Текст книги "Том 16. Анонимный звонок"

Автор книги: Картер Браун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 31 страниц)

Глава 9

На ленч я взял куриные котлеты и долго ломал голову, каким образом хозяин забегаловки ухитрился даже в такое блюдо напихать костей. Вернулся я домой около половины второго, то есть в моем распоряжении было около трех часов, чтобы предпринять что-то конструктивное. Одна беда – на ум ничего конструктивного не приходило. Поэтому я поспал пару часиков, затем принял душ, оделся и сунул пистолет 38-го калибра в кобуру на поясе.

Антония приветствовала меня у порога приблизительно без четверти пять, когда я появился в Бель-Эйр. Она надела черную кофточку без рукавов и длинную белую юбку, украшенную яркими букетами, с разрезами до середины бедер. Длинные зеленовато-желтые серьги под цвет глаз свисали ниже слегка подогнутых внутрь кончиков блестящих черных волос. Иными словами, можно было подумать, будто мисс Кендалл всерьез решила сыграть роль хозяйки на официальном приеме.

Когда я переступил порог, Антония низко поклонилась и недовольно надула губы.

– Мне не хватало вас под душем, – укорила меня юная египтянка. – Некому было намылить спину и сказать, как выглядят мои синяки.

– Вы продолжаете сексуальный треп, – нахмурился я, – и я начинаю подозревать неладное. Что, если, подобно Питу тогда на пляже в Санта-Монике, я покажусь вам полезным?

– Вы для этого слишком скользкий тип, Рик Холман. – Она кивнула в сторону гостиной. – Сцена готова, все актеры на месте, отсутствует лишь исполнитель главной роли.

– Боулер?

– Он самый. – Она сделала шаг, но остановилась. – Вы были правы насчет душевных ран Рейфа: он едва заметил Пита.

– Как чувствует себя Пит?

– Счастлив. Приближается очередной захватывающий спектакль. Пит надеется увидеть настоящего живого шантажиста за работой и ждет не дождется начала представления!

Следом за Антонией я вошел в гостиную и как будто оказался в музее восковых фигур. Все сидели совершенно неподвижно и даже не разговаривали. Гнусное сочетание ярких цветов, как обычно, выделяло Брюса Толбота. Он сидел на диване, плотно стиснув узловатые колени и уставясь в стену. Подле него высилась огромная туша «римского императора»: густые кудряшки тщательно расчесаны, все четыре подбородка отдыхают. Майлз Хиллан устроился в кресле, его пальцы автоматически выстукивали какой-то мотивчик на обоих подлокотниках, зажатая в зубах сигара дымила, как труба парохода. Почти рядом с ним застыл в напряженной позе на краешке стула Рейф Кендалл с незажженной трубкой во рту; глаза его напряженно смотрели в пространство, но, очевидно, драматург ничего, не видел. Половину кушетки в углу комнаты занял Пит Райнер. Его тесная трикотажная футболка и джинсы только что не лопались от выпирающих всюду мускулов, карие глаза блестели от нетерпения.

– Ах! – Басовитый голос Джона Эшберри нарушил тишину, уподобясь полуденному выстрелу пушки. – Вот появился доблестный, но потерпевший поражение рыцарь, готовый все же бороться до конца. – Он важно покачал головой. – Печальный день, сэр. Ах, воистину очень печальный для нас всех.

– Я бы на вашем месте не стала особенно беспокоиться, – презрительно бросила Антония. – Уверена, что Рейф сможет позволить себе и впредь содержать вас обоих, пиявки, даже после того, как откупится от вымогателя.

– Моя дорогая девочка! – Он ласково ей улыбнулся. – Ваши чувства в смятении, а это скверно. Вы должны попытаться быть храброй, – его толстые губы внезапно искривились, – ради своего отца.

Антония заморгала, потом крепко стиснула зубы и прошла мимо него в другой конец комнаты к Питу Райнеру.

– Никакого почтения к артистическому таланту, – пронзительным голосом изрек Брюс. – К счастью, ее отец лучше разбирается в людях. – Он бросил быстрый взгляд назад, на двухместный диван, затем удовлетворенно улыбнулся. – Все дело в генах, как я полагаю. Ее отец – один из величайших драматургов, но Антонию интересуют, как бы это выразить, более осязаемые художественные формы.

