Текст книги "Крестная мамочка"

Автор книги: Кэрри Адамс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 25 страниц)

– А я – что все почудилось мне, – кивнула я.

Бен поцеловал меня в лоб.

Я нахмурилась.

– Ты преспокойно отпустил меня в университет, ничего даже не намекнул.

– Тесса, вспомни, как ты радовалась, с каким нетерпением ждала начала учебы!

– Я просто давала тебе понять, что у меня все хорошо и, даже если я тебе не нужна, я как-нибудь переживу.

– Ох уж эти женщины! Ведь могла просто объяснить!

– А ты почему не спрашивал?

– Неправда, спрашивал. Это ты осталась тогда на тротуаре, а не я. А потом мы увиделись уже в больнице и изо всех сил притворялись, будто ничего не произошло.

– С тобой была Мэри.

– Не мог же я выставить ее из палаты! И потом, ты не давала повода, а мне так не хватало сочувствия. Вдобавок ты смоталась во Вьетнам – помнишь?

– Я так скучала, замучила Хэлен разговорами о тебе.

– Хэлен?

– Да. Только она все знала, больше никто.

– Вот кретины, а? – повторил он и взял меня за руку. – Чем быстрее мы все исправим, тем лучше.

– Что же мы будем делать?

Мы? Мы?! Раньше были только я и он.

– Поженимся и нарожаем детишек.

– А я думала, ты не хочешь детей.

– Зато ты хочешь. Ну так вперед! Я не против, даже веселее будет. Давай просто развлекаться вдвоем, на полную катушку.

– Но только после того, как поговорим с Сашей.

– Само собой. Я двадцать лет ждал, когда лягу с тобой в постель. Уж потерплю как-нибудь еще денек.

– Денек?

– Саша возвращается завтра.

Мне показалось, что я слышу слабый хлопок. Что это – игра воображения или наш мыльный пузырь лопнул?

– Завтра? Ой.

– А чего тянуть? Хэлен и Нейл погибли в аварии. Какого черта мы будем терять время?

Нейл и Хэлен. Бобби и Томми. Бен и Тесса. Бен и Тесса плюс Бобби и Томми. Две пары. Счастье. Семья.

21. О своей правде не кричи

Утром мы проснулись в моей постели – полностью одетые, влипшие друг в друга, как две ложки. Давно я так не спала. Спиной я прижималась к широкому теплому телу Бена, наши ноги переплелись. Открыв глаза, я увидела совершенно новый мир. Бен любит меня. Хочет на мне жениться, хочет завести детей. Бен все скажет Саше – сегодня же. Я напряглась.

– Что такое, милая?

Я повернулась лицом к нему:

– Насчет Саши…

– М-м-м?

– Пожалуйста, не говори ей сегодня.

Бен приподнялся на локте:

– Почему?

– Пусть я эгоистка, но мне надо решить судьбу близнецов, да еще похороны, которых Хэлен не хотела – она мечтала, чтобы ее пепел развеяли над пляжем. И Кора в больнице… Сейчас к ней поеду.

Он пригладил мои волосы.

– Ясно. У нашей непоседы слишком много дел.

– Вроде того.

– Твои друзья только порадуются за тебя.

– Знаю, но одно дело радоваться, а другое – плясать на похоронах.

– Не дрейфь, Тесса Кинг. Не знал, что ты трусишка.

– Не буду… О нет. Понимаешь, мы всех оскорбим…

– С какой это стати?

– Сашу все любят, сам знаешь. Ей будут сочувствовать, встанут на ее сторону. Это неизбежно.

– Не думаю, что ей понадобится сочувствие.

– А как же, Бен! Она ведь любит тебя.

– Слишком уж она независимая. Если честно, мне всегда казалось, что она чересчур многого от меня требует.

– Будем надеяться, что ты прав. А пока – прошу тебя, никому ни слова. Только после похорон.

– Обещаю, но мне будет нелегко. Чувствую себя как подросток.

– И выглядишь так же.

– Ты тоже.

– Врешь.

– Нет. Ты богиня! – Он провел ладонью по моей щеке.

– Это я-то? А у тебя смешные ресницы. Мальчишкам ни к чему такие длинные, это нечестно.

Этот разговор продолжался еще час. Колено к колену. Нос к носу. Пальцы к пальцам. Комплименты, лесть, шутки, нежности. Не понимаю, как мы не начали срывать друг с друга одежду. Удержались. Есть чем гордиться.

