Текст книги "За горным туманом (др. перевод) (ЛП)"
Автор книги: Карен Мари Монинг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)
Карен Мари Монинг
За горным туманом (пер. romanticliborgua)
Часть 1 – БЕЛЬТАЙН[2] (Весна)
Змейки с острым язычком,
Черви, ящерки, ежи,
Скройтесь, прочь, бегом, ползком,
Прочь от нашей госпожи![3]
У.Шекспир – Сон в летнюю ночь
ПРОЛОГ
Шотландия
1 февраля 1513
Запах жасмина и сандалового дерева плыл между рябиновыми деревьями. Над влажными от росы ветками, одинокая чайка проскользнула по краю тумана и взлетела, чтобы поцеловать рассвет над белыми песками Морара. Бирюзовая волна сверкала в тенях хвостов русалок напротив алебастрового берега.
Элегантный королевский двор Туата-Де Данаан пестрел на фоне пышной зелени. Шезлонги с подушками яркого алого и лимонного цвета обрамляли травянистый холм, разбросанные полукругом возле наружной стороны возвышения.
– Говорят, что он даже красивее вас, – заметила Королева человеку, лениво вытянувшемуся в ее ногах.
– Это невозможно.
Его издевательский смех кристально чисто прозвенел в порывах ветра.
– Говорят, его мужскому достоинству в невозбужденном состоянии позавидовал бы жеребец.
Королева бросила взгляд из-под полуприкрытых век на своих сосредоточенных придворных.
– Вероятнее всего, мышь, – усмехнулся мужчина у ее ног. Изящные пальцы очертили небольшое пространство в воздухе, и смешки прорезали туман.
– Говорят, что в полной готовности он способен украсть разум женщины. Забрать ее душу.
Королева опустила бахрому ресниц, прикрывая глаза, в которых сверкнул намеренный обман. Как легко спровоцировать моих мужчин!
Мужчина закатил глаза, и презрение отразилось на его высокомерном лице. Он скрестил ноги в лодыжках и устремил свой взгляд на море.
Но Королеву было не провести. Мужчина у ее ног был тщеславен и не так равнодушен к ее провокации, как он показывал.
– Хватит нападать на него, моя Королева, – предупредил Король Финнбеара.
– Вы знаете, что может натворить дурак, если задето его самолюбие.
Он успокаивающе потрепал ее по руке.
– Вы достаточно подразнили его.
Королева в задумчивости прикрыла глаза. Она ненадолго задумалась о том, чтобы отказаться от своей мести. Но, бросив расчетливый взгляд на мужчин, отбросила эту мысль, вспомнив, что она подслушала прошлым вечером во всех мучительных подробностях.
То, что они говорили, было непростительным. Королева не просто женщина, чтобы ее сравнивали с другой женщиной и находили в ней недостатки. Она незаметно поджала губы. Ее изящная тонкая кисть сжалась в кулак. Она тщательно выбирала свои следующие слова.
– Но я узнала, что все, что про него говорят, – это правда, – промурлыкала Королева.
Это утверждение повисло в последовавшей за ним тишине, безответное, так как это был слишком жестокий удар, чтобы достойно перенести его.
Король рядом с ней и мужчина у ее ног беспокойно задвигались. Она было подумала, что недостаточно четко и болезненно нанесла удар, когда, одновременно, они поддались на ее уловку:
– Кто этот человек?
Королева эльфов Эобил скрыла довольную улыбку под деликатным зевком и упивалась ревностью мужчин.
– Его зовут Хок.
Глава 1
Шотландия
1 апреля 1513
Сидхок Джеймс Лайон Дуглас, третий граф Далкит гордо вышагивал по полу. Капельки воды падали с его влажных волос на широкую грудь, и собирались в небольшой ручеек между двумя рядами мускулов на животе.
Лунный свет сиял сквозь открытое окно, придавая серебристый блеск его бронзовой коже, что создавало иллюзию отлитой из стали фигуры.
Ванна позади него уже остыла и была забыта. Женщина в постели тоже была замерзшей и заброшенной. Она знала это. И ей это совсем не нравилось.
«Слишком красив для меня», – думала Эсмеральда. Но, ради всего святого, он был глотком яда, а единственное противоядие – ещё один свежий и долгий глоток его тела. Она думала о тех вещах, что сделала, чтобы завоевать его, чтобы разделить с ним постель, и – прости ее, Господи – о том, что она сделает, чтобы там остаться.
Она почти ненавидела его за это. Она знала, что ненавидит себя за это. «Он должен быть моим», – думала Эсмеральда. Она наблюдала за ним, пересекающим просторную комнату в направлении окна, которое было расположено между рифлеными гранитными колоннами, сходившимися в высокой арке высотой двадцать футов над ее головой. Эсмеральда глумилась над ним за его спиной. Глупость, – иметь такие большие незащищенные проемы, – или самоуверенность. Ну и что с того, что можно лежать на массивной кровати с периной и смотреть через резную арку на бархатное небо, усыпанное блестящими звездами?
Она поймала его, смотрящим туда этой ночью, когда он вошел в нее, возбуждая такой необъяснимый голод в ее крови своим твердым, как камень мужским достоинством, которым обладал лишь он. Она стонала под ним, испытывая самый прекрасный экстаз в своей жизни, а он смотрел в окно – как будто никого рядом с ним не было.
«Что он делал, считал звезды? Неслышно повторял непристойные песенки, чтобы не свалиться и не заснуть?»
Она потеряла его.
«Нет», поклялась себе Эсмеральда, – «я никогда не потеряю его».
– Хок?
– Хм-м?
Дрожащими пальцами она разгладила шелковую простыню цвета лаванды.
– Вернись в постель, Хок.
– Я сегодня не засну, моя сладкая. – Он играл со стеблем большого бледно-голубого цветка. Получасом ранее он водил этими влажными лепестками по ее шелковистой коже.
Эсмеральда вздрогнула от его откровенного признания, что у него в запасе ещё есть энергия. Даже в полусонном состоянии, она могла видеть, что его тело с головы до ног наполнено неуёмной энергией. Что за женщина нужна, – или сколько женщин, – чтобы оставить его дремлющим в очарованном удовлетворении?
Более совершенная, чем она, и черт, это оскорбляло ее.
Оставила ли ее сестра его более удовлетворенным? Ее сестра, которая согревала его постель, до того, как Зельди нашла способ занять её место?
– Я лучше, чем моя сестра? – Слова вырвались раньше, чем она сумела остановить их. Она закусила губу, беспокойно ожидая его ответа.
Ее слова заставили его оторвать затуманенный взгляд от звездной ночи и взглянуть через просторную спальню на страстную цыганку, с черными, как вороново крыло волосами.
– Эсмеральда, – он мягко упрекнул ее.
– Что? – В ее хриплом контральто звучали сварливые ноты.
Он вздохнул.
– Мы с тобой уже обсуждали это…
– И ты никогда мне не отвечал.
– Перестань сравнивать, моя сладкая. Ты знаешь, это глупо…
– Как я могу не сравнивать, ведь ты можешь сравнить меня с сотней, нет, с тысячей других, даже с мой сестрой? – Ее очерченные брови сдвинулись в угрюмую складку над сверкающими глазами.
Он раскатисто засмеялся.
– А со сколькими меня сравниваешь ты, прекрасная Эсмеральда?
– Моя сестра не могла быть так же хороша как я. Она была почти девственница. – Она выплюнула последнее слово с отвращением. Жизнь слишком непредсказуема, чтобы девственность считалась ценностью среди её народа. Страсть, во всех её проявлениях, была здоровым элементом цыганской культуры.
Он поднял руку, останавливая ее.
– Остановись. Немедленно.
Но она не могла. Ядовитые слова обвинений выскакивали быстро и яростно, направленные на единственного мужчину, который заставлял ее языческую кровь петь, и на его скуку, высеченную как в граните на совершенном лице, когда он лежал меж её бедер в этот вечер. По правде говоря, и в течение других вечеров.
Он молча перенес вспышку ее гнева, и когда она, наконец, замолчала, повернулся обратно к окну. Вой одинокого волка прорвался в ночи, и она почувствовала ответный вопль, поднявшийся внутри неё. Она знала, что молчание Хока – это его прощание с ней. Уязвленная пренебрежением и унижением, она, дрожа, лежала на постели – на постели, в которую, она знала, ее больше никогда не попросят лечь.
Она совершила бы убийство из-за него.
Что и попыталась сделать несколько мгновений спустя, когда бросилась к нему с серебряным кинжалом, который стянула со столика у кровати. Возможно, Эсмеральда покинула бы его, не произнося клятвы мести, если бы он выглядел удивленным. Или хоть на мгновение встревоженным. Ну, хотя бы расстроенным.
Но он не выказал ни одной из этих эмоций. Его прекрасное лицо озарилось, и он засмеялся, легко увернувшись от нее, поймал ее руку и выбросил кинжал в открытое окно.
Он смеялся.
И она прокляла его. И все его потомство, рожденное в браке и вне брака. Когда он начал успокаивать ее поцелуями, она проклинала его через стиснутые зубы, несмотря на то, что ее предательское тело таяло от его прикосновения. Мужчина не должен быть так красив. Не должен быть таким непревзойденным. И таким чертовски бесстрашным.
Ни один мужчина не смеет бросать Эсмеральду. Он покончил с ней, но она еще не покончила с ним. Она никогда не покончит с ним.
* * *
– Это не твоя вина, Хок, – предположил Гримм. Они сидели на мощеной террасе Далкита, потягивали портвейн и курили заграничный табак с истинно мужским удовольствием.
Сидхок Джеймс Лайон Дуглас потер свой совершенный подбородок безупречной рукой, раздраженный тенью щетины, которая всегда появлялась там несколько часов спустя после бритья.
– Я просто не понимаю, Гримм. Я думал, она получает со мной удовольствие. Почему она пыталась убить меня?
Гримм нахмурил бровь.
– Тогда что же ты делаешь с девушками в постели, Хок?
– Я даю им то, что они хотят. Фантазии. Мою жаждущую плоть и кровь, чтобы выполнить каждую их прихоть.
– И откуда ты знаешь, каковы женские фантазии? – Размышлял вслух Гримм.
Граф Далкит мягко рассмеялся, пьянящим, самоуверенным, мурлыкающим рокотом, который, как он знал, сводил женщин с ума.
– Ах, Гримм, ты просто должен прислушаться всем своим телом. В ее глазах можно прочесть, знает она или нет. Она ведет тебя своими негромкими криками. В едва различимых покачиваниях ее тела ты узнаешь, хочет ли она, чтобы ты был спереди или позади её пышных изгибов. С нежностью или с силой, если она хочет нежного любовника или ищет самца. Если она хочет, чтобы ее губы целовали или жестоко пожирали. Если она хочет, чтобы ее грудь…
– Я всё понял, – прервал его Гримм, с трудом сглотнув. Он поменял положение на стуле и распрямил ноги. Скрестил их снова и натянул на них килт. Снова распрямил их и вздохнул.
– А Эсмеральда? Ты понял ее фантазии?
– Слишком хорошо. Одна из них – это стать леди Хок.
– Она должна была знать, что этого невозможно, Хок. Каждый знает, что ты почти что женат, с тех пор, как король Яков издал указ о твоей помолвке.
– Можно считать, что я почти покойник. И я не хочу говорить об этом.
– Время приближается, Хок. Ты не только должен говорить об этом, ты должен что-то делать с этим – например, поехать за своей невестой. Время уходит. Или тебе все равно?
Хок бросил косой взгляд в сторону Грима.
– Только чтобы удостовериться, и все. Ведь осталось не более двух недель, помнишь?
Хок пристально всматривался в ясную ночь полную сияющих звезд.
– Как я могу забыть?
– Ты действительно думаешь, что Яков выполнит свои угрозы, если ты не женишься на девчонке Комина?
– Абсолютно, – категорично ответил Хок.
– Я не понимаю, почему он так сильно ненавидит тебя.
На лице Хока мелькнула сардоническая улыбка. Он знал, почему Яков ненавидел его. Тридцать лет назад родители Хока унизили Якова до глубины его тщеславной души. Так как отец Хока умер, прежде чем Яков смог отомстить за себя, король вместо отца переключился на Хока.
В течение пятнадцать долгих лет Яков контролировал каждую минуту жизни Хока. За несколько дней до того, как срок его службы королю должен был истечь, Яков изобрел план, чтобы повлиять на каждый момент его будущей жизни. По указу короля Хок принужден был жениться на девице, которую не знал и не хотел. Старая дева-затворница, которая по слухам, была ужасно отвратительна и бесспорно безумна. Это была извращенная идея короля Якова о пожизненном приговоре.
– Кому дано понять королей, мой друг? – Уклончиво сказал Хок, явно положив конец этой теме.
Двое мужчин замолчали. Оба погрузились в раздумья по различным причинам, глядя в бархатное небо. Из сада послышался мягкий крик совы. Сверчки терли ножками, производя сладкую музыку, отдавая дань сумеркам, пришедшим в Далкит. Звезды пульсировали и мерцали на иссиня-черном занавесе ночи.
– Смотри. Одна упала. Там, Хок. Что ты сделаешь с этим? – Гримм показал на белую точку, резко упавшую с небес, оставляющую за собой молочно-белый след.
– Эсмеральда говорит, что если загадать желание на падающую звезду, то оно исполнится.
– Ты загадал сейчас?
– Бессмысленный разговор, – усмехнулся Хок. – Глупый романтический бред для мечтательных девиц.
Конечно, он загадывал. Каждый раз, в последнее время, как видел падающую звезду. Всегда одно и то же желание. В конце концов, время приближалось.
– Хорошо, я попробую, – проворчал Гримм, которого не поколебали насмешки Хока. – Я желаю…
– Сдавайся, Гримм. Какое у тебя желание? – полюбопытствовал Хок.
– Тебя это не касается. Ты в это не веришь.
– Я? Вечный романтик, который очаровал легионы своей поэзией и обольщением – не верю в эти прекрасные женские штучки?
Гримм послал своему другу предупреждающий взгляд.
– Осторожно, Хок. Смейся над ними на свой страх и риск. Возможно, однажды ты действительно разозлишь девушку. И ты не будешь знать, что с этим делать. В данное время, они ещё падают от твоих прекрасных улыбок…
– Ты имеешь в виду вроде этой. – Хок выгнул бровь и изобразил улыбку, дополненную сонным полуприкрытым взглядом, которая громко говорила той девушке, которой была адресована, что она единственная настоящая красота его сердца, что в его сердце имеется место только для одной – кому бы ни случилось быть в объятиях Хока в этот момент.
Гримм покачал головой в шутливом отвращении.
– Ты делаешь это. Ты должен. Давай, признай это.
– Конечно, я это делаю. Это срабатывает. Почему бы и тебе не попрактиковаться?
– Бабник.
– Хм, – согласился Хок.
– Ты помнишь их имена?
– Все пять тысяч. – Хок скрыл свою усмешку за глотком портвейна.
– Подлец. Распутник.
– Повеса. Развратник. Хам. О, вот очень хорошее слово: сластолюбец, – с готовностью поддержал его Хок.
– Почему они не видят тебя насквозь?
Хок пожал плечами.
– Им нравится то, что они получают от меня. Здесь так много жаждущих девушек. Я не могу, говоря по совести, их отталкивать. Это будет терзать мою голову.
– Мне кажется, я точно знаю, какую твою голову это будет терзать, – сухо сказал Гримм. – Именно ту, что однажды вовлечет тебя в большие неприятности.
– Что ты загадал, Гримм? – Хок проигнорировал предупреждение с тем наплевательским отношением, которое было привычным для него, когда это касалось девиц.
Медленная улыбка поползла по лицу Грима.
– Девушку, которая не захочет тебя. Красивую, нет, потрясающе прекрасную, которая будет остроумна и мудра. С идеальным лицом и идеальным телом, и с идеальным «нет» на ее идеальных губах для тебя, мой такой идеальный друг. И я также пожелал бы понаблюдать за этой битвой.
Хок самодовольно улыбнулся.
– Это никогда не случится.
* * *
Ветер мягко прорывающийся меж сосен, принес бестелесный голос, который плыл на бризе жасмина и сандалового дерева. Этот голос со смехом произнес слова, которые не услышал ни один человек.
– Я думаю, это можно устроить.
Глава 2
Таинственный остров Морар был скрыт вечерней мглой, кварцевые пески отливали серебром под ногами короля Финнбеара, когда он нетерпеливо прогуливался в ожидании возвращения придворного шута.
Королева и ее любимые придворные вовсю веселились на празднике в отдаленной горной деревушке. Смотреть на его волшебную Эобил, танцующую и флиртующую со смертными горцами превращало его дремлющую ревность в проснувшийся гнев. Он сбежал с праздника костров раньше, чем его желание уничтожить деревню целиком взяло верх. Он был слишком зол на смертных сейчас, чтобы доверять себе и быть среди них. Даже простая мысль о его Королеве и смертном мужчине наполняла его яростью.
Так как и Королева имела фаворитов среди придворных, так же они были и у короля; хитрый придворный шут был его давним компаньоном по выпивке и картам. Он отправил шута изучить смертного по имени Хок, собрать информацию, с тем, чтобы придумать подходящую месть тому, кто осмелился вторгнуться на его волшебную территорию.
«Его мужскому достоинству в невозбужденном состоянии позавидовал бы жеребец… он крадет душу женщины». Король Финнбеара насмешливо повторил слова Королевы ехидным фальцетом, потом раздраженно плюнул.
– Я боюсь, что это правда, – категорично заявил шут, появляясь из тени рябины.
– В самом деле? – Лицо короля Финнбеараа исказила гримаса. Он убедил себя, что Эобил немного преувеличила – в конце концов, мужчина был смертным.
Шут нахмурился.
– Я провел три дня в Эдинбурге. Этот мужчина – живая легенда. Женщины создают вокруг него шум. Они произносят его имя так, как будто это волшебное заклинание, которое гарантирует получение вечного экстаза.
– Ты видел его? Своими глазами? Он красив? – быстро спросил Король.
Шут кивнул и его рот скривился в горькой усмешке.
– Он безупречен. Он выше меня…
– Твой рост превышает шесть футов в этом обличии! – Возразил Король.
– Он почти на ладонь выше. У него прямые волосы цвета воронова крыла, которые связаны в хвост; черные глаза, в которых мерцает огонь; он словно высеченное совершенство – молодой бог с телом воина-викинга. Это отвратительно. Могу я покалечить его, мой господин? Изуродовать его совершенное сложение?
Король Финнбеара обдумывал эту информацию. Он чувствовал, что его живот сводит при мысли о том, что этот темный смертный касался прекрасного тела его Королевы, давал ей несравнимое наслаждение. Забирал ее душу.
– Я убью его для вас. – С готовностью предложил шут.
Король Финнбеара нетерпеливо отмахнулся:
– Глупец! И нарушишь договор между нашими народами? Нет. Должен быть другой способ.
Шут пожал плечами.
– Возможно, мы должны сидеть и ничего не делать. Хоку скоро придется пострадать от своего собственного народа.
– Расскажи мне, – приказал Финнбеара, с возросшим интересом.
– Я обнаружил, что Хок на днях должен жениться. Он помолвлен по указу своего смертного короля. Он будет уничтожен. Видите ли, мой господин, король Яков приказал Хоку жениться на женщине по имени Дженет Комин. Король ясно дал понять, что если Хок не женится на этой женщине, то он уничтожит кланы Дугласов и Коминов.
– Итак? В чем смысл? – Нетерпеливо спросил Финнбеара.
– Дженет Комин мертва. Она умерла сегодня.
Финнбеара немедленно напрягся.
– Ты навредил ей, шут?
– Нет, Ваше Величество! – Шут бросил на него взгляд оскорбленной невинности. – Сам папаша и умертвил ее. Только не подумайте, что ваш покорный слуга подкинул ему эту мыслишку. Это было бы равносильно тому, чтобы вручить ему ключ от башни, где она находилась.
– Значит ли это, что ты намекнул ему, или нет? – С подозрением спросил король.
– Да бросьте, Ваше Величество, – надулся шут. – Неужто вы думаете, я способен подобным надувательством поставить всех нас под угрозу?
Финнбеара сложил пальцы домиком и задумчиво посмотрел на шута. Несомненно, тот был непредсказуем, хитер и беззаботен, но не настолько глуп, чтобы рисковать самим существованием их расы.
– Продолжай.
Шут приподнял голову, и на его лице заиграла полуулыбка.
– Это просто. Теперь свадьба не сможет состояться. Король Яков уничтожит Дугласов. Да, и Коминов тоже, – добавил он неуважительно.
– Ах! – Финнбеара на мгновение задумался. Ему не пришлось даже поднять палец, а Хок скоро умрет.
Но этого недостаточно, вскипел он. Финнбеара хотел приложить свою руку к уничтожению Хока. Он перенес личное оскорбление, и он хотел устроить глубоко личную месть. Ни один смертный не наставлял рога королю эльфов без последующего священного возмездия – и как божественно будет уничтожить Хока.
Проблеск идеи начал обретать очертания в его мыслях. Размышляя над этой идеей, король Финнбеара почувствовал себя более живым, чем на протяжении нескольких веков.
Шут не упустил самодовольную улыбку, которая появилась на губах короля.
– Вы обдумываете что-то безнравственное. Что вы замышляете, мой господин?
– Помолчи, – приказал король Финнбеара. Он задумчиво потер свой подбородок, перебирая различные варианты, тщательно выстраивая свой план.
Если и прошло достаточно времени, пока Финнбеара придумывал свой план, ни один эльф этого не заметил; время значило очень мало для народа, который мог путешествовать по нему по своему желанию. Первые лучи зари окрасили небо над морем, когда король снова заговорил:
– Этот Хок когда-нибудь любил?
– Любил? – Откликнулся безучастно шут.
– Знаешь, это то чувство, ради которого сочиняются сонеты, ведутся войны, воздвигаются памятники, – сухо пояснил король.
Шут помедлил на мгновение.
– Я бы сказал, что нет, мой король. Хок всегда добивался тех женщин, которых хотел, но при этом не похоже, что он когда-либо желал какую-то особенную женщину больше, чем другую.
– Женщина никогда не отвергала его? – Спросил король Финнбеара со скептическим видом.
– Из того, что я узнал – нет. Я не думаю, что найдется женщина, живущая и существующая в шестнадцатом веке, которая сможет отвергнуть его. Я же говорил вам, что он – легенда. Женщины теряют от него голову.
Король хищно улыбнулся.
– У меня есть для тебя еще одно поручение, шут.
– Все, что угодно, мой господин. Разрешите мне убить его.
– Нет! Не будет пролитой крови на наших руках. Слушай меня внимательно. Иди через века. Иди вперед – там женщины более независимы и хладнокровны. Найди мне женщину, которая неотразима, изысканна, умна, сильна; у нее должно быть свое мнение. Выбирай осмотрительно, она не должна сойти с ума, пройдя через время, она должна адаптироваться к таким странностям. Не стоит привозить ее к нему, если у нее будут не в порядке мозги. Она должна хоть немного верить в волшебство.
Шут кивнул.
– Абсолютно верно. Помните налогового инспектора, которую мы отправили в двенадцатый век? Она превратилась в бредящую сумасшедшую.
– Точно. Женщине, которую ты должен найти, должны быть привычны необычные вещи, и тогда она сможет перенести путешествие во времени без последствий. – Финнбеара поразмыслил над этим еще немного. – Я придумал! Посмотри в Салеме, где они все еще верят в ведьм, или, может быть, в Новом Орлеане, где древняя магия кипит в воздухе.
– Превосходные места! – С энтузиазмом заявил шут.
– Но самое важное, шут, ты должен найти мне женщину, которая испытывает особенную ненависть к красивым, распутным мужчинам; женщину, которая обязательно сделает жизнь этого смертного адом на земле.
Шут жестоко улыбнулся.
– Могу я приукрасить ваш план?
– Ты – самая важная часть этого плана, – сказал король со зловещим обещанием в голосе.
* * *
Эдриен де Симон задрожала, хотя для мая месяца в Сиэтле это был необычно теплый вечер. Она натянула свитер через голову и закрыла французские двери. Смотря через стекло и наблюдая за тем, как ночь опускается на сады, беспорядочно разбросанные за дорожкой.
В угасающем свете она изучала каменную стену, защищающую ее дом номер 93, на Коттейл-Лейн, затем обратила свой пристальный взгляд на тени под могучими дубами, выискивая любое постороннее движение. Она глубоко вздохнула и приказала себе расслабиться. Сторожевые собаки, охраняющие территорию, молчали – все должно быть в порядке, решительно уверяла она себя.
Необъяснимо напряженная, она набрала код на панели безопасности, который запускает детекторы движения, расположенные в стратегическом порядке на одноакровой лужайке. Любое необычное движение объекта массой более ста фунтов и ростом более трех футов приведет к запуску детекторов, хотя пронзительный сигнал и не приведет к прибытию полиции или других правоохранительных подразделений.
Эдриен скорее схватит пистолет, чем побежит звонить по телефону. Она схватит дьявола сама, прежде чем соберется вызвать полицию. Хотя прошло уже шесть месяцев, Эдриен все еще ощущала себя недостаточно далеко от Нового Орлеана, даже если бы пересекла один или два океана, что она в любом случае не смогла бы сделать; процент беглецов, пойманных при попытке покинуть страну, был очень высок.
«Была ли она действительно беглецом?» – Удивлялась Эдриен. Она никогда не переставала удивляться этому, даже после всех этих месяцев. Как может она – Эдриен де Симон – быть беглецом? Она всегда была честной, законопослушной женщиной. Все, чего она хотела в жизни – это дом, в котором будет комфортно, человека, который любит ее и которого будет любить она, и когда-нибудь – детей, детей, которых она никогда не оставит в приюте.
Она нашла все это – или думала, что нашла – в Эберхарде Дэрроу Гарретте, которого обожали в обществе Нового Орлеана.
Эдриен фыркнула, изучая лужайку в последний раз, затем задернула шторы. Несколько лет назад мир казался совсем другим – волшебным местом, многообещающим, возбуждающим и предлагающим бесконечные возможности.
Вооруженная только своим необузданным характером и тремя сотнями долларов, Эдриен Доу придумала себе новую фамилию и сбежала из приюта в тот день, когда ей исполнилось восемнадцать. Она была взволнована, узнав о том, что существуют студенческие ссуды, которые могли быть выданы практически каждому, даже необеспеченной сироте, как она. Устроившись на работу официанткой, поступила в колледж и начала свой путь к тому, чтобы сделать что-то из себя. Но что – она не знала точно, но всегда была уверена, что что-то особенное ждет ее за следующим углом.
Ей было двадцать, она училась на втором курсе университета, когда это «особенное» случилось. Работая в «Блайнд Лемон», где был элегантный ресторан и бар, Эдриен привлекла внимание, сердце и обручальное кольцо смуглого, привлекательного и богатого Эберхарда Дэрроу Гарретта, холостяка десятилетия. Это было точь-в-точь как в волшебной сказке. Долгие месяцы она витала в облаках счастья.
Когда облака вокруг ее головы начали таять, она отказывалась присмотреться внимательнее, отказывалась признать, что принц из волшебной сказки может быть принцем с темными делишками.
Эдриен зажмурила глаза, желая сморгнуть некоторые из плохих воспоминаний прочь. Какой легковерной она была! Сколько оправданий она придумывала – для него, для себя, – до тех пор, пока ей, наконец, не пришлось бежать.
Слабое мяуканье вернуло ее обратно в настоящее, и она улыбнулась, глядя вниз на единственную стоящую вещь, которая вышла из всего этого; ее котенок – Лунная тень, не по возрасту развитая беспризорница, которую она нашла возле заправки на пути на север. Луни терлась о ее лодыжки и с энтузиазмом мурлыкала. Эдриен схватила маленькое пушистое создание, прижала его к груди. Безусловная любовь – это то, что подарила ей Луни. Любовь без ограничений или оговорок – чистая привязанность без темных намерений.
Эдриен напевала про себя, гладя ушки Луни, затем резко остановилась, когда слабый царапающий звук вновь привлек ее внимание к окнам.
Застыв на месте, она стиснула котенка и ждала, затаив дыхание.
Но вокруг была тишина.
«Это, должно быть, была ветка, царапнувшая по крыше», решила Эдриен. Но разве она не обрезала все деревья вокруг дома, кода переехала сюда?
Эдриен вздохнула, покачала головой и приказала себе расслабиться. Ей почти удалось сделать это, когда наверху скрипнула половица. Напряжение немедленно вернулось. Она положила Луни на набивное кресло и внимательно разглядывая потолок, прислушивалась к повторяющемуся скрипу. Возможно, это всего лишь осадка дома. Она, в самом деле, должна преодолеть свою нервозность. Сколько времени прошло до того, как она перестала бояться того, что, обернувшись, она увидит Эберхарда, стоящего сзади с легкой насмешливой улыбкой и сверкающим пистолетом? Эберхард был мертв. Она в безопасности, и ей это известно. Так почему же она чувствует себя столь ужасно уязвимой? В течение последних нескольких дней у нее было удушающее ощущение того, что кто-то следит за ней. Не важно, как упорно Эдриен пыталась убедить себя, что все, кто желал ей зла или были мертвы, или не знали, что она жива – все равно ее одолевало отвратительное беспокойство. Каждый инстинкт, которым она обладала, предупреждал, что что-то было не так – или должно произойти что-то ужасное. Эдриен выросла в Городе Призраков – душном, суеверном, волшебном Новом Орлеане – и научилась прислушиваться к своим инстинктам. Они почти всегда вели ее прямо к цели.
Ее инстинкты даже были правы в отношении Эберхарда. Поначалу она была о нем плохого мнения, но убедила себя, что в этом виновата ее собственная ненадежность. Эберхард был популярной личностью в Новом Орлеане; естественно, любая женщина чувствовала бы себя выбитой из колеи рядом с таким мужчиной.
Только позже она поняла, что так долго была одинока и так сильно мечтала о волшебной сказке, что попыталась представить реальность как свои мечты; вместо того, чтобы поступить иначе. Эдриен так часто обманывала себя невинной ложью, до тех пор, пока не настала время признать, что Эберхард был не тем человеком, за кого она его принимала. Она была такой дурой!
Эдриен глубоко вдохнула весенний воздух, которым повеяло из открытого окна позади нее, затем вздрогнула и резко обернулась. Она осторожно рассматривала колышущиеся занавеси. Разве она не закрыла это окно? Эдриен была уверена в этом. Она закрыла все окна, перед тем, как закрыть французские двери. Эдриен настороженно приблизилась к окну, быстро закрыла его и заперла.
Это были нервы, и ничего больше. В окне не появилось ничье лицо, собаки не залаяли, сигнализация не включилась. Какой смысл в принятии стольких мер безопасности, если она не может расслабиться? Там просто не может никого быть.
Эдриен заставила себя отойти от окна. Пройдя через комнату, она задела ногой маленький предмет, и он полетел, скользя по выцветшему турецкому ковру, и ударился с глухим звуком о стену.
Эдриен посмотрела на этот предмет и вздрогнула. Это была фигурка из шахматного набора Эберхарда, который она утащила из его дома в Новом Орлеане, в ту ночь, когда сбежала. Она забыла обо всем этом, после того как переехала. Она бросила его в коробку – одну из тех, что кучей лежали в углу, и которые так и не собралась распаковать. «Может быть, Луни вытащила фигурки», – подумала она, так как несколько из них были разбросаны по ковру.
Эдриен подняла фигурку, которую пнула, и осторожно покатала ее между пальцами. Волны эмоций затопили ее, море стыда, злости и унижения, а сверх того, еще и неослабевающим страхом от ощущения собственной небезопасности.
Порыв воздуха коснулся ее шеи и она напряглась, сжимая шахматную фигурку так сильно, что корона черной королевы впилась в ее ладонь. Логика подсказывала ей, что окна позади нее были закрыты – она знала, что они были закрыты, но – инстинкт предупреждал ее о противоположном.
