Текст книги "Бог Монстров (ЛП)"
Автор книги: Кери Лэйк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 28 страниц)
Глава 5
Мальчик накрывает одеялом мои ноги, где я сижу, прислонившись спиной к кабине грузовика, и протягивает мне флягу, наполненную пресной водой.
– Возможно, тебе захочется положить одеяло под ноги. Сзади дует довольно сильный ветер.
Вернувшись к грузовику Легиона, его дядя пытается собрать запчасти и откачать бензин, пока мы ждем.
– Значит, ты… просто случайно проезжал мимо и услышал наши крики? Назови это врожденной подозрительностью, но я не могу скрыть недоверия в своем голосе, даже если ребенок спас мне жизнь.
– Увидел, как сломался грузовик. Пошел по следу к пещере.
След? Возможно, там, куда утащили мое тело. Возможно, кровь.
– И что теперь?
– Не могу оставить тебя здесь. Это было бы неправильно. Собираюсь отвезти тебя в безопасное место.
Я поднимаю флягу, чтобы сделать глоток, но останавливаюсь на полпути ко рту.
– И где это может быть?
– Куда конкретно ты направляешься?
На данный момент я ни за что не вернусь в Шолен.
– Монастырь к северу отсюда. Даже рискуя навлечь на себя гнев матушки Чилсон, по крайней мере, там у меня будет свежая одежда, еда, кров, безопасность. И возможность более короткого предложения, если Джек сможет мне помочь.
– Сестры милосердия?
– Ты знаешь это?
– Это единственное, что осталось. Они обычно принимают беженцев, поэтому мы отправили к ним нескольких женщин и детей для безопасности. Мы можем отвести тебя туда.
Я хочу верить в добрую волю человека, но истории, которые рассказывал мой отец, жалкая природа некоторых человеческих существ, наряду с нехваткой женщин здесь, в этом есть что-то неправильное.
– Как мне повезло, что мимо проезжала группа добрых самаритян.
– Это правда. Еще минута, и я не могу представить, что бы этот Бешенный сделал бы с тобой. Его слова преднамеренны и предназначены для того, чтобы перенаправить мои подозрения, и в данный момент у меня нет выбора, если только я не хочу остаться с грузовиком в надежде, что Легион в конце концов придет, рискуя и жаждой, и голодом, и чем бы то ни было еще, что могло бы решить пошнырять вокруг.
Тот, которого он представил мне, когда Отис поднимал канистру с бензином над задней дверью и опускал ее в защищенный ящик. Лязг металла действует мне на нервы, и именно тогда я замечаю, что все еще дрожу.
– Куда мы направляемся? Занятый своей задачей, Отис не удосуживается поднять глаза, когда задает вопрос.
– Север. Монастырь, – отвечает Сэм.
Пожилой мужчина наконец поднимает на меня взгляд, и я слишком опьянена изнеможением, чтобы искать ложь, скрытую в его глазах.
– Затем мы направляемся на север.
Сзади к нам присоединяются дядя Сэма и другой парень, Эд. Я подавляю тревожное чувство
быть окруженной таким количеством незнакомых мужчин с мыслью, что, если бы они хотели изнасиловать меня или того хуже, они могли бы легко сделать это к настоящему времени. Кажется, движущийся грузовик представлял бы большую проблему.
Но опять же, что я знаю?
Двигатель грузовика с ревом оживает, и мое тело дергается, когда он кренится вперед.
– Тебе удобно? Сэм продолжает обнимать руками подтянутые колени.
– Мог бы позволить тебе сесть в переднюю часть с моим папой и Отисом, но я решил, что сидеть тут будет лучше, чем всю дорогу слушать, как эти двое препираются.
– Я в порядке. Это прекрасно. Мое внимание переключается на двух мужчин по ту сторону кузова грузовика, которые даже не смотрят на меня.
– Тебе следует немного поспать. До монастыря еще несколько часов езды.
Ни за что.
– Пока со мной все в порядке. Если я устану, я посплю.
Пожав плечами, он тянется за чем-то рядом с собой, пробуждая мою паранойю, и, словно инстинктивно, мои мышцы напрягаются.
