Текст книги "Крестная мамочка"

Автор книги: Кэрри Адамс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 25 страниц)

– Вот именно! И это твой прощальный обед. Ты прошла сквозь ад.

– Ты опять не поняла меня. Я вовсе не хочу, чтобы у этих сорока четырех матерей не было детей. Не хочу, чтобы у Хэлен не было близнецов. Я желаю, чтобы у тебя появились дети, когда ты будешь готова, хочу слышать про каждый чих и пук твоего малыша. Поменяйся мы с тобой местами, я тоже надоедала бы тебе рассказами о детях, но болтала бы о них вместе с тобой, а не вместо тебя. Если бы Хэлен решила, что мне будет неприятно видеть ее с детьми и не пришла бы, я поняла бы, что обречена. Понимаешь, она польстила мне, взяв с собой детей.

– А по-моему, ты слишком рьяно защищаешь ее. Она просто ничего не замечает вокруг, кроме близнецов и муженька.

– Само собой. Когда Нейла вызвали на работу, Хэлен подумала: «Отлично, теперь-то я испорчу Клаудии прощальный обед. Ведь они с Элом всего неделю назад потеряли ребенка. Редкая удача!»

– Никуда Нейла не вызывали.

– Какая разница? Нейл мне не друг – в отличие от Хэлен. Она стремится сохранить отношения между нами. Малышей она взяла бы с собой в любом случае, независимо от моего выкидыша. Вы все должны вести обычную, нормальную жизнь, иначе я свихнусь.

Клаудиа с трудом сглотнула, пригладила прическу и снова взглянула на меня. Я присмотрелась: теперь, когда она откинула волосы со лба, стало видно, что граница роста волос отодвинулась. Обычно волосы падали на лоб Клаудии, и я ничего не замечала, а они, оказывается, поредели.

Клаудиа перехватила мой пристальный взгляд, и я отвела глаза.

– Хэлен привезла сюда малышей, поэтому я обязана вести себя нормально. И ты должна это понять.

– Но ведь это невероятно трудно.

Трудно и эмоционально, и физически, судя по виду Клаудии.

– А хотя бы и так. Не тебе мучиться, так что же ты злишься?

Я уставилась на нее.

– Ну что с тобой, Тесса?

Я покачала головой.

– У тебя что-то стряслось?

Вот чем плохи давние подруги – от них ничего не утаишь.

– Ты беременна?

У меня отвисла челюсть.

– Боже, нет, конечно!

– Но в случае чего сказала бы мне, правда?

Я притянула к себе Клаудиу, чтобы она не видела облегчения у меня на лице.

– Я не собираюсь беременеть, у меня даже мужчины нет.

– Ты же постоянно с кем-то спишь.

– Ну спасибо тебе.

– Просто… всякое бывает.

– Но не со всеми. Кто рискует, тот и попадается. А я не рискую…

Клаудиа приготовилась возразить.

– Да, не рискую!

– Чушь. В прошлый раз ты пользовалась кондомом?

Вообще-то нет – ни в спальне, ни в душе.

– Так нечестно. У меня были особые обстоятельства.

Клаудиа скрестила руки на груди.

– Это значит «нет, Клаудиа, не пользовалась, потому что я дура»?

– Я пью таблетки, – оправдывалась я.

– А о хламидиозе ты слышала? Не говоря уже обо всем остальном.

– Конечно, но…

– Думаешь, тебя это не коснется?

– Однажды уже коснулось, Клаудиа.

– Хм… – Она задумалась, подбирая слова. – А если ты наконец встретишь свою половинку, захочешь детей и вдруг обнаружишь, что не можешь забеременеть только потому, что раньше не пользовалась презиками? Вот смеху-то будет.

– Сейчас речь не обо мне.

– А ты не увиливай. Ишь, научилась.

– Клаудиа, извини, что я разозлилась на Хэлен, – обиженно произнесла я. – Но это еще не значит, что надо злиться на меня.

– Иногда ты здорово бесишь.

Я совсем растерялась. Если кто и заслуживает упреков, так это Хэлен – избалованная эгоистка Хэлен с гигантской коляской и сумками для памперсов.

– Ты что-то скрываешь от меня, я точно знаю. – Клаудиа дырявила меня взглядом.

– Ошибаешься.

– А больше ничего сказать не хочешь?

