Текст книги "P.S. моей ученице (СИ)"

Автор книги: Каролина Дэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 34 страниц)

Ускоряюсь еще на полшага, вытягивая тормозящую меня малявку за руку. Мы почти достигли выхода из парка, как я услышал неуверенный писк сзади. И, видимо, он принадлежал этой девчонке. И я убедился в этом, стоило ей еще раз повторить свои слова:

– Пожалуйста, остановитесь, – лепечет девчонка где-то сзади. Через пару минут обязательно остановлюсь. Но не сейчас. Потерпи. Еще немного осталось – пара минут. Мы практически дошли до выхода. И резко остановились. Блядь! – Да отпустите меня! Мне больно! – возмутилась она, вырвав свою руку из моей хватки, будто я ее только что пытал самым безобразным и мерзким способом. Да что же это такое? Она не понимает, что мы опаздываем? Хотя откуда ей что-то знать…

– Ну что еще? – выплюнул таким же тоном я, повернувшись к ней лицом и… охренел. Наверное, еще немного, и она бы расплакалась прямо здесь и сейчас. Взгляд зеленых глаз стал каким-то мутным. Страдальческим. Нет, так я ничего до нее не донесу. Нужно успокоиться. Вдох-выдох, Стас. Дыши глубже. Если ты объяснишь ей все более спокойно, она все поймет – не настолько глупа в конце концов. – Давай ты перестанешь капризничать, и мы спокойно дойдем до школы, – более спокойно произнес я, поворачиваясь в сторону школы, надеясь, что девчонка пойдет следом за мной.

Но этого не произошло.

Я заметил это, когда отошел буквально на несколько шагов и заметил ее отсутствие. Она так и осталась стоять на месте, смотря на меня увеличившимися в разы глазами, будто на моем месте увидела какого-то монстра. Еще немного, и я пойду один! Срать я хотел на эту малолетнюю дуру! Хочешь прогулять – пеняй на себя. Сама будешь с этим разбираться! Заебала!

– Капризничать? – воскликнула возмущенно девчонка, как только я хотел повернуться в сторону школы и оставить ее одну. Но что-то меня остановило. Нет, не ее тон, которым она произнесла лишь одно слово. Ее лицо. Она будто услышала из моих уст какой-то бред, не вяжущийся в ее маленькой головушке. – По-вашему, я должна терпеть боль до того момента, как вы не соизволите меня отпустить? – какая боль? О чем она вообще говорила? Ей неприятно, что я торопился в школу? Или больно ходить? Девочка о чем ты? Не преувеличивай! Мы всего лишь быстро шли. Если у тебя что-то болело – могла бы сказать мне сразу! Кончай комедию ломать!

Я подошел к ней практически вплотную, понимая, что тормоза забыл на том же месте, откуда только что отошел. Бесит. Все нахуй бесит! Ты меня достала паршивая малолетка! Достала ныть. Жаловаться на всякую хрень. Поверь, то, что сейчас находится в твоей маленькой головушке – полная хуйня по сравнению с реальными проблемами. Нет, я говорю не об этом чертовом опоздании, а о ситуациях, когда действительно человек не видит выхода. Когда для него не существует выбора и остается только один единственный. Жаль, некоторые личности видят только его. Не все готовы осознать, что во всех ситуациях можно найти выход. А ты пристала с какой-то ебучей ерундой. С какой-то ебучей болью. Дура!

– Придержи свой язык, Сафронова, – процедил ей сквозь зубы, притягивая малолетку за локоть. Я все еще старался сдержаться. Хотя нет, я ни капельки не старался, даже усилий никаких не приложил, смотря в ее бесстыжие мраморные глаза. И в них я увидел кое-что новое, не присутствовавшее ранее.

Гнев…

Только я не понимал причин. До недавнего времени. И, если честно, в таком состоянии я бы предпочел о них не знать, но девчонка решила все за меня.