– Как тебе будет угодно. Он достает белую ткань и разворачивает ее. Внутри лежат полоски чего-то, что выглядит и пахнет как вяленое мясо.
– Голодна?
В последний раз я ела вяленую оленину, когда мой отец вернулся из поездки в Мертвые земли. Он всегда привозил небольшие угощения и подарки для Гранта и меня. С дрожащим выдохом я беру предложенное мясо, запах приправы с перцем навевает воспоминания о том, как я сидела на крыльце и тайком готовила угощение. Моя мать называла это едой дикарей и сделала все возможное, чтобы избавиться от него, как только мой отец отправился на очередную миссию. Итак, я начала прятать еду в своей комнате и таскать ее тайком, когда ее не было рядом.
Мне невыносимо представить, что мог бы подумать мой отец, что мог бы сделать человек его подготовки и положения, окажись он сейчас на моем месте. То, что я знаю о нем, знала о нем, я полагаю, что он сказал бы мне делать все, что я должна, чтобы выжить. Как и любой отец.
Но до какой степени?
Можно ли было бы считать, что разрешение отцу Парсонсу насиловать меня на алтаре является средством выживания? Могла бы ли я спать с мужчинами в течение следующих пяти лет? Я, конечно, могла бы избежать предсмертной встречи с Бешенными, если бы могла. Или страх перед неизвестностью, когда я направляюсь на север с группой незнакомцев, чьи намерения я нахожу неясными.
Назвал бы он меня дурой за мои решения?
Я не могу себе этого представить. Но тогда, если бы он мог дать мне совет сейчас, его совет исходил бы от человека из могилы.
Человек, который уже почувствовал холодное дыхание смерти на своей шее.
Может быть, он сказал бы мне, что худшее еще впереди.
– Талия, ты меня слышишь? Голос моего отца – теплое одеяло, защищающее от холодного ветра, который пробегает по моей коже.
– Да. Я здесь.
– Тебе нужно проснуться, милая. Просыпайся!
От гнева в его голосе мои мышцы вздрагивают, и мои глаза распахиваются навстречу ослепительному солнечному свету. Я оглядываюсь и обнаруживаю, что кузов грузовика пуст. Ни Сэма, ни двух других нигде не видно.
Должно быть, в какой-то момент я заснула и проспала достаточно долго, чтобы проснуться с восходом солнца.
Звук голосов достигает моего уха, и я сажусь, оглядываясь вокруг, чтобы обнаружить, что мы остановились в незнакомой обстановке. Поверх потрескавшегося бетона навалены обломки, поросшие травой. Дома расположены слишком близко друг к другу, заколочены и испещрены всевозможными непристойностями. Какой-то захудалый, заброшенный район с причудливыми особняками, похожими на те, что были на третьей фазе в Шолене.
Это не монастырь.
– Ты обещал двоих. Следовательно, ты получишь половину того, о чем мы договаривались.
При звуке женского голоса я пригибаюсь и выглядываю из кабины грузовика и замечаю пухлую пожилую женщину, старше моей матери, с седеющими волосами и всевозможными драгоценностями, свисающими с нее. При виде нее я бездумно тянусь к тонкой золотой цепочке, все еще висящей у меня на шее.
– Ты даже не показал мне товар. Господи, она могла бы быть какой-нибудь гротескной маленькой коростой, которую ты подобрал на обочине дороги. Заражена всеми известными человеку болезнями.
– Она чиста. Девственная Дочь Шолена. Мой контакт заверил меня.
Звук голоса Сэма вызывает во мне приступ ярости. Не то чтобы я удивлена, что он предал меня.
На самом деле, любой другой исход был бы более удивительным. Не сводя глаз с группы, я отступаю к задней двери, но меня резко останавливают, и взгляд вниз на мои запястья показывает петлю веревки, пропущенную через цепь моих кандалов, оба конца которой исчезают за краем грузовика.
Я иду по дорожкам веревки, нахожу их застрявшими под шиной грузовика, и осторожно, чтобы не греметь металлом и не производить слишком много шума, дергаю за крепления в смехотворной попытке разорвать слишком толстую веревку.
– Это Девственница, которая выжила? Женский голос – белый шум на фоне бешеной пульсации крови у меня в ухе.
