Текст книги "Золотые мили"

Автор книги: Катарина Причард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 36 страниц)

– Погоди радоваться, – предупредила его Салли. – Ведь мы еще не получили приглашения; да, кроме того, надо отпраздновать свадьбу Дика. И потом, если будет война…

Дэн кивнул.

– Понимаю, нельзя же уезжать, когда Лал…

– Неужели он пойдет? – воскликнула Салли дрожащим голосом.

– Конечно, пойдет, мам, – беспечно отвечал Дэн. – Я бы сам пошел, будь я постарше.

– Не смей говорить таких вещей! – прикрикнула на него Салли. – Ты понимаешь, что значит война, Дэн? Сотни молодых людей – таких, как наш Лал, – станут убивать друг друга. Сколько раненых будет в страшных муках лежать на полях сражений и в госпиталях…

– Верно, мама, я и не подумал об этом. – Лицо Дэна омрачилось. – Но полковник де Морфэ говорил…

– Так он уже полковник? – спросила Салли, не поднимая глаз от шитья. – Однако он не теряет времени даром, всюду умеет устроиться.

– Лал говорит, что он уже несколько лет служит в ополчении, а недели две назад появился у них в лагере в чине полковника. Набирал людей для кавалерийского полка.

– Ну, так что же сказал Фркско? – нетерпеливо спросила Салли.

– Он сказал, – ответил Дэн, радуясь случаю блеснуть своей осведомленностью, – что Германия поддерживает Австрию, и Англии придется либо разбить Германию, либо расстаться со своими колониями. Может быть, даже с Австралией.

– Не верю я этому, – заявила Салли. – И вообще – откуда ты знаешь, что и как он говорил?

Дэн просиял.

– Его машина завязла в грязи на дороге, как раз когда мы выходили из школы. Ребята и давай подсмеиваться: «Почем, мол, драндулетик?» А один говорит: «Не сбегать ли нам, мистер, за стариной Шэком? Пусть приедет на своей лошадке и вытащит вас».

У старика Шэка, известного в городе пьяницы, была лошадь и тележка, на которой в редкие дни протрезвления он разъезжал по окраинным улицам, собирая всякий хлам.

Салли улыбнулась, представив себе, как Фриско сидит в своей новенькой машине, которой он так гордился, и мальчишки насмехаются над ним.

– Ну, а мы с Ниппером, – продолжал Дэн, – решили помочь ему, авось прокатит потом. Подошли к нему, Ниппер и говорит: «Может, помочь вам, сэр?»

«Разумеется! – сказал полковник де Морфэ. – Становитесь все сзади и толкайте машину». Мы мигом собрали ребят и принялись толкать что есть мочи, пока мотор снова не заработал.

«А ну, прыгайте!» – закричал полковник де Морфэ. Мы залезли в кузов, и он прокатил нас по всему городу, мам.

Как это похоже на Фриско, подумала Салли, – насажать полную машину ребят, чтобы все видели, какое у него доброе сердце! Правда, для многих из них это было настоящее событие: ведь, пожалуй, они отроду не ездили в машине.

– Я захватил место как раз рядом с ним, – продолжал Дэн. – Он меня и спрашивает: «Как тебя зовут, мальчуган?» – «Дэнис Гауг», – говорю. «Вот как? – сказал он и засмеялся. – Кланяйся маме и скажи, что я жду ее в гости на новогодний вечер».

Салли зарделась, глаза ее блеснули.

– Какая наглость! – с сердцем воскликнула она.

– А почему, мам?

Мать опустила глаза под открытым, пытливым взглядом сына.

– Видишь ли, мистер де Морфэ был нашим другом, давно еще, в Хэннане, – в замешательстве пояснила она. – Но я не могу ему простить, как он поступил с Диком в Сиднее.

– А он плохо с ним поступил? – спросил Дэн.

– Очень, – сердито отозвалась Салли. – Взял и уволил без всякого предупреждения. Пусть Дик сам на это напросился, но Фриско знал, что у него нет ни пенса за душой. Дику тогда пришлось изрядно намыкаться, пока он добрался до дому.