О чем, например? Признать, что у тебя не будет детей? Я открыла воду и тщательно вымыла руки. Разговор затянулся, пора было заканчивать его, чтобы не ляпнуть лишнее.

– Извини, что я цеплялась к Хэлен, – послушно сказала я, отошла к сушилке и подставила под нее мокрые ладони.

Сушилка не включилась. Клаудиа принесла мне клок туалетной бумаги.

– Спасибо. Больше не буду, обещаю тебе. Думаешь, Хэлен заметила?

– Тесса, ты у нас сильная личность. Когда ты бушуешь, нам остается только разбегаться во все стороны.

– Ну, подруга, ты тоже не оранжерейное растение.

– Знаешь, когда я смотрю на тебя, меня тревожит… – Клаудиа сделала паузу, и я тут же воспользовалась ею:

– Честное слово, я больше не буду нападать на Хэлен.

Клаудиа накрыла ладонью мою руку и долго смотрела мне в глаза.

– Тесса, у тебя никогда не возникало ощущения, что мы застряли на одном месте? Я – с ребенком, ты – с…

Она опять не договорила, а подсказывать я не собиралась. Я недоуменно смотрела на нее. В такие минуты полезно уметь блефовать. Этим искусством я владею в совершенстве. Кстати, о блефе: надо бы научиться играть в покер. Если за близких я переживаю так, что все эмоции написаны у меня на лице, то могу быть непроницаемой как стена, когда речь идет обо мне. Маму мое выражение лица выводит из себя.

Клаудиа сдалась:

– Я понимаю, ты не выносишь Нейла, но Хэлен слаба духом. Ей нужна опора. И защита от матери. Нейл дает ей и то и другое.

– Из огня да в полымя.

– Может быть. И все-таки постарайся понять ее. Тебя любили с первой минуты. Ты привыкла быть любимой и на меньшее не соглашаешься. И правильно делаешь: ты заслуживаешь любви. А Хэлен никогда не знала ее, так будь подобрее к ней, не ревнуй ее к детям. Поверь мне, это очень обидно – обнаружить в себе неиссякаемый источник материнской любви и вдруг осознать, как мало тебя любили. Прибавь гормоны – можешь мне поверить, они любого сведут с ума, – невнимательного мужа, немереные деньги, бессонницу… Сказать по правде, она держится молодцом.

Я надеялась, что постепенно остыну, но гнев упорствовал.

– Ты нужна ей, только она об этом никогда не скажет, – добавила Клаудиа.

Уловка сработала: люблю быть незаменимой.

– Я буду скучать по тебе, – сказала я. – Хоть ты и старая карга.

– А ты приезжай к нам в Сингапур. Дадим Элу спокойно поработать, будем вдвоем кочевать с одного пляжа на другой.

Мысль показалась мне заманчивой.

– Пожалуй, я смогла бы.

– Конечно.

– Я серьезно.

Клаудиа с жаром закивала.

– А пока перестань изводить Хэлен, ладно?

– Ладно.

– Вот и хорошо. – Клаудиа взяла меня за руку. – Пойдем еще выпьем. В небеременном состоянии есть свои плюсы!

Заставить себя извиниться перед Хэлен я так и не смогла, но заглянула в коляску, поумилялась близнецам и похвалила их поведение: они спали так же крепко, как на крестинах. И задумалась: неужели Хэлен твердит о бессонных ночах и усталости только затем, чтобы скрыть истинную причину своей бессонницы, а именно – отсутствующего мужа? Хэлен заметно успокоилась, и я, чтобы загладить вину, оценила ее наряд на крестинах и отметила, что она неплохо выглядит.

– Прости, что на крестинах я так поспешно ушла, – тихо сказала мне Хэлен. – Светские беседы меня вымотали. И еще… извини, что сорвалась на тебе.

– Ничего подобного.

– Я превратилась в брюзгу. Но я исправлюсь, вот увидишь. Давай как-нибудь встретимся и поговорим не о премьерах Нейла, а о нас с тобой, как раньше.

Надо же, и полутора лет не прошло.

– Было бы неплохо, – отозвалась я, но скакать до потолка от радости не стала.

– А мне можно к вам на девичник? – спросила Саша. – А то кругом одни мужики.

– Мальчишек я оставлю с Нейлом, он сам уложит их.

– Я слышал, для него это событие мирового масштаба, – вмешался Бен.

