355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Карен Мари Монинг » За горным туманом (др. перевод) (ЛП) » Текст книги (страница 13)
За горным туманом (др. перевод) (ЛП)
  • Текст добавлен: 21 октября 2016, 21:22

Текст книги "За горным туманом (др. перевод) (ЛП)"


Автор книги: Карен Мари Монинг



сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

– Почему это так важно для тебя? Почему ты вообще об этом беспокоишься?

Его настроение мгновенно изменилось.

– Дай мне шанс, красотка. Ты сказала, что эстетически я тебе нравлюсь. Но ты не можешь по-настоящему сравнивать мужчин, до тех пор, пока ты не попробовала удовольствия, которое они могут доставить тебе. Ложись со мной, красотка. Позволь мне…

– Прекрати это!

– Когда ты увидела меня ковавшим железо, это зажгло в тебе огонь. – Напряженные черные глаза Адама вглядывались в ее глаза, проникновенно и глубоко. Он взял ее руку и поднес ее ладонью вверх к своим губам.

– Да, но это было до того, как я увидела… – Она резко оборвала себя.

– Хока, – горько выплюнул Адам. – Великолепного Хока. Хока – живую легенду. Хока – соблазнительного ублюдка. Хока – королевскую шлюху. Помнишь?

Она печально посмотрела на него.

– Прекрати это, Адам, – наконец сказала она.

– Ты спала с ним?

– Это не твое дело! И отпусти мою руку! – Она попыталась вытащить свою руку из его хватки, но его он сжал ее крепче, и когда его пальцы ласкали ее запястье, она ощутила как замешательство наступает на ее чувства.

– Ответь мне, красотка. Ты лежала вместе с Хоком?

Она с трудом сглотнула. Я не буду отвечать ему, упрямо обещала она, даже когда ее губы прошептали «Нет».

– Значит, игра все еще идет, красотка, и я все же должен выиграть. Забудь Хока. Думай об Адаме, – пропел он и захватил ее губы жестоким поцелуем.

Эдриен казалось погружалась все глубже и глубже в темное море, которое заставило е захотеть встряхнуться и прийти в себя.

– Адам. Скажи это, красотка. Позови меня.

Где был Хок, когда она так нуждалась в нем?

– Х-х-хок, – прошептала она напротив причиняющего боль рта Адама.

Разгневанный, Адам заставил ее наклонить голову, пока она не встретилась глазами с его яростным взглядом. И пока Эдриен смотрела, темные черты Адама казалось странно замерцали, изменяясь… но это невозможно, уверяла она себя. Темные глаза Адама внезапно показались имеющими такие же золотые крапинки как у Хока, нижняя губа Адама внезапно изогнулась в чувственном приглашении, таком же, как и у Хока.

– Это именно то, что я должен сделать, чтобы получить тебя, красотка? – горько спросил Адам.

Эдриен смотрела, очарованная и ужасающаяся. Лицо Адама таяло и переопределялось, и он с каждым проходящим мгновением он становился все более похожим на ее мужа.

– Я должен прибегнуть к такому трюку? Это единственный способ, при котором ты примешь меня?

Эдриен протянула дрожащую руку, чтобы прикоснуться его странно трансформировавшегося лица.

– А-адам, п-прекрати это!

– Это заставляет тебя гореть, красотка? Если у меня будет его лицо, его руки? Потому у меня они будут, если это так!

Тебе это снится, сказала она себе. Ты заснула, и тебе снится очень, очень плохой кошмар, но это пройдет.

Руки Адама легли на ее груди и пальцы ледяного огня послали столб острых ощущений вдоль ее позвоночника… но это было не удовольствие.

* * *

В дюжине шагов позади застыл на полпути Хок, после того, как он пролетел по длинному мосту, ведущему в сады. Линия за линией, мускул за мускулом, его лицо становилось маской ярости и боли.

Как давно он уехал? Двенадцать часов назад? Полдня?

Раня, которую он получил, спасая ее жизнь, сердито жгла его руку, в то время как его желание к ней точно так же пульсировало под килтом.