Бен был прав: сдерживать ликование оказалось непросто. Мы доставили себе удовольствие – держались за руки, пока не открылись двери лифта, а потом, как любая незаконная пара, разжали пальцы и напустили на себя невинный вид. Пешком мы дошли до Слоун-сквер, без умолку болтая о нашем воображаемом будущем: где поселимся, как поженимся, что скажут мои родители, что подумает его полоумная мать, что скажут Клаудиа и Эл, и время пролетело как одна наносекунда. Я пропустила три автобуса на Кингс-роуд – не могла расстаться с ним. Наконец я села в автобус, и Бен вошел за мной. Как трогательно. Я сияла от счастья. На полпути к нашей остановке зазвонил его мобильник. Саша. От досады я была готова целиком проглотить автобус.

– Привет, Саша.

– Мне очень жаль, дорогой, но сегодня меня посылают в Дюссельдорф. Знаю, я обещала вернуться пораньше…

– Не страшно.

– Спасибо, солнце. Ах да! Позвони Тессе. Ей не помешает.

Я скривилась. Бен пожал плечами.

– Ладно, детка.

Детка… Эта «детка» мне не понравилась.

– До завтра.

Бен сунул телефон в карман и посмотрел на меня.

– Тошно, – простонала я.

– Ничего, это временные трудности. Когда она обо всем узнает, станет легче.

Какие там трудности! Откровенное предательство.

– Лучше поищем плюсы: сегодня я опять смогу прийти.

– Сегодня не получится. Мне надо вернуться в дом Хэлен.

– Обязательно?

Вообще-то нет, но придется, иначе мы не удержимся. Мы уже все перетрогали – лицо, ноги, щеки, руки. Что дальше? Мне вовсе не хотелось, чтобы трудности переросли в непреодолимые препятствия.

– Созвонимся. – Я приготовилась выходить из автобуса.

Бен схватил меня за руку:

– Не уходи! Давай попозже вместе съездим в больницу?

Я перевела взгляд на его сильные пальцы, обхватившие мое тонкое предплечье. Даже через ткань я чувствовала шершавую ладонь, бугорки пониже обручального кольца. Оно царапало мою нежную кожу.

– Мне пора. Я не была в больнице с тех пор, как мы с Билли рассорились. А я так хочу увидеть Кору.

– Ты же говорила, вы помирились.

Так и есть. После того краткого разговора мы обменивались сердечными СМСками, но это еще не значило, что извиняться перед Билли не придется. Мы обе понимали, что смерть Хэлен важнее ссор, но я не считала, что она оправдывает мою выходку.

– Нет, Бен, – решительно отказалась я. – Пусти, мне пора.

Я нажала кнопку остановки и услышала сигнал в кабине водителя.

– А можно мне с тобой?

Зачем – стеснять Кору и Билли?

– Нет. – Я поцеловала его в кончик носа и вышла.

– Эй, а я-то куда еду? – крикнул он вслед.

– Не на работу, часом?

– Ч-черт, работа… из головы вылетело.

Двери закрылись. Грезы наяву – страшная штука. Как я могла забыть об этом?

С Кингс-роуд я свернула на Фулхэм-роуд. Меня раздирали неистовая радость и уныние. Приближаясь к больнице, я невольно замедлила шаг: здесь не носятся вприпрыжку. Я поднялась в лифте, нажала кнопку селектора на дверях отделения, приготовилась произнести отрепетированную речь, но меня сразу впустили. Дежурная за стойкой с улыбкой указала на дверь палаты. При виде Коры, лежащей на обычной постели, а не в окружении реанимационной аппаратуры, я испытала такое облегчение, что на миг забыла о смерти Хэлен и с радостным воплем кинулась к крестнице. Билли встала, дождалась, пока мы с Корой поздороваемся, а потом раскрыла объятия.

– Какая гостья! Фран говорила, что ты присматриваешь за близнецами, – это правда? Ты привезла их сюда? Ты в порядке?

– Я пришла извиниться, – пробормотала я, уткнувшись ей в плечо. – Лично, не по телефону.

Билли заглянула мне в глаза и обернулась к Коре:

– А если мы с Тессой принесем тебе чего-нибудь вкусненького?

– Хотите поговорить о том, что детям не положено слушать, – так и скажи! – заявила наша мудрая девочка.

– Неправда, – возразила Билли. – Ну, вообще-то правда, но одно другому не мешает.

