Текст книги "Золотые мили"

Автор книги: Катарина Причард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 36 страниц)

– Том как раз только что вернулся домой и уселся в кресле на веранде немножко отдохнуть. Он чувствовал себя страшно разбитым все эти дни. – О чем бы Эйли ни говорила, у нее всегда прорывалась тревога за Тома. – Я так беспокоюсь за него, мама, с тех пор как он получил «черный билет». Его работа не считается тяжелой, но, как видно, человеку на поверхности работать не легче, чем под землей.

Ну вот, сидит Том на веранде и видит, что в калитку входит шофер, в форме и в белых перчатках. Поднялся на веранду и спрашивает: «Здесь живет мистер Том Гауг?» – «Здесь», – говорит Том.

Через минуту появилась и сама Эми – бежит по дорожке, протягивает Тому руку:

«Ах, Том, я так рада тебя видеть».

Но Том не заметил ее руки.

«Как мне благодарить тебя! – засуетилась Эми. – Твоя мама сказала мне, что вы с Эйли заботились о Билли. Вы очень добры, я до того вам благодарна. Не смотри на меня так, Том. Ты не знаешь, что я выстрадала. Как я была несчастна. Я не виню тебя за то, что ты не можешь меня простить. Я сама не могу простить себе…»

– Она и мне это сказала, – заметила Салли.

– Понятно, она захотела увидеть Билли. Он колол дрова на дворе. Том позвал его, и Билли вошел в гостиную, как был: растрепанный и, признаться, грязноватый. Он еще не успел почиститься перед чаем.

«Это твоя мать, Билли», – сказал Том.

Эми кинулась к Билли и заключила его в объятия.

«О мой дорогой, – говорила она и, как видно, была страшно взволнована, – мой дорогой, дорогой мальчик!» – и все обнимала и целовала его.

– Мне жаль, что Том не подготовил его хоть немножко, – продолжала Эйли. – Это было слишком для Билли – очень уж большое потрясение, я хочу сказать. Он весь побелел. На него просто страшно было смотреть, мама, – так он разволновался. А потом лицо у него сделалось какое-то странное, жесткое – как будто он сразу стал старше на несколько лет. Видно, он уже решил, что он ей скажет.

«Вы леди Кеван?» – спрашивает он.

«Ну конечно, Билли, – говорит Эми. – Теперь меня так зовут, но…»

«Моя мать была миссис Ричард Гауг, – говорит Билли. – А вас я не знаю. И знать не хочу!» – И вышел из комнаты.

Эми залилась слезами.

«Что вы сделали с моим ребенком? – обратилась она к Тому. – Что вы ему наговорили?»

Я вышла взглянуть на Билли; он лежал на кровати, уткнувшись лицом в подушку. Знаешь, мама, он был в ярости, просто вне себя.

«Зачем она вернулась, Эйли? – спросил он. – Для чего только она вернулась? Чтобы все опять стали болтать? Ребята в школе зовут меня «ничей сын». Они говорят…»

Мне пришлось долго успокаивать его, я старалась объяснить ему, в чем дело.

«Ты никогда не был «ничьим сыном». Билли, – сказала я. – Ты же знаешь, как Том и твой отец были привязаны друг к другу. Том любит тебя так же, как любил Дика. По-моему, он любит Дафну и маленьких Дика и Лала не больше, чем тебя. А бабушка, да ведь ты же просто свет ее очей».

«Ах, Эйли, – говорит бедный малый, – ты не знаешь, как я люблю Тома. Он лучше всех на свете, а ты для меня настоящая мать – не то, что она».

«Будь с нею помягче, Билли», – сказала я.

«Помягче? – повторил он. – Я совсем не хочу ее видеть. Ведь когда я в первый раз услыхал… Теперь мне уже не так паршиво, я, знаешь, Эйли, даже как-то забыл про это. Но для чего она лезет к нам снова? Не желаю, чтобы она приходила и дурачила меня. Ребята называют ее «девка Пэдди Кевана». Я знаю. Тому не до того, чтоб заниматься этим Кеваном, но я слышал, что про Пэдди рассказывали Динни и Сэм Маллет. И она связалась с такой грязной свиньей. Я ее ненавижу. Не хочу с ней дела иметь, вот и все!»

