Текст книги "За горным туманом (др. перевод) (ЛП)"
Автор книги: Карен Мари Монинг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)
– Я не глупая птица…
– Нет, не глупая, но прекраснейшая. Сокол – единственная среди птиц, которая может соревноваться с ястребом в высоте полета, скорости и аккуратности. Не говоря уже о силе своего сердца.
Она проиграла ему уже в тот момент, когда он начал петь. И она больше не протестовала, когда его губы слегка потерлись о ее. Не сопротивлялась она и в следующее мгновение, когда руки Хока на ее теле стали твердыми, горячими и требовательными. Уговаривающими. Притязательными.
– Ты взлетишь для меня, сладкий сокол? Я вознесу тебя выше, чем ты когда-либо была. Я научу тебя достигать высот, о существовании которых ты только мечтала, – пообещал он, покрывая поцелуями ее подбородок, нос, ее веки. Его руки обхватили ее подборок в темноте, он ощущал каждый изгиб, каждую плоскость и шелковистую впадинку на ее лице и шее своими руками, запоминая нюансы.
– Почувствуй меня, девушка. Ощути, что ты делаешь со мной! – Он прижался своим телом к ее телу, и покачал бедрами, для того, чтобы она почувствовала его разбухшую мужественность, которая поднималась под его килтом и дразнила внутреннюю часть ее бедер.
И вот нашлась стена, просто она была за ее спиной все это время. Прохлада камня, прикоснувшегося к ее спине, и жар Хока, прожигающий ее сквозь перед ее платья. Она подняла руки, чтобы стукнуть его, но он поймал их и прижал к стене над ее головой. Его сильные пальцы разжали ее стиснутые пальцы, переплелись с ее и дразнили ее руки. Ладонь к ладони, распластанные по стене.
– Мой сладкий сокол, – выдохнул он в ее шею. – Сражайся со мной, как хочешь, но все это сведется к нулю. Я направил все усилия на тебя, и это первый раз, когда ты будешь ослеплена. В этой темноте ты будешь узнавать мои руки, когда они будут прикасаться к каждому шелковистому дюйму твоего тела. Я не возьму у тебя ничего, кроме этого. Ты только будешь терпеть мои прикосновения, тебе даже не нужно будет видеть мое лицо. Я буду терпеливым, пока ты будешь смягчаться к моим прикосновениям.
Его руки превратились в жидкий огонь, сдвигая ее платье вверх по ее бедрам и выше, и ох! Они не имела ни малейшего понятия, где искать предметы нижнего белья этим утром. Его руки, его сильные красивые руки массировали ее бедра, мягко раздвинули их, для того чтобы просунуть одну из горячих мускулистых ног среди них. Он замурлыкал, издав низкий хриплый рык мужского триумфа, когда почувствовал предательскую влажность между ее бедер. Эдриен неистово вспыхнула, вопреки ее намерениям ее руки вспорхнули вверх и остановились на его плечах, затем скользнули глубоко в его мягкие, пышные волосы. Ее колени, и без того дрожащие, начали подгибаться, когда он ослабил лиф ее платья и опустил голову к ее грудям, облизывая ее набухшие соски и слегка касаясь их зубами.
Она совершенно не заметила, когда он задрал свой килт вверх; но она определенно ощутила его твердый, горячий, тяжелый, возбужденный член, прижавшийся к ее бедру. Эдриен издала горловой звук: наполовину рыдание, наполовину просьбу. Как он сделал это с ней? Едва касаясь ее, Хок каким-то образом смог распустить каждую унцию сопротивления в носимом ею плаще отчуждения, который она кропотливо соткала.
Такого никогда не происходило с Эберхардом! Ее разум покинул ее тело, и она уцепилась за руку, которая ослепила ее. Она попробовала своими губами руку, которая лишала ее зрения – повернув голову и поймав его палец своим языком. Эдриен почти закричала, когда он поместил этот же палец в скользкий жар между ее ног.
– Полетай для меня, сладкий сокол, – убеждал он, обхватив одну из ее тяжелых грудей своей рукой и облизывая ее сморщенную вершинку. Он безжалостно дразнил ее, нежно пощипывая ее, касаясь ее всюду.