– Можете остаться, я все равно не слышу.

– Что? – встрепенулась я.

– Да слышит она, просто…

– У меня андроиды, – важно объяснила Кора.

Билли с трудом сдержала улыбку и пояснила:

– У Коры что-то с аденоидами, и слух ухудшился.

– Последствия пневмонии?

– Нет, выяснилось при дополнительных обследованиях. Теперь ясно, почему она витает в облаках. Однако слух у нее избирательный.

Кора протестующе открыла рот.

– Пончиков хочешь? – перехватила инициативу Билли.

Моя крестница радостно закивала.

– Отлично. К пяти вернемся.

* * *

В коридоре Билли первым делом предупредила:

– Про Хэлен я ей ничего не говорила.

Я стиснула зубы и кивнула. Мы помолчали. Кора поправлялась, а Хэлен была мертва.

– Прости, Тесса.

– Тебе не за что извиняться. Это я виновата, не знаю, о чем только думала. Я не имела права скандалить.

– Я знаю, как тяжело бывает, когда расстаешься с близким человеком, – произнесла Билли.

– Особенно самым близким, – согласилась я.

– С тех пор как Бен позвонил мне и сказал, что Хэлен тоже погибла, я думаю о Кристофе, о себе и Коре. И о твоих словах.

– И я…

– Дай мне договорить, Тесса.

– Извини.

– Кристоф не заслужил нас с Корой. Хватит с меня этого позорища. Все кончено. Тесса, я ведь думала, что потеряю свою дочь! Она была такая вялая и бледная! Губы посинели, врачи бегали вокруг и кричали. Смотри. – Она приподняла волосы. Я и без того заметила несколько новых седых прядей. Билли постарела лет на десять. – Я буду помнить этот день до конца жизни. Я не имела права допустить, чтобы до такого дошло. Только теперь я поняла, что для меня важнее всего.

Найдя руку Билли, я пожала ее:

– По-моему, мы обе двигались по инерции.

Билли вскинула голову:

– Или не могли сняться с тормоза.

Я кивнула, снова соглашаясь с ней. Верно, хватит давить на тормоз.

Мы прошли мимо палаты, в которой рядами лежали больные дети, и как по команде отвели глаза.

– Я дала бы себя выпотрошить, если бы это помогло Коре, – призналась Билли. – Боль была бы гораздо терпимее той, что мучает меня до сих пор. Вместе со страхом.

Вдвоем мы пристроились на банкетке в коридоре, Билли взяла меня за руку, и мы посидели молча, слушая больничные шумы.

– Кристоф ее не любит, иначе примчался бы. За последние годы я натворила немало глупостей, но он… Отец называется – даже не удосужился позвонить… Не могу поверить, что Хэлен больше нет. Вот так живешь и не знаешь, что ждет тебя за поворотом…

Билли еще раз пожала мои пальцы и отпустила их.

– Я уже решила, – продолжала она. – Когда все кончится, я разрешу тебе подать на Кристофа в суд и потребовать то, что нам причитается. Не больше. Но и не меньше. – Она искоса взглянула на меня. – Впредь я не собираюсь довольствоваться крохами. Жизнь бесценна.

Я слушала и вся внутри сжималась от страха, сочувствовала Саше и тянулась к Бену. Он любит меня. Мы поженимся, нарожаем детей, и у меня будет своя семья. Я тоже не собираюсь довольствоваться крохами. Должно быть, я невольно улыбнулась.

– Ты чего? – спросила Билли.

– Просто рада, что в болезни Коры нашлись свои плюсы. Поверь мне, ты не пожалеешь о своем решении.

Билли пожала плечами:

– Тесса, мне никто не нужен, я счастлива, потому что у меня есть Кора, моя особенная девочка. Я хочу вернуться к нормальной жизни, а не найти мужчину. Если со временем у меня кто-то появится – прекрасно. А вообще от них одни неприятности, и, по-моему, овчинка не стоит выделки. Чего мне всегда хотелось, так это научиться играть на пианино. Пожалуй, начну. – Она повернулась ко мне: – А ты? Возьмешь себе близнецов?

Вопрос прямо в лоб.

– Э-э…

– Быть матерью-одиночкой нелегко, но ты об этом не пожалеешь.

Не пожалею. А как же «я дала бы себя выпотрошить»?..

– Сейчас я думаю только об одном – о похоронах, – уклонилась я от ответа.