– Да. Пришлось усыпить шлюху. Ее укусили.
– И ты уверен, что она девственница.
– Священник даже не засунул в нее свой член.
– Тогда хорошо. Я рассмотрю полную сделку. Но сначала я хочу увидеть ее.
Нет. Нет, нет, нет. Я пытаюсь перепилить веревку цепью, но это бесполезно. Грузовик наклоняется, когда Сэм запрыгивает на кузов позади меня, и я пинаю его на четвереньках.
– Ты лживый кусок дерьма! Одним быстрым ударом ногой назад мне удается попасть ему прямо в нос, и он снова натыкается на проклятие.
– Тебе повезло, что прямо сейчас ты стоишь большего, чем порка задницы.
– Пошел ты. Я повторяю тот же маневр, но он уклоняется от моего удара и прыгает мне на спину, выбивая из меня дух.
– Отпусти меня! Отпусти меня, блядь!
– Послушай меня! Его руки крепко обхватывают меня. – Я не хочу этого делать, но я должен. Нам нужно оружие. И припасы.
– Мне наплевать, что тебе нужно, ты, кусок дерьма!
– Мадам Бомон не так уж плоха. Лучше, чем монастырь, в который ты хотела, чтобы я тебя отвез.
– Мадам? Она управляет гребаным борделем! Я извиваюсь и брыкаюсь, используя кузов грузовика в качестве рычага.
Горячий металл царапает мои колени, издеваясь над моими усилиями холодным уколом боли.
– Ты слишком ценна как девственница. Она не собирается выставлять тебя шлюхой.
– Какого черта… чего еще… она хочет от меня? Мои слова, прерываемые борьбой, не в состоянии передать абсолютную ярость, пылающую внутри меня.
– Вероятно, она оставит тебя своей личной слугой.
– Или продай меня… какой-нибудь отвратительной свинье… которая питает слабость к девственницам! Мудак!
– Посмотри на нее. Выглядит ли она так, будто ей что-то нужно? Тебя будут хорошо кормить. О тебе будут хорошо заботиться. Лучше, чем монахини, которые будут держать тебя взаперти в каком-нибудь монастыре. Я мог бы продать тебя мародерам,
но я пытаюсь поступить здесь по-христиански.
– Христианские штучки? В какую, черт возьми, церковь ты ходил? Я плюю в ответ, все еще извиваясь, чтобы освободиться.
– Очевидно, более милосердную, чем твоя.
– Вот почему … ты не спросил… моего имени.
– Что?
Понимая, что моя борьба бесполезна, я все еще ниже его.
– Там, в пещере. Мне показалось странным, что ты представился, но не потрудился спросить мое имя. Я подумала, что ты по какой-то причине не хочешь знать. Но ты уже знал, не так ли?
– Да.
– Кто твой контакт в Шолене?
– Я тебе этого не скажу.
– Почему? Чтобы ты мог сохранить бизнес по продаже женщин? Скажи мне!
– Не имеет значения. Она мертва.
Мертва?
– Кто? Кто мертва? Я поворачиваю голову в сторону, не в состоянии видеть его лицо под этим углом.
– Гвен.
Кусочки двух совершенно разных головоломок всплывают в моей голове, пока я пытаюсь установить связь между ним и женщиной, с которой я путешествовала.
– Ты планировал продать и ее тоже?
– Не важно. Почему Рейтер тебя обнюхал?
Он это видел?
– Ты предполагаешь, что я знаю, о чем, черт возьми, думает Бешенный, прежде чем решит изнасиловать меня?
– Он не собирался тебя насиловать.
– Откуда ты знаешь?
– Они делают это только в том случае, если с тобой что-то не так.
Со мной что-то не так. Что, черт возьми, может быть со мной настолько не так, что Бешенный отвергает меня как недостойную? Этот вопрос заставляет меня смеяться внутри, несмотря на мое желание заплакать прямо сейчас.
– Ты смотрел это. Ты ждал, будет ли это?
– Было любопытно, вот и все.
– Ты действительно кусок дерьма.
– Тем больше причин избавиться от меня, ты так не думаешь?
