Текст книги "Цирк Обскурум (ЛП)"

Автор книги: Кендра Морено

Соавторы: К. А. Найт
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

Глава

27

Я ожидаю, что Клаб вернется в цирк. Вместо этого он останавливает машину на окраине города, которая явно используется местными подростками для парковки, если судить по вмятинам на гравии. Сейчас здесь никого нет, но с высокого холма открывается прекрасный вид на закат и раскинувшуюся перед ним величественную природу.

– Давай, – говорит Клаб, прежде чем пинком распахнуть дверь.

Я следую за ним, вылезаю из машины и обхожу ее спереди, где он стоит. Прежде чем я успеваю спросить, что мы делаем, он обхватывает пальцами мои бедра и сажает меня на капот, затем забирается следом за мной. Мы сидим, прислонившись к лобовому стеклу, вытянув ноги на капот и наблюдая, как солнце медленно опускается к горизонту.

На нас опускается одеяло покоя, пока я не начинаю дышать легче и глубже, чем когда-либо.

– Это прекрасно, – размышляю я, не сводя глаз с того, как небо медленно меняется с синего на красный, затем на желтый и, наконец, на фиолетовый. Вскоре после этого появляются звезды, и позади нас восходит луна. Иногда я забываю, насколько по-настоящему прекрасен наш мир. Я прислоняю голову к лобовому стеклу и впитываю в себя космос. Прошло так много времени с тех пор, как я могла просто смотреть вверх и наслаждаться звёздами.

– Ты когда-нибудь хотела быть среди них? – Спрашивает Клаб, глядя в ночное небо. – Я имею в виду звезды.

– Да, – признаю я с легкой улыбкой. – Было несколько раз, когда Роджер запирал меня снаружи и заставлял спать на заднем дворе. – Когда Клаб поворачивает ко мне голову, я вздыхаю. – Сейчас я в безопасности, так что это не имеет значения, но когда я была там, я часто смотрела на звезды и жалела, что не могу просто… улететь. Я хотела бы оказаться там, наверху, в безопасности и далеко отсюда.

– По какой причине он выгнал тебя наружу? – спрашивает он, его пальцы сжимают колено в гневе из-за меня.

– Я действительно не помню, – отвечаю я. – Я думаю, один раз это было из-за того, что я пропустила пятно, вытирая пыль, но, честно говоря, это могло быть что угодно. Может быть, я неправильно приготовила ужин. Может быть, я приготовила не то, что он хотел. Может быть, я слишком долго разговаривала с кассиром в продуктовом магазине. Может быть, я недостаточно хорошо выглядела в тот день. Если я не была достаточно быстра, чтобы поприветствовать его, когда он приходил домой с работы, я получала какое-нибудь наказание. – Я смотрю на него, мои губы растягиваются в горькой улыбке, когда обвожу взглядом его красивое лицо. – Честно говоря, быть на улице ночью было не так уж плохо, по сравнению с… ну, ты понимаешь.

Его лицо искажается от гнева.

– Ты должна была позволить нам убить его.

Я еще раз вздыхаю, желая, чтобы память о моем муже не испортила этот момент, как и многие другие. Сейчас он далеко, и именно этого я и хочу. Я не хочу вечно жить прошлым.

– Сейчас это не имеет значения. Я в безопасности. Кроме того, я здесь, с тобой. Это все, что мне нужно.

Когда я тянусь к его руке, он без колебаний переплетает свои пальцы с моими. Тепло его мозолистой ладони заставляет мое сердце биться быстрее. Это такое нежное, невинное прикосновение, но я чувствую его всей душой.

– Ты даже не знаешь, кто я такой, – бормочет он, пристально наблюдая за мной.

– Я знаю все, что мне нужно знать, – возражаю я, – но ты можешь рассказать мне больше.

Он улыбается. Обычно его лицо бесстрастно, но когда он улыбается, он прекрасен. Его угловатое лицо требует прикосновений, поэтому я поддаюсь порыву и обхватываю ладонями его острый подбородок, прежде чем прижаться своим лбом к его.

