Текст книги "P.S. моей ученице (СИ)"
Автор книги: Каролина Дэй
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 34 страниц)
Глава 14: только ты
Год назад.
– Не смей никогда называть меня слабаком! – яростный рык раздался вокруг меня, накаляя атмосферу вокруг пуще прежнего. Если честно, я не сразу понял, что вся эта грозовая энергетика исходила лишь от одного человека – от меня, не сразу осознал, что мы находились только вдвоем. Только я и она. Вика. Ее тонкие руки я удерживал над головой, оставляя в совершенно беспомощном состоянии, а хрупкое тело слегка подрагивало. Это можно было почувствовать, находясь с ней рядом. Практически вплотную. На мизерном расстоянии. И я ощущал, как она неровно выдыхала воздух куда-то мне на грудь, как смотрела на меня опьяневшими глазами, словно искала какую-то подсказку или инструкцию к дальнейшим действиям. Я видел ее беспомощность, ее волнение, однако в малахитовом взгляде, окутанным прозрачной пеленой, не виделось страха. Она не боялась такого маньяка, как я, не страшилась того, что я мог с ней сделать. А я был готов на все. Сейчас, находясь рядом с ней так близко, я бы сделал с ней все, не раздумывая о последствиях.
Я был готов взять ее здесь и сейчас…
В какой-то момент я не сдержался. Возможно, на меня повлиял выпитый алкоголь, или же раскрепощенность этой невинной овечки, хлопающей большими глазами напротив меня. Я буквально вдавил своим тело ее в стену, не удивляясь, что потом там останется след, а затем резко впился в ее губы. Да, именно впился. Потому что скучал по ее телу, по тонкому ягодному аромату. По пухлым податливым губам. По ней самой. Я наблюдал, как этот нежный бутон раскрывается в моих объятьях, стоило свободной рукой еще больше укоротить расстояние между нами, хотя меньше уже некуда. Жар ее тела ощущалась даже через это непростительно короткое платье.
Свой резкий и грубый напор я даже не старался контролировать. Почему? Потому что этого самоконтроля как такового не было. Он исчез, оставляя за собой лишь жалкую тень, которая мало что могла бы изменить. Точнее не так – она ничего не изменит. Я пьян этой девчонкой и вряд ли сейчас найдется хоть какой-то отрезвитель, способный вывести меня из этого состояния. Его не существует. Не придумали в природе лекарство от страсти к любимой женщине, даже если она несовершеннолетняя и до статуса «женщина» ей далековато. Неважно. Я хотел ее. Желал всеми силами обладать этой малышкой вне зависимости от ее согласия. Вряд ли она сопротивлялась все это время.
И я оказался прав.
Вика отвечала мне с такой же страстью, которую я дарил ей, подчинялась, словно я насильно заставлял ее повиноваться мне. Но это не так. Она сама проявляла инициативу, даже ее руки, собранные над головой, то и дело пытались вырываться из оков, только вряд ли это было сопротивление или несогласие. Нет. Она бы не стала играть со мной в кошки-мышки таким способом. Она и не играла. Растворилась во мне, как и я в ней. В этой малышке. В моей идеальной девочке.
– Что же ты со мной делаешь, Вика? – прошептал я в ее припухшие от страстного поцелуя губы, кое-как найдя силы оторваться от них. Это оказалось сложнее, чем предполагалось, однако я не мог не задать этот вопрос, хоть и риторический. Потому что эта девчонка одним лишь полным желания взглядом сносила ебучую крышу с головы!
– Свожу с ума, – так же тихо прошептала она, хотя за шумом музыки по ту сторону стены я смог расслышать каждое ее слово. Каждый звук. Смог почувствовать неровное дыхание, которое опускалось теперь на мое лицо, стоило мне слегка нагнуться и оказаться ближе к ней.
– Дерзкая девчонка, – ответил я, обводя большим пальцем контур ее покрасневших губ. Таких мягких. Гладких. Они словно созданы для меня. Для того, чтобы я целовал их то нежно, то страстно. То яростно, то чувственно. Только для меня.
Я вновь не удержался и продолжил наш страстный поцелуй с таким же напором и жесткостью, жадно покусывая пухленькие губки. Готов был впиться в них, словно вампир, высасывающий кровь у своей жертвы. Теперь я понимал, насколько сильно на меня подействовала отстраненность и воздержание от этой девчонки. Мне мало. Мало эти поцелуев, мало прикосновений к ее оголенной на некоторых участках коже. Мало ее самой. Наверное, если бы я был чуть трезвее, то моментально пригласил к себе домой и воплотил бы все мечты в реальность. Хотя… нет! Не осмелился бы. Не хватило бы смелости вновь совершить проступок, который навряд ли обойдется без последствий. Но сейчас я не думал об этом. Не сейчас, когда в моих объятьях самая желанная девушка.
Я, освободив из собственных оков тоненькие запястья, которые тут же опустились мне на лицо, скользя то по подбородку с отросшей щетиной, то по телу, опускаясь все ниже и ниже к груди, в котором бешено билось мое сердце, я сжал сильнее ее талию уже двумя руками. Втиснул свое тело, создавая непередаваемый по ощущениям жар наших тел. Постепенно я перешел жаркими поцелуями с ее губ, все еще требующих ласки, на скулы. Затем все ниже и ниже, чувствуя пульсирующую артерию к уху на ее шее и ощущая более четкий ягодный аромат. Такими небольшими крючками, изучая ее фарфоровую кожу, я достиг уха, посасывая нежную мочку, на что в ответ получил одобрительный стон. Я не сразу почувствовал на своих плечах через ткань футболки острые ноготки, которые впивались в меня все сильнее и сильнее. Мне не было больно, наоборот эти жесты распаляли меня еще больше, заставляя ласкать эту девочку с большим упоением.
Я не понимал, почему так происходит. Почему не мог остановиться и оторваться от нее. Я ненавидел ее и одновременно хотел задрать это чертово платье, заставляя почувствовать мое желание заполучить ее как женщину, а не какую-то ученицу из моего класса. Я бы наплевал на все правила, уставы, не свои принципы, лишь бы она окончательно и бесповоротно стала моей. Моей и только.
Но что-то во мне перемкнуло. В какой-то момент я буквально протрезвел, а реальность не сразу ворвалась в мою голову. Она ведь моя ученица. Та самая Виктория Сафронова, из-за которой меня ждала бы тюремная камера, а мою дочь – детский дом. Та, от которой я хотел держаться подальше и как можно дольше игнорировать ее существование. Вот и продержался я всего несколько дней, пока не увидел, как мою девочку обнимал какой-то хахаль. Я обещал себе не портить ей жизнь, обещал больше не срываться. Прекратить хоть какие-то задатки наших чувств и будущих отношений. Хватит!
Я слишком резко остановился, наблюдая недоумевающий взгляд, все еще полный иллюзий и страсти. Слишком неожиданно ушел от нее подальше, оставив в полном одиночестве. К выходу из этого треклятого клуба, в который меня притащил Костян. Не могу больше находиться в этом шумном месте, которое ассоциировано с ней. Невозможно быть здесь и знать, что где-то поблизости находится эта малышка. И я закрыл дверь в эту часть своей жизни, стараясь больше не думать о ней…
Проснулся я неожиданно, ощущая, как по телу сказываются капельки пота, а тяжелое дыхание никак не желало выравниваться. Первое, что я заметил, как только резко вскочил со своей кровати и принял сидячее положение, – это пробуждение дочки, которая до этого момента мирно посапывала рядом со мной, жалуясь перед сном на кошмары. Мы нечасто спали с Анютой вместе, однако отказать в этот раз ее просьбе я не смог, ибо сам стал мучиться той же проблемой, что и она. Да, с дочерью мне становилось куда спокойнее, чем без нее. До того момента, как я вылетел из своего сна в реальность.
– Папочка, с тобой все в порядке? – обеспокоенно спросила она слегка хриплым голоском, кое-как разлепляя синие глазки после сна. Вряд ли она испугалась, скорее моя резкость показалась ей неожиданной, нежели мое состояние после неудавшегося сна.
– Все хорошо, Анют. Спи, – поглаживая дочку по голове, я старался успокоить ее и вернуть обратно в царство Морфея, а спустя несколько минут та заснула, не вспоминая более мое испуганное лицо. Как только я услышал Анино посапывание – позволил себе с чистой совестью потихоньку встать с кровати и пойти на балкон. Все-таки мне не помешает лишняя сигаретка, а успокоиться рядом с дочерью, не навредив ее сну, я не всегда мог.
Выйдя на балкон, я более-менее пришел в себя. То ли зимний воздух помог мне в этом, то ли успокаивающий сигаретный дым, которого так не хватало в моем организме. Или что-то другое. Но что? Скорее воспоминания сна, которые не сразу появились в моей голове, только минут через пять после пробуждения. Будь в какой-то другой ситуации, я бы подумал, что меня вновь посещали кошмары, связанные с проблемой по имени Виктория Сафронова, однако сейчас, переосмысливая каждую деталь и каждое свое действие в подсознании, понимал, что здесь ничего необычного нет.
Потому что все происходило в реальной жизни…
Это просто воспоминание, которое пришло мне не здесь и сейчас, а во сне. Воспоминания того дня, когда Костян потащил меня в клуб, как тогда я увидел танцующую посреди танцпола свою малышку, будучи в компании приятной дамы. Как наблюдал на ее плавными движениями, притягивающими не только мое внимание, но и других мужчин. Как какой-то хмырь позволял себе гораздо больше, чем я.
Как дал тому мудаку по морде, а затем отвел девчонку в какой-то коридор, где после громкой ссоры, мы придались страсти…
С одной стороны я радовался, что все не зашло слишком далеко, а с другой – сожалел, что не воплотил все свои мечты в реальность. Наверное, если бы не нависшая над головой реальность, я бы не осмелился и пальцем прикоснуться к Вике в тех местах, где касался тогда, в клубе. Здравый смысл и дебилизм…
Прошло уже достаточно времени с того похода в клуб, но память о той раскрепощенной девчонке никак не хотела развеиваться. Не забывалась. Те воспоминания невозможно выкинуть из головы, как и все остальные, связанные с ней. Сколько дней назад я застал ее в клубе? Сколько мне требовалось сил, чтобы не вернуться обратно за ней? Как долго я мучился, завидев ее в школе с улыбкой на лице? Не знаю. Не хотел знать, сколько времени мне потребовалось. Когда-то я думал, что оно сможет все вылечить, придаст забвению мои воспоминания о ней. Но это не так. С каждым днем, когда видел в конце коридора ее тоненькую фигурку, девичий образ все больше и больше закреплялась в моей голове. Все чаще я заставал себя с мыслью о ней. О нашей близости. Об отдаленности, которую я старался держать, как, собственно и она. Только у Вики не всегда получалось скрыть свои настоящие эмоции, в отличие от меня, то и дело наблюдая за ее грустным взглядом, за ненавистью в глазах и… за влюбленностью. Мне же никогда не составляло труда надеть на себя безразличную маску, в независимости от того, какие чувства я испытываю к тому или иному человеку. Но глядя на мою поникшую малышку, я всегда корил себя. Винил в ее нездоровом для подростка состоянии. Да, я знал о ее проблемах в семье – сама же мне поведала свои тайны, но все равно корил себя и только себя. Ведь каждый раз я причинял ей боль из-за своей несдержанности, каждый раз давал ей надежду, а затем отталкивал, словно мои поцелуи ничего не значили, хотя это не так. Вряд ли обычная семнадцатилетняя девчонка смогла бы пережить мои перепады. Вот и она не могла, хоть и держалась при мне молодцом.
В какой-то момент я поймал себя на мысли, что слишком часто думаю о какой-то девчонке. Нет, не так – слишком часто думаю о женщине как таковой. За всю свою жизнь я вспоминал лишь трех представительниц прекрасного пола: маму, Тасю и Анюту. Временные подстилки, которые приходили на пару часов и уходили из моей жизни до определенного момента, пока их услуги вновь не понадобятся, не оставались в моей голове дольше получаса. Не заслужили моего внимания. Но Вика… не уходила из мыслей очень долгое время, пока мы не пересекались в стенах школы. Постепенно я начал думать о ней реже, только ее образ вновь подпитывался частым присутствием в моих рабочих буднях. Я застаю ее то в коридорах, то в столовой, то еще в каком-то другом месте и начинаю сходить с ума от постоянных колебаний воспоминаний о ней. И всей душой я хотел, чтобы она думала обо мне так же часто, хотя, скорее всего, так оно и было.
Знаете, я никогда не нуждался во внимании окружающих. В рабочей среде все знали меня и принимали как своего, в клубе девушки прилипали словно магниты. Да, привлекательная внешность делала свое дело, однако никто не хотел связываться с отцом-одиночкой. Кто-то говорил, что девушек привлекали одинокие родители, но на деле выходило либо кратковременно, либо наигранно. Им хотелось меня. Моего тела. Моих денег. И я к этому привык. Привык игнорировать их после жаркого секса, привык к спектаклю одного зрителя, видимо, думая, что я наивный идиот. Я жил в таком ритме на протяжении пяти лет, не думая ни о чем, помимо своей работы, семьи и близких друзьях.
Пока не появилась она…
Вика вломилась в мою жизнь внезапно, внесла яркие краски в нее, изменила так резко, что я не успел заметить, как влюбился в нее. Влюбился в собственную ученицу, которую нужно всеми силами обходить стороной. Я всегда соблюдал субординацию, следовал каким-то жизненным уставам, но именно сейчас, когда уже не находил способов отстраниться, мне хотелось нарушить все правила. Я желал все время быть с ней рядом, знать, о чем она думает, чем дышит. Вдыхать сладковато-ягодный аромат, который присутствует только у этой девушки. Сказать, что я потерял голову – ничего не сказать. Даже мысли о педофилии в последнее время меня больше не преследовали.
Потому что любовь нельзя ассоциировать с педофилией.
Выкинув окурок на улицу, я все же остался стоять на балконе, подставляя в открытое окно лицо мелким снежинкам. Я не боялся вновь простыть, потому что все это ерунда. Даже сейчас мне это не поможет избавиться от мыслей о ней. Ничто уже не поможет. Я завяз в той девчонке, и как теперь мне остановить несущийся в неизвестность поезд – не представлял.
– Пап, – внезапно тихий голос Анюты разорвал тишину лоджии. Я так замкнулся в своих собственных мыслях, что не услышал, как проснулась моя дочь и вышла на холод. Придется закрыть окно и гнать малышку подальше от ветра, пока она не увидела излюбленные снежинки и не ринулась к окну. – Почему ты не спишь? – заинтересованно, все еще немного сонно спросила она.
– Не спится мне что-то, – оправдался я, выпроваживая ребенка из холодного помещения в мою теплую комнату. Схватив в охапку дочь, я лег на кровать, все еще продолжая обнимать мою маленькую принцессу. Она некоторое время смеялась от моей щекотки, разнося звонкий голос практически по всей квартире, а затем улеглась рядом со мной, устраиваясь поудобнее.
– Пап, а когда к нам придет Вика? – поинтересовалась она, застав меня этим вопросом врасплох. Мне только начало казаться, что мыслями я уже далеко от девчонки, но все же она не давала мне забыть о ней даже сейчас. – Мы так хорошо с ней поиграли, а еще она обещала добавить меня в друзья, – довольно проговорила малышка, хотя в какой-то момент мне показалось, что она оправдывалась. Но нет. Анюта слишком мала, чтобы это осознать. Я понял одну истину – девчонка оккупировала не только мою голову, но и голову моей дочери. Чертовка…
– Посмотрим, Анют. А пока спи, – обняв свою дочку, произнес я. Я бы хотел сказать дочери правду и сообщил бы, что они больше никогда не увидятся, а Вика больше не перешагнет порог моей квартиры, только не мог заставить поверить свою дочь в слова, в которые не верил сам. Почему? Потому что Вика Сафронова окажется в моей квартире и не раз.
В этом я был уверен однозначно…
* * *
Следующие недели до наступления нового года прошли настолько быстро, что даже сверхбыстрый человек вряд ли бы смог это заметить. Вот и я не понял, как пролетело время. За окном уже лежал снег, сильный ветер дул в лицо, периодически тушил только что зажженную сигарету, нервируя меня с самого утра, как только я собирался выехать на работу. Меня всегда бесил снег, раздражала слякотная погода, которая не только заставляла ладони окоченеть, но и превращала все вокруг в сплошную дичь. Бесконечная подготовка к новому году за месяц, поиск подарков, распродажи и прочее. Все это превращало нормальных людей в жадных идиотов, способных продать душу дьяволу за очередную скидку в гипермаркете. Я никогда не любил новый год. Не любил зиму, мороз и ебучую слякоть. Но я терпел только из-за одной единственной женщины на свете. Хотя нет, из-за двух. Из-за Анюты, которая каждый год ждала прихода деда Мороза, и из-за Таси. У них это в крови. В крови любовь к веселью, к праздникам и к чуду, которое происходит в этот период. Однако я понимал, что ничего не случается просто так. Все вокруг это понимали, просто не хотели признаться в этом самим себе, окунаясь в атмосферу праздника. Но я не могу. Не могу выкинуть реальность из головы хоть на секунду, а она в данный момент оказалась чересчур жестока. По крайне мере со мной, наградив меня в последние недели уходящего года бесконечной работой и кучей взбалмошных учеников и очередной порцией погубленных нервных клеток.
Началось все с того, что ученики, а точнее назойливые ученицы, от которых я до сих пор закрываю дверь на переменах, всеми силами вылавливали меня то в коридорах, то на улице, когда я выходил курить, и приглашали на какую-то новогоднюю дискотеку, строя при этом абсолютно невинный взгляд. Вспоминая свои школьные годы, я ни капельки этому факту не удивился, но потом, когда мать лично попросила вновь устроить концерт и ту самую дискотеку для малолеток, так как организатор ушла в закат, я вновь готов был проклинать все на свете. Помнится, я бесился целый день, срывался на учеников, готов был исколотить грушу в квартире и в качалке. Несло меня конкретно, мягко говоря. Вплоть до следующего дня, когда ко мне добровольно подошел Афанасьев с предложением вновь взять всю ношу на себя. Ностальгия. В начале года произошло то же самое. Тоже в самый неожиданный момент прискакала фея-крестная в лице десятиклассника. На самом деле я безумно благодарил парня за помощь. Нет, я бы, конечно, смог сделать что-то подобное, но сомневаюсь, что после того хаоса у меня бы остался хоть один живой волос, учитывая ежедневное преследование местных девиц. И Вики. Хотя вряд ли она появлялась в ненужном месте и в ненужное время специально.
Я ни на секунду не забывал о существовании моей малышки. Не забывал о ярком взгляде цвета свежей зелени, не забывал о тоненькой фигурке, о темных, струящихся вдоль спины волосах. О нежном голосе и звонком смехе, который часто наблюдал в коридорах школы до того, как мы встречались с ней взглядом. Затем… Полные губы смыкались в тонкую линию, а яркие газа детально изучал линолеум под ногами, лишь бы больше меня не видеть. Только этого не избежать. По воле случая или же по стечению обстоятельств нам придется лицезреть друг друга в течение еще нескольких месяцев. Но если раньше смирился с этой участью, принимая постоянное присутствие в моей жизни как данное, то в один прекрасный день осознал – свои чувства с каждым разом скрывать все сложнее и сложнее. Не только от себя, но и от посторонних глаз.
Афанасьев еще утром заранее подошел ко мне и попросился после уроков в мой класс за компьютер по какому-то важному делу. Надо сказать, что за почти четыре месяца работы я никого просто так не впускал в свой класс, если это каким-то образом не связано с учебой. Первое исключение я сделал именно в этот день, хотя бы потому что знал, что этот парень просто так не попросил меня об одолжении, тем более я вновь пообещал ему полный карт-бланш. Когда он пришел, я даже не думал, что он притащит за собой Сафронову, которая так же принимала непосредственное участие в концерте. Я не думал, что увижу ее слегка уставшее личико, что почувствую рядом с тот момент, когда рассчитывал внештатно поработать над одним проектом. Но, видимо, не судьба. Почему? Потому что, даже сидя ко мне спиной, она привлекала мое внимание своей персоной.
Впервые в жизни я почувствовал настоящую ревность. Тот хмырь из клуба не шел ни в какое сравнение, несмотря на чересчур тесное общение с моей малышкой. Они бы забыли друг о друге в тот же вечер. Или алкоголь притупил на тот момент мои чувства? Не знаю. Однако сейчас я был абсолютно трезв и мыслил здраво.
Почти.
Если подумать, он достаточно умный парень, рассудительный. Хороший мальчик для таких милых девочек. Вот кто нужен моей Вике. Кто-то такой же правильный, способный уберечь от бед. Но в голове четко сформировалась мысль: «Она моя малышка, а не чья-либо другая». Блядь! Какого хрена я думаю о новом сосунке для нее? Совсем с катушек слетел.
Все это время я старался не отводить взгляд от сладкой парочки. А этот пацан тот еще жук! То за руку ее случайно возьмет, то подвинется чуть ближе положенного. Сука! В такие моменты я готов был рвать волосы на себе, подойти к этому прохвосту и врезать ему по морде, чтобы больше не смотрел так на мою малышку. Теперь я точно позабыл о большом проекте, не отрываясь от них ни на секунду, что, видимо, не осталось незамеченным для них. По крайней мере для Вики. Она чувствовала каждый шорох с моей стороны, каждый мой взгляд, которым я проходился по ее спине. Я буквально ощущал, как медленно начали подрагивать ее коленки, как мурашки бегали по ее приоткрытым кофтой рукам. Она сидела остаток часа полностью напряженная, натянутая, словно гитарная струна. Вряд ли ей было дело до каких-либо картинок, которые показывал Афанасьев, вряд ли она обращала внимание хоть на кого-то, периодически оборачиваясь в мою сторону. Я думал, что, встретившись с ее взглядом, увижу там страх или какую-то скованность, однако ни того, ни другого там не нашел. Скорее неосознанность действий, причем не только моих, но и своих тоже. Даже когда подошел к ней и положил руку на хрупкое плечо, я не мог не почувствовать, как она напряглась еще больше. Я готов был сжать его от ревности, от невыносимости наблюдать за ней со стороны, зная, насколько ей небезразлична моя персона. Как и она мне. Но я не мог стоять рядом с ней дольше положенного. Не мог прикасаться к ней так, как сейчас, не вызвав подозрений.
Мне пришлось сделать вид, что я поторопился выйти из класса. Наигранность. Не люблю эту дичь, но поделать сейчас ничего не мог. Не хочу казаться слабаком в глазах своих учеников, особенно в ее глазах. В Викиных. А сейчас я был уязвим, как никогда, даже умывание холодной водой не помогло мне прийти в себя и надеть непроницаемую маску жесткого преподавателя. Что же она со мной делает? Блядь!
Вернулся я на свое законное место через несколько минут. В этот момент в кабинете был лишь один Афанасьев, собирая нужные материалы в рюкзак. Ты бы знал, парень, как мне хочется тебя задушить за один только косой взгляд в сторону моей малышки! Руки чешутся!
– Закончили? – как можно более спокойно спросил я, привлекая свое внимание. Видимо, он даже не заметил, как я вернулся в класс. Настолько тебя завлекли мысли о моей девочке? Я могу быстро выбить всю дурь, не сомневайся!
– Да. Осталось пара маленьких деталей, – довольно ответил Феликс.
– Слушай, Афанасьев, – начал я после долгой паузы, – тебе и правда нравится заниматься этой школьной хренью? – стараясь отвлечься о мыслях об увечьях ученика, спросил я. Нужно успокоиться. Сейчас же! Пока не наговорил лишнего!
– Ну да. В прошлом году я помогал Наталье Леонидовне, теперь помогаю вам, – улыбка с лица парня так и не сходила, что раздражало меня еще больше. Мысли о моем спокойствии и концентрации отходили все дальше и дальше на второй план. А на первом оказались…
– А зачем ты Сафронову сюда притащил? – спросил я в лоб. Наверное, в здравом рассудке я бы пожалел о таких словах собственному ученику, однако Афанасьев не заметил в этом вопросе ничего криминального. В отличие от меня.
– Я хотел ей декорации показать, она заинтересовалась. Странно, что она вообще согласилась, – проговорил он спокойно, будто не заметил, как я медленно превращался в вулкан, готовый вот-вот взорваться и разнести все вокруг себя. Или я казался со стороны таким невозмутимым?
– Смотри, Афанасьев. Обидишь – накажу, – пригрозил я, наблюдая, как его лицо меняется со спокойного на слегка настороженное. Накаленное состояние в моем классе продлилось недолго, вплоть до того момента, как я заслышал веселый хохот своего ученика, что показалось мне до жути странным.
– Да ладно вам, Станислав Родионович, – задорно поддел меня Афанасьев. Хорошо, что он ничего не понял из сказанных мной слов, а точнее позывов. Или понял, но решил не обращать на это внимания? – Если бы вы не были нашим учителем, я бы подумал, что вы в нее влюбились, – произнес парень и, закинув рюкзак на одно плечо, вышел из класса, закрыв за собой дверь. В этот момент меня словно окунули в снежный сугроб с головой.
Вашу ж мать!
Неужели мои чувства так очевидны? Или это все предрассудки парня, которые он не воспринимал всерьез? Только для меня слова какого-то ученика не остались пустым звуком! Блядь!
Я ненавижу тебя, Сафронова! Ненавижу за чувства, которые ты вызываешь во мне, ненавижу за твой характер, за твои волосы, за проникающие в душу глаза. Ненавижу за ягодный аромат, которым ты пахнешь, ненавижу за пухлые губы, которые хочется целовать постоянно. Я ненавижу тебя, но это не мешает мне любоваться тобой издалека, смотреть на ровную осанку, на красивое платьице, которым ты решила удивить школьников, на пухленькие губки, улыбающиеся порой слишком наивно.
Это не мешает мне любить тебя издалека, только я не знаю, сколько смогу продержаться наедине со своими чувствами…
У меня складывается ощущение, что эти слова принадлежат не взрослому мужчине, который ни во что не ставил представительниц прекрасного пола последние пять лет, не отец маленькой девочки, которая тоже вырастит и влюбится в какого-то парня, ни здравомыслящий учитель информатике в общеобразовательной школе. Нет! Все не то! Я ощущал себя каким-то ебучим ПМСником. Вечно страдающей бабой, не способной мыслить объективно. Как же меня бесит это состояние полного нестояния, будто я вернулся в события университетских лет, когда только-только познакомился с Тасей, не имея понятия, как ей лучше угодить. Однако здесь все сложнее. Тасю я мог в любой момент притянуть к себе и поцеловать на глазах у всех, а если я совершу то же самое по отношению к Вике – все сочтут меня педофилом, а не чертовым влюбленным мальчишкой. Всем будет абсолютно насрать на мои чувства. На меня самого. На мою семью. На всех! Лишь бы закон природы не был нарушен, а его противники наказаны по заслугам. Но что мне делать, если я влюблен в свою ученицу и не могу выкинуть из головы, как бы не пытался? Я не могу ее забыть, не могу не обращать внимания. Не могу игнорировать, когда вижу в компании каких-то там Феликсов!
Невозможно!
Именно с такими мыслями я кое-как закончил часть проекта и забрал Анечку из детского сада, всю дорогу наблюдая, как она искоса на меня поглядывала, будто догадывалась о мыслях в моей голове. Выяснять это я не стал, не сегодня, когда хуже этого вечера быть ничего не может. По крайней мере я так думал до наступления будущего, не представляя, какой ад меня ожидает.
Несколько последующих дней прошли спокойно. Школьники, как обычно, сновали туда-сюда по коридорам в ожидании праздника, надоедливые старшеклассницы не отлипали от двери в мой кабинет, даже историчка начала преследовать меня после уроков, все время спрашивая о свободных местах наблюдающих во время новогоднего вечера. Однако я обращал свое внимание лишь на одну персону, которую привык видеть на работе. Привык видеть ее наивные глаза, привык наблюдать за тонкой фигурой, когда она уходила по четвергам в конце урока домой. Я смотрел на ее походку, на ее улыбку, когда она оборачивалась. Даже из окна своего кабинета, выкуривая пару тройку сигарет, обленившись спускаться на улицу, я видел ее веселую мордашку в теплой шапке и пуховике. Вика чем-то напоминала мне Анюту, только старше на несколько лет. Раньше я бы принял это за отцовскую любовь, оправдывая самого себя, но скрывать свои чувства более не видел смысла. Зачем? Кого я обманываю? Самого себя? Или ее? Ту девчонку, которая каждый раз смотрит на меня с любовью и сама не знает, что делать с этим чувством? Как и я сам.
В какой-то момент я понял, что мы похожи. Мы как два скитавшихся в пустыне путника не силах найти источник воды, умирая от жажды. Мы ходили кругами туда-сюда, не подозревая, как близко оказывались к цели. Да, я решил, что нам будет легче жить друг без друга. Я хотел уберечь ее от бремени, решив, что она не справится со всей этой суматохой и критикой общества. Только единственная суматоха – это моя голова, затуманенная правильными мыслями. Если некоторое время назад я все еще колебался и разрывался буквально на части, то один случай расставил все по своим местам, дав мне определенный жизненный ориентир.
И я воспользовался этой подсказкой свыше…
Этот день не предвещал беды. Я со спокойной душой отработал полный рабочий день, провел дополнительные занятия с выпускниками, разъяснив все задания в ЕГЭ, а затем планировал посмотреть на репетицию в актовом зале. Хоть я и доверял Феликсу, но все равно периодически заходил к ребятам и проверял готовность к празднику. Заодно слушал Викин голос. Именно этот повод брал надо мной верх и заставлял появляться нежданно-негаданно перед глазами своих подопечных. Вряд ли я хоть на долю секунды предполагал, что увижу там что-то другое, нежели исполнение очередной новогодней песни. Нет, этого не произошло.
Открыв дверь в актовый зал, я, мягко говоря, охренел от мигом появившейся картины перед моими глазами. Громкая музыка стучала в голове, будто я находился в ночном клубе, а школьники на сцене напоминали мне местную тусовку из того же заведения. Отличий оказалось не так много, однако они полностью меняли всю концепцию. Ученики стояли в каком-то подобии полукруга, пока в центре танцевала знакомая фигурка. Длинные волосы разбрасывались с каждым движением головы, тонкое и хрупкое тело выгибалось в разные стороны, а своеобразные движения рук только добавляли ей шарма. Я не знал, что Вика еще танцует, причем очень красиво. Страстно. Чувственно. Она, казалось, полностью отдавалась танцу, не замечая, что я прожигаю ее своими глазами не в силах посмотреть на кого-то другого. Однако в какой-то момент, когда ее голова, будто случайно, посмотрела на вход в актовый зал, мы встретились с ней взглядом, и больше я не мог оторваться от этой девчонки. В ее глазах горел огонь наперевес с жесткостью, ее движения стали более четкими, но в то же время не лишены грации, а попка порой так задиралась вверх, что я готов был закинуть девчонку к себе на плечо, потащить в класс и наглядно показать, насколько эти движения запрещено применять рядом со взрослыми мужчинами и маленькими недопарнями! Вашу ж мать! Разве можно так издеваться надо мной? Сафронова, ты решила мне отомстить? Плохой способ, очень плохой!