– Мы поддержим тебя, что бы ты ни решила. Я, Фран, Бен. У тебя много друзей. Мы поможем, только позови.

А я собиралась разрушить нашу дружную компанию.

– Спасибо, Билли.

– Я тебе говорила, что ты чудо? – Билли взяла меня за плечи, не давая отвернуться. – Потому люди и тянутся к тебе.

– Спасибо, – повторила я – надеюсь, скромно.

– Мне стыдно за то, что я наговорила тебе в ресторане. Я же помню, что последние семь лет то и дело звала тебя на помощь.

От смущения я заерзала на банкетке.

– Честное слово! И правильно ты на меня наорала. Если уж говорить начистоту, настоящий отец Коры – не Кристоф, а ты. Нам просто повезло, что ты всегда была рядом. И близнецам повезло.

Я ждала прилива ликования, но не ощутила его. Было стыдно. Кто это чудо, кто она, эта незаменимая подруга, к которой тянутся люди? Во всяком случае, не разрушительница чужих семей. Не хищница, ворующая чужих мужей. Бывает ли безусловная дружба? Сомневаюсь. Преданность надо заслужить, тем она и ценна. Я уставилась на собственные ноги.

– Ты еще научишься принимать комплименты. – Билли неверно истолковала мою неловкость. – Ну, иди, побудь со своей крестницей, а я принесу пончиков.

– Давай, – отозвалась я, с облегчением возвращаясь на прочную почву.

Кора с усталым лицом полулежала на подушках, но при виде меня привстала и расцвела улыбкой.

– Как себя чувствуешь?

– Что?

– Как себя чувствуешь? – почти прокричала я.

Кора расхохоталась:

– Попалась!

– Хитрушка!

– А я учу язык глухих, – сообщила Кора.

– Правда?

– Как думаешь, что это? – Она положила руку на руку на уровне груди, как в русской пляске, подняла вверх пальцы руки, лежащей сверху, и пошевелила пальцами нижней.

– Ни за что не догадаюсь, – призналась я.

– Брехня!

Я рассмеялась.

– Это мне медсестра показала.

Я присела на край кровати. Палата была заставлена цветами, завалена книгами и плюшевыми медвежатами – о болезни Коры узнали все наши и поспешили привезти ей подарки. Я взяла медвежонка Паддингтона. «Коре с любовью от Бена и Саши». Я спешно положила его на место.

– Кекс хочешь, Тесса?

– Нет, спасибо. Как ты напугала нас, детка.

– Прости.

– Ты не виновата, зайка, только уж пожалуйста, больше так не делай.

– Ладно.

– А как ты на самом деле слышишь?

– Когда приставлю руку к здоровому уху – как будто я в бассейне. Теперь если учительница скажет: «Корра Тарррно (она нарочно так рычит), ты опять не слушаешь!» – я сделаю вид, будто совсем оглохла.

Эту девочку никакая болезнь не сломит. Она не переставала удивлять меня.

– Жалко, я быстро устаю и грудь болит. Думала, сегодня вообще не усну, а уже засыпаю.

– Ничего страшного, ты еще только выздоравливаешь.

– Побудь со мной, крестная.

– Конечно.

Она указала на свой глаз, затем на сердце и наконец на меня.

– Опять язык глухих?

Кора кивнула. Я сделала то же самое: глаз, сердце, ты. И подняла два пальца. Кора улыбнулась. Я укрыла ее больничным одеялом.

– Тебе не холодно?

– Не-а.

– Извини, что не могла прийти раньше.

– Ничего, – сонно пробормотала Кора. – Хэлен приходила.

Я вздрогнула.

– Что?!

Кора не ответила.

– Кора!

Ее глаза закрылись, она уснула. Я тихо поцеловала ее в лоб и вышла из палаты.

Стоя на холодном тротуаре, я слушала вой сирены приближающейся к больнице «скорой».

– Маргерит, это Тесса. Пожалуйста, перезвоните мне…

– Ку-ку!

Я подпрыгнула.

– Бен! Ты чего не на работе?

– Отпросился – наврал, что болею. Как представил, что три дня тебя не увижу, и не выдержал. Давай сегодня побудем вместе.

– Где же ты был все это время?

– Сидел в «Старбаксе» и смотрел на двери больницы. Чуть не пропустил тебя – думал, ты там дольше пробудешь.

Я занервничала.

– Кора уснула.

– Ну так пойдем обедать.

– Скоро Билли вернется.

– И что?

– Она может увидеть нас.