Он заставил себя смотреть долгое время, чтобы навсегда запечатлеть в памяти, каким дураком он был, потому что хотел эту девушку. Потому что любил ее, даже хотя она предала его.

Твердое, бронзовое тело кузнеца прижалось по всей длине к страстным изгибам его жены, когда они сидели на краю фонтана. Его руки вплелись в ее светло-серебристую гриву и его рот был прижат к поддающимся губам его жены.

Хок смотрел, как она застонала, руки в безумной потребности обхватили кузнеца… как она потянула его за волосы, отчаянно цеплялась за его плечи.

Трава и цветы были вырваны из ароматной земли под его ногами, когда Хок пошел прочь.

* * *

Эдриен сражалась за свое здравомыслие.

– Убирайся… ид-ди обратно в тот ад… из к-которого т-ты п-пришел… – Эти слова забрали всю энергию, которая еще оставалась у нее, и оставили ее вяло задыхаться от недостатка воздуха.

Ощупывавшие ее руки резко освободили ее.

Она свалилась с выступа и приземлилась с всплеском в фонтан.

Прохладная вода моментально смыла всю завесу замешательства. Она в ужасе съежилась, ожидая что рука кузнеца протянется к ней, но ничего не случилось.

– А-адам?

Дыхание шаловливого ветерка коснулось ее охлажденных сосков через тонкий материал платья.

– Ох! – она торопливо прикрыла их ладонями.

– А-адам? – позвала она, немного громче.

Ответа не было.

– Кто ты на самом деле? – яростно закричала она в опустевший утренний воздух.

Глава 24

В депрессии, Эдриен решила, что она не будет есть. Она размышляла, существовали ли сигареты в 1513 году, пересмотрела свое решение, и решила позавтракать.

Да тех пор, пока она не нашла виски.

Весьма своевременно, подумала она, сидя в его кабинете и забрасывая ноги на его стол. Она налила приличную порцию виски в резной хрустальный бокал и сделала обжигающий глоток.

– Ох, – глубокомысленно сказала она столу, – но они делают действительно прекрасную смесь, не так ли?

Она провела остаток дня и вечер в его священном убежище, скрываясь от странных заигрываний кузнеца, неизменного интереса Лидии, и собственной сердечной боли. Она читала его книги, смотря на моросящий дождь, который начался, пока она осушала бокал шотландского виски. У него прекрасный вкус по отношению к книгам, подумала она. Она могла бы влюбиться в человека, который любит читать.

Позже, когда она рылась в его столе, она сказала себе, что у нее есть на это все права, потому что, в конце концов, она его жена. Письма друзьям, от друзей, письма его матери, когда он был далеко, лежали аккуратно перевязанные лентой в шкатулке.

Эдриен просмотрела ящики стола, найдя миниатюры сестры и брата Хока. Она нашла мальчишеские сокровища, которые согрели его сердце: кожаный мяч с много раз починенными швами, хитроумно вырезанные фигурки животных, камешки и безделушки.

После второго стакана виски он нравился ей полностью и слишком сильно. «Достаточно виски, Эдриен. И уже давно прошло то время, когда тебе надо было что-нибудь съесть».

На неустойчивых ногах, она побрела к Большому Залу.

* * *

– Жена. – В голосе не было тепла.

Эдриен вздрогнула и задохнулась. Она обернулась и оказалась лицом к лицу с Хоком. Но разве он не уехал в Устер, не так ли? Очевидно нет. Ее сердце взлетело. Она готова попробовать, но что-то в его взгляде нервировало ее и она не имела ни малейшего понятия почему. Она прищурила глаза и внимательно посмотрела на него.

– Ты выглядишь явно придирчивым, – сказала она. Она пискнула от испуга, когда он бросился к ней. – Ч-что ты делаешь, Хок?

Его руки стальной хваткой сомкнулись вокруг ее запястий, в то время как он использовал свое тело, чтобы прижать ее спиной к прохладному камню коридора.

– Хок, что…

– Тихо, девушка.

Широко раскрытыми глазами она смотрела ему в лицо, в поисках подсказки, которая поможет объяснить ледяную враждебность в его глазах.

Он просунул свою мускулистую ногу между ее бедер, жестоко раздвинув их.