– Молодец, Билли, я этого от него и ждала, – сказала Салли. – Но он еще ребенок. Может случиться, что Эми уговорит его.

– Мы никогда не толковали с ним про Эми, – сказала Эйли, – никогда ни словом не пробовали восстановить его против матери. Раз, когда Билли был еще совсем малышом, он пришел к Тому и спросил, правда ли, что его мать сбежала с Пэдди Кеваном. Том ответил только: «Да, Билли, но это не наше дело. Не важно, что делают другие. Важно, что мы сами делаем. Твоей матери не нравилось на приисках, и она хотела жить в другом месте. Вот как все было».

– Как видно. Билли знал больше, чем мы думали, и размышлял над этим, – сказала Салли.

– Том говорит, что Эми хочет забрать Билли с собой, послать его в английскую школу, а потом в университет, – продолжала Эйли. – Том считает, что Билли должен отчетливо уяснить себе, что Эми хочет для него сделать. Том поговорил с Билли и взял с него слово, что он выслушает Эми. Мы не хотим, чтобы Билли когда-нибудь упрекнул нас, что мы стали ему поперек дороги. А вдруг он почувствует, что может принять предложение Эми и поехать с ней в Лондон? Билли согласился встретиться с ней, но поставил свои условия: он не хочет идти к ней в гостиницу, не желает встречаться с Пэдди Кеваном, так что в воскресенье утром она поедет с ним кататься.

– Уж Эми постарается использовать эту прогулку наилучшим образом, – проворчала Салли.

– Билли обещал мне вести себя образцово, – сказала Эйли, – быть таким же милым и вежливым, как с Мари или с миссис Поттер. «Помни, Билли, – сказала я ему, – если ты будешь грубить, Эми подумает, что это мы с Томом виноваты. Что мы тебя плохо воспитали».

«Какая чепуха! – отвечал наш милый мальчишка. – Кто бы мог меня воспитать лучше?»

Билли поцеловал меня и сказал: «Не бойся, Эйли, я тебя не подведу». И знаешь, мама, мне даже стало как-то жаль Эми.

– Хотела бы я знать наверное, что Билли не поддастся на ее уговоры, – хмуро сказала Салли.

– Я думаю, не поддастся, – уверенно сказала Эйли, но это не успокоило Салли. – Мы любим Билли ничуть не меньше своих ребят. Как и наши ребята, он научился ненавидеть все плохое и несправедливое, И он на все смотрит глазами рабочих. Это Эми не понравится. Том говорит, что хотя Билли еще совсем мальчишка, а очень любит поговорить с ним о серьезных вещах и всегда задает ему разные вопросы.

– Может, ты и права, – сказала Салли. – Но это большой соблазн для мальчугана, а Эми будет лезть из кожи вон, чтобы отвоевать его у нас. Станет говорить, какая она одинокая и несчастная, скажет, что она тогда была молода и глупа и что «каждый может ошибиться», и как чудесно будут они проводить время, если Билли позволит ей делать для него все, чего бы она хотела… Ну и разные там слова – «к чему все деньги на свете, если нельзя разделить их с тем, кто тебе всех ближе и роднее…».

– Да, я знаю, трудно будет осуждать Билла, если он не устоит перед Эми. Но я верю, что он устоит, – упорствовала Эйли.

Глава LX

Билли пришел рассказать Салли об этой поездке с матерью.

– Она сама вела машину, – сказал он. – Иногда и мне давала баранку, и знаешь, бабушка, до чего же хороша у нее машина! Летит, как птица. Не то что у Динни – старая трясучка. По дороге в Кулгарди мы делали семьдесят миль в час. Леди Кеван только смеялась, но я немножко струхнул.

Салли отметила про себя, что Билли не называет Эми матерью.

– Она… она сказала, что хотела бы подарить мне маленький двухместный автомобиль, и спросила, какая марка мне больше всего нравится. Потом она говорила, что во время каникул мы будем с ней вдвоем путешествовать на машине – поездим по Франции, Италии, Испании. Тут я понял, чего она добивается. И мне пришлось признаться, что я знаю от Тома про ее желание забрать меня отсюда. Я ей прямо сказал, что это не выйдет. Я хочу поступить в Горное училище и стать инженером.

– Я рада этому. Билли, – сказала Салли.

– Потом она понесла какую-то околесицу, – смущенно продолжал Билли, словно его все еще озадачивало такое поведение Эми. – Стала объяснять, почему она оставила папу, каким ударом была для нее его смерть и как ей всегда хотелось, чтоб я был с ней. А вы с Томом не отдавали меня. Ох, бабушка, до чего это было нехорошо – как она плакала и просила, чтоб я простил ее и пожалел и дал бы ей загладить прошлое.

– Могу себе представить, – сказала Салли.

– Жалко было ее все-таки, – продолжал Билли. – Я вспомнил, бабушка, что Эйли просила меня быть помягче и что я сам должен разобраться во всем, и сказал: «Если вы и вправду хотите опять стать моей матерью, перестаньте быть леди Кеван, переезжайте сюда, и мы будем жить вместе на приисках. Скоро я начну сам зарабатывать и смогу позаботиться о вас, даже если нам и трудно придется и у нас не будет автомобиля».

– Неужели ты так сказал, Билли? – Салли расцвела в улыбке. – Неужели ты в самом деле так сказал?

Билли кивнул.

– Но тут она вдруг страшно рассердилась, – продолжал он все с тем же озадаченным видом. – Она сказала: «Кто вбил тебе это в голову? Уж, конечно, Том или твоя бабушка! Не будь смешным, мой мальчик. Они настроили тебя против сэра Патрика. А ведь он самый добрый и великодушный человек на свете. Конечно, он выбился в люди из низов и не очень воспитан и всякое такое… и кое-кто из здешних не может простить ему, что он разбогател и занял такое видное положение в финансовом мире. Но он с радостью заменит тебе отца и даст тебе все, что должен иметь мальчик твоих лет».

«Чтоб эта грязная свинья заменила мне отца!» – вот что я ей ответил, бабушка. Я уж тут забыл и про вежливость и про все на свете. Выложил ей все, что думаю про Пэдди Кевана и про всех таких, как он, и сказал, что когда-нибудь с ними расправятся, как с уголовниками, потому что они и есть уголовники. Я не приму от него ни гроша и вообще не желаю иметь с ним ничего общего, сказал я.

«О, да ты стал совсем красный, как я посмотрю, – сказала она и как-то странно засмеялась. – Это, конечно, дело рук твоего дядюшки. Мне следовало этого ожидать. Том Гауг всегда был этаким шутом гороховым в семье».

Тут, бабушка, я заставил ее остановить машину и вылез. «Не смейте так говорить со мной про дядю Тома, – сказал я. – Сэм Маллет говорит, что Том Гауг один из самых лучших и самых честных людей на свете. Такие, как он, рождаются раз в сто лет». – И я пошел домой прямо через заросли.

Сердце Салли наполнилось гордостью за внука. Ее привело в восторг, что он так прекрасно выдержал это испытание и сам нашел правильное решение – предложил матери заботиться о ней, если она уйдет от Пэдди Кевана, и потом без колебаний оборвал разговор.

– Конечно, она звала меня, – сказал Билли. – Но я не вернулся. Ох, черт, до чего же я устал, бабушка, пока добрался домой. Я вышел из машины у рудника на кулгардийской дороге, пришлось идти зарослями добрых тридцать миль. Том с Эйли думали, что леди Кеван похитила меня. Поглядела бы ты, какой у них был вид, когда я вошел. Ну прямо как в театре!

