Текст книги "Под кожей (ЛП)"

Автор книги: Кайла Стоун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

Глава 24

Следующие два часа я лежу на диване Арианны, завернувшись в ее мягкий, лавандовый плед. Арианна увеличивает температуру в помещении, но я не могу согреться. Мое тело сотрясает дрожь, а зубы продолжают стучать. Не могу перестать видеть его глаза. Мои глаза.

Арианна запекает для меня макароны с причудливыми сырами, такими как грюйер, азиаго и фонтина, ни один из которых я никогда не пробовала. Я пытаюсь их съесть, но начинаю задыхаться. Арианна ставит блюдо в холодильник для своих родителей.

Она ходит взад-вперед перед диваном.

– Как насчет Лукаса? Мне ему позвонить?

– Нет!

Она смотрит на меня, удивленная.

Стыд охватывает меня при мысли, что Лукас узнает правду обо мне. Я едва выжила, рассказав Арианне. Он все равно не захочет иметь со мной ничего общего после камня.

– В смысле, я не могу, ладно? Больше никому. Пожалуйста.

– Хорошо. Больше никому. – Она опускается на диван рядом со мной и возится со своим телефоном. И тут резко вдыхает. – О, нет. Нет, нет, нет.

– Что?

– Надеюсь, ты не против. Я просто, я хотела посмотреть и узнать…

– Выкладывай.

– Патрицид – это юридический термин для того, что ты… что произошло. – Ее голос колеблется, как будто Арианна думает, что я собираюсь вскочить и откусить ей голову в любую секунду. – В США происходит около 300 случаев отцеубийства в год. Почти во всех случаях причиной инцидента является жестокое обращение с ребенком…

– Не останавливайся. Просто скажи, чтобы там ни было.

Она потирает висок и вздыхает.

– Прокуроры отказываются от судебного преследования лишь в незначительном числе случаев, несмотря на известные факты злоупотреблений. Средний приговор – от пятнадцати до двадцати лет.

Я присоединяюсь к ее вздоху. Пытаюсь представить себе тюрьму. Она не может быть хуже той неволи, через которую я уже прошла. Тем не менее дверь в мое будущее захлопывается, как стальной капкан.

– Ну, это не круто.

– Это не справедливо, – рычит Арианна. Она шлепает свой телефон на подлокотник дивана. Вскочив, начинает вышагивать перед стеклянным журнальным столиком, кусая ногти, словно собираясь их оторвать. Она злее, чем я когда-либо ее видела. – Разве это честно? Он подверг тебя ужасному насилию, а потом тебя сажают в тюрьму на двадцать лет? Насильники выходят через семь лет. Растлители детей – через четыре года. Это безумие. Я не могу в это поверить. Этого не может быть.

Я просто смотрю, как она ходит и бормочет. Я отрешена от всего этого, отстранена, как будто наблюдаю за собой, наблюдаю за ней. Арианна включает лампу, и мы обе одновременно замечаем синеватые сумерки за окнами.

Ужас сжимает мою гортань. Я едва могу выдавить из себя слова.

– Я должна вернуться.

– Ты можешь сбежать, – неожиданно говорит Арианна. – У меня есть пятнадцать тысяч в банке, на колледж. Ты можешь их взять.

Я качаю головой.

– Куда мне бежать? Как я найду работу? Я даже не закончила среднюю школу. Меня все равно найдут. Кроме того, мне надоело быть трусихой. Что бы ни случилось дальше, я это приму.

Арианна начинает плакать.

– Я не могу поверить, что это происходит.

Я сажусь. Волны головокружения накатывают на меня. Я отодвигаю плед и встаю. Мои ноги держат меня. С трудом.

– У тебя нет куртки. Можешь взять одну из моих и отдать потом.

Как будто будет потом. Как будто я не буду убивать время ближайшие пятнадцать лет в бетонной тюремной камере. Я меняю футболку и влезаю в облегающую черную кожаную куртку, которую едва могу застегнуть.

Глаза Арианны закрыты, губы едва шевелятся.

– Что ты делаешь?

Она открывает глаза.

– Молюсь.

Хочется сказать, что мне не нужны ее молитвы, но я в отчаянии. Я приму все.

Арианна кладет руку мне на плечо.

