Текст книги "Под кожей (ЛП)"
Автор книги: Кайла Стоун
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)
Глава 33
В среду днем я отправляюсь на долгую пробежку к реке. Мои легкие горят, бок ноет, а щеки щиплет от холода. Когда я захожу в дом, то слышу смех. Мое сердце скачет как бешеное. Мальчики дома.
Аарон сидит за столом, насыпая в миску хлопья. Фрэнки раскинулся на стуле, отодвинутом от стола, его голова откинута назад, глаза закрыты. На нем только джинсы. Его худые, подростковые мышцы проступают под бледной кожей. Они оба выглядят похудевшими.
Лицо Аарона расплывается в огромной ухмылке.
– Сидни! – Он сползает со своего сиденья и бежит ко мне. Я обхватываю руками его маленькое, мягкое тело и сжимаю. Его волосы пахнут чистотой, молоком и лавандой.
– Почему ты так долго? – говорит Фрэнки своим жестким голосом. Он едва открывает глаза.
Я накручиваю кольца на пальцах. Мне хочется обнять брата, но каждый его дюйм излучает флюиды «не трогай меня».
– Я тоже рада тебя видеть. Оденься, Фрэнки. На улице холодно.
– Плевать.
– У нас будет завтрак на полдник! – довольно восклицает Аарон. – Тетя Элли так сказала!
– Где тетя Элли?
– В душе. Она сказала, что собирается взять нас с собой в магазин за новыми нарядами!
– Почему это меня не удивляет?
– Ты хочешь «Чекс и Чиз»? Я могу сделать их сам, – гордо говорит Аарон. «Чекс и Чиз»– это любимый завтрак и перекус Аарона: кусочек расплавленного сыра чеддер на кукурузных чипсах. Вам даже не нужно молоко.
– Я приготовлю себе что-нибудь. Спасибо.
Достаю из шкафа миску и готовлю себе свой любимый завтрак: полпачки творога, высыпаю в миску с хлопьями, поливаю медом и разминаю вилкой.
Я смотрю в окно над раковиной. Тонкая пленка снега покрывает ветви деревьев, хрустящую коричневую траву.
– Аарон, сделай мне «Чекс и Чиз», – просит Фрэнки.
– Ты можешь сам приготовить себе еду, Фрэнки. – Но Аарон уже наклоняется, чтобы открыть шкаф с крупами. Я вздыхаю. – Не надо, Аарон. Он издевается над тобой. Фрэнки может сам о себе позаботиться.
– Конечно, могу. Я сам одеваюсь и все такое.
– Едва ли, – отзываюсь я. Аарон садится обратно за стол, и я выдвигаю стул рядом с ним. – Расскажи мне все, что случилось. Где вы были?
Аарон бросает взгляд на Фрэнки. По его лицу проходит тень.
– В большом доме со множеством других мальчиков.
– Они были добры к тебе?
Аарон слегка качает головой.
Фрэнки фыркает.
– А ты как думаешь?
Я поворачиваюсь к Фрэнки.
– Ты его защитил?
– С чего бы мне это делать?
– Потому что он твой брат, идиот. – Мой голос повышается. – Это твоя работа.
Глаза Фрэнки распахиваются.
– Пошла ты, Сид-ней! Тебя там даже не было. Ты осталась дома и ничего не делала. Никто тебя не утаскивал!
Я игнорирую его и поворачиваюсь к Аарону. Адреналин, смешанный с тревогой, бурлит в моих венах. Я боюсь, что он может сказать, но должна знать.
– Тебя кто-нибудь обидел? По-настоящему обижал? Кто-то бил тебя? Ты должен мне рассказать. Прямо сейчас.
Глаза Аарона огромные и слезящиеся, лицо бледное.
– Нет-нет-нет, – заикается он.
Я сажусь на свое место, перевожу дыхание.
– Кто умер и сделал тебя боссом? – Глаза Фрэнки темнеют. Он вздрагивает от собственных слов.
Аарон всхлипывает.