Его губы вернулись и захватили ее с отчаяньем, произведенным слишком долго отрицаемым голодом. Голод, который может никогда не ослабеть. Его поцелуй был длинным, жестким и причинял боль, и она наслаждалась его невысказанными требованиями. Она всхлипнула, когда подушечка его пальца нашла маленькое горячее уплотнение, гнездящееся в ее складках, и голова Эдриен откинулась назад, в то время как поднимающаяся волна забрасывала ее все выше и выше. Уступая его пальцам, его языку и губам, она пожертвовала последней частицей своей сдержанности.
– Эдриен, – хрипло шептал он, – ты такая красивая, такая сладкая. Пожелай меня, девушка. Нуждайся во мне, как я нуждаюсь в тебе.
Она ощущала жар в месте, у которого не было такого названия, которое она бы знала – и это завлекало ее еще дальше.
Эдриен пыталась сказать слова, которые – она знала – должны быть сказаны. Единственное слово, которое, как она знала, освободит ее. Этот легендарный соблазнитель женщин – ох, как легко было догадаться, почему легионы женщин падали перед ним! Он был так хорош в этом. Он почти заставил ее поверить, что ее и только ее он жаждет. Почти, что сделал ее снова дурочкой.
Но именно поэтому их и называли повесами. Волокитами. Дон Жуанами. Они применяли те же навыки и непреклонную решимость в соблазнении, что и в ведении войны – завоевать любой ценой.
Восстанавливая свою обратившуюся в лохмотья оборону, она ожесточила свою волю против его ухаживаний.
Хок пропал. Он пропал именно в тот момент, когда впервые увидел околдовавшую его девушку. И не имеет значения, какие странные грезы приходят из ее секретного и ужасного прошлого. Он найдет способ стереть все ее опасения. Все, что Гримм рассказал ему, ничего не показывает. Своей любовью он в свое время преодолеет любое препятствие. Она будет его подругой, леди-ястребом, теперь и навсегда. Он высоко оценил ее податливость своими руками, смаковал подобно редчайшему деликатесу сладкий мед ее губ, дрожал при мысли, что однажды она будет пылать к нему той же страстью, что и он к ней. С ней это никогда не будет так, как это было прежде, пусто и неискренне.
Нет, эта девушка станет ему парой на всю жизнь. Она не так ценила красоту, которую обожали другие женщины. Эта девушка обладала собственными секретами. Собственными ужасами. Своей собственной глубиной. В целом, действительно редкая девушка. Он тонул, тонул в ее глубинах… поцелуй стал более глубоким, и он почувствовал, как ее зубы задели его нижнюю губу. Это привело его в неконтролируемое безумие.
– Ох! – выдохнула она, когда он прикусил ее шелковистую шею.
Ободренный своим успехом, он вдохнул, чтобы произнести первые предварительные слова. Ему нужно было сказать ей, нужно было дать ей понять, что это вовсе не было игрой. Что за всю свою жизнь он не испытывал ничего подобного, и никогда не испытает снова. Она была той, кого он ждал все эти годы – той, кто заполнит его сердце.
– Эри, мое сердце, моя любовь, я…
– Ох, тише, Адам! Не нужно слов. – Она прижала свои губы к его, чтобы он замолчал.
Хок застыл, твердый как арктический ледник, и почти такой же холодный.
Его губы замерли под ее губами, и сердце Эдриен закричало в агонии. Но насколько сильнее закричало бы оно, если бы из нее снова сделали игрушку?
Его руки жестоко сжались по ее бокам. Они оставят синяки, которые будут видны несколько дней. Медленно, очень медленно его пальцы разжались.
Она сказала это имя!
– В следующий раз, когда ты произнесешь имя Адама, девушка, я прекращу просить то, что и так принадлежит мне, и начну брать это. Кажется, ты забыла, что ты принадлежишь мне. Мне не нужно соблазнять тебя, потому что я могу просто уложить тебя в мою постель. Выбор за тобой, Эдриен. И я прошу тебя – выбирай с умом.
Хок покинул башню не сказал больше ни слова, оставив Эдриен одну в темноте.
