Текст книги "Измена. Вторая семья моего мужа (СИ)"

Автор книги: Каролина Шевцова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)

Каролина Шевцова
Измена. Вторая семья моего мужа

Глава 1

Стук в дверь вызывает волну паники, которая может случиться, только если твою квартиру пытаются взломать среди ночи.

Я подскакиваю с кровати и жадно вдыхаю – воздух плывет от предчувствия беды.

– Кто?! – Откашлявшись, возвращаю голосу привычный тон. Со сна я каркаю как сорока.

– Римма, открой, пожалуйста.

Замок тотчас едет влево. В каком бы состоянии я ни была, Никиту, сына лучшей подруги, узнаю всегда. Он почти на полметра выше меня, так что приходится задрать голову, чтобы увидеть его хмурое лицо.

– Мама не может до тебя дозвониться.

– Я… наверное оставила телефон в сумочке.

В подтверждение своих слов тянусь и снимаю с крючка дамскую сумку, на дне которой лежит айфон.

– Она часто звонила, – тупо смотрю на три десятка пропущенных. Пульс ускоряется, а по спине ползут мурашки. Никто не будет обрывать телефон среди ночи без повода. – Что-то случилось?

– Нужно, чтобы ты поехала со мной. Скажи, тебе хватит полчаса на сборы? Если поторопимся, то успеем на скоростной, и в пять утра будем в Питере.

– Хорошо.

Я не спорю. Если среди ночи к тебе заваливается мужик и зовет в Петербург, то лучше согласиться. Мало ли что у того в голове.

– Римма, – голос Никиты звучит вежливо, но напряженно, – мы едем к маме в больницу.

– Отлично. А зачем?

Никита мнется. Я видела его разным, очень разным. Таким – никогда.

– Филипп попал в аварию.

– Какой Филипп?

– Белый. Твой муж, Римма. Он в маминой больнице, так что давай, нужно… успеть.

В этот момент я перестаю верить Никите. Глупый жестокий мальчишка, он с детства обожал розыгрыши и вот, дошла очередь до меня. Снова тянусь к телефону, на экране два часа ночи и дата – первое апреля. Выдыхаю. Конечно, это просто неудачная шутка. Дебильная, дурная шутка.

Никита вытаскивает из моих рук телефон и бережно подносит ледяные ладони к своему лицу. Дует на них. Горячий воздух никак не согревает кожу, меня уже трясет.

– Римма, – его голос максимально серьезный. – Пожалуйста, послушай меня. Сегодня вечером машину с твоим мужем достали из Невы. Его и… в общем, его привезли в больницу…

– Он жив?

– Да, – Никита смотрит мне на ладони, но не в глаза. – Он жив. Но очень плох, так что давай поторопимся, я помогу собрать вещи.

– Ничего не надо, – хриплю я.

Бегу к буфету, старый дубовый монстр, заставший несколько поколений семьи Белых, он всегда навевал на меня трепет. Теперь я его просто ненавижу! Ящик с документами заедает и я дергаю за ручку, еще и еще, пока кто-то сильный не перехватывает и с мясом выдирает трухлявую деревяшку.

– Паспорт и, наверное, полис, – шепчу я, – думаю, Фил не взял его в поездку.

Я шарю глазами по комнате, ищу что-то, что может мне пригодиться, но тщетно. Парфюм, ноутбук, новое платье, или, смешно сказать, билеты в театр? Что из этого понадобится моему мужу в реанимации? Только я. Если мы успеем.

– Все, пошли.

Документы и кошелек, остальное можно найти или купить на месте. Трачу еще пару минут на поиск кроссовок, обычно я ношу другую обувь, но сейчас ноги дрожат даже в тапках, какие там каблуки.

ХХХ

Первое что я вижу в больнице – потертые плиты пола и злой флуоресцентный свет, который больно бьет по глазам. Щурюсь и с остервенением тру лицо.

Потом, Римма. Потом ты обязательно поплачешь.