– Я иду с тобой. Ты не должна справляться с этим в одиночку. – Она колеблется, тень проходит по ее лицу. – По крайней мере, не сейчас.

Часть меня хочет сказать ей «спасибо, но не надо». Но другая, большая часть меня в полном ужасе. Я понятия не имею, что меня ждет дома.

Глава 25

Несколько полицейских машин и фургон судебно-медицинской экспертизы припаркованы на обочине дороги. Желтая лента оцепляет территорию вокруг трейлера. Я выхожу из машины. Арианна присоединяется ко мне, и мы идем по подъездной дорожке. Гравий хрустит под ногами. Острый, как нож, ветер полосует мое лицо, шею и руки.

Ужас скребется по моему позвоночнику. Все мое тело дрожит. Я хочу убежать. Хочу оказаться как можно дальше от этого ужасного места. Хочу, чтобы это прекратилось. Однако ничего не меняется. Красные огни мигают во дворе и перед домом. Я слышу приглушенные голоса, скрежет раций. Это реально. Это происходит. Через несколько минут они застегнут наручники на моих запястьях. Посадят меня на заднее сиденье полицейской машины, за решетку. В тюрьму, в камеру. Мои ноги подгибаются, и я спотыкаюсь. Арианна поддерживает меня.

Молодой полицейский в накрахмаленной синей форме останавливает нас.

– Вы не можете туда пройти, мэм. Это место преступления.

Я вижу, как по дому передвигаются люди в форме, люди в матерчатых костюмах и ботинках, собирающие улики. В моем доме. Я представляю, как они роются в ящиках с нижним бельем, осматривают испачканные простыни, собирают пыль, грязь и мертвых тараканов из-под кроватей. Я представляю Аарона, испуганного, забившегося в угол, пока незнакомцы рыскают по его комнате. Мой желудок сжимается.

– Где мама? Где мои братья?

– Как ваше имя мисс? – спрашивает коп.

– Ее зовут Сидни Шоу, – отвечает Арианна. – Это ее дом.

Рация полицейского трещит, когда он что-то бормочет в нее.

– Где мои братья? – спрашиваю я снова, мой голос усиливается. – Фрэнки! Аарон!

– Пожалуйста, сохраняйте спокойствие. Детективы выйдут, чтобы поговорить с вами. Просто сохраняйте спокойствие.

Арианна сжимает мою руку. Только ее ладонь удерживает меня здесь и сейчас. Кажется, я вот-вот выпорхну из тела.

Два человека в обычной одежде спускаются по ступенькам крыльца и ныряют под желтую ленту. Мужчина высокий и худой, с бородой и холодными темными глазами. Русые волосы женщины собраны в тугой хвост. В руке она держит блокнот.

– Здравствуй. Я детектив Хенриксен, а это детектив Оконджо. Мы ждали тебя.

– Где моя мама? Где, черт возьми, мои братья? Мне нужно их увидеть. – Мои пальцы сжимаются в кулаки. Ногти впиваются в ладони. Я должна увидеть мальчиков до того, как меня заберут. Я должна обнять их обоих, прижать к себе и прошептать все то, что так боялась сказать.

– Дорогая, у нас для тебя плохие новости. Мы только что взяли под стражу твою мать за убийство твоего отца.

– Что? – Я делаю шаг назад, ошеломленная.

– Твоя мама призналась в содеянном прибывшему на место происшествия офицеру.

Я тону. Кто-то держит мою голову под водой. Я не могу разомкнуть легкие, чтобы вдохнуть воздух. Я ухожу под воду. Мама призналась? Это бессмысленно. Она бы так не поступила. Она ленивая, глупая, эгоистичная, и все остальные оскорбления, которыми Фрэнк ее называл. Она бы не стала.

– Должна быть это какая-то ошибка…

Детектив Хенриксен качает головой.

– Мне жаль.

Я не могу мыслить здраво. Я едва могу следить за словами детективов, не говоря уже о том, чтобы их понять. Мне просто нужны мои братья. Я должна их увидеть.

– Где мальчики?

– Детский омбудсмен забрал их чуть больше часа назад. Они в безопасности, не волнуйся.

– В приемную семью? Вы отдали моих братьев в приемную семью?

Детектив Хенриксен бросает на меня пристальный взгляд.

– В срочном порядке, да. Сколько тебе лет?

– Восемнадцать.

– Я могу передать тебя детскому омбудсмену, или ты можешь остаться с друзьями или членами семьи, если хочешь. Я полагаю, твоя мать сообщила в службу опеки о тетке, которая может забрать детей. Если это так, то твои братья в скором времени покинут систему. Детский омбудсмен свяжется с вашей тетей, чтобы облегчить этот процесс. Но ты не можешь оставаться здесь сегодня. Это место преступления.

Я смотрю мимо детективов на мигающие огни, отражающиеся от окон, ветхий сайдинг, покосившееся крыльцо. Я здесь родилась. В своем воображении вижу все, что увидит команда криминалистов: усталый, унылый маленький дом с дешевой мебелью и облупившимся ламинатом, грязные спальни с потрепанными игрушками на фоне телевизоров с большим экраном, модной игровой приставки, блестящих новых айфонов. И кухня, усыпанная керамическими осколками, и узкий коридор со сбитой со стены рамкой, и спальня, забрызганная красным.

Как скоро они обнаружат что-то, какую-то улику, указывающую окровавленным пальцем прямо на меня? А тело – его тело все еще там? Его мертвые глаза кричат обвинение? Шепчет ли его мертвый рот: «Я знаю, кто меня убил»?

Колени подгибаются. Арианна обхватывает меня за талию. Ее плечо упирается в мое, поддерживая. Все это реально. Все происходит на самом деле.

– Я понимаю, что сейчас для тебя очень трудное время, – произносит детектив Оконджо. – Но будет очень полезно, если ты поможешь нам установить хронологию событий. Можешь рассказать, что и когда ты делала сегодня? Посещала школу?

Каким-то образом мне удается кивнуть.

– А что ты делала после того, как занятия закончились? Ты вернулась домой? – спрашивает детектив Хенриксен, ее ручка занесена над блокнотом со спиральным переплетом.

Арианна говорит прежде, чем у меня появляется шанс.

– Она пришла ко мне домой. Сидни была со мной.

Глава 26

Дни после стрельбы превратились в серое пятно. И снова Арианна спасла меня. Следующую неделю я провела у нее дома. Я свернулась калачиком на ее полу в куче одеял и подушек из гусиного пуха. Я не могла перестать дрожать. Я дрожу весь день и всю ночь напролет. Холод пробирает до костей.

В моей голове все время раздается выстрел из пистолета, разбивая мой череп на осколки, такой невозможно громкий, невозможно окончательный. Я теряю сознание, меня мучают кошмары. Я просыпаюсь, дрожа, обливаясь потом, рот сжимается от крика. Мне кажется, что я умираю. Ощущение мучительного давления, словно сто кирпичей, положенных один на другой на мою грудь, медленно сминают грудную клетку. Все сжалось, расплющилось, сгустилось в один удар сердца, боль проникает в каждую вену и артерию. Все болит.

Мой бодрствующий разум – это рычание паники, страха, вины, ужаса и тоски. Я хочу увидеть своих братьев. Я даже хочу к маме, но мысль о ней вызывает у меня спутанный, беспорядочный клубок эмоций, с которыми непонятно что делать. Даже когда Арианна рядом со мной, я чувствую себя более одиноким, чем когда-либо. Я снова как маленький ребенок больше всего на свете хочу, чтобы мама укутала меня в свои надежные, теплые объятия и сказала, что теперь все в порядке, все будет хорошо. Я тоскую по тому, что едва могу вспомнить, если оно вообще у меня было.

Я не отвечаю на сообщения и звонки и не смотрю на свой телефон. Я знаю, что большинство из них от Лукаса. Но я просто не могу. Я не хожу в школу. Мысль о том, чтобы выдержать все вопросы, жалостливые взгляды, приглушенный шепот и отведенные глаза, слишком невыносима. Доктор Янг получает от учителей задания, которые Арианна приносит мне домой целыми стопками. Я к ним не прикасалась. Она говорит, что Лукас спрашивает обо мне. Все спрашивают обо мне, как будто я их вообще когда-то волновала.

Арианна каждый раз готовит мне еду. Аутентичные колумбийские блюда, такие как суп из канареечной фасоли и чоризо, шарики из юкки с начинкой из сыра, колумбийские подорожники с томатным и луковым чатни. Она готовит мне салаты из рукколы с засахаренными грецкими орехами, сушеной клюквой и раскрошенным сыром фета, лепешки, испеченные вручную со сливочным белым соусом, шпинатом и орегано, и легкий пенистый заварной крем, который прилипает к моим губам. Я ем, ем и ем, хотя почти ничего не чувствую. Арианна наблюдает за мной обеспокоенными глазами. Я говорю ей, чтобы она тоже ела. Она осторожно откусывает крошечные кусочки.

Дни сливаются воедино. Я все жду, когда проснусь от этого кошмара, но так и не просыпаюсь.

Глава 27

Уже несколько дней я понятия не имею, что происходит. Знаю только, что маме назначили государственного защитника, так как у нас нет денег. Он никогда не звонит. Это подруга детского омбудсмена, Мишель или Микаэла, или что-то в этом роде, звонит мне, чтобы сказать, что маме предъявили обвинение.

Общественный защитник настаивал на низкой сумме залога. Я не знаю, пятьсот тысяч – это мало или нет, но мы не могли внести и одного процента от этой суммы, не говоря уже о той безумной сумме, которую потребовал бы залог.

– И что дальше? – спрашиваю я у нее, крутя кольца на пальцах снова и снова.

– Поскольку твоя мать признает себя виновной, юристы будут сражаться на досудебном совещании. Они должны прийти к соглашению по поводу обвинений. Затем дело будет рассматриваться судьей. Защита просит вынести приговор, а прокурор дает рекомендации. Судья принимает решение.

– И на этом все?

– Да, дорогая, но я позвонила, чтобы рассказать о твоей тете. Я связалась с ней. Дала ей твой номер, так что она может позвонить тебе. Она еще ни на что не решилась, но очень надеюсь, что возьмет мальчиков и вытащит их из системы.

– Когда я смогу их увидеть? – Я думала о них миллион раз каждый день. Как им должно быть страшно. Все ли с ними в порядке? Никто их не обижает? Я ненавижу свою беспомощность. Я ненавижу мысль, что их нет из-за меня.

– Скоро, милая. Я обещаю. Все это сложный процесс. Там много волокиты.

– У Аарона есть Рэтти?

– Что?

Мой голос дрожит.

– Его плюшевый кролик. Любимый. Он спит с ним каждую ночь.

– Не думаю. Я могу принести его ему, как только дом перестанет быть местом преступления. Держись, хорошо? Мы позаботимся о них. Я обещаю.

Я нажимаю кнопку завершения и опускаюсь за кухонный стол Арианны.

Пастор Торрес оставил на столе экземпляр газеты «Касс Каунти Газетт». «Женщина из Брокуотера убила мужа и призналась», – гласила статья, третья сверху. Даже после смерти наша семья не заслуживает заголовка на первой полосе. Я сталкиваю газету со столешницы и смотрю, как она падает на кафельный пол.

Глава 28

Через два дня мне сказали, что я могу вернуться в дом.

Земля вокруг – бесплодная, замерзшая, коричневая, небо раздулось от несбывшихся обещаний снега. Солнце не показывается уже несколько дней. Стебли кукурузы на полях за нашим домом засохли, сморщились и раздавлены в грязи.

Я вхожу в дом и брожу по комнатам как призрак. В доме нет ни света, ни тепла. Я плотнее обхватываю себя руками. Так холодно, что я вижу свое дыхание. Тени позднего вечера расползаются от каждого предмета, теперь суровые и незнакомые. Здесь пахнет по-другому. Все здесь другое. Это не мой дом.

Я смотрю на закрытую дверь спальни моих родителей. И не открываю ее.

В моей комнате все ящики комода открыты, содержимое высыпано на ковер. Три ящика треснуты. Покрывало сдернуто с кровати, все мои книги выброшены из книжного шкафа, шкаф вывернут наизнанку. Я пинаю кучу одежды на полу рядом с кроватью. Деревянное сердце, которое Лукас вырезал для меня, лежит поверх смятых джинсов. Я поднимаю его и аккуратно кладу на комод. Я не могу думать о нем сейчас, не могу думать о том поцелуе, об огне, который он разжег под моей кожей. Я быстро моргаю, смотрю на знакомые стены, на бабочек, их гладкие тела, их атласные разноцветные крылья.

Покинув свою комнату, я захожу в спальню, которую делят мои братья. Кровати стоят рядом друг с другом под окном, покрывало Фрэнки покрыто спиральными самолетиками, у Аарона – с Винни-Пухом. На комоде Фрэнки стоят десятки пучеглазых каменных человечков. Новая приставка «Плейстейшен» засунута в угол на полу, наполовину прикрытая пижамой Аарона с «Суперменом». Рэтти сидит на кровати Аарона и смотрит на меня своими выпученными пуговичными глазами. Эта комната выглядит почти нетронутой командой судмедэкспертов. Или, может быть, они проявили здесь уважение и поставили все на место.

Я беру на руки Кролика и прижимаю его к груди. Он пахнет шампунем Аарона с ароматом ванили. Выдвигаю верхний ящик тумбочки Аарона. Там лежат развернутые страницы с рисунками, которые я рисовала для него на протяжении многих лет, разбросанные кучками рядом с парой машинок «Хот Вилс», несколько мелков, наполовину растаявшая шоколадная монета, все еще завернутая в золотую фольгу, и любимая фиолетовая блестящая ручка Аарона с пером, торчащим из колпачка.

Подхожу к буфету в прихожей, рывком открываю ящик. Внутри лежит листок бумаги. «Моя любимая сестренка» нацарапано его неловким, корявым почерком над приклеенным розовым сердечком из бумаги.

Мое сердце разрывается на части.

Глава 29

Звонок в дверь раскалывает плотную тишину.

– Ю-ху! – кричит Арианна.

Я открываю дверь, моргая от резкого дневного света, обжигающего мои глаза.

– Святые угодники! Сидни, здесь холодно! Почему ты в темноте? Можно включить свет? – Она не ждет, пока я кивну, прежде чем ринуться внутрь. Обходит кухню, включая все попадающиеся ей на глаза выключатели. Накручивает термостат, и отопительный котел оживает.

– Найдется горячий шоколад? Тебе нужно согреться.

– Верхний шкаф, рядом с раковиной. – Я сажусь за стол. Я застряла на глубине ста футов под водой, и яркое, суетливое присутствие Арианны тянет меня обратно на поверхность. – Как дела в школе?

– Отлично. Скучно. Много работы.

Я качаю головой.

– Скажи мне правду.

Она грызет ногти и смотрит на меня, похоже, пытаясь определить, что должна сказать, как будто старается быть счастливой ради меня. От этого я чувствую себя ужасно.

– Ты знаешь, на что это похоже. Они просто проходят мимо с таким видом, будто меня там нет. Как будто меня больше не существует.

Еще больше вины. На меня навалилось столько вины, что я едва могу это выдержать. С ней это происходит из-за меня.

– Никто с тобой не разговаривает?

– Некоторые говорят. Лукас. Та девушка, которая всегда фотографирует для ежегодника, Лена МакКенна? Вообще-то, мои друзья по библейскому кружку. Это меня немного удивило. Сначала мне показалось, что это очень плохо, но теперь уже не так сильно. Многие люди ненавидят Марго. Больше, чем я думала. – Она пожимает плечами. – Это больно, потому что я думала… думала, что они настоящие подруги. Марго может быть ужасной, но также она может быть… это трудно объяснить. Она как будто впускает тебя в этот внутренний круг. Она та, кто знает все внутренние шутки, все секреты. Словно тебя принимают в этот эксклюзивный мир. Я не знаю. Марго может светить на тебя, заставляя чувствовать себя самым важным человеком в мире. Но когда она выключает свет, когда она решает повернуться к тебе…

– Это предательство.

– Да, это так. Но и я рядом с ними вела себя несерьезно, пассивно и кротко. Я никогда не говорила то, что действительно думала. Сейчас, вдали от них, все по-другому. Я думаю, все будет хорошо.

– Если Марго что-нибудь сделает с тобой, я заставлю ее пожалеть об этом.

– Я верю в это. – Глаза Арианны расширились, и она вытащила телефон из куртки. – Забыла тебе сказать. Вчера кто-то прислал видео на мой телефон. Видео с той ночи на пляже. То, что Марго сделала с тобой.

Мой живот сжался.

– Что? Кто?

– Я не знаю. Заблокированный номер. Это может быть кто угодно. Наверное, кто-то еще, кто слишком часто попадал в неприятные ситуации с Марго. Мне его удалить?

– Оставь. Никогда не знаешь, когда может понадобиться небольшой шантаж.

Она убирает телефон обратно в карман и смотрит на меня.

– Как дела? Ты в порядке?

– Впечатляюще. Лучше не бывает.

– Я знаю. Глупый вопрос. – Она роется в шкафах и достает контейнер с шоколадным порошком и две кружки. – Сидни, в этом доме почти нет еды. Чем ты питаешься?

– У меня еще есть три банки арахисового масла.

Арианна качает головой.

– Я бы посмеялась, только ты не шутишь. – Она наливает воду в кружки, ставит их в микроволновку и устанавливает таймер. – Лукас передал записку для тебя. Я понятия не имею, почему он просто не написал тебе, как нормальный человек. Прочитаешь?

– Может позже.

– Есть что-нибудь новое в деле?

– Я не знаю. Этот глупый адвокат не отвечает на мои звонки. Было судебное заседание, мама признала себя виновной, но я не знаю, что будет дальше. – У них нет причин предполагать, что произошло что-то, помимо того, что сказала моя мать. Только Аарон может сказать другое. По моему телу проходит мелкая дрожь. Я все еще держу в руках Рэтти. Я усаживаю его к себе на колени, складываю руки на столе и опускаю голову на ладони.

– Ты можешь… ну, ты можешь навещать свою маму? В тюрьме?

Я представляю ее, скорчившуюся на жесткой скамье, одетую в оранжевую или полосатую, или какую-нибудь другую тюремную одежду, которую ее заставляют носить.

– Я не хочу ее навещать.

Арианна на мгновение замолкает. Микроволновка гудит.

– Но разве ты не хочешь повидать свою мать?

Я опускаю голову.

– Нет, – говорю я столешнице.

– Почему?

– Потому что она дерьмовая мать, вот почему.

– Ну, она идет в тюрьму ради тебя. Она явно тебя любит.

– Любит? – Я не могу сдержать горечь в своем голосе. – Она опоздала на восемнадцать лет.

Стул скрипит о линолеум, когда Арианна садится.

– Сидни… Твоя мама… Я уверена, если бы она знала, все сложилось бы по-другому.

Я фыркнула.

– Возможно в твоей идеальной жизни.

– Просто… она не знала. Я имею в виду… так ведь? – Ни одна мать не допустит этого – вот слова, которые она не произносит.

Микроволновка пищит.

– Она знала, – шепчу я, когда тяжесть знания, с которым пришлось жить долгие годы, вдавливает мое тело в пол.

Арианна достает кружки, насыпает шоколад, возвращает кружки на стол. Никто из нас не прикасается к ним.

– Пожалуйста, прости меня за эти слова, но ты абсолютно уверена? Откуда ты знаешь?

– Потому что я ей рассказала.

Тело Арианны напряглось.

– Что?

– Она сказала… она сказала, что я его соблазнила. – Слова на вкус как смерть на моем языке

– Ох, Сидни.

Стыд переполняет меня.

– Не говори, что тебе жаль. Не смей. Мне не нужна твоя жалость.

Арианна вздыхает.

– Это не жалость. Это называется забота о другом человеке.

Я заставляю себя дышать. Впиваюсь пальцами в мохнатую шерсть Рэтти. Она права. Я знаю, что она права. Я могу ей доверять. С ночи пляжной вечеринки Арианна доказывала это сотни раз. Она не заслуживает моей постоянной подозрительности, всех моих острых углов.

– Ладно. Неважно. Разве ты не собираешься пить свой горячий шоколад?

Мы обе знаем, что она не собирается к нему прикасаться.

Наступает долгое молчание.

– Тогда почему так? Почему она ради тебя идет на такое?

Из темноты выпрыгивают «возможные варианты» и терзают мой разум. Это то, с чем я боролась последнюю неделю. Монстр, затаившийся в ожидании. Где-то здесь есть уловка, ловушка, западня. Я просто не знаю, где она. Не могу понять. Мама не манипулятор как Фрэнк. Так какова ее конечная цель?

– Я не знаю. Я не могу об этом думать. Не сейчас.