– А я и не знал этого. Понятия не имел, что он так обошелся с Диком, – пробормотал Дэн. – Я бы не полез в его проклятый автомобиль, если б знал, мам.

– Ну, а что еще говорил мистер де Морфэ? – уже спокойнее поинтересовалась Салли.

– Он сказал еще, что, если будет война, ему, возможно, придется продать машину. Он и чин полковника получил оттого, что на войну пойдет. Говорит, что он старый вояка – когда-то в Мексике служил солдатом.

– Не дай бог, если начнется война и такие люди, как Фриско, будут руководить ею! – воскликнула Салли.

Когда Моррис вернулся домой, Салли подала ему чай и за столом завела разговор о войне. В городе столько слухов… Как он думает, будет война или нет?

По всей видимости, будет, ответил Моррис. И поскольку Англии придется вступить в нее, то, следовательно, и Австралии тоже. Создавшееся положение сильно тревожило Морриса. Впервые за много лет он рассуждал как англичанин – вспомнил, что когда-то был солдатом. Об атом не знали даже его сыновья. Моррис никогда не рассказывал им ни о своем доме, ни о своих близких, вообще ни о чем, что было связано с его жизнью на родине. Но сейчас Салли чувствовала, что на него нахлынули воспоминания.

Когда они легли, Моррис заметил, что он уже, конечно, стар, чтобы воевать. К тому же его в свое время выгнали из полка. И тут он впервые рассказал ей, что заставило его уехать в Австралию: он продулся в карты и, чтобы заплатить долг, взял деньги из кассы спортивного клуба своего полка. Его разжаловали и выслали на поселение в колонии, с тем что со временем, искупив свою вину, он вернется домой.

После смерти отца Моррис потерял всякую связь с сестрами и братьями. Да ему и не хотелось ее возобновлять: кому он нужен там в Англии? И все же ему было горько сознавать, что он, мужчина, не пойдет защищать свою родину, если начнется война. Только это, казалось, и волновало Морриса.

– Но ведь, случись война, Лал ни за что не усидит дома, – в отчаянии сказала Салли. – Боже, Моррис, что мы будем делать, если Лалу придется участвовать в этой драке?

Она тихо всхлипывала на плече у Морриса, пока он не уснул. Сама она долго не могла сомкнуть глаз. Ей уже слышались отдаленные раскаты кровавой грозы, готовой разразиться над миром. Весь следующий день, что бы она ни делала, мысли ее были заняты только этим. Она забыла обо всех своих незначительных треволнениях: о Томе и о новой богатой жиле, обнаруженной в его забое, о Пэдди Кеване и его возмутительном поведении.

Пэдди намекнул, что, поскольку он съезжает в субботу, она должна выстирать и заштопать ему все накопившееся за неделю белье. И вообще она никогда не отстирывает его носки.

Ноги у Пэдди потели, и от носков всегда ужасно пахло. Салли никогда не стирала их вместе с носками мальчиков и Морриса. Все эти годы для нее было пыткой стирать их. Когда она подходила к лоханке, где они отмокали, ее начинало тошнить, и только усилием воли она заставляла себя погрузить руки в вонючую воду и мыть и оттирать носки Пэдди.

– Я не буду стирать ваше белье за эту неделю, Пэдди, – спокойно сказала Салли. – Отдайте его в прачечную.

– Кажется, я заплатил вам сполна, – огрызнулся Пэдди. – Я считаю, что вы обязаны выстирать его. А не то потрудитесь вернуть мне пять шиллингов из тех денег, что я дал вам за пансион.

– Получайте ваши пять шиллингов, – сказала Салли, вручая ему деньги. – Только никогда вам не расплатиться со мной, Пэдди, даже за половину того, что я для вас делала.

– Думаете таким манером выклянчить у меня побольше? – не без издевки спросил Пэдди.

– Вон из моей кухни! – приказала Салли. – Довольно с меня и вас и ваших гнусностей, Пэдди Кеван. Не хочу больше ни видеть вас, ни иметь с вами дело.