– Нет! – крикнула она, вырывая руку и отходя от меня на шаг. – Я не буду больше молчать! Хватит! – она будто ошпарилась о мою кожу. О мои слова. Об меня всего. Ненависть так и лилась из ее разъяренного лица. Ненависть. Она разве в состоянии ее испытать? Что эта наглая девчонка знает об этом чувстве в таком раннем возрасте? Слишком мала, чтобы понимать и ощутить полностью всю гниль, которая несет за собой эта чертова ненависть. Не способна. – Вы не представляете, каково видеть вас каждый божий день и слышать ваши придирки ко мне, хотя обещали, что наши отношения не выйдут за рамки деловых, – продолжала девчонка, поднимая тон голоса все выше и выше. И сейчас, глядя в ее мраморные глаза, детектор лжи, встроенный в мой мозг, точно дает знать, что из ее уст звучит чистая правда. На ее глазах собираются слезы, а лицо начинает краснеть. Только не это! – После той аварии моя жизнь повернулась с ног на голову. Этот роковой день снится мне каждую чертову ночь! Вы снитесь мне каждую чертову ночь! С того дня я не могу больше ходить по привычному пути в школу, потому что сразу начинаю вспоминать тот день и бояться за свою жизнь. Я не могу спокойно ходить на ваши уроки и гадать, что вы придумаете на этот раз, – из ее глаз текут слезы ручьями. Плачет. Истерит. Я бы ее проучил за скандалы в общественном месте, но, на мою радость, никого поблизости в такую рань не наблюдалось. Вся эта ситуация злила меня. Раздражала. Заставляла совершать непоправимые вещи. Но меня сдерживали ее слова, крутящиеся в голове. Они не усваивались там, не подчинялись логике. Я не понимал ее чувств в принципе. Как такое вообще возможно, но, видимо, раз она все это ощущает – значит на то есть причины. И этой причиной, похоже, оказался я.

– Сафронова, угомонись! – кое-как процедил я сквозь зубы, сохраняя стойкость и спокойствие, только с каждым взмахом ее ресниц на разгневанных глазах мешал мне оставаться скалой. Да, именно скалой. Таковым я себя ощущал на данный момент снаружи. Но внутри… Все переворачивалось с каждым ее словом, поток которых лился из пухлых, покрасневших уст. Каждый звук, произносимый ею обвинительными нотками, бил меня куда-то глубоко. Почему это происходило? Я не знал. Но принимал это как должное, стараясь сейчас ни о чем не думать, хотя получалось это с трудом.

– Вам плевать на всех кроме себя! Вы потешаете свое самолюбие с помощью бегающих за вами учениц! Вы никогда не сможете понять и выслушать, никогда не пойдете на уступки, не войдете в положение! Вы эгоист, Станислав Родионович! Самый настоящий эгоистичный подонок! Ненавижу вас! Ненавижу! Ненавижу! – она кричала, казалось изо всех сил, с каждым своим «ненавижу» ударяла меня кулаком в грудь. Один удар. Второй. Третий. Я не считал. Я стоял на своем месте, не шевелясь. Стараясь осознать происходящее. Ее слова. Ее поступки. Ее злость на меня. И только сейчас я понял.

Я это заслужил…

Я заслужил резкость по отношению ко мне, заслужил физические увечья. Заслужил произнесенные ею слова. Целиком и полностью. Я заслужил все, что предписала мне судьба. Я даже не останавливал ее, дав возможность возместить всю злость на себя, хотя мышцы все-таки слегка напряг.

«Это ты сделал со мной, Стас! Ненавижу тебя!» – кричало подсознание знакомым до боли голосом.

Голосом Таси…

Я вряд ли причинял боль своей покойной жене, однако одна из представительниц прекрасного пола, которая стояла передо мной, стараясь как можно больнее ударить меня, видимо прочувствовала ее. Боль. Только она не представляла в своей голове, насколько глубоко задела меня. Человека, которого невозможно хоть как-то ранить. Человека, который с рождения имеет эмоциональную броню от отрицательных эмоций, укрепленную пять лет назад после смерти жены. Но она это сделала. Пробила ее. Словно снайперским выстрелом прицелилась в мою душу, выворачивая наизнанку все чувства.

Вряд ли это можно заметить по моему непроницаемому лицу. По мне мало что можно сейчас сказать. Нужно заглянуть в душу, чтобы понять мои смешанные чувства. Злость. Ярость.