Мое тело дергается, когда он отталкивается от меня и перепрыгивает через край грузовика, прежде чем дернуть за веревку достаточно сильно, чтобы притянуть меня к нему. Оказавшись достаточно близко, он вытаскивает меня из кузова грузовика и опускает на землю.
– Попробуешь что-нибудь хитрое, и я всажу пулю тебе в спину.
– Я думала, что стою большего.
– Пока ты жива. Он разрезает веревку и берется за небольшой отрезок цепи между моими кандалами, дергая меня за собой.
– О, боже. О, боже! Женщина поднимает свои темные солнцезащитные очки и прижимает ладони к щекам, ее глаза оценивающе смотрят на меня.
– Она – видение! Ее лицо каменеет, глаза прищуриваются при виде мужчин, окружающих меня.
– Надеюсь, ты ее и пальцем не тронул.
– Ни одним, мэм. Она нетронута. Даю вам слово.
Сочувственно приподнимая брови, она качает головой и, прежде чем я успеваю ее остановить, притягивает меня к своей слишком большой груди для удушающих объятий.
– Бедное дитя. Ты выглядишь измученной. Нуждающаяся в более цивилизованной еде и подальше от компании зверей. Я права?
Все еще держа руки на моих плечах, она делает шаг назад, освобождая меня от своих непрошеных объятий. Не сводя с меня глаз, она откидывает голову в сторону.
– Генри, сними с нее эти кандалы.
Переводя взгляд на исключительно мускулистого мужчину позади нее, я потираю ноющее запястье.
– Он может это сделать?
– По профессии он вор.
– Я бы не стал этого делать, мэм, – говорит Сэм, и чего бы я только не отдала, чтобы развернуться и ударить его прямо в лицо прямо сейчас.
– Она может попытаться убежать.
– Она могла бы. Такова природа свободной воли. А теперь забирай свои жалкие заработки и убирайся восвояси.
Отвратительный мужчина позади нее одной рукой хватает цепочку, а другой, порывшись в кармане, достает маленький нож, который он щелчком открывает. Пока он работает с замками моих кандалов, Сэм и остальные собирают сложенные ящики, которые, похоже, заполнены припасами. Похоже, что валюта здесь, в Мертвых Землях, наряду с молодыми девственницами.
Жаль, что я не девственница.
– Увидимся где-нибудь. Талия. Голос Сэма, как толченое стекло, скребет по моей барабанной перепонке, и я не утруждаю себя тем, чтобы оглянуться, пока он и его люди упаковывают последние ящики.
Первые кандалы падают с моего запястья, то, как моя рука отлетает назад, заставляет меня осознать их непосильный вес. Позади меня заводится двигатель грузовика, и вот так я оказываюсь во власти мадам Бомон. Она знает, что я не побегу. Где бы спряталась девушка, не обученная выживанию здесь? И что бы я сделала с собой, если бы мне удалось сбежать от нее?
Нет. Она знает, что я не настолько глупа.
И она тоже не такая.
Глава 6
Следующая скоба соскальзывает, и я выдыхаю, массируя оставшиеся красные следы от вязи.
– Тебе лучше, дорогая? Мягкие кончики пальцев мадам Бомон захватывают мое запястье, и она делает легкий массаж, устраняя последнюю боль.
– Чего ты хочешь от меня?
– Держу пари, ты умная девушка, не так ли? Проницательная. И упрямая как кнут. В конце концов, именно поэтому ты здесь, не так ли? Надвигая солнцезащитные очки обратно на глаза, она кивком головы приглашает меня следовать за ней.
– Позволь мне показать тебе окрестности. Если тебе не нравится мой дом, я тебя освобожу.
– После того, как вы только что заплатили ящиками с припасами.
– Я одна из немногих, кто живет здесь в изобилии. Вселенная благословила меня сверх всякой меры.
Человекоподобный зверь протискивается через чугунные ворота, и когда мы пересекаем порог, я сразу же обращаю внимание на охранников, стоящих на постах, вооруженных пистолетами. Если бы Сэм и его команда предприняли что-нибудь хитрое, их бы застрелили на месте. Это место – крепость.
Конечно, он, вероятно, знал это. На самом деле, я держу пари, что он торгует с ней на регулярной основе, подбирая своенравных девушек, которых он встречает в Мертвых Землях.