– Ты можешь пытаться напугать меня, шпагоглотатель, – шепчу я, – но я тебя не боюсь.

Он хихикает, и этот звук пронзает меня насквозь.

– Кто сказал, что я хочу, чтобы ты меня боялась? – Спрашивает он, запуская руку в мои волосы и прижимая меня к себе, как будто боится, что я исчезну. – Я бы предпочел, чтобы ты боялась потерять меня.

– Я уже, – шепчу я. – Всех вас… цирк. Теперь ты мой дом, и я не хочу тебя терять. Угроза, исходящая от карт, снова вспыхивает в моей голове, нависающее чувство обреченности, которого я все еще не понимаю. Ни Хильда, ни я не смогли найти ответ, и я этого не понимаю. Иногда карты могут быть такими откровенными, но в других случаях они расплывчаты и загадочны.

– Хорошо, – бормочет он. – Тогда позволь мне заявить на тебя права. Я не хочу говорить о прошлом сегодня вечером. Я бы предпочел сосредоточиться на нашем будущем.

Клаб прижимается своими губами к моим в нежном поцелуе, который удивляет меня. Наша последняя встреча была быстрой и грубой, когда мы пытались уложиться в отведенное время, прежде чем кто-то другой наткнулся бы на нас. Теперь поцелуй ободряющий и исследующий, как будто он ищет ответы на моих губах. Это так нежно, что угрожает разбить мне сердце, и я почти не могу выносить, когда кто-то так деликатен со мной, как будто я стою таких усилий.

Я прижимаю руку к его груди и просовываю ее под рубашку, застегнутую на все пуговицы, чтобы погладить его мышцы. Поцелуй становится глубже, и его другая рука скользит вниз по моей спине, чтобы схватить меня за задницу и притянуть ближе к себе, прижимая к своей твердой длине. Я стону ему в рот, и он проглатывает звук. Это то, что разрушает плотину внутри меня.

Я отбрасываю всякую осторожность, несмотря на то, что нахожусь у черта на куличках, где любой может проехать мимо и увидеть нас в любой момент. Я хочу его. Я хочу его прямо здесь. Я хочу его прямо сейчас. Я хочу, чтобы он затолкал темноту, которую хранит за своей стеной, глубоко внутрь меня. Я хочу, чтобы он уничтожил и переделал меня. Я хочу чувствовать его ножи на своей коже, его язык между моих бедер и его член внутри меня.

– Клаб, – шепчу я ему в губы, и он замолкает, чувствуя мое желание.

Он улыбается мне в губы. – Скажи мне, чего ты хочешь.

– Тебя, – отвечаю я. – Всего тебя.

Он отпускает мои волосы и обвивает пальцами вокруг шеи, прежде чем нежно сжимает ее.

– Как ты меня хочешь?

– Глубоко, мрачно… – хриплю я. – Опасно.

Он наклоняется вперед и щиплет меня за подбородок.

– Как пожелаешь, Куинн.

Он переворачивает нас и толкает меня на капот машины, наваливаясь на меня всем телом. Я ударяюсь немного сильнее, чем ожидала, но меня это почти не волнует, особенно когда он лезет в карман и достает перочинный нож. Он маленький по сравнению с теми, которые он использует в своем шоу, но ужасно острый, такой острый, что я знаю, он может прорезать кожу, как скальпель.

– Мне нравятся ножи, – мурлычет он, и металл поблескивает в лунном свете.

– Неудивительно. – Я извиваюсь под ним, умоляя бедрами.

– Тебе бы понравилось, если бы я применил его на тебе? – спрашивает он, его глаза фокусируются на моих. – Ты бы хотела пролить за меня кровь?

Я киваю без малейшего намека на стыд. Даже сейчас от этой мысли моё влагалище сжимается, а его пальцы сжимаются на моем горле.

– Остальным не понравятся отметины, которые я оставлю на тебе, – признается он. – Они захотят добавить свои собственные.