И сожаление…

Да именно последнее из чувств играло важную роль. Потому что мне жаль. Жаль, что она сейчас плакала, жаль, что истерика взяла верх. Гадкое чувство. Противное. Заставляющее задуматься о своих поступках. А самое ужасное – я понимал девчонку. Да, это звучит странно, но я чувствовал всю ее боль, весь гнев, который она свалила на меня. Я мало обращал внимания на Сафронову, но теперь готов возненавидеть ее хотя бы за то, что свалила все на меня. Нет, не вину за наши перепалки, за аварию. Она свалила шквал эмоций, который теперь придется разгребать вдвоем. Вместе. По-другому никак. Сейчас она сломлена, подавлена. И я находился в таком же положении. Только разница в том, что моя голова кое-как соображала, а вот ее мозг после опустошения не думал ни о чем. Раз во всех бедах она винила меня, значит нужно узнать подробности. Видимо, та авария не прошла для нее бесследно, как у меня. Видимо, я переборщил со своей жестокостью. Только я ничем не смогу помочь, пока не узнаю все досконально. Ни себе, ни ей.

Я взял ее за локоть и притянул к себе, останавливая бессмысленные удары по моей груди и животу. Возможно, мои действия сейчас слишком резки, однако позволили ей опомниться и понять, что только что она совершила. Заставили испугаться. Но в этот раз я не причиню ей никаких увечий, пока не пойму все мысли в ее голове.

– Ты закончила? – спросил я у нее очень тихо, чтобы кроме нас никто не смог услышать мой вопрос, хотя вокруг и так оказалось тише воды. Она дышала прерывисто, слишком быстро, а влажность ее лица ощущалась на моем, будто я сам только что плакал. С такого чересчур близкого расстояния для учителя и ученицы (хотя я насрал на него с высокой колокольни), мне представилась возможность разглядеть лицо девчонки более детально, хоть за краснотой и все еще стекающими слезами сложно что-то уловить. Она смотрела на меня так пронзительно, кивнув не сразу в ответ на мой вопрос. Взгляд стал более мутным. Потемневшим. Темно-зеленым. Нос покраснел и периодически шмыгал, а губы скривились, дав понять, что новая порция солоноватых капель скоро выйдет наружу. Не бойся, девочка. Я не обижу тебя. Однако у нас есть незаконченное дело. – Пошли! – проговорил я, прибавив своему голосу чуть больше силы, и потянул за руку.

Когда мы шли к школе, она больше не сопротивлялась. Если несколько минут назад я радовался бы этому факту, то сейчас мне это не приносило ничего хорошего. Меня волновало кое-что другое. Более важное, чем какая-то покорность девчонки. Я стал монстром. В ее глазах. Я никогда не старался быть покладистым и следовать всем правилам, предписанным обществом, ибо это все полная хрень, но сейчас… Она видела во мне реального монстра, отравившего ее жизнь. Я чудовище. Враг. Для нее я враг номер один, когда для меня она толком ничего не значила. Я испытывал к ней некую неприязнь и жалось, но она не поднималась на особую высоту в рейтинге ненавистных мне людей. Мне просто плевать на нее, как и на остальных учеников, но вот в ее голове оказались совершенно иные мысли.

Монстр…

Идея пришла в голову в тот момент, когда мы уже подходили к воротам. В жопу эту репетицию, в жопу школу – у меня проблема гораздо важнее. Откровенный разговор между нами неизбежен, и я знал, что здесь, в школе и ее окрестностях, вряд ли нам удастся спокойно побеседовать. Вряд ли она откроется мне так же, как и несколько секунд назад, а вновь выводить ее на эмоции я не хотел. И к приходу к парадной двери школы в моей голове созрел план. Я бы даже сказал гениальный план.

– Жди здесь! – приказал я, хотя вряд ли это стоило делать – она бы не смогла ослушаться в принципе.

– Сбежишь, пеняй на себя! – предупредил я ее, но и эти слова звучали бессмысленно все по той же причине. Она слишком слаба морально, чтобы сдвинуться с места хоть на шаг, а я надолго в школе не задержусь, всего лишь навещу свою дорогую матушку и выйду отсюда.