– Не будь плаксой, – бросаю я автоматически. Чувство вины захлестывает меня. Это не то, кто я есть. Я не Фрэнк. Я не буду им. Я лучше умру, чем снова причиню им боль. Я хватаю Аарона за руку. – Прости меня. Я не то имела в виду. Хорошо?
Он кивает, ему удается слабо улыбнуться.
Тетя Элли вбегает на кухню, одетая в белую крестьянскую рубашку с вышивкой и атласные леггинсы. На ней огромные серьги-багеты с бриллиантовыми инкрустациями на каждой, веревочки из розового жемчуга на шее и кольца с янтарными драгоценными камнями размером с пятак.
– Поторопитесь, мальчики! Нам нужно сделать покупки! – Она упирается руками в бедра и осматривает столы. – Я все время забываю купить кофеварку. Не знаю, как мне удалось прожить так долго без ежедневной дозы кофеина. Давайте добавим ее в список.
– У нас есть горячий шоколад, – говорит Аарон.
Тетя Элли улыбается ему, толстый слой тонального крема сморщивается вокруг ее глаз и рта. Ее щеки и губы покраснели от яблочного цвета.
– Недостаточно кофеина, мой дорогой. В эти дни мне кажется, что его нужно вводить прямо в вену. Ты идешь с нами, Сидни?
Я точно буду вводить что-то в свои вены, если мне придется выдержать еще один поход по магазинам.
– Слишком много домашней работы. Я хочу наверстать все, что пропустила.
Тетя Элли кивает.
– Нам нужно найти ковер. Может быть, в серо-голубую полоску, а может белого цвета. Пока не знаю. Энергия в этой спальне все еще не та. Мы должны сделать так, чтобы она выглядела, как мы хотим, чтобы она ощущалась, верно, мальчики?
Мои младшие братья просто смотрят на нее, как будто тетя говорит на незнакомом языке.
Но тетя Элли, кажется, ничего не замечает.
– А после, Аарон, мой дорогой, я подумала, мы можем купить кое-что в «Хобби Лобби», чтобы ты мог сделать что-то особенно замечательное для своей мамы в подарок на Рождество.
– Например?
Тетя Элли машет рукой.
– О, все как обычно. Резиновые формы, штампы, наклейки. Пряжа.
– Цветная фольга? – спрашивает он, его голос так полон надежды, что у меня защемило сердце.
– Все, что пожелает твоя душа, милый.
– По-моему, звучит по-гейски, – бормочет Фрэнки в свою миску с хлопьями.
Мышцы на лице Аарона сокращаются.
– Это не так!
– Конечно, нет. Коллаж из смешанных материалов – это уважаемый вид искусства. У нашего дорогого Аарона есть талант, чтобы стать настоящим художником, правда, Сидни?
– Да, есть, – говорю я, стиснув зубы. – И никогда больше не называй своего брата этим словом, Фрэнки. Ты слышишь меня?
Фрэнки хмурится. Аарон сияет от внимания.
– Я сделаю самый лучший коллаж на свете. Не могу дождаться, когда подарю его маме!
Он смотрит на меня. Его глаза хранят темное и жуткое знание, которое мне не нравится. Я первой разрываю зрительный контакт. Что он помнит? Что сказал полиции? Подозревает ли он меня? Знает ли он? Мне нужно поговорить с ним наедине. Как можно скорее.
– Ты уверена, что не можешь пойти с нами, Сидни? – спрашивает тетя Элли.
– Нет, спасибо. Как я уже сказала, домашняя работа. И мне нужно принять душ.
– Ты воняешь как грязные носки, Сид-ней.
Я закатываю глаза.
– Просто иди оденься, чтобы тетя Элли могла отвести тебя за покупками. Это очень увлекательно.
Я выбрасываю недоеденные хлопья в мусорное ведро и споласкиваю миску. Мои мышцы напряжены, но я заставляю себя расслабиться. Не так я хотела, чтобы прошел наш первый день снова вместе. В этот раз все будет по-другому. Все должно измениться. Я должна стать лучше. Я должна быть лучше.