Настя, заснувшая на плече Тимура, кое-как поднимается на ноги. Она устала не меньше моего, может даже больше. За ее спиной Тим, он как обычно вежлив и малословен и эта стабильность меня успокаивает. Люди меняются, только когда что-то происходит. Значит, еще ничего не успело случиться.

– Римма, милая…

– Где он?

Мы произносим это одновременно и замолкаем тоже вместе. Смотрим друг на друга, пока Настя не обхватывает меня за плечи. Обнимает и гладит по голове, как маленькую.

– Где Филипп, – шиплю ей в плечо. – Я хочу его увидеть.

– Риммочка, не надо, он совсем плохой, не рви себе сердце. Сейчас он под наблюдением врачей, и… он же и не слышит ничего, он никогда не вспомнит, что ты приходила, а ты… ты никогда не сможешь забыть.

– Настя, пожалуйста, – умоляю я. Если она откажется, я встану на колени. А если попробует меня остановить, то… не хочу даже думать, на что готова пойти, чтобы увидеть мужа.

Настя считывает решимость в моих глазах и сдается. Несколько минут мы блуждаем по длинному коридору, петляем, сворачиваем и, наконец, спускаемся по лестнице вниз.

Подвал. Почему реанимация находится в подвале? Может, чтобы быть ближе к моргу?

Стараюсь прогнать эти мысли прочь. Просто так удобно и это ничего не значит. Думать о плохом слабость, а слабой я не была. Я подбираюсь и непроизвольно расправляю плечи, когда вижу большую двустворчатую дверь. Мы оказываемся в странном закутке, не то часть коридора, не то проходной кабинет. Здесь тусклый свет и очень тихо. А еще здесь нас ждут.

Перед дверью суетится молодой парень, на вид просто мальчик.

– Анастасия Борисовна, это что, жена Белого? – В этой темноте я вижу, как блестят его глаза. – А можно она мне книгу подпишет? Если Филипп Львович того, то, оно ж и от жены подпись сгодится?

– Ты дебил? – Обрывает поток восторгов Настя. Мальчишка хмурится и смешно вытягивает подбородок. Кажется, он не понимает, что только что сказал.

– А что такого? Я книгу купил, она вообще-то восемьсот рублей стоила, это я что, просто так штуку выкинул?

– Дебил, – согласно кивает Савранская.

– Насть не надо, – я глажу ее по руке. – Скажи, я могу зайти?

Подруга думает. Она жует губы, как делает всегда, когда нервничает.

– Можешь, но я не советую.

– Мне нужно.

Ординатор, медбрат или кто он там вообще, снова оживляется. На его лице опять расцветает улыбка:

– Конечно, идите! Мы его всего заштопали, будет даже краше!

– Любимко!

Настя грозно смотрит на мальчишку, но тот не унимается:

– А что я такого сказал? И вообще, очень удачная авария, если так посудить. Обычно мы из Невы что? Трупов на сачок вылавливаем, а тут… ну частичный труп, а на дочке вашей вообще не царапины! Повезло! Ой, может это она мне книгу подпишет?

Я замираю. Время останавливается, так, что я успеваю рассмотреть многое, почти все. Невозмутимое лицо Тимура. Напряженную фигуру Никиты. Ординатора со смешной фамилией и такими же смешными кудряшками. Тот вздрагивает, получив от Насти оплеуху. Все происходит медленно, как если бы в проигрывателе зажевало пленку. И это хорошо. Потому что только на такой скорости я успеваю заметить тонкую фигуру в самом конце коридора. Девушка сидит, обхватив руками колени, и смотрит прямо на нас.

– У Филиппа нет дочери. – Глухо произношу я и буравлю взглядом женский силуэт. – У нас вообще нет детей.

Глава 2

Очки! Паспорт, полис и очки! Вот что нужно было брать в Питер!

Зрение ни к черту, а потому я щурюсь и иду по коридору, туда, где, забившись в угол, прячется девушка. Что-то знакомое в ее силуэте щекочет рецепторы. Юбка? Нет, не она. Ужасно безвкусная кофта с рядом мелких пуговиц? Тоже не то. Стрижка, макияж, испуганный взгляд оленьих глаз?

На последнем шаге, до того, как разглядела незнакомку, приходит узнавание.

– Нюра? Нюра, Господи, это ты?

Девочка соскакивает с лавки и бежит ко мне, утыкается сизым от больничного света лицом в плечо и плачет так отчаянно, что я теряюсь.

– Нюр, все хорошо? Ты цела? Ты как вообще?

–… Сюда попала… – бурчит сзади Настя и добавляет чуть громче: – Любимко, отведи пациентку на третий этаж, тут реанимация, а не проходной двор! И вообще, Римм, вы знакомы?

Отмахиваюсь. К чему такие вопросы? Какое отношение они имеют к тому, что случилось?

Конечно, я знаю Нюру. Анечка Кузнецова, студентка исторического факультета МГУ, отличница, звезда потока и просто хороший человек. Вот уже год она консультирует мужа в вопросах истории Древней Руси и даже согласилась поехать с нами на Валаам, место, где происходят события последней саги моего мужа. Вот только… не случится теперь этой поездки. Потому что Филипп в реанимации, я раздавлена и почти убита, а Нюра…

– Как ты?

– Плохо, Римма Григорьевна. Очень-очень плохо. Вы скажите, чтобы меня не прогоняли отсюда, я же не могу! Они говорят надо отдохнуть, а как? Я даже когда глаза закрываю, вижу лицо Филиппа Львовича, такой он белый был, просто лист бумаги! Я ведь думала, уже все, понимаете? Совсем все!

Она отступает, кладет руки на живот и складывается пополам, будто ей очень больно.

Кручу головой и натыкаюсь на растерянный взгляд Насти.

– Насть, что-то можно сделать? Может дать ей лекарство?

– Клизму и галоперидол, – от неуместного юмора подруги меня коробит. Слава богу, Аня не слышит эту шутку, потому что она точно не заслужила такое отношение к себе.

Безотказная, кроткая девушка из религиозной семьи. Мужу пришлось знакомиться с ее родителями, чтобы те разрешили Нюре работать над его книгами. Как выяснилось, огромная семья Кузнецовых не признавала фэнтези, считала баловством, на которое стыдно тратить время. Как-то Фил все-таки нашел с отцом Ани общий язык, и мы даже думали когда-нибудь съездить в Горино, маленькую деревню под Псковом, познакомиться с этими людьми лично.

И как бы я смотрела в глаза Аниным родителям, если бы с ней что-то случилось?

– Как хорошо, что ты в порядке, – только и смогла прошептать, чувствуя, как последние силы покидают меня. Огляделась в поисках лавки. Вот она, в паре метров, вот только я не могу сделать и шага. Ноги больше не держат. Кто-то хватает меня под локоть и, как ребенка, ведет вперед. Свободной рукой держусь стены, чтобы точно не упасть.

– Спасибо… – фокусирую взгляд и вижу бледное лицо Никиты. Странно, он еще здесь? Зачем? Шел бы спать, как все нормальные. Все, кого не коснулось горе.

– Любимко, быстро отведи Анну Кузнецову наверх, или я из тебя сок накручу, понял?

– Понял, понял. Только я ж не знал, что она Кузнецова, в приемнике она другую фамилию… – почему то медбрат замолкает. Хватает Нюру почти за шкирку и тянет к выходу.

Девушка оборачивается и с жалостью смотрит на меня:

– Римма Григорьевна, я не смогу там, мне здесь надо!

– Что ты, Аня, здесь я должна остаться, а ты отдохни.

Пока парень в белом халате уводит нашу помощницу, я успеваю заметить синяки на ее тонких икрах. Настя лукавила, когда говорила, что на втором пассажире ни царапины. На обескровленном Анином лице особенно выделялись кровоподтеки и ссадины. Все-таки ей тоже досталось.

– Бедная девочка, – я откидываю голову назад, та с глухим стуком бьется об стену.

– Угу. Бедная девочка здесь ты.

– Я дома спала, в тепле, пока они… – всхлипываю и давлюсь от сдерживаемых рыданий. – в реке. В холодной, холодной реке.

– Ну, хватит, – уже рычит Настя. – Тимур, отвези Римку к нам домой, ей поспать надо. Постелешь ей в гостиной?

Хватаюсь за халат подруги и кручу головой. Я не могу. Не могу уйти отсюда, зачем меня прогоняют?

– А Филипп?

– Тоже в некотором роде спит. В больнице. Ты что-то смыслишь в медицине? – Снова киваю. Конечно, нет! Я даже обычную простуду лечу только после назначения врача, и Настя об этом знает. Подруга удовлетворенно хмыкает: – Вот и я о том. За ночь с Белым ничего не случится, а тебе нужно выспаться, поняла? Потому что только кажется, что все самое плохое уже случилось, а это не так. Впереди тебя ждет борьба и восстановление, и для этого нужны силы.

– Настя, он выкарабкается?

Стараюсь не произносить имя мужа, иначе я признаю, что именно он лежит за той темной дверью. Мой Филипп. Один. Между жизнью и смертью.

Вместо подруги отвечает Никита. Он встает рядом, так, чтобы я могла о него облокотиться и тихо-тихо шепчет:

– Все будет хорошо.

В этом голосе столько спокойствия, что я почти верю. Согласно киваю, держусь за твердый локоть, иду по коридору, куда-то туда, где горит не мертвенно синий, а яркий желтый свет. Настя и Тимур следуют за нами, говорят о чем-то, но я их не слышу. Душой, разумом, сердцем я там, за дверью реанимации. Здесь осталась только оболочка.

– Римма, нам нужно кому-то сказать об аварии?

На секунду торможу. Думаю, медленно складывая из букв слова.

– Получается, некому. Я здесь. Разве что его литературному агенту, Фомичеву. Но это потом. И еще… – снова останавливаюсь. Снова думаю и не могу сообразить. – Там же наверняка будет пресса? Издательство уже анонсировало выход третьей части саги, а тут такой повод. Наверняка журналисты уже в курсе всего, что случилось?

– Не думаю, – цедит Настя. – Александр Васильевич мировой мужик, он и мне позвонил, чтобы уладить все тихо, так что у тебя есть пара дней, чтобы подготовиться ко всем этим журналистом и рыдающим фанатам.

Вздыхаю. Пары дней совсем не хватит, но это куда больше, чем я могу просить у Вселенной. Мне действительно нужно лечь спать, стресс и бессонница превратили тело в кусок ваты, а мозг разжижили до такой степени, что он отказывается думать. Я немного подремлю и вернусь сюда, чтобы быть рядом с мужем.

Кажется, я произнесла это вслух, и Настя даже повернулась, чтобы мне ответить, вот только не успела. Тимур толкнул тяжелую дверь хирургического отделения, а на улице нас ждал день, свет и толпа журналистов. И со всех сторон посыпались вопросы:

– Как себя чувствует Филипп Белый?!

– Когда выйдет последняя часть Реки Рек?

– Вы будете обращаться к копирайтерам, чтобы дописать роман мужа?

– Кто был с ним в момент аварии? Любовница или внебрачная дочь?

Глава 3

Все происходит быстро и совсем не похоже на то, что я видела в фильмах.

Никто не накидывает мне на лицо куртку и не выводит из толпы. Тут и толпы то нет, под козырьком топчется человек десять и только один из них взял с собой камеру. Все они ждут дохленькую сенсацию на третью полосу газеты.

И если бы не бессонница, не страх за Филиппа, не неимоверная, накатившая на меня усталость, то я бы нашла что сказать. Но вместо этого молчу и хлопаю пустыми, как у рыбы, глазами. Кто-то даже смог сфотографировать меня в таком состоянии. В другое время меня бы это разозлило, а сейчас плевать. Пусть подавятся, мерзкие падальщики!

Наверное, я единственная кто так подумал, потому что в следующую секунду Никита рвется вперед, чтобы закрыть обзор фотографу, а Тимур спускается вниз «поговорить по-мужски». Запал журналистов иссякает молниеносно. Они тараканами расползаются по парковке пока их настойчивый собрат щелкает камерой. Вот меня под руку ведут к машине. Вот Настя показывает им средний палец. А вот мы уезжаем.

Ни дорогу, ни то, как я очутилась в спальне, не запомнила. Короткий сон, больше похожий на рваный, нарезанный на фрагменты кошмар. Липкое пробуждение. Подушка подо мной оказывается мокрой от пота, так что лежать в кровати становится неприятно. Я все еще хочу спать, но поднимаюсь и иду на кухню, где меня ждут бутерброды. Кто-то собрал их заранее и спрятал под крышку, как делала всегда мама. Я ем через силу, кое-как доедаю кусок хлеба, отложив в сторону колбасу и сыр. Зато чай пью с удовольствием. Настя и тут позаботилась, оставила на столе кружку с пакетиком ромашкового сбора. Моего любимого.

Звоню подруге, узнать новости. Их нет и в нашем случае это хорошо. Да, Филиппу не стало лучше, но ему и не стало хуже, так что я все еще лелею надежду, что вот-вот он придет в себя, поцелует меня, и все вернется на круги своя. Но потом вспоминаю, что мы не в дешевой мелодраме и почти плачу. От истерики меня останавливает звонок Фомичева, старого приятеля семьи и литературного агента, с которым работал муж.

Разумеется, он уже обо всем знает.

– Римма, нужна пресс конференция.

– Если нужна – проводи.

Антон пыхтит в трубку. Я понимаю, что он в ужасе и просто пытается спасти собственную карьеру, но книга это последнее о чем я могу думать.

– Римма, я бы и с радостью, но мне нужна ты.

– Я в Питере. И буду здесь, пока Филиппу не станет лучше.

Несколько секунд мы молчим, Антон сдается первым:

– Хорошо, а если я организую встречу с прессой в Петербурге, ты придешь? Ты сможешь ответить на их вопросы? – Он не спрашивает как я, ему это неинтересно. Работа – все что волнует Фомичева, и я уже хочу положить трубку, как вдруг он давит на больное. С ходу нащупывает мое слабое место и ковыряется там от души. – Римма, этого бы хотел Филипп. Ты же понимаешь, что Река Рек для него как ребенок и он бы сделал все, чтобы дать книге жизнь. Ты же не убьешь детище своего мужа?

В эту секунду я его почти ненавижу. Но себя еще больше, за малодушие и слабость.

Потому что уже через несколько часов я сижу в огромном книжном магазине, окруженная тридцатью журналистами и парой покупателей, которые забрели сюда случайно и не понимают, отчего такой ажиотаж. Все готовятся, настраивают камеру, мне подливают воды, пока Антон цепляет на белую рубашку крохотный микрофон. Надевать белое на съемки дурной тон, но у меня не было сменной одежды. А взять у Насти черный деловой костюм не поднялась рука.

Черный. В такой день. Будто бы я справляю траур по живому мужу. Поэтому Фомичев что-то выговаривает сквозь зубы про то, что в кадре я сольюсь как моль. Плевать. Мы здесь ради книги Фила, а не ради чьих-то амбиций.

Начинается съемка. Все идет размеренно, и с долей уважения к моему горю.

Я объясняю, что роман находится на финальной стадии вычитки, что он завершает историю, что никакие правки в текст вноситься не будут, а муж мой скоро пойдет вот-вот придет в себя, чтобы лично сделать все заявления. То ли Фомичев регулировал список вопросов, то ли отбирал журналистов, но за всю встречу мне не попалось ни одного хама.

Да, авария. Да, в машине была ассистентка мужа. Да, ужасная трагедия. И сразу за этим вопрос про экранизацию. Несколько месяцев назад Фил продал права на книгу одной кинокомпании и сейчас велся подбор актеров на главные роли. Все это интересовало журнашлюшек гораздо больше, чем самочувствие моего мужа. Что ж. Пусть так. Искреннее равнодушие всяко лучше напускного сочувствия.

Я почти расслабилась и выдохнула, когда увидела в толпе знакомый женский силуэт. Нюра привидением влетела в книжный. Такая же белая лицом. В такой же несуразной кофточке.

– Господи, ну зачем вы ее слушаете! – Прокричала она. – Римма Григорьевна, замолчите! Хватит этого фарса, вы же просто делаете шоу!

В помещении вдруг стало тихо. Даже кондиционер перестал шуметь. Все замерли, включая меня, и повернулись в сторону выхода. Прямо на Кузнецову Аню, на ее русые растрепанные волосы, молодое, но изможденное лицо и уродливую розовую кофту на пуговицах! Такая бы неплохо смотрелась в кадре, в отличие от моей рубашки, но я бы в жизни не надену это убожество.

Наверное, у Ани сдали нервы. Попасть в аварию, да еще такую, где машину приходится доставать из Невы, сломит кого угодно. Тем более наивную девушку, которая почти всю жизнь прожила с родителями в деревне и только недавно научилась заказывать продукты онлайн.

Я медленно подношу к губам стакан воды и пью, в надежде, что Антон сейчас уведет Нюру. Отвечать на ее вопрос не нужно, да и вопросов она не задает. Так, крикнула что-то обидное в пустоту. Шоу. Милая девочка, меня от этого шоу уже тошнит, но я держусь ради Филиппа.

Вода в стакане закончилась и еще несколько секунд я тяну теплый воздух. Странно, но Фомичева рядом нет. И даже два случайных посетителя вышли из зала, потеряв к нам интерес. Я морщусь. Ужасно не люблю сцены, а судя по красным, воспаленным глазам Нюры, она уже не замолчит.

– Аня, – говорю мягко, уверенно, – Пожалуйста, сядь на свободный стул, после конференции я отвечу на все твои вопросы.

Но Аня не двигается с места. Стоит и кривит бледные искусанные губы.

– В этом вся вы, Римма Григорьевна. Ни единой эмоции, а только приказы. Сядь, встань, работай! Вы может, не знаете, но Черная княгиня в книге с вас списана. Филипп Львович точно угадал образ женщины без души.

Хмурюсь. Смотрю прямо на стол, на мои мелко дрожащие руки. Уверена, подними я взгляд выше, увижу, оскалившиеся пасти журналистов. Те готовы растерзать нас обеих за легкий намек на сенсацию, но я не доставлю им такого удовольствия.

– Отчего же, знаю, – вру я. Спорить с сумасшедшими себе дороже, так что я соглашаюсь. – Мы с супругом обсуждали, что я должна стать прототипом его героини. Черная княгиня прекрасно вырисованный образ…

– Какой он вам супруг?! Вы ему никто!

Я понимаю, что злиться на эту девочку все равно, что драться в песочнице за совочек с трехлетним карапузом, но нервы не выдерживают, и я произношу, вычленяя каждое слово.

– Белый Филипп Львович мой муж, Аня. Вы повредили голову при падении и вам лучше обратиться в больницу, сейчас я вызову скорую и провожу вас. – И уже в сторону. – Я прошу прощения, что конференция закончилась раньше запланированного, но здоровье нашей ассистентки сейчас мой приоритет.

– Мне не хорошо не из-за аварии, – кривляется Нюра. Ее руки лежат на плоском, я бы даже сказала впалом животе. – А потому что я беременна!

– Тем более, – я встаю с места. В голове вакуум, но все сказанное я обдумаю потом, сейчас мне нужно закончить встречу и выйти на воздух. Кручу головой в поисках выхода. Или окна. Здесь так душно, что нужно открыть окно, иначе мы все задохнемся. Пока я ищу, как нас спасти, Аня продолжает говорить и голос ее прорывается откуда-то издалека, из-за плотного слоя ваты.

– Вы не понимаете, Римма Григорьевна! Вы Филиппу Львовичу просто жена, а я любимая женщина! Мы с ним ждем ребенка! И пока я сижу в больнице со своим мужчиной, вы раздаете интервью, как последняя эгоистка!

Я не потеряла сознание. Хотя, наверное, это был бы лучший выход. Но вместо этого я ослепла от тридцати вспышек взорвавшихся прямо у меня перед глазами. А сразу после зал утонул в гомоне и воплях.