Он опускает нож и нежно прижимает его к моей ключице. Ощущаю легкую боль, прежде чем он наклоняется и проводит языком по тому следу, который оставил на мне. Я дергаюсь под ним и стону. Когда нож опускается к верху моего платья и без усилий разрезает материал, я практически мурлыкаю, и трусь друг о друга. Он прорезает длинную полосу вниз, пока мое платье не распахивается и я не остаюсь обнажённой.

– Ты такая красивая, когда такая, – размышляет он, наклоняясь, чтобы получше рассмотреть меня.

– Какая? – Задыхаясь, спрашиваю я, нуждаясь в большем.

Его глаза встречаются с моими. Полные тьмы. Его глаза – черные озера, его собственная тьма танцует в его взгляде, умоляя выпустить ее наружу.

– Мне понравилось, когда твой рот обхватывал мой член, Эмбер. На этот раз я не оставлю тебя в стороне.

Он сползает по капоту машины, пока не встает, затем хватает меня за бедра и подтягивает к краю капота, моя задница свисает с блестящего металла. Я смотрю, как он опускается передо мной на колени, но напрягаюсь, когда он заносит нож между моих бедер. У меня и раньше были ножи возле киски, и это было не самое веселое времяпрепровождение. Я вся в шрамах, и внизу я ничем не отличаюсь, но он, кажется, не замечает этого, когда наклоняется и прижимает лезвие плашмя к моему клитору. Он не режет, но холодная сталь пронзает меня насквозь, и я ахаю. Но я не двигаюсь, боясь, что он причинит мне боль.

– Укроти свой страх, Куинн, – шепчет он. – Здесь тебе нечего бояться. Только не меня.

Я пытаюсь, но мое прошлое грозит застрять у меня в горле. Мое сердце бешено колотится в груди, а тело так напряжено, что болят плечи.

– Мое настоящее имя Хит, – внезапно говорит он, и я смотрю на него сверху вниз, встречаясь с ним глазами. – У меня нет фамилии, насколько я знаю. Моей матери ее не дали, так что и мне тоже. Я вырос среди проституток и преступников, и к тому времени, когда мне исполнилось семь, я приторговывал наркотиками. – Он расстегивает рубашку и сбрасывает ее. – Этот шрам прямо здесь – от пули, полученной, когда мне было девять, – говорит он, указывая на шрам в виде звезды. Теперь вокруг него есть татуировка с изображением уробороса, как будто он демонстрирует шрам, а не пытается его скрыть. – Это из тех времен, когда Свобода настигла меня, когда я подошел слишком близко, и ей это не понравилось. – Он указывает на длинный тонкий шрам у себя на бицепсе. Царапина небольшая для тигрицы, но явно не опасная для жизни.

Он указывает на шрам на внутренней стороне моего бедра, особенно большой. Он рваный и плохо заживший, который никогда не пройдет. Я сглатываю и встречаюсь с ним взглядом.

– Роджер подумал, что я флиртую с соседом, потому что я поблагодарила его за запеканку, которую прислала его жена, когда испекла слишком много. Он изрезал меня зазубренным хлебным ножом.

Он кивает, и хотя уголки его глаз сужаются, он не злится. Он указывает на серию из пяти маленьких круглых шрамов, все сморщенные и уродливые на верхней части моего левого бедра. Еще три на правом.

– Ожоги от сигарет, – шепчу я. – У каждого своя причина. Я не помню их всех.

Его пальцы поднимаются к моему животу, к линиям там. Я отворачиваюсь, не желая говорить о них, но его сильные пальцы хватают меня за подбородок и заставляют посмотреть ему в глаза. Он снова проводит по шрамам.

– Я… я была беременна, – выдыхаю я. – Роджер не хотел детей.

На этот раз его черты искажаются таким сильным гневом, что он захлестывает меня. Несмотря на ярость, кипящую в его глазах, он наклоняется и целует каждую царапину, каждый шрам там, прежде чем переместиться к моим бедрам и проделать то же самое, прослеживая каждую. Его глаза встречаются с моими.