Глава 14
Эдриен должна была нагулять аппетит. Она провела остаток дня после соколиного инцидента дюйм за дюймом обходя стены замка. «Закончится ли когда-нибудь этот день?», – недоумевала она. Она должно быть прошла двадцать миль, так что она должна была немного погасить свое скрытое разочарование. Даже ее элитная охрана выглядела немного усталой, когда она наконец-то согласилась вернуться в замок, чтобы храбро и пристойно встретиться с Хоком.
Ужин состоял из взбитого картофельного супа, вдоволь заправленного тающим сыром и приправленного пятью специями; нежной белой рыбы, распаренной над огнем в промасленных оливковых листьях, поданной с маслянистыми крабами; спаржи, высушенной до совершенства; толстых колбас и свежего хлеба; пудингов и фруктов; лимонных тартинок и пирога с черникой. Эдриен не смогла съесть ни кусочка.
Ужин был ужасен.
Если она поднимет глаза еще раз и поймает смертоносный взгляд Хока, остановившийся на ней, то ей придется затолкать себе в рот кулак, чтобы удержаться от крика.
Эдриен глубоко вздохнула, мешая ложкой суп, которым, кажется, наслаждались все остальные. Она толкнула здесь, ткнула там, разбивая взбитую жидкость. Она деловито перекладывала спаржу на своей тарелке в аккуратные маленькие ряды, когда Хок, наконец, заговорил.
– Если ты собираешься играть со своей едой, Эдриен, то ты можешь отдать ее кому-нибудь, кто действительно голоден.
– Как вы, милорд? – Эдриен сладко улыбнулась, гладя на тарелку Хока, на которой также лежала нетронутая пища.
Мрачная гримаса сжала его рот.
– Разве тебе не нравится еда, Эдриен, дорогая? – спросила Лидия.
– Она замечательная. Думаю, ко мне все еще не вернулся аппетит… – начала она.
Лидия вскочила на ноги.
– Возможно, тебе все еще нужно отдыхать, Эдриен, – воскликнула она, метнув обвиняющий взгляд на своего сына. Хок закатил глаза, отказываясь в этом участвовать.
– О, нет, Лидия! – быстро запротестовала Эдриен. – Я полностью выздоровела. – Она ни за что не отправится назад в Зеленую комнату, и не будет изображать инвалида. Там слишком много странных воспоминаний. Сегодня ночью она собиралась в другую комнату для своего сна; несомненно, в таком огромном замке не было недостатка в пустых комнатах. Она скорее приветствовала то, что она исследует замок дальше и сама выберет себе комнату. – Я прекрасно себя чувствую, в самом деле. Просто я съела слишком много во время обеда.
– Ты пропустила обед, – категорично заявил Хок.
– Ох, а кто тебе об этом доложил? – выпалила она в ответ. – Может быть, я поела на кухне?
– Нет, тебя там не было, – услужливо добавил Тэвис. – Я был в кухне весь день, скажу вам. Напрочь забыли поесть – вот что произошло, миледи. Раз или два со мной происходило то же самое, скажу вам, и чем голоднее я становился, тем меньше полагал, что я поел раньше. Так что вам лучше поесть, миледи. И я скажу вам снова, вам нужно восстановить ваши силы! – Решительный наклон его восторженной головы подтвердил его заявление.
Эдриен уставилась на свою тарелку, предательский румянец залил ее щеки.
Лидия посмотрела на Тэвиса, встав позади стула Эдриен, как бы защищая ее.
– Я думаю, я сама не слишком голодна, – сказала Лидия. – Что ты скажешь насчет того, чтобы мы с тобой прогулялись по садам?
– И грубая сила будет преследовать нас по пятам? – пробормотала Эдриен, глядя на Хока из-под склоненных ресниц.
– … пока мой сын принесет немного кофейных зерен из кладовой, и сварит нам по отличной чашке кофе к нашему возращению? – продолжила Лидия, дразня ее этой взяткой, как будто ее вовсе и не прерывали.
Эдриен вскочила на ноги. Все, что угодно, чтобы уйти с его глаз, и еще и кофе вдобавок.
В глазах Хока теперь горел предательский огонек.
Лидия взяла Эдриен за руку и повела по направлению к садам.
– Я сварю кофе, мама, – сказал Хок им в спину. – Но проследи, чтобы Мейри перенесла вещи Эдриен в Павлинью комнату.