Дьявольски хочется курить. Когда в последний раз я горел таким диким желанием затянуться сигаретой? Уже и не помню. Наверное, в те далекие времена, когда только-только начал пыхтеть, как паровоз, не выдерживая и двадцати минут без дозы никотина. Но сейчас мне не до этих мыслей. Я должен прийти к финалу, к поставленной в голове цели. Зачем мне это? Вряд ли кому-нибудь другому было бы не насрать на какую-то малолетку, обвиняющую во всех грехах. Только других это не задевало, как меня. Я не ангел, но и дьяволом становиться не собирался. Возможно, ее обвинения – полная хрень, однако я вряд ли успокоюсь, не разобравшись в нашем разладе раз и навсегда. Ведь она до сих пор вспоминает ту аварию, когда в моей голове мысли о ней испарились буквально на следующий день.

На мое счастье, коридоры и холл пустовали, а мать оказалась в кабинете, собираясь куда-то уходить, но я совершенно наглым образом загородил ей проход, выпалив с ходу:

– Мам, мне нужна твоя машина, – ошарашил я родительницу. Мать удивленно посмотрела на меня, будто я накричал на нее трехэтажным матом, хотя раньше себе такого не позволял. Не ожидала так скоро увидеть сына? Или просьба показалась чересчур резкой? Хотя, учитывая мое положение, резкость можно сравнить с мягкостью.

– Зачем? – спросила она, стараясь найти на моем спокойном лице ответы. Разглядывала то глаза, смотрящие то на нее, то на приоткрытую сумку, то губы, сомкнутые, скорее всего, в тонкую линию, то ладони, которые на странность не сжались в кулаки. А могли бы, если бы я не старался сдерживаться при своей родительнице.

– Это важно, – не отвечая на ее вопросы, протягиваю руку. Конечно, я бы мог рассказать маме о Сафроновой, о нашей ссоре и еще много о чем, только не хотел вмешивать ее. Это только наш конфликт и третьим лишним здесь не место. Да и вряд ли бы я обошелся без ее нотационной речи о быстрой езде и грубости по отношению к ученикам.

– У тебя сейчас репетиция, – включила свою твердость. Ты же знаешь, что она не работает со мной. С коллегами и учениками – да, но я не один из них. Я уже приобрел себе иммунитет к такому строгому взгляду, которым сам одариваю этих малолеток и к властному голосу. Хотя нет, властности я научился у отца, побывав в его фирме всего пару часов.

– Ты и сама неплохо справишься. У меня срочное дело, – оборвал я, все так же протягивая правую руку. Она не переставала разглядывать меня, будто перед ней стоял не родной и единственный сын, а какой-то другой человек. Да, сейчас я другой и вернусь ли к своему прежнему состоянию – неизвестно.

Не знаю, почему она вновь не воспользовалась своим властным тоном и не приказала мне следовать ее распоряжению, а быстро достала из сумки ключи от своего «Мерса» и отдала их мне. А позже, когда вышел из ее кабинета, чувствуя любопытно-прожигающий взгляд на своей спине, я осознал причину. Она никогда не видела меня таким. Стойким, но сильно взбешенным. Диким. Готовым растерзать все вокруг одним лишь взглядом. Я и сам себя таковым ощущал редко. И если я поставил себе цель – должен ее выполнить, несмотря на препятствия. Возможно, мать предполагала, что я возьму эти долбанные ключи силой, если она не отдаст их мне. И правильно сделала. В другом случае поступил бы именно так.

Девчонка стояла все на том же месте, переминаясь с ноги на ногу, а рядом с ней активно беседовала староста их класса. Тоже рыжая. Я смотрю, Сафронову так и тянет на окружение рыжих подружек. Но сейчас это совсем не важно. Нужно избавиться от ее компании и чем скорее, тем лучше. Помнится, она тоже участвует в предстоящем концерте – сама лично записывалась. Это облегчает мне задачу.

– Так, Галкина, ты какого черта еще не в актовом зале? – рявкнул я на девчонку, заставляя слегка встрепенуться обеих, хотя рыжая быстро взяла себя в руки, высоко подняв свою голову. В прочем, как и всегда. Хренова ботаничка!