– Ты пила, девушка.

Его дыхание веяло теплом на ее лицо, она могла обонять сильный запах алкоголя.

– Вот как? Так и ты тоже! И я думала, что ты в Устере!

Его красивые губы исказились в горькой усмешке.

– Да, я вполне осведомлен о том, что ты думала, что я в Устере, жена. – Его акцент скрипел неразборчиво, выдавая степень его ярости.

– Хорошо, я не вижу, почему ты так зол на меня. Это ты, у кого было девять миллионов любовниц, и это ты уехал, не попрощавшись, и это ты, кто не…

– Что хорошо для гусака, не обязательно будет хорошо для гусыни, – прорычал он. Он погрузил руку в ее волосы и резко дернул ее голову назад, обнажив бледный изгиб ее горла. – Ни в спиртном, ни в любовниках, жена.

– Что? – Он нес какую-то бессмыслицу, говоря о фермерских животных, когда она пыталась вести разумную серьезную беседу с ним. Она задохнулась, когда он нежно укусил ее в основание шеи, где беспорядочно бился ее пульс. Если она не смогла справить с этим мужчиной, когда он был трезвый, она точно не сможет сделать это, когда он подвыпивший.

С мучительной медленностью он провел языком вниз по ее шее и по верхней части изгибов ее грудей. У нее во рту пересохло и целая стая щебечущих птиц вспорхнула у нее в животе.

– Ты распутница, – выдохнул он, прикасаясь к ее безупречной коже.

Эдриен тихо застонала, частично от боли, вызванной его словами и частично от удовольствия от его прикосновения.

– Вероломная, жестокая красавица, что я сделал, чтобы заслужить это?

– Что я сделала…

– Нет! – загремел он. – Никаких слов. Я больше не собираюсь страдать от медовой лжи, расточаемой этой сладкой лживой змеей, которую ты называешь ртом. Да, девушка, ты обладаешь наиболее жестоким ядом. Лучше бы я позволил этой стрелке или той стреле попасть в тебя. Я был дураком, позволив себе пережить хотя бы один момент боли из-за тебя.

«Я опять сплю?» – удивилась она. Но она знала, что не спит, потому что никогда во сне она так не осознавала каждый дюйм своего тела, своего предательского тела, которое умоляло прижаться ближе к этому мужчине, который источал сексуальность даже в гневе.

– Скажи мне, что он дает тебе, и чего нет у меня! Скажи мне, что ты жаждешь от этого мужчины. И после того, как я покажу тебе каждый дюйм того, что я могу дать тебе, тогда ты сможешь сказать мне, все ли еще ты считаешь, что у него есть больше чем у меня.

– Кузнец? – недоверчиво спросила она.

Он полностью игнорировал ее вопрос.

– Я должен был сделать это очень давно. Ты – моя жена. Ты разделишь мою постель. Ты принесешь мне детей. И несомненно, к тому времени, когда я закончу с тобой, ты никогда больше не произнесешь этого слова. Я рассказал тебе однажды правила Хока. Сейчас я напоминаю тебе в последний раз. Кузнец и Адам – никогда больше не говори мне этих двух слов. А если это случиться, я накажу тебя так жестоко и по-новому, что ты будешь жалеть о том, что родилась.

Слова были сказаны с такой раскаленной добела, но все же осторожно контролируемой яростью, что Эдриен даже не начала спрашивать, что за наказание он может иметь в виду. Он инстинктивно поняла, что она никогда не захочет узнать это. Когда она открыла рот, чтобы сказать что-то, Хок потерся своим телом о ее тело, тесно прижав свой твердый член между ее бедер. И вместо слов, которые она хотела произнести, она выдохнула воздух со свистом, который перешел в хриплый стон. Эдриен хотела раствориться в нем, вжаться в его тело со всей страстностью. Она даже не могла стоять рядом с этим мужчиной, не желая его.

Его улыбка была насмешливой и жестокой.

– С ним ты ощущаешь то же самое, девушка? Он может доставить тебе столько же удовольствия?

Ни один мужчина не может, лихорадочно подумала она, когда ее губы жадно двигались под его губами. Хок тихо зарычал, накрывая своим ртом ее губы в безжалостном, причиняющем боль поцелуе.