Пэдди повернулся и неуклюже направился к выходу, угрюмо бросив на ходу:

– Как бы вы не передумали, миссис Гауг!

Глава XIII

В субботние вечера на каждом перекрестке в Калгурли и Боулдере, у каждого кабачка собирались горожане, молодежь и старики. Они обсуждали результаты скачек, делились свежими новостями. Раз в две недели по субботам выдавали деньги, и кабаки ломились от мужчин, а магазины – от детей и женщин, у которых в кошельке опять зазвенели монеты.

Какими оживленными и суетливыми выглядели раскинувшиеся по равнине городишки! На главных улицах толпились по-праздничному одетые мужчины, женщины и дети. Тарантасы, двуколки и рессорные экипажи заполняли широкие мостовые, кое-где к столбам были привязаны лошади, изредка проносились даже автомобили, как доказательство того, что городские тузы не отстают от века. Но в эти решающие месяцы 1914 года не одни только скаковые новости занимали всех – слухам о грозящей войне уделялось не меньше внимания. Правда, говорилось о ней вскользь, между прочим. Только у кабачков, принадлежащих иностранцам, да в винных погребках собирались кучками и оживленно толковали между собой греки, итальянцы, сербы, болгары и выходцы из Македонии.

Салли и Мари в праздничные дни получки любили потолкаться вдвоем по магазинам. Так весело было, смешавшись с толпой, бродить по улицам, глазея на товары, выставленные в витринах на соблазн женскому сердцу и на погибель кошельку. У рудокопов и их жен был обычай погулять в субботу вечерком по улицам, заглянуть то в один, то в другой бар, пропустить рюмочку, а потом засесть с друзьями где-нибудь в пивной. И вот Мари и Салли выбрали для себя один кабачок. Сделав покупки, они заходили в бар рядом с бывшим участком Пэдди Хэннана на Призе и там выпивали по кружке пива.

Заведение это было довольно захудалое, хотя чистенькое и тихое. В задней комнате, так называемом «Дамском зале», они часто встречали своих старинных приятельниц, с которыми дружили чуть ли не с первых дней жизни на приисках. Так приятно было, освободившись от покупок, отдохнуть немного, прежде чем пускаться в обратный путь. К тому же кружка-другая пива приводила их в отличное настроение. А если случалось, что Моррис или Динни заставали их за этим занятием и потом принимались шутить по поводу их «субботнего кутежа на Призе», у них было на что сослаться в свое оправдание: дочь Терезы Моллой, Аделаида, вышла замуж за хозяина этого бара, Билла Фезерса, и теперь Тереза частенько приходила к Аде и помогала ей со стряпней.

Ада обслуживала «Дамский зал» и помогала мужу в баре; она была всегда очень рада, когда к ней заходили миссис Гауг и мадам Робийяр, старинные приятельницы ее матери.

Завидев их, она принималась усиленно суетиться:

– Что-что, а уж кружки у нас чистые, можете не сомневаться, – весело говорила Ада. – Случается, зайдет человек выпить, а на губах у него страшенная язва. Для таких у меня особая кружка. Я ее в карболке полощу. В других местах так не делают.

– О-ля-ля! – воскликнула Мари. – Ты нас убедила, Ада. Всегда будем кутить только у тебя!

– Господи помилуй, да никак это миссис Гауг! – произнесла высокая сухопарая женщина, одиноко сидевшая за столиком в углу, когда Ада поспешно вышла из комнаты за пивом для Салли и Мари.

– А, это вы, миссис Галлахер! – воскликнула Салли, узнав в этой крепкой пожилой женщине свою давнишнюю знакомую Сару-Господи Помилуй, как прозвали ее в былые дни. – Давненько мы не видались. Как поживаете?

– Отлично, – медленно сказала миссис Галлахер, – особенно когда опрокину кружечку-другую. Вот только ревматизм совсем замучил, да и без старика своего скучаю.

– И в самом деле, вы ведь очень дружно жили. Ни на один день, помню, не расставались: стоило где-нибудь начаться золотой лихорадке – и вы оба тут как тут.

– Что правда, то правда, – согласилась старуха. – Господи, да Сэнди пропал бы без меня! Я лучше его и край знала и на разведку лучше ходить умела. Хороший он человек был, Сэнди, ничего не скажешь. И капиталец мне в банке оставил – я бы и сейчас жила припеваючи, если б не этот прохвост Чарли Квартермен.

– Это Кварц-Обманка, что ли?

– Он самый, – угрюмо подтвердила миссис Галлахер. – Никогда, детка, не выходите второй раз замуж. И ни за что не позволяйте чужому мужику распоряжаться вашими денежками.

– Об этом можете не беспокоиться, – пообещала Салли.

– Вот и бросил меня теперь этот самый Кварц-Обманка, – с хриплым смешком продолжала Сара. – А уж ругал – последними словами – за то, что я не хотела сказать, куда золотишко припрятала. «Ах ты шлюха проклятая!» – кричит. «Это я еще могу стерпеть, – говорю я, – но если ты еще раз посмеешь назвать меня грязной старухой, я тебе голову оторву». А он и назови. Ну, я его и трахнула, Схватила горшок с цветком да как запущу ему в голову! Он повалился, а кровь так и хлещет, точно из прирезанной свиньи. Кругом на полу черепки валяются! Тут прибежали соседи и отвезли его в больницу.

– Mon Dieu![5]5
  Боже мой! (фр.)


[Закрыть] Он умер? – спросила Мари, еле переводя дух от ужаса при мысли, что она и Салли разговаривают с убийцей.

– Умер? Как бы не так – умрет он, обманщик этакий! – со злостью сказала Сара-Господи Помилуй. – Живет себе в свое удовольствие – зато ко мне уж больше ни ногой.

Она подняла большую стеклянную кружку и с сожалением принялась ее разглядывать: в ней было пусто.

– Выпейте со мной еще кружечку, – предложила Салли, видя, что та только этого и ждет.

– Что ж, не откажусь, – милостиво согласилась миссис Галлахер.

– Пожалуйста, Ада, принесите всем еще по кружке, – распорядилась Салли, когда Ада вошла, неся пиво, заказанное Мари.

Ада схватила пустую кружку миссис Галлахер и поспешно выбежала из комнаты.

– Хорошая девушка эта Ада, – пробормотала Сара-Господи Помилуй, словно думая вслух. – Не то что эти ветрогонки-подавальщицы в баре – знает, как надо обращаться с давними старателями. Была еще одна девушка, которая очень нравилась нам с Сэнди. Когда, бывало, придет охота выпить, мы с ним ходили только в гостиницу «Солнце», где она работала. У нее была такая хорошенькая головка с целой копной каштановых кудрей. Когда она сушила их после мытья, они окутывали ее, точно плащом, – она даже специально их мыла, чтобы мы могли полюбоваться. Ребята прозвали ее «Верная» после одних скачек, когда разыгрывалась мельбурнская чаша. Лошадь под этой кличкой получила тогда приз – вот ребята и прозвали так ту девушку, они считали ее верным выигрышем.

– Эй, мамаша, как дела? – Две женщины вошли в зал и уселись за столик неподалеку от миссис Галлахер.

– Я вас не знаю, – с неподражаемым высокомерием ответила Сара-Господи Помилуй, – но знаю, что вашей мамашей никогда не была.

Вновь прибывшие – миссис Плэш, маленькая бойкая женщина, и миссис Грин, толстое, веселое существо без определенных занятий, – добродушно рассмеялись.

– Да что вы, миссис Галлахер, мы с же с вами знакомы!

Рози Энн Плэш и Эмилия Грин были хорошо известны в округе. Эти дамочки то и дело попадали в участок за то, что, будучи под градусом, мешали полицейским исполнять свои обязанности. Мари и Салли кивнули им в знак приветствия. Женщины, в течение многих лет постоянно встречавшиеся на приисках, не нуждались в представлении друг другу.

Миссис Плэш и миссис Грин продолжали начатый разговор.

– «Во всяком случае, я всегда держала себя достойно», – заявила я ей, – сказала миссис Плэш. – «Достойно? – говорит она. – А что это значит?» – «Ты не знаешь, что значит достойно? – спрашиваю я. – Это значит работать вовсю, чертовски много, как вот я, например, зарабатывать себе на жизнь и плевать на все разговоры о том, с кем ты спишь и что пьешь. Вот что я называю жить достойно», – сказала я.

– Правильно, – согласилась миссис Грин. – Люди подобного сорта понятия не имеют, что значит работа.

В эту минуту вернулась Ада с пивом. Она расставила кружки по столикам, и Сара жадно прильнула к пенящемуся напитку.

– Приятно посмотреть на дамочку за доброй кружкой пива, – хихикнула миссис Плэш, разглядывая на свет свое пиво. – Сдуй пену и валяй до дна, как говорят наши ребята!

– Смотри не захлебнись, – ответила миссис Грин.

Мари и Салли чокнулись.

– Смотри не захлебнись, моя хорошая! – шепнула Салли, пригнувшись к Мари.

– Да что ты, Салли. Как можно! – засмеялась Мари. – Что я, враг себе, что ли?

Немного разгоряченные двойной порцией пива, продолжая смеяться, они принялись собирать свои покупки, намереваясь идти домой, как вдруг на пороге комнаты показался полковник де Морфэ.

– Хэлло! – обрадованно воскликнул он, направляясь к ним. – Какого черта вы тут делаете? Вот это называется повезло! Я забежал на минуту по делу к Биллу Фезерсу, и Ада сказала мне, что у нее знатные гостьи. Садитесь! Садитесь! Мы должны выпить вместе.

– Но мы уже уходим, – возразила Мари.

– Ерунда, – рассердился Фриско. – Старым друзьям не полагается удирать при встрече.

Он выглядел чрезвычайно бравым и элегантным в своей новой форме.

– К тому же у меня есть для вас интересные новости, – добавил он, бросив взгляд на смущенную Салли, словно желая удостовериться, захочет ли она с ним разговаривать.

– Ну что ж, – сказала она. – Присядем на минутку, но пить я больше не буду.

– Она не хочет пить со мной! – с притворным негодованием воскликнул Фриско, обращаясь к Мари. – Но, может быть, вы поддержите компанию, мадам Робби?

– Нет, благодарю вас, – мягко ответила Мари. – Я уже и так слишком много выпила.

– Я тоже, – заявил Фриско. – Но виски выпью еще. Эй, Ада, Ада! – позвал он.

Ада стремглав прибежала на зов, и Фриско заказал себе виски. Он сел и, перегнувшись через стол, в упор посмотрел на Салли.

– Где же ваши новости? – нетерпеливо спросила она.

– Новости? Ах, да, новости! – расхохотался Фриско. Он упомянул о них только для того, чтобы задержать Салли и Мари, и теперь не знал, что им рассказать.

– Что-нибудь насчет войны? – с опаской спросила Салли. – Война будет?

– Безусловно, дорогая, – с самым серьезным видом ответил Фриско и тут же рассмеялся, вспомнив, о чем он может им сообщить. – Но у меня для вас совсем другие вести. Одна, осмелюсь сказать, старая ваша знакомая вернулась в Калгурли. Хотите знать кто? Лили!

Салли ждала подвоха. Ей были знакомы эти искорки в его глазах и насмешливые нотки в голосе.

– Мадам Малон? – спросила Мари.

– Она уже давно не мадам Малон, – заметил Фриско. – Она просто Лили и опять работает с Бэлл.

– Comment?[6]6
  Как? (фр.)


[Закрыть] – в ужасе воскликнула Мари. – Что случилось с pauvre Lili?[7]7
  С бедняжкой Лили (фр.).


[Закрыть]

– И в самом деле бедняжка, – согласился Фриско. – Ей очень не повезло. Говорят, незадолго до смерти ее Поль окончательно прогорел со своими спекуляциями. Братья пришли к нему на помощь и – прикарманили все его акции. Ну и обобрали Лили до нитки, так что пришлось ей вернуться к прежней жизни. А она, естественно, не так уж молода, и дела у нее шли из рук бон плохо. Вот она, должно быть, и написала Бэлл о своих злоключениях, и Бэлл выслала ей денег на дорогу. Вы ведь знаете, у Бэлл теперь собственное заведение, и Лили говорит, что она «так счастлива, так счастлива быть снова с друзьями!»

Мари и Фриско перешли на французский язык; Салли слушала их, не понимая всех тонкостей разговора, но чувствуя, что Мари не нравится то, как Фриско преподнес им эту историю. Мари, очевидно, считала, что он сделал это умышленно, чтобы смутить их. А Фриско, вероятно, протестовал: ему, мол, это и в голову не приходило. Он налил себе из бутылки, стоявшей перед ним на столе, уже вторую или третью стопку чистого виски.

– Ведь я боготворю Салли! Вы знаете, мадам Робийяр, как я ее люблю. Всю жизнь любил! – сказал он, внезапно переходя на английский язык. – Я не способен огорчить ее.

Пораженная, не в силах выговорить ни слова, Салли молча смотрела на него. Безудержная страсть, которая когда-то вспыхнула в их сердцах, снова налетела на нее, словно ураган сметая все на своем пути. В эту минуту она забыла обо всем, кроме того, что он тут, с нею.

– До чего же она сейчас хороша, бог мой, до чего хороша!

Мари оторопело слушала Фриско. Переведя взгляд на Салли, она с не меньшим ужасом увидела, что та смотрит на него широко раскрытыми глазами, должно быть совсем потеряв голову, как и он.

– Я не могу забыть вас. Салли. Что бы я ни делал, вы всегда со мной! – голос Фриско звучал хрипло и невнятно. – Я был женат, дважды женат… Годы идут, мы оба постарели, но я по-прежнему без ума от вас. Неужели мы никогда не соединимся? Неужели никогда, до самой смерти, не сможем без помех любить друг друга?

– Замолчите, – с яростью прошептала Мари, – вы привлекаете внимание.

Она окинула взглядом женщин, сидевших в комнате: внешне они, казалось, были заняты своими разговорами, на самом же деле – навострив уши, прислушивались к тому, что говорил полковник де Морфэ.

– Плевать мне на них! – чуть ли не закричал Фриско. – Да пусть хоть весь мир об этом узнает – мне-то что?

Словно стряхнув с себя дурман, Салли быстро собрала свертки с покупками и поднялась.

– Полковник де Морфэ пьян, – спокойно сказала она. – Пойдемте, Мари.

Она направилась было к двери, но Фриско сорвался с места и загородил ей путь.

– Я не пущу вас, Салли, вы не можете так уйти, – воскликнул он. – Ответьте на мой вопрос.

– Не троньте меня! – глаза Салли сверкнули. – Мой ответ тот же, что и всегда.

И, зашуршав юбками, Салли поспешно вышла из комнаты. Фриско с жестом отчаяния повернулся к Мари.

– Ради бога, объясните вы ей, что я вовсе не хотел ее обидеть. – Он тяжело опустился на стул. – Просто я так обрадовался этой встрече и не мог удержаться, чтобы еще раз не объясниться с ней.

Мари была близка к истерике, когда догнала Салли по дороге к Маритане. Несколько собранных палаток да кучи мусора еще указывали на то, что здесь когда-то был лагерь старателей. День клонился к вечеру, и солнце заливало ярким светом развороченные красноватые склоны кряжа. Небо и над головой и вдали – до самого горизонта – было нежного, бледно-голубого цвета, как яйцо дикой птицы.

Гнев у Салли прошел. Когда Мари поравнялась с ней, она стояла, охваченная воспоминаниями, которые вызвали в ней эти места. Мари не знала, плакать или смеяться над этой идиотской сценой в баре. Но то, что она услышала от Салли, удивило ее куда больше, чем все сказанное Фриско.

– Он дьявол! Я ненавижу его, – в смятении чувств воскликнула Салли. – Но как я жалею, Мари, что не послушалась своего сердца много лет назад.