Текст книги "Том 16. Анонимный звонок"

Автор книги: Картер Браун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 31 страниц)

Глава 7

Я нажал на кнопку звонка и спокойно подождал, пока Тони Алтино услужливо споет знакомую строфу. Секунд через десять после этого дверь приоткрылась на пару дюймов, так что я видел лишь удерживающую ее предохранительную цепочку, и осторожный голос спросил:

– Кто там?

– Рик Холман, – ответил я.

– Рик!

Цепочка слетела, и дверь широко распахнулась.

– Проходите, проходите! – приветливо затараторила Джеки Лоррейн.

На ней был весьма элегантный белый костюм, сшитый вроде бы из такой же ткани, как махровые полотенца: облегающий верх без рукавов и брюки-клеш с отворотами. На особе со столь пышными формами он смотрелся великолепно.

– Не знаю, чем вы напугали этого зверя по телефону, – торопливо начала Джеки, – но это было потрясающе. Сначала он пожирал меня глазами и подробно описывал, что намеревается со мной сделать, а после вашего разговора с воплями выскочил из дома, как смертельно раненный бык. Наверное, я никогда не смогу вас как Следует отблагодарить.

Она вновь заперла дверь на цепочку и провела меня в гостиную. Часть усыпанного звездами ночного неба за окнами из зеркального стекла внезапно скрыла тень, когда с ультрамодного кресла внезапно поднялась массивная фигура и медленно встала на ноги.

– Мистер Холман… – От зычного баритона подрагивали стены. – Я рад видеть вас снова, сэр, и в то же время искренне смущен. Как выразить свое глубокое раскаяние? Как должным образом извиниться за собственное ужасное поведение в вашем доме сегодня утром? – Его объемистое брюхо задрожало при воспоминании об этом, глаза под набухшими веками увлажнились. – Я краснею, я сгораю от стыда от одной мысли, что два артиста, да, два служителя искусства так постыдно воспользовались вашим гостеприимством. В отсутствие моего друга Брюса Толбота я хочу униженно просить прощения от его лица и, – тут он отвесил низкий поклон, – заверить, что преисполненный покаяния актер Джон Эшберри присоединился к его мольбам.

– Забудьте об этом, – буркнул я.

– Ах! – Он с облегчением вздохнул. – Вы говорите как истинный джентльмен, сэр!

После этого Эшберри вновь упал в кресло, но все его четыре подбородка продолжали трепетать от благодарности.

– В котором часу вы… гм-м… пришли в себя?

Актер задумчиво выпятил толстые губы.

– К концу дня… около четырех, по всей вероятности. Чуть-чуть болела голова, немного саднило горло, вот и все. – Он самодовольно погладил себя по брюху. – Понимаете, у меня для этого подходящая комплекция. Мозгляки вроде Брюса не в состоянии так равномерно распределять алкоголь по всему организму. Он был совсем плох, и мне пришлось чуть ли не тащить его до такси, когда оно наконец подъехало. Однако…

– Я так дрожала, когда этот зверюга ушел, – перебила Джеки, – что решила позвать кого-нибудь к себе, чтобы хоть какое-то время не оставаться дома одной. Меня пугала сама мысль об одиночестве, поскольку я совершенно не была уверена, что Пит вздумает вернуться. Поэтому я позвонила Джону, и он, не колеблясь ни секунды, тут же приехал! Ну разве он не великолепен?

– Это меньшее, самое меньшее, что я мог сделать! – пробасил тот. – Мы же старые друзья, верно? И всегда ладили… ну, в лучшие времена, куда более счастливые, чем сейчас. – С большим трудом он снова выбрался из кресла. – Во всяком случае, теперь, когда мистер Холман здесь, вам больше не о чем беспокоиться, дорогая леди, поэтому я пошел…

– Джон, вам вовсе незачем убегать сию секунду, – любезно возразила Джеки.

– Вы исключительно добры, прелестная леди. – Он взял ее руку и весьма жеманно поцеловал. – Но отныне я уверен, что вы в надежных руках, нет, не так: в самых надежных, и, следовательно, я могу направить усталые стопы к родному дому. – Он медленно провел рукой по густым черным кудряшкам и тяжело вздохнул. – Домой! Какое волшебство некогда таило в себе это слово. Но теперь, в последние дни… увы… бесконечный, невыносимо тягостный спектакль, разыгрываемый без аплодисментов публики и без оплаты актерам. Но я не стану докучать вам тягостными подробностями о гнетущей атмосфере, об укоризненных взглядах, недомолвках и завуалированных оскорблениях! Я с готовностью признаю… – Драматическим жестом он ударил себя левой рукой в грудь. – Да, не стану скрывать, что с каждым днем у меня становится все тяжелее на душе. А бедняга Брюс? – Эшберри закатил глаза. – Будь он сделан из более прочного материала! Но все эти огорчения раздирают его с той же легкостью, как острый нож – шелковую ткань. Я понимаю, что не должен спрашивать, но смею ли я надеяться, сэр… – он посмотрел на меня чуть ли не с благоговением, – что ваша проницательность в скором времени положит конец всем этим тяготам? Что виновный будет разоблачен, всем станет ясно, какой он негодяй и мерзавец, а мы вновь обретем дом в том смысле, что там воцарятся привычные мир и покой.

– Скажите-ка мне кое-что… Сегодня утром вы говорили, что за попыткой шантажа стоит Хиллан, который, по вашему мнению, уже многие годы доит Кендалла, так?

– И я подписываюсь под этими словами, сэр! – Актер загромыхал. – О, этот гнусный Хиллан! Вот где он у меня сидит, этот преступник! – И пухлый указательный палец почему-то уткнулся в мою грудь.

– Это всего лишь ваше предположение, что он тайком присваивает деньги Кендалла?

На какое-то мгновение Эшберри вдруг перевоплотился в настоящего римского императора, глаза из-под нависших бровей бросали на меня расчетливо-изучающие взгляды.

– Сказать по правде, боюсь, эта история выставляет меня в довольно неприглядном свете. Все это произошло совершенно случайно несколько недель назад. Я проходил мимо кабинета Рейфа, дверь была открыта, и я услышал, как они с Хилланом громко спорят. – Актер вскинул руку, как бы заранее защищаясь от возможных упреков с моей стороны. – Знаю, сэр! Подслушивание не принадлежит к числу хороших привычек, поэтому мне, как артисту и джентльмену, следовало бы поскорее пройти дальше. Но, признаюсь, я остановился у двери и стал слушать. Возмущенный Рейф обвинял его в присвоении пятнадцати тысяч долларов с помощью какой-то хитроумной операции. Мерзопакостный Хиллан заявил, что это ошибка, поскольку окончательные расчеты еще не сделаны. За этим последовало множество всяких технических подробностей, которых я не сумел понять, но под конец Хиллан заявил, что, если Рейф не верит, почему бы не пригласить какого-нибудь бухгалтера со стороны и не поручить ему во всем разобраться. И Рейф ответил, что он, возможно, именно так и поступит.

– Это все?

– Все. – Подбородки Эшберри возмущенно задрожали. – Дорогой сэр, разве этого недостаточно? Совершенно очевидно, что Хиллан много лет обжуливает моего излишне доверчивого патрона! Поэтому, сообразив, что золотой гусь вот-вот для него сдохнет, этот тип решил прихватить с собой золотое яичко побольше и придумал план шантажа.

– Интересная версия! – пробормотал я.

– Неужели вы мне не верите? – недоверчиво вылупил глаза Эшберри.

– Почему? Я, разумеется, верю вам, но это не доказательство.

– В таком случае, – с обидой в голосе изрек актер, – мне остается пожелать вам спокойной ночи, сэр.

Он вышел из комнаты, даже спиной источая негодование. Джеки отправилась проводить гостя до двери. А я уселся на диковинной формы кушетку, не предназначенную для любовных игр, и закурил сигарету.

Джеки вернулась в самом веселом расположении духа.

– Бедняга Джон, – хихикнула она, – боюсь, вы оскорбили его в лучших чувствах!

– Ну, для этого потребовалось бы нечто чертовски более серьезное, – отпарировал я. – Скажите, когда он в последний раз работал?

– В театре?

– Да вообще где бы то ни было.

– В театре Джон играл очень долго, – задумчиво пробормотала она, – лет двадцать пять, если не более. Помнится, я видела его на сцене лет эдак шесть назад, Эшберри играл Макбета в летней труппе, и это было потрясающе. Весь спектакль я просидела на кончике стула, а я не поклонница Шекспира.

– Если Эшберри настолько хорош, как случилось, что он перестал работать?

– Пьянство, – просто ответила Джеки. – Многие актеры сильно пьют, но они держат себя в руках, а Джон не мог. Дошло до того, что его зачастую не оказывалось на месте к поднятию занавеса, а потом беднягу находили в ближайшей аллее крепко спящим под кустом. Кончилось тем, что Джона уволили. Рейф разыскал его три года назад в какой-то меблирашке на окраине и с тех пор заботится о нем.

– Как я посмотрю, у Кендалла – страсть спасать бездомных собак и сироток, – фыркнул я.

– Нечто в этом роде, – согласно кивнула она. – С Брюсом Толботом та же история. За всю свою жизнь тот не написал ни единой стоящей строки! – Джеки приготовила пару бокалов и принесла их к кушетке, затем уселась рядом со мной. – Я уже поблагодарила вас за то, что вы избавили меня от нежной опеки этой гориллы Пита. – Она протянула мне бокал. – И с радостью поблагодарила бы вас более ощутимым образом, Рик Холман, но, насколько припоминаю, когда я в последний раз предложила вам всю себя, у вас возникло нечто вроде комплекса дверного звонка и вы испугались меня?

– Последний раз, когда вы предложили мне всю себя, насколько я припоминаю, это было сделано с единственной целью – отвлечь меня и не дать возможности задать парочку неловких вопросов, – усмехнулся я. – И печальнее всего – что тогда я еще не знал, о чем вас следует спросить.

Джеки нервно сжалась.

– А теперь знаете?

– Вы помните Хелен Кристи? – спросил я. – Врачевательницу пьес, устранившую проблемы Рейфа с третьим актом?

– Хелен Кристи? – медленно повторила она. – Нет, думается, это имя мне неизвестно. – Колдовские глаза Джеки смотрели на меня в упор с заученно-невинным выражением. – А что, это важно?

– Давайте не будем играть! – нахмурился я. – Рейф сам рассказал мне про нее. И мисс Кристи на самом деле очень важное действующее лицо, поскольку этой ночью ее кто-то убил.

– Убил? – Джеки вскинула брови, и они исчезли под густой длинной челкой. – Но зачем кому-то понадобилось убивать Хелен?

– Может быть, она была причастна к этой истории с шантажом? Или слишком много знала? Или владела чем-то таким, что некто неизвестный до зарезу хотел получить? Не знаю. Я надеялся, что вы сумеете мне это объяснить, Джеки.

– Я? – Она быстро-быстро заморгала. – С чего вы взяли, будто я что-то знаю о Хелен Кристи? Она появилась в доме всего за три или четыре дня до того, как… меня выставили, и все время проводила с Рейфом в кабинете, работая над пьесой. Майлз Хиллан сказал всем нам, что лучше притвориться, будто ее здесь нет, и мы даже не обращали внимания, когда она проходила мимо. Репутация Рейфа может пострадать, если начнутся разговоры о том, что он приглашал «врачевателя» для работы над новой пьесой, хотя все это было совершенно законно.

Я отпил немного бурбона и принялся «думать вслух»:

– Если верить вам, Антония с помощью своего дружка подстроила дело таким образом, чтобы Кендалл застукал вас в постели с Питом. Антония же уверяет, что вы нарочно выманили ее из дому липовым телефонным звонком – якобы из ресторана, где обедал Рейф, с просьбой срочно отправиться туда, и тем временем совратили Пита. Вчера вечером вы заявили, что якобы даже не пытались объяснить Кендаллу, как все произошло в действительности, потому что он вас и слушать бы не стал?

– Совершенно верно.

– Вы просто поднялись с кровати, оделись, уложили вещички и молча ушли из дому?

– Да.

– Лжете!

– Что вы несете? Я лгу? – вскипела она.

– Никто не способен реагировать таким образом в подобных обстоятельствах. Если бы вас оболгали так, как вы описываете, вы бы себя не помнили и от ярости устроили дикую сцену, обвиняя Антонию и ее приятеля в предательстве до тех пор, пока им не удалось бы в полном смысле слова вытолкать вас из дому.

– Не пытайтесь строить из себя доморощенного психолога, Холман, – фыркнула она. – Я сказала правду!

– Даже если и так, то все равно солгали, – отмахнулся я. – Как насчет фразы, которая Кендаллу показалась удачной, – «ложь умолчанием»?

– Я слышу слова, – тяжело вздохнула Джеки, – но так и не понимаю, о чем речь.

– Вы не пытались рассказать правду, потому что тогда могло бы произойти нечто другое. И это нечто показалось бы Кендаллу настолько скверным, что он опять-таки вытолкал бы вас вон.

– Вы мечтатель, Холман! – фыркнула Джеки. – Цепляетесь за всякую чепуху, существующую только в вашем собственном воспаленном воображении.

– Может быть, я слишком тороплюсь, – признал я. – Черт бы побрал всю эту неразбериху! Куда приятнее отдохнуть, выпить еще бокальчик и, возможно, пересмотреть ваше потрясающее предложение отблагодарить меня по-особому за спасение от лап Пита Райнера. Вы ведь говорили, что готовы явить самые осязаемые доказательства своего расположения, не так ли?

Она чуть-чуть испуганно улыбнулась:

– Вроде бы да…

Я откинулся назад и, положив руку ей на бедро, сразу почувствовал, как от моего прикосновения напряглись все ее мышцы.

– Вы прелесть, Джеки! – с довольным смешком обронил я. – Что может быть лучше, чем побыть с вами до утра, предоставив полиции самой во всем разбираться?

– Полиции? – вскинулась она. – Какое отношение имеет к этому делу полиция?

– Хелен Кристи убита, вы не забыли? Полиция расследует ее убийство. Я спрашивал вчера вечером, знакомы ли вы с типом по фамилии Боулер, но не объяснил причины. Именно Боулер потребовал у Рейфа Кендалла денег от имени, как он уверял, своего клиента, хотя и отказался назвать последнего. По странному совпадению этот Боулер был агентом Хелен Кристи. Полиции не понадобится много времени, чтобы усмотреть связь между Хелен Кристи и Боулером, а потом – между последним и Кендаллом.

Джеки скинула мою руку со своего бедра, как какую-нибудь случайно прилипшую соринку, и вскочила на ноги.

– Если полиция начнет задавать вопросы в доме Рейфа, – взволнованно крикнула она. – мигом выяснится, что Хелен там бывала! Они узнают про шантаж, начнут допрашивать всех подряд и…

– …И вся история выплывет наружу, – закончил я вместо нее. – А я что сейчас говорил? Чего ради мне волноваться? Предоставим тяжелую работу полиции.

Джеки стояла, глядя на меня сверху вниз, лицо у нее было не просто бледным, а каким-то серым от страха, потом она сунула в рот согнутый палец и слегка прикусила, как это делают испуганные дети.

– Конечно, – продолжал я в точности тем тоном, каким принято изъясняться на похоронах, – несладко придется всем, кто жил в доме, когда украли пьесу. Их имена будут напечатаны во всех газетах, а подобная известность никому не идет на пользу… В особенности вам, дорогуша. Телебизнес так чутко реагирует на любые веяния, что…

– Я не имела никакого отношения к исчезновению этой проклятой пьесы! – отрезала Джеки. – Если кто-то ее и украл, то, очевидно, сама Хелен.

– Кто же тогда убил ее?

– Не знаю. Может быть, этот Боулер?

– Антонии тоже несдобровать, – покачал я головой. – Я имею в виду, когда выяснится, что она вовсе не дочь Кендалла.

– Ну и поделом этой сучке! – пробормотала Джеки. – Глядя на то, как Антония постоянно вертится вокруг Рейфа, можно подумать, что он ей и мать и отец одновременно, а не глупый обманутый муж, который даже не понял, что ребенок, преподнесенный ему супругой, фактически прижит ею с любовником!

– Откуда вы это знаете? – вкрадчиво осведомился я.

– Ну, я… – Джеки помолчала, глядя на меня широко раскрытыми глазами.

– Кто вам сказал?

На мгновение она опять прикусила палец правой руки острыми белыми зубками, потом едва слышно выдохнула:

– Хелен.

– Хелен Кристи?

Джеки с несчастным видом кивнула:

– Я… ну… я приревновала ее. Ладно, я была любовницей Рейфа и жила в его доме, но и у меня есть гордость. А он вдруг приводит другую женщину, запирается с ней у себя в кабинете, где они сидят наедине целыми днями и ночами. Я больше не могла этого вынести. И вот однажды мне удалось перехватить Хелен, и я ей все высказала. Когда я велела оставить Рейфа в покое, Хелен рассмеялась мне в лицо и заявила, что он – великолепный драматург, но как мужчина ее не интересует, а в скором времени я, мол, и сама увижу, какой Рейф нудный слабак. Это мне ни капельки не помогло, и мало-помалу мы начали орать друг на друга. В запале Хелен крикнула мне, что Рейф даже не знает: дочь не имеет к нему никакого отношения.

– Откуда она знала?

– Я к Хелен долго приставала с тем же вопросом, и она мне так и не ответила, но вообще-то я не сомневалась, что это чистая правда.

– И вы сказали Антонии?

– Да. – Щеки у нее запылали. – Мне хотелось отплатить за то, как она обращалась со мной, пока я жила в доме. Само очарование в присутствии Рейфа и настоящая дрянь, когда его не было рядом… – Джеки хрипловато рассмеялась. – Я недооценила Антонию, и это стало моей второй ошибкой: через две ночи она организовала небольшую сцену между мною и Питом, и я покинула обиталище Кендаллов.

– Именно по этой причине вы даже не пытались сказать Кендаллу правду о том, как Антония с Питом вас подставили? – спросил я. – Просто вы знали, что Антония сумеет убедить Рейфа да еще немедленно нажалуется: ей, мол, нанесли обиду, рассказав о связи матери с другом отца, а тогда Кендалл выгнал бы вас с еще большим треском.

Джеки, поморщившись, кивнула.

– Я любила Рейфа, – прошептала она сквозь слезы, – как раз о таком человеке всю жизнь мечтала, и надо ж было его потерять из-за этой стервы Антонии!

Я поднялся и поставил бокал на столик.

– Мне пора, – сказал я. – На вашем месте я бы не волновался из-за Пита, он больше сюда не придет. И я также не думаю, что вы потеряли Кендалла из-за «этой стервы Антонии».

– Не думаете? – Джеки обратила ко мне удивленное, залитое слезами лицо. – Что же тогда встало между мною и Рейфом?

– Другая стерва, – холодно отрезал я, – по имени Джеки Лоррейн.

Подойдя к дверям, я остановился и бросил на нее последний взгляд. Джеки застыла в своем белом брючном костюме, ее величественная грудь только что не прорывала материал, а брюки туго обтягивали округлые бедра. И все-таки я не испытывал никаких сожалений. С ней мы бы никогда не «звякнули».

Я поехал прямиком домой. Желудок мой урчал, когда я поднимался по ступеням крыльца, а нос старательно принюхивался в предвкушении пиршества. Дверь была открыта, но никакой заманчивый аромат не щекотал ноздри, пока я шел из холла в гостиную. Тут я мысленно скрестил пальцы, надеясь, что во время готовки Сэнди наверняка держит кухонную дверь закрытой, о чем сам я вечно забываю.

Сэнди Гиббс уютно устроилась на диване с какой-то книжкой, ноги она поджала под себя, на нос водрузила очки в черной оправе. Взглянув на меня поверх них, она улыбнулась:

– Привет!

– Ну, – бодро объявил я, – вот я и прибыл, успев обернуться вовремя, но полумертвый от голода.

– Очень мило… – Она снова уткнулась в книгу. – Вы, случайно, не знаете, что такое «скандий»?

– Полумертвый от голода! – выразительно повторил я.

– Да нет, вы ошибаетесь. Это не подходит. У вас найдется словарь?

– Нет, – мрачно ответил я, – а в том месте, где когда-то у меня был желудок, образовалась огромная дыра.

– Ох! – Сэнди захлопнула книгу, снова посмотрела на меня поверх очков и улыбнулась: – Догадываюсь: вы хотите есть.

– Вы же собирались приготовить нам что-то к ужину? – с величайшим пылом напомнил я. – Мне нравятся девушки, которые умеют стряпать! Вы поджарили бифштексы? И возможно, с луком? – Я почувствовал, что сейчас захлебнусь слюной. – Или вы отыскали в морозильнике омаров? И то и другое меня вполне устраивает. В данный момент я мог бы проглотить и лошадь!

– Где вы найдете лошадь в столь поздний час? – Сэнди серебристо рассмеялась. – Да и что бы я с ней делала? Нет, я нашла бифштекс, Рик, и, благодарю вас, он был потрясающим.

– Замечательно! – Я снова улыбнулся. – В таком случае почему же мы не садимся за стол?.. Был???

– Я никогда в жизни не испытывала такого голода, – жалобно объяснила девушка. – Думаю, все дело в тех веселых играх, что вы для меня устроили, Рик. Драка с этой фурией, да и ваши не совсем обычные методы воздействия на голосовые связки… Короче, я ела и ела, – она мечтательно улыбнулась, – было настолько вкусно, что ничего не осталось.

– Ни крошки? – простонал я.

– Не волнуйтесь, я нашла немного салата-латука и помидоров, так что можно сделать сандвич.

– Какой-то жалкий сандвич? – взвыл я. – Только салат и помидоры?

– На ржаном хлебе, – уточнила Сэнди. – Витаминов – побольше, калорий – поменьше! Вот мой девиз.

– Попробуйте это повторить после того, как я вас придушу!

– Ой, чуть не забыла! – Она сняла с носа очки и принялась их протирать. – Звонил Макс Боулер. Он хочет, чтобы вы сразу с ним связались. Говорит, это крайне важно.

– Только после того, как я… сверну вам шею.

– Позвоните Боулеру прямо сейчас, а я тем временем займусь сандвичами. – И мисс Гиббс упорхнула на кухню, прежде чем я успел привести в исполнение угрозу.

Сердито качая головой, я набрал домашний номер Боулера, который Сэнди предусмотрительно записала на клочке бумаги.

– Холман, – буркнул я, услышав голос.

– Эта встреча с Кендаллом, – выпалил он, – завтра!

Это еще что за новости?

– Время не терпит, так что ваш срок кончается завтра в пять часов. Если Кендалл не подпишет договор, отписав моему клиенту весь доход со спектакля, ему конец. Слушайте внимательно, Холман: завтра в пять – последний срок!

– Что стряслось, Макс? – вкрадчиво осведомился я. – Полиция уже наступает вам на пятки?

– Что?

– Этого и следовало ожидать. Вы были ее агентом, и, когда полиция обнаружила тело, вас проверили одним из первых.

– Не понимаю, о ком, черт побери, вы толкуете!

– О Хелен Кристи, о ком же еще?

– Она не имеет никакого отношения к этому делу. Передайте Кендаллу…

– Еще как имеет, и самое непосредственное, Макс, – проворчал я. – Скажите, вы прикончили Хелен Кристи, чтобы оставить все деньги себе?

– Послушайте, Холман, – его голос чуть слышно дрогнул, – чтоб мне провалиться ко всем чертям, если я понимаю, что вы несете, да меня это и не колышет. От вас нужно одно: позвонить Кендаллу и передать, что я велел, вот и все! – И он торопливо повесил трубку.

Не успел я отойти от телефона, как весьма острый носок туфельки судорожно взвился в воздухе и весьма чувствительно врезался мне в мягкое место. Обернувшись, я узрел вежливую улыбку Сэнди Гиббс.

– Теперь мы квиты, – объяснила она довольным голосом. – Вы можете съесть свои сандвичи на кухне.

Я догнал ее у кухонной двери, обхватил за шею руками и уже совсем было собрался придушить, как вдруг мой нос почуял на редкость приятный запах. Я глянул через плечо девушки на стол и мигом отпустил ее шею.

– Бифштекс? – промурлыкал я. – И жареный лук?

– Я уже поела, – засмеялась она. – Вся беда в том, что стряпаю я слишком вкусно, а потому не могу удержаться и тут же принимаюсь за еду. Но я составлю вам компанию за столом, а вы, как и обещали, все мне расскажете.

– Договорились! – воскликнул я и так поспешно бросился к столу, что едва не растянул сухожилие.

Этак минут через двадцать я пребывал в блаженной расслабленности, поскольку готовила мисс Гиббс на самом деле превосходно. Сэнди внимательно выслушала всю историю, немного подумала, хмуря брови, потом спросила:

– Так вы считаете, что инициатором шантажа была Хелен Кристи?

– С чего вы взяли?

– Я слышала все, что вы говорили Боулеру по телефону.

– Я выпустил стрелу вслепую, надеясь, что какую-нибудь цель она непременно найдет.

– Вам надо выпить, – холодно заметила девушка. – Еда притупила ваши мыслительные способности.

Мы вернулись в гостиную. Пока я наполнял бокалы, Сэнди вновь уютно устроилась на кушетке. Я принес выпивку и сел рядом. Девушка рассеянно взяла у меня из рук бокал, продолжая о чем-то сосредоточенно думать.

– Нет, не сходится, – наконец пробормотала она. – Окажись убийцей Боулер, шантажировать Кендалла было бы для него слишком рискованно.

– Да, он не мог знать наверняка, что Кендалл не расскажет обо всем полиции, – согласился я. – А сделать это – все равно что доставить Боулера на блюдечке с голубой каемочкой прямиком в газовую камеру.

– Но раз уж вы об этом подумали, – сердито спросила она, – зачем спрашивали Боулера, не убил ли он ее, чтобы забрать все себе? – Лицо мисс Гиббс скривилось, как от боли. – Можете не отвечать. Стрельба из лука наугад и прочая ерунда…

– У нас обоих был длинный, утомительный день, – миролюбиво заговорил я. – Почему бы нам не позабыть на время про шантаж и убийство и просто не доставить себе удовольствие?

– Я уже сыта по горло удовольствиями в вашем вкусе, Рик Холман! – Она поморщилась. – Мне все еще больно сидеть…

– Это не совсем то, что я имел в виду, – откровенно признался я.

– Ну… – В серых глазах блеснул огонек любопытства. – Но что же тогда?

Я одарил Сэнди неотразимой улыбкой:

– Вот мы здесь сейчас вдвоем, и…

– Так вы об этом удовольствии? – В ее голосе зазвенела целая куча льдинок. – Сперва вы предложите выпить еще по капельке, я скажу, что мне пора идти, а вы начнете возражать – еще, мол, детское время, до ночи далеко. Потом – пару-тройку бокалов спустя – вы заявите, что на улице холодно и темно, а потому мне следовало бы остаться. Почему бы и нет?

– Я…

– А в доме ужасно жарко, так не скинуть ли мне лишнюю одежду?

– Но…

– И тогда рано или поздно произойдет неизбежное! – Она смерила меня уничижительным взглядом. – Это один из самых примитивных способов соблазнения на свете. Оправдывается он лишь в одном случае – если девушка заранее согласна. А я – нет! – Она сунула нетронутый бокал в мою расслабленную руку и встала. – Спасибо за мучительный вечер и до свидания, мистер Холман.

– Я хотел только одного, – простодушно заметил я, – сыграть с вами в шарады.

Мисс Гиббс свирепо поглядела на меня, издав какой-то хриплый рык, и выскочила из комнаты так быстро, что чуть не выпрыгнула из платья. Пару секунд спустя хлопнула входная дверь, и весь дом содрогнулся до основания. Мне предстояла очередная одинокая ночь, а составить компанию могли лишь нерешенные вопроеы.