После проверки безопасности моему взору предстают джунгли зелени и экзотических цветов.
Великолепные, ухоженные сады, которые не имеют никакого смысла в гуще всего окружающего запустения.
Я упиваюсь видом, запрокидываю голову и смотрю в сторону тропических деревьев, которые создают туннель тени вдоль нашего пути.
– Что это за место?
– Оно принадлежало магнату недвижимости еще до того, как началась вся эта история с концом света.
– Где мы?
– Вегас, дорогая!
Ее легкая струящаяся ткань колышется вместе с ней, когда она шаркает ногами, ведя меня вверх по каменной лестнице, которая огибает особняк, окруженный более ухоженными садами, с другой стороны. Там огромный бассейн и бегущий водопад останавливают меня на полпути. Даже Шолен не может похвастаться таким уровнем роскоши. Дюжина или около того женщин с обнаженной грудью на виду плавают и играют в воде, их смех замирает под грохотом водопада, когда они останавливаются, чтобы посмотреть на меня.
– Как это возможно?
– Шолен был не единственным гением своего времени. Мой муж был блестящим инженером, да упокоится его душа с миром. Она осеняет себя крестным знамением, ни разу не сбавив темпа.
– Это место работает от пяти собственных солнечных электростанций, которые могли бы накормить весь район, если бы я стала такой амбициозной.
Одна из женщин, бледно-рыжая, которая держится в тени, улыбается и машет мне в ответ.
– И насколько ты амбициозна? Я спрашиваю.
– Ты снова интересуешься своей судьбой, я права?
– Не будете ли вы так добры просветить меня.
Мадам Бомон наконец останавливается и снимает солнцезащитные очки, зацепляя их за вырез рубашки.
– Вопрос, моя дорогая, в том, насколько ты амбициозна?
– Я не продаю свое тело, если это то, о чем ты меня просишь.
– Нет, конечно, нет. Ты стоишь гораздо больше как девственница. Здесь мужчине пришлось бы трахнуть ребенка, чтобы заполучить его в свои руки. В наши дни женщин так мало, что, когда мужчина находит такую, ему повезло, что она принадлежит только ему. Одну девушку могут использовать несколько мужчин на протяжении всей ее жизни. Это даже больше не изнасилование. Это ожидание. Выживание.
Это так неправильно. И приводит в ярость. Я даже не могу представить, что выросла бы по эту сторону стены. Я бы никогда не выжила здесь.
– Женщины стали источником валюты, продолжает она.
– Средством торговли. Совершенно отвратительно, во что превратилась жизнь для стольких из них.
– И все же, ты здесь со своим личным гаремом.
– Каждая из этих девушек свободна идти. Я их здесь не держу. Мои охранники их здесь не держат.
Жизнь, которую я предлагаю им, удерживает их здесь. Оглянись вокруг. Это место – рай по сравнению с тем, откуда они пришли. Некоторые из них понятия не имели, что такое душ, или подушка, или частный бассейн, который им не приходилось делить с другим соседним ульем.
Без сомнения, женщины не выглядят расстроенными, но это не стирает скользкого, мерзкого подтекста этого места.
– Ты торгуешь ими. Чтобы иметь все это, ты торгуешь сексом.
– Конечно. Для мужчины, который месяцами не видел женщину? Это так же ценно, как вода и еда. С таким количеством женщин, которые живут под моей крышей, я была бы эквивалентна миллиардеру до Драги. И это женщины, которых трахали во все дыры двадцать раз до вторника. Ты представляешь собой непревзойденного единорога. Взрослую женщину с нетронутой добродетелью? Это неслыханно! Мужчины падали бы к твоим ногам, если бы они не были так увлечены забиранием без спроса. К счастью для тебя? Ты в хорошем месте. В безопасности. В безопасности.
Если бы она только знала, что я не девственница. Что тогда? Была бы я вынуждена заниматься сексом с мужчинами, как тогда, в Шолене. Похоже, в наши дни этого ожидают молодые девушки, независимо от того, находятся они в безопасности за стенами или нет.
– Чего. Ты хочешь. От меня?
– Желание. Это движущая сила, не так ли? Обладание передается при рождении с материнской грудью.