Эдриен почувствовала его руку, поднимающую ее юбку и осознала, что в теперешней ярости Хок собирается взять ее прямо здесь, в тусклом и холодном коридоре. Подвыпивший или нет, это был не тот путь, который планировала Эдриен для расставания со своей девственностью, сохраненной с таким трудом. Она хотела его, но не так. Никогда в таком виде.

– Остановись! Хок, чтобы ты не думал о том, что я сделала – я не делала этого! – закричала она.

Он заставил ее замолчать своим ртом, его поцелуй был горячим, жадным и жестоким. Она поняла, что он наказывал ее своим телом, а не занимался с ней любовью, но она не могла сопротивляться его языку и не могла предотвратить того, что она затаив дыхание отвечала на его поцелуи.

Хок наклонил голову и коснулся ее шеи зубами, затем подразнил ее затвердевшие соски через платье. Эдриен настолько потеряла голову от удовольствия, что не осознавала, что он делает, пока не стало слишком поздно.

Она почувствовала трение веревки о свои запястья, когда он дернул ее руки вниз и повернул ее, связав их у основания ее спины.

– Ты сукин сын! – прошипела она.

– Сукин сын, – глубокомысленно повторил он. – Неужели тебе не нравится моя мать?

– Мне не нравишься ты, когда ты так себя ведешь! Хок! Почему ты это делаешь? Что я сделала?

– Тихо, девушка, – негромко приказал он, и она узнала, что когда его голос был тихим и податлив, как промасленная кожа, тогда она была в наибольшей опасности. Это был один из многих уроков, которым он научит ее. Когда шелковый капюшон скользнул, закрывая ее лица, она закричала в ярости и набросилась на него, пытаясь ударить его ногами. Она боролась, пиналась, бушевала в его руках, сыпала резкими проклятиями.

– Жена, – сказал он ей в ухо через шелковый капюшон, – ты принадлежишь мне. Скоро ты и не вспомнишь, что было когда-то время, когда ты мне не принадлежала.

* * *

Адам стоял в тени, отбрасываемой рябинами и смотрел, как Хок шагает в ночи, с женщиной в капюшоне, бьющейся в объятиях. Так он думал, что он сможет сбежать от Адама Блэка, не так ли? Хок думал, что он сможет увезти ее прочь? Умно. Адам не обговаривал эту часть договора. Хок, очевидно, решил действовать совсем близко к границе точного текста их соглашения.

Этот мужчина начал приводить его в полное бешенство.

Нет, это было совершенно не то, что ожидал Адам, когда он подготавливал сцену в садах.

Итак, этот человек оказался более грубым, чем он думал. Он значительно недооценил своего соперника. Он думал, что Хок слишком сдержанный и приятный в общении человек, тогда как мужчина должен быть твердым, как сталь и неумолимым в отношениях с женщиной. Он рассчитывал, что благородный Хок будет настолько ранен, увидев свою жену с кузнецом, что он проклянет ее и отречется от нее, возможно, разведется с ней – и любое из этих действий, согласно его плану, заставило бы ее стремительно нестись к его сияющей кузнице под рябинами. Он думал, совершенно ошибочно, как оказалось, что Хок имеет, по крайней мере, одно или два слабых места в своем характере.

– Тихо, жена! – Баритон Хока резонировал в темноте. Адам вздрогнул. Ни один смертный не должен иметь такого голоса.

Нет, так дело просто не пойдет. Ему надо бы серьезно вмешаться, потому что если такой мужчина увезет женщину и проведет с ней некоторое время, то женщина несомненно будет принадлежать ему, когда он закончит.

И Адам никогда не ни в чем не проигрывал. Конечно, не проиграет и в этот раз.

Он выступил вперед из тени, готовый противостоять Хоку, когда он услышал суровый шепот позади себя.

– Шут!

– Что такое? – прорычал Адам, поворачиваясь, чтобы посмотреть в лицо Королю Финнбеара.

– Королева требует твоего присутствия.

– Сейчас?

