Текст книги "Собрание сочинений. Том 8"

Автор книги: Карл Генрих Маркс

Соавторы: Фридрих Энгельс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 53 страниц)

Трудно представить себе более ужасный случай. Здоровый, крепкого сложения человек, в расцвете сил, совершающий долгий, мученический путь из Лондона в Стони-Стратфорд, его отчаянная мольба о помощи к окружающей «цивилизации», его семидневная голодовка, жестокость людей, оставивших его на произвол судьбы, поиски им крова, изгнание его то из одного, то из другого убежища, наконец, в завершение всего бесчеловечность субъекта по имени Слейд и безропотная, печальная смерть совершенно истощенного человека – картина, достаточно потрясающая, чтобы над этим задуматься.

Без сомнения, он нарушил право собственности, когда искал убежища под навесом и в заброшенном сарае!!!

Расскажите тучному дельцу из лондонского Сити об этом случае голодной смерти в период блестящего процветания, и он ответит вам словами лондонского «Economist» от 8 января:

«Приятно видеть, как процветают при свободе торговли все классы; надежды на вознаграждение усиливают их энергию; все улучшают свое производство, и как все, так и каждый в отдельности пользуются выгодой».

Написано К. Марксом 14 января 1853 г.

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 3681, 2 февраля 1853 г.

Печатается по тексту газеты

Перевод с английского

Подпись: Карл Маркс

К. МАРКС
ВЫБОРЫ. – ФИНАНСОВЫЕ ОСЛОЖНЕНИЯ. ГЕРЦОГИНЯ САТЕРЛЕНД И РАБСТВО[326]326
  Материалы об экспроприации семьей Сатерленд земли у сельского населения, приведенные в данной статье, были впоследствии использованы Марксом в двадцать четвертой главе первого тома «Капитала».


[Закрыть]

Часть страницы «People's Paper» со статьей К. Маркса «Герцогиня Сатерленд и рабство» (В «People's Paper» статья озаглавлена: «Сатерленд и рабство, или герцогиня у себя на родине»)

Лондон, пятница, 21 января 1853 г.

Перевыборы, явившиеся результатом новых мероприятий министерства, закончились. Министерство потерпело поражение. Г-н Садлер, один из лордов казначейства, считавшийся до сих пор вождем «ирландской бригады», был побежден г-ном Александером, который был избран большинством в шесть голосов. Г-н Александер обязан своим избранием коалиции оранжистов[327]327
  Орден оранжистов – реакционная террористическая организация. созданная в 1795 г. лендлордами и протестантским духовенством для борьбы против национально-освободительного движения ирландского народа. Орден систематически занимался натравливанием протестантов на ирландцев-католиков. Особенно сильным было влияние ордена в населенной протестантами Северной Ирландии. В период агитации Лиги защиты прав арендаторов (см. примечание 324) в Ирландии возникла, вопреки воле лендлордов и высшего католического и протестантского духовенства, коалиция рядовых протестантов-оранжистов и католиков.


[Закрыть] и католиков. С другой стороны, министерство победило в Оксфордском университете, где голосование продолжалось пятнадцать дней и борьба достигла крайнего напряжения. Большинством в 124 голоса Гладстон одержал победу над Дадли Персивалом, кандидатом сторонников высокой церкви[328]328
  См. примечание 246.


[Закрыть]. Поклонникам гудибрасовой логики[329]329
  Гудибрас – герой одноименной сатирической поэмы английского поэта Батлера, отличавшийся склонностью к бессмысленным рассуждениям и спорам и способностью с помощью силлогизмов доказывать самые абсурдные положения. Поэма Батлера была написана в 1663–1678 гг. и направлена против лицемерной морали и религиозного ханжества английской буржуазии.


[Закрыть] мы рекомендуем прочитать передовые двух соперничавших в этой борьбе газет – «Morning Chronicle» и «Morning Herald».

Вчера, после долгих дебатов, директора Английского банка снова повысили минимальную учетную ставку с 2¹/₂ до 3 %. Это обстоятельство немедленно повлияло на парижскую биржу, где имело место новое падение всех видов ценных бумаг. – Но если бы даже Английскому банку удалось обуздать спекуляцию в Париже, все же остался бы другой канал для утечки наличного золота – ввоз зерна. Последний урожай как в Англии, так и на континенте оценивается как урожай на одну треть ниже среднего. Вдобавок существуют также некоторый сомнения относительно того количества продовольствия, которым можно будет располагать до ближайшего урожая, ибо сев запоздал вследствие влажности почвы. Поэтому заключаются сделки на ввоз большого количества зерна, и в результате валютный курс останется неблагоприятным для Англии. Золота, прибывающего на кораблях из Австралии, недостаточно для покрытия внезапного увеличения ввоза зерна.