– Ты не она, – хрипит он. – Больше нет. Ты не боишься. Ты не боишься темноты. Ты – тьма. Так же, как и я, так же, как Спейд, Даймонд и Харт. – Его пальцы сжимаются на моих коленях. – Ты не одна.

– Я не одна, – повторяю я, глядя ему в глаза, боясь отвести взгляд и увидеть призраков, окружающих нас.

Он кивает.

– Больше никогда.

Мгновение задерживается между нами, тяжело повисая в воздухе, а затем мой разум проясняется. Страх рассеивается, и его место занимает другая эмоция – желание.

– Возьми свой нож, – говорю я. Он делает это без колебаний. Я хватаю его руку и направляю ее к своей ключице, где он уже сделал порез. – Тут, – подбадриваю я. – Вырежь трефу.

Он вздрагивает от неожиданности, его глаза расширяются одновременно от желания и шока.

– Ты уверена?

– Да, – бормочу я. – Сделай это.

Он несколько секунд наблюдает за моим лицом, прежде чем наклоняется и прижимает кончик ножа к моей коже. На мгновение это покалывает, но затем сменяется тупой болью, которая заставляет мою киску пульсировать. Он двигается умелой рукой, пока не откидывается назад и не любуется делом своих рук.

– Все готово, – бормочет он, складывая нож.

– Хорошо, – шепчу я. – Теперь трахни меня. – Когда я вижу выражение его лица, я добавляю:

– Я сказала, что хочу тебя всего. – Я наклоняюсь, обнимаю его и шепчу: – Мы уроды, помнишь?

Я протягиваю руку между нами и расстегиваю молнию на его брюках, прежде чем проникнуть внутрь и обхватить его член. Он твердый, как сталь, и когда я обхватываю Его член, он подпрыгивает. Он стонет, а затем его рука снова сжимает мое горло.

– Как пожелаешь, – рычит он, повторяя свои предыдущие слова.

Нежное исследование исчезает. Ушел милый мужчина, который хотел пригласить меня на обычное свидание, и на его месте демон, который любит играть с ножами.

Он поворачивает меня и прижимает мои бедра к передней решетке радиатора, прежде чем прижать грудью к капоту. Его пальцы ложатся сбоку на мой череп, когда я прижимаюсь щекой к прохладному металлу, удерживая меня там, в то время как другой рукой он хватает меня за задницу и сжимает. Его член танцует у моего отверстия, истекая возбуждением так же, как и я.

– Скажи, что хочешь меня, – приказывает он, потирая головкой члена мои складочки.

– Я хочу тебя, – говорю я ему, отчаянно нуждаясь в нем, и отталкиваюсь, требуя большего.

– Скажи, что я тебе нужен, – рычит он.

– Ты мне нужен. – Я трясу задницей.

– Хорошая маленькая звездочка, – мурлычет он прямо перед тем, как войти в меня.

Я вскрикиваю от удивления и удовольствия, когда его таз касается моей задницы. Он не дает мне времени привыкнуть. Вместо этого он вырывается и снова входит в меня, трахая жестко и грубовато. Мои бедра болезненно прижимаются к решетке, но мне все равно. Мгновение спустя я чувствую холодную сталь его клинка у своего позвоночника, оставляющую крошечные красные линии на моей коже. Я вскрикиваю с каждым ударом, с каждым жгучим порезом, который он добавляет время от времени, когда вдавливает нож еще немного.

Когда его рука хватает меня за волосы и дергает назад, так что мой позвоночник болезненно выгибается, он кусает меня за ухо, и нож оказывается у моей груди.

– Скажи мне, что ты выбрала меня, – требует он.

– Я выбираю тебя.

– Скажи, что любишь меня, – рычит он, проводя лезвием по моему соску.

У меня перехватывает горло, и я пытаюсь повернуться и встретиться с ним взглядом. Он не отпускает меня, заставляя смотреть на дорогу, где появляются фары.

– Скажи, что любишь меня, – снова приказывает он. – Скажи это.

Я открываю рот, закрываю его, а потом соображаю, какого черта. Я действительно люблю их четверых.

– Я люблю тебя, – прохрипела я, вцепившись руками в металлический капот, когда свет фар приблизился.

– Хорошая девочка, – мурлычет он. – А теперь скажи мне, что ты жаждешь этой темноты, что это все, чего ты когда– либо хотела.

Он трахает меня жестче, жесткими толчками. Фары освещают гравийную землю, несущуюся к нам. Скоро они увидят, как Клаб трахает меня на капоте, и мы не остановимся. Если они остановятся, они умрут. Я почти хочу, чтобы они это сделали.

Свет фар освещает нас, ослепляя меня на секунду, и машина замедляет ход, наблюдая, прежде чем тот, кто за рулем, заводит двигатель и трогается с места, снова оставляя нас в темноте.

Клаб посмеивается мне в ухо. – Я почти хотел, чтобы это услышали зрители. А теперь будь хорошей девочкой и расскажи мне.

– Это все, чего я когда– либо хотела. Мои глаза закатываются, когда он проводит лезвием по моей груди и оставляет там маленькие линии. – Боже!

– Хорошая маленькая звездочка, – мурлычет он. – А теперь кончи для меня.

Он трахает меня так сильно, что я вскрикиваю от каждого толчка, затем я разрушаюсь, как он и приказал, мой оргазм захлестывает меня, пока я не вижу звезды, которыми, по его словам, я являюсь, мой голос разносится в воздухе вокруг нас пронзительным криком. Я все еще дрожу и вскрикиваю, когда он стонет мне в ухо и дергается внутри меня. Он стаскивает меня с капота и толкает на колени, больно сжимая мой рот. Он засовывает свой член мне в горло, и я снова кончаю, крича по всей его длине, прежде чем давлюсь и хватаюсь за его бедра в попытке отдышаться. Он не позволяет мне отстраниться, его тепло струится по моему горлу. Его стоны наполняют воздух вокруг нас точно так же, как и мои мгновением раньше. Я не могу дышать, мои глаза закатываются, пока я борюсь за воздух, но только для того, чтобы он отстранился в последний момент. Я набираю полные легкие воздуха, моя грудь горит, когда он поднимает меня на ноги. Мои ноги угрожают подломиться, но он поддерживает меня, чтобы я не упала. Он прижимается своими губами к моим, пробуя себя на вкус.

Когда он откидывается назад и встречается со мной взглядом, я хихикаю. Это начинается как нечто незначительное, а затем перерастает в настоящий смех. Он присоединяется ко мне, мы оба тяжело дышим и пытаемся отдышаться во время нашего смеха. Он держит меня в своих объятиях и крепко прижимает к себе, меня в моем разрезанном платье, а его в его брюках.

– Поехали домой, – говорит он, когда мы можем остановиться.

Я киваю, и когда он берет свою рубашку и оборачивает ее вокруг меня, тщательно застегивая каждую пуговицу, мое сердце болезненно сжимается.

Я действительно люблю его. Я люблю их всех.

Я также принимаю каждую частичку тьмы, которая приходит с этим.

Глава

28

Неделя проходит без происшествий. Цирк устраивает свои представления, а я наблюдаю за ними со стороны, помогая, когда могу. Когда доктор Луис снова приходит проведать меня, я с радостью протягиваю ему свой гипс.

– Пожалуйста, скажи мне, что пора, – прошу я, улыбаясь.

Доктор Луис был сильно занят, и это отразилось на его лице. Он заботился обо всех детях, следил за тем, чтобы они набирали вес здоровым способом, и лечил тех, кто пришел с ранами. Их часто можно увидеть бегающими по цирковым шатрам, счастливыми и улыбающимися – не всех, но многих. Они никогда не забудут время, проведенное в этом приюте, но, по крайней мере, мы можем помочь им сохранить хорошие воспоминания. Я провожу с ними время каждый день, рассказывая истории о драконах и принцессах, которых не нужно спасать, и о принцах, которые храбры и заботливы. Они внимательно слушают, впитывая истории, и я знаю, что теперь они в это верят. Может, это и сказки, но они видели, как мы с ребятами спасли их. Надежда есть, и мы ее часть.

– Я бы сказал, что самое время снять его. – Доктор Луис кивает, постукивая по гипсу. – Тебе нужно будет поработать над восстановлением мышечной массы, но я думаю, с тобой все будет в порядке.

Он осторожно отстегивает гипс и стаскивает его, затем сгибает мою ногу и все проверяет.

– Болит где-нибудь? – спрашивает он.

– Иногда бывает тупая боль, особенно холодными ночами, – отвечаю я.

Он кивает.

– К сожалению, я ничего не могу с этим поделать. Скорее всего, теперь ты будешь вечно с этим бороться, но, по крайней мере, рана зажила, и ты можешь ходить. – Он жестом показывает мне встать. – Давай посмотрим.

Я встаю и осторожно переношу вес тела на ногу. Резкой боли или внезапной судороги нет, поэтому я делаю один шаг, затем другой. Ухмыляясь, я поворачиваюсь обратно к доктору Луису и обнимаю его.

– Спасибо тебе, – говорю я, желая, чтобы он знал, как много это значит для меня. Доктор Луис хорошо заботился обо мне, пока я была ранена, и теперь я снова могу ходить. Наконец-то я освободилась от ботинка!

– Не стоит меня благодарить. – Он краснеет. – Это часть работы.

– Не будь таким скромным, – поддразниваю я. – Ты потрясающий. Посмотри, как хорошо ты заботишься о детях.

– Любой поступил бы так же, – говорит он, и его лицо краснеет еще сильнее.

– Нет, – протестую я, качая головой. – Мы с тобой оба знаем, что мало бы кто так сделал бы.

Эти слова повисают между нами, прежде чем он прочищает горло.

– Хорошо. Если у тебя еще что-нибудь заболит, дай мне знать. Но полегче с этой ногой на некоторое время. Я бы не хотел, чтобы ты повредила ее снова. Не прыгай с высоты и не бегай по пересеченной местности, – дразнит он, прежде чем погладить меня по голове и выйти за дверь, оставив меня с улыбкой смотреть ему вслед.

Я снова сгибаю икру и смеюсь от этого ощущения.

– Наконец-то, – бормочу я, прежде чем выйти из своей палатки.

Хильда настаивает, чтобы мы встречались каждый вечер. Мне нравятся наши занятия, и чем ближе я подхожу к чтению карт так же хорошо, как и она, тем дольше она настаивает, чтобы мы практиковались. Вот почему я оказываюсь в ее палатке за полночь, и мои глаза начинают стекленеть, когда я смотрю на стопку карт передо мной.

– Еще раз, – подбадривает Хильда, – и тогда мы сможем закончить на сегодня.

Я покорно киваю и вздыхаю, не отрывая взгляда от стопки. Я сосредотачиваюсь на том, что хочу, чтобы карты показали мне. Я тянусь к статике в воздухе и ощущению жужжания под моей кожей. Я закрываю глаза и копаю глубже, растворяясь во тьме своей души, затем кладу руку поверх стопки.

– Покажи мне, – шепчу я. Я убираю руку и открываю глаза, наблюдая, как стопка вибрирует от энергии. Мгновение это ничего не дает, а затем три карты выскальзывают из середины стопки и взмывают в воздух.

Я моргаю, особенно когда одна из них – карта джокера, та самая, которую я когда-то сжимала в своей кровоточащей руке.

– Как она сюда попала? – Спрашиваю я, а затем сосредотачиваюсь на других картах. Осознание приходит ко мне в тот же момент, что и к Хильде. Я, спотыкаясь, поднимаюсь со стула и смотрю на нее широко раскрытыми глазами. – Хильда…

– Я понимаю, – хрипло произносит она. – Иди! Предупреди остальных!