– Прямо сейчас. Она что-то знает о нас. Думаю, это снова эта излишне любопытная маленькая Эйне. Ты должен оставить эту игру, по крайней мере, на достаточное время, чтобы усыпить подозрения Королевы. Идем.

– Я не могу пойти сейчас.

– У тебя не выбора. Она придет за тобой сама, если ты не пойдешь. И тогда у нас не останется ни единого шанса.

Адам долгое время стоял неподвижно, позволяя своей ярости сгореть внутри него и оставить пепел решимости после себя. Он должен быть очень осторожен там, где дело касается его Королевы. Для него не будет ничего хорошего, если он станет препятствовать ее капризам или воле каким-либо способом.

Он позволил себе один долгий взгляд через плечо на удаляющуюся фигуру на спине лошади.

– Отлично, мой повелитель. Через этот мерзкий ад, против моей воли, преданный никому, кроме самой прекрасной королевы, веди меня.

Глава 25

Она прекратила кричать, только когда у нее сел голос. Глупо, сказала она себе. Чего ты этим добилась? Ничего. Тебя связали, как цыпленка, которого собираются ощипать, и теперь ты не можешь издать даже протестующего писка.

– Просто сними с меня капюшон, Хок, – попросила она скрипучим шепотом. – Пожалуйста.

– Правило номер девять. Мое имя с этого момента и впредь – Сидхок. Сидхок, не Хок. Когда ты будешь меня так называть, тогда ты будешь вознаграждена. А когда нет, тогда я ничего не позволю тебе.

– Почему ты хочешь, чтобы я называла тебя таким именем?

– Чтобы я знал, что ты понимаешь, кто я на самом деле. Не легендарный Хок. Я – мужчина. Сидхок Джеймс Лайон Дуглас. Твой муж.

– Кто первым назвал тебя Хоком? – хрипло спросила она.

Он подавил поспешное ругательство и она ощутила его пальцы на своем горле.

– Кто первый назвал меня Хоком не имеет значения. Все называли. Но именно так всегда меня называл король, – произнес он сквозь зубы. Он не добавил, что за всю свою жизнь он никогда не давал девушке разрешения называть его Сидхоком. Ни одной.

Он развязал капюшон и поднял его с ее лица, затем влил немного прохладной воды ей в рот, облегчив жжение, которое делало ее голос таким грубым.

– Постарайся больше не кричать сегодня, девушка. Твое горло будет кровоточить.

– Король Яков использовал только это имя? – быстро спросила она.

Еще один вздох.

– Да.

– Почему?

Она могла чувствовать, как его тело напряглось позади нее.

– Потому что он сказал, что я его собственный взятый в плен ястреб [24], и это было правдой. Он контролировал меня в течение пятнадцати лет так уверенно, как сокольничий контролирует свою птицу.

– Мой Бог, что он сделал с тобой? – прошептала она, ужаснувшись ледяным глубинам в его голосе, когда он говорил о своей службе. Хок, управляемый кем-то другим? Непостижимо. Но если угроза уничтожения Далкита, его матери и брата и сестры нависала над его головой? Угроза истребления сотен людей его клана? Что сделал бы благородный Хок, чтобы предотвратить это?

Ответ пришел легко. Ее сильный, мудрый, великодушный муж сделал бы то, что он должен был сделать. Любого другого человека Хок просто убил бы. Но невозможно убить Короля Шотландии. Невозможно – без полного уничтожения существования клана королевской армией. Получится тот же результата, так что у него не было выбора. Он отбывал наказание пятнадцать лет, и все из-за презренного и испорченного короля.

– Разве ты не можешь принять меня сейчас? Все закончилось. Я свободен. – Его голос был таким низким и звучал так мучительно, что она застыла. Его слова вывели ее из равновесия; это было то, что она могла бы сказать сама, если бы стояла лицом к лицу со своим прошлым перед тем, кто был ей небезразличен. Ее муж понимал боль, и возможно, и стыд, и несомненно, сожаление. Какое было у нее право осуждать и обвинять человека за его темное прошлое? Если бы она была бы честна с собой, то она даже указала бы на то, что ее прошлое было результатом ее собственных наивных ошибок, тогда как он был вынужден перенести свое болезненное испытание, чтобы сохранить свой клан и свою семью.