– Подумаешь! Я пришел к Коре, тут мы и встретились.

Мы с Беном и Корой семь лет играли в счастливую семью, – но это были уже не игрушки.

– Сначала давай все проясним, Бен.

– Ты права, но… – Он приложил ладони к моим щекам. – Я не могу без тебя.

Я накрыла его ладонь рукой, прижалась к ней губами. Он притянул меня к себе и обнял за плечи, я уткнулась губами в его шею. Мы стояли среди бела дня на Фулхэм-роуд, возле лондонской больницы, и я не думала о том, что нас могут увидеть. Он поцеловал меня в лоб, я его – в щеку. С другой стороны, что тут такого? Мы и прежде так целовались. Но сейчас не могли остановиться. Бен осыпал поцелуями мое лицо, потом снова приложил ладони к щекам и прильнул к губам, так что у меня закружилась голова. Мы будто срастались телами и губами, которые отказывались подчиняться нам. Когда Бен наконец отстранился, я едва отдышалась.

– Вот поэтому нам пока нельзя встречаться, – задыхаясь, выговорила я.

– Я не выдержу, – сказал Бен.

– Всего-то три дня.

– Не смогу.

– Три дня – и все скажем Саше.

– И ты вся будешь моя.

– Вся. Твоя, – подтвердила я.

Бен сделал шаг прочь, но тут же оглянулся:

– Черт! Меня ждут три самых длинных дня в жизни.

Бен, может, и вправду извелся, а для меня эти три дня пролетели в мгновение ока. Я вернулась к близнецам, едва успев ко времени купания. Ночевать я осталась в доме Хэлен и три часа провисела на телефоне, споря с Маргерит, которая полностью узурпировала обязанности организатора похорон. Да, никто не должен был верить мне на слово, что Хэлен просила кремировать ее, и я была готова простить Маргерит пренебрежение к моим словам, если бы она из вредности не заказала службу, которая никак не могла понравиться ее дочери. А родные Нейла? Связалась ли с ними Маргерит? Известила ли о похоронах? Никаких попыток увидеть близнецов они не предпринимали. Знали ли они, что брак Нейла не был счастливым, а его жена пристрастилась к водке и колесам? Или им вообще было не до Хэлен с Нейлом?

Весь следующий день я провела с детьми. И третий тоже. Наверное, эти три дня пролетели так быстро потому, что казались мне сном. Несмотря на все разговоры о похоронах, я по-прежнему не верила в смерть Хэлен. И даже отрицала обстоятельства ее смерти. Думать о расставании с близнецами и о том, подойдут ли на роль родителей Клаудиа и Эл, я тоже не желала. Я отрицала все сразу.

Саша звонила три раза и оставляла сообщения, потому что я не могла подойти к телефону. Повторяла, что думает обо мне, спрашивала, чем мне помочь, советовала злиться, кричать, плакать, если мне надо выплеснуть эмоции, и предлагала себя в качестве жертвы. От каждого сообщения мне становилось хуже, и я с головой уходила в дела. Я обожаю своих подруг, но все они играют в моей жизни разные роли. На Самиру я привыкла дуться и злиться. Билли покровительствую по-матерински, Франческе жалуюсь. Вместе с Хэлен я рисковала. А у Саши обычно спрашивала совета, заряжалась от нее силой, примирялась со своими решениями. Я восхищалась ею и боялась потерять навсегда. Но если я действительно настолько ценю ее, почему не жертвую любовью всей моей жизни ради дружбы? День потери одной из близких подруг неотвратимо приближался. До меня постепенно доходило: получив Бена, я лишусь Саши. И неизвестно, кого еще. Я боялась похорон, но еще больше – следующего дня, боялась настолько, что все три дня металась, как курица без головы, лишь бы не думать. Но время не стоит на месте: двадцать восьмое все-таки наступило, а я даже не выбрала, как одеться на похороны Хэлен.

Роуз постучала в дверь моей временной спальни.

– Войдите.

Я стояла перед зеркалом в полный рост и смотрела на немолодую женщину в черном, а она глазела на меня. Всякий раз, поднимая голову, я встречала ее изучающий взгляд. Я ее не узнавала, а она меня явно знала. Мне хотелось видеть перед собой союзника, человека, который поможет мне продержаться ближайшие сорок восемь часов, подтвердит, что я поступаю правильно, – но в глазах зеркальной незнакомки читался только упрек. Мои слезы расстраивали ее, это было сразу видно, она начинала подбадривать меня – строила смешные рожи, показывала язык, делала из носа свиной пятачок, но никак не могла вызвать у меня улыбку. Я же видела, как она на меня смотрит, и понимала, что выражает этот взгляд. Незнакомка была недовольна мной, и самое ужасное – я догадывалась почему.