Как только я распахиваю створки палатки, воздух наполняют первые крики. Я поворачиваю голову в их направлении, и спотыкаясь, иду на звук, крепко сжимая пальцы. Языки пламени начинают взбираться по палатке на самом дальнем краю цирка, прежде чем перебраться на следующий. Новые крики разорвали ночь, но на этот раз от боли, а не от страха.

Ужас наполняет меня, когда я бросаюсь вглубь цирка.

– Проснитесь! – Я кричу так громко, как только могу, мой голос срывается от ужаса. – Проснитесь! Пожар! Там пожар!

Я срываюсь с места и бегу в направлении пламени, но секундой позже до меня доносятся другие звуки. Радостные возгласы.

– Сдохните, уроды! – кричит кто-то, прежде чем раздается смех.

Раскаленная добела ярость обрушивается на меня с такой жестокостью, что я чуть не спотыкаюсь под ней.

– На нас напали! – Я кричу, переключая предупреждение. – На нас напали!

Даймонд проносится между палатками передо мной так внезапно, что я вздрагиваю. На лице у него маска, а в руке он держит мачете. Он видит меня и бросает мне мою маску и большой гаечный ключ, который используется для такелажа.

– Сколько? – спрашивает он.

– Я не знаю, – отвечаю я, надевая маску и поднимая гаечный ключ. – Но огонь быстро распространяется.

Мы мчимся на крики. Ночь озаряется адом, когда языки пламени танцуют по палаткам, распространяясь подобно болезни. Мы проходим мимо одной, внутри которой кричат люди, отчаянно пытающиеся выбраться. Другие поливают пламя водой, пытаясь остановить распространение пламени, но оно голодает. Огонь поглощает и разрушает все на своем пути, и моя ярость растет. Мое единственное облегчение – это то, что дети находятся по другую сторону цирка, так что у кого-нибудь будет время предупредить их.

Передо мной появляется мужчина с горящими от разрушения глазами, который несет канистру с бензином. Я узнаю его – не потому, что я его знаю, а потому, что он был в закусочной и пялился на нас с Клабом, когда мы вошли. Позади него появляется другой мужчина, тоже легко узнаваемый.

– Горожане, – рычу я Даймонду, рассказывая ему все, что ему нужно знать.

Городские придурки решили, что нам здесь не место.

– Посмотри на этих уродов, – смеясь, кричит он своему приятелю, а затем плюет мне под ноги. – Ты должна сгореть вместе с палатками.

Я улыбаюсь под маской, хотя он и не может этого видеть.

– О, я сгорю, – воркую я, – но не раньше, чем попаду в ад. Прямо сейчас твоя очередь.

Его глаза расширяются, когда я бросаюсь на него. Думаю, он не ожидал, что я что-то сделаю. Я бью гаечным ключом ему в висок, вырубая его прежде, чем он понимает, что произошло. Даймонд разрывает противника пополам, почти сразу заглушая его крики ужаса. Кровь брызжет на его обнаженную грудь, пятная маску, и когда он поворачивается ко мне, он представляет собой такое прелестное зрелище.

– Давай, – рычит он. – Давай поохотимся.

Окруженные пламенем, мы бродим по территории, выслеживая тех, кто осмелился напасть на цирк. Он зол, его ярость такая же горячая, как моя собственная, поэтому мы поим ее кровью тех, кто причинил нам зло.

Кто-то держит пламя под контролем, не давая ему распространиться, но горит по меньшей мере четверть цирка. Мы находим пятнадцать человек, все из города, у каждого при себе оружие и канистра с бензином. Никто из них не готов к тому, что мы дадим отпор, очевидно, считая уродов слабаками, но они понятия не имеют о том, какое осиное гнездо они разворошили.

Когда мы достигаем края цирка, мы обнаруживаем, что последние из них убегают в ночь со страхом в глазах, когда мы с Даймондом появляемся из пламени, наша одежда и тела покрыты кровью. Какое зрелище мы, должно быть, представляем.

Я запоминаю каждое из их лиц, когда они оглядываются через плечо, отмечая их в памяти.

Никому не удастся сжечь дотла наш цирк и остаться безнаказанным.

Никому.