– Это было хорошо сказано, Брюс, – одобрительно загоготал Эшберри. – В самом деле хорошо сказано! Ты можешь на этом что-нибудь построить, вроде «Оды Плоти». Ну как?

– Который час? – вдруг спросил Кендалл.

– Без пяти пять, – сообщил ему Хиллан. Его глаза из-под нависших век глянули на меня с неприкрытой ненавистью, потом он отвел их в сторону.

Кендалл поднялся со стула и подошел ко мне.

– Боулер должен быть здесь с минуты на минуту, – торопливо пробормотал он приглушенным голосом. – Что мне делать, когда он появится?

– Откройте входную дверь и проводите его сюда.

– Но когда Боулер увидит, что в комнате полно людей, и в том числе обнаружит вас? – Его правую щеку задергал нервный тик. – Проклятие! Уж если говорить откровенно, я могу позволить себе выплатить эти проклятые деньги, но рисковать своей репутацией…

– Вы рискнули жизнью Хелен Кристи и потеряли ее, – мрачно напомнил я. – Так что, ваша репутация важнее для вас, чем ей была ее жизнь?

Какое-то мгновение Кендалл смотрел на меня невидящими глазами, кровь ударила ему в лицо… И тут в дверь позвонили. Кендалл понуро вышел из комнаты – ему стоило немалых трудов поднимать и переставлять ноги. Пользуясь временной передышкой, я закурил сигарету. Кендалл вернулся через несколько минут. Следом за ним шел Боулер.

В проеме двери последний резко остановился, и темные глаза поочередно осмотрели всех, собравшихся в помещении.

– Черт возьми, что это такое? – пролаял он. – Собрание драматургов?

– Рейф – человек семейный, – ответил я. – Прежде чем принять важное решение, он привык советоваться со всеми домочадцами, а ведь это действительно важное решение, не так ли?

– Не знаю, что вы тут пытаетесь наболтать, – огрызнулся Боулер. – Но мое дело касается одного Кендалла, больше никого.

– Они все в нем заинтересованы, Макс, – возразил я. – И, по-моему, будет вполне справедливо, если они узнают, что происходит. Эти люди не виноваты, что оказались втянутыми в данную историю. Если только Рейф не вздумал сам себя шантажировать, он имеет и возможности, и основания превратить их жизнь в ад, обвинив в пособничестве. Ну, да вы и сами все прекрасно понимаете, не так ли?

– Я располагаю достоверным доказательством, что мистер Кендалл присвоил пьесу моего клиента и выдал ее за свою собственную, – заявил Боулер с олимпийским спокойствием. – Так что либо он незамедлительно подписывает эти бумаги, – агент постучал пальцем по большому конверту, который держал в руке, – либо я иду прямиком к своим адвокатам, даю им указание возбудить дело в суде и приглашаю репортеров из газет!

– Вашим клиентом была Хелен Кристи, Макс, – не повышая голоса продолжал я. – А ей, насколько я понимаю, теперь все это безразлично… Но это еще не все: Кендалл организовал эту сделку с помощью миссис Кристи. Они подготовили кое-какие указания на плагиат, и в нужный момент Хелен вручила все это вам, поскольку им требовалось официальное лицо, чтобы придать этой истории правдоподобный вид. Но в то же время они подумали и о мерах предосторожности на случай, если первоначальный план даст осечку, – нечто вроде подписанного обоими контракта, констатирующего, что Хелен Кристи получила от Рейфа Кендалла оплату, равную десяти тысячам долларов наличными, за помощь, оказанную ему в редактировании пьесы.

– Да-а? – Боулер нагло фыркнул мне в лицо. – Так где же копия этого контракта с подписью Хелен Кристи?

– Кто-то выкрал копию Кендалла из его кабинета. И, как я считаю, этот же человек убил Хелен Кристи и забрал себе ее экземпляр контракта.

– Не тратьте мое время попусту, Холман! – Он нетерпеливо пожал плечами. – Вы говорите, будто имелось два экземпляра так называемого контракта, но их больше не существует, верно? Ну и что из-за этого, черт побери, меняется?