В одной из моих последних статей я упомянул о спекуляции железом. Первое повышение Английским банком учетной ставки с 2 до 2¹/₂ % уже повлияло на эту отрасль торговли. Шотландский чугун, стоивший за последние две недели 78 шиллингов, понизился 19 сего месяца в цене до 61 шиллинга. В торговле железнодорожными акциями, по всей вероятности, с момента повышения ставки процента также предвидится застой в силу принудительной продажи акций, которые до сих пор были депонированы в обеспечение выданных ссуд; подобные операции уже начали производиться. Однако, по моему мнению, отлив золота вызван не только вывозом золота, этому также в полной мере способствовало оживление внутренней торговли, особенно в промышленных округах.

В обстановке нынешнего временного затишья в политической жизни обращение женского собрания в Стаффорд-хаусе к американским сестрам по поводу рабства негров и «исполненное любви и христианских чувств послание многих тысяч женщин Соединенных Штатов Америки к своим сестрам, женщинам Англии» по поводу рабства белых представляют собой подлинную находку для прессы. Но ни одна из английских газет не обратила внимания на то обстоятельство, что собрание в Стаффорд-хаусе происходило во дворце и под председательством герцогини Сатерленд. А между тем этих имен – Стаффорд и Сатерленд – достаточно для того, чтобы по достоинству оценить человеколюбие английской аристократии, – человеколюбие, которое ищет себе объектов как можно дальше от родины и предпочитает, чтобы они были не по эту, а по ту сторону океана.

История обогащения семьи Сатерленд является историей разорения и экспроприации шотландско-гэльского населения, историей его изгнания с его исконных земель. Еще в Х столетии датчане высадились в Шотландии и завоевали равнины Кейтнесса, прогнав коренное население в горы. Mor-Fear-Chattaibh, как назывался по-гэльски «большой человек Сатерленда», всегда находил товарищей по оружию, готовых с опасностью для жизни защищать его против его врагов, датчан или шотландцев, чужеземцев или местных уроженцев. После революции, изгнавшей Стюартов из Британии[330]330
  Речь идет о государственном перевороте в 1688 г. (см. примечание 251), приведшем к изгнанию Якова II Стюарта и провозглашению английским королем штатгальтера Нидерландов Вильгельма III Оранского.


[Закрыть], частные распри между мелкими шотландскими клановыми вождями становились все более редкими, и английские короли, желавшие сохранить, по крайней мере, видимость своей власти в этих отдаленных округах, поощряли клановых вождей к формированию воинских частей из сородичей; при помощи этой системы лэрды, как назывались эти вожди, сумели таким образом сочетать современную военную организацию с древней плановой системой, что одна служила опорой для другой.

Для того чтобы правильно оценить осуществленную вслед за тем узурпацию, необходимо сначала точно выяснить, что собой представляет клан. Клан принадлежит к тем формам общественной жизни, которые в общем процессе исторического развития стоят на целую ступень ниже феодального строя, иными словами он принадлежит к патриархальному общественному строю. «Klaen» значит по-гэльски «дети». Все обычаи и традиции шотландских гэлов основаны на предпосылке, что все члены клана принадлежат к одной и той же родственной группе. «Большой человек» – вождь клана – с одной стороны, обладает столь же деспотической властью, а с другой стороны, столь же ограничен в своих правах кровным родством и т. п., как и любой глава рода [family]. Клану – роду – принадлежал тот округ, в котором он поселился, точно так же как в России земля, занимаемая крестьянской общиной, принадлежит не отдельным крестьянам, а всей общине. Округ, таким образом, был общей собственностью рода. При этом строе столь же мало можно говорить о частной собственности в современном смысле слова, как и сравнивать общественное положение членов клана с положением индивидов, живущих в условиях нашего современного общества. Раздел и последующее распределение земли соответствовали военным функциям отдельных членов клана. Вождь жаловал им известные наделы, в зависимости от их военных качеств, по своему усмотрению увеличивая или урезывая земельные держания отдельных старейшин, которые, в свою очередь, распределяли отдельные участки земли между своими вассалами и подвассалами. Однако округ в целом постоянно оставался собственностью клана, и как бы изменчивы ни были притязания отдельных лиц, условия держания оставались постоянными; точно так же никогда не увеличивалась военная подать, или подать, уплачиваемая лэрду, который был одновременно и военным предводителем и верховным правителем в мирное время. В общем, каждый участок земли из поколения в поколение обрабатывался одной и той же семьей, платившей твердо установленные подати. Последние были невелики и скорее представляли собой дань, уплачиваемую в знак признания верховной власти ««большого человека» и подчиненных ему старейшин, нежели земельную ренту в современном смысле слова или вообще источник дохода. Старейшины, непосредственно подчиненные «большому человеку», назывались «таксменами» [ «taksmen»], а отданная на их попечение земля носила название «так» [ «tak»]. Им, в свою очередь, были подчинены низшие слуги, стоявшие во главе каждой деревни, а этим слугам было подчинено крестьянство.