Опускает глаза на мою грудь, она касается ладонью края моей груди, и когда я отбрасываю ее руку, уголок ее губ приподнимается от удовольствия.
– Одержимость развивается со временем, с более темными мотивами, конечно. Моя цель – обладать тем, чего больше всего жаждет каждый мужчина, оставшийся на этой планете: нетронутой женщиной.
Я снова бросаю взгляд на бассейн, где две женщины оживляют мои мысли, лаская и целуя друг друга.
– В смысле… сексуально?
– Нет, конечно, нет. Видишь ли, богатство измеряется тем, чем ты владеешь. Контролируешь. И то, что ты выбираешь контролировать, придает осязаемость тому, чего ты желаешь больше всего. Человек, который собирает оружие, становится добычей для войны.
Женщина, которая собирает драгоценности, жаждет, чтобы ее считали такой же редкой и красивой, как драгоценный камень. Ты – объект вожделения, целомудрия и чистоты, и как тот, кто обладает таким сокровищем, я вызываю зависть.
Возможно, это из-за сотрясения мозга, событий последних двух дней или чрезмерного истощения, но обрывки ее слов не складываются воедино, пока я пытаюсь представить, как моя добродетель приносит ей пользу.
– Ты, должно быть, голодна. И измучена. Остро нуждаешься в свежей одежде. Пойдем, дорогая, позволь мне показать тебе твою комнату.
Еще раз оглядываясь на бассейн, я вспоминаю, что на данный момент у меня нет дома. Некому присматривает за мной здесь. Я сама по себе. Это хуже, чем монастырь? Притворяться желанным сокровищем какой-то незнакомой женщины так же плохо, как столкнуться с презрением матушки Чилсон?
Это слишком много, чтобы переварить на пустой желудок, поэтому, несмотря на мои подозрения и колебания, я следую за ней, обращая внимание на отвратительного мужчину, который следует за мной.
– Простите за устаревший декор, – говорит она, проходя по открытой комнате, в которой так много окон, что ни один дюйм внутри не остается нетронутым солнечным светом. Мебель повсюду выглядит так, как будто ею никогда не пользовались, ткани яркие и чистые, так и просятся, чтобы их помяли. Со стен свисают красочные и детально проработанные произведения искусства. Сцены с участием женщин римского периода, если судить по моим урокам истории, в свободных одеждах, едва прикрывающих их чувственные фигуры. Мозаичные гобелены отражают те, что я видела в книгах, заставляя меня задуматься, как ей удалось раздобыть эти вещи, которые в наши дни считаются несуществующими.
– В этом климате нелегко найти дизайнеров интерьера.
Женщина, должно быть, бредит. Достаточно взрослая, чтобы пережить первую волну Драги, она, несомненно, должна привыкнуть к тому, во что превратился мир вокруг нее. И все же в Шолене живут те, кто никогда не видел того, что находится за стенами. Они понятия не имеют о смерти, которая лишила мир его жизнеспособности. Даже я никогда раньше не выходил наружу, но мой отец рассказывал истории о голоде и насилии. Рассказывал мне об опустошении и, в конечном счете, отчаянии, охватившем тех, кто жил в Мертвых Землях.
– Ты часто покидаешь это место?
– Конечно! Глупая девочка, как, по-твоему, я управляюсь с припасами?
Я обнаружила, что в безумии есть определенный блеск, и, возможно, это было ее средством выживания. У моей бабушки был пациент, который страдал третичным сифилисом и начал сходить с ума к концу своей жизни. Большую часть времени он бессвязно говорил на каком-то иностранном библейском языке, который не совпадал с тем, что я выучила в церкви.
Но и это не казалось таким уж надуманным.
Он говорил о туннелях под больницей, где существа вызвали смертельную чуму, уничтожившую наш мир. Древний вид, гнев которого однажды выльется на другую смертоносную волну, которая позволит им победить.
Другие смотрители называли его сумасшедшим.
Я, с другой стороны, всегда задавалась вопросом, послал ли Бог предвестников говорить на языке, который мы не могли понять, и только те, у кого открытый разум, могли бы получить некоторые долгожданные ответы.
– Ты неплохо поработала здесь.
– Спасибо тебе, – говорит она.
– Мне хотелось бы думать, что именно мое неустанное стремление к надежде сохранило мне жизнь.
– Вы верите, что мир вернется к тому, чем он когда-то был.
– Я надеюсь, что это не так! Мы жили не по средствам. Этот мир не в состоянии удовлетворить нашу жадность. Нет… моя надежда на будущее намного проще. Я хочу погрузиться в искусство и веселье, музыку и сексуальное освобождение!
Если только меня не ударили достаточно сильно, чтобы вызвать галлюцинации, похоже, она сделала именно это.
Еще раз окидываю взглядом нелепое окружение и качаю головой.
– В мире больше нет места для гедонизма, на случай, если ты случайно не заметила разрушения снаружи.
– Удовольствие достигается знанием и принятием ограничений желания.
– Эпикур.
Губы изгибаются в улыбке, она подмигивает мне.
– Я знала, что ты умная девочка.
– Ты порабощаешь женщин. Как это отражается на твоей философии?
– Эти женщины кажутся тебе несчастными? Они похожи на рабынь? Я освобождаю их, предоставляя безопасные средства предложить то, что мужчины так склонны принимать. Где-то там? Они – пища для волков. Но здесь? Они богини. Неприкасаемые.
– Если только кто-нибудь не предложит правильную цену.
Пожимая плечами, она ведет меня через помещение, которое, как я предполагаю, является чем-то вроде гостиной.
– Конечно. За мою защиту приходится платить. Концепция не нова даже для этого мира.
Ее интерес ко мне все еще неясен, но у меня такое чувство, будто я бегаю кругами.
Мы останавливаемся перед высокой скульптурой обнаженного мужчины, очень знакомой по книгам по истории.
– Статуя Давида.
– Не статуя, которая была уничтожена вместе со всеми остальными реликвиями, конечно. Она протягивает руку, чтобы провести пальцем по кончику его мужского достоинства.
– Хорошее сходство, ты не находишь?
Проведя всю свою жизнь в стенах Шолена, я привыкла к роскоши, но, кроме статуи самого Шолена, нигде в округе нет таких реликвий, вырезанных из мрамора, как эта. Кажется, что эта женщина живет внутри своего собственного пузыря, в то время как остальной мир балансирует на грани.
– Ты позволяешь мужчинам внутри этого места спать с ними? Незнакомцы извне, которые могли бы легко захватить это место?
У нее вырывается смешок, который сменяется вздохом.
– Твой отец был солдатом, не так ли? Только дочь солдата думает о таких вещах. Мой тоже был. Сражался на войне во Вьетнаме. Следовательно, я не так глупа, как ты, кажется, думаешь.
Кивнув ей головой, мы идем дальше по дому, вверх по лестнице, под которой висит хрустальная люстра, как еще одно напоминание об этом абсурде.
Комната, которую она меня показывает, достаточно большая, чтобы в ней поместились две такие, как у меня дома, с толстыми бархатными покрывалами и хрустящими белыми простынями. Длинные шторы были отдернуты, открывая вид на водопад снаружи, и аромат лаванды убаюкивает меня долгожданным спокойствием.
– В шкафу есть одежда, и я попрошу повара принести тебе что-нибудь поесть. Возможно, ты захочешь сначала помыться, моя дорогая. Я попрошу Ясмин прийти и вымыть тебя.
При упоминании ванны я оборачиваюсь, чтобы найти смежную ванную комнату, более изысканную, чем я когда-либо видела лично, с красивой мозаичной плиткой, ведущей к большой фарфоровой ванне.
– Я способна помыться сама.
– Конечно, ты можешь. Но есть удовольствие в том, чтобы тебя тщательно вымыли. У тебя есть свобода приходить и уходить, когда тебе заблагорассудится. Наслаждайся моим домом и всеми его удобствами.
Настолько деликатно, насколько я могу, я обращаю свое внимание на отвратительного человека, ожидающего у двери.
– А ваши люди? Можно ли им доверять?
– Держу пари, что верю в них больше, чем ты привыкла. Мои люди знают, что если они хотя бы пальцем тронут одну из моих девушек, этот палец будет отрублен. В тот момент, когда слова слетают с ее губ, я переключаю свое внимание на руки Генри, где все десять целы и невредимы.