Я ждала, что Хэлен обидится и упрекнет меня за болтливость, но она только широко улыбнулась:

– И не говори. По-моему, он до сих пор не может запомнить, как зовут детей.

Мы рассмеялись, причем Хэлен – громче всех. Она опять оказалась в центре внимания. Мне следовало бы порадоваться тому, как стремительно исправляется моя подруга, а я почему-то не могла избавиться от чувства неловкости. Заказав еще вина, я наполнила доверху все бокалы. Возлияния развязали языки всем, кроме Хэлен, за столом стало шумно. Близнецы вели себя как паиньки, и мы единодушно согласились с тем, что сон полезнее бородатых анекдотов и баек, которыми нам никогда не надоедало кормить друг друга. Клаудиа широко улыбалась мне. Она все-таки добилась своего: устроила обед в непринужденной дружеской обстановке, в компании людей, у которых нет бед и забот. Большего заблуждения нельзя было и представить.

* * *

Эл и Клаудиа улетали на следующее утро. В пять мы наконец попросили счет и ушли, оставив на несвежей белой скатерти батарею бокалов из-под «лимончелло». Хэлен убежала первой, как только начали просыпаться близнецы. Мы уговаривали ее остаться, но она объяснила, что все равно не сумеет покормить детей в ресторане – они будут отвлекаться на каждый шорох. Мне подумалось, что кормление детей в присутствии Клаудии было бы верхом цинизма. Сохранять адекватность – одно дело, а стремиться переплюнуть подругу – совсем другое, поэтому удерживать Хэлен я не стала.

Мы впятером вышли из ресторана и остановились на тротуаре. Вот и все, пора прощаться. Обняв Эла, я с изумлением отметила, что у него под кожей отчетливо прощупываются ребра. Он исхудал сильнее прежнего. Я еще раз повторила, что он отличный друг. Пока Саша обнималась с Элом, я попрощалась с Клаудией и пообещала следить за рейсами. Чтобы дать Саше попрощаться с Клаудией, я отошла в сторонку, к Бену. Эл поймал такси, Клаудиа и Саша о чем-то оживленно беседовали. Мы с Беном касались друг друга плечами, жар тела будто прожигал ткань. Бен положил руку мне на плечо, пожал его и тут же отошел к Элу. Мы махали Элу и Клаудии, пока такси не скрылось за углом. Мы остались втроем.

Саша высмотрела автобус.

– Бежим, он идет прямо до дома.

– Автобус? – нерешительно переспросил Бен.

– Не будь снобом. Шевелись, лентяй!

Бен обернулся ко мне.

– Скорее! – Саша уже успела домчаться до остановки и неистово махала рукой.

– Иди, – улыбнулась я.

– Не хочу оставлять тебя здесь одну.

– Ничего, не пропаду.

– Точно?

– Иди, – повторила я и подтолкнула его к Саше.

– На премьере увидимся?

– На какой премьере?

– У Нейла.

А я про нее и забыла.

– Конечно!

– Устроим свидание. – Он послал мне воздушный поцелуй и побежал за Сашей.

С хмельными улыбками оба долго махали мне с верхней площадки автобуса. Тайно чертыхаясь, я махала в ответ. Больше Бен не будет служить мне костылем. Хватит с меня попыток занять Сашино место – я дала себе клятву. Поплотнее запахнув плащ, я смотрела вслед автобусу. «Не хочу оставлять тебя здесь одну. Не хочу оставлять тебя здесь одну. Не хочу оставлять тебя здесь одну».

– Не хотел бы – не оставил, – пробормотала я, опуская руку.

Наконец автобус свернул за угол и увез последних моих друзей. Я осталась совсем одна.

11. Наврал – в штаны наклал

В понедельник утром я проснулась совершенно подавленная. На этой неделе мне не светило ровным счетом ничего, кроме собеседования с кадровиком в среду и встречи с моим финансовым консультантом в пятницу. Вот и все развлечения. Если прибавить занятия йогой, домашнюю работу и походы за покупками, времени все равно столько, что некуда девать.

Я уже скучала по Клаудии и Элу. Не то чтобы я прежде виделась с ними каждый день – мне недоставало их присутствия в городе. Саша обмолвилась, что уезжает на всю неделю, значит, Бена следовало избегать любой ценой, пока не привыкну обходиться без него. Хэлен с близнецами и Роуз укатила в загородный дом, чтобы как следует отдохнуть и на вечеринке по случаю премьеры Нейла выглядеть свежей. Во время выходов в свет Хэлен неизменно блистала, но я знала, что она их терпеть не может. Ее застенчивость и робость не вязались с красотой. Я решила, что поездка задумана в наказание Нейлу за гулянку накануне прощального обеда Эла и Клаудии: несомненно, Нейл любил своих сыновей и наследников, как он их называл, хотя предоставлял заботиться о них другим людям. Или любил не детей, а сам факт их существования – пока они не подросли и не стали чем-то вроде приятелей. Так или иначе, хорошо, что Хэлен проявила твердость.

Небо за окном сияло чистейшей осенней лазурью. Сидеть сложа руки и смотреть, как живут другие, мне надоело. По мосту через реку катились велосипедисты. Вот чем я займусь – оседлаю велосипед и съезжу на прогулку. Чтобы не передумать, я торопливо набрала номер Фран.

– Привет, Фран, ты не занята?

– Смешная ты.

Это еще почему?

– Ты сейчас где?

– Возле школы. Сейчас поеду на велосипеде домой.

– Отлично! Хочешь, встретимся? Покатаемся в парке Баттерси, потом выпьем кофе.

– М-м-м…

– Смотри, какой славный денек.

– А-а, гулять так гулять. Стирка подождет. Мне нужно двадцать минут, чтобы добраться до тебя.

– А мне – чтобы смахнуть с байка паутину. Встретимся у ворот, ближе к мосту Челси.

– Класс, – отозвалась Франческа. – То, что надо.

* * *

Увидев меня в шлеме с отражательной полосой, Роман рассмеялся. К велосипеду я не прикасалась с тех пор, как купила, решив ежедневно ездить на работу. Я подсчитала, что таким способом сэкономлю целое состояние: уж лучше кататься, чем крутить педали на велотренажере. На следующий день помешательство прошло. Выяснилось, что ездить на работу – куда ни шло, а вот обратно уже никак. После вечерних посиделок в баре с друзьями из Сити я заплутала в переулках Олдгейт-Иста и неизвестно как угодила прямо в туннель Лаймхаус-Линк. Пришлось несколько миль бешено крутить педали в загазованной полутьме, пока я не вынырнула на поверхность возле Канэри-Уорф. Перепуганная и надышавшаяся выхлопных газов, я остановила такси, водитель которого доставил нас с байком домой, содрав с меня круглую сумму. Еще неделю после этого у меня болела отбитая задница. Велосипед был отправлен в подвал, куда я больше не заглядывала. Но с тех пор я изменилась.

Франческа в брюках с зашпиленными штанинами восседала на своем старомодном велосипеде с корзинкой, набитой всякой всячиной. Ее волнистые каштановые волосы были подстрижены коротко (и практично), одежда скрывала фигуру, но кожа по-прежнему оставалась молодой и гладкой. Видимо, потому, что Фран избегала любых излишеств. Она казалась грубоватой, но симпатичной, эксцентричной – и вместе с тем домашней. Я уже собиралась поддразнить ее, но она засмеялась надо мной первая. Полагаю, велосипедная сбруя на мне, никудышной байкерше, и вправду смотрелась нелепо. Мы провели велосипеды в ворота и покатили вперед не спеша, размеренно, как и подобает дамам. Я собиралась поговорить с Фран о Каспаре, но решила начать издалека.

– Как Ник?

– Он в Сайгоне.

– Везунчик. Обожаю Сайгон.

– Да он ничего и не видит, из отеля не выходит. Там проводится международная конференция по вопросам детского труда – ну, борются за права детей, которые делают кроссовки с лампочками. А на другом конце света я воюю в «Вулвортсе» с пятилетней дочерью, требующей эти самые кроссовки.

– Дискуссия прошла плодотворно? – поинтересовалась я, чувствуя, как ветер полирует щеки.

– Увы. Я отказала наотрез, но Поппи ныла как заведенная. Видела бы ты, как смотрели на меня другие мамаши! Я могла купить мир в семье всего за четыре девяносто девять – если бы не принцип. Поддаваться нельзя. Стоит дать слабину, и тебе крышка. Тебя уже ни в грош не ставят, родные дети сживают тебя со свету. Я для них что-то вроде говорящего консервного ножа.

Я рассмеялась.

– Хорошо тебе, – отозвалась Фран. – Тебя-то никогда не унижали при посторонних собственные дети.

– Да, – согласилась я, прибавляя скорость, чтобы догнать белку. Франческа немного отстала. – С этим я и сама прекрасно справляюсь.

Фран настигла меня и даже не задохнулась.

– Поппи твердила, что я всю жизнь ей испортила! Это в пять лет! Так бы и прибила, – продолжала она.

Я незаметно улыбнулась. Из меня педагога ни за что не выйдет – не выдержу и расхохочусь в самый ответственный момент.

– Видишь, какая я брюзга. А все летние каникулы виноваты, я думала, они никогда не кончатся.

– Летние? Фран, опомнись: сейчас октябрь.

– Вот именно. А я до сих пор не в себе. Ник вечно в разъездах, Каспар, как тебе известно, совсем от рук отбился, девчонки вертят мной как хотят. Как мне надоели эти сражения по всем фронтам.

Фран дала мне удобный повод перевести разговор на Каспара, и я не упустила случай.

– А как мой обожаемый крестник?

– Хреново. Представляешь, он считает, что я просто не могу его понять, потому что у меня не было настоящей молодости. Из себя выводит, особенно когда талдычит одно и то же. Да, нам в свое время было легче, но кто сказал, что я не в состоянии их понять? – Франческа покачала головой в шлеме. – Бред какой-то. Вечно они возмущаются; что бы я ни сделала, все не так. Кстати, спасибо, что спасла его тогда. Хотя бы тебя он слушается.

Я тщательно обдумала следующую фразу.

– Он говорил, ты совсем запилила его из-за какого-то пива.

– Правда? Когда это он успел?

– Недавно звонил мне, чтобы поболтать.

– Поболтать?

Она затормозила. Я тоже перестала крутить педали, развернулась и остановилась лицом к ней. Значит, во внезапный приступ общительности Каспара она тоже не поверила.

– А он не говорил, что пиво было не наше?

– Что? Нет.

– Так я и знала. Он стащил его из соседской кухни. Дети наших соседей – ровесники нашим, так что мы не запираем входные двери, часто обедаем все вместе и так далее… Какого стыда я натерпелась! И не отпустила его гулять. Оскорбился, само собой, грохнул дверью со всей дури. Аж тошно вспоминать.

– Паршивец. Нет, об этом он и не заикался.

– Не понимаю, что на него нашло. Не понимаю – и точка.

Я вспомнила о своих детских выходках. В целом я была послушным ребенком, но однажды несколько месяцев дулась на родителей за то, что меня не отпустили в гости, и думала, как и Поппи, что они мне испортили всю жизнь.

– За что он тебе так мстит?

Франческа с ужасом уставилась на меня.

– Я не говорю, что ты это заслужила. Но ведь он почему-то мстит тебе.

Франческа медленно покачала головой и поехала дальше, не ответив. У пруда она прибавила скорость. Я следовала за ней, чуть отстав, и думала о том, что вовсе не хотела оскорбить ее. На полпути вокруг пруда она притормозила, а я догнала ее.

– Уже лучше, – пробормотала она. – Хоть легкие проветрились.

– Тебе бы уехать куда-нибудь на пару дней, пусть Ник присмотрит за домом. Давай завалимся в СПА – в будние дни у них скидки. Кажется, у меня где-то припрятан сертификат с благотворительного аукциона. Я приглашаю! Может, ты просто устала.

К слову, об усталости: я заметила, что тяжело отдуваюсь. А Фран даже не запыхалась.

– Пора снова принимать женьшень, – произнесла она, пропустив мимо ушей мое приглашение. Я так и не поняла почему: то ли не расслышала меня – на пруду орали гуси, то ли не поверила в историю с сертификатом. Или просто не желала принимать от меня подарки.

– К черту женьшень, тебе надо просто развеяться. Выбраться в люди. Принарядиться, вымыть голову – разумеется, если это не повредит озоновому слою, – влезть на шпильки, выставить ножки напоказ и рвануть со мной на тусовку.

– Ты хочешь сказать – засесть в баре и поболтать о своем, о девичьем?

– Вообще-то я имела в виду настоящую тусовку. Без желе и мамаш с тройными вакцинами.

Кажется, я попала в яблочко. Полезно знать, чем живут друзья.

– Знаменитости, бесплатная выпивка, живая музыка и треп ни о чем. Как тебе?

– Соблазнительно.

– Вот и прекрасно. В субботу приходи на премьеру Нейла на Четвертом канале.

– Какого Нейла? Мужа Хэлен?

В присутствии этой пары Франческа всегда робеет.

– Он на меня и не глядит, даже имени не помнит. С какой стати ему приглашать меня на премьеру?

– Это премьера канала, и потом, приглашение не понадобится. Ты сойдешь за Клаудиу, Ник – за Эла, а я проведу Билли. Ей тоже не помешает развеяться.

– Договорились. Оставлю Каспара за старшего.

– А я думала, ты против эксплуатации детского труда.

– Фу, зануда.

Я улыбнулась и заработала ногами, вспугнув стаю жирных голубей, расклевывающих кусок булки. Если и не эндорфиновый криз, то прилив радости был мощный. Фран, Ник, Билли… Ха! К Нейлу на премьеру я прибуду во всеоружии, с собственной командой поддержки.

Вернувшись домой, я первым делом позвонила Каспару. Между прочим, у бедного замученного ребенка есть собственный мобильник. А я обзавелась первым мобильником только в тридцать два года.

– Алло! – послышался шепот в трубке.

– Привет, Каспар, это я. Можешь сейчас говорить?

– Не, я на уроке.

– Зачем же ответил на звонок?

– А ты чего трезвонишь?

– Не груби.

– Тебе же нравится.

– С чего это ты такой веселый?

Я не думала, что заговорю таким подозрительным тоном.

– А что, опять нельзя?

– Не болтай ерунды! Слушай, Каспар, насчет пива…

– Приехали. Не цепляйся, Тесса, ты мне не мать.

– Но…

– Ну чего еще?

– Я просто хочу тебе помочь. Обязательно позвони мне после уроков.

Телефон заверещал через полчаса, когда я принимала душ. Пришлось выскакивать, разбрызгивая воду и кутаясь в полотенце. Но звонила Билли, а не Каспар.

– Извини за беспокойство, – начала она. Билли вечно за все извинялась. – Ты не занята?

– Наоборот, – ответила я, накручивая на голове тюрбан из второго полотенца и заваливаясь в постель.

– У меня к тебе огромная просьба…

– Выкладывай.

– У меня тут с деньгами сложности, и…

– Сколько?

– Не хочу брать взаймы. Понимаешь, Кристоф просрочил платеж. Я пыталась поговорить с ним, но ты же знаешь – его не застать, он всегда в разъездах, так что…

– И давно это с ним?

Билли неловко признаваться, что Кристоф снова обманывает ее. Ее преданность человеку, который разбил ей сердце, испортил жизнь и бросил на произвол судьбы чудесного ребенка, – мое проклятие.

– Четыре месяца.

– На звонки не отвечает?

– Говорю же, он в отъезде…

– Билли.

– Знаю, знаю, потому и прошу помощи. Завтра у меня назначена встреча с адвокатом.

– Ну наконец-то! Молодчина.

– Ты не могла бы забрать Кору из школы?

– С удовольствием. Вот повезло! – Я говорила чистую правду. – Собственно, это ты делаешь мне одолжение. Слушай, если не возражаешь, я свожу ее к Франческе и Нику. Ты же знаешь, Кора дружит с Кэти и Поппи.

– Замечательно. Спасибо.

– Для этого и нужны крестные.

– Спасибо, Тесса, ты чудо.

На следующий день в половине четвертого я уже ждала Кору у школьных ворот, в толпе родителей с колясками и велосипедами, собаками и скутерами. Коре посчастливилось: в ее школе учатся дети только до одиннадцати лет, ей не приходится иметь дело с хулиганистыми старшеклассниками, которые не прочь мимоходом унизить малыша. Моя крестница худенькая, в свои семь лет выглядит пятилетней, поэтому мне всегда боязно, что ее задразнят. С самого рождения она не соответствовала даже нижнему пределу показателей веса и роста. Но когда она жаловалась, что не растет, я уверяла, что выделяться лучше, чем быть как все.

Заметив меня, Кора помчалась навстречу, длинные волосы разметались у нее за спиной. Она была похожа на цыганочку – бледненькую, с карими глазищами, ножками-спичками и без одного зуба. Я присела, широко развела руки и стала ждать, когда этот крохотный сгусток энергии со всего размаху влетит в меня.

– Привет, моя прелесть!

– Привет, крестная! У тебя такой смешной цвет, – ответила Кора.

Верно подмечено. Загар быстро сходил с тела, но задержался на руках, как будто я во время генеральной уборки откопала флакон с остатками автозагара и намазалась, насколько его хватило.

– А я-то думала, не так уж очевидно.

– Чевидно – не чевидно, а ты полосатая, и все тут. – Кора взяла меня за руку. – Как зебра. Можешь спрятаться в кустах, и лев тебя не съест.

Первый плюс найден. Пусть даже я выгляжу по-дурацки, зато не стану обедом для льва.

– А ты привезла мне слоника с маленькими ушами?

Ну и память у ребенка!

– Ждет в машине.

Кора просияла.

Мы поболтали о школе и подружках Коры – всех их я знала как облупленных, – потом завели долгую дискуссию о носках, которые вечно путаются в раздевалке. Их подлость возмущала Кору до глубины души. Порой она тараторила так, что я не понимала ни слова, но не сердилась – просто наслаждалась беспечным щебетом крестницы.

– А как мама? – спросила я.

– Сердится на Кристофа.

Кора всегда зовет своего отца Кристофом, хотя Билли старательно отучала ее от этой привычки – опасалась, что Кристоф услышит, оскорбится и вообще перестанет удостаивать их присутствием. Да Кора и мухи не обидит. По-моему, эта девочка родилась со встроенным блоком мудрости. А Кристоф недостоин самого драгоценного в мире титула «папочка». Моя крестница выглядит на пять лет, но рассуждает, как семидесятилетняя. Иногда ее изречения изумляют меня, так и тянет записывать их и вкладывать в печенье с предсказаниями судьбы – столько в них житейской мудрости. «Кора говорит…» Впрочем, возможно, я и необъективна. Случается, она так забавно употребляет и коверкает сложные слова, что не захочешь, а засмеешься. Все дело в том, что ей приходится слушать в основном взрослые разговоры и расшифровывать их умом семилетнего ребенка.

Когда мы подходили к машине, Кора указала на местный супермаркет.

– Мы ходили туда, я сама сложила все в пакеты, но денег не хватило. Пришлось вернуть покупки. Но ничего, нам дали фасоль и хлеб. Это Кристофер виноват, он все наврал – в штаны наклал.

Бедняга Билли. Я охотно одолжила бы ей денег. Но она гордая, ни за что не попросит.

– А еще тетя из магазина дала мне леденец, но велела никому не говорить.

– Вот как? Почему же ты мне проговорилась? – Я взъерошила ей волосы.

– Ты же ненастоящая взрослая.

В воображении я взяла ручку, записала ее слова, свернула лист бумаги в тугой рулончик и вложила в печенье. «Кора говорит: ты ненастоящая взрослая».

Мы сразу отправились к Нику и Франческе. Кэти и Поппи так же охотно принимали Кору, как она ездила к ним в гости. Для них Кора была чем-то вроде золотой середины, заменяла отсутствующую среднюю сестру, умела вовремя уступить Кэти и поддержать Поппи. А поскольку Кора давным-давно научилась развлекать сама себя, за внимание со стороны взрослых она не боролась. Сестер привлекала ее рассудительность, даже после перерыва мосты были наведены мгновенно, и три девчонки удалились в свой мир, куда нам с Франческой и Билли путь был заказан.

Пообедав сосисками с картофельным пюре, они вернулись к играм, а мы с Франческой заварили побольше чаю и настроились болтать. Так, чтобы нас никто не прерывал. Вообще-то я давно привыкла к разговорам, в которых то и дело слышится «погоди минутку, я только…» с разнообразными продолжениями: сниму с полки игрушку, налью воды, включу телевизор, разниму драчунов, найду лейкопластырь, вымою попу, отыщу Барби. За вынужденной паузой следовало неизбежное «Так на чем мы остановились?», а затем снова «погоди минутку, я только…». Но сегодня девочки затеяли игру в саду и почти не отвлекали нас, лишь потребовали деревянные ложки и сухую приправу.

– А как дела у нашего вундеркинда? – поинтересовалась я.

– Чуток получше. Сегодня приготовил завтрак.

– Неплохо. – Чего-то подобного я и ждала.

– Значит, ты с ним говорила?

– Мимоходом.

В тот вечер Каспар все-таки соизволил позвонить мне, а я в ожидании звонка успела выбрать самый эффективный способ воздействия на непослушных детей – шантаж. Вскользь напомнила о не состоявшемся приводе в полицию, о спиде, лужах рвоты и, не дав Каспару опомниться, заключила: еще одна выходка вроде кражи чужого пива – и я забираю у него айпод. К счастью, угрозу он воспринял всерьез.

Франческа подлила нам чаю.

– Похоже, запрет все-таки подействовал. Наверное, ты права: напрасно мы принимали его поступки как должное…

Об этом я говорила еще до похищения пива.

– Словом, мы условились платить ему за работу и больше не считать, что он обязан присматривать за сестрами, подстригать живую изгородь и так далее. Каспар объяснил: ему, мол, показалось, что наша соседка Рейчел разрешила взять пиво. Верится с трудом, но после разговора с тобой в целом он ведет себя примерно. Так что спасибо.

Верится с трудом?

– Знаешь, он хочет скопить денег на уроки вождения. Сумма нешуточная, но у него в запасе еще год.

– Молодец. Здравое решение.

– И я так думаю.

– Пусть подкопит к следующему дню рождения, а я добавлю, – предложила я.

– Лучше ему об этом не знать. А то и за два года не насобирает.

– Тогда я за него заплачу. Мама с папой всегда так поступали, когда я просила что-нибудь дороже пятидесяти пенсов.

– Не забывай: ты в семье одна, а с тремя детьми сложнее. Из нас постоянно тянут деньги. То и дело приходится раскошеливаться. Деньги ну просто сквозь пальцы утекают. И потом, перед девчонками неловко… Кстати, надо бы сходить проверить, что они там притихли.

Открылась входная дверь, что-то тяжелое свалили на пол, по лестнице прогрохотали шаги. В саду Фран торговалась с детьми, которых скоро предстояло загонять в ванную. Я вышла в коридор, к лестнице, и крикнула, глядя вверх:

– Эй, Каспар, может, зайдешь поздороваться?

– Кто там? – недовольно откликнулся он.

– Тесса.

– А, Тесса, привет! – Каспар выглянул из своей комнаты. – Не знал, что ты у нас.

– Спускайся, поболтаем.

– Ща, погоди.

Моя сумочка висела на столбике лестницы. Я заглянула в нее и некоторое время смотрела на бумажник, размышляя, стоит ли пересчитывать деньги в нем. Не надумала и закрыла сумочку. Надо доверять людям. Если Каспар сказал, что завязал с наркотой, значит, так и есть.

Вернулась Франческа, пообещав напомнить детям о купании через десять минут.

– Каспар пришел, – сообщила я, дожевывая угощение. – Похоже, скрывается от меня.

– Небось до сих пор стыдно. Он боготворит тебя, готов сквозь землю провалиться потому, что при тебе его рвало в окно такси.

Конечно, я рассказала Франческе про злополучную субботу, но опустила немало подробностей, про окно такси, кажется, даже не заикалась. Что я ей наговорила? Это же было месяц назад. Тем и опасна ложь, что она забывается быстрее, чем правда. Я предоставила Каспару возможность самому решать, что и как сказать родителям. Само собой, я не ждала чистосердечного признания, но и на вранье не рассчитывала. Хорошо бы узнать, от чего я спасла Каспара, но у Фран лучше не спрашивать.

– Каждому случалось напиваться в стельку – это как обряд инициации. До сих пор не могу пройти его до конца, – нашлась я.

– И все-таки Заку не стоило смешивать спиртное.

Ах, вот в чем дело! Во всем виноват Зак. Значит, про курево, спид, краденые деньги и полицию Каспар умолчал. Неужели Фран поверила?

– Хорошо хоть, ему хватило ума позвонить тебе.

Угу, хотя задачка была не из легких – для того, кто валялся в отключке. Стервец. Но тут я вспомнила, каким Каспар был жалким и как горячо уверял, что с наркотиками покончено. Пожалуй, хватит с него строгостей – в конце концов, кто из нас в молодости не напивался и не блевал? Или не баловался травкой? И уж конечно, Каспар – не первый и не последний подросток, который украл чужую выпивку. Спид – дело серьезное, но не редкость в наше время. Родители до сих пор не знают, как однажды Бену пришлось совать мне пальцы в рот, когда я перепила рома. Кстати, я тогда была младше, чем сейчас мой крестник.