Лидия остановилась. Рука, которой она держала руку Эдриен, едва заметно сжалась.
– Ты на самом деле уверен в этом, Хок? – сухо спросила она.
– Ты слышала, что она сказала. Она полностью поправилась. Она – моя жена. Где я смогу лучше охранять ее?
– Хорошо.
– Где находится Павлинья комната? – Эдриен повернулась на пятках, чтобы посмотреть ему в лицо.
– На третьем этаже.
– Она будет принадлежать мне?
– Та часть, которую я не использую. Это покои Лэрда.
– Я не буду с тобой спать…
– Не помню, чтобы я просил об этом…
– Ты – здоровенный, высокомерный, тщеславный осел…
– Ну же, Эдриен, мой сын не обладает ни одним из этих качеств, – остановила ее Лидия.
– Не принимай это на свой счет, Лидия. Ты мне действительно нравишься. – Вежливо ответила Эдриен. Но вежливость резко отступила, когда она взглянула на Хока. – Но я не буду делить с тобой постель!
– Это не тема для обсуждения за обеденным столом, скажу вам, – предположил Тэвис, почесывая свою голову, его щеки залил румянец.
Хок засмеялся, и от низких раскатов его смеха ее тело завибрировало, ее соски напряглись, и сердце забилось чаще.
– Жена, ты разделишь со мной комнату этим вечером, даже если мне придется связать тебя и принести туда. Либо тебе придется перенести это унижение, либо ты можешь прийти по своей воле на двух ногах. Я не особо заинтересован, каким способом ты попадешь туда. Просто приди в мою комнату.
Сопротивление поднималось в ее груди, угрожая заглушить все ее чувства. Она смутно услышала, как позади нее открылась и закрылась дверь, и уловила запах надоедливых духов, от которого ее желудок перевернулся. Что бы это ни был за запах, он напомнил ей о приюте; о чердаках и нафталиновых шариках, и тех днях, когда монахини заставляли ее скрести полы и чистить тяжелую темную мебель.
– Любимый! – раздался крик женского восторга позади нее.
Рука Лидии болезненно сжалась вокруг ее руки.
– Оливия Дюмон, – пробормотала она почти не дыша. – Святые небеса! Я сомневаюсь, что проживу этот день, не тронувшись умом.
– Оливия? – эхом отозвалась Эдриен, ее глаза быстро нашли глаза Хока.
«Оливия», – уныло подумал Хок. Этот день быстро пробегал сквозь гамму от плохого к еще более худшему. Он отказывался встречаться глазами с вопросительным взглядом Эдриен. Как смеет она называть его Адамом посреди их занятия любовью, а потом спрашивать его о другой женщине? Она не имеет права. Не после того, как она произнесла это имя.
Ярость захлестывала его каждый раз, когда он думал об этом.
Адам.
Образы того, как его руки разрывают тело кузнеца на части, на мгновение успокоили его.
Затем опустошение ошеломило его. Теперь у него две проблемы. Как он собирается заставить Эдриен хотеть его? И что он собирается делать с Оливией?
Свести Оливию с кузнецом?
Эта мысль вызвала усмешку на его лице, первую за некоторое время.
И естественно, Эдриен неправильно истолковала ее, думая, что его улыбка была предназначена Оливии, впрочем, так же подумала и Оливия. Как, кажется, и его мать – судя по угрюмому выражению ее лица. Гримм тихо, почти неслышно, выругался. Тэвис покачал головой, пробормотал прочувствованное проклятие, и отошел от загроможденного блюдами обеденного стола.
– Оливия. – Хок наклонил голову. – Что привело тебя в Далкит?
– В самом деле, Хок, – промурлыкала Оливия, – нужно ли тебе спрашивать? Мне не хватало тебя при дворе. Ты был вдали от… меня… слишком долго. Я предположила, что мне просто нужно приехать, чтобы забрать тебя самой, если я хочу тебя. Вот, – закончила она взмахом ресниц и явным приглашающим взглядом, – я и здесь.
Хок слишком поздно осознал, какой глупый вопрос он задал. Эдриен сверлила Оливию пугающе пристальным взглядом. Хок по опыту знал, что Оливия сможет ответить на любой вопрос – не важно, насколько невинный – перегруженным инсинуациями ответом, но он выбросил из своего сознания все неприятные воспоминания о ее проделках в тот момент, когда вернулся в Далкит. До него дошло, что он повел бы себя правильнее, если бы воскресил эти воспоминания быстрее. Было бы не слишком мудро забывать о том, что Оливия склонна создавать неприятности; но теперь гадюка уже была в его гнезде.
У Оливии заметно перехватило дыхание, когда она уставилась на Эдриен.
– Приветствую тебя, Оливия. Ты приехала, чтобы поговорить с моим мужем?
На мгновение освободившись от гневного взгляда Эдриен, Хок приободрился. Муж, сказала она. Может быть, после всего, еще есть надежда.
– Мы говорили на довольно-таки общем языке в прошлом, – протянула Оливия. – Своего рода безмолвное общение, если ты понимаешь, о чем я. Тот вид разговора, который Хоку нравится больше всего.
– Тогда отведи ее в Павлинью комнату, – выпалила Эдриен через плечо, вытаскивая Лидию за дверь и захлопнув ее за собой.
Глава 15
– Король мог освободить тебя от службы ему, но я никогда не думала о том, чтобы освободить тебя от службы мне. Ты так хорошо служил мне в прошлом, клянусь, что я испорчена этим. – Оливия изогнулась на низкой каменной скамье во дворе замка, придвинувшись ближе, так что изгиб ее пышного бедра прижался к мускулистому бедру Хока.
Лидия вернулась в дом одна, немногим меньше четверти часа после того как она и Эдриен ушли, послав самодовольную улыбку своему сыну, который сидел, откинувшись за большим столом вместе с дьявольской Оливией. Забыв про кофе, Хок быстро направил Оливию в сады, чтобы посмотреть, что может замышлять его жена. Когда его мать смотрит на него таким образом, что ж, ум у женщин работает как хорошо смазанная катапульта, смертельная в своей атаке.
Так что он провел Оливию через обширные сады в темпе, заставившем ее затаить дыхание, его глаза были настороже, разыскивая охрану, сопровождающую его жену. Ничего. Снова и снова его глаза устремлялись на север, к мерцающему кругу света от огня, на краю рябиновой рощи.
– Могу я предположить, что мы развлечем друг друга этой ночью как когда-то, Хок? – Теплое дыхание Оливии овевало его щеку.
Хок почти неслышно вздохнул.
– Оливия, я теперь женатый мужчина.
Смех Оливии прозвучал слишком уж весело, напомнив Хоку о том, что она – женщина, которая обожает отбивать мужчину у другой женщины. Чем труднее было заполучить мужчину, тем счастливее становилась Оливия. Хок был хорошо знаком с ее странной игрой; она развлекалась, раня других женщин, обрушивая их мечты, разбивая их сердца. Хок подозревал, что это была своего рода месть; что однажды какая-то женщина отняла у нее мужчину, и она так и не смогла пережить это – и вместо этого стала ожесточенной, разрушающей женщиной. Когда он это наконец понял, он почти почувствовал жалость к ней. Почти.
– Она же Безумная Джанет, Хок, – сухо сказала Оливия.
– Ее зовут… – Он резко замолчал. Он не должен давать Оливии того, что она может использовать как оружие. Он тщательно вдохнул и исправился. – Ее среднее имя Эдриен, и она предпочитает его. – И холодно добавил: – Ты можешь называть ее леди Дуглас.
Брови Оливии насмешливо приподнялись.
– Я в любом случае не стану звать ее леди. Вся страна знает, что она безумна, как бешеная собака. Однако я не слышала, что вид у нее сносный.
Хок фыркнул.
– Сносный? Моя жена совершенна по всем стандартам.
Оливия неуверенно рассмеялась, затем ее окрепший голос наполнился сарказмом.
– Ох, неужели! Может ли быть так, что легендарный Хок решил, что он влюбился? Покоритель бесконечного количества женщин решил, что может остановиться на этой одной женщине? Ох, брось это, mon cheri[14]. Это вызывает отвращение. Я знаю, что ты за человек. Нет стоит говорить том, что у тебя затронуты высокие чувства, потому что мы оба знаем, что у тебя их нет.
Голос Хока был ледяным, когда он заговорил.
– Вопреки твоим ожиданиям, Оливия, я не тот человек, которым я был при дворе короля Якова. Ты не знаешь ничего обо мне – кроме иллюзий, в которые ты предпочитаешь верить. – Он сделал значительную паузу, чтобы придать больший вес своим следующим словам. – Оливия, здесь нет короля, который прикажет мне оказывать тебе услуги, и я никогда не вернусь ко двору Якова. Конец. Все закончилось. – В тот момент, когда Хок произнес эти слова, его сердце взлетело. Он был свободен.
– Это все, что было? Ты оказывал мне услуги? – требовательно спросила Оливия.
– Ты знала это. – Хок насмешливо фыркнул. – Я отверг тебя дюжину раз, до того, как ты пошла к Якову. Ты убедила себя, что я переменил свое решение? Ты точно знаешь, что произошло. Это ты попросила короля сделать меня… – Хок резко замолчал, уловив блеск светло-серебристой гривы волос в лунном свете в нескольких ярдах от места, где они сидели.
Эдриен приблизилась, ее рука лежала на сгибе локтя Адама, роскошная темно красная накидка была наброшена на ее плечи, шелк чувственно вздымался на легком вечернем ветерке.
– Оливия. – Эдриен наклонила голову.
Оливия слегка фыркнула и с видом собственницы схватила мускулистую руку Хока.
– Присоединяйтесь к нам, – быстро сказал Хок, игнорируя ногти Оливии, внезапно впившиеся в него.
Мысль о том, что Эдриен уйдет в темноту с Адамом, произвела ужасные вещи в его голове. Хок застыл, когда осознал, что вероятно, не менее опасно, если Эдриен будет уязвима для всего того, что Оливия может сказать или сделать.
Он определенно не хотел, чтобы разговор продолжился с того места, где он оборвался – не перед Эдриен – без объяснения с его стороны. Он знал, что должен получить контроль над ситуацией, но у него не было опыта в делах такого рода. С ним никогда не случалось такого, чтобы бывшая любовница пыталась вовлечь его жену в неприятности, потому что у него никогда раньше не было жены, и определено он никогда не был замешан в таком богатом опасностью столкновении. Его опасения о том, что Оливия может сказать или сделать что-то, чтобы ранить Эдриен, нарушили его обычно логичное мышление.
К счастью или к несчастью – зависит от того, с какой стороны он посмотрит на это – Эдриен отклонила его предложение. Расслабившись, Хок решил отослать Оливию прочь при первой же возможности, а затем забрать жену у кузнеца и провести с ней продолжительную беседу.
– Мы не хотим нарушить ваш приятный tete-a-tete[15], – запротестовала Эдриен. – Но это больше похоже на bouche-a-bouche[16], – пробормотала она почти неслышно.
– Что ты только что сказала? – сладко спросила Оливия. – Tu parles francais? [17]
– Нет, – категорично ответила Эдриен.
Оливия рассмеялась и изучающе посмотрела на нее.
– Ты кажешься женщиной, у которой немало секретов, Джанет Комин. Возможно, ты и я должны устроить свой собственный tete-a-tete, и обменяться несколькими интимными тайнами. В конце концов, – ее взгляд по-хозяйски обежал Хока, – у нас так много общего. Я уверена, ты будешь очарована, услышав о том, как Хок проводил время при дворе Якова. Он был тем человеком, который…
– Это будет чудесно, – спокойно прервала ее Эдриен, останавливая поток ядовитых слов Оливии. У нее внутри и так был беспорядок; если она услышит еще что-нибудь, то она или закричит, или заплачет – она не знала, что она сделает, но знала, что это совсем не подобает леди. – Когда-нибудь в другое время, Оливия. Сейчас мои руки достаточно полны. – Она обвила руками бицепс Адама, подражая тому, как Оливия схватила Хока. Прижавшись крепче к Адаму, она позволила ему увести ее прочь.
– Кузнец! – Хок наконец-то обрел свой голос. Он прислушивался к разговору женщин, застыв от ужаса, пытаясь придумать выход в виде рискованного остроумного ответа; но снова Эдриен невольно выручила его, заставив Оливию замолчать, до того, как Хок решился заткнуть ее коварный, лживый рот своим спорраном.
Адам остановился на середине шага, и подвинулся ближе к Эдриен. Ее красная накидка трепетала на легком ветерке, и Хоку показалось, что она поддразнивает его. Где, к черту, она взяла эту накидку?
– Милорд? – Адам сардонически улыбнулся. Его большая загорелая рука поднялась и накрыла руку Эдриен там, где она касалась его руки.
– Мне нужно подковать девяносто две лошади. Это триста шестьдесят восемь подков. Займись этим. Сию минуту.
– Конечно, милорд. – Адам игриво улыбнулся. – Разогреть кузницу – это именно то, что было у меня в мыслях.
Руки Хока по сторонам сжались в кулаки.
– Девяносто две! Хок! – Оливия выпятила свою грудь. Ее жадное внимание перешло к кузнецу, и она с любопытством разглядывала Адама. Хок наблюдал, как ее язык стремительно увлажнил ее губы. – Я знала, что ты богат, но это большое количество отличной плоти, – протянула она, изучая кузнеца с головы до ног. Она отвела взгляд от Адама. – Возможно, ты сможешь выделить мне одного жеребца? – Она искоса, из-под трепещущих ресниц посмотрела на Хока.
– Непременно. – Вздохнул Хок, наблюдая, как его жена удаляется от него. – Что ты думаешь о нашем кузнеце, Оливия? – осторожно спросил он.
* * *
Что она делает? Неужели она лишилась разума? Когда Лидия предложила ей найти Адама и прогуляться с ним по садам, это казалось отличной идеей, хотя Эдриен не имела ни малейшего понятия почему.
Потому что Хок разозлил ее, вот почему. Он осмелился думать, что она настолько глупа, что позволит ему ухаживать за собой, и пригласить в гости его любовницу в один и тот же день.
Когда-то раньше она уже была такой глупой. Тогда она убедила бы себя, что Оливия является нарушителем, создающим беспорядок, и что Хок полон чистых намерений. Да, однажды она поверила, что Эберхард действительно идет в ванную, оставив ее в главной комнате приема, в то время как на самом деле он тайком занимался быстрым сексом в домике у бассейна с чувственной светской дамой.
Но она больше не была такой женщиной. И никогда больше не будет.
Хок, легендарный соблазнитель женщин, потратил послеполуденное время, пытаясь убедить ее, что она – единственная, кого он желает, но к ужину появилась новая женщина. Старая привязанность. И он улыбался ей. Прогуливался с ней в садах. Из-за нее он забыл о кофе для Эдриен. Он просто был одним из тех мужчин, которые обращают внимание на какую угодно женщину, лишь бы она была перед ним и желала его.
Оливия, несомненно, желала его.
«Но только почему ты беспокоишься, Эдриен?
Я не беспокоюсь. Мне просто не нравится, когда со мной обращаются как с дурой!»
– Хок сделал из тебя дурочку, – тихо сказал Адам.
Эдриен задержала дыхание. Кажется, он прочитал ее самые мысли. Или это было настолько очевидно, что любой мог увидеть это, даже кузнец?
– Ты заслуживаешь гораздо большего, красотка. Я одарил бы тебя всем, что бы ты пожелала. Шелками для твоего совершенного тела. Всеми кофейными зернами с Голубой горы Ямайки. Он же не дарит тебе ничего.
– Это не имеет значения. Это ничего не значит для меня. – Эдриен слегка вздрогнула под накидкой, которую Адам накинул ей на плечи.
– Это должно значить. Ты – самая совершенная женщина, которую я когда-либо встречал, прелестная красотка. Я бы отдал тебе все. Что угодно. Назови это. Командуй мной. Я сделаю это твоим.
– Верность? – выпалила Эдриен кузнецу в ответ. Каким-то образом они достигли кузницы, хотя Эдриен не помнила, чтобы они шли так долго. В ее ногах ощущалась странная легкость и голова кружилась.
– Навсегда, – промурлыкал кузнец, – и после этого тоже.
– Правда? – спросила Эдриен, затем одернула себя. Зачем спрашивать? Мужчины лгут. Слова ничего не значат. Эберхард Дэрроу Гаррет всегда говорил ей все правильные слова.
– Некоторые мужчины лгут. Но некоторые мужчины неспособны на это. А ты лжешь, сладкая красотка? Если я попрошу тебя о верности и сам поклянусь в верности в ответ, ты пообещаешь? Смогу я доверять твоим словам?
«Конечно», – подумала она. У нее не было проблем с верностью.
– Я так и подозревал, – сказал Адам. – Ты единственная в своем роде, красотка.
Разве она ответила ему? Она и не думала отвечать ему. Эдриен чувствовала, что голова у нее стала пустой.
– Где охрана? – прошептала она.
– Ты находишься в моих владениях. Я – это вся защита, которая тебе когда-либо понадобится.
– Кто ты? – спросила Эдриен.
Адам рассмеялся над ее вопросом.
– Идем в мой мир, красотка. Позволь мне показать тебе чудеса, которые превзойдут твои самые фантастические мечты.
Эдриен обратила свои сонный взгляд на Далкит, но все, что она увидела – это странное сияние на краю леса – и никаких огней замка. Звук прибоя наполнил ее слух, но этого не могло быть. Океан был на западном краю замковой стены, а она сейчас находилась на северном краю. Почему она не могла видеть замок?
– Где замок, Адам? Почему я больше не могу видеть Далкит?
Ее зрение затуманилось, и она подверглась странному ощущению того, что она уже находится даже не в Шотландии. Где бы она не была, она не ощущала того, что ей приятно там находиться.
– Завеса становится тоньше, – промурлыкал Адам. – Морар ждет тебя, прекрасная.
Она лежала рядом с ним на прохладном песке, не понимая, как она смогла попасть туда. Ее сознание было до невозможности беспорядочным. От чувства опасности, древнего и враждебного, у нее свело низ живота. Этот человек… что-то в этом человеке было не совсем правильным.
– Кто ты в действительности, Адам Блэк? – настойчиво спросила она. Даже просто выговаривать слова было проблемой, ее язык словно распух, мускулы были будто резиновые.
Адам усмехнулся.
– Ты ближе к разгадке, чем ты думаешь, красотка.
– Кто? – настаивала она, пытаясь восстановить контроль над своими чувствами. Густой, тяжелый запах жасмина и сандалового дерева одурманивал ее сознание.
– Я – син сирш ду[18], красотка. Я предназначен для тебя.
– Ты тоже из двадцатого века? – ощущая головокружение спросила Эдриен. – Что не так со мной? Почему я себя так странно чувствую?
– Тише, Эдриен. Позволь мне любить тебя, как ты того заслуживаешь. Ты – единственная для меня… – Слишком поздно он осознал свою ошибку.
Единственная. Единственная. Хок пытался заставить ее поверить в это же. Чем же от него отличается кузнец? Если судить по твердому ощущению его возбуждения, прижавшемуся к ее бедру, то почти ничем. Он такой же, как Эберхард. Такой же, как Хок.
Только не снова! Эдриен попыталась восстановить свой голос, прояснить свой разум.
– Отпусти меня, Адам.
– Никогда. – Мощные руки Адама обхватили ее тело. Она могла ощущать, как они распахнули ее накидку и проскользили по ее груди. Уложив ее на шелковистый песок, он навис над ней, его лицо отсвечивало янтарем в отблесках огня. Пот капельками выступил на его лбу и блестел чуть выше его жестоких и прекрасных губ.
Эдриен удивилась нелогичности того, как под ее телом мог оказаться песок. Она могла видеть красновато-золотистый отблеск огня. Где же она? На пляже или в кузнице? Она пришла к туманному заключению, что ей все равно, лишь бы он позволил ей уйти.
– Отпусти меня! – Крикнула она изо всех вил, которыми обладала.
– Отпусти ее, если она просит, шут, – приказал голос из темноты.
Внезапно ночь стала тихой. Звук прибоя исчез в щебетании кузнечиков.
Адам до боли сжал плечи Эдриен.
«Отпусти ее, Адам. Согласно условиям сделки, она выбирает. Уважай соглашение…»
«Но, Король Финнбеера, – он опозорил нас!»
«Шут! Если у тебя нет чести, ты не будешь свободно бродить в будущем!»
Сильный порыв ветра унес яростный вздох Адама, и затем она оказалась стоящей нос к носу с Хоком. Его лицо было темным от ярости.