Билли расплылся в радостной улыбке и громко расхохотался.

– Но, по-моему, я должен был оставить ее и пойти домой пешком, чтоб она поняла. Ведь верно, бабушка?

– Я думаю, верно. Билли, – ответила Салли. – Если все мальчики и девочки будут так отстаивать то, что они считают правильным, все, о чем мечтает и ради чего работает Том, осуществится.

– Так оно и будет, бабушка, – горячо сказал Билли. – Когда рабочие будут сами владеть и управлять рудниками, все прибыли пойдут на выполнение больших планов по орошению и постройке новых предприятий. Тогда будут у нас и клубы, и спортивные площадки, и новый бассейн для плавания. Мы с дядей Томом все обдумали. Какая сейчас людям польза от золота? Миллионы тратятся на то, чтобы добыть его из земли, а потом оно опять идет под землю – в сейфы американских банков. Уж если пользоваться золотом, так мы сумеем получше им распорядиться. Ленин говорил, что когда-нибудь из золота будут делать уборные, – это мне дядя Том сказал. Ну как, бабушка, хотела бы ты иметь золотую уборную?

– С меня хватит и хорошей канализации, – рассмеялась Салли.

Билли вскочил на велосипед, и лицо его засветилось озорной улыбкой.

– Вот верно! – крикнул он. – Уж об этом я позабочусь!

Он обогнул угол дома и помчался по дорожке к калитке. Салли слышала, как он насвистывал, катя по шоссе. Это звучало, как радостная, ликующая птичья песня, и в сердце Салли она пробудила ответную радость.

Глава LXI

– И что только будет с этим городом, понять невозможно, – проворчал Дэлли.

Теперь многие частенько говорили так, да Салли и сама так думала, но когда Дэлли плохо отзывался о ее городе и ее земляках, этого она не могла стерпеть.

– Что это на вас нашло? – спросила она. – Голова болит с похмелья?

– Да не без этого, хозяюшка, – признался Дэлли.

Фриско расхохотался, а Динни насмешливо одобрил Дэлли:

– Не поддавайся, Дэлл, не вешай носа.

Дэлли сидел на ступеньках веранды, обхватив руками колени; глаза его слезились, худое лицо было мертвенно бледно, длинные усы свисали еще более уныло, чем всегда. Был Новый год, и Дэлли пировал всю ночь напролет. Фриско и Динни сидели в креслах – каждый в «своем» – и поджидали соседей и старых приятелей, которые всегда забегали вечерком поздравить с Новым годом. Тэсси уже уселся в кресло Морриса, прогнувшееся под его тяжестью; его парадные брюки чуть не лопались на огромном животе, багровое потное лицо сияло.

Салли расставила на буфете в гостиной тарелки с печеньем и сэндвичами и несколько бутылок пива и вина; для детей был приготовлен лимонад и малиновая вода. Салли отнюдь не собиралась спускать Дэлли его брюзжанье. Он ведь никогда и пальцем не шевельнул, чтобы поддержать добрую славу города, и с его стороны нахальство – охать по поводу недавних событий. Она и сама удручена ими, но что касается Дэлли, то он-то ворчит по другим причинам, кому же это не ясно.

– Ну, конечно, – говорил Дэлли, – с тех пор, как моего старого дружка Шэка засудили по этому собачьему закону, меня тоска заела.

– Шэк уже раз двести попадал под суд по пьяному делу, верно? – жестко спросила Салли.

– Вы уж больно строги к нему, хозяюшка, – с огорчением в голосе сказал Дэлли. – Развозить дрова нынче не такое веселое занятие, да и собирать по дворам пустые бутылки тоже невесело. Шэку здорово доставалось, и его мало-помалу совсем скрутило. Когда он хлебнет с горя да вспомнит, что и старой его кляче жрать нечего, так он и идет в полицию: привык, что там поесть дают. Шэк уверяет, что теперь этот старый одер сам стал доносить на него. Провалиться мне на этом месте, но как только старый – так его распротак – появится где-нибудь со своей тележкой – полиция тут как тут, Шэка хватают и сажают в кутузку.

– Он на днях поведал мне о горестных своих злоключениях, – засмеялся Фриско. – В последний раз, когда его зацапали в кабачке, он, кажется, даже напиться не успел. «Жаркий был денек, Фриско, – рассказывал он мне. – Весь день я работал на самом солнцепеке и до смерти захотел пить; зашел в кабачок и только собрался промочить горло, как полицейский тут же меня сцапал. И заперли, как птичку в клетку».

– Уж очень он ловко уговаривал судью отпустить его, – с довольным смешком вставил Динни. – «Есть за мной грех, ваша честь, – сказал Шэк, – но грязи я не люблю. Не засаживайте меня. Я знаю каждую муху в калгурлийской тюрьме, а они там кишмя кишат». Шэк сказал, что тамошний надзиратель отличный игрок в крикет – каждый день практикуется на тюремном дворе и составляет команду из заключенных. Говорит, что им полезно поупражняться. Но он хотел, чтобы Шэк катал за него шары, а на взгляд Шэка, это уж чересчур каторжная работа.

– А помнишь, как судья однажды отпустил его и только предупреждение сделал? – смеясь проговорил Тэсси. – В тот вечер Шэк нализался, как свинья. Его забрали за то, что он поднял скандал на Хэннан-стрит и «в пьяном виде нарушал общественную тишину».

– Мы оба там были, – припомнил Дэлли, – да только я успел удрать, пока фараоны возились с Шэком. Потом уж я зашел в суд, хотел замолвить за него словечко, да ничего не вышло. Фараоны так расписали все, что по лицу судьи уже видно было – закатает он Шэка на шесть месяцев с принудиловкой. Он очень долго распространялся насчет того, что это, дескать, позор – который уж раз предстает этот человек перед судом!

«Что вы можете сказать в свое оправдание?» – спрашивает он наконец Шэка.

«Да что ж, ваша честь? – отвечает Шэк. – Если вы меня засадите в тюрьму – пропасть жизней загубите».

«Как это понять?»

«У моей старой клячи бывают спазмы, и, кроме меня, некому о ней позаботиться», – говорит Шэк.

«И это все?»

«Потом еще моя собака».

«Собака?»

«Она помрет, если ее не кормить. А она только что ощенилась. Четверо щенят. Это уже шесть загубленных жизней».

«Еще что?»

«И еще моя кошка, ваша милость. Вот уже семь жизней».

«Это все?»

«Она только что окотилась. Пять котят. Это уже двенадцать жизней. Так что, говорю я, пропасть жизней вы загубите, ваша честь, засадив меня за решетку».

«Ну, так и быть, – говорит этот старый судейский крючок. – На этот раз я отпущу вас, но делаю вам последнее предупреждение».

Компания лениво рассмеялась. После нескольких стаканчиков Тэсси, Динни и Фриско размякли и молча с удовольствием курили, перебирая в уме всякие истории. Дэлли все не переставал брюзжать.

– Эти фараоны хватают всякого, кто малость выпил, разгоняют народ, не успеет он собраться поиграть в ту-ап, запугивают горняков, чтобы они, упаси господи, не вынесли из забоя крупицы золота… Эдак скоро на приисках и жить не захочется.

– Давно пора взяться за ум, чтобы воздух стал почище, – заявила Салли; она сидела без рукоделья, положив руки на колени: ведь это был праздничный день. – Ту-ап и выпивка губят много хороших ребят. Да еще эта пакость – краденое золото. А после убийства Уолша и Питмена про Калгурли и подавно пошла дурная слава. Порядочным людям даже совестно признаваться, что они живут здесь.

– Ваша правда, мэм, – заявил Фриско. Не то, чтобы он сам так думал, но ему, как всегда, хотелось показать, что он во всем согласен с Салли.