Как видите, клан есть не что иное, как организованный на военный лад род, и, как и всякий род, он столь же мало регламентирован законами, но столь же сильно связан традициями. Во всяком случае, земля является собственностью рода, внутри которого, несмотря на кровное родство, существовали такие же различия в положении, как и во всех древних азиатских родовых общинах.

Первая узурпация произошла после изгнания Стюартов посредством учреждения родовых воинских частей. С этого момента платежи сделались главным источником дохода для «большого человекам, Mor-Fear-Ghattaibh. Погрязший в расточительстве лондонского двора, он старался выжать как можно больше денег из своих слуг, а последние, в свою очередь, применяли ту же систему по отношению к тем, кто стоял ниже их. Старинная дань превратилась в твердые денежные взносы. С одной стороны, введение этих взносов явилось прогрессом, ибо оно сопровождалось точной фиксацией традиционных платежей. Но, с другой стороны, оно означало узурпацию, поскольку «большой человек» занял теперь положение лендлорда по отношению к «таксменам», а последние, со своей стороны, выступили по отношению к крестьянам в роли фермеров. А так как теперь «большой человек», не меньше чем «таксмены», нуждался в деньгах, то возникла необходимость в производстве не только для непосредственного потребления, по также для вывоза и обмена. Поэтому система национального производства должна была претерпеть изменения, а от рабочих рук, ставших в результате этих перемен излишними, надлежало избавиться. Численность населения стала вследствие этого уменьшаться. Но в XVIII столетии население в какой-то мере еще уцелело, и человек еще не был открыто принесен и жертву голой наживе, как это видно из одного места у Стюарта, шотландского экономиста, чья работа была опубликована за десять лет до труда Адама Смита. Стюарт (т. 1, гл. 16) говорит:

«Рента, уплачиваемая с этих земельных участков, весьма незначительна по сравнению с их размерами; но если сравнить ее с числом ртов, которые кормятся от этого хозяйства, то окажется, что участок земли в горной Шотландии прокармливает в десять раз больше людей, чем хозяйство тех же размеров в самых богатых областях»[331]331
  J. Steuart. «An Inquiry into the Principles of Political Oeconomy». In two volumes. Vol. I, London, 1767, p. 104 (Дж. Стюарт. «Исследование о принципах политической экономии». В двух томах. Т. I, Лондон, 1767, стр. 104).


[Закрыть].

Даже в начале XIX столетия земельные платежи были еще очень низки, о чем свидетельствует сочинение г-на Лока (1820 г.)[332]332
  J. Loch. «An Account of the Improvements on the Estates of the Marquess of Stafford, in the Counties of Stafford and Salop and on the Estate of Sutherland)). London, 1820 (Дж. Лок. «Отчет об улучшениях в поместьях маркизы Стаффорд в графствах Стаффорд и Селоп и в поместье Сатерленд». Лондон, 1820).


[Закрыть], управляющего графини Сатерленд, руководившего работами по улучшению ее имений. Он приводит, например, опись земельных платежей в имении Кинтрадоэлл за 1811 г., из которой видно, что до этого времени каждая семья должна была самое большее платить ежегодно несколько шиллингов наличными деньгами, поставлять немного домашней птицы и отбывать несколько дней барщины.