– Полиция расследует убийство Хелен Кристи, – холодно напомнил я. – Вы были ее агентом, поэтому с вами, вероятно, уже разговаривали?

– Разумеется, ну и что?

– Полицейские могли не знать про контракт, поэтому не ведают и о его исчезновении. Судя по тому, как выглядел дом, там все осталось в полном порядке. Значит, в первую очередь следователи займутся выяснением мотива преступления. – Я посмотрел ему в лицо. – Вы внимательно слушаете, Макс! Если вам вздумается публично заявить, что Рейф Кендалл якобы присвоил пьесу вашей клиентки, он тут же отправится в полицию и обвинит вас в попытке шантажа, а все, кто присутствует в этой комнате, станут свидетелями. Потом Кендалл сообщит полицейским о двух исчезнувших экземплярах его персонального контракта с Хелен Кристи. Мистеру Кендаллу даже не понадобится объяснять, что это веское основание для убийства. Следствию останется сложить вместе один и один, шантажиста и находившийся у Хелен Кристи важный документ, сводивший на нет всякую надежду на успешный шантаж, и все это приведет к одному имени – Макс Боулер!

Он поскреб толстым пальцем маленькие усики, на неприятной физиономии отразилось беспокойство. Но в следующее мгновение она вновь прояснилась.

– Великолепная попытка, Холман, весьма хитро! Но это вам совершенно ничего не даст, потому что у меня есть алиби. Хелен убили примерно между одиннадцатью часами вечера и полуночью: по счастливой случайности в это время я находился на вечеринке в ресторане «Роу» и сидел за столом.

– Так у вас имелся сообщник? – спокойно спросил я.

– Сообщник? – Его лицо снова потемнело. – Черт возьми, что это за безумный разговор?

– Кто-то в этом доме, – заговорил я напористо. – Человек, имевший возможность беспрепятственно проникнуть в кабинет Кендалла в отсутствие хозяина и похитить его экземпляр контракта. Кто-то, сумевший раздобыть также копию контракта Хелен Кристи, хотя для этого понадобилось убить ее саму. Кто-то, кто был готов поделиться с вами добычей, Макс!

– Вы помешались! – заорал он. – Кого вы имеете в виду?

– А вы сами посмотрите! – предложил я, широким жестом указывая на собравшихся. – Вот Майлз Хиллан, управляющий делами Кендалла, он уже долгое время занимается подтасовкой данных в бухгалтерских книгах.

– Проклятье, Холман! – Сигара выпала изо рта Хиллана, когда тот едва не подавился от ярости. – Я вас…

– Ворчун и бездельник вон там на кушетке, – продолжал я, – так называемый поэт, который за всю свою жизнь не сочинил даже малюсенького стихотворения, а второй – актер, точнее, был таковым, пока не спился окончательно и не вылетел из театра. Оба – профессиональные попрошайки и лодыри, выскуливающие у Кендалла беззаботное существование. Они живут в его доме, он их кормит, одевает и постоянно дает карманные деньги; в благодарность за это его оскорбляют и считают бездарностью, которой очень повезло в жизни.

– Это возмутительно, – запищал Брюс Толбот, – я этого не потерплю. – Завтра же утром поговорю со своим адвокатом и…

– Я глубоко оскорблен! – Мощный голос Эшберри заглушил дискант поэта. – Подумать только, наш обожаемый патрон вынужден слушать столь чудовищную ложь. Сэр! – Он нахмурил густые черные брови, испепеляя меня взглядом. – Будь я помоложе, не оставил бы от вас и мокрого места! В секунду, нет, за долю секунды!

– А в конце комнаты, – как ни в чем не бывало продолжал я, обращаясь к Боулеру, – последняя, но от того не менее значительная фигура. Это дочь Кендалла, или, во всяком случае, особа, до недавнего времени считавшая себя таковой. Возможно, правда стала для нее трагическим потрясением. Раньше юная леди всеми способами оберегала Кендалла, и сама, и с помощью мускулистого приятеля, сидящего рядом. Она даже ухитрилась так подставить любовницу «папочки», что последнему волей-неволей пришлось выставить беднягу из дому. «Дочка» старалась оградить «отца» от всего мира, не считаясь с тем, какими средствами достигает цели. Полагаю, если эта дама возненавидела Кендалла, узнав, что он ей не отец, то запросто могла посчитать неплохой местью уничтожение единственного доказательства, что шантаж был ненастоящим, сфабрикованным. И, по-моему, ни мисс Антонию, ни ее головореза ни на секунду не остановило бы убийство, будь это необходимо для осуществления их планов.

Райнер вскочил, кипя жаждой со мной расправиться.

– Я прикончу это дерьмо! – зарычал он. – Он у меня живо узнает, что прошлый раз приласкал всего лишь легкий ветерок по сравнению с тем, что случится сейчас.

– Садись! – приказала Антония, дернув Пита за рукав. – Не время возить его мордой по ковру. Возможно, позже, но не сейчас.

Райнер неохотно подчинился и снова сел на кушетку, а Антония смотрела на меня сверкающими от гнева глазами.

– Коварный Холман! – прошипела она холодным как лед голосом. – Очевидно, ваше утреннее заявление, будто мы с вами на одной стороне, должно было немного усыпить мою бдительность?

– Не спешите! – усмехнулся я. – Вы ведь с самого начала противились моему участию в этом деле? Первый раз, когда я пришел повидаться с Рейфом, вы пытались убедить меня, что он передумал. В тот же вечер вы навестили меня на пару с приятелем и хладнокровно наблюдали, как тот избивает меня, а потом предупредили, что, если я до полудня не откажусь от задания вашего отца, вы с Райнером заглянете снова и тогда уж разделаетесь со мной по-настоящему. Вчера вечером Райнер намеревался избить Джеки Лоррейн и, не помешай я ему, наверняка выполнил бы угрозу. Планы эти рухнули, но вовсе не от недостатка старания!

– Ближе к делу, Холман! – бросила Антония.

– Хелен Кристи убили между одиннадцатью и двенадцатью часами ночи, – напомнил я. – Так где же находились вы и ваш приятель в это время? – Я заметил, как сверкнули ее глаза, и быстро добавил, прежде чем девушка успела ответить: – И не морочьте мне голову, уверяя, будто вы торчали в моем доме, наблюдая, как ваш дружок выколачивает из меня пыль. Это случилось около десяти, так что у вас вполне хватило бы времени смотаться в Палисейд к Хелен Кристи.

Кончик ее розового языка облизал нижнюю губу, затем Антония вскинула голову:

– Вы пытаетесь извлечь нечто огромное из крохотного часа, Холман?

– Вы совершенно правы, – ответил я и мысленно вздохнул с облегчением. – Это тот самый крохотный шансик, о котором я толковал вам сегодня утром.

– Я так и подумала, – холодно кивнула Антония, – мы где-то кружили на машине, где именно – не помню. Разве это не так, Пит?

– Мы вечно гоняем на машине, – проворчал он. – Иногда мне кажется, ты задалась целью свести меня с ума: мы все время куда-то спешим и никогда не приезжаем на место!

Я снова посмотрел на Боулера.

– Эти двое катались на машине в то время, когда была убита Хелен Кристи! – фыркнул я. – Посмотрим, смогут ли остальные предъявить более убедительное алиби, а? Как насчет вас, Хиллан?

– Позавчера ночью от одиннадцати до двенадцати? – пробормотал он. – Дайте-ка сообразить… Я распрощался с Рейфом приблизительно в половине десятого и сразу поехал домой. Моя жена ушла куда-то играть в бридж, я не стал дожидаться ее возвращения и лег спать.

– Один?

– Разумеется!

– В котором часу вернулась ваша жена?

– Не знаю, я не просыпался до утра.

– Алиби нет, – подвел я черту. – А вы что скажете, поэт?

– Я? – Толбот так и подпрыгнул. – Я был здесь, в доме. Поднялся к себе около десяти, мне кажется.

– Вас там кто-нибудь видел?

– Нет. – На него этаким почтовым голубем слетело вдохновение. – Я творил.

– В жизни не слыхал более нелепого вранья… А что скажете про себя, актер?

– Я навещал старого приятеля в Санта-Монике, – прогудел Эшберри. – Это давняя традиция, почти ритуал. Каждый понедельник я провожу вечер там. – Актер грустно покачал головой, и все его четыре подбородка затряслись от избытка эмоций. – Бедняга! Переживает, видите ли, трудные времена. Я делаю все от меня зависящее, чтобы немного приободрить несчастного, но жизненный путь превратился в узенькую тернистую тропинку не для него одного…

– Точно! Так в котором часу вы вернулись домой?

– В начале двенадцатого, по-моему. Да, я в этом уверен, поскольку слышал бой часов в холле, когда поднялся на крыльцо…

– Нет, нет, ты ошибаешься! – перебил приятеля Толбот. – Этого не могло быть, Джон. Часы били полночь, ты, должно быть, неправильно сосчитал удары.

– Было одиннадцать, Брюс, – терпеливо возразил Эшберри. – Один из моих наиболее примечательных талантов – умение не сбиваясь считать до ста.

– По всей вероятности, ты просто не слышал первого удара, – высказал предположение Толбот. – Припоминаешь, меня так воодушевили эти три первые строфы сонета, который я сочинял ночью, что я отнес их к тебе в комнату, горя нетерпеливой жаждой узнать твое мнение?

– Припоминаю, – хмыкнул Эшберри, – среди ночи! Нашел время.

– В действительности было около половины первого, – с обидой заявил Толбот. – И, право слово, ты был весьма угрюм и необщителен! Не понимаю, если я могу выслушивать от начала до конца монологи Гамлета, которые ты так любишь читать, неужели тебе трудно послушать всего три коротенькие строфы моего стихотворения?

– Я чертовски сожалею, что задел твою творческую гордость, мой дорогой, – сквозь зубы процедил Эшберри, – но сейчас едва ли подходящее время все это обсуждать.

– Как раз подходящее, уверяю тебя, Джон! – Тоненький голосок Толбота жужжал, как у пчелки, кружащей над гигантским горшком меда. – Если ли бы не эти три строфы моего стихотворения, я бы не знал, что ты ошибся в отношении времени.

– Как это? – неторопливо спросил я.

– Ну, я был настолько возбужден своими успехами, – он горделиво улыбнулся, – классический пятистопный ямб, внешне вроде бы очень простой. Сначала введение, где тихо урчащий кофейник сравнивается с беременной горной козочкой. Сами понимаете, мне не терпелось услышать мнение Джона. До полуночи я трижды заходил к нему в комнату: первый раз – в десять минут одиннадцатого, и каждый раз – тщетно. Застал же я его на месте только в четвертый раз, в половине первого. – Он преданно улыбнулся, глядя на гранитное лицо Эшберри. – Так что сам видишь, старая тень Гаррика, часы пробили не…

– Да заткнешь ли ты свой глупый рот? – взорвался Эшберри.

– Алиби нет ни у кого, – сказал я, – но вы первый попытались создать его с помощью лжи, актер.

– Обычная ошибка, – буркнул он, – просто мой болван приятель поднял вокруг нее слишком много шума.

– Дело не столько в том, что вы пытались сделать, сколько в том, почему сочли необходимым иметь алиби, – медленно проговорил я. – Давайте-ка глянем, годитесь ли вы на роль сообщника Боулера…

– Последний раз предупреждаю! – вмешался Боулер. – Весь этот идиотский треп о сообщнике – чушь! Единственное, что у меня когда-либо было, – это клиент, чью пьесу украл Кендалл!

– Рейф?

Я взглянул на Кендалла, который по-прежнему стоял возле Боулера. Лицо его походило на белую маску Пьеро.

– Сегодня утром вы сказали, что ничем не рисковали, приведя Хелен Кристи в дом, потому что никто бы не узнал в ней вашу жену, с которой вы развелись около двадцати лет назад. Антония была тогда слишком маленькой, чтобы помнить мать, а все остальные ее просто не знали, так?

– Да, – хрипло ответил он. – Все правильно.

– Но актер, проработавший в театре двадцать пять лет, мог бы ее и узнать, – сказал я. – В особенности такой тип, как Эшберри, который всегда любил знать, откуда дует ветер и не грозит ли это его безопасности здесь. Самоуверенный соглядатай, не постеснявшийся рассказать мне, как однажды подслушивал под дверью кабинета, когда вы с Хилланом спорили из-за денег… Достаточно осторожный человек, чтобы заручиться дружеским расположением вашей любовницы, когда вы поселили ее в своем доме, дабы и эта женщина не могла навредить его благополучию. Я застал Эшберри вчера вечером у Джеки Лоррейн, он нежно гладил милой даме ручки, после того как Райнер напугал ее до полусмерти.

– Гладил с почтением, сэр! – презрительно фыркнул Эшберри. – Все это слишком абсурдно, чтобы попытаться оспаривать. Я не унижу своего достоинства…

– Кроме него, никто в этом доме не рассказывал мне, что Хелен Кристи работала над пьесой вместе с вами. – Я повернулся к Кендаллу. – Хиллан просил их держать язык за зубами, и не один не проболтался. Но Эшберри рассказал об этом вчера утром, вероятно, он мог себе это позволить, поскольку уже знал, что она мертва!

– Абсолютная ерунда! – прогудел актер.

– Увидев Хелен Кристи, бывшую жену Рейфа, вы потеряли покой от любопытства, – продолжал я, – ну а раз вам захотелось выяснить, чем они занимаются, запершись в кабинете, сделать это не составило труда, поскольку многие ваши прежние друзья все еще работали в театрах и кино. Вам сразу же сообщили, что агента Хелен зовут Макс Боулер. Затем, когда Боулер впервые предъявил ультиматум, шантажируя Рейфа, вы мигом скумекали, что действует он, по всей видимости, от имени Хелен Кристи. Я сильно сомневаюсь, чтобы вы видели своего старого приятеля из Санта-Моники позавчера вечером. Нет, вы как пить дать поехали в Палисейд к Хелен Кристи и разыграли там целый спектакль: вы, мол, с большим трудом выяснили, что именно она – клиентка Боулера, ибо вся эта история разобьет Рейфу сердце. Если вы провели эту сцену действительно хорошо – а вы превосходный актер! – то могли растрогать Хелен, и она выложила всю правду только для того, чтобы вас успокоить. Услышав, что Рейф сам все организовал, вы тут же уловили потенциальную угрозу собственному благополучию. После этого Хелен пожалела вас и поведала о подписанном контракте, один экземпляр которого хранился у нее, а второй – у Рейфа. Тут-то перед вами и открылась возможность освободиться от необходимости до конца своих дней жить нахлебником у Рейфа Кендалла. Имелся шанс получить целое состояние, сделаться богатым и жить в свое удовольствие, не пресмыкаясь перед Кендаллом, его дочерью, Хилланом и не деля досуг с Брюсом Толботом. Конечно, скверно, что придется так обойтись с Хелен Кристи, но кто она такая, чтобы стоять у вас на пути? Может быть, вы попросили показать вам копию контракта, и Хелен тут же разыскала ее для вас, или вам пришлось искать самостоятельно? Так или иначе, но бумагу вы добыли. Потом, вернувшись сюда, вы занялись поисками копии Кендалла в его шкафах, нашли ее, и на этом дело было закончено. После того как полиция обнаружила тело Хелен Кристи, вы связались с Боулером и поведали печальную историю: если вы предъявите копию данного контракта, его доказательство полностью утратит силу. Так что он должен либо принять вас в качестве партнера, либо остаться при пиковом интересе.

Эшберри медленно покачал головой:

– Мой дорогой сыщик! Какую хитроумную паутину из предположений и фантазий вы ухитрились сплести! Ничего подобного я прежде не слыхал, это просто изумительно!

– Ваш старый приятель в Санта-Монике припомнит, что вы не показывались у него вечером в понедельник, – мрачно добавил я. – Но кое-кто без колебаний подтвердит мою правоту, потому как, если он вздумает запираться, его привлекут к ответственности не просто как человека, скрывающего важные сведения о преступлении, но как прямого соучастника! – Я взглянул на Боулера. – Вы этого хотите?

– Нет! – Губы у него болезненно искривились. – Нет, будь он проклят! Никакие деньги не возместят долгого срока в Сан-Квентине! Вы правы, Холман! Именно Эшберри явился в мой офис вчера днем и отдал копию контракта Хелен. «Вы можете ее уничтожить, – сказал он. – У меня все равно останется экземпляр Кендалла, так что либо вы делитесь со мною половиной оговоренной суммы, либо я возвращаю бумагу ему. Что вас больше устраивает?»

– Ну и что вы на это скажете, актер? – осведомился я.

Эшберри неторопливо, с достоинством поднялся на ноги и слегка повернулся, чтобы видеть всех, сидящих в комнате:

– Я бы хотел кое-что сказать…

– Только коротенько.

– Мое будущее уже предрешено. – Он мрачно усмехнулся. – Я бы хотел, чтобы вы все на минуту задумались о своем собственном. Когда история о чудачестве Рейфа Кендалла дойдет до суда – а я этого добьюсь, можете не сомневаться, – его карьере – конец. Люди сочтут Рейфа психопатом, которого следует запереть в сумасшедшем доме, или же величайшим обманщиком. На бумаге он поучал других, а в реальной жизни оказался мягкотелым разиней. Вы, сэр, – он вежливо поклонился Хиллану, – уже уличены в мелких финансовых погрешностях, или, как принято говорить, нечисты на руку. Разумеется, впредь вам не позволят управлять делами не только Рейфа, но и кого-либо другого. В том случае, конечно, если вы отсидите в тюрьме за растрату. А вы, Брюс? Вы отправитесь далеко-далеко в холодные снега… Вам больше ничего не светит, разве что прежняя крохотная комнатушка и полуголодное существование. – Приподняв немного голову, Эшберри взглянул в конец комнаты. – Вы, моя дорогая Антония? Ваш отец отныне будет объектом жалости или презрения, а вы сами предстанете перед всем миром как плод незаконной связи между вашей матерью и ее любовником, в то время как ее муж, великий драматург, носил рога в счастливом неведении. А вы, мой мускулистый друг? Вам бы тоже хотелось разбогатеть?

– Ха? – Пит прищурил глаза. – Куда вы клоните?

– Единственный человек, который что-то выиграет, передав меня полиции, – это Холман, – вкрадчиво заметил Эшберри. – Это в какой-то мере удовлетворит его обывательское чувство справедливости. Что, если Рейф все-таки подпишет документ, который Боулер приготовил для него в конверте? Допустим, мы прямо сейчас создадим синдикат? Убежден, что мистер Боулер не станет возражать: кое-какие деньги все же лучше, чем никаких. Равные доли для всех, а? Доля каждого составит около двухсот тысяч долларов. Майлз, конечно, останется управляющим делами Рейфа, а репутация последнего не пострадает. Что вы на это скажете?

Я вытащил из кобуры пистолет и нацелил на него.

– Не перемудри себя самого, актер! – сказал я. – Мертвый убийца с точки зрения закона все же лучше, чем отсутствие такового.

Глаза под тяжелыми веками издевательски блеснули, когда он посмотрел сначала на пистолет, потом на меня.

– Не думаю, что вы способны хладнокровно пристрелить меня, сэр! – Он снова повернулся к остальным. – Так что вы скажете? Безопасность, сохранную репутацию, богатство? Все это вам предлагается – берите, пожалуйста. Или каждый из вас готов потерять нечто существенное, лишь бы в будущем утешаться мыслью, что справедливость восторжествовала? Кто со мной? Майлз?

Хиллан вытащил изо рта сигарету, тщательно стряхнул пепел на ковер и снова сунул ее в зубы.

– Только надо по-умному избавиться от Холмана, – заявил он.

– Ага, один на моей стороне! – Эшберри заулыбался остальным. – Мистер Боулер?

– Как вы сказали, четверть общей суммы лучше, чем ничего. Я с вами.

– Брюс?

– Ну, – заблеял Толбот, – я ничего не имею против мистера Холмана лично, но я просто не в силах вернуться назад в квартирку с холодной водой и невоспитанным хозяином, который еженедельно требует квартирную плату!

– Антония?

– Она со мной, – отрезал Райнер, – мы на вашей стороне, приятель!

– Итак? – важно кивнул Эшберри. – Теперь остаетесь только вы, Рейф?

– Я… – Кендалл облизал губы. – Я не знаю, Джон. Как быть с Холманом? Пистолет…

– Полагаю, все вместе мы сумеем справиться и с Холманом, и с его пистолетом, – махнул рукой актер. – Если не считать этой небольшой проблемы, какова ваша позиция, Рейф?

– Не знаю… – Он так крепко сжал кулаки, что побелели все костяшки пальцев. – Одно могу сказать: я не вынесу, если люди будут смотреть на меня и перешептываться о том, что я психопат, мошенник, слабовольный глупец, который погубил свою бывшую жену, втянув ее в какой-то маниакальный заговор! Нет! – Его голос зазвучал сильнее. – Крайне сожалею, Холман, но это выше моих сил!

– Значит, мы все согласны, – медленно проговорил Эшберри.

– Нет! – Антония вскочила с кушетки. – Я не могу смириться с одним убийством, а уж тем более с двумя! – Она гневно посмотрела на остальных. – Вы все посходили с ума! Вам же придется убить Холмана, вы это понимаете?

Каким-то звериным прыжком Райнер оказался у девушки за спиной, схватил ее руку и резко заломил за спину. Антония вскрикнула от боли и вдруг замерла, когда лезвие складного ножа, зажатого в его правой руке, уперлось ей в шею.

– Никто не встанет между мною и этими деньгами! – заявил Райнер. – Бросьте пистолет, Холман, или я сию секунду перережу ей горло!

Он держал Антонию перед собой, как живой щит, и это лишило меня возможности стрелять. Я медленно разжал пальцы, и мой приятель 38-го калибра грохнулся на пол. Эшберри, издав радостный вопль, наклонился за ним.

– Ладно, Райнер, вы своего добились. Можете теперь отпустить Антонию, – сказал Кендалл.

– Может быть, вы плохо расслышали? – прохрипел Пит. – Она против этой сделки. Нам требовалось поскорее избавиться от Холмана. А теперь придется пустить в расход и ее.

– Я велел вам ее отпустить! – Кендалл угрожающе шагнул к Питу. – Никто не посмеет нанести вред моей дочери!

– Вашей дочери? – фыркнул Хиллан.

– Я всегда считал и буду считать ее таковой, – спокойно возразил Кендалл.

– Рейф! – Эшберри снова выпрямился, держа в руке мой пистолет. – Ни с места! Мы должны все это обдумать.

– Велите ему убрать нож и отпустить Антонию, – возразил Кендалл. – Иначе я…

Райнер грубо выругался и оттолкнул Антонию так свирепо, что она отлетела к противоположной стене и там свалилась на пол. Кендалла перекосило от бешенства, он взмахнул кулаком и нанес Райнеру неуклюжий любительский удар, который, однако, оказался достаточно увесистым. Пит, спотыкаясь, попятился на пару шагов, из разбитого носа брызнула кровь, заливая тенниску. Какое-то мгновение он недоверчиво таращил глаза на расплывающееся красное пятно, затем, озверев от ярости, подступил к Кендаллу.

– Как, ты… – Он даже подавился. – Никто не смеет безнаказанно бить Пита Райнера!

Он шагнул к Кендаллу, двигаясь на пятках, его правая рука размахнулась, чтобы нанести свирепый удар снизу нацеленным в живот лезвием ножа.

У Эшберри была одна-единственная возможность спасти своего золотого гуся, и он ею воспользовался. Пистолет грохнул в руке актера, и пуля угодила Райнеру в голову чуть выше левого уха, убив наповал.

Во время выстрела я резко прыгнул вбок и, одновременно взмахнув правой рукой, изо всех сил шарахнул по горлу актера ребром ладони. Пистолет выпал у него из рук, огромная туша пошатнулась. Брюс Толбот успел всего разок пронзительно вскрикнуть от страха, до того как на него обрушился Эшберри.

Я подобрал пистолет и посмотрел на Кендалла:

– До чего же забавно…

Он смущенно улыбнулся:

– В жизни не испытывал такого удовольствия, как в тот момент, когда стукнул его по носу!

Около одиннадцати ночи, когда я вернулся домой, меня ждали письмо и счет от агентства Трушмана. В письме говорилось, что их оперативник, мисс Гиббс, по личным причинам попросила освободить ее от данного задания, но если мне требуется другой агент, они будут счастливы предоставить его в мое распоряжение.