Текст книги "Собирая воедино (ЛП)"
Автор книги: Калия Рид
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)
Несмотря на это, она была родителем, который все спускает с рук. Мама за всем наблюдала со стороны: всегда рядом, но стоит на несколько шагов в стороне. Она всегда присматривала за нами, защищала меня и моего старшего брата, Митчелла. Мой отец умер, когда мне было семь.
– Теперь, когда вы вернулись и обустроились, скажи мне, когда вы подарите мне внука?
Стакан с лимонадом в моей руке дрогнул.
– Внука? Мы женаты меньше месяца!
Выражение на лице моей матери говорило: И что ты хочешь этим мне сказать?
– Дети в недалеком будущем… на расстоянии нескольких световых лет.
– Виктория, все, что я хочу сказать, так это то, что очень скоро ты будешь мечтать о розовых и голубых вещичках. Это будет все, о чем ты сможешь думать. Плюс ко всему, дети делают жизнь прекраснее.
– Также как и алкоголь, но это не значит, что я должна побежать и начать пить, – сказала я с дерзкой улыбкой на лице.
Моя мать не выглядела смущенной.
– Я абсолютно серьезно сейчас.
– Знаю, знаю.
Если отбросить все шутки в сторону, я хотела детей. Двух девочек. Я видела, как буду любить их, вытирать мокрые носики, разнимать их, когда они маленькими будут ссориться и устанавливать комендантский час, когда будут подростками. Все эти мысли я приберегла для моих будущих детей. Но вот в чем все дело: все это будет в будущем и мне совсем не хочется, чтобы это началось сейчас.
Я перегнулась через стол и взяла мать за руку.
– Это произойдет не сейчас.
Она покачала головой.
– Ну, это очень расстраивает.
– Я не говорю, что этого нет у меня в планах. Я хочу семью. Но прямо сейчас, я хочу насладиться моим мужем. Я эгоистична и хочу пока побыть с ним одна, чтобы он был только мой.
Я улыбнулась.
– Могу ли я побыть эгоисткой хоть на мгновение?
Мама улыбнулась мне в ответ.
– Конечно, можешь. Конечно.
Погрузившись в молчание, мы просматривали фотографии, как вдруг мама снова заговорила.
– Я и забыла как это бывает в самом начале.
Я подняла голову.
– А?
Она наклонилась вперед и затушила бычок в пепельнице.
– Ой, ну знаешь… новая любовь. Жизнь новобрачных. Прекрасное время.
– Да, – согласилась я.
Во время нашего медового месяца, Уэс и я дали друг другу обещания. О том, каким будет наше будущее, и как мы будем стараться поступать правильно. Через несколько лет, мы купим землю и построим дом нашей мечты. Если мы поссоримся, то будем обсуждать наши проблемы и никогда не ляжем в кровать, не помирившись. У нас были планы и я была намерена осуществить их все.
Я оглянулась на мать и осознала, что все это время она что-то говорила.
– … И затем у тебя будет семья и дом, как тот, в котором ты выросла.
Она жестом обвела наш дом в ужасном английском деревенском стиле. Расти в этом доме, все равно что расти в лабиринте. Я постоянно находила новые места и тупики. Думаю, что появлением развитого воображения я обязана этому дому. У нас с братом огромная разница в возрасте, поэтому, когда мы не могли вместе играть, я придумывала воображаемых друзей. Они никогда не жаловались. И не злились. Для них все мои игры и идеи казались безупречными.
Эх, если бы воображаемые друзья могли остаться рядом и в более старшем возрасте. Может быть, тогда все казалось бы не таким жестоким.
Не знаю, почему мама по-прежнему живет здесь. Я уехала после колледжа, а мой брат съехал за три года до этого. Полагаю, что она осталась здесь из-за воспоминаний. Знаю, что того же она хотела бы и для меня, но я не настолько жестока, чтобы говорить ей, что у меня нет желания жить в таком большом доме, в котором вполне могу потеряться.
– О чем болтаете?
Я обернулась на голос Уэса. Он закрыл за собой дверь во внутренний дворик и улыбнулся мне. Его черная рубашка была дополнена такими же темными черными широкими брюками. Рукава были закатаны до локтей. Солнце слепило, отражаясь от часов на его левом запястье. Встав позади меня, он обнял меня за плечи. Моя голова уперлась в твердые мускулы его живота.
– О, ни о чем, – с легкостью ответила моя мать, – Просто говорю о том, как сильно тебе повезло с моей дочерью.
Уэс схватил стул и придвинулся поближе ко мне. Он одарил меня ухмылкой. Той, которая покорила меня и не хочет отпускать.
– Я счастливчик, это уж точно.
ГЛАВА 6
Декабрь 2012
У женщины были серьезные ушибы.
Губы были разбиты.
Флуоресцентные лампы не сильно улучшали картину, они подчеркивали каждый изъян. Она прижала правую руку к груди, не давая мне или доктору Пеллетьеру взглянуть на нее. Я была уверена, что у нее растяжение связок.
Доктор Пеллетьер – пожилой ворчливый мужчина. Но, если бы вы видели его манеру поведения, то поняли бы, что он заботливый человек. На протяжении последнего года я постоянно с ним работала. Когда бы ни была его смена, я знала, что время с ним пролетит незаметно.
Он в шестой раз спросил, как женщина получила травму. Хотя он каждый раз задавал вопрос по-разному, ее ответ всегда звучал одинаково: упала с лестницы. Поскользнулась на воде, которую разлили дети. Просто несчастный случай.
Я слышала так много оправданий синякам и сломанным костям, что пора писать книгу. По мрачному виду доктора Пеллетьера, я поняла, что он чувствует то же самое. Его глаза ничего не выражали, но плечи слегка опустились.
Доктор Пеллетьер велел ей отдыхать и вышел из палаты. Я осталась внутри и, дождавшись пока закроется дверь, улыбнулась ей утешительной улыбкой.
Женщину звали Алекс.
Вряд ли она старше меня более чем на несколько недель. Но жизнь не была добра к ней. Кожа у нее была желтоватого оттенка, пустые глаза, тусклые волосы чуть ниже плеч. Если бы было можно, я бы заперла ее в этой палате, пока она, наконец, не согласилась бы уйти от него ради всего святого.
Всегда есть этот «он».
Я должна была бы уже привыкнуть к таким ситуациям, как у нее, но не могу. Видеть это всегда так же больно, как и в первый раз. В основном я пыталась помочь таким женщинам, исправить нанесенный ущерб, но знала, что рано или поздно они все равно вернутся в руки насилия. Это было ужасное чувство.
– Не нужно оставаться с ним, – тихо сказала я.
Алекс даже не подняла голову. Словно она не была согласна с этим высказыванием.
– Ты можешь пойти в приют. Позвонить по горячей линии. Существует так много видов поддержки.
Она вздохнула.
– Это не так просто, – ее голос был едва различим. Мне пришлось наклониться к ней поближе. – У меня трое детей. Я не могу просто уйти.
На стойке стояла полочка с различными брошюрами: как бросить курить, избавиться от депрессии, что делать, если ты беременна, и брошюра о домашнем насилии.
– Нет, ты можешь, – рьяно возразила я.
Алекс фыркнула и слезла с кушетки. Положила больничный лист в сумочку, даже не взглянув на него. Проще было бы выбросить его в помойку рядом с выходом.
Может быть, она еще вернется сюда.
Возможно, нет.
Но если она вернется, то ее история будет куда более печальной. Она не сможет себя защитить, и глаза будут казаться мертвее, чем сейчас.
К сожалению, она не единственная женщина, которую я встречаю в такой плохой форме. Семейные стычки никогда не заканчиваются легко. Мне хочется убедить их, что они действительно смогут уйти, если постараются.
Но я не могу.
В конце концов, я вышла из палаты. Ситуации с избитыми женщинами, отбрасывают тень на мою работу. Я пыталась думать о светлой стороне: о помощи людям. О предоставлении комфорта.
Благодаря этому я чувствовала себя значимой, словно медицина – единственное достойное занятие в мире.
Я шла по коридору, минуя пациентов и медсестер. Рядом с киоском стояла одна из моих лучших подруг Тэйлор.
– Я надеялась встретить тебя, – бросила она через плечо.
– Да? – ответила я, заходя за стойку медсестер.
Она кивнула и положила локти на стойку.
– Хотела узнать, сможешь ли ты пообедать со мной в субботу?
– Ты хочешь сказать, что у нас выходной в один день?
– Именно! Чудеса случаются!
Я улыбнулась.
– Звучит отлично. Во сколько?
Я познакомилась с Тейлор в колледже. Она была чудной, легкомысленной, и если что-то ей дать, то она обязательно это потеряет. Но также она была очень заботливой и доброй, такой подругой, которая пройдет с тобой через все.
– Еще не знаю. Позвоню, чтобы уточнить.
Она толкнула меня локтем и указала на коридор.
К нам приближался Уэс. Он подмигнул мне, словно точно знал, какие мысли у меня в голове.
Она вздохнула.
– Он слишком хорош, чтобы быть правдой.
Вынуждена согласиться. Шесть месяцев в браке и ничего не может быть лучше.
– У него случайно нет брата?
– Если бы был, я бы немедленно познакомила вас.
– Хорошая девочка.
Наш разговор прервался, как только Уэс остановился рядом со мной. Я подошла, чтобы обнять его, а он помахал передо мной пакетом с едой на вынос.
– Голодна?
– Умираю с голоду.
На удивление, у Уэса был выходной. Он всегда был одержим своей работой. Изо всех сил трудился над делами. Очень часто мы встречались только тогда, когда он собирался на работу, а я приходила со смены. И это все делало наши моменты вместе еще чудеснее.
Он нежно погладил меня по плечу.
– Когда у тебя перерыв?
– Сейчас.
Когда постоянно перемещаешься из одной палаты в другую, не успеваешь заскучать или проголодаться. Только сейчас, когда в животе заурчало, я поняла, как давно не отдыхала.
– Хочешь поесть со мной?
– А почему ты думаешь, я пришел сюда? – поддразнил меня он.
Тэйлор оттолкнулась от стойки.
– Ладно, – вздохнула она, – я заметила, что меня не особо желают тут видеть. Увидимся позже, Уэс.
Как только мы вошли в комнату для отдыха, я выхватила у него из рук пакет с едой.
– Здоровый образ жизни. Мне нравится, – саркастично заметила я.
Уэс ухмыльнулся.
– Все самое лучшее для тебя.
Хаос, творившийся вокруг стойки медсестер, сюда не добирался. Здесь всегда царила тишина, потому что доктора и медсестры пытались насладиться несколькими минутами тишины.
Сейчас в комнате для отдыха находилась только одна медсестра. Она сидела с другой стороны стола, не отрывая взгляда от журнала, лежащего перед ней. По телевизору, прикрепленному к стене, тихо шел какой-то сериальчик. На стене висела пробковая доска, к которой был прикреплен календарь. Прямо перед ней стояла подставка для журналов, целиком заполненная старыми журналами. Слева разместилась маленькая кухня, где мы обычно разогревали еду. Позади меня стояли аппараты с закусками.
В этом месте не было ничего особенного, но когда мы приходили сюда, голодные и уставшие, нас ничего не волновало. Мы просто хотели посидеть.
Уэс открыл пакет и начал вытаскивать еду.
– Во сколько ты заканчиваешь?
Я посмотрела на часы, пока вытаскивала кошелек, чтобы достать мелочь.
– В пять. Сегодня утром я говорила тебе, что у меня двенадцатичасовая смена.
– Знаю. Просто надеялся, что что-то поменялось.
– Неа, – я пошла к автомату с содовой, – нас сегодня очень мало в смене.
От запаха картошки в животе заурчало. Я взяла две воды и пошла к столу, бросив одну бутылку Уэсу. Он поймал ее одной рукой и сел. Несколько минут стояла тишина, потому что мы были поглощены едой.
Другая медсестра наконец-то встала. Она выбросила мусор и ушла. За ней захлопнулась дверь. Я не стала терять время и наклонилась, чтобы быстро поцеловать Уэса в губы. Казалось, что я застала его врасплох, потому что он даже не пошевелил губами. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы понять, чего я от него хочу.
Когда я оторвалась от него, выражение его лица было слегка ошеломленным.
– Это за что?
Я пожала плечами и сделала глоток.
– Не знаю сколько мы сможем пробыть наедине, поэтому я решила наслаждаться каждым мгновением.
Уэс откинулся на стуле и скрестил руки на груди. Он выглядел так привлекательно, хотя просто сидел здесь с серьезным выражением на лице. Прямо сейчас, больше всего на свете, мне хотелось уйти с работы и пойти с ним домой.
– Когда же закончатся эти бешеные смены?
– Тогда же, когда и твои, – поддразнила его я.
Он улыбнулся и переплел пальцы наших рук.
– Именно это я и имел в виду.
Я осторожно ответила:
– Знаю. Просто так оно всегда и бывает. Несколько недель сумасшедших смен. Небольшое затишье, а потом все заново.
– Только не переусердствуй.
Люблю, когда он беспокоится обо мне.
– Не буду. Обещаю.
– Потому что в ту минуту, когда ты это сделаешь, ты знаешь, что можешь бросить работу, верно?
Я встала и выкинула мусор.
– Зачем мне это делать? – спросила я через плечо, – Я люблю свою работу.
– А я люблю тебя. Хочу, чтобы ты вся принадлежала мне. Нет ничего в этом мире, что я не смог бы дать тебе.
Когда я подошла к нему, он обнял меня за талию, притянув к себе. Он сжал мои бедра. Я поцеловала его в макушку.
– Я люблю тебя, Виктория.
Его взгляд показал мне, что он имеет в виду каждое сказанное им слово. Хоть я и была одета в больничную форму, рядом с ним я чувствовала себя прекрасной.
***
– Нет ничего лучше, чем прийти домой после двенадцатичасовой смены, проведенной на ногах.
Я быстро сняла туфли и отпихнула их ногой в сторону, не потрудившись поставить их в ряд с другими. На кухне было темно, но из гостиной в коридор пробивался свет. Стояла непривычная тишина. Обычно хотя бы телевизор работает на заднем плане.
– Уэс? – позвала я.
Мой вопрос был встречен молчанием.
Я еле волокла ноги по коридору. Все чего мне хотелось – залезть под одеяло и уснуть.
Войдя в спальню, я сразу же рухнула на кровать и прижалась лицом к одеялу в цветочек. Прежде чем жить вместе, мы решили, что из вещей останется, что отправится на хранение, а что выкинем. Его таунхаус был чисто холостяцкой берлогой, начиная с черной кожаной мебели, и заканчивая безвкусной картиной на стене. Мне нравились яркие краски, цветы повсюду. В первый раз, когда он увидел бледно-желтое одеяло в цветочек, Уэс пришел в ужас. В конце концов, он сдался и холостяцкий интерьер пропал. Мы сошлись на том, что нужно создать уютное гнездо, которое будет только нашим.
Распахнулась дверь ванной и в комнату вышел Уэс, в одном полотенце на талии. Моя усталость мгновенно испарилась. Струйки воды стекали по его прессу. Влажные волосы спадали на лоб, с них падали капли и стекали по лицу, словно слезы. Он вытер волосы и быстро сказал:
– Привет. Наконец-то дома.
– Наконец-то. Я пришла к выводу, что твой визит ко мне на работу во время ланча был плохой идеей.
Он поднял бровь.
– Это почему?
– Потому что я считала часы до окончания смены. Чаще, чем обычно.
Я внимательно наблюдала за ним. Уэс был худощав, с заметно проступающим прессом, широкой грудью. Мускулы на спине красиво двигались под кожей. Он достал боксеры и повернулся ко мне.
Беззастенчиво я продолжала смотреть на него.
– Ты устала? – спросил он.
– Ага.
– Тогда перестань так смотреть на меня, потому что все чего мне хочется, так это трахнуть тебя.
Уэс завладел моим вниманием, как только вышел из ванны, но теперь я была прикована к месту. Я медленно села, дотянулась до него и пролезла пальцем под его полотенце. Ехидно улыбаясь, я притянув его поближе к себе.
– Внезапно, всю усталость как рукой сняло.
Через секунду я уже ощущала его теплое тело над своим. С закрытыми глазами я улыбалась в потолок и обернула руки вокруг его шеи. Мне отчаянно хотелось, чтобы он поцеловал меня, но у него были другие планы. Он целовал мою шею. Щеки. Подбородок.
К тому времени, как его губы оказались над моими, я впилась ногтями в его кожу, оставляя царапины. Дыхание стало прерывистым.
Он подождал еще секунду и поцеловал меня. В поцелуе не было ничего нежного или сладкого. Как в том, который был раньше утром. Этот был страстным и пылким, словно он думал, что чем крепче поцелует меня, тем быстрее сможет унять нарастающее между нами желание. Приподнявшись на локтях, я поцеловала его в ответ с такой же силой.
Его руки скользнули под мою блузку, миновали живот и властно сжали грудь.
Это я называла сумасшедшим отрывом. На публике Уэс был спокойным и сдержанным. Наедине со мной он был совсем другим: диким, опасным. Он схватил меня, его пальцы буквально проникли под кожу. Он отдавал приказы, и я следовала каждому. Я испытывала такой кайф, когда находилась рядом с таким Уэсом.
Голод между нами продолжал нарастать.
Я приподнялась, чтобы снять блузку. За ней последовали брюки. Я потянулась, чтобы прикоснуться к нему, но он так сильно схватил меня за руки, что не было ни единого шанса вырваться, и задрал их над головой.
– Не сейчас, – тяжело выдохнул он.
Я кайфовала от этого. Соблазнение было игрой Уэса, и он был хорошим игроком.
Я улыбнулась, чувствуя, словно наполовину схожу с ума. Полотенце упало с его талии, оставив его голышом. Его хватка ослабла, и я начала гладить его. Полными желания глазами, Уэс наблюдал за мной. Он чуть сжал мои пальцы. Затем приоткрыл рот и резко выдохнул. Я не могла отвести от него взгляд, даже если бы постаралась.
Уэс постоянно контролировал каждое мгновение своей жизни, но в такие моменты он не мог передо мной устоять, и я любила каждую секунду этих мгновений.
– Черт, – прошипел он.
Он раздвинул мне ноги. Его руки удерживали меня за голову голову. Уэс вошел в меня. Мои глаза были закрыты и я резко выдохнула.
Уэс так мучительно медленно входил в меня, что мои бедра сжались, а пятки впились в матрас. Он наблюдал за каждым моим движением с притягательным блеском в глазах.
Я чувствовала, как кровь бежит по венам; моя кожа горела.
Уэс повел бедрами. Пот выступил у него над верхней губой и линией волос. Его темп ускорился и на секунду, мы стали одним целым. Так погружены в жизни друг друга, словно ничто не сможет нас разлучить.
Я закрыла глаза, но все равно видела одного только Уэса.
ГЛАВА 7
Ноябрь 2015
– Виктория?
Постепенно я возвращаюсь к настоящему. Кожа больше не ощущает тепло солнца. Счастливые воспоминания тают. На мне снова черные тренировочные брюки, серая футболка и халат. Приятный аромат сменяется запахом чистящего средства Lysol.
Это испытание реальностью, если такое вообще существует.
– Виктория? Ты в порядке?
Доктор Кэллоуэй смотрит на меня с озабоченным выражением на лице.
Я поднимаю свадебную фотографию.
– Я вспомнила этот день.
– В первый раз?
Я киваю и в подробностях рассказываю ей о том, что видела. Она все записывает, ни разу не перебив меня. Когда я заканчиваю, она откладывает ручку и вяло улыбается мне.
От воспоминаний руки трясутся, и я едва в состоянии удержать Эвелин. Воспоминание было таким ярким, так реалистичным, что даже не верится, что это могло произойти несколько лет назад, а не только что.
– Это великолепно, – сообщает мне доктор Кэллоуэй, – ты что-то вспомнила.
Знаю, что она хочет, чтобы я рассказала ей обо всем поподробнее, вплоть до мелочей, но я нетерпелива. Я все что угодно готова сделать, лишь бы покинуть это место. Хочу мгновенных результатов. Сначала вспомнить один кусочек, а потом вспомнить все.
– Сколько там фотографий?
Доктор Кэллоуэй перетасовывает их. Все это чисто для виду, ведь я знаю, что она давно пересчитала фотографии.
– Около двадцати.
– Можно взять их?
– Конечно. Они твои.
Я запихиваю фотографии в карман. Понимаю, что на снимках я, но столь невероятно смотреть на запечатленное воспоминание и не помнить этот момент. Я медленно встаю, не зная, что сказать или сделать. Похоже на Эвелин моя негативная энергия тоже оказала влияние. Она смотрит на меня своими голубыми глазками и на ее личике словно написано: «Ну, это тебе помогло?»