– Я Вику жду, – деловито ответила она. И по съедающему меня взгляду, хотя я радовался, что она не клеилась ко мне, в отличие от остальных девочек из ее класса, мне стало понятно – она просто так нас не отпустит. Распустит слухи? Вряд ли. Но вот гавнецо свое куда-нибудь да подсунет.

– Ее не будет на репетиции, – отрезал я в ответ. Пусть делает что хочет, сейчас у меня другая задача, стоящая рядом со мной, будто прилипла ногами к крыльцу. – Пошли, Сафронова, – сказал, хотя нет, приказал я, ощущая замешательство рыжей малолетки. Но какое мне сейчас до этого дело? Правильно – никакого! Она ведь у нас одна из умных девушек в школе – сама сделает выводы по этому поводу.

На самом деле я не ждал, что она так просто пойдет со мной – пришлось вновь брать ее за руку и вести, словно маленького ребенка. Я старался не сжимать ее ладонь, дабы больше не слышать жалоб на боль. И не только по этой причине. Вряд ли я добьюсь такой мелочью расположения к себе, учитывая наши с ней отношения. Но я должен постараться. Ради будущего. Ради исключения дальнейших разногласий.

Не хочу быть монстром…

Машина матери стояла на своем законном месте среди одиноко припаркованных машин. Сегодня еще кто-то работает? Бедные учителя! Как их еще не тошнит от шестидневной работы? Я бы уже с ума сошел от переутомления.

На странность, девчонка плелась сзади, только в этот раз не тормозила и не сопротивлялась, стараясь идти в шаг со мной, но все же я оказался быстрее. Позади слышал, как она шмыгала носом наравне с новой порцией слез. Так! Пора прекращать эту хренотень! Это уже не просто истерика малолетней дурочки, а нервный срыв. Что же с тобой делать, Сафронова? Хоть бы подсказку какую-нибудь дала. Какие же вы – бабы сложные. Ничего, разберемся по ходу дела.

– Садись! – кинул я, стоило подойти к машине и открыть перед ней переднюю дверцу. У мамы хорошая иномарка, реагирует моментально, только вот моя ученица, к сожалению, таковой не являлась, стоя долгое время на одном месте, будто раздумывала над своим решением. Что тут сложного, Сафронова? Понимаю, твое состояние оставляет желать лучшего, но не нужно добавлять ситуации драматичности! Я тебя не изнасилую, не убью и в лесу не закопаю. Но знала ли ты об этом? Вряд ли. Недоуменный взгляд говорил совершенно об обратном. Мда… Надо бы купить по дороге успокоительного, если это не закончится.

Девчонка, спустя несколько секунд, все-таки удосужилась сесть в машину, видимо, почувствовав на себе мой разъяренный взгляд, не терпящий отлагательств. Я бы мог заставить ее усесться, но вряд ли бы это помогло мне в дальнейшем. Это бы отдалило нас еще больше и об откровенности можно позабыть. Все бы прошло по старой схеме: злость – истерики – обвинения. Мне это не нужно, а ей в особенности.

Мы молчали. Всю дорогу молчали. Я не видел смысла затевать разговор именно сейчас, а она просто-напросто не могла хоть что-то сказать. Вновь во мне просыпается отцовский инстинкт, который заставляет остановиться где-нибудь на обочине, прижать эту малышку к груди и дать ей выплакаться. Но это только в мыслях. Это бред. Я не ее отец, не мать, не кто-либо еще из близких. Я просто ее учитель, а она ученица. Что мне говорила мать перед началом года? Я должен опекать свой класс? Тут пахнет далеко не опекой. Все гораздо глубже и серьезнее.

Я не знал куда ехать – гнал в центр, несмотря на вероятность таких же заторов, как и в районе школы. Гнал в никуда. Единственное, что мне необходимо – уехать подальше от школы, куда-то на нейтральную территорию, где нас в то же время никто не побеспокоит. Пункт назначения я выбрал спонтанно, как только чуть не проехал парадные ворота парка Горького. Да, в выходной день, а тем более такой солнечный в середине осени, вряд ли не заполнится в течение первой половины дня, однако в такую рань здесь не так много людей. В нужный момент мы уедем отсюда, а я довезу девчонку домой.

– Идем, Сафронова, – оторвал я девчонку от ступора, хотя вряд ли это состояние можно назвать таковым. Скорее задумчивостью. Девчонка внимательно рассматривала все вокруг. Сомневаюсь, что это место она видит впервые в жизни – в парке культуры не был только ленивый.

Затягиваюсь сигаретой. Да знаю я, что здесь курить нельзя, но, верьте или нет, мне насрать. Копов поблизости не наблюдалось, поэтому я с большим удовольствием мысленно послал всех куда подальше, ощущая никотин в своем организме и тишину вокруг.

Тишина.

Наверное, впервые в жизни я наслаждался ею. Поблизости не наблюдалось ни единого человечка, ни одной души, которая могла бы на нас косо зыркнуть, а смотреть было на что. Представьте, идет взрослый мужчина с высоко поднятой головой, а за ним следом плетется заплаканная малолетка, старающаяся сжаться в огромный комок шерсти. Я бы не удивился, если бы, повернувшись, увидел вместо Сафроновой один только свитер, а ее саму обнаружил внутри него.

Девчонка не сразу поравнялась со мной, пока я обдумывал дальнейший план действий. Казалось, я продумал буквально все, но об одном аспекте совершенно забыл. Завтрак. Нет, дело не в том, что у меня отсутствовал утренний прием пищи как таковой. Наверное, я добьюсь большего расположения, если покормлю девчонку. Сомневаюсь, что она вообще что-то ела – одна кожа да кости, да и я не прочь начать разговор на сытый желудок.

– Пошли, поедим. Ты, наверное, проголодалась, – позвал я девчонку, завидев поблизости единственную открытую пиццерию в радиусе ста метров. Взглянув на Сафронову одним глазком, я не сразу понял, услышала ли она меня или нет. Она не посмотрела на меня, не сделала вид, что я только что прервал нашу тишину, хотя внешне выглядела достаточно спокойно и больше не плакала. Девчонка не посмотрела на меня, глядя туда же, куда и до этого – прямо перед собой. Она будто думала о чем-то глубоком. Хотя… вряд ли какая-то мелкая девчонка может задуматься о смысле человеческого существования или справедливости в нашем мире. Я очень сильно сомневался в этом.

– Нет, спасибо, – ответила она как-то тихо и отрешенно, будто ее тело находилось со мной, а голова в совершенно другом месте. Просыпайся, Сафронова! Мне нужны твои мозги здесь и сейчас. И не смей строить из себя скромницу – твой голод написан на впалых щеках и бледной коже.

– Я не спрашивал, – с нажимом произнес я, дав понять серьезность своих намерений. И в этот раз девчонка не стала сопротивляться или высказывать что-то против моего решения, а просто шла рядом со мной в сторону пиццерии. Странно, что в такую рань работали лишь они, хотя посетители парка просыпались гораздо позже. Неважно. Главное, у нас есть место для переговоров, а это заведение вряд ли кто-то посетит в ближайшие несколько часов.

Обычное кафе в морском стиле, на мой взгляд, похожее больше всего на детское, располагало к себе доброжелательностью и весельем. На странность, ни я, ни девчонка ее не разделяли. Вновь схожие чувства. Или мне только так кажется?

– Жди меня здесь, – наставил я девчонку, располагаясь за одним из многочисленных деревянных столиков, а сам достал из кармана портмоне и направился к стойке заказов.

Да, с утра разнообразия оказалось не так много – всего два сорта пиццы. Но ничего, возьму по паре ломтиков. Думаю, ей этого будет достаточно, да и мне тоже. Добавку никто не отменял. Девушка на кассе посмотрела на меня игриво, называя сумму заказа, даже улыбнулась и прядь за ухо заправила, стараясь прихорошиться. Прости, куколка, сегодня я не флиртую. У меня есть дела поважнее, а личную жизнь я смогу наладить. Тем более сегодня вечером, хотя мне казалось, что мысли о вечернем шоу уходили все дальше и дальше. Но это всего лишь иллюзия, верно? Я успею и разобраться с девчонкой, и полакомиться красотками из клуба. Еще как успею.

Сафронова сидела на своем месте, подперев перевязанной марлей рукой голову. У нее была повязка? Что-то я этого не почувствовал, когда брал за руку в парке возле школы. Хотя ее поза не выглядела со стороны скучающей, скорее задумчивой. Хватит уходить в себя, девочка. Я ведь все выведаю за нашим разговором хочешь ты того или нет.

– Ешь, – приказал я, подвигая к ней поднос с тремя пиццами и забирая одну тарелку себе. Извини, но я тоже хочу есть, а от любимого «Барбекю» отказаться вряд ли смогу.

– Я… не хочу есть…, – проговорила она, делая паузу на каждом слове. Но вот взгляд и губы, по которым то и дело проходил влажный язык, твердили иное. Нет, это не какой-то пошлый жест. Она голодна. Это я знал с самого начала и теперь убедился окончательно. Несмотря на ее заплаканные глаза без грамма макияжа (по крайней мере мне так показалось, ибо черных следов от косметики не наблюдалось), она выглядела довольно мило. Заставляла себя не притрагиваться к еде, но организм требовал откусить хотя бы маленький кусочек. Хотя нет, не мило. Смешно.

– А твой взгляд говорит об обратном, – усмехаясь, произнес я, стреляя глазом на целый кусок «Маргариты». Ну же! Смелее, девочка! Это же не отрава, в конце концов.

И она поддалась моей мысленной просьбе. Откусила сначала один раз. Второй третий. Сама, наверное, не заметила, как выпила половину стакана колы, а затем принялась за второй кусок. Со стороны выглядело это довольно забавно, словно девчонка не ела дня два. И очень мило. Мило наблюдать за ее заискрившимися от вкуса пиццы глазами, за обляпанными пальцами, которые она, немного по-детски, облизывала, хотя рядом лежали салфетки. Несмотря на свое подавленное расположение духа, Сафронова съела все, я уже подумывал пойти за добавкой. Ее состояние изменилось. Совсем чуть-чуть. Незаметно для постороннего человека. Но мне это дало шанс начать серьезный разговор, и я был абсолютно уверен – она никак от него не отвертится и не соврет.

Она будто забыла на время о моем существовании, но внезапно вспомнила, стоило мне пару секунд посмотреть на нее. На отчаянную гримасу, на яркий свет зеленых глаз, который почему-то тут же потух. На сникший настрой. Ну же, девочка, не расстраивай меня. И так трудно начать разговор, а ты масло в огонь подливаешь.

– Вы не просто так привели меня сюда, верно? – резко прервала тишину девчонка, на мое удивление, хоть я его и не показал. Умная. Сама поняла, зачем я притащил ее сюда, подальше от посторонних глаз, осознавала, что предстоит нам пережить. И пока мы не разберемся вместе, то дальше идти не имеет смысла. Мы должны расставить все точки да «i», а ей пора перестать бредить иллюзиями о моей адской сущности.

– Ты догадлива, – глотнув немного колы, проговорил я. Немного сложно начинать с ней разговор, но оттягивать уже нет смысла. Я это понимал, только не хотел воспринимать эту информацию в своей голове, оттягивая момент все дальше и дальше. Бесполезно. Рано или поздно он наступит. – Прежде, чем мы начнем наш диалог, ответь: ты ничего не хочешь мне рассказать? – спросил я, дав ей шанс рассказать все самой, а не заставлять меня силком вытягивать информацию. Я смотрел в ее глаза в ожидании ответа, только она не спешила его озвучивать. Девчонка метала свой взгляд из стороны в сторону, не сразу остановившись на моих глазах. Рассматривала их с такой внимательностью, будто нашла там ящик с сокровищами. Странная ты, Сафронова, но этой странности я желаю найти логическое объяснение.

– Что вы хотите от меня услышать? – спросила она, смотря на меня немного необычно. Не так, как всегда. Если до этого она старалась изучить меня и понять расположение к ней, то сейчас все изменилось. Абсолютно все. Появился какой-то барьер, которого я не замечал раньше. Нет, не из каких-то фэнтезийных книг, где светлые маги защищают своих союзников. Все намного глубже. В моральном смысле. Она отгораживается от меня, чего допускать не стоит ни в коем случае.