– Близнецы готовы, – сообщила Роуз.

Мы с Роуз долго спорили, брать близнецов на похороны или нет, и решили все-таки взять. Ни я, ни Роуз не могли остаться с ними дома. На похороны нас тоже не тянуло, но кто-то же должен был представлять Хэлен в этом цирке.

– Не могу я идти в таком виде, – сказала я Роуз и направилась из комнаты для гостей в спальню Хэлен, где распахнула дверцы шкафа и принялась лихорадочно рыться в одежде.

Я откопала отделанное мехом винтажное розовое пальтишко от Вивьен Вествуд и шикарную шляпу от Филипа Трейси, сбросила скромные черные туфли на шпильках и взгромоздилась на лаковые ходули, в которых выросла под шесть футов ростом. Теперь-то уж меня заметят все. Потом в стопке альбомов с фотографиями, которые каждый вечер уносила к себе в кровать, нашла снимки с улыбающейся Хэлен. И наконец, схватила фото в красивой рамке: на нем и близнецы, и их мать радовались друг другу и не стеснялись фотографа. Мне наплевать, что будет твориться на Сент-Джонсе и что задумала Маргерит, – девушка, которую я знала, все равно со мной. Я буду думать о ней и только о ней, и да поможет мне Бог.

Мы с Роуз взяли по близнецу и покинули дом.

К ограждению напротив церкви прислонился мальчишка в мешковатом костюме, недовольно дергающий манжету рубашки. Заметив, что я везу к нему коляску с увесистыми подопечными, он сразу выпрямился. С крайне серьезным видом он двинулся навстречу: мой крестник изо всех сил старался казаться взрослым.

– Привет, Тесса. – Каспар неторопливо подошел к нам. – Мать с отцом уже внутри. Помочь тебе?

– Спасибо, – слегка задыхаясь, ответила я.

Каспар обошел громоздкую коляску. Я представила его Роуз, он вежливо пожал ей руку и покатил близнецов. Сегодня Каспар выглядел образцовым подростком. Я присмотрелась: нет, это уже не притворство, да он бы меня уже больше и не обманул.

– Не ожидала увидеть тебя здесь, – заметила я.

– А я ненадолго – слямзить пятерку-другую с церковного блюда.

У меня отвисла челюсть.

– Забей, Тесса. Шучу.

– Нашел время.

Он пожал плечами, и я приняла этот жест за извинение.

– Думал тебя взбодрить. Сама говорила – я только на это и годен.

– Глупости, Каспар. Ты на многое способен.

Он глянул на меня с прищуром.

Я ободряюще закивала, повторив:

– На многое.

Мы перешли через улицу и остановились у ворот церкви. Народ прибывал – в черном, темно-сером и темно-синем. На мое розовое пальто поглядывали с сомнением. Роуз расстегнула ремешки Бобби и молча подала его мне, я пристроила его на бедре.

– Да я только хотел узнать, как ты. – Каспар пощекотал малышу подбородок и заслужил улыбку. – Я же знаю, Хэлен была твоей лучшей подружкой. А ты не любишь быть одна, когда трудно.

Он и впрямь рассуждал, как взрослый, только не решался смотреть мне в глаза. Проще было щекотать Бобби. То же самое я проделывала последние три дня.

Наконец Каспар тяжело вздохнул и явно нехотя заставил себя встретиться со мной взглядом.

– Вообще-то я думал предложить тебе руку, а у тебя обе руки заняты.

Он уже собирался отойти, но я удержала его:

– Для тебя, приятель, всегда найдется место.

– Мы снова друзья, Тесса?

– Конечно, Каспар. Но у дружбы свои заповеди: не укради, не обмани…

– Не ройся в чужих вещах.

– Вот именно, и я прошу прощения за это. Скажем так: мы квиты. Пусть со всякой хренью разбираются твои родители. Они все равно будут любить тебя, а для меня все-таки есть пределы.

Каспар кивнул.

– Но лучше бы ты перестал расстраивать мать, Каспар.

Он чуть не застонал.

– Ладно! Сама ведь говорила, что предки у меня – чистые ангелочки. Как насмотришься на них, так и тянет что-нибудь выкинуть.

Я растянула губы в натужной улыбке и тут же нахмурилась.

– Пойдем, у меня уже руки отваливаются.

Подошла Роуз с Томми на руках.

– Прикольные. Смахивают на братьев Митчелл, – заметил Каспар, с откровенной жалостью поглядывая на малышей.

– Ничего подобного, – возмутилась я, попытавшись прикрыть Бобби уши. – Они красавцы!

Каспар только закатил глаза и повел нас в церковь.

Церковь была переполнена. Я шла между Каспаром и Роуз, своих подопечных мы с ней несли, как доспехи. На скамьях, мимо которых мы проходили, не осталось ни одного свободного места. Люди в унылой одежде выворачивали шеи, глазея на нас. Поначалу и я осматривалась, надеясь увидеть знакомые лица, но никого не узнавала. И не могла узнать: здесь собрались ведущие новостей, журналисты, комедийные актеры, телевизионщики – компания Маргерит. Круг, который она ценила, в который рвался Нейл. Среди этих людей Хэлен всегда чувствовала себя не в своей тарелке. В церкви собрались они все, разодевшись в лучшие похоронные наряды. Вскинув голову, с гордостью демонстрируя розовое пальто Хэлен, я шагала мимо скамей. Каспар отстал и сел с родителями. Занимая свое место на скамье для ближайших родственников, я взглянула на Бобби. Он таращил глазки, его нижняя губа подрагивала, а лоб хмурился.

– Ш-ш, маленький. Все будет хорошо, я тебе обещаю, – шепнула я и поцеловала его в мягкие складки кожи под подбородком. Бобби сразу заулыбался. Дети – удивительные существа: эмоции сменяются у них легко и безостановочно, без промедления. Зацикливаться на чувствах мы учимся позднее.

Я развернула программу панихиды. Моя очередь была после второго гимна – «Дезидерата», Макс Эрманн. Единственная уступка, на которую согласилась Маргерит. Она хотела, чтобы я прочла что-нибудь из Шекспира. У меня было немало причин любить Хэлен, и за ее пристрастие к английской литературе в том числе. Отрывок из романа Джилли Купер был бы предпочтительнее Шекспира. Но Маргерит активно переписывала историю и не спрашивала у меня советов. Мне удалось добиться разрешения на «Дезидерату» только потому, что Хэлен держала ее в рамке на туалетном столе. Маргерит сетовала, что стих слишком длинный, а я предупредила, что либо я читаю его, либо произношу несколько слов от себя. Смешно, но она сразу согласилась на стих: опасалась, что я выйду за рамки сценария.

Темп музыки сменился, я поняла, что приближается страшная минута. Не вставая, я обернулась. Через четыре ряда от меня, по другую сторону от прохода, сидели Бен и Саша. Она послала мне воздушный поцелуй, Бен был неподвижен. Я попыталась улыбнуться, но не смогла. Ни о чем подумать я не успела, потому что врата открылись, в церковь вошла Маргерит. За ней следовала пожилая пара, держась за руки. Одинакового роста, оба полные, эти люди казались единым целым. В отличие от них Маргерит была рослой, худой и одинокой. Следом внесли два гроба. Бобби не видел того, что видела я. но на всякий случай я прикрыла ему глаза и тихонько покачивала на руках. А он все таращил глазенки, будто шестое чувство говорило ему об утрате, – и Томми тоже. Маргерит прошла к своему месту перед нами, ее каблуки цокали холодно и уверенно. Родители Нейла брели бесшумно, но я заметила, что мать Нейла посматривает на близнецов. И вновь моя попытка улыбнуться провалилась. Мать Нейла… О матери я и не думала. А она выглядела убитой горем.

Когда гроб проносили мимо нашей скамьи, я снова подняла голову. Казалось, он прозрачный – настолько отчетливо я видела лежащую в нем подругу. До сих пор я как-то держалась, но этот момент стал последней каплей. Я не слышала викария, хотя его слова наверняка были прочувствованными и трогательными. Он крестил близнецов и, конечно, знал их родителей.

Мы поднялись и запели. Я плакала, но беззвучно, душой. Роуз пыталась успокоить меня, а я была безутешна. И не хотела, чтобы меня утешали. Бобби мирно спал у меня на руках; даже не вздрогнул, когда ему на щечку упала слеза. Я слышала, как двери опять открылись, но не оглянулась: до опоздавших мне не было дела, я ждала, когда крышка гроба вдруг откинется, Хэлен выскочит оттуда и объявит, что неудачно пошутила. А может, и Нейл воскреснет вместе с ней. До черного юмора он не охотник, но вполне мог попробовать. Или же шутку сыграли с ним – иными словами, Хэлен убила своего мужа.

– Подвинься. – Мне на плечо легла рука.

Подвинься?! Я вскинула голову, выглянула из-под полей великолепной шляпы Хэлен и увидела, что на меня смотрят Клаудиа и Эл. Едва наши взгляды встретились, Клаудиа разрыдалась. Я тоже – кажется, я и прежде плакала, но при виде слез Клаудии едва не завыла в голос. Маргерит повернулась, чтобы выяснить причину шума, увидела нас и сузила глаза. Я заерзала на отполированной деревянной скамье, освобождая место для своих друзей. А почему они с чемоданами? Сколько вопросов – как, почему, когда, что… Но викарий уже прокашлялся, и мы умолкли, сидя плечом к плечу. Эл и Клаудиа, я и Роуз. Собравшийся отряд. Клаудиа протянула руки к Бобби, и я молча отдала его. Роуз передала мне Томми – видно, решила, что мне надо за кого-нибудь держаться. Пристроив детей на руке, мы с Клаудией сцепились пальцами свободных рук, устремили взгляды вперед и с сухими глазами стали слушать панихиду.

Подошла и моя очередь. Отдав малыша Роуз, я заняла место за кафедрой, обвела взглядом собравшихся и начала:

 
Ступай безмолвно среди шума и суеты,
Помни, что в тишине заключен покой.
 

Вдох. Выдох.

 
Насколько возможно, будь приветлив
Со всеми, но себе не изменяй.
 

Пауза. Не изменяй!

 
О своей правде не кричи,
Выражай ее ясно и слушай других.
 

Выражай свою правду.

 
Выслушивай каждого, даже зануду и невежду,
им тоже есть что рассказать.
 

Я метнула краткий взгляд в Маргерит, потом снова в текст. Помолчала, посмотрела на Клаудиу, Эла, двух осиротевших мальчишек и опять на Маргерит. Ее ярость была почти осязаемой.

– Простите, не могу больше… – Я продолжала, обращаясь к собранию: – Мне незачем читать эти стихи – они здесь. – Я указала на гроб. – Хэлен знала их наизусть. Моя прелестная, ни на кого не похожая, сумасшедшая подружка цеплялась за них, но они не удержали ее на плаву. Всем нам в этом мире нужны проводники. Мир слишком велик, чтобы справиться с ним в одиночку. Она называла себя «детищем вселенной», и мне это нравилось – было в этих словах что-то свободное, неистовое… Мне кажется, они дорого обошлись ей, загнали в такие жесткие рамки, о которых многие из нас даже не слыхивали.

Я окинула взглядом море незнакомых лиц и снова повернулась к гробу Хэлен.

– Прости, что подвела тебя. Прости, что не поняла, как тяжело быть замужем и растить детей. Прости, что вернулась домой только потому, что не хотела стоять в пробке, хотя обещала проведать тебя. Мы слишком мало говорили. Как я хочу, чтобы ты была здесь, Хэлен. Хочу, чтобы ты сама увидела тех, кто любит тебя. Но ты не исчезла бесследно. Все хорошее в тебе – отныне в твоих детях, я смотрю на них и вижу тот же потенциал, которым обладала ты. Обещаю: я позабочусь о том, чтобы их любили и поддерживали. И уж извини, я расскажу им обо всех наших проделках и забавных выходках.

Я нашла в себе силы поднять голову.

– Хэлен нет в этом ящике. Теперь она вон там. – Я указала на вторую скамью. – Она наконец-то нашла пристанище. В Томми и Бобби. – Я снова посмотрела на листок, который держала в руках. – В завершение скажу:

 
Итак, будь в мире с Богом,
каким бы ни считал Его,
и во всех трудах и стремлениях,
в шумной сумятице жизни храни покой в душе.
Несмотря на все обманы, тяготы
и разбитые мечты,
этот мир все-таки прекрасен.
 

Я подняла голову и встретила взгляд Бена.

 
Никогда не унывай.
Стремись быть счастливым.
 

Я вышла из-за кафедры, вернулась на место – и меня затрясло. Клаудиа вновь взяла меня за руку и не отпускала, пока не кончилась служба.