Текст книги "Собрание сочинений. Том 8"

Автор книги: Карл Генрих Маркс

Соавторы: Фридрих Энгельс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 53 страниц)

XV

Тем временем тайная финансовая комиссия «Эмиграции» избрала правление, состоящее из Кинкеля, Виллиха и Рейхенбаха, и постановила серьезно заняться немецким займом. Студент Шурц – как сообщали в конце 1851 г. нью-йоркская «Schnellpost», «New-Yorker Deutsche Zeitung» и балтиморский «Correspondent» – был послан во Францию, Бельгию и Швейцарию и стал разыскивать там всех старых, забытых и пропавших без вести парламентариев, имперских регентов, депутатов палат и прочих именитых мужей, вплоть до покойного Раво, чтобы добиться от них гарантирования займа. Эти преданные забвению неудачники поторопились гарантировать предприятие. Ведь гарантирование займа являлось, если оно вообще что-нибудь значило, как бы взаимной гарантией правительственных постов in partibus, и гг. Кинкель, Виллих и Рейхенбах получали таким путем гарантию для своих видов на будущее. И почтенные добродетельные мужи, безутешно прозябавшие в Швейцарии, до такой степени помешались на «организации» и гарантировании постов, что заранее установили будущий порядок замещения правительственных должностей по старшинству, распределив между собой номера постов, причем не обходилось без резких сцен, когда решалось, кому достанутся посты № 1, № 2 и № 3. Словом, студент Шурц вернулся с гарантией в кармане, и компания принялась за дело. Правда, за несколько дней до того Кинкель на новом совещании с «Агитацией» обещал не предпринимать односторонних займов от имени «Эмиграции»; но именно поэтому он и уехал с гарантийными подписями и с полномочиями Рейхенбаха – Виллиха, якобы для того, чтобы читать на севере Англии свои лекции по эстетике, в действительности же, чтобы из Ливерпуля отплыть в Нью-Йорк и подобно Парцифалю[243]243
  Парцифаль – герой ряда средневековых поэм; рыцарь, отправившийся на поиски святого Граля (см. примечание 236); совершив ряд подвигов, Парцифаль становится хранителем святого Граля.


[Закрыть]отыскать в Америке святой Граль, т. е. золотые сокровища демократической партии.

Тут начинается сладкозвучная, чудесная, велеречивая, неслыханная, подлинная и полная приключений повесть о великих битвах, которые «Эмиграция» и «Агитация» с новым ожесточением и непоколебимым постоянством вели по обе стороны океана, – повесть о крестовом походе Готфрида, в котором он соперничал с Кошутом, повесть о том, как он, после тяжких трудов и невыразимых искушений, в конце концов возвратился под родную кровлю со святым Гралем в дорожной сумке.

 
Or, bei signori, io vi lascio al presente,
E se voi tornerete in questo loco,
Diro questa battaglia dov'io lasso
Ch'un'altra non fu mai di tal fracasso.
 

(Bojardo, canto 26 {Боярдо, песнь 26. Ред.}.)

 
Теперь же, господа, я вас покину;
А если вы придете вновь сюда,
Я расскажу про шум и треск сраженья,
С которым ни одно нейдет в сравненье.
 

К. МАРКС
ВЫБОРЫ В АНГЛИИ. – ТОРИ И ВИГИ[244]244
  Статьей «Выборы в Англии. – Тори и виги» фактически начинается сотрудничество самого Маркса в газете «New-York Daily Tribune» (см. примечание 2). До этого он посылал в газету лишь статьи из серии «Революция и контрреволюция в Германии», написанные Энгельсом. Статья была первоначально написана Марксом как одно целое со статьей «Чартисты» на немецком языке и отослана им 2 августа 1852 г. в Манчестер Энгельсу для перевода на английский язык. Энгельс, как правило, переводил и последующие статьи Маркса до конца января 1853 г., когда Маркс уже настолько овладел литературным английским языком, что сам стал писать свои корреспонденции по-английски. При переводе Энгельс иногда делил большую статью на две, которые затем отсылались Марксом в газету как самостоятельные статьи. Так, в данном случае Энгельс разделил присланную Марксом статью на две: «Выборы в Англии. – Тори и виги» и «Чартисты».
  В октябре 1852 г. упомянутые статьи, а также статьи «Избирательная коррупция» и «Результаты выборов» были перепечатаны в ряде номеров газеты «The People's Paper» («Народная газета») под заглавием «Общие выборы в Великобритании». В варианте статьи «Чартисты», напечатанном в «People's Paper», были опущены некоторые материалы, заимствованные Марксом из этой же газеты.
  «The People's Paper» («Народная газета») – еженедельная чартистская газета, основанная в мае 1852 г. в Лондоне одним из вождей левого крыла чартистов, другом Маркса и Энгельса Э. Джонсом. С октября 1852 по май 1856 г. в газете сотрудничали Маркс и Энгельс, оказывая также помощь и в ее редактировании. Помимо перепечатки важнейших статей Маркса из «New-York Daily Tribune» газета публиковала ряд специально написанных для нее статей Маркса и Энгельса. В этот период газета последовательно защищала интересы рабочего класса и пропагандировала идеи социализма. Сближение Джонса с буржуазными радикалами привело к прекращению сотрудничества Маркса и Энгельса в «People's Paper» и к их временному разрыву с Джонсом. В июне 1858 г. газета перешла в руки буржуазных дельцов.


[Закрыть]

Лондон, пятница, 6 августа 1852 г.

Результаты общих выборов в британский парламент уже известны. На них я остановлюсь более подробно в своей следующей статье.

Какие же партии боролись между собой или поддерживали друг друга во время избирательной кампании?

Это – тори, виги, либерал-консерваторы (пилиты), фрит-редеры par excellence {по преимуществу, в истинном значении слова. Ред.} (приверженцы манчестерской школы[245]245
  Манчестерская школа – направление в экономической мысли, отражавшее интересы промышленной буржуазии. Сторонники этого направления, фритредеры, отстаивали свободу торговли и невмешательство государства в экономическую жизнь. Центр агитации фритредеров находился в Манчестере, где во главе этого движения стали два текстильных фабриканта – Кобден и Брайт, организовавшие в 1838 г. Лигу против хлебных законов. В 40—50-х годах фритредеры являлись особой политической группировкой, впоследствии составившей левое крыло либеральной партии.


[Закрыть], сторонники парламентской и финансовой реформы) и, наконец, чартисты.

Виги, фритредеры и пилиты объединились между собой в оппозиции к тори. Избирательная борьба собственно и разыгралась между этой коалицией, с одной стороны, и тори, с другой. Что же касается чартистов, то они стояли в оппозиции как к вигам, пилитам и фритредерам, так и к тори, выступая таким образом против всей официальной Англии.

Политические партии Великобритании в достаточной степени известны в Соединенных Штатах. Поэтому можно ограничиться здесь лишь несколькими штрихами, чтобы напомнить наиболее характерные особенности каждой из этих партий.

Тори до 1846 г. слыли хранителями традиций старой Англии. Говорили, что они видят в английской конституции восьмое чудо света, что они laudatores temporis acti {восхвалители минувшего. Ред.} и ревностные приверженцы трона, высокой церкви[246]246
  Высокая церковь – направление в англиканской церкви, имевшее приверженцев преимущественно среди аристократии; сохраняло старинные пышные обряды, подчеркивая преемственную связь с католицизмом. В противовес высокой церкви, другое направление англиканской церкви – низкая церковь, – получившее распространение главным образом среди буржуазии и низшего духовенства, делало упор на проповедь буржуазно-христианской морали.


[Закрыть], привилегий и вольностей британских подданных. Отмена хлебных законов в роковом 1846 г.[247]247
  Билль об отмене хлебных законов был принят в июне 1846 года. Так называемые хлебные законы, направленные на ограничение или запрещение ввоза хлеба из-за границы, были введены в Англии в интересах крупных землевладельцев-лендлордов. Принятие билля 1846 г. означало победу промышленной буржуазии, боровшейся против хлебных законов под лозунгом свободы торговли.


[Закрыть] и тот вопль отчаяния, который эта отмена исторгла у тори, показали, что тори являются ревностными приверженцами одной лишь земельной ренты, и в то же время разоблачили секрет их привязанности к политическим и религиозным учреждениям старой Англии. Ведь это наиболее подходящие для крупной земельной собственности-учреждения, при помощи которых она – земельная аристократия – до настоящего времени господствовала в Англии, да и сейчас еще пытается удержать свое господство. 1846 год вскрыл во всей наготе те материальные классовые интересы, которые составляют действительную основу партии тори. 1846 год сорвал с тори освященную традицией львиную шкуру, под которой до сих пор скрывались классовые интересы этой партии. 1846 год превратил тори в протекционистов. Слово «тори» было священным именем, – «протекционисты» стало житейским прозвищем; «тори» звучало как политический боевой клич, «протекционист» звучит как экономический вопль отчаяния; «тори», казалось, обозначало идею, принцип, «протекционист» выражает материальные интересы. Чему покровительствуют эти сторонники покровительственных пошлин? Своим собственным доходам, ренте со своих собственных земель. Таким образом, тори, в конечном счете, являются такими же буржуа, как и прочие; разве есть на свете такой буржуа, который не покровительствовал бы собственному кошельку? От других буржуа тори отличаются в той же мере, в какой земельная рента отличается от торговой и промышленной прибыли. Земельная рента консервативна, – прибыль выступает как сторонница прогресса; земельная рента национальна, – прибыль космополитична; земельная рента верует в государственную церковь, – прибыль же от рождения является диссиденткой. Отмена хлебных законов в 1846 г. была лишь признанием уже свершившегося факта, давно уже происшедшего изменения в элементах английского гражданского общества, а именно: подчинения интересов землевладения интересам денежных кругов, земельной собственности – торговле, сельского хозяйства – фабричной промышленности, деревни – городу. Как можно еще сомневаться в этом факте, когда сельское население Англии количественно относится к городскому, как один к трем? Материальной основой могущества тори являлась земельная рента. Земельная рента регулируется ценами на продукты питания, цены же эти искусственно удерживались на высоком уровне при помощи хлебных законов. Отмена хлебных законов понизила цены на продукты питания, что, в свою очередь, понизило земельную ренту, а с падением ренты рушилась и реальная мощь тори, на которой покоилось их политическое могущество.

Что же теперь пытаются сделать тори? Удержать за собой политическую власть, социальная основа которой уже перестала существовать. А каким путем они могут добиться этого? У них нет иного пути, кроме контрреволюции, т. е. реакции государства против общества. Они борются за насильственное сохранение таких учреждений и такой политической власти, которые были обречены на гибель с того момента, когда численность городского населения превысила численность сельского в три раза. Такого рода попытка неизбежно должна закончиться поражением тори; она ускорит и обострит социальное развитие Англии и повлечет за собой кризис.

Тори вербуют своих сторонников среди той части фермеров-арендаторов, которые либо еще не отучились видеть в лендлордах своих естественных повелителей, либо экономически зависят от них, либо еще не понимают, что между интересами фермера и интересами лендлорда ровно столько же общего, сколько между интересами человека, берущего взаймы, и интересами ростовщика. Тори находят сторонников и поддержку также в кругах, заинтересованных в колониальных барышах и прибылях от судоходства, и среди приверженцев государственной церкви, – словом, среди всех тех элементов, которые считают необходимым защищать свои интересы против неизбежных последствий развития современной фабричной промышленности и против подготовленной ею социальной революции.

Потомственным врагом тори являются виги – партия, у которой с американскими вигами[248]248
  Виги – название партии в США, представлявшей, главным образом, интересы промышленной и финансовой буржуазии, к которой примыкала также часть плантаторов. Партия вигов существовала с 1834 по 1852 г., когда обострение борьбы по вопросу о рабстве вызвало раскол и перегруппировку в политических партиях страны. Большинство вигов вместе с частью демократической партии и фермерской партией (фрисойлеры) образовали в 1854 г. республиканскую партию, выступавшую против рабства. Остальная часть вигов примкнула к демократической партии, защищавшей интересы плантаторов-рабовладельцев.


[Закрыть] нет ничего общего, кроме названия.

Английские виги образуют в политической естественной истории такой вид, который, подобно всем представителям класса амфибий, преспокойно существует, но с трудом поддается описанию. Назовем ли мы их, по примеру их противников, тори в отставке? Или будем видеть в них защитников определенных народных принципов, как это предпочитают делать писатели континента? В последнем случае мы могли бы попасть в такое же затруднительное положение, в какое попал историограф вигов, г-н Кук, с большим naivete {простодушием, наивностью. Ред.} заявивший в своей «Истории партий»[249]249
  G. W. Cooke. «The History of Party; from the Rise of the Whig and Tory Factions, in the Reign of Charles II, to the Passing of the Reform Bill». Vol. 1–3, London, 1836–1837 (Дж. У. Кук. «История партий от возникновения фракций вигов и тори в период правления Карла II до принятия билля о реформе». Тт. 1–3, Лондон, 1836–1837).


[Закрыть], что хотя партия вигов и опирается на ряд «либеральных, нравственных и просвещенных принципов», но ей, к величайшему сожалению, за все время ее более чем полуторавекового существования каждый раз, когда она была у власти, что-нибудь да мешало провести эти принципы в жизнь. Таким образом, виги, по признанию их собственного историка, на деле представляют собой нечто весьма отличное от провозглашаемых ими «либеральных и просвещенных принципов». Эта партия, таким образом, оказывается точь-в-точь в положении того пьяницы, который, представ перед лорд-мэром, утверждал, что он в принципе сторонник трезвости, но по воскресеньям каждый раз совершенно случайно напивается пьяным.

Но оставим в стороне принципы вигов; мы сможем лучше выяснить, кем они являются, на основании исторических фактов, по тому, что они делают, а не по тому, во что они когда-то верили и что хотели бы внушить о своей роли другим людям.

Подобно тори, виги принадлежат к числу крупных землевладельцев Великобритании. Больше того, наиболее старинные, богатые и надменные землевладельцы Англии как раз и образуют ядро партии вигов.

Чем же они отличаются от тори? Виги являются аристократическими представителями буржуазии, промышленного и торгового среднего класса. За то, что буржуазия предоставляет им, этой олигархии аристократических родов, монополию управления и исключительное право замещения государственных должностей, они делают буржуазии все те уступки, неизбежность и неотложность которых уже обнаружились в ходе самого социального и политического развития, и помогают ей добиться проведения их в жизнь. Не больше и не меньше. И каждый раз, когда такого рода неотвратимая мера принимается, виги громогласно возвещают, что тем самым достигнут предел исторического прогресса, что все общественное развитие дошло до своей конечной цели, после чего они «цепко держатся» за эту «предельную точку»[250]250
  Намек на ироническое прозвище «Джон Предельная точка», данное радикалами лидеру партии вигов Джону Расселу после его выступления в 1837 г., в котором он охарактеризовал парламентскую реформу 1832 г. как предел конституционного развития Англии.


[Закрыть]. Виги могут легче, нежели тори, перенести сокращение своих доходов от аренды, так как они считают, что являются божьей милостью откупщиками доходов Британской империи. Они могут отказаться от монополии, созданной хлебными законами, пока они рассматривают монополию правительственной власти как свое родовое достояние. Со времени «славной революции» 1688 г.[251]251
  Название «славной революции» в английской буржуазной историографии получил государственный переворот 1688 г., после которого в Англии упрочилась конституционная монархия, основанная на компромиссе между земельной аристократией и финансовой буржуазией.


[Закрыть], за исключением кратких перерывов, связанных главным образом с первой французской революцией и последовавшей за ней реакцией, государственные должности постоянно принадлежали вигам. Кто вспомнит этот период истории Англии, тот не обнаружит у вигизма других отличительных признаков, кроме стремления сохранить власть своей родовой олигархии. Интересы и принципы, которые виги помимо того время от времени защищают, принадлежат не им самим, а навязаны им развитием промышленного и торгового класса – развитием буржуазии. Подобно тому как после 1688 г. виги объединились с финансовыми магнатами, которые как раз к тому времени приобрели большое влияние, так в 1846 г. мы видим их объединившимися с промышленными магнатами. Виги столь же мало сделали для проведения билля о реформе в 1831 г.[252]252
  Речь идет о реформе избирательного права, принятой английской палатой общин в 1831 г. и окончательно утвержденной палатой лордов в июне 1832 года. Реформа была направлена против политической монополии земельной и финансовой аристократии и открыла доступ в парламент представителям промышленной буржуазии. Пролетариат и мелкая буржуазия, которые являлись главной силой в борьбе за реформу, были обмануты либеральной буржуазией и не получили избирательных прав.


[Закрыть], как и для проведения фритредерского билля 1846 года. Оба эти реформистские движения – как политическое, так и торговое – были движениями буржуазии. Как только одно из этих движений настолько усиливалось, что становилось непреодолимым, как только оно превращалось в то же время в вернейшее средство для изгнания тори с правительственных постов, – виги выступали на сцену, брали бразды правления в свои руки и обеспечивали себе ту часть плодов победы, которая касалась правительственной власти. В 1831 г. они довели политическую сторону реформы как раз до той грани, до которой ее нужно было довести, чтобы буржуазия не осталась совершенно неудовлетворенной; после 1846 г. они ограничили свои фритредерские мероприятия настолько, насколько это было необходимо, чтобы спасти для земельной аристократии как можно больше привилегий. Каждый раз они перехватывали движение для того, чтобы помешать его дальнейшему развитию и в то же время вернуть себе свои посты.

Совершенно очевидно, что с того момента как земельная аристократия окажется не в состоянии больше удерживать свои позиции, играя роль самостоятельной силы, и вести борьбу за власть в качестве самостоятельной партии – словом, когда тори окончательно падут, в английской истории не останется места и для вигов. Раз аристократия уничтожена, какой толк в аристократическом представительстве буржуазии, противостоящем этой аристократии?

В средние века, в начальную пору подъема городов, германские императоры, как известно, ставили над ними имперских наместников – «advocati» – для защиты этих городов от окрестного дворянства. Но когда благодаря росту населения и богатства города оказывались достаточно сильными и независимыми, чтобы не только отражать нападение дворян, но и нападать на них, они немедленно прогоняли титулованных наместников – advocati.

Виги были такими advocati для британской буржуазии, и их монополия на власть должна рухнуть в тот самый момент. когда рухнет монополия тори на землю. Виги вырождались из партии в клику по мере того, как буржуазия приобретала больше независимости и силы.

Само собой ясно, какую отвратительную смесь разнородных элементов должны представлять собой английские виги: приверженцы феодальной системы и в то же время сторонники Мальтуса; денежные мешки с феодальными предрассудками; аристократы без чувства чести; буржуа без промышленной энергии; ретрограды с прогрессивными фразами на устах; поборники прогресса, фанатически преданные консерватизму; дельцы, отмеривающие гомеопатическими дозами реформы; покровители всякого рода кумовства; великие мастера подкупа; ханжи в религии, тартюфы в политике. Массы английского народа отличаются здоровым эстетическим чутьем. Они питают поэтому инстинктивное отвращение ко всему пестрому и двусмысленному, к летучим мышам и к партии Рассела. Вместе с тори народные массы Англии, городской и сельский пролетариат, питают ненависть к «денежным мешкам», а вместе с буржуазией они ненавидят аристократов. В вигах же народ ненавидит и тех и других – аристократию и буржуазию, лендлорда, который его угнетает, и денежного туза, который его эксплуатирует. В лице вигов народ ненавидит олигархию, которая правит Англией в течение более ста лет и которая отстранила народ от управления его собственными делами.

Пилиты (либерал-консерваторы) являются не партией, а скорее воспоминанием о партийном деятеле, о покойном сэре Роберте Пиле. Но англичане слишком прозаический народ, чтобы считать воспоминания пригодными на что-либо иное, кроме сочинения элегий. Теперь же, когда английский народ повсюду в стране воздвиг покойному сэру Роберту Пилю монументы из бронзы и мрамора, он тем более считает возможным обойтись без ходячих монументов Пилю в лице Грехемов, Гладстонов, Кардуэллов и т. д. Так называемые пилиты представляют собой не что иное, как штаб чиновников, вышколенных для себя Робертом Пилем. И так как штаб этот довольно многочисленный, то эти чиновники на мгновение забывают, что за ними нет никакой армии. Таким образом, пилиты – это бывшие сторонники Пиля, которые не решили еще, к какой партии им примкнуть. Но такого рода колебания, понятно, не являются достаточным основанием для образования самостоятельной политической партии.

Остаются еще фритредеры и чартисты. Их краткие характеристики я дам в следующей статье.

Написано К. Марксом 2 августа 1852 г.

Напечатано в газетах «New-York Daily Tribune» № 3540, 21 августа 1852 г. и «The People's Paper» № 22, 2 октября 1852 г.

Печатается, по тексту газеты «New-York Daily Tribune», сверенному с текстом газеты «The People's Paper»

Перевод с английского

Подпись: Карл Маркс

К. МАРКС
ЧАРТИСТЫ

Лондон, вторник, 10 августа 1852 г.

В то время как тори, виги, пилиты – словом, все партии, которые мы до сих пор рассматривали, – в большей или меньшей степени являются достоянием прошлого, фритредеры (приверженцы манчестерской школы, сторонники парламентской и финансовой реформы) являются официальными представителями современного английского общества, представителями той Англии, которая господствует на мировом рынке. Они представляют партию сознающей свою силу буржуазии, партию промышленного капитала, который стремится превратить свое социальное могущество также и в политическое и искоренить последних надменных служителей феодального общества. Во главе этой партии стоит самая активная и энергичная часть английской буржуазии – фабриканты. Они добиваются неограниченного, ничем не замаскированного господства буржуазии, открытого, официально признанного подчинения всего общества законам современного капиталистического производства и власти для тех людей, которые управляют этим производством. Под свободой торговли они понимают беспрепятственное движение капитала, освобожденного от всяких политических, национальных и религиозных пут. Земля должна стать рыночным товаром и эксплуатироваться в соответствии с общими законами торговли. Должны существовать фабриканты продуктов питания, так же как фабриканты пряжи и хлопчатобумажных тканей, но не должно быть больше аристократов-землевладельцев. Короче говоря, нельзя допускать никаких политических или социальных ограничений, регламентов или монополий, кроме тех, которые вытекают из «вечных законов политической экономии», т. е. из тех условий, при которых происходит производство и распределение капитала. Суть борьбы этой партии против старых английских учреждений – этого продукта устаревшей, быстро приближающейся к своей гибели стадии общественного развития, – выражается лозунгом: Производить как можно дешевле и устранить все faux frais производства (т. е. все излишние, не являющиеся необходимыми издержки производства). И с этим лозунгом обращаются не только к отдельным частным лицам, по главным образом ко всей нации.

Разве королевская власть со своей «варварской пышностью», со своим двором, своим цивильным листом и свитой лакеев не принадлежит к числу faux frais производства? Нация может производить и обменивать продукты и без королевской власти, поэтому долой корону! А что собой представляют синекуры дворянства, палата лордов? Faux frais производства. А большая постоянная армия? Faux frais производства. А колонии? Faux frais производства. А государственная церковь со своими богатствами, добытыми грабежом и попрошайничеством? Faux frais производства. Предоставьте священникам свободно конкурировать друг с другом, и пусть каждый платит им столько, сколько сам считает нужным. А вся громоздкая система английского правосудия с ее канцлерским судом?[253]253
  Канцлерский суд, или суд справедливости, – один из высших судов Англии, после судебной реформы 1873 г. отделение Высокого суда. В компетенцию этого суда, возглавлявшегося лордом-канцлером, входили дела, касающиеся наследства, договорных обязательств, акционерных обществ и т. д. Компетенция этого суда в ряде случаев переплеталась с компетенцией других высших судов; в противовес принятому в других судах английскому общему праву, судопроизводство в канцлерском суде велось на основе так называемого «права справедливости».


[Закрыть] Faux frais производства. Войны между нациями? Faux frais производства. Англия сможет с меньшими затратами эксплуатировать чужие нации, если она будет жить с ними в мире.

Вы видите, что этим передовым борцам британской буржуазии, приверженцам манчестерской школы, каждое учреждение старой Англии кажется с точки зрения машинного производства столь же дорогостоящим, сколь и бесполезным, лишенным какой-либо другой цели, кроме одной: мешать нации производить как можно больше и с минимальными затратами, а также свободно обменивать свои продукты. Их последним словом неизбежно является буржуазная республика^ в которой во всех сферах жизни неограниченно господствует свободная конкуренция и в общем остается лишь минимум правительственной власти, необходимый всему классу буржуазии для того, чтобы как во внутренней, так и во внешней политике обеспечивать его общие интересы и управлять его общими делами; нпо и этот минимум правительственной власти должен быть организован как можно более рационально и экономно. В других странах такую партию назвали бы демократической. Но она по необходимости революционна, и полное уничтожение старой Англии как аристократического государства является той конечной целью, к которой она более или менее сознательно стремится. Однако ее ближайшей целью является осуществление парламентской реформы, которая передала бы в ее руки законодательную власть, необходимую для подобного рода революции.

Однако британские буржуа – это не легко возбудимые французы. Если они и намерены добиться парламентской реформы, то для этого они не станут устраивать февральской революции. Напротив, одержав в 1846 г. в результате отмены хлебных законов крупную победу над земельной аристократией, они удовлетворились извлечением материальных выгод из этой победы, не позаботившись в то же время о том, чтобы сделать из нее необходимые политические и экономические выводы, и тем самым дали вигам возможность восстановить свою наследственную монополию на правительственную власть. В течение всего времени с 1846 по 1852 г. они выставляли себя в смешном виде своим боевым кличем: великие принципы и практические (читай: малые) дела! В чем причины этого? Да в том, что при каждом мощном движении они вынуждены были апеллировать к рабочему классу. Но если аристократия для них умирающий противник, то рабочий класс для них нарождающийся враг. И они предпочитают вступить в сделку с умирающим противником, нежели усиливать не показными, а реальными уступками растущего врага, которому принадлежит будущее. Поэтому они стараются избегать каких-либо насильственных столкновений с аристократией. Но историческая необходимость и тори толкают их вперед. Они неизбежно должны будут выполнить свою миссию и разрушить до основания старую Англию, Англию прошлого; а с того момента, когда они окажутся единственными обладателями политической власти, когда политическое господство и экономическая мощь сосредоточатся в одних и тех же руках и поэтому борьба против капитала не будет больше отделена от борьбы против существующего правительства, – с этого момента начнется социальная революция в Англии.

Перейдем теперь к чартистам, этой политически активной части британского рабочего класса. Шесть пунктов Хартии, за которую они борются, не содержат в себе ничего, кроме требования всеобщего избирательного права и тех условий, без которых всеобщее избирательное право было бы иллюзорным для рабочего класса, а именно: тайного голосования, вознаграждения для членов парламента, ежегодных общих выборов. Но всеобщее избирательное право равносильно политическому господству рабочего класса Англии, где пролетариат составляет огромное большинство населения, где в ходе длительной, хотя и скрытой, гражданской войны он выработал ясное сознание своего положения как. класса и где даже в сельских округах не осталось больше крестьян, а имеются лишь лендлорды, капиталистические предприниматели (фермеры) и наемные рабочие. Поэтому введение всеобщего избирательного права в Англии было бы в гораздо большей степени социалистическим мероприятием, нежели любое другое мероприятие, которому на континенте присваивается это почетное имя.

Здесь его неизбежным результатом является политическое господство рабочего класса.

О возрождении и реорганизации чартистской партии я сообщу в другой раз. В настоящий момент я остановлюсь только на недавних выборах.

Чтобы иметь право избирать в британский парламент, лицо мужского пола должно в городском избирательном округе владеть домом, доход от которого при раскладке налога в пользу бедных определен не ниже 10 ф. ст.; в графствах же нужно быть фригольдером[254]254
  Фригольдеры – одна из категорий мелких землевладельцев в Англии, которая вела свое начало от средневековых «свободных держателей».


[Закрыть], получающим ежегодный доход не ниже 40 шиллингов, или арендатором, уплачивающим ежегодно не ниже 50 фунтов стерлингов. Из одного этого уже следует, что чартисты официально могли принять лишь незначительное участие в только что закончившейся избирательной борьбе. Но чтобы объяснить, какое участие они действительно в ней принимали, я должен напомнить об одной особенности английской избирательной системы, различающей:

День выдвижения кандидатов [Nomination day] и день объявления результатов выборов [Declaration day]! Голосование поднятием рук и баллотировку!

Когда кандидаты выступают в день своего избрания и публично обращаются к народу, они в первой инстанции избираются поднятием рук. Каждый имеет право поднять руку независимо от того, принадлежит ли эта рука неизбирателю или избирателю. Лицо, за которое было поднято большинство рук, уполномоченный по выборам объявляет избранным (временно) поднятием рук. Но теперь медаль повертывается своей оборотной стороной. Избрание поднятием рук представляло собой лишь простую церемонию, акт формальной вежливости по отношению к «суверенному народу», а вежливость кончается, как только привилегиям начинает грозить опасность. Так, если поднятием рук кандидаты лиц, пользующихся привилегией избирать, оказываются неизбранными, то эти кандидаты требуют баллотировки; в ней может участвовать лишь привилегированный круг избирателей, законно же избранным объявляется только тот, кто получает большинство голосов при баллотировке. Первое избрание, поднятием рук, представляет собой лишь видимость компенсации, которую временно дают общественному мнению для того, чтобы в следующий момент тем сильнее доказать ему его бессилие.

Может, пожалуй, показаться, что это избрание поднятием рук, эта опасная формальность изобретена лишь с целью сделать смешным всеобщее избирательное право и позволить себе невинную аристократическую шутку за счет «черни» (как выражается майор Бересфорд, секретарь по военным делам). Но это было бы заблуждением. Древний обычай, первоначально общий всем германским народам, мог по традиции продержаться до XIX столетия только благодаря тому, что он без особых издержек и опасностей придает британскому классовому парламенту видимость народности. Выгода, которую господствующие классы извлекали из этого обычая, заключалась в том, что масса народа более или менее горячо защищала их особые интересы в качестве своих национальных интересов. И только тогда, когда буржуазия начала занимать независимую позицию по отношению к обеим официальным партиям – вигам и тори, – рабочие массы начали самостоятельно выступать в дни выставления кандидатов. Однако никогда раньше противоположность между голосованием поднятием рук и баллотировкой, между днем выставления кандидатов и днем объявления результатов выборов не носила такого серьезного характера, никогда она не была столь резко обозначена столкновением враждебных принципов, никогда она не была столь угрожающей, столь всеобщей, повсеместно охватившей страну, как на последних выборах 1852 года.

И что за противоположность! Достаточно было быть выдвинутым в кандидаты поднятием рук, чтобы провалиться при баллотировке. Достаточно было получить большинство при баллотировке, чтобы быть встреченным народом гнилыми яблоками и кирпичами. Избранным по всем правилам закона членам парламента пришлось, прежде всего, как следует позаботиться о безопасности своего собственного парламентского телесного «я». На одной стороне стояло большинство народа, а на другой – двенадцатая часть всего населения и пятая часть всего взрослого мужского населения страны. На одной стороне – энтузиазм, на другой – подкуп. На одной стороне – партии, отрекающиеся от своих собственных отличительных признаков: либералы, отстаивающие консервативные взгляды, и консерваторы, провозглашающие либеральные идеи; на другой – народ, заявляющий о своем существовании и защищающий свое собственное дело. На одной стороне – износившаяся машина, непрерывно вращающаяся в порочном кругу, совершенно неспособная сдвинуться ни на шаг вперед, и бесплодный процесс трения, в котором перемалываются все официальные партии, постепенно превращая друг друга в пыль; на другой – устремившаяся вперед масса нации, грозящая уничтожить порочный круг и разрушить официальную машину.

Я не собираюсь прослеживать, как по всей стране проявлялась эта противоположность между выставлением кандидатов и баллотировкой, между грозной демонстрацией рабочего класса во время избирательной кампании и трусливыми избирательными маневрами господствующих классов. Из всей массы округов я возьму только один городской избирательный округ, в котором эта противоположность сконцентрировалась, как в фокусе: речь идет о выборах в Галифаксе. В качестве соперничающих кандидатов тут выступали Эдуарде (тори), сэр Чарлз Вуд (бывший вигский канцлер казначейства и зять графа Грея), Фрэнк Кросли (манчестерец) и, наконец, Эрнест Джонс, наиболее одаренный, последовательный и энергичный представитель чартизма. Галифакс – промышленный город, и потому тори имел там мало шансов. Манчестерец Кросли объединился с вигом. Таким образом, серьезная борьба разыгралась лишь между Вудом и Джонсом, между вигом и чартистом.

«Сэр Чарлз Вуд произнес речь, продолжавшуюся около получаса; начало и вторую половину его речи совершенно нельзя было разобрать из-за возгласов неодобрения собравшейся массы. По отчету сидевшего близко от него репортера, его выступление содержало всего лишь перечень уже проведенных фритредерских мероприятий, нападки на правительство лорда Дерби и панегирик «беспримерному процветанию страны и народа!» (Возгласы: «Слушайте, слушайте!») Он не предложил ни одной новой меры в пользу реформы и едва лишь намекнул в немногих словах на билль лорда Джона Рассела о реформе избирательного права»[255]255
  Имеется в виду билль об избирательной реформе, о внесении которого Рассел сделал предварительное заявление в феврале 1852 года; билль, однако, так и не был поставлен на обсуждение парламента. Анализ содержания билля дан Энгельсом в статьях об Англии (см. настоящий том, стр. 227–230).


[Закрыть].

Так как ни в одной из больших лондонских газет правящего класса вы не найдете речи Эрнеста Джонса, то я привожу из нее более обширные выдержки.

«Встреченный с громадным энтузиазмом, Эрнест Джонс сказал:

«Избиратели и неизбиратели! Вы собрались сюда по случаю великого и торжественного праздника. Конституция признает сегодня всеобщее избирательное право в теории для того, может быть, чтобы завтра отречься от него на практике… Перед вами стоят сегодня представители двух систем, и вам надлежит решить, которые из них должны управлять вами в течение семи лет. Семь лет – это целая небольшая жизнь!..