– В наше время все было по-другому, – посетовал Динни. – Может, наш брат, первые старатели, и грубоватый народ и иной раз откалывали невесть что, но у них были свои законы чести, и они умели поддержать в лагерях порядок. Разве хоть один горняк, хоть один старатель мог бы дойти до такого? Подумать только – разрубить людей на куски и побросать в шахту!

– Пока промышленники не завладели приисками, тут и не слыхали ни о каких злодействах и насилиях, – поддержал Тэсси убежденным тоном бывалого старателя. – Мошенники и бандиты появились тут вместе с рудниками, уж это верно. Когда кругом много денег и они легко достаются – жди беды. И виноваты не только те, кто утащит немножко золота или налетит на управляющего и отберет портфель с деньгами – заработной платой рабочих. Может, махинации с акциями, спекуляции и маклерство – это только накипь, но они разъедают горную промышленность, от них повсюду пошло взяточничество и продажность, и сколько уже из-за этого погибло хороших людей! Был тут инспектор, старый сухарь, но вроде как бы порядочный человек, но и у него под конец начались судороги в руке.

– Как это так? – спросила Салли.

Круглая добродушная физиономия Тэсси расплылась в улыбке.

– А вот так, – сквозь смех проговорил он и, сложив пальцы горсточкой, завел руку за спину и помахал ею там. – Доходы слева, ясное дело!

Салли и Фриско дружно расхохотались.

– Когда Джордж Брукмен ездил в девяносто пятом году в Лондон, – захлебываясь от смеха, продолжал Тэсси, очень довольный, что ему удалось позабавить миссис Салли, – он сказал, что Хэннанские прииски тянутся на шестнадцать миль в длину и на четыре в ширину, включают в себя триста разных рудников и среди них нет ни одного дутого, – за это он может поручиться.

– Еще сколько дутых-то! – сказал Динни.

– Неважно, – вмешался Фриско. – Зато, как выяснилось, Большой Боулдер, Айвенго и Лейк-Вью стали давать столько золота, что Брукмену и не снилось. Когда вокруг Золотой Мили поднялся бум, подземные золотые мили были еще недостаточно разведаны, вот что я вам скажу. Площадь Золотой Мили определяли, исходя из наземных границ боулдерской группы рудников. Но ведь на одном Большом Боулдере за тридцать лет проложено двадцать четыре мили штреков, гезенков и квершлагов, а это только один из дюжины рудников, где подземные разработки тянутся на многие мили.

– Площадь западных приисков, то есть золотоносной земли, не считая подземных разработок, доходит до нескольких сотен миль, – сухо сказал Динни. – И за последние тридцать лет эти прииски принесли миллионные прибыли.

– И очень мало что из этих миллионов осталось в нашей стране, – с горечью сказала Салли.

– Дело ясное, – продолжал Динни. – Все золото попадает в руки компаний и биржевых спекулянтов, они душат экономику приисков. Они безжалостно выжимают богатства из рудников, не дают рабочим жить по-человечески, калечат их душу, а не только тело, и теперь уже и среди рабочих есть такие, которые только и думают: вот бы разбогатеть и стать такими же важными шишками, как хозяева.

– А эти важные шишки задают тон. Вы видите, какой они подают пример – губят на рудниках тысячи людей, лишь бы сохранить свои прибыли. Чего уж тут удивляться, если шишки помельче в драке из-за денег пристукнули парочку хозяйских сыщиков! Вот откуда у нас сейчас на приисках столько мерзости. Борьба за существование, борьба за богатство и власть становится все ожесточеннее.

– Верно говоришь, Динни!

Том вошел с черного хода. Он поцеловал мать и сел с ней рядом.

– С Новым годом, мама, – сказал он. – Эйли с ребятами сейчас придут. Они зашли за Мари.

– Я вот про что толкую, Том, – пояснил Динни, – если уж горная промышленность не может обойтись без помощи правительства – без того, стало быть, чтобы не выкачивать денег из рабочего кармана, – почему бы тогда правительству не взять рудники в свои руки и не управлять ими на пользу стране и народу? Пора покончить с тем, что владельцы рудников загребают себе все прибыли.

– Неверное это дело – вкладывать деньги в рудники, – вмешался Фриско.

– Как и во многое другое, – отозвался Том, – и в здравоохранение и в разработку природных богатств страны. Но когда народ сам будет владеть рудниками и разрабатывать их, мы избежим многих потерь, и не только рудники – все народное хозяйство страны будет развиваться по-иному.

– При условии, что золото не упадет в цене, – продолжал спорить Фриско.

– Да какое это имеет значение? – вспыхнула Салли. – Какой вообще нам прок от всего этого золота, что мы добываем из земли? Его посылают в Америку и там снова прячут под землю!

– Металл – материальная основа цивилизации, – сказал Фриско.

– Тем больше оснований, – заметил Том, – укрепить эту основу цивилизации, взяв в свои руки добычу металлов, чтобы их можно было использовать в интересах всего народа.

– Золото!.. – презрительно фыркнул Динни. – Придет время, когда оно не будет нам нужно. Не будем мы добывать золото из земли, чтоб опять хоронить его в сейфах банков. Не дадим классу хозяев это оружие, чтобы они хозяйничали в мире. Ну, что для рабочего золото? Если вдуматься, так это же сплошная нелепость. Почему золото должно быть мерилом всех ценностей? Есть его нельзя, от него ни зимой тепла, ни летом прохлады. И все-таки при нынешней системе его можно обменивать на то, что действительно нужно человеку: на пищу, одежду, кров – на все, от чего зависит здоровье людей и их удобства.

– Вот именно, – продолжал Том, развивая свою мысль так же последовательно и упорно, как изучал он законы экономики и принципы организации пролетариата. – Но нужно исходить из того, что есть. Пока золото все еще остается мерилом меновой стоимости.

– Англия отходит от золотого стандарта, – перебил его Фриско. – Бьюсь об заклад, что за ней последуют и многие другие страны.

– Австралия только что отправила в Соединенные Штаты золота в слитках и монетах на миллион фунтов стерлингов, – сказал Том. – Золото – все еще товар, а Австралия – страна, где его добывают. Мы будем продавать золото, пока Америка будет его покупать.

– А теперь горные компании вопят, чтобы правительство помогло им сократить расходы по добыче золота и дало денег на постройку обогатительных фабрик, на которых они собираются применить новый способ флотации маслом, – проворчал Динни.

– И требуют себе премий за разработку низкосортных руд, – ввернул Тэсси. – И почему только правительство не возьмет рудники в свои руки?

– Я бы тоже хотел это знать, Тэсси, – сказал Том.

– Да, если бы они получили премии, дела бы оживились на Золотой Миле, – весело заявил Фриско.

– Для жуликов, которые давно уже заправляют нашим городом, – огрызнулся Динни.

Тут у калитки появилась Эйли с детьми, а следом за ними в сад вошли Мари и Билли. Дети взбежали на веранду радостно, звонко крича:

– С Новым годом, бабушка!

– С Новым годом, Динни!

– С Новым годом, Фриско!

Голоса Эйли и Мари присоединились к шумному хору поздравлений. Билли подошел к Салли и присел подле нее на корточки; она улыбнулась ему. Билли знал, что бабушке захочется, чтобы он побыл с ней в этот первый день нового года. Скоро пришли с новогодним визитом соседи и старинные приятели Динни: Сэм Маллет и миссис Маллет, Эли Нанкэрроу с женой и детьми, Джонс Крупинка и Тэсси Риган. А за ними появились Даница и Тони с двумя детьми и Перти Моллой с женой и сыновьями. Вскоре весь дом наполнился ребячьим криком, взрывами смеха, веселой Дружеской болтовней. Это была встреча жителей приисков, добрых друзей. Их объединяли общие надежды и общие опасения, и они чувствовали себя здесь, как дома, приятно и просто.