Я лишила братьев обоих родителей.
Я их должник.
Этой ночью я укладываю Аарона в постель в его новом пледе из «Звездных войн». Приношу ему Кролика Рэтти. Он прижимает плюшевого зверька к груди и целует его мягкую голову.
– Я скучал по тебе больше всего на свете, – шепчет Аарон ему на ухо.
– Аарон, мне нужно с тобой поговорить. – Я провожу пальцами по его волосам. – Что ты сказал полиции? Когда они задавали тебе вопросы?
Его глаза огромны в свете лампы. Он выглядит таким мальчишкой.
– Я сказал им то, что ты велела. Тебя там не было.
Мое тело расслабляется. Я выдыхаю.
– Ты больше ничего не говорил? Никому?
Он качает головой.
– Сидни?
– Что?
– Почему я должен был соврать?
– Потому что. Ты помогал сохранить нас в безопасности. И вместе. Поэтому я все еще могу присматривать за тобой. Ясно?
– Да.
Его простое, детское доверие почти разбивает мое сердце. Я наклоняюсь ближе и целую его лоб. Его веки начинают смыкаться. Он устал. Наверное, Аарон не чувствовал себя в безопасности в своей постели с тех пор, как его забрали. Но теперь ему ничего не угрожает. Он в безопасности со мной.
– Спокойной ночи, малыш.
Позже я отправляю ему послание. Я рисую Кролика Рэтти огромным. Он сжимает Аарона, Фрэнки и меня в огромном медвежьем объятии, сжимает нас так сильно, что воздух выходит у нас изо рта, а на щеках появляются ярко-красные круги. «Уф!» – говорит фигурка Аарона, но он улыбается. Я сворачиваю бумажку в треугольник и кладу ее в наше место для сообщений.
Теперь, когда мальчики дома, я больше не могу спать в их комнате. Я возвращаюсь в свою спальню и смотрю на кровать. Все плохое случилось там. Темные воспоминания сгущаются в моем сознании. Я вытряхиваю их из головы. Я больше не буду спать в этой кровати ни одной ночи.
Я открываю дверцы своего шкафа. Вытаскиваю в комнату старый спальный мешок и две картонные коробки со старой одеждой. Расстилаю спальный мешок, затаскиваю туда одеяло и подушку и сворачиваюсь калачиком на полу шкафа. Смотрю на ряды мешковатых футболок и толстовок. Единственное платье, которое у меня есть, трепещет над коленями, как крылья белого мотылька. Здесь пахнет затхлостью. Пыль щекочет мне нос. Но здесь безопаснее, чем снаружи.
Заснуть долго не удается. Кошмары преследуют мои сны. Мои мать и отец, запертые в яме, смотрят на меня обвиняющими глазами. Они оба в крови. «Ты сделала это с нами!» – кричит мать, снова и снова. Пытаюсь убежать, но каждый раз земля рушится подо мной, и я скатываюсь в яму к ним. Ужас охватывает меня, и я просыпаюсь, дрожа и обливаясь потом.
Остаток ночи я не сплю.
Глава 34
На следующий день я иду в школу. Коридор забит учениками, все смеются, хохочут и кричат. Скоро День благодарения, и народ буйный. Но передо мной открывается путь, как расступившееся Красное море. Народ затихает, смотрит, их глаза, как лазеры, сверлят меня. Я поднимаю подбородок, смотрю прямо перед собой и прохожу сквозь толпу.
– Сожалею о твоей семье, – пробормотали несколько человек. Я не останавливаюсь, чтобы их поприветствовать. Никто не обзывает меня. Никто не шепчет оскорблений. Они смотрят на меня, как на раненого оленя, который только что появился среди них. Они не знают, что делать и как себя вести, словно я сделана из стекла и разобьюсь, если они попытаются дотронуться до меня.
