Текст книги "Буря (ЛП)"
Автор книги: Карен Линч
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)
Его глаза, казалось, утратили свой блеск.
– Ты всю жизнь была среди оборотней. Ты же знаешь, что другой волк уже запечатлился бы.
Моё тело словно покрылось льдом.
– О чём ты говоришь?
Он глубоко вздохнул.
– Мой волк не может или не хочет запечатлиться на тебе.
– Мне всё равно, – я встала и подошла к нему. – Я люблю тебя и знаю, что ты тоже любишь меня. Есть много пар, не состоящих в браке, и мы можем быть такими же, как они.
Он покачал головой.
– Ни одна из этих пар не связана узами, и если у кого-то из них возникнет связь с потенциальным партнером, они могут разорвать её, не причинив никому вреда. Когда волк запечатливается, это навсегда. Если мой волк однажды запечатлеется на другой женщине, и я никогда больше не смогу быть с тобой.
Я начала говорить, но он оборвал меня.
– Моя мать любила моего отца, даже когда он влюбился в другую и завёл себе пару. Она думала, что скрывает это от меня, но я видел, как сильно она страдала, – он погладил меня по щеке. – Если я останусь здесь, мы сдадимся и укрепим связь. Ты окажешься в ловушке с кем-то, кто, возможно, никогда не будет твоим полностью, и это, в конечном итоге, уничтожит тебя.
Я накрыла его руку своей.
– Я готова рискнуть.
– А я нет, – сказал он, и его слова пронзили моё сердце, как лезвие. – Я не могу так с тобой поступить. Я скорее умру, чем причиню тебе такую боль.
– Ты сейчас делаешь мне больно.
Его рука дрожала.
– И я ненавижу себя за это. Я был слишком эгоистичен и слаб, чтобы уйти, когда должен был, и я бы отдал всё, чтобы вынести эту боль ради тебя. Я не заслуживаю меньшего.
Слёзы обжигали мои щёки. Ронан притянул меня к себе и зарылся лицом в мои волосы.
– Когда-нибудь боль закончится, и ты снова будешь счастлива.
Он долго держал меня в объятиях, пока рыдания сотрясали моё тело. Он поцеловал меня в лоб и прошептал:
– Inima mea îți va aparține mereu3.
Он отпустил меня, и мне показалось, что в мире не осталось ни капли тепла. На мгновение мне показалось, что он снова протянет ко мне руку и скажет, что не может оставить меня.
Когда он отошёл от меня, я изо всех сил старалась не разлететься на миллион кусочков. Он остановился в дверях и взял свою спортивную сумку, и тут я поняла, почему он её не распаковал. Даже когда он потянулся к дверной ручке, у меня появилась слабая надежда, что он не пойдёт на это.
Не говори этого. Пожалуйста, не говори этого.
Он оглянулся на меня. Его глаза были влажными и отражали агонию, грозившую поглотить меня. Когда он заговорил, его голос был как гравий.
– Прости меня, Дэни. Я вынужден разорвать нашу связь.
Мой Мори взревел. Меня пронзила мучительная боль, как будто невидимые руки вонзились мне в рёбра и рвали меня надвое. Ронан вышел, а я упала на колени. Я хватала ртом воздух, но он забрал с собой весь воздух в комнате.
Перед глазами у меня потемнело. Мой Мори был диким зверем, бьющимся о прутья клетки, жаждущий освободиться и броситься за своей парой. Было бы так легко поддаться этому чувству и позволить ему взять верх. Я могла бы погрузиться в забвение, освободившись от этой агонии.
Я ослабила хватку, и демон рванул вперёд. В моей голове нарастало давление, а сознание демона становилось доминирующим. В глубине моего сознания разверзлась пропасть, и я поплыла к ней.
Моё тело сжалось, и магия вырвалась из глубин моего существа. Она изливалась из меня, окутывая меня таким ярким сиянием, что я видела его сквозь веки. Пузырь сомкнулся, и мой разъяренный Мори отпрянул от магии, становясь всё меньше и меньше, пока не был вынужден отказаться от контроля над моим телом.
Я крепко прижала колени к груди и стала раскачиваться взад вперёд. Какой бы маленькой я себя ни делала, не было спасения от безжалостных волн боли, обрушивающихся на меня.
– Дэни, ты меня слышишь?
Голос был глухим и похожим на сон. Я пыталась сосредоточиться на нём, но мучительные вопли моего Мори заглушали его.
– Думаю, она в шоке, – снова произнёс голос. Это был голос моей матери.
Чьи-то руки обхватили мою голову с обеих сторон.
– Посмотри на меня, Sladkaya. Пожалуйста.
Я заставила себя открыть глаза, и передо мной всплыло лицо отца. Впервые я увидела страх в его глазах.
– Папочка, – выдохнула я. – Это больно… Это так больно.
– Я знаю, детка.
Он заключил меня в объятия. Я прижалась к нему, но утешение, которое я всегда находила в его объятиях, исчезло.
Он встал и вынес меня на улицу. Я не открывала глаз, но слышала голос дедушки и звук работающей на холостом ходу машины. Отец сел на заднее сиденье, прижал меня к себе, и я снова погрузилась в свой личный ад.
Я очнулась, когда машина остановилась, и отец отнёс меня в дом. Он положил меня на кровать, и я свернулась калачиком. Моё сердце, казалось, было привязано к Ронану, и с каждым шагом, с которым он отдалялся от меня, оно медленно вырывалось из моей груди. Каждый вздох был мучительным, и постоянный поток боли, исходящий от моих воспоминаний, был больше, чем я могла вынести. Обхватив себя руками, я простонала:
– Пусть это прекратится. Пожалуйста, пусть это прекратится.
Я плыла по океану боли, где не существовало времени. Иногда я слышала далёкие голоса, но я была здесь наедине со своим Мори, и ни один из нас не мог утешить другого.
– Даниэла, – голос Эльдеорина эхом разнесся в пространстве. – Я не могу унять твою боль, но я могу предложить тебе отсрочку от неё.
– Да, – взмолилась я, готовая на всё, чтобы избежать этого, хотя бы на время.
Рука коснулась моего лба, и по телу разлилось тепло. За этим последовало благословенное оцепенение, и мир превратился в ничто. Последнее, что я увидела, погружаясь в забытье, это затравленный взгляд Ронана.
* * *
Мой тёплый кокон раскрылся, и моё невесомое тело выплыло на свободу. Я пыталась бороться с течением, уносившим меня прочь, но оно медленно несло меня вверх, к тусклому свету. Когда я приблизилась к поверхности, до меня донеслись приглушенные звуки, и в груди появилась боль. Чем выше я поднималась, тем острее становилась боль, словно стальной обруч сжимался вокруг меня.
Я ахнула и открыла глаза. Чья-то рука зависла над моим лицом, затем отодвинулась, и я увидела склонившегося надо мной Эльдеорина.
– Добро пожаловать обратно, – сказал он без своего обычного юмора. – Как ты себя чувствуешь?
Внезапно боль нахлынула с новой силой. Я перевернулась на бок, подальше от него, и затряслась от беззвучных рыданий.
Он нежно положил руку мне на плечо.
– Мне жаль, Даниэла. Хотел бы я, чтобы у меня была власть положить конец твоим страданиям.
Его шаги удалились из комнаты. В коридоре раздался голос мамы:
– Спасибо, Эльдеорин.
– Не думаю, что это было достаточно долго, – ответил он. – Возможно, мне следует погрузить её в более продолжительный сон.
«Да», – я подумала, как вдруг сказал мой дедушка:
– Сон только отсрочит неизбежное. Это не физическая травма, которая заживет сама собой. Дэни должна вытерпеть боль, как бы жестоко это не звучало, чтобы пережить это. Время – единственное, что ей сейчас поможет.
Я крепко зажмурилась. Как кто-то мог это вынести?
– Дэни.
Я повернула голову и посмотрела на Димитрия, который стоял в дверях ванной. Его челюсть была покрыта щетиной, отросшей за несколько дней, а глаза были усталыми и тусклыми.
Вытерев глаза рукавом, я повернулась к нему лицом.
– Привет, – прохрипела я.
Он подошёл и сел на край кровати. Я протянула ему руку, в то же время он потянулся ко мне. Мы крепко сжали их и долго смотрели друг на друга, никто из нас не знал, что сказать.
– Как долго я спала? – спросила я.
Мой голос был хриплым от долгого бездействия.
– Пять дней.
Я судорожно сглотнула и посмотрела мимо него на деревья за окном. Прошло пять дней с тех пор, как я видела Ронана и прикасалась к нему. Пять дней с тех пор, как он ушёл от меня навсегда. Боль в груди усилилась, и я потерла место над сердцем.
– Ты хочешь поговорить об этом? – хрипло спросил Димитрий.
Я не думала, что когда-нибудь смогу заговорить об этом, но я сказала:
– Ещё слишком рано.
Он слабо улыбнулся мне.
– Я буду здесь, когда ты будешь готова.
В комнату вошла мама. Она выглядела такой же усталой, как и Димитрий, но её глаза заблестели, когда она увидела нас вместе.
– Я собираюсь приготовить тебе обед. Хочешь поесть здесь?
– Я не голодна.
При мысли о еде у меня скрутило живот.
Она нахмурила брови.
– Ты не ела пять дней. Тебе нужно поесть.
– Позже, – я отпустила руку Димитрия и села. – Что мне нужно, так это подышать свежим воздухом. Наверное, я пойду прогуляюсь.
Димитрий встал.
– Хочешь я пойду с тобой?
Я хотела побыть одна, но его серьёзное выражение лица не позволяло мне сказать ему об этом.
– Да.
Мама заставила меня одеться в тёплые вещи, и я поняла почему, когда вышла на улицу. Несколько сантиметров снега лежали на земле, и температура уже спускалась к крепкому морозу.
Мы с Димитрием прогулялись вокруг озера, потому что мама не хотела, чтобы я уходила далеко. Он рассказал мне о том, что я пропустила, пока спала. День благодарения прошёл, но никому на озере не хотелось его праздновать. В поместье было устроено обычное праздничное застолье, а потом дедушка принёс к нам еду.
В течение недели со Дня благодарения, никто не тренировался, и Димитрий не разговаривал ни с кем из наших друзей. Он не сказал этого, но все в Весторне уже должны были знать. Я не спрашивала, кто займёт место Ронана в качестве тренера, и Димитрий не вызвался сам сообщить. Мы избегали любых упоминаний о Ронане.
В тот вечер и всю следующую неделю я ела у себя в комнате. Моя семья хотела как лучше, но было слишком тяжело находиться рядом с ними, когда они суетились вокруг меня и смотрели на меня так, словно я могла сломаться в любую секунду. Целыми днями я гуляла в лесу, одна или с Хьюго и Вульфом. Сначала я держалась поближе к дому, но, по мере того, как проходили дни, я забиралась всё дальше и дальше.
Боль была моим постоянным спутником, даже во сне. Она преследовала меня во снах и ждала, когда я просыпалась. От неё не было спасения, и она никогда не позволяла мне забыть о том, что я потеряла.
Через две недели после ухода Ронана я согласилась помочь маме в зверинце. С той ночи я не подходила к поместью ближе, чем на четыреста метров, но она принесла ещё двух детенышей виверна, которые были ещё моложе первых трёх. Их приходилось кормить с рук пять раз в день, и она не могла справиться с этим в одиночку из-за своего графика.
Я закончила дневное кормление и собралась уходить из зверинца, когда снаружи донеслись голоса. Не желая ни с кем сталкиваться, я осталась ждать, пока пройдут мимо. Когда подошли ближе, и я узнала голоса дедушки и Гевина.
– Каллум согласился сократить свою поездку, – сказал дедушка. – Он будет здесь на следующей неделе.
– Ты что-нибудь слышал о нём? – спросил Гевин.
Я затаила дыхание, потому что что-то в его голосе подсказало мне, что он имел в виду не Каллума.
– Ни разу с того дня, как он уехал. Он планировал отправиться на север, на Аляску. Он сказал, что останется там, пока всё не закончится.
Я отшатнулась от двери и согнулась пополам, словно меня ударили в живот. Мне потребовалось несколько минут, чтобы отдышаться, а к тому времени дедушка и Гевин уже ушли. Я покинула зверинец, побежала в лес и не останавливалась.
Я бежала без цели. Неважно куда, потому что никогда не смогу убежать от боли. Мысли о Ронане вторглись в мой разум, и я попыталась оттолкнуть их, но он был повсюду в этом лесу. Место, которое раньше приносило мне столько счастья, стало кладбищем воспоминаний.
Изнеможение, в конце концов, заставило меня сбавить темп. Положив руки на колени, я осмотрелась по сторонам, пока не заметила несколько знакомых ориентиров. Я была почти в восьми километрах от дома, на скалистой местности у подножия горы. Деревьев здесь было меньше, а в метрах девяноста от меня начинался крутой склон.
Я не заходила так далеко с тех пор, как… Образ бородатого бродяги с дикими волосами и глазами непрошено возник в моём сознании, и я вздохнула, превозмогая острую боль, сопровождавшую это.
Выпрямившись, я продолжила свой путь, отчаянно пытаясь найти место, свободное от него. В шестидесяти метрах надо мной был выступ и небольшая пещера, которая была не более чем глубоким углублением в скале. Я сто лет не была на уступе, так что не нашла бы там никаких воспоминаний о нём.
Я брела по колено в снегу, тяжело дыша от напряжения. Мне потребовалось больше времени, чем обычно, чтобы добраться до выступа, и я запыхалась, когда плюхнулась на него и свесила ноги с края.
Подо мной расстилалась заснеженная долина. В пятистах метрах, у небольшого озера, паслось стадо чернохвостых оленей, а еще дальше я разглядела бурого медведя, который кормился перед тем, как впасть в зимнюю спячку. Летом долина была полна звуков, но сегодня всё заглушал снег.
Я глубоко вздохнула и стала ждать радости, которая всегда приходила, когда я видела нашу долину такой, но я не чувствовала ничего, кроме боли, которую принесла с собой. Мои глаза наполнились слезами, и я смутно удивилась, откуда у меня вообще берутся слёзы. За последнюю неделю я выплакала столько слёз, что хватило бы на всю жизнь.
Пошёл снег, и поднялся ветер. Он швырял волосы мне в лицо. Снегопад стал шквалистым. Он скрывал всё под собой, и я почувствовала себя последним человеком, оставшимся на земле. Я знала, что должна спуститься вниз, но не могла собраться с духом, чтобы пошевелиться.
Я представила себе волка Ронана, бегущего по бескрайним просторам дикой природы Аляски, и вспомнила слова дедушки. Ронан намеревался оставаться там, пока наша связь не распадется. Испытывал ли он ту же глубокую душевную боль, или в своём волчьем обличье он был избавлен от неё? Я бы никому не пожелала таких мучений, и, меньше всего, ему.
Порыв ледяного ветра заставил меня вздрогнуть. Сильно дрожа, я подтянула онемевшие ноги и оглянулась на пещеру. Так себе укрытие, но хоть как-то защищало от ветра.
Я начала пятиться, когда заметила что-то сквозь снежный вихрь. Я прищурилась, но ничего не увидела. Через несколько секунд снова что-то промелькнуло. Тёмная фигура в небе. Я смотрела, как она увеличивается, пока не смогла разглядеть два длинных крыла.
Мне следовало бы испугаться, что виверн летит прямо на меня, вероятно, приняв за добычу, но я была слишком несчастна, чтобы обращать на это внимание. Алекс приземлился на выступ, сложил свои кожистые крылья и сел достаточно близко, чтобы я могла почувствовать исходящее от него тепло.
– П-привет, Алекс.
Я сильно дрожала, и мои зубы застучали. Несмотря на то, что его тёплое тело прижималось ко мне, я была слишком беззащитна перед пронизывающим ветром и снегом.
Он пошевелился и расправил крылья. Я слишком замерзла и устала, чтобы отреагировать, когда он обнял меня одним крылом, окутывая теплом. Я поджала ноги и прислонилась к его чешуйчатому боку. Потребовалось несколько минут, чтобы его тепло проникло в моё онемевшее тело.
– Он ушёл, Алекс, – прошептала я. – Я никогда его больше не увижу.
Я впервые произнесла эти слова, и от их завершенности по моим щекам снова потекли слёзы. Я плакала до тех пор, пока не выбилась из сил и слишком измучилась, чтобы поднять голову.
Я резко проснулась. Сбитая с толку, я не сразу вспомнила, где нахожусь. Крыло Алекса всё ещё было рядом со мной, но он беспокойно ворочался, что, должно быть, и разбудило меня. Выглянув из-за его крыла, я увидела, что уже почти стемнело, и буря закончилась. Мне нужно было вернуться домой. Семья понятия не имела, где я, и, вероятно, до смерти волновалась.
– Дээннии.
Я приподняла часть крыла Алекса и, наклонившись вперёд, посмотреть на землю далеко внизу. На вершине валуна, вырисовываясь на фоне снега, стояла одинокая фигура.
– Я здесь, – позвала я.
Мама запрокинула голову, чтобы увидеть нас. В следующую секунду она уже стояла рядом со мной на выступе. Я приготовилась к выговору, но она опустилась на колени и притянула меня к себе.
– Прости, мам. Я не хотела задерживаться так надолго.
– Я просто рада, что с тобой всё в порядке, – она отпустила меня и улыбнулась моему спутнику. – Спасибо, Алекс.
Он склонил голову набок и поглядел на неё. Поднявшись, он расправил крылья и взлетел. Через несколько секунд он исчез в темноте.
– Я знала, что ты всё равно приедешь сюда, чтобы увидеть его, – слегка пожурила мама.
– Он один, и у него нет друзей.
Она покачала головой.
– Самцы виверны – одиночки. Они приближаются к другим особям своего вида только для спаривания.
Я взглянула на тёмное небо.
– Алекс не такой, как другие виверны. Ты же знаешь это.
Смеясь, она сказала:
– Да, но нам, наверное, не стоит рассказывать отцу о вашей дружбе.
– Как ты вообще меня нашла?
Она могла чувствовать магию фейри, но только когда та была близко. Долина была слишком большой, чтобы она могла её обыскать, если только не знала, что я пришла сюда.
– Ты активировала датчик периметра, и Дакс сказал мне, что один из дронов видел, как ты бежала сюда, – она встала и протянула мне руку. – Я понимаю, что тебе нужно побыть одной, но обещай, что в следующий раз ты возьмёшь телефон и сообщишь нам, куда ты пойдёшь.
Я позволила ей помочь мне.
– Обещаю.
– Я не буду притворяться, что понимаю, через что ты проходишь, – сказала она более мягким голосом. – Но ты можешь поговорить со мной о чём угодно.
– Я знаю.
Она подошла ближе ко мне.
– Ты готова идти домой или тебе нужно ещё время?
Я посмотрела вниз на долину, окутанную тьмой. Я могла бы остаться здесь на всю ночь, и это ничего бы не изменило и не заставило бы меня меньше страдать. Единственный, кто мог бы это сделать, находился в тысяче милях отсюда, на Аляске.
Я взял её под руку.
– Пойдём домой.
ГЛАВА 16
Я просмотрела сотни фотографий и видео Саммер на своём телефоне. На некоторых из них она была одна, на других – со мной. На некоторых из них были Димитрий, её брат Калеб и двоюродные братья. На каждой фотографии зелёные глаза Саммер сверкали, а её лицо светилось счастьем.
Я остановилась на последнем снимке, на котором мы обнимаем друг дружку за плечи. Его сделали этим летом возле маяка Портленд-Хед на мысе Элизабет. Это был последний день нашего пребывания в штате Мэн, и мы решили посетить все маяки от Портленда до Портсмута. Если бы я знала, что в тот день я в последний раз обнимаю свою лучшую подругу, я бы держалась за неё изо всех сил.
Мои пальцы рассеянно начали прокручивать галерею к самым последним фотографиям. Я остановилась, не дойдя до фотографий Ронана, и закрыла приложение. Я не могла смотреть на них с тех пор, как он ушёл. Мне следовало бы удалить их, потому что они причинят мне ещё больше боли, но я не могла заставить себя сделать это.
Я долго смотрела невидящим взглядом на экран, а потом положила телефон на стол. С моего кресла у высокого окна открывался широкий вид на территорию между поместьем и рекой. Какое-то движение привлекло мой взгляд к двум фигурам, бегущим по лужайке, покрытой свежим слоем снега. Наоми наклонилась, схватила пригоршню снега, скатала его в комок и бросила в Луиса. Он увернулся, но другой снежок прилетел сзади и попал ему в затылок.
В поле зрения появились Виктория и Элси, и все три девочки запустили в Луиса снежками. Я не могла их слышать, но по выражению их лиц поняла, что они смеются. До Сочельника оставалось два дня, и все были в праздничном настроении. Завтра большинство моих друзей отправятся домой, чтобы провести каникулы со своими семьями.
Я откинулась на спинку кресла и уткнулась носом в мягкий шерстяной свитер, который был на мне. Новая боль пронзила моё сердце, и мой Мори прошептал: «Солми». В то же время, я почувствовала странное успокоение от его знакомого запаха. Я знала, что держаться за его свитер вредно для здоровья, но, как и от фотографий, я не могла от него избавиться.
Дверь библиотеки открылась, и женский голос произнес:
– Ага, тут обычно пряталась Сара.
Я резко повернула голову и уставилась на белокурую воительницу, стоящую в дверном проёме. Я вскочила с кресла и подбежала к ней.
– Тетя Джордан.
Она заключила меня в крепкие объятия, а потом отпрянула на расстоянии вытянутой руки, чтобы посмотреть на меня. Она нахмурилась и сжала губы.
– Дерьмово выглядишь. Я приехала как раз вовремя.
– Ну, спасибо, – я сердито посмотрела на неё. – Я думала, вы с дядей Хамидом проводите отпуск в Японии.
– Планы изменились, – она отступила на шаг и медленно повернулась, осматривая всю комнату. – Знаешь, я, кажется, впервые поднимаюсь сюда, – она наморщила нос. – Здесь так темно и старомодно. Это напоминает мне фильм о Джейн Эйр, который мы с твоей мамой смотрели много лет назад. Теперь я понимаю, почему ей нравилась эта комната.
– Ты ждала два года, чтобы снова потренироваться с Дайго. Он отменил?
Дайго Мацуи был легендарным воином-самураем Мохири, у которого она тренировалась в прошлом. Она сказала мне, что ждать встречи с ним приходилось много лет, и когда Дайго вызывал, воин ехал к нему.
Она пожала плечами.
– Я почувствовала необходимость вернуться домой и увидеть свою любимую крестницу.
Слёзы защипали мне глаза, и я сморгнула их.
– Знаешь, что тебе нужно? – она не стала дожидаться моего ответа. – Тебе нужен хороший спарринг, а с кем спарринговать лучше, чем со мной?
– Что-то мне сейчас не хочется.
Я вернулась в своё кресло у окна.
Она подошла и присела на край стола.
– Послушай, детка. Я знаю, что тебе очень больно, и я не собираюсь учить тебя, как с этим справиться. Сомневаюсь, что кто-то, кто никогда не был на твоём месте, смог бы это сделать. Но, как я понимаю, тебе будет больно всё равно, будешь ли ты прятаться здесь или тренироваться. Разве ты не предпочла бы заняться чем-нибудь другим?
Я слепо уставилась в окно и прижала кулак к груди. За последние три недели боль притупилась и превратилась в острую ломоту, которая истощала мои силы и почти каждый день мешала вставать с постели. Я не вернулась к тренировкам, и меня мало интересовало то, что мне раньше нравилось. Даже бег больше не приносил мне радости. Я ненавидела ту оболочку, в которую превратилась, но не видела пути назад, к той, кем я была раньше.
Тетя Джордан накрыла мою руку своей.
– Попробуй. Если будет чересчур, мы остановимся.
Я прикусила губу.
– Я не хочу идти в тренировочное крыло.
– Я тоже, – она улыбнулась мне. – Пойдём. Я знаю отличное место.
Я нерешительно встала и схватила своё пальто со спинки кресла. Я последовала за ней вниз в главный зал, где она попросила меня подождать минуту. Она побежала в апартаменты, которые использовала, и вернулась с двумя мечами, один из которых она передала мне.
– Ты позволяешь мне использовать один из твоих мечей?
Я благоговейно сжала рукоять и вытащила катану из ножен. Безупречное лезвие засверкало, а под синей шёлковой оболочкой рукояти были вплетены замысловатые серебряные узоры. Если тетя Джордан и была чем-то одержима, так это своими мечами. У неё была целая коллекция, которую она содержала в безупречном состоянии, и она никогда никому не позволяла ими пользоваться.
– Конечно, нет, – она погладила эфес меча, который держала в руке. – Я разрешаю тебе воспользоваться твоим мечом.
– Моим?
У меня отвисла челюсть, и я уставилась сначала на катану, а затем на неё.
Она улыбнулась.
– Это должен был быть твой подарок на выпускной, но я не могла так долго ждать, чтобы вручить его тебе.
– Это самый красивый меч, который я когда-либо держала в руках.
– Я знала, что тебе он понравится, – она указала на главный вход. – Хочешь попробовать?
Я вложила меч обратно в ножны.
– Да.
Если мой ответ и был немного вялым, она притворилась, что не заметила этого. Мы вышли из поместья и направились в сторону арены, пока она рассказывала мне об их последнем задании – охоте на разъяренного демона-свирепа в Сахаре. У демонов-свирепов были десяти сантиметровые когти, твердая, как алмаз, чешуя, и они вырастали до девяти метров в длину.
– Ты добралась до него? – спросила я.
– А как думаешь?
Она достала свой телефон и показала мне фотографии, на которых она стоит рядом с телом огромного красного змееподобного демона.
– В Йемене есть женщина, которая делает мне броню из чешуи. Чтобы пробить её, понадобится ракетная установка.
Я не спрашивала, зачем ей такая прочная броня. Тетя Джордан любила оружие, и у неё был практически собственный арсенал в их доме в Каире.
Мы вошли на арену и прошли в главный зал, освящённый только светом, проникающим через окна. На трибунах с трёх сторон зала могли разместиться все желающие, а деревянный пол был отполирован до блеска.
Тетя Джордан вытащила свой меч и положила ножны на одно из сидений. Она вышла на середину зала и выжидающе посмотрела на меня.
Я оставила пальто и ножны на сиденье. Задержавшись, я сняла и свитер, прежде чем присоединилась к ней. Я не брала в руки меч больше месяца, и у меня не было практики. Это был самый долгий срок, который я провела без него с тех пор, как начала тренироваться.
Я была в полутора метрах от неё, когда она сделала ложный выпад в мою правую сторону. Она немедленно изменила направление и нанесла горизонтальный удар в другую сторону от меня. В прошлом она уже обманывала меня этим приёмом, и я вовремя опустила свой меч, чтобы отразить её удар.
Её губы изогнулись в озорной улыбке.
– Это, чтобы убедиться, что ты обращаешь внимание.
Я несколько раз взмахнула своим новым мечом в воздухе, желая освоиться с ним. Папа иногда позволял нам с Димитрием пользоваться его мечами, но они были не такими лёгкими, как этот. Рукоять лучше ложилась в мою ладонь, и меч казался продолжением моей руки.
– Готова показать мне, чему ты научилась с тех пор, как я в последний раз надрала тебе задницу? – поддразнила она.
Я сделала выпад, направив свой клинок ей в грудь. Она легко уклонилась и парировала мой удар своим клинком. Затем она нанесла ответный горизонтальный удар. Я пригнулась под удар, и она тут же нанесла низкий удар своим клинком. Перепрыгнув через него, я опустила клинок плоской стороной вниз и уперлась ей в плечо.
Она выпрямилась с широкой улыбкой.
– Чёрт, ты такая быстрая. Я собиралась притормозить ради тебя, но вряд ли в этом есть необходимость.
Крошечная искра удовольствия, вспыхнувшая в моей груди, показалась мне чужеродной. Я не могла вспомнить, когда в последний раз испытывала что-то, кроме боли.
– Теперь, когда мы немного размялись, – она подняла меч в приветствии. – Давай посмотрим, на что ещё ты способна.
Мы кружили вокруг друг друга, как два горных льва, готовящихся к схватке. Мой взгляд схлестнулся с её, мы двигались осторожно, обдуманно, и мир за пределами нашего круга исчез.
Она нанесла быстрый удар, и я заблокировала его. Последовала серия стремительных ударов, и я парировала их все, пока она заставляла меня защищаться. Как только я увидела возможность, я атаковала, но она без усилий блокировала меня. Наши клинки скрестились, и мы несколько секунд стояли лицом к лицу, прежде чем она одарила меня насмешливой улыбкой и отступила назад.
– Неплохо. А теперь перестань сдерживаться и покажи мне, что у тебя на самом деле есть, – приказала она.
Я стиснула зубы, вспомнив, как Ронан говорил мне почти те же слова. Гнев захлестнул меня, и я перешла в наступление. Единственным звуком на арене был лязг металла, когда наши клинки встречались снова и снова.
Я была ей неровня, но мы вели бой не ради победы. Я изливала своё горе и ярость до тех пор, пока не перестала отличать слёзы от пота, катившегося по моему лицу. Когда она, наконец, отступила, я остановилась, тяжело дыша, безвольно опустив руку с мечом вдоль тела. Я подняла голову и, посмотрев на неё, увидела широкую улыбку.
– Вот это моя крестница, – она посмотрела на что-то позади меня. – Она унаследовала это от меня.
Обернувшись, я с удивлением обнаружила, что мы больше не были одни. В какой-то момент во время нашего поединка вошли мой отец и дядя Хамид и заняли места у двери. Папины глаза, которые так долго были полны беспокойства, наполнились гордостью и надеждой.
– Это был меч, – пробормотала я, поднимая его.
Тетя Джордан подошла и встала рядом со мной.
– В битве побеждает воин, а не оружие. Тристан однажды сказал мне это, так что ты знаешь, что это правда.
Дядя Хамид кивнул.
– Она права. Нужно нечто большее, чем просто огромный меч, чтобы продержаться против Джордан в течение часа.
– Прекрати. Ты заставляешь меня краснеть.
Она приложила руку к щеке, когда мы подошли к ним.
– Рад тебя видеть, Джордан, – сказал папа. – Как долго вы пробудете здесь?
– Три недели или пока Совет не обнаружит, что мы не отправились в Японию, как намеревались, – она вложила меч в ножны. – Совет не обрадовался, когда мы сказали, что нас не будет шесть месяцев.
Дядя Хамид улыбнулся ей.
– Джордан напомнила им, что есть много других воинов, которые были бы счастливы работать на них.
У меня внутри всё сжалось от обожающего взгляда, который он бросил на неё, и я отвела глаза, чтобы не видеть того, чего у меня никогда не будет.
Мне стало стыдно. Я не могла ожидать, что люди будут скрывать свою любовь друг к другу, потому что это огорчало меня.
Папа усмехнулся и встал.
– Уверен, Тристан будет прикрывать вас, сколько сможет.
– Мы слышали о вашем расследовании, – сказала тетя Джордан, когда мы покидали арену. – Дайте нам знать, если мы сможем помочь, пока мы здесь.
Папа бросил на неё благодарный взгляд.
– Я приму это к сведению.
– Как поживают Питер и Шеннон? – спросила она, пока мы шли к озеру.
День клонился к вечеру, и уже смеркалось.
– Настолько хорошо, насколько можно было ожидать, – сказал папа. – Им трудно оставаться в стороне, пока мы ищем Саммер, но у них нет наших ресурсов и технологий. Они знают, что мы сделаем всё, что в наших силах, чтобы найти её.
Тетя Джордан мрачно кивнула.
– Насколько продвинулись в расследовании?
– Мы присматриваемся к «Каладриус Фармасьютиклс» и их генеральному директору, но пока они чисты. Слишком чисты. Никто не получает того, чего он достиг, не имея секретов, которые нужно скрывать.
– Ты заслал кого-нибудь внутрь? – спросил дядя Хамид.
– Да, и пока всё идет как по маслу. Но интуиция подсказывает мне, что мы на правильном пути. Я попросил лабораторию в Весторне провести реинжиниринг препаратов, разработанных «Каладриус». Я хочу знать, есть ли что-нибудь в этих лекарствах, о чем они не сообщили FDA4.
Я задрожала, но не от холода. С тех пор, как папа впервые упомянул о своих подозрениях относительно «Каладриус», я старалась не думать о последствиях. Если они проводили эксперименты на демонах для создания лекарств, они без колебаний распространили бы свои исследования на оборотней и других существ.
Губы тёти Джордан сложились в букву «О».