– Мужчины, на самом деле, такие простые существа. Удовлетворите их основные потребности, и они будут вполне довольны.
Однако здесь что-то нарушено. Как этой маленькой, хрупкой пожилой женщине удается держать этих мужчин под своим контролем? Если бы они захотели, они могли бы объединиться, убить ее и жить как короли.
Какой бы защищенной я ни была, мне не чужды такие первобытные мотивы.
– Ты слишком много думаешь, дорогая. Я практически слышу, как в твоей голове крутятся колесики. Отдохни немного. Поешь. Прими ванну. Все встанет на свои места, я обещаю.
Вода стекает по моей коже, когда Ясмин натягивает ткань мне на спину. Скрестив руки на груди, я наклоняюсь вперед, каждый нерв испытывает дискомфорт.
– В наготе здесь нет ничего необычного. Тебе не нужно стесняться. Она взбивает лавандовое мыло в пену и рисует нежные круги на моей спине.
– Ты…. Я имею в виду, ты счастлива здесь?
– Я выросла в маленьком улье, на который напали мародеры.
– Ты работаешь на нее? Мадам Бомонт? В качестве… Прочищая горло, я сдерживаю слово, которое не решаюсь произнести.
– Шлюха? Только когда она просит.
– Она спрашивает?
– Конечно. Здесь никого не заставляют заниматься сексом.
– Тогда зачем тебе это?
– Это условие пребывания здесь. Мы все платим за свой путь, а взамен живем лучше, чем большинство.
Я не могу предположить, насколько хуже могли бы стать Мертвые земли, учитывая мой опыт до сих пор, когда меня чуть не изнасиловал бешенный и подобрала банда преступников.
– По-моему, это довольно честный расклад, – добавляет девушка.
– Как ей удается держать мужчин в узде?
– В основном Генри. Он чрезвычайно предан ей. И все мужчины уважают его. Кажется, все получается.
Кажется, это получается слишком удобно, и называйте меня скептиком с чрезмерно аналитическим складом ума, но я знаю, что здесь замешано что-то еще. Чего-то мне не хватает.
– Она принимает много девушек?
– Те, кого она сочтет достойными.
– Достойными чего?
Движение ткани прекращается, и, когда я поворачиваюсь, я ловлю обеспокоенный взгляд на ее лице, прежде чем он сменяется улыбкой.
– Достойные чего? Я спрашиваю снова.
Возобновляя мытье, она прочищает горло.
– Остаюсь здесь. Она очень разборчива.
– Почему?
– Ну, ни один мужчина не хочет спать с уродливой девушкой. Больной девушкой.
– Но от меня не ждут, что я буду с кем-то спать.
– Нет, я полагаю, ты не нет.
– Тогда что заставило ее выбрать меня? Что заставило ее принять меня?
После моего вопроса следует долгая, приводящая в замешательство пауза, только тихое капание воды заполняет тишину между нами.
– Вот. Все вымыто. Я собрала тебе кое-какую одежду.
Я протягиваю руку, выплескивая воду через край ванны, и хватаю ее за руку.
– Расскажи мне.
Плотно сжав губы, она высвобождает свою руку из моей хватки.
– Я не знаю. Но почему бы тебе просто не быть благодарной, что ты одна из избранных?
Избранная. Я слышала это раньше. Я была такой до всего этого. Но, по крайней мере, тогда моя цель не лежала в основе темных мотивов. Я точно знала, чего от меня ожидали, и решила отвергнуть это.
Я понятия не имею, чего хочет от меня мадам Бомон, что вполне может подвергнуть меня такому же риску, как «Рейтеры» и «мародеры», если я подумаю о случайном побеге.
Отец Парсонс позволяет своему одеянию соскользнуть на пол, его нижняя половина скрыта за краем алтаря, когда он направляется к ступеням.
– Расслабься, дитя. Это закончится прежде, чем ты успеешь оглянуться.
Извиваться бесполезно, мои руки прикованы к столу, поскольку он свободно ползет вверх по моему телу. Когда он достигает моей обнаженной нижней половины, он останавливается и опускает голову между моих бедер.