Она хотела прикоснуться и излечить мужчину, который сидел так упрямо далеко от нее сейчас, но она все же совершенно не была уверена, как это начать. Многое стало ясно – он был королевской шлюхой, что бы это ни было, не потому что он хотел этого; этот факт в большой степени облегчил ее сознание. Больше, чем что-либо другое, она хотела понять этого страстного, гордого мужчину. Прогнать прочь тени из его красивых темных глаз. Она дернулась, когда ощутила прикосновение шелка к своему подбородку.

– Нет! Не надевай на меня снова капюшон. Пожалуйста!

Хок игнорировал ее протесты, и она вздохнула, когда он снова затянул шнурок.

– Может быть, ты просто скажешь мне, почему?

– Почему что?

– Почему ты «ослепляешь» меня сейчас? – Что она сделала, чтобы вызвать его гнев?

– Я отступаю, девушка. Я дал тебе то, что ни один другой мужчина не дал бы тебе. Я дал тебе время, чтобы выбрать меня по своей воле. Но, кажется, что твоя воля безнадежно глупа и нуждается в убеждении. Ты выберешь меня, ты сделаешь это. И когда это случиться, не будет никакого имени другого мужчины на твоих губах, ни члена другого мужчины между твоими бедрами, ни лица другого мужчины в твоем сознании.

– Но… – Она хотела знать, почему ее время так внезапно закончилось. Что заставило его резко прекратить это?

– Никаких «но». И ни слова больше, девушка, пока ты не заставила меня завязать тебе еще и рот. С этого момента и впредь ты будешь видеть без помощи этих прекрасных, лживых глаз. Возможно, я не полный дурак. Возможно, ты сможешь видеть, используя внутренне зрение. А затем, вероятно не сможешь. Но твой первый урок заключается в том, что как я выгляжу, не имеет ничего общего с тем, кто я есть. Кем я мог быть в прошлом, не имеет значения для того, кем я являюсь сейчас. Когда ты, наконец, ясно увидишь меня, тогда и только тогда ты снова сможешь смотреть на мир своими глазами.

* * *

Они прибыли в Устер вскоре после рассвета. Без устали погоняя свою лошадь в течение ночи, Хок превратил двухдневное путешествие в менее чем однодневную поездку.

Он провел ее в резиденцию Лэрда, мимо разинувших рот слуг, вверх по ступенькам и в спальню. Без слов он разрезал кинжалом путы на ее запястьях, толкнул ее на кровать, и ушел, заперев за собой дверь.

В тот момент, когда руки Эдриен освободились, она сорвала шелковый капюшон. Она была готова разорвать его на маленькие шелковые клочья, но затем осознала, что он возможно просто использует что-то другое, если она уничтожит этот капюшон. Кроме того, размышляла она, у нее не было намерения сражаться с ним. У нее и так было достаточно борьбы, когда она пыталась противостоять своим эмоциям; так что она позволит ему делать то, что он чувствует, ему нужно делать. Это предоставит ей больше времени. Чтобы познакомиться с новыми ощущениями внутри себя. Святые небеса, но он был зол на нее. Только вот из-за чего он был зол, она не была уверена, но ее решимость все еще была при ней. Перед лицом его ярости, ее солдаты не изменили своего мнения. Все они гордо стояли на стороне Хока, и она была с ними, на его стороне.

Он планирует бессердечно соблазнить ее? Открыть в ней внутреннее видение по отношению к нему?

Ему не нужно знать, что это видение уже открылось, и что она бесстыдно предвкушала каждый момент соблазнения.

* * *

Хок медленно шел по улицам Устера. Они были почти пустынны в этот поздний час, только те, у кого хватало храбрости, или крайней глупости, или преступных намерений, выходили на улицы поздно ночью, когда спускался плотный туман. Он гадал, к какой из этих категорий относился он.

Многое началось в этот день, но все же еще больше оставалось незавершенным. Он провел большую часть дня, проверяя книги мельника и разговаривая с озлобленными крестьянами, которые обвиняли мельника в подмене их зерна. Здесь был только один мельник, назначенный на этот пост людьми короля, до того, как Хок был освобожден от своей клятвы служить ему. Будучи единственным, он имел возможность осуществлять абсолютный контроль над зерном крестьян и, в сговоре с местным бейлифом [25], в самом деле обманывал их на весах, заменял хорошее зерно на заплесневевшее и извлекал чистую выгоду из трех городов, расположенных к северу.

Хок вздохнул. Это была только первая из дюжины проблем, требующих его внимания. Ему придется вести правосудие в течение двух недель, чтобы разобраться во всем, что пошло не так, как надо за время его милостивого пренебрежения, когда он находился на службе у Якова.

Но у него было время, чтобы излечить многочисленные болезни крестьян, и он собирается излечить их. Его люди были довольны тем, что он вернулся и снова интересуется их нуждами. С этого дня, три человека в Устере взялись за ремесло мельника и поделили его права. Хок улыбнулся. Конкуренция будет полезным делом для его людей.

Запахи пижмы и мяты донеслись из двери открытого заведения, когда он проходил мимо. Женщина поманила его от двери, одетая только в просвечивающий кусок грязного и изодранного шелка. Хок выгнул в изумлении бровь и улыбнулся, но отказался и пошел дальше по улице. Его глаза сделались темными и ожесточенными. То, что ждало его дома, было больше, чем он мог вынести.

* * *

Эдриен сразу же села, когда услышала, как Хок распахнул дверь в ее комнату. Она воображала сладкое соблазнение, которое он задумал для нее, и ей пришлось собрать все свое самообладание, чтобы скрыть волнение от его возращения.

– О, ты вернулся, – протянула она, надеясь, что она преуспела в маскировке своего восторга.

Он пересек комнату за два внушающих трепет шага, схватил ее в объятия и мрачно хмурясь посмотрел ей в лицо. Он неумолимо склонял голову к ее губам, и она отвернулась прочь. Не обратив на это внимания, он касался ее шеи зубами, до тех пор, пока не достиг основания, где беспорядочно бился ее предательский пульс. Ее дыхание застряло у нее в горле, когда он укусил ее и пробежал языком по ее стройной шеи. Если даже его близость заставляла ее дрожать, его поцелуи приведут ее к полной гибели. Его грубая щетина натирала ее кожу, когда он запрокинул назад ее голову и нежно укусил мочку ее уха. Эдриен вздохнула от удовольствия, затем добавила небольшой протестующий визг, просто чтобы быть убедительной.

– Ты забудешь кузнеца, девушка, – пообещал он. Резко рванув ее за волосы, он заставил ее посмотреть ему в глаза.

– У меня в любом случае нет намерения вспоминать его. Он всего лишь настойчивый, властный, позволяющий себе вольности негодяй.

– Отличная попытка, жена, – сухо сказал Хок.

– Что ты имеешь в виду – отличная попытка? Почему ты так одержим кузнецом?

– Я? Это ты, кто так одержим этим кузнецом! – Он поднял капюшон к ее голове.

– Ты такой тупоголовый, что даже не видишь правду, когда она прямо перед тобой.

– Ох, но в этом то все и дело, девушка. Я видел правду ясно своим собственными глазами тем днем в саду. Да, очень ясно, и память об этом бурлит в моем сознании, высмеивая меня. Я только что был ранен, спасая твою непостоянную жизнь, но ты даже не побеспокоилась об этом. Нет, у тебя были на уме другие сладкие планы. И мое отсутствие только сделало их легче для тебя. Я уехал от тебя всего-навсего на несколько часов и ты так быстро легла под него у фонтана. У моего фонтана. Моя жена.

Так вот что это было, подумала она. Он вернулся и увидел кузнеца, когда он делала с ней эти туманные пугающие вещи, когда она боролась с ним. Он стоял там, гладя как кузнец почти что изнасиловал ее и, в своем сознании полагал, что она делала это по своей воле. Он даже не думал о том, чтобы помочь ей.

– Возможно, я не единственная, кто не может видеть слишком ясно, – со злостью сказала она. – Возможно, в этой комнате есть два человека, которые получат выгоду от небольшого внутреннего зрения.

– Что ты говоришь, девушка? – тихо сказал Хок.

Он не удостоила бы его глупость ответом. Мужчина практически изнасиловал ее, и ее муж в своей ревности просто наблюдал за этим. Чем больше она будет заявлять о своей невиновности, тем более виновной она будет выглядеть. И чем больше она об этом думала, тем больше это злило ее.

– Я просто предполагаю, что ты найдешь внутренний глаз у себя, муж, – сказала она так же тихо.

Ее тихое достоинство заставило его замереть. Ни хныканья, ни лжи, ни унижения. Никаких оправданий. Может ли быть, что он неправильно понял то, что он видел у фонтана? Возможно. Но он сотрет все ее воспоминания о кузнеце, как он и поклялся.

Он мрачно улыбнулся и вновь ослепил ее шелковым капюшоном. Да, к тому времени, когда он закончит, она забудет что Адам Блэк вообще существует.

Так как он знал, что он может сделать. Он был выучен для этого. Сначала цыганами, затем герцогиней Кортленд. «Секс – это не просто мгновенное удовольствие», – наставляла она его. «Это искусство, которому нужно предаваться с умелыми руками и разборчивым вкусом. Я собираюсь обучать тебя этому, самому прекрасному вторжению в человеческий грех. Ты будешь самым лучшим любовником, которого когда-либо знала страна, к тому времени, когда я закончу. И это будет легко, потому что очевидно, что ты самый прекрасный мужчина».

И уроки началась. Он была права – и в самом деле существовало многое, чего он не знал. И она показывала ему: эта точка здесь, изгиб там, движение таким образом, тысячи позиций, тонкие способы использования своего тела чтобы приносить много различных видов удовольствия, и наконец, все игры с сознанием, которые сопутствуют этому.

Он старательно учился, сохранив это искусство в памяти. И со временем, его нетерпеливый мальчишеский голод исчез среди бессмысленного моря завоеваний и любовниц.

Ох, он был самым лучшим, это не вызывало сомнения. Девушкам приходилось умолять его о внимании. Так вырастала легенда о Хоке. Затем, однажды, женщина, которую Хок неоднократно отвергал – Оливия Дюмон – подала прошение Королю Якову о его услугах, как будто он был частью собственности, которую можно было даровать.

И как королевская собственность, Яков отдал его, распространив ту же самую угрозу для Далкита, если он не подчинится.

Как Яков любил это – особенно, когда он осознавал, насколько Хок был унижен этим. И так что король сказал: «ты будешь тем, кем Мы захотим, чтобы ты был, даже если это такая незначительная роль, как роль Нашей шлюхи, чтобы ублажать Наших избранных леди». Других мужчин посылали в сражения. Хока послали в постель с Оливией. Вдвойне унизительно.

Многие мужчины завидовали Хоку – любовнику стольких красивых женщин. Но еще больше мужчин ненавидели Хока за его мастерство и мужественность, и за легенды, которые рассказывали о нем дамы.

В конечном счете, Яков устал от выслушивания легенд. Ему надоело то, что его дамы создают шум вокруг красивого мужчины, и Яков отправил Хока за границу с абсурдными и рискованными поручениями. Украсть драгоценность из королевской казны в Персии. Выманить бесценный предмет искусства у старой наследницы в Риме. О каком странном сокровище не услышал бы жадный Яков, Хока посылали чтобы добыть его честными или бесчестными способами. Быть королевской шлюхой означало просто одно: быть человеком, который делает за короля «грязную работу», независимо от того, что непостоянный повелитель пожелает время от времени.

Сейчас его глаза возвратились к девушке, молча стоящей перед ним.

Она была так не похожа на тех, кого он когда-либо знал. С первого дня, когда он увидел ее, он осознал, что она была настоящей, без фальши или лживых уверток. Хотя она могла иметь свои скрытые глубины, они не были ни злонамеренными, ни корыстными, но появились от страдания и одиночества, а не от обмана. Он понял, что у нее чистое сердце, такое чистое и настоящее и полное возможностей, какими были его цыганские поля, и что оно уже было отдано мужчине, который его не заслуживал! Этому воплощению обмана и странной неискренности. Адаму Блэку.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю