руках дольше, чем того требовалось, чтобы убрать волосы с моего лица. Мои волосы снова отросли, но пока они были слишком короткими, а в тот вечер мне хотелось быть красивой.

Похоже, Полли была права: они снова выросли, но уже стали другого цвета и текстуры, и поначалу они мне не нравились. Я избавилась от них, а спустя время они снова выросли, и тогда я решила их оставить. В конце концов, это были всего лишь волосы. Я рада, что я прошла половину курса лечения, и оно помогло мне хорошенько надрать задницу Франкенштейну.

В тот день я впервые надела парик вне дома. Мы не попали на выпускной бал, но для нас это и не было главным. Мы вместе, и впереди у нас лежит целая жизнь.

Несмотря ни на что, Вон получил тот контракт на выращивание органической скотины, а с помощью Винни, Эда и его отца это дело стало укрепляться. Вона убивала мысль, что он пока не мог помогать физически, как он привык это делать, – его плечо было в гипсе и пока не зажило достаточно хорошо, но я успокаиваю его словами, что это не навсегда.

Я пока не могу танцевать, но мне очень нравится преподавать танцы своим ученикам. Эйприл помогает мне справляться, и в данный момент устроила погоню за трехлетней малышкой в пачке вокруг сцены.

Я любила свою новую жизнь. Она не была совсем безоблачной, но у кого в жизни не бывает трудностей?

– Могу я попросить тебя кое о чем? – спросила я.

– Пас.

Я моргнула и сделала небольшой шаг назад, но он продолжил держать меня в объятиях. В последнее время он не выпускал меня из своих рук, и я думала, что, возможно, он будет так делать всегда.

– Ты не можешь пасовать.

– А вот и могу. В этом и заключается все дело, помнишь?

– А что, если я в любом случае задам вопрос?

– Ты не станешь, – как ни в чем не бывало произнес он, вызвав у меня смех.

– Думаешь, ты настолько хорошо знаешь меня?

– Блу, я тебя знаю. У нас с тобой одна душа на двоих. Не будет ничего, что можно от меня утаить, пока на это будет воля Божья.

Мне пришлось подавить слезы и откашляться, прежде чем снова прильнуть к нему и крепко обнять.

– Сегодня я хочу сделать тебе подарок к выпускному, – сказал он, и после этих слов я поняла, почему они с Картером куда-то спешили утром, оставив нас с Эйприл одних.

– Что же?

Он снял пиджак и вытащил из брюк рубашку, немного хмурясь из-за боли в плече, на котором ему недавно делали операцию, и в мягком мерцании света я увидела часть тату. Ему пришлось хорошенько приподнять рубашку, почти до груди, чтобы я смогла ее рассмотреть: там была прелестная маленькая синяя птица, сидевшая на ветвях деревца бонсай.

– Дерево символизирует гармонию небес и земли, и теперь ты на ветвях бонсай, и ты со мной, и не важно, где мы будем, пока мы вместе. Я люблю тебя, Блу.

На этот раз мне не удалось сдержать слезы, которые полились ручьем, я стояла и моргала, пытаясь окунуться в глубину его прекрасных глаз. Я произнесла то, что однажды уже говорила ему:

– Я люблю тебя больше.

От его улыбки в моем животе запорхали бабочки. Я обожала это чувство. Теперь оно было мне знакомым. Оно всегда было со мной, когда он находился рядом. Оно напоминало, что с нами случилась история любви.

Стоя там, в окружении музыки, он протянул руку, чтобы поправить выбившуюся прядь моих волос, и, заправив ее за ухо, провел пальцами по моей щеке, на которой остался след от слез.

– Я полюбил тебя первым.

– Твоя взяла.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ

Благодарности

Венди Ньюман Вилкен, спасибо тебе, Олбани навсегда в моем сердце. Без тебя «Никогда не прощайся» не стала бы моим любимым творением. Я люблю тебя, Чудо-Женщина.

Шелли Пратт, Мастер, спасибо тебе за бесконечную помощь, проклятья и советы, без которых я бы сломалась.

Кузнечик готов выпуститься.

Эмили Доусон, ты – гений!

Огромное спасибо моей замечательной семье, которая терпела меня и мой ноутбук, Тоби, каждый день.

Я люблю тебя больше, чем свою вымышленную семью. Я обещаю!

Отдельное спасибо Мику, за то, что знал, что мы предназначены друг другу с момента первой встречи и за то, что слишком упрям, чтобы бросить меня. Я люблю тебя пуще прежнего!

Notes

[

←1

]

^{«Nerf» (c англ. Нерф) – бренд игрушечного оружия, основан в 1969 году и в настоящее время принадлежит Hasbro. Все «пушки» Нерф, называемые Н-ганами, объединяет общая черта: они стреляют патронами из легкого пенистого материала.}