Текст книги "P.S. моей ученице (СИ)"

Автор книги: Каролина Дэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 34 страниц)

Она могла умереть из-за меня…

Тут неважно, кто прав, а кто виноват, возможно, водитель, врезавшийся в нас, сам спровоцировал автокатастрофу. Это не имело для меня никакого значения. Я позволил своей малышке быть со мной рядом, позволил сидеть, когда нам грозила опасность. Я собственными руками загубил наше счастье. Мое личное счастье в тех малахитовых глазах, в которые так любил заглядывать, временами и улавливая в них ответные чувства ко мне. Я наблюдал любовь моей девочки, ради которой готов свернуть горы. Досворачивался…

Эти два дня я буквально держал планшет на проводе из-за долгого использования и практически мгновенной разрядки. Все время я то рассматривал фотографию улыбающейся малышки, жующей сахарную вату в парке, то искал в интернете (спасибо матери за предоставленную симку) хоть какую-то информацию о ней. Однако поисковые запросы не дали мне никаких результатов, а ее страница в «ВКонтакте», где она временами сидела и с которой писала мне когда-то слова любви, оказалась удалена. Этот факт заставил меня не на шутку насторожиться. Вдруг она действительно умерла, а родители и Костян не хотели меня расстраивать и мешать лечению? Вдруг я виновен в ее кончине? Блядь! Нет! Этого просто не может быть! Я отказываюсь в это верить!

Невозможно!

Мысли о смерти Вики с помощью моих неумелых рук на руле автомобиля крутилась в голове время от времени, превращая меня в жуткого параноика ко дню выписки из больницы. Только некое подобие самообладания помогало мне не сорваться с цепи и не просить людей о помощи, стоя на коленях. Не удивительно, если при таком стечении обстоятельств меня бы вновь положили в больницу, только в другое отделение. В психиатрию. Как когда-то ту чокнутую историчку, мешающую нашему с Викой счастью. Может, мне и правда пора подлечить мозги? С такими мыслями я не уйду далеко от этого места.

На перемены в моем расположении духа обратили внимание даже медсестры и мой лечащий врач, интересуясь моим состоянием, однако я не стал возлагать каких-то надежд и просто отмалчивался, отмахнувшись рукой. Услышав мой ответ и не поверив на слово, херр Шмиц провел дополнительные анализы, чтобы удостовериться в полном здравии своего самого долго приходящего в здоровое состояние пациента, то есть меня. Они оказались в норме на радость доктора. Только мне на них было абсолютно насрать. Мне на все насрать, кроме моей девочки.

Когда я собрал вещи и готов был уже спуститься вниз к матери, внезапно раздался стук в дверь, хотя гостей сегодня я больше не ждал. Не дождавшись разрешения, в палату вошел отец, удивив меня свои появлением. Я предполагал, что он сейчас находился в Москве, решал какие-то вопросы, касательные его компании, но, видимо, выписка сына оказалась важнее.

– Добрый день, Стас, – сдержанно поздоровался со мной отец, однако в родных карих глазах я видел тепло, которое никогда не исчезало во время нашего общения, даже если сильно провинился. Даже во время той драки, когда я ударил отца по лицу из-за Вики. Но почему-то чувство вины не накрывало меня так сильно, как впервые, когда я вспомнил тот инцидент. Сейчас меня волновала лишь одна тема – Виктория Сафронова, которую все так старательно от меня скрывали. Раз отец пришел сюда, значит, у меня есть возможность поговорить еще и с ним. Этим источником информации, как сказал бы доктор Нейфельд, я еще не воспользовался.

– Привет. Я думал, ты дома, – поинтересовался я у родителя.

– Я тоже так думал, – горько улыбаясь, произнес отец, встав рядом со мной у кровати. – Таня рассказала мне о вашем последнем диалоге, – пояснил он, скрестив руки на груди в идеальном черном костюме, в коем отец расхаживал последние лет двадцать. В какой-то момент, смотря на него снизу вверх, я почувствовал себя маленьким, нашкодившим ребенком, несмотря на свою абсолютную невиновность, а взгляд родителя стал уже не таким добродушным, как несколько секунд назад. Теперь мне ясна причина появления в больнице в день выписки. Решил так же напомнить, что помощи от них с матерью можно не ждать? Это я и так знаю. Блядь! Даже этот день напоминал мне о собственной беспомощности, а точнее об отсутствии поддержки близких мне людей, которые буквально отвернулись от меня в самый важный момент в моей жизни.

– Ты за этим пришел? – вспылил я, поднявшись с кровати и встав напротив него. Ностальгия. Когда-то я стоял так же напротив его стола, а спустя несколько минут ударил по лицу за оскорбление моей девочки. Я и сейчас готов отстаивать ее честь, несмотря ни на что. – Вновь дашь намек и веру в то, что я все вспомню сам? Напомнишь о Вике, толком ничего не объяснив, а затем уйдешь, оставляя меня наедине с размышлениями? Нет, отец, так не пойдет! Я хочу знать, что с ней случилось! – выкрикнул я, наблюдая, как отец потерял всякую уверенность, с которой зашел в палату, будто на что-то надеялся. Чего-то ждал. Поздно ожидать того, что не произойдет в принципе.

– Стас, послушай… – спокойно начал отец, однако я сразу же перебил его очередную пламенную речь. Меня уже не остановить. Ярость вновь начала увеличиваться в разы, поглощая меня изнутри, а гнев так и шел паром из ушей. Хватит! Я устал от постоянной лжи! Мне нужна правда!

– Нет, это ты меня послушай! – начал я, не понижая тон. – Я не могу больше сидеть в неведении! Я заебался каждый раз гадать, что вы скрываете от меня! Не могу больше думать, что вы с мамой отвернулись от меня в самый важный в жизни момент! – я кричал, ругался матом, готов рвать и метать все на своем пути. На все готов, лишь бы узнать наконец-то правду.

– Никто от тебя не отворачивался. Не говори так, – тут же начал уверять меня отец, но я вновь позволил себе перебить его.

– Тогда помоги мне! – выкрикнул я, умоляюще смотря отцу в глаза. – Прошу тебя, папа. Мне больше не к кому обратиться. Скажи, что с ней случилось. Где Вика? – уже тише продолжил я, чувствуя, как отец, мягко говоря, оттаивает. После мои изречений я не рассчитывал услышать хоть что-то, в какой-то момент даже смирился с неизбежностью ситуации, однако, почувствовать на своем плече сильную руку родителя, которая всегда поддерживала меня и учила быть сильным, даже когда хочет сдаться и ослабеть, я вновь посмотрел в его глаза, завидев ответную реакцию. Сейчас, даже не говоря ни слова, он не отвернулся от меня, как мать, не сказал ни слова о нецензурном тоне. Он поддержал меня. Стал опорой за эти несколько минут. Возможно, он мало чем меня удивит, однако я знал, что это придаст мне хоть и маленькие, но силы двигаться дальше в поисках своей девочки.

Но и тут отец решил меня сильно удивить…

– Сынок, – начал отец, присаживаясь на кровать и попросив жестом сесть рядом с ним. – Я расскажу тебе о Виктории, но будь готов услышать горькую правду, – произнес он, вновь опустив широкую ладонь на мое плечо. Тогда я не подозревал, что не готов к правде, не осознавал, насколько все усложнено для нас обоих.

Не догадывался, что наш разговор перевернет мою жизнь…

Глава 24: последние воспоминания

Год назад.

– И жили они долго и счастливо, – закончил я читать последние строки детской сказки, закрыв книгу на планшете и отложив ее на прикроватную тумбочку.

– Пап, – позвала меня сонная Анюта, делая усилия для того, чтобы взглянуть на меня. – А что случилось дальше? – спросила она протяжным, очень милый голоском. Как когда-то у Таси, когда та очень сильно хотела спать, но держалась, чтобы решить жизненно важный вопрос.

– У принца и принцессы появилось много детишек, – ответил я, погладив мою принцессу по голове, стараясь аккуратно, не потревожив сонную мордашку, заправить выросшую прядь вьющихся волос за ухо, чтобы не мешала во сне, а затем, завидев, что дочь меня больше не слушает, тихо посапывая в своей кровати, оставил легкий поцелуй на макушке и вышел из комнаты.

На самом деле Анюта давно не просила почитать ей сказку на ночь, года два точно, лишь последние дни летела в мою комнату на всех парах с этой просьбой. А точнее требованием. Несмотря на мою занятость. Наверное, Вика по незнанию вновь приучила мою принцессу к этой привычке, о которой я успел позабыть. Хоть это и отнимало достаточное количество времени, на свою малышку я не сердился. Точнее не так, ни на одну из них не сердился.

С появлением Вики в моей жизни в душе стало как-то теплее. Легче. Будто какой-то тяжелый камень, прицепившийся к моему сердцу, исчез в ту совместно проведенную ночь. После этого моя малышка часто оставалась в нас дома, играла с дочерью в куклы или во что-то еще, оставляя мне роль наблюдателя за своими девочками, а затем читала ей сказку. Она часто проводила время вместе с нами, что не могло меня не радовать. Порой складывалось ощущение, что Вика была создана для того, чтобы стать моей. Чтобы всегда быть рядом со мной, радуя мой взгляд. Она привязалась к нашей семье, как и мы к ней. Я лично привязался к своей девочке и не представлял дальнейшего существования без хрупкой фигурки на моей кухне, готовящей бутерброды на завтрак после ночевки. Конечно, такие дни случались не так часто, ибо Вика не могла все время врать родителям о времяпрепровождении с подругой, однако утро, начинающееся с завтрака от любимой девушки, было для меня самым счастливым.

После той ночи – надо отметить, самой лучшей в моей жизни – я, скрепя сердцем, все рассказал моей малышке. От начала до конца. От шантажа исторички, до ссор с близкими мне людьми. Откровенно говоря, рассматривая в тот момент Викино лицо, вытянувшееся сначала в удивлении, а затем скривившиеся от злости, с реакцией я угадал. Она долго злилась, возмущалась, говорила что-то о недоверии к ней, но затем, успокоившись, приняла позицию защиты. Ведь я старался уберечь свою девочку от той дьяволицы, посмевшей причинить нам боль. Главное, для нас все закончилось благополучно, а рыжая ведьма, мешающая моему счастью с малышкой, осталась далеко в прошлом.

Кстати, об историчке. На следующий день после нашего примирения Вика вознамерилась приехать к Лазаревой в больницу после звонка ее матери. И тут я увязался за ней, не встретив со стороны моей девочки сопротивление. Во-первых, к этой семейке нельзя отпускать малышку в одиночестве, во-вторых, с Лазаревой меня ждал отдельный разговор, касающийся злопамятной рыжей училки. Как бы хорошо сейчас не обстояли дела, с Анной Михайловной вопрос остался открытым, но теперь я не переживал так сильно за безопасность Вики, ведь она в последние дни всегда находилась рядом со мной, а домой я провожал ее практически до двери квартиры, убедившись в отсутствии угрозы. Я получил не только извинения от семейства Лазаревых за клевету и отвратительное поведение их чада, но и необходимую помощь, а точнее доказательства причастности к нездоровому состоянию блондинки в середине осени. Осталось лишь отнести все матери и вызвать историчку на ковер раньше, чем она успеет что-то предпринять, что в принципе я и сделал, спровоцировав злобную тираду моей матери в отношении исторички. К тому же та самая папочка с лично нарытыми доказательствами тоже послужила поводом для отстранения той женщины от работы, хотя по большей части это выглядело как ультиматум. Либо она уходит, либо заводят уголовное дело. По сравнению с моим романом с ученицей, о котором, на странность, Анна Михайловна и словом не обмолвилась, этот случай казался матери катастрофичным, а ставить пятно на репутацию школы, которой она посвятила большую часть своей жизни, не рисковала. Кстати, доказательства моих отношений с Викой я вовремя успел удалить самостоятельно. Не без помощи одного знакомого с работы, конечно, ибо Костян отказывался выходить со мной на связь.

На самом деле дела с другом обстояли гораздо хуже, чем я предполагал ранее. Откровенно говоря, я осознавал нашу общую вину в той драке, которую чуть не спровоцировали оба: Костян виноват в оскорбительных словах по отношению к моей малышке, а я – в действиях, которые запустили разрушительную цепочку. Однако если я желал помириться и восстановить наши отношения на прежний уровень, переступив через себя, то Костян со своей стороны полностью игнорировал меня, возомнив себя надменным павлином.

«Ну, ничего, – думал я. – Со временем это пройдет».

Только все стало намного сложнее, а ссора затягивалась до неопределенного времени. Однако случайная встреча на улице, когда я поздно вечером проводил свою малышку до дома, расставила все по своим местам. Расставила точки над «i». К моему великому сожалению

– Костян, – позвал я друга, проезжая мимо его дома. Он не сразу откликнулся на мой голос, медленно, будто не верил своему «счастью», повернув голову в мою сторону. Его взгляд показался мне каким-то далеким от того веселого и заводного парня, который помогал мне забыть мою малышку в начале октября, отличался от близкого друга, который всегда приходил на помощь в трубную минуту.

Как и я к нему. – Привет, – выйдя из машины, поздоровался я и, не услышав ответной реакции, сразу же перешел к делу. – Куда ты пропал? Я звонил тебе много раз, хотел поговорить, а ты не берешь трубку. В чем дело, Костян? – с ходу начал я, заваливая друга вопросами.

– Какое тебе дело? – рявкнул Костян, заставляя меня усомниться в том, что передо мной действительно друг детства, а не какой-то другой мужик, нарывающийся на неприятности.

– Ты мой лучший друг, – ответил я совершенно очевидный факт, но, видимо, очевидным он являлся лишь для меня.

– Я тоже так считал, пока на его месте не появился какой-то подкаблучный мудак. Ты изменился, Стас, разве не замечаешь? – возмутился он, вынуждая задуматься о сказанных им словах. О моих изменениях в поведении, о жизни, которой я жил раньше. Да, я видел эти перемены в моей жизни, однако никакого вреда не заметил. Я стал счастливее благодаря моей малышке, стал радоваться каждому дню, с предвкушением ждать уроков информатики в ее классе. Мне стало легче жить, а главное, что эту жизнь теперь я разделял с моей малышкой. С моей маленькой Викой. Я не понимал, почему Костян не разделял мою точку зрения и не радовался, что я наконец-то нашел женщину, которая делала меня по-настоящему счастливым. Да, я могу вновь покрывать друга, оправдывая его мнением неразвитостью в серьезных отношениях с женщиной, однако постоянно этим заниматься не намерен. Почему? Я не требовал ничего, кроме поддержки с его стороны, однако получал лишь упреки и оскорбления в сторону моей малышки. – Мне нужен тот Стасон, который ходил со мной по клубам и зажигал с телками. Мне нужен друг, который сможет выручить в любой момент. Ты уже не тот, Стас, и я вряд ли смогу что-то с этим сделать, – напоследок произнес друг, шагая к своему подъезду. Ты прав, Костя. Абсолютно прав. Ты ничего не сделаешь, не изменишь меня, не вернешь себе старого друга. Потому что я стал другим. Я не тот человек, который напивался по пятницам в клубе, а затем трахал очередную нетрезвую подстилку, выслушивая упреки в свой адрес. Я уже не тот. А главное – меня это ни капли не огорчает. Эти перемены наоборот улучшили мою жизнь, сделали ее красочнее после смерти Таси пять лет назад, и в ту рутину, которой жил ранее, возвращаться больше не желаю.

Потому что знаю, что за ее пределами гораздо лучше…

Догонять Костяна и прививать ему свою точку зрения я не стал. Это бесполезно. Бессмысленно. А его слова сильно задели меня, хотя я и старался не воспринимать их всерьез. Однако Костян считал их правдивыми. Но почему? Логика вещей никак не увязывалась в моей голове вплоть до возвращения домой, где я должен через несколько минут принять свою ученицу на частных занятиях по подготовке к ЕГЭ. Думаю, не стоит называть имя это таинственной особы – и так уже все догадались, но не упомянуть о договоре об уроках с матерью моей малышки я не могу.

Это произошло через несколько дней после того, как я прикрыл шантажисткую лавочку исторички и добился ее увольнения. Сидя в своем кабинете и рассматривая списки ВУЗов, куда собрались поступать мои подопечные, я наткнулся на пустоту напротив фамилии Сафронова. Время экзаменов приближалось, этот листок вскоре необходимо будет сдать матери, а Викино положение необходимо спасать всеми способами. Именно по этой причине мы возобновили частные занятия. Точнее не так – начали их с нуля, но теперь не только у меня в классе, но и дома в свободные от удаленной работы время. Однако перед этим мне пришлось договариваться обо всем с Викиной мамой. За ужином.

– Здравствуйте, Станислав Родионович, – приветливо отозвалась невысокая женщина, являющаяся мамой моей возлюбленной, приглашая меня в свой дом. И вновь я на пороге квартиры малышки, где произошло так много и одновременно мало событий, однако сделал вид, что нахожусь здесь впервые, разглядывая довольно тесную прихожую. – Вика, подай гостю тапочки! – крикнула Ольга Владимировна вглубь квартиры, упорхнув в ту же сторону, а через пару мгновений я завидел домашнюю малышку с неровным пучком темных волос на голове, в растянутой майке и слегка заляпанных лосинах. Главный атрибут домашнего образа являлись пушистые тапочки-единороги, увеличивающие идеальную, хрупкую ножку, которую ласкал в постели совсем недавно, на несколько размеров. Вика казалась мне такой милой и простой. Даже в этом образе я любил ее. Такую искреннюю, простую. Невинную, но порочную. Да, теперь я в этом убедился на все сто процентов.

– Прошу, – Вика жестом указала на кухню, игриво стреляя в меня изумрудным, до боли любимым взглядом, пока ее мать колдовала над плитой. Меня настолько завлекла моя малышка, что я, не удержавшись, на миг крепко прижал ее к себе, оставляя на шее легкий поцелуй рядом с красноватым пятном, плохо замаскированным косметикой. Да, надо быть осторожнее, иначе женщина может заметить мою печать. Но это не главное. Перед важным разговором я вдохнул аромат моей девочки и почувствовал на себе ее прикосновения, что придало мне больше уверенности.

Пройдя на кухню, я тут же почувствовал душную атмосферу. Нет, это не из-за чересчур доброжелательного взгляда Ольги Владимировны или не менее влюбленных взоров Вики. Все дело в парах над плитой, где красовался только что приготовленный ужин. Видимо, сегодня меня здесь ждали.

– Не стоило так утруждаться, – тут же произнес я, присаживаясь на свободный стул вокруг круглого стола. Тут действительно оказалось много еды, помимо жаркое, которое мама Вики только что выставила: и салаты, и закуски, даже алкоголь сюда притащили, несмотря на то, что я за рулем. Как будто мы отмечали какой-то праздник, хотя новый год я отметил куда скромнее, зато компания нравилась мне гораздо больше.

– Ну что вы! Мне это ничего не стоило, – отмахнулась женщина.

– Конечно! – воскликнула Вика. – Тебе не стоило, а я до этого стояла и строгала салаты два часа, – вставила свои пять копеек малышка, вновь кинув мне незаметный для матери игривый взгляд. Моя девочка. Ведь завтра я накажу тебя за эти провокации перед людьми, а точнее перед ее матерью.

– Вика! Не веди себя так перед классным руководителем! – осадила ту женщина, но моя малышка вновь одарила меня любящим взглядом, а затем кинула его на один из салатов, тем самым показав мне свое творение. Кстати, оно меня не столько удивило, сколько напомнило о самых счастливых днях моей жизни. Оливье. Однажды Вика его уже готовила. На новый год. Где мы переступили черту и перестали воспринимать друг друга как учителя и ученицу. Именно в тот день я осознал, насколько эта малышка мне дорога и любима.

К трапезе мы приступили сразу же, как только Ольга Владимировна села напротив меня и усадила свою дочь рядом со мной. Наверное, она не видела в этом ничего зазорного, однако для меня близость малышки являлось испытанием, которое я прошел с огромным трудом. Почему? Потому что эта маленькая нахалка незаметно для окружающих дразнила меня всеми возможными способами: то ее шаловливые пальчики гладили мои до боли напряженные ноги, то слегка пощипывали. Но это полбеды. Когда ее рука поднялась выше и опустилась на мой член, который, казалось, вот-вот встанет колом, я понял – пора действовать, иначе этот ужин никогда не закончится.

– Я пришел договориться с вами по поводу дополнительных занятий с Викторией, – начал я, отпив из стакана апельсиновый сок.

– Конечно, конечно. Вопрос цены, – тут же начала женщина, готовая вот-вот встать из-за стола и полезть за кошельком. Интересно, она помнит тот разговор в классе, где я согласился позаниматься с Викой бесплатно? Видимо, нет.

– Ни в коем случае. Мое предложение о бесплатных уроках остается в силе, – тут же убедил я женщину, заметив, как та облегченно выдохнула. – Ваша дочь сильно отстает от подготовки к ЕГЭ, поэтому занятия придется проводить чаще. Но, спешу заверить, к концу мая мы усвоим курс информатики и подготовимся к экзаменам. Виктория будет приходить ко мне четыре-пять раз в неделю. Занятия будут проходить либо в школе, либо у меня дома, все будет зависеть от обстоятельств, – закончил я свою речь, радуясь, что Вика на этот раз не отвлекала меня своими прикосновениями, понимая, что завтра же я буду мстить за такое поведение самым жестоким способом. Викина мама внимательно выслушала выгодное в данном случае предложение, ни разу не перебив и не посмев вставить свое слово. Да и вряд ли стала бы, учитывая серьезность положения собственной дочери, однако я надеялся, что она согласится на домашнее репетиторство и не заставит меня приезжать сюда – все-таки в моей квартире после уроков мы могли задерживаться гораздо дольше, не опасаясь лишних свидетелей.

– В любом случае я даю вам добро, – согласилась Ольга Владимировна, не задумавшись ни на секунду. – Как хорошо, что вы появились на нашем пути, не знаю, что бы я без вас делала! – она благодарила меня еще минут пять, пока мы не закончили ужинать, и я не поспешил в детский сад за дочерью.

Всю дорогу некое чувство вины по отношению к матери Вики присутствовало во мне, мельком напоминая о себе. Я понимал, что рано или поздно нам придется открыться хотя бы матери, сообщив о наших отношениях. Я знал, что этот серьезный шаг необходимо совершить после окончания школы. Но как к этому отнесется сама Вика? Этого знать я не мог. Да и рано пока что об этом говорить. Должно пройти время, за которое мы привыкнем друг к другу, а этот маленький нюанс сам даст о себе знать. И мы со всем справимся. Обязательно.

Время летело быстро, но не настолько, чтобы я не замечал его счет. Работы к концу учебного года накопилось слишком много, причем не только в школе, но и внештатно, а недавно поступило предложение от одной крупной фирмы на должность айтишника, на рассмотрение которого дали не так много времени, как хотелось бы. Интересно, где они были в августе, когда я соглашался на мамино предложение работы в школе? Вот и я не знаю. Однако, объяснив отделу кадров безвыходную ситуацию, в которой я должен отработать хотя бы до конца учебного года, они согласились подождать, видимо, им очень понравились мои работы внештатно. Но так даже лучше, в любом случае я собирался уйти из школы. Мать и без того знала, что за этот год нужно подыскать преподавателя на мое место, а наши отношения с Викой больше не нуждались в сокрытии от посторонних глаз, хотя, кажется, моей малышке абсолютно плевать на наши статусы, да и мне тоже.

За пройденные недели мы сумели достаточно подготовиться к экзамену по информатике и математике. Но я радовался не только хорошему складу ума моей малышки и частым практикам. Наши отношения укрепились, хоть встречаться нам удавалось не так часто из-за моей занятости в последние дни, однако это только укрепило нашу связь, особенно в постели, когда тоскующая Вика буквально с разбегу прыгала ко мне на руки и начинала сладостные прелюдии со страстного поцелуя. Каждую нашу встречу в моей квартире, когда мать забирала Анюту к себе, после наших занятий и прохождения теста, я сразу же тащил мою малышку либо в кровать, либо на диван, наслаждаясь ее телом, будто впервые. Эти моменты казались незабываемыми. А после, когда мы лежали в обнимку, прикасаясь кожа к коже, она делилась о проведенных без меня днях, тоскуя даже в обществе своих подруг, а внимательно слушал ее ласковый голос, всматривался в родные, до боли любимые черты лица, и осознавал, что все эти годы просто существовал. Сейчас я жил по-настоящему. С любимой девушкой. Она подарила мне счастье, которое я испытывал лишь с одной женщиной. С Тасей. Я никогда не забуду свою покойную жену, но она осталась в прошлом. Когда Анюта подрастет, я буду все время рассказывать о матери, вспоминать смешные моменты из нашей жизни. К этому прошлому я буду возвращаться по необходимости, но жизнь продолжается. Она двигается дальше, причем в лучшую сторону, чем больше дней проходит, тем чаще я наталкиваюсь на мысль, что мы с Викой созданы друг для друга, несмотря на разницу в возрасте и статусы. Я счастлив рядом с ней, и она, видимо, тоже, каждый раз разглядывая меня влюбленными глазами. Моя девочка. Такая маленькая и хрупкая, но в то же время боевая. Я никогда не брошу тебя, никогда не отвернусь и не выкину, словно ненужный мусор. Ты не из тех клубных баб, которые запросто отдавались мне в постели. Ты особенная. Другая. А главное – только моя.

Мы были счастливы все это время, не зная забот, но, к сожалению, продлилось оно недолго… до определенного дня…

Это произошло в конце весны, когда статусы учителя и ученицы стесняли нас в последний раз. День, когда моя малышка перестала быть моей ученицей, а я – ее учителем. В день последнего звонка. Вчера Вика отпросилась у матери с ночевкой под каким-то лживым предлогом и осталась со мной, стараясь провести со мной последние минуты перед важным днем. Она даже привезла сюда свой праздничный костюм, но сообщила, что с утра пойдет собираться к своей подруге. Я понимал, что все это ожидает нас последний раз. Больше моя девочка не будет обманывать родителей, прикрываясь ночевкой у подруги, больше мне не придется отправлять Анюту к матери или к тестю с тещей, дабы мы с Викой могли спокойно готовиться к экзаменам, а затем провести совместную ночь. Мы больше не будем скрывать свои статусы, не будет бегать по углам школьных коридоров или прятаться у меня на даче, дабы нас не увидел кто-то из знакомых. Все это превратится в сущий пустяк после этого дня. По крайней мере, я так думал.

– Ты уверен? – спросила Вика, надевая праздничную белую блузку, которую приготовила для праздника. Рассвет наступил слишком быстро для осознания, а малышка поспешила собраться, дабы не опоздать к подруге. Ее мягкая кожа буквально светилась в лучах утреннего солнца, когда она смотрела в зеркало возле окна, только выражение лица не казалось таким радостным.

– Абсолютно, – уверенно ответил я, подойдя к ней со спины. В отражении на меня смотрел уверенный мужчина, обнимающий за талию молодую девушку в белоснежном лифчике и накинутой блузке. С голыми ножками, на которые затем опустились мужские, широкие ладони. Мои ладони. Я понимал, что мое душевное состояние отличалось от Викиного. Она очень волновалась, боялась, что может пойти что-то не так. Хотя нет, я тоже страшился этого, но старался не показывать плохое предчувствие перед ней, даруя спокойствие. Кто-то из нас должен держать все под контролем и не поддаваться панике.

– Стас, я боюсь, – спустя несколько секунд, прошептала моя малышка, опуская свои маленькие ладошки поверх моих. Вчера мы это уже проходили. И не только вчера. Но и неделю назад. Месяц. Мы договорились, что после последнего звонка я приду к ним домой и сообщу ее матери о наших отношениях. Поначалу Вика протестовала, доказывая, что еще слишком рано ошарашивать ее мать такой новостью, однако мои безапелляционные доводы сделали свое дело. И она смирилась при условии, что будет присутствовать при этом разговоре. Я уже знал, что скажу ее матери. Представлял реакцию, осознавал, что нужно будет звонить в скорую, особенно после моего предложения. Вика ничего об этом не знала, да и я не спешил травмировать заранее ее психику, однако, спустя какое-то время, когда моя малышка будет готова к взрослой, семейной жизни, я готов встать перед ней на колени и предложить стать моей женой. Стать только моей. Навсегда. Я знал, что она не откажется. Потому что любит. Так же сильно, как и я ее.

– Малышка, мы это вчера обсуждали, – повторил я, оставляя поцелуй на ее еще влажной после душа макушке. – Нам нужно все рассказать твоей маме. Так будет легче и мне, и тебе. Я объясню всю ситуацию, – я старался уверить в этих словах мою малышку, прижимая к себе ее хрупкое тело все крепче и крепче. Я должен внушить моей девочке, что все будет хорошо, даже если сам в это верю с трудом.

– Она не поймет, – она вновь начала гнуть свою линию, прижимаясь ко мне спиной.

– Ошибаешься. У тебя хорошая и понимающая мама, а я помогу ей осознать и принять наши отношения, – повернув к себе лицом тонкое, нежное тело любимой, прошептал я, вглядываясь в красивые, полные невообразимых эмоций, малахитовые глаза, а затем прикоснулся своими губами к ее. Пухлым. Пылким. Пахнущим свежей клубникой. Даже через мой гель для душа просачивался ее естественный аромат. До боли любимый и родной. Только она может так пахнуть. Только моя малышка.

– Ты самый лучший, Стас, – между поцелуями произнесла малышка, когда мои губы перешли на тонкую шею, а маленькие коготки впивались мне в голову. – Обещай, что никогда меня не бросишь, – уже который раз подряд просила меня малышка, будто до этого я ни разу ей не говорил эти слов. Но сейчас я не имел ничего против, понимая, насколько ей тяжело давалась подготовка к этому дню. Ей нужна моя поддержка. А мне? Как-нибудь справлюсь.

– Я всегда буду рядом с тобой. Обещаю, – закончив цепочку поцелуев на ее шее, я вернулся обратно к губам. Я готов повторять эти слова вновь и вновь, лишь бы моя девочка успокоилась. Вряд ли это спокойствие продлится долго, уступая место мандражу, но я буду знать, что моя девочка вышла из моего дома с улыбкой на лице, предвкушая праздник. Это всего лишь эмоции, которые со временем пройдут, главное, чтобы это самое время пролетело гораздо быстрее, чем мы могли себе представить.

Главное, чтобы этот день поскорее закончился.

Вику я подвез до дома ее подруги, напоследок обняв хрупкое тело в белой облегающей блузке и темной юбке, которая поначалу показалась мне коротковатой, и оставив на губах легкий поцелуй, уехал в школу, дабы нас никто не застал вместе. Это последний день конспирации. Больше мы не будем скрываться и прятаться. Поздно играть в прятки. Это время пройдет завтра, когда я официально представлюсь матери Вики, как ее молодой человек, а не как учитель информатики и классный руководитель, однако плохое предчувствие, которое не давало мне покоя с самого утра так и не прошло. Я старался загнать его куда подальше, не отвлекаясь на него. Скорее всего, это просто волнение перед важным событием, не более того.