Звонит мой телефон. И мы обе подпрыгиваем.

Я тянусь к телефону.

– Алло?

– Алло? – произносит грудной женский голос. – Я пытаюсь связаться с Сидни Шоу.

– Что вы хотите?

– Ох. Привет, Сидни. Это Эллен. Элли. Твоя тетя Элли. Ты помнишь меня?

Я моргнула.

– Я помню тебя, думаю. Ма часто говорила о тебе.

– Правда? Ну. Это хорошо. Как ты? Ты в порядке? То есть, не обращай внимания. Конечно, ты не можешь быть в порядке. Я собиралась позвонить тебе с тех пор, как услышала… – Она прочистила горло.

Я смотрю на Арианну. Арианна поднимает брови.

– В любом случае, – продолжает тетя. – Я понимаю, что это должно быть неловко для тебя. Конечно, я нечасто появлялась в вашем доме, да и вообще не появлялась. Ты меня не знаешь, но я твоя семья. Женщина из социальной службы позвонила, чтобы рассказать мне, что случилось. Я просто… это ужасно. Я хочу помочь. Я заказала билет на пятницу.

– Ты прилетишь сюда?

– Если ты не против. Я понимаю, тебе восемнадцать, но Фрэнки и Аарон не должны оставаться с незнакомцами. После того, через что вы прошли, вам нужно держаться вместе. Я могу помочь. Я хочу помочь.

Мой мозг словно набит конфетти. Тетя говорит так много слов, что я не успеваю понять, что она имеет в виду.

– Ты… ты собираешься остаться?

– Я не хочу отрывать мальчиков от их школы и друзей. У меня сейчас нет неотложных забот, и я подумала… Могу не приезжать, если ты этого не хочешь.

Я представляю их пустую спальню, призрачную тишину дома.

– Я хочу, чтобы они вернулись домой.

– Тогда решено. Увидимся в пятницу. Не беспокойся о том, чтобы встретить меня. Я возьму, как это называется? Убер. И свяжусь с адвокатом. Мы вернем мальчиков в кратчайшие сроки, я обещаю.

– Хорошо.

– Поговорим дольше, когда я приеду.

Дрожащими пальцами сбрасываю звонок.

– Это хорошая новость, – заявляет Арианна после того, как я рассказываю ей о второй половине разговора.

– Ты уверена? – Я обхватываю руками кружку с горячим шоколадом. Слишком много изменений происходит за один раз. Я чувствую, как меня охватывает тревога, как тесно становится в груди.

– Ты ведь скучаешь по братьям, верно?

Я киваю. Я так скучаю по ним, как будто в моих костях что-то распирает.

– Но где она была все эти годы? Где она была, когда у нас не было денег? Мама всегда говорила, что у нее много денег. Или, когда Фрэнк терроризировал нашу семью? Или, когда моя мать была слишком пьяна, чтобы встать с постели?

– Тебе придется спросить у нее.

Я чувствую гнев, который не могу объяснить.

– Поверь мне, я спрошу.

– Но теперь она появится. И тебе нужно то, что она может предложить. Она может вернуть твоих братьев.

У моей тети с грудным голосом нет лица. Я даже не могу вспомнить ее фотографию. Мои воспоминания о тех немногих семейных встречах – сплошное пятно. Я была такая маленькая. Но какой-то призрак воспоминания проносится в моем мозгу: голубой дым, клубящийся в солнечном свете, толстые сильные пальцы, хватающие мои гораздо меньшие, и они кружат по кругу, по кругу, по кругу. Это не имеет смысла. Тетя Эллен – плод моего воображения, так же как мамина Элли, приходящая ей на помощь, стала плодом ее воображения. Но теперь она реальна, выпрыгнула из туманного прошлого прямо в хаос моей жизни.

– Я молилась, чтобы что-то случилось, и твои братья вернулись домой, – признается Арианна. – Это хорошо.

– Ладно, хорошо. Может быть, ты права. Но меня это ни к чему не обязывает.

В ту ночь я не сплю в своей комнате. Не могу. Я беру дополнительное одеяло из шкафа и сворачиваюсь калачиком на кровати Аарона, вдыхая запах его простыней, а Рэтти прижимается ко мне. Я смотрю в потолок, не в силах заснуть.