– Я хочу услышать, что с тобой происходит, – девчонка вновь смотрит на меня очень внимательно, поправляя поврежденной рукой выбившуюся из хвостика прядь за ухо. И когда ты успела вновь пораниться? Недавно же тебя отпрашивала русичка с травмой. Ты – большая загадка, Сафронова, которую надо разгадать.

– Зачем? – вновь надвигалась она, словно огромная буря, не дающая мне пройти сквозь нее. Но я почувствовал, что броня частично пробита. Мне всего лишь осталось добить ее. Добить правдой, которая совсем недавно сложилась в моей голове. К которой я не подготовился заранее.

– Потому что отчасти я виноват в этом. Не хочу, чтобы из-за меня ты портила себе жизнь, – к этому выводу я и сам пришел недавно, сидя в тишине за рулем автомобиля, однако понял одну важную истину. Хоть мне и все равно на эту девчонку, но допустить оплошностей в ее еще толком не начавшейся жизни, которые я и так наворотил, не желал. Совсем. Она еще очень юна и, скорее всего, изменит свое мнение к этому миру, но он не должен ассоциироваться у нее с адом на Земле, а я не хочу выступать в роли Люцифера.

Она вновь впала в раздумья. Но если до этого я хотел поторопить ее и не давать зацикливаться где-то внутри себя, то сейчас осознавал эту нужду. Необходимость понять кто друг, а кто враг. Кто выслушает и поможет, а кто наплюет в душу. Вопрос в том, кем я являлся на данный момент, и что-то мне подсказывало, что явно не другом, которому можно показать все свои эмоции.

– Все сложно, – девчонка взглянула на меня уже совершенно другим взглядом. Досадно-гложущим. И потом я понял почему. – Понимаете, другим людям глубоко плевать на мои душевные проблемы, а близким доверить такие тайны не могу, как бы мне не хотелось, – ее голос дрожит, а ладони слегка тряслись. Совсем незаметно. Но я чувствовал ее волнение даже на расстоянии пары метром, которое разделял деревянный столик. Хотя я не мог отчасти не радоваться, что прочитал ее мысли.

Мы смотрели друг другу в глаза, не замечая ничего вокруг. Ни прибавление пары посетителей, ни официантку, которая убрала пустой поднос и протерла стол. Нам плевать. По крайней мере, мне точно. А она просто не могла следить за всем остальным, помимо своих размышлений. Наверное.

– Знаешь, иногда говорят, что лучше довериться совершенно незнакомому человеку, чем близкому другу, – мне сложно подобрать нужные слова, войти в ее положение, хотя бы потому, что я не долгоразмышляющая телка. Но я забыл об этом факте, стараясь прочитать ее по взгляду, по изменившемуся выражению лица, в котором метались практически все на свете негативные эмоции начиная с гнева и заканчивая собственной ничтожностью. Поверь, я прекрасно понимаю, каково это чувствовать себя полным ничтожеством, только вряд ли ты имеешь об этом чувстве полное представление.

– Почему я должна довериться именно вам? – девчонка не прекращала своего наступления на меня, будто проверяла на прочность. Будто хотела убедиться, что моя затея не канет в лету. Только она не знала о моей главной черте. Решительности. Способности идти до конца, что бы ни случилось. Я всегда добивался своих целей и сейчас добьюсь.

– Потому что мне не все равно, – на самом деле мои слова до недавнего времени казались мне бредом, но завидев эту девчонку, обвиняющую меня во всех смертных грехах, я понял – мне не насрать. Не все равно на нашу ситуацию, на ее слова. – Да, наши отношения не заладились, – продолжил свою мысль, – но я хочу помочь тебе. Ты не сможешь решить свои проблемы, убегая от них и плача в углу комнаты, как раненый щенок. Вика, ты можешь обманывать меня сколько угодно, но себя обмануть не удастся, – наверное, эти слова звучали очень остроумно, только я считал это полной хренью. Я сейчас говорил, как чертов ботаник. В прочем, насрать. Она поняла всю суть моих мыслей, и я добился того, на что рассчитывал последние пару часов. Девчонка оттаяла. Только я не учел одну важную составляющую.