Лишь после 1811 г. была осуществлена окончательная и действительная узурпация, насильственное превращение собственности клана в частную собственность – в современном смысле слова – вождя. Лицо, стоявшее во главе этой экономической революции, было своего рода Мухаммедом-Али женского пола, хорошо усвоившим Мальтуса: то была графиня Сатерленд, или иначе маркиза Стаффорд.

Прежде всего, нужно отметить, что предками маркизы Стаффорд были «большие люди» крайней северной части Шотландии, охватывавшей почти три четверти Сатерлендшира. Это графство обширнее многих департаментов Франции или мелких немецких княжеств. Когда графиня Сатерленд унаследовала эти имения, которые она потом принесла в приданое своему мужу, маркизу Стаффорду, впоследствии герцогу Сатерленду, жившее в них население уже было уменьшено до 15000 человек. Благородная графиня решила провести радикальную экономическую реформу и превратить всю территорию в пастбище. С 1814 по 1820 г. эти 15000 жителей – около 3000 семейств – систематически изгонялись и искоренялись. Все их деревни были разрушены и сожжены, все их поля обращены в пастбища. Британские солдаты были посланы для проведения этой экзекуции, и дело доходило у них до настоящих битв с местными жителями. Одну старуху сожгли в ее собственной лачуге, так как она отказалась ее покинуть. Таким путем благородная графиня присвоила себе семьсот девяносто четыре тысячи акров земли, с незапамятных времен принадлежавших клану. В приливе щедрости она отдала изгнанным жителям около 6000 акров, по 2 акра на семейство.

Эти 6000 акров представляли собой до того времени пустырь и не приносили собственникам никакого дохода. Графиня была настолько великодушна, что сдала землю в среднем по 2 шилл. 6 пенсов за акр тем самым членам клана, которые в течение столетий проливали кровь за ее род. Всю незаконно присвоенную у клана землю она разделила на 29 крупных ферм, предназначенных для овцеводства, причем в каждой ферме жила одна-единственная семья, большей частью английские арендаторы-батраки. В 1821 г. 15000 гэлов уже были замещены 131000 овец.

Часть аборигенов, изгнанных на морской берег, пыталась просуществовать рыбной ловлей. Они превратились в амфибий и жили, по словам одного английского писателя, наполовину на земле, наполовину на воде; но и земля и вода вместе лишь наполовину обеспечивали их существование.

Сисмонди в своих «Социальных очерках» делает следующее замечание по поводу этой экспроприации сатерлендширских гэлов, послужившей, между прочим, и другим «большим людям» Шотландии примером для подражания.

«Крупные размеры сеньориальных владений являются фактом, характерным не для одной только Англии. Во всей империи Карла Великого, на всем Западе, воинственные вожди узурпировали целые провинции и обрабатывали их для себя, используя труд побежденных жителей, а иногда даже своих собственных товарищей пооружию. В IX и Х веках графства Мен, и Пуату являлись для графов этих провинций скорее тремя обширными поместьями, нежели княжествами. Швейцария, которая в столь многих отношениях похожа на Шотландию, была в то время поделена между несколькими сеньорами. Если бы графы Кибург, Ленцбург, Габсбург и Груйер находились под защитой британских законов, они достигли бы такого же положения, как и графы Сатерленд. Возможно, что многие из них обнаружили бы такую же склонность к улучшениям» (как маркиза Стаффорд) «и не одна республика в Альпах должна была бы исчезнуть, чтобы уступить место стадам овец. Даже самый деспотический монарх в Германии не мог бы позволить себе что-либо подобное»[333]333
  Маркс цитирует книгу: J.-C.-L. Simonde de Sismondi. «Etudes sur l'economie politique). T. I, Paris 1837, pp. 230–231, 237 (Ж. Ш. Л. Симонд де Сисмонди. «Очерки по политической экономии». Т. I, Париж, 1837, стр. 230–231, 237).


[Закрыть].

Г-н Лок в своей защите графини Сатерлеид (1820 г.) отвечает на это следующим образом:

«Почему именно в этом частном случае должно быть сделано исключение из правила, применяемого во всех других случаях? Почему абсолютпая власть землевладельца над его землей должна быть принесена в жертву общественному интересу и по мотивам, которые касаются лишь самого общества?»

Но, в таком случае, почему же рабовладельцы южных штатов Северной Америки должны жертвовать своими частными интересами в угоду филантропическим ужимкам ее светлости герцогини Сатерлеид?

Британская аристократия, которая повсюду заменила людей быками и овцами, будет, в свою очередь, в не столь отдаленном будущем также заменена этими полезными животными.

Процесс «очистки имений» в Шотландии, только что описанный нами, в Англии происходил в XVI, XVII и XVIII веках. Уже в XVI веке Томас Мор горько сетует по поводу него. В Шотландии этот процесс совершился в начале XIX века, а в Ирландии он в полном разгаре в данный момент. Сам благородный виконт Пальмерстон всего несколько лет тому назад «очистил» от людей свои владения в Ирландии, точно таким же способом, который был описан выше.

Если вообще какую-либо собственность правильнее было бы назвать кражей, то собственность британской аристократии является кражей в буквальном смысле этого слова. Разграбление церковных имуществ, разграбление общинных земель, мошенническое превращение феодальной и патриархальной собственности в частную собственность, сопровождаемое истреблением, – таковы правовые основания британской аристократии на ее владения. Какие услуги в этом не столь давнем процессе оказал аристократии рабски угодливый класс юристов, можно обнаружить у одного английского юриста прошлого столетия, Далримпла; в своей книге «История феодальной собственности»[334]334
  J. Dalrymple. «An Essay towards a General History of Feudal Property in Great Britain». London, 1759 (Дж. Далримпл. «Очерк общей истории феодальной собственности в Великобритании». Лондон, 1759).


[Закрыть] он с весьма наивной откровенностью свидетельствует, что в тяжбах из-за права владения каждый закон и каждый документ, касающийся собственности, толковались юристами в Англии во времена роста богатства буржуазии – в пользу буржуазии, а в Шотландии, где обогащалась аристократия, – в пользу аристократии, в обоих случаях – во враждебном народу духе.

Описанную выше турецкую реформу графини Сатерленд можно было, по крайней мере, пытаться оправдать с мальтузианской точки зрения. По другие шотландские аристократы пошли дальше. Заменив людей овцами, они вслед за тем заменили овец дичью, а пастбища – охотничьими заповедниками. Ведущая роль в этом принадлежит герцогу Атоллу.

«После завоевания Англии норманские короли превратили обширные пространства английской земли в леса; это же самое проделывают сейчас здешние лендлорды с горной Шотландией» (Р. Сомерс. «Письма из горной Шотландии», 1848)[335]335
  R. Somers. «Letters from the Highlands; or, the Famine of 1847». London – Edinburgh – Glasgow, 1848, p. 27 (P. Сомерс. «Письма из горной Шотландии; или Голод 1847 года». Лондон – Эдинбург – Глазго, 1848, стр. 27).


[Закрыть].

А что же стало с массой тех человеческих существ, которые были согнаны с земли, дабы освободить место для дичи герцога

Атолла и овец графини Сатерленд? Куда они вынуждены были бежать? Где нашли они убежище?

В Соединенных Штатах Северной Америки.

Враги английского наемного рабства имеют право клеймить рабство негров, но герцогиня Сатерленд, герцог Атолл, хлопчатобумажные лорды Манчестера – никогда!

Написано К. Марксом 21 января 1853 г.

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 3687, 9 февраля 1853 г. и в сокращенном виде в газете «The People's Paper» № 45, 12 марта 1853 г.

Печатается по тексту газеты «New-York Daily Tribune», сверенному с текстом газеты «The People's Paper»

Перевод с английского

Подпись: Карл Маркс

К. МАРКС
СМЕРТНАЯ КАЗНЬ. – ПАМФЛЕТ г-на КОБДЕНА. МЕРОПРИЯТИЯ АНГЛИЙСКОГО БАНКА[336]336
  Настоящая статья является первой статьей, написанной Марксом на английском языке (см. примечание 244).


[Закрыть]

Лондон, пятница, 28 января 1853 г.

В «Times» от 25 января в статье, озаглавленной «Мания вешаться», развиваются следующие мысли:

«Уже нередко замечалось, что в нашей стране за каждой публичной казнью, как правило, тотчас же следует ряд случаев смерти через повешение, либо в результате самоубийства, либо в результате несчастного случая; это является следствием того сильного действия, которое казнь известного преступника оказывает на болезненно-впечатлительные и незрелые умы».

В качестве иллюстрации к этому утверждению «Times» приводит несколько случаев; один из них произошел с неким сумасшедшим в Шеффилде, который, после разговора с другими сумасшедшими о казни Барбура, покончил жизнь самоубийством, повесившись. Другой случай произошел с четырнадцатилетним мальчиком, который тоже повесился.

Ни одному разумному человеку не придет, наверное, в голову, подтверждением какой доктрины должны были служить перечисленные факты. Речь идет не более и не менее, как о прямом апофеозе палача, поскольку смертная казнь превозносится как ultima ratio {последний довод, крайнее средство. Ред.} общества. И все это помещено в ведущей статье «ведущей газеты».

«Morning Advertiser» сопровождает свои весьма резкие, по справедливые критические замечания по поводу пристрастия «Times» к виселице и кровавой логики этой газеты следующей любопытной хроникой за сорок три дня 1849 года:

Эта таблица показывает – и это вынужден признать «Times», – что не только самоубийства, но и самые зверские убийства совершаются тотчас же вслед за казнью преступников. Вызывает удивление, что в упомянутой статье даже не приводится ни одного аргумента, ни одной посылки в пользу развиваемой в ней варварской теории. И действительно, весьма трудно, а, может быть, вообще невозможно, найти принцип, посредством которого можно было бы обосновать справедливость или целесообразность смертной казни в обществе, кичащемся своей цивилизацией. Наказание, как правило, оправдывалось как средство либо исправления, либо устрашения. Но какое право вы имеете наказывать меня для того, чтобы исправлять или устрашать других? И вдобавок еще история и такая наука как статистика с исчерпывающей очевидностью доказывают, что со времени Каина мир никогда не удавалось ни исправить, ни устрашить наказанием. Как раз наоборот! С точки зрения абстрактного права существует лишь одна теория наказания, которая в абстрактной форме признает достоинство человека: это – теория Канта, особенно в той более строгой формулировке, которую придал ей Гегель. Гегель говорит:

«Наказание есть право преступника. Оно – акт его собственной воли. Преступник объявляет нарушение права своим правом. Его преступление есть отрицание права. Наказание есть отрицание этого отрицания, следовательно есть утверждение права, которого домогается сам преступник и которое он сам себе насильно навязывает»[337]337
  G. W. F. Hegel. «Grundlinien der Philosophie des Rechts». Berlin, 1821 (Г. В. Ф. Гегель. «Основы философии права». Берлин, 1821).


[Закрыть].

В этих положениях кое-что, без сомнения, кажется правдоподобным, поскольку Гегель, вместо того чтобы усматривать в преступнике только простой объект, раба юстиции, поднимает его до ранга свободного, самоопределяющегося существа. Но, вникнув несколько глубже в суть дела, мы обнаруживаем, что здесь, как и во многих других случаях, немецкий идеализм лишь санкционирует в мистической форме законы существующего общества. Разве это не заблуждение, когда определенного индивида, с действительными мотивами его поступков, с влияющими на него многообразными социальными условиями подменяют абстракцией «свободной воли», когда человека как такового подменяют лишь одним из многих его свойств? Такая теория, рассматривающая наказание как результат собственной воли преступника, является лишь спекулятивным выражением древнего «jus talionis» {«права тождественного возмездия». Ред.} – око за око, зуб за зуб, кровь за кровь. Скажем прямо, без всяких длинных повторений: наказание есть не что иное, как средство самозащиты общества против нарушений условий его существования, каковы бы ни были эти условия. Но хорошо же то общество, которое не знает лучшего средства самозащиты, чем палач, и которое через «ведущую газету мира» провозглашает свою собственную жестокость вечным законом.

Г-н А. Кетле в своем превосходном научном труде «Человек и его способности»[338]338
  A. Quetelet. «Sur l'homme et le developpement de ses facultes, ou Essai de physique sociale». Tomes I–II, Paris, 1835 (А. Кетле. «О человеке и развитии его способностей, или Опыт социальной физики». Тт. I–II, Париж, 1835). Маркс пользовался английским переводом этой книги, вышедшим в Эдинбурге в 1842 году.


[Закрыть] говорит:

«Существует бюджет, по которому мы платим с ужасающей регулярностью: это – расходы на тюрьмы, казематы, эшафоты… Мы даже можем предсказать, сколько лиц обагрят свои руки кровью своих ближних, сколько – прибегнут к подлогу, сколько – пустят в ход яд, почти таким же способом, как мы предсказываем число ежегодных рождений и смертей».

В своем прогнозе вероятных преступлений, опубликованном в 1829 г., г-н Кетле действительно с поразительной точностью предсказал не только общее число, но и все разнообразные виды преступлений, которые были затем совершены во Франции в 1830 году. Приводимая Кетле нижеследующая таблица за 1822–1824 гг. показывает, что среднее число преступлений, совершаемых среди той или иной национальной части общества, зависит не столько от особых политических учреждений данной страны, сколько от основных условий, свойственных современному буржуазному обществу в целом. Из ста осужденных преступников в Америке и Франции было:

Итак, если преступления, взятые в большом масштабе, обнаруживают, по своему числу и по своей классификации, такую же закономерность, как явления природы, если, по выражению Кетле, «трудно решить, в которой из двух областей» (физического мира или социальной жизни) «побудительные причины с наибольшей закономерностью приводят к определенным результатам», то не следует ли серьезно подумать об изменении системы, которая порождает эти преступления, вместо того чтобы прославлять палача, который казнит известное число преступников лишь для того, чтобы дать место новым?

Одним из злободневных событий является выход в свет памфлета г-на Ричарда Кобдена под заголовком: «1793 и 1853 гг., три письма» (140 страниц)[339]339
  R. Cobden. «1793 and 1853. In three letters». Manchester, 1853.


[Закрыть]. Первая часть этого памфлета, в которой рассматривается период революции 1793 г. и предшествующее время, заслуживает похвалы за то, что автор открыто и с большой силой обрушивается на старые английские предрассудки относительно этой эпохи. Г-н Кобден доказывает, что в революционной войне Англия была агрессивной стороной. Однако в этом вопросе он не может претендовать на оригинальность, ибо по существу он лишь повторяет, и притом в гораздо менее блестящей форме, выводы, уже сделанные величайшим из памфлетистов, каким когда-либо обладала Англия, – покойным Уильямом Коббетом. Другая часть памфлета, несмотря на то, что она написана с экономической точки зрения, имеет несколько романтическую окраску. Г-н Кобден всячески старается доказать, что предположение, будто Луи-Наполеон замышляет вторжение в Англию, совершенно абсурдно, что слухи о беззащитности Англии лишены реального основания и распространяются лишь лицами, заинтересованными в увеличении государственных расходов. Чем же он доказывает, что Луи-Наполеон не питает никаких враждебных намерений по отношению к Англии? Утверждением, что Наполеон не имеет никакого разумного основания ссориться с Англией. А чем доказывается невозможность неприятельского вторжения в страну? Тем, говорит г-н Кобден, что в течение 800 лет Англия не подвергалась вторжению. Наконец, какие доводы приводит он в доказательство того, что крики о неудовлетворительном состоянии обороны являются просто своекорыстным обманом? Заявление высших военных властей о том, что они чувствуют себя в полной безопасности!

Луи-Наполеон никогда еще не имел даже в Законодательном собрании столь легковерного почитателя своих честных и мирных намерений, какого он теперь совершенно неожиданно нашел в лице г-на Ричарда Кобдена. «Morning Herald», обычный защитник Наполеона, напечатал (во вчерашнем номере) письмо, адресованное г-ну Кобдену и, как утверждают, инспирированное непосредственно самим Бонапартом; в нем августейший герой Сатори[340]340
  Намек на Луи Бонапарта, устроившего смотр войскам в Сатори (см. настоящий том, стр. 170).


[Закрыть] заверяет нас, что он появится в Англии лишь в том случае, если королева {Виктория. Ред.}, подвергшись угрозе со стороны восставшей демократии, будет нуждаться в 200000 его decembraillards, или горлодеров^{48}. Но ведь этой демократией, согласно мнению «Herald», является не кто иной, как Кобден и компания!