Я одновременно ненавижу это и чувствую огромное облегчение. Они оставляют меня в покое. Гнетущее презрение и насмешки, которые преследовали меня годами, рассеялись. Я снова могу дышать.
На классической литературе весь класс уже в сборе. Мисс Пьер пишет красным маркером на доске заметки о темах «Алой буквы», повернувшись спиной. Все выгибают шеи и шепчутся, когда я вхожу. Мне все равно. Я достаю книгу и смотрю на нее, пока строчки текста не расплываются.
– Привет, – говорит Илай. – Как дела? Ты в порядке?
Я его игнорирую. Мне не хочется жалостливого внимания со стороны людей, которые не удосужились поговорить со мной за четыре года. Знакомое жесткое, острое чувство поднимается во мне.
Лукас садится рядом со мной. Я чувствую, как он смотрит на меня, и его присутствие гораздо труднее игнорировать. Моя кожа зудит. В подмышках выступили капельки пота. Наконец, я захлопываю книгу.
– На что, черт возьми, ты смотришь?
Он качает головой.
– Я очень рад, что ты вернулась.
– Я здесь. Большое спасибо.
– Пойдем бегать со мной. После школы.
Я вспоминаю его губы на своих, ощущение прикосновения. Мои щеки покраснели. Я также помню, как толкнула его и убежала, как какая-то ненормальная психопатка.
– И почему я должна это делать?
Его глаза смотрят по-доброму.
– Потому что это помогает. Когда вся твоя жизнь – отстойные камни, это помогает.
Он прав. Я хочу бегать. Я хочу бить ногами по асфальту, бить воздух кулаками, бежать, пока все не сотрется, кроме дороги впереди меня, хочу жжения в легких.
– С возвращением, класс. – Мисс Пьер заметила меня и слегка замешкалась. – Приветствую тебя, Сидни. Мы рады, что ты вернулась. Нам очень жаль, что ты через это проходишь. Но мы счастливы, что ты здесь. Пожалуйста, дай мне знать, если тебе что-нибудь понадобится.
Я еще больше сползаю на своем сиденье.
Лукас передает мне одну из своих записок.
«Я очень хочу тебя увидеть. Ты побежишь со мной? Пожалуйста, обведи «да» или «нет».». Не могу поверить, Лукас все еще хочет говорить со мной и это после того, как я с ним обошлась. Я долго смотрю на записку. Я другая. Я буду другой.
Я обвожу кружком «да». Когда я протягиваю ему бумагу, его пальцы касаются моих. Между нами проскакивает электрический разряд.
– Извини, хотя нет, – говорит он с кривой ухмылкой.
– Я даже не знала, что ты придешь, – шепчет Арианна, когда я опускаюсь на свое место на уроке государственного управления. – В твоем телефоне есть функция отправки смс, ты же знаешь.
Я пожимаю плечами.
– Сюрприз. Я здесь.
– Я бы проводила тебя на занятия.
– Я не нуждаюсь в сопровождении, спасибо большое.
– Ты в порядке?
– Я в порядке.
– Ты уверена? Тебе кто-нибудь что-нибудь сказал?
Она слишком настойчива, и я снова начинаю нервничать. Слишком много, слишком быстро.
– Я же сказала, что в порядке!
– Дамы, у вас какие-то проблемы? – ворчливо спрашивает мистер Кросс.
– Нет, сэр, – отвечает Арианна. Она снова поворачивается ко мне. – Я рада, что ты здесь, – шепчет она, как только мистер Кросс отворачивается.
Я достаю пакет с Reese's Pieces, который взяла в автомате в кафетерии, и кладу горсть на ее стол. Она смотрит на них так, будто от конфет у нее рак может случиться рак.
– Ты ешь их по одной, – советую я. – Они вкусные, правда. Думаю, в них даже есть витамины.
Она кривится, но я заставляю ее съесть десять штук. Арианна помогает мне разобраться с вопросами к главе о федеральной судебной системе, которую я пропустила.
На половине урока входит школьный секретарь. Она осматривает класс, пока ее взгляд не останавливается на мне.
– Мисс Шоу, доктор Янг хочет видеть вас в своем кабинете. – Ее сиплый шепот достаточно громкий, чтобы его услышал весь класс.
Арианна закатывает глаза. Мы обмениваемся ухмылками, как старые друзья знакомой шутке. Нам комфортно. Это хорошо.
Я собираю свои вещи и направляюсь в кабинет доктора Янга. Он захочет, чтобы я поговорила о своих чувствах. Не думаю, что смогу говорить о них, даже если захочу. Я понятия не имею, что чувствую. Они меняются день ото дня, минута за минутой. Мне кажется, я должна быть счастлива, испытывать облегчение, и я так и делаю, но в то же время полна ярости, вины и стыда. Иногда я онемеваю, иногда мне так тоскливо, что перехватывает дыхание. Я настраиваю себя, прежде чем войти в кабинет, проверяю, на месте ли моя броня.
Сажусь в то же синее кресло, что и всегда. Доктор Янг, как обычно, за своим столом. Он одет в горохово-зеленый костюм, который выглядит как возвращение из восьмидесятых.
– Доброе утро, Сидни.
– Надеюсь, вы не впали в траур по мне. Я вынуждена это сказать. Вы не очень хорошо выглядите, док.
– Мы здесь, чтобы поговорить о тебе, Сидни. Рад тебя видеть. Я скучал по тебе.
– Я очень сомневаюсь. Reese's? – Я протягиваю горсть полурастаявших конфет.
– Нет, спасибо. Как дела?
Ненавижу отвечать на этот ужасный вопрос снова и снова.
– Я в полном порядке.
Он хмурится на меня.
– Сидни. Твоя мать убила твоего отца. Огромная бомба только что взорвалась в середине твоей жизни.
Я поморщилась.
– Да, я в курсе.
– Что ты чувствуешь?
Чувствую себя виноватой, но никак не могу сказать ему об этом.
– Как будто кто-то должен устроить вечеринку. Желательно с маленькими фруктовыми напитками или пуншем с шипучкой.
Он просто поднимает на меня брови.
– Неправильный ответ? Я подавлена. Я едва могу встать с постели утром. Он обещал полететь со мной в Белиз и купить «Мерседес» на выпускной. И что мне теперь делать?
Доктор Янг сжимает пальцы под челюстью.
– Сидни, ты можешь сказать мне, как ты себя чувствуешь на самом деле?
Жаль, что нет окна, в которое можно посмотреть. Нет ничего, кроме этого ужасного кресла и доктора Янга, который смотрит на меня своим тревожным, пронизывающим взглядом. Я думаю, что тетя Элли сказала мне вчера после того, как поговорила по телефону с адвокатом защиты. Дело ма ожидает отчета о предварительном следствии, на основании которого судья определит ей наказание. Адвокат защиты и прокурор уже согласовали обвинение – убийство второй степени. Ма отказалась сказать хоть одно плохое слово о Фрэнке, хотя факт постоянного домашнего насилия мог бы уменьшить ее тюремный срок. Даже если бы она согласилась, это трудно доказать. Фрэнк никогда не ломал кости. Ужас и унижение были его любимым оружием, раны, которые не оставляли видимых шрамов. Я делаю глубокий вдох.
– Я счастлива, что его больше нет, ясно?
– Расскажи мне об этом.
– Он пьяница. И жестокий. Он был паршивым отцом.
– Некоторые люди испытали бы шок от таких заявлений, – осторожно говорит доктор Янг.
– Люди думают, что просто потому, что двадцать лет назад он имел цепкие пальцы и мог бегать как черт, это делает его хорошим парнем. Героем. Или, возможно, они знают только то, что хотят знать, видят только то, что хотят видеть.
– Что ты при этом чувствуешь?
Я сжимаю и разжимаю пальцы на коленях.
– А вы как думаете?
– Скажи, может, какая-то часть тебя жалеет, что его больше нет? Может, ты скучаешь по нему?
– Он мертв, так что это спорный вопрос, верно? – Правда, которую я не хочу говорить, не могу говорить, заключается в том, что в каком-то ужасном, извращенном смысле я скучаю. До того как четыре года назад все полетело к чертям, было несколько хороших воспоминаний, спрятанных в темноте как жемчужины. Мое предательское сердце болит по отцу, который научил меня играть в покер. Когда мне было шесть лет, он объяснил все ругательные слова и смеялся, когда я повторяла их своим девчачьим шепелявым голосом. Он рассказывал забавные истории и приносил сумасшедшие подарки, когда возвращался из поездок. Он водил меня на стрельбище и учил стрелять с девяти лет. Он хвастался перед своими приятелями, какая я умная и красивая, в то время как я была всего лишь неуклюжим, неловким ребенком. И рядом с ним я чувствовала себя на десять футов выше.
Но все это было раньше. До того как у меня появилась грудь и бедра, и он увидел то, чем хотел владеть, что хотел использовать. До того как он стал дикарем. Если я позволяю себе думать об этом, мое сердце превращается в черную дыру, засасывающую меня в небытие, из которого, я знаю, мне никогда не выбраться.
– Нет. Я не скучаю по нему.
Доктор Янг продолжает засыпать меня вопросами до самого звонка, пытаясь вывести на откровенность, но я не поддаюсь. Я не могу.
– Я здесь, чтобы помочь, правда, – напоминает он, когда я встаю с синего кресла.
После школы я не встречаюсь с Лукасом на пробежке. Я чувствую, как вырезанное сердце-бабочка, которое он сделал для меня, подпрыгивает на дне моего рюкзака, пульсируя обвинением. Но я не могу. Все темное внутри меня кричит в моей голове. Лукас слишком хорош, слишком ярок, чтобы заглядываться на него.
А я все еще трусиха.
Глава 35
– И снова здравствуйте, мисс Шоу, – ласково говорит детектив Хенриксен, когда я открываю входную дверь. Порывы ветра кружатся вокруг ее плаща. В одной руке она сжимает стаканчик кофе, в другой – блокнот на спирали.
– Что вам нужно? – страх пробирает меня до костей. Аарон в гостиной с тетей Элли, раскрашивает керамическое рождественское украшение, которое они вчера вылепили и запекли в духовке. На каникулах в День благодарения тетя Элли и мальчики принесли домой огромную рождественскую елку. Мы повесили на нее какие-то жалкие огоньки, и с тех пор тетя Элли и Аарон украшают ее самодельными украшениями. Фрэнки не интересуют ни снежинки из бумаги, ни конфеты из трубочек. Он в своей комнате, играет в Grand Theft Auto.
Последние два часа я сижу рядом с Аароном и тетей Элли со своим блокнотом для рисования, заштриховывая черно-белые полосы бабочки угольными палочками. Кончики моих пальцев испачканы и почернели.
– Можно войти?
– Если вы спрашиваете, значит, ответ отрицательный. – Холодный воздух бьет меня как пощечина, но я скорее замерзну до смерти в нижнем белье, чем снова ее впущу. На этот раз я знаю свои права.
Арианна нагуглила их и прочитала целый список вслух, в то время как мы ждали, пока сварится паста лингвини карбонара с цветной капустой и панчеттой, которую она приготовила нам на прошлой неделе.
Улыбка детектива Хенриксен померкла.
– Пусть будет по-твоему.
Я складываю руки на груди.
– Чего вы хотите?
– Хотела проверить как ты, подумала ли о моем предложении.
– Забавно. Я не припоминаю никакого предложения.
Ее русые волосы убраны назад в такой тугой пучок, что кожа на лбу натянулась.
– Думаю, ты помнишь. Еще не поздно, знаешь ли, признаться. Самое главное в самосуде, о котором не рассказывают в фильмах, это съедающее тебя чувство вины.
– Знаете по собственному опыту?
– Подумай о своей маме. Подумай о ребенке.
Я быстро моргаю, пытаясь сдержать эмоции. Я не могу ничего ей показать. Я не могу показать ей свою слабость.
– Может быть я как раз и думаю о них.
– Если он причинял тебе боль, я могу помочь. Могу сделать так, чтобы тебе стало легче.
Но на этот раз меня не обмануть. Я вижу вспышку в ее глазах, тот самый хищный блеск, который появлялся у Фрэнка, когда он играл с тобой. Когда ты уже попалась в ловушку, которую даже не заметила. Ей все равно, что случится с мамой, мальчиками или со мной. Какое бы чувство вины я ни испытывала, какой бы выбор мне ни пришлось сделать, не признаюсь ей в этом. Она не сочувствует мне. Я вижу это. Она хочет раскрыть дело, которое все остальные считали законченным. Она хочет славы, выиграть игру.
– Я пас.
Она меняет тактику.
– Мне нужно еще раз поговорить с твоим братом. Проверить его историю. Уточнить несоответствия.
Детектив Хенриксен делает шаг вперед, но я блокирую ее своим телом. Я знаю, что сказать на этот раз. Арианна помогла мне подготовиться на случай, если детектив вернется.
– Ваш босс знает, что вы здесь, наносите незапланированные визиты на дом? Пристаете к скорбящим свидетелям? А как насчет вашего партнера? Где он? Может, мне стоит позвонить в участок? Просто, чтобы убедиться, что всё в порядке и всё такое. Ну вы понимаете.
Она нахмурилась и встала прямо передо мной.
– Я детектив. Пропусти меня.
Как и в прошлый раз, я не отрываю от нее взгляда. На улице холодно, но моя кровь горячая и пылает.
– Если у вас нет ордера, засунутого в лифчик, можете идти в задницу. Детектив.
Ее лицо застывает. Но я вижу перемену в ее глазах. Она блефовала и только что проиграла. Никто больше ничего не подозревает. Только она. Если я не впущу ее, она ни черта не сможет с этим поделать.
– Ты только что упустила свой последний шанс.
Бешеный стук моего сердца эхом отдается в ушах.
– Нет, это вы упустили.
Она долго смотрит на меня, потом поворачивается и топает вниз по ступенькам крыльца. Полотнища ее плаща развеваются на ветру.
– Не приходите сюда больше, иначе я подам на вас заявление о преследовании. Кроме того, вы опоздали. Завтра у мамы слушание приговора.
Она поворачивается и смотрит на меня, ее рот кривится в жесткой улыбке.
– Разве адвокат твоей матери не звонил? Нет? Ох, уж эти государственные защитники. У твоей мамы начались роды. Вынесение приговора отложили до понедельника. Она родила сегодня утром.
Я захлопываю дверь и опускаюсь на пол, мои ноги превратились в спагетти. Слишком много эмоций воюют в моей голове. Страх, вина и стыд захватывают меня и не отпускают. И хотя детектив Хенриксен ничего не может с этим поделать, она все равно права. Я виновна. Грешна. Что я здесь делаю? Я прячусь и лгу, как преступник, как трус. Я заслуживаю того, чтобы меня поймали. Я должна сидеть в этой камере, а не мама. Мама должна лежать на больничной койке, держа на руках мою младшую сестренку.
Я пытаюсь представить, как она может выглядеть, но не могу.
Моя сестра.
Из гостиной доносится крик.
Я вбегаю и вижу, что тетя Элли склонилась над кофейным столиком, держась за щеку. Аарон сидит на диване и плачет. Фрэнки стоит, вызывающе скрестив руки на груди.
– Что случилось?
Тетя Элли выпрямляется, ее глаза расширены.
– Он меня ударил!
Руки Фрэнки сжаты в кулаки.
– Она пыталась отобрать у меня «Плейстейшн». Просто так! Папа купил ее для меня, а не для тебя!
Тетя Элли качает головой, ее старинные серьги-канделябры звенят у шеи.
– Эта отвратительная игра запрещена в этом доме. Бандиты стреляют в людей на улицах, убивают женщин? Это грязь. Я этого не потерплю.
– Это не твой дом! Не ты устанавливаешь правила!
– Конечно, устанавливаю, пока я здесь…
– Тогда проваливай! – кричит Фрэнки.
Аарон плачет сильнее.
Фрэнки все портит. Он прогонит тетю, и что тогда? Государство заберет мальчиков, а я потерплю полное фиаско.
– Фрэнки! Прекрати!
– Ты наказан на месяц! – Тетя Элли дрожит, ее голос повышается до октав, от которых закладывает уши. – Никакого телефона, никаких видеоигр, никаких друзей. Ты слышишь меня, молодой человек? Эта игра отправляется в мусорное ведро.
– Иди к черту! – кричит он.
– Я все сказала! А тебе нужно вымыть свой грязный рот с мылом, молодой человек.
Я должна что-то сделать, прямо сейчас. Прежде чем она успевает до него дотянуться, я делаю шаг перед ней. Хватаю Фрэнки за узкие плечи и сильно его трясу.
– Прекрати! Просто остановись!
– Оставь меня в покое!
Его тело напрягается, а рука взлетает вверх, и он собирается ударить и меня. Гнев разгорается быстро и горячо. Я хватаю его за руку и сильно ее выкручиваю. Он вскрикивает от боли и бьет меня свободной рукой.
– Прекрати!
Тетя Элли топает в спальню моих родителей и захлопывает дверь.
– Она не может этого сделать! – кричит Фрэнки. – Я ее ненавижу!
– Просто остановись! Она нам нужна.
– Нам никто не нужен!
– Да, нужна. Мы должны ее слушать, иначе она уйдет, и ты вернешься в приемную семью. Ты этого хочешь?
Его лицо кривится.
– Нет.
– Тогда остановись! Перестань вести себя как…
– Как папа? – огрызается он, в его глазах мелькают слезы. – Почему не как ты?
Он отпихивает меня и убегает в свою комнату, хлопнув дверью.
Я стою там, уперев руки в бока. Мерзкое чувство закрадывается в душу. Он прав. Мы оба похожи на Фрэнка. Фрэнк мертв, но он не исчез, не окончательно. У нас с Фрэнки внутри живет его монстр. Мы оба становимся жесткими, яростными от гнева.
Аарон всхлипывает.
– Сидни!
Но я не могу пойти к нему. Я убегаю в свою комнату. Я презираю эту комнату, но с возвращением мальчиков мне больше некуда деваться. Неважно, сколько раз тетя Элли передвигала мебель. Это по-прежнему и мое убежище, и моя тюрьма.
Облокотившись на стол, я смотрю на свои руки, на черные угольки под ногтями. Руки, которые так легко прибегают к насилию. Я не могу быть им. Я не стану им.
Боль ревет в моей голове, знакомое жгучее желание поднимается внутри меня. Мне нужно порезаться. Я переложил бритву из рюкзака под матрас. Я нахожу пакет и вытаскиваю его, опускаю бритву в руку. На ходу стягиваю с себя спортивные штаны.
Смотрю на свои ноги.
Я резала лодыжки несколько раз, пытаясь добиться холодного спокойствия, сладкой разрядки, и каждый раз терпела неудачу. Для этого мне нужно только спустить носки. Я принимала душ почти каждый день, но не брилась. Не прикасался к ногам. За последние недели я одевалась и раздевалась сотни раз. Но всегда в темноте, всегда не глядя.
Я не хотела видеть, что сделала с собой в тот день на обочине дороги, в тени старого сарая. Я провела пальцами по толстым красным струпьям. Я порезала свои ноги от лодыжек до коленных чашечек. Десятки раз. Порезы выглядят страшно. Тогда я действовала грубо и свирепо. Я нажимаю на один из порезов и морщусь.
Бритва выскальзывает из моих пальцев. Я не могу продолжать это делать. Я не хочу этого делать.
Я ненавижу то, что внутри меня.
Но не знаю, как это вытащить.