Мы должны сознаться, что, внимательно прочитав упомянутый памфлет, сами начинаем испытывать опасение, не предвидится ли что-либо вроде нашествия на Великобританию. Г-н Кобден не принадлежит к числу счастливых пророков. После отмены хлебных законов он предпринял путешествие по континенту, посетив даже Россию, и по возвращении объявил, что все находится в наилучшем порядке, что времена насилия отошли в прошлое, что народы целиком и полностью поглощены торговой и промышленной деятельностью и отныне избрали для себя спокойный, чисто деловой путь развития, без политических бурь, взрывов и потрясений. Не успело его пророчество дойти до континента, как во всей Европе разразилась революция 1848 г., сыграв в некотором роде роль иронического эха к кротким предсказаниям г-на Кобдена. Он говорил о мире там, где никакого мира не было.

Было бы большой ошибкой предполагать, что доктрина мира манчестерской школы имеет глубокое философское значение. Она сводится лишь к тому, что феодальный метод ведения войны должен быть заменен торговым, что место пушек должен занять капитал. Общество мира созвало вчера в Манчестере собрание, на котором было почти единодушно провозглашено, что не было бы никаких оснований подозревать Луи-Наполеона в каких-либо замыслах против безопасности Англии, если бы пресса прекратила свои отвратительные нападки на его правление и умолкла! Принимая во внимание это заявление, кажется весьма странным, что увеличение расходов на армию и флот было проведено в палате общин, не встретив никакой оппозиции, и что ни один из членов парламента, присутствовавших на конференции мира[341]341
  Имеется в виду международный конгресс мира в Манчестере, созванный Обществом мира (см. примечание 104) в конце января 1853 года. Особую активность на конгрессе проявляли фритредеры. Конгресс принял ряд резолюций против антифранцузской военной пропаганды в Англии и увеличения вооружений; эти резолюции не имели, однако, практического значения.


[Закрыть], не обмолвился ни единым словом против предложенного увеличения вооруженных сил.

В период политического затишья, вызванного отсрочкой заседания парламента, прессу занимают два важнейших вопроса: предстоящий билль о реформе и последние распоряжения Английского банка об учетной ставке.

«Times» от 24 сего месяца сообщает публике, что подготовляется новый билль о реформе. О характере этого билля о реформе можно судить но предвыборной речи сэра Чарлза Вуда в Галифаксе, в которой он высказался против принципа равных избирательных округов; далее, по речи Джемса Грехема в Карлайле, в которой он отверг тайное голосование, и, наконец, по негласно циркулирующему мнению, что даже крохотные реформистские пилюли, прописанные в феврале 1852 г. Джонни Расселом[342]342
  См. примечание 255.


[Закрыть], считаются слишком сильно действующими и опасными. Но есть признаки, внушающие еще большее подозрение. Рупор коалиционного министерства, «Economist», в номере от 22 января утверждает не только, что

«реформа нашей представительной системы не так уж давно значится в списке насущных и неотложных вопросов», но что «у нас отсутствует еще предварительный материал для законодательной деятельности. Расширение, уравнение, урегулирование, пересмотр, охрана и перераспределение избирательных нрав – таковы отдельные стороны вопроса, из которых каждая требует глубокого обдумывания и серьезного изучения… Нельзя сказать, что известная часть наших государственных деятелей не обладает в должной мере полезными знаниями по всем этим вопросам или по некоторым из них, но их знания нахватаны, а не добыты трудом; они хаотичны, односторонни и неполны… Очевидно, здесь может помочь лишь избрание комиссии по исследованию вопроса, на которую следует возложить изучение всего, что прямо или косвенно относится к данному предмету».

Итак, нашему мафусаилову министерству[343]343
  Намек на преклонный возраст членов коалиционного правительства Абердина. Мафусаил – мифический библейский патриарх, якобы проживший 969 лет; выражение «мафусаилов век» – синоним исключительного долголетия.


[Закрыть] снова предстоит заняться изучением политических наук coram publico {при всем народе, публично. Ред.}. Коллеги Пиля, коллеги Мелбурна, помощник Каннинга, заместитель Грея-старшего, люди, служившие при лорде Ливерпуле или в кабинете лорда Гренвилла, все эти новички, начавшие свою деятельность полвека тому назад, оказывается, неспособны, за недостатком опыта, сделать парламенту какое-либо радикальное предложение об избирательной реформе. Итак, старая пословица, что опыт приходит с годами, по-видимому, опровергнута. «Подобная скромность среди коалиции ветеранов различных партий слишком комична для того, чтобы ее легко было описать!» – восклицает «Daily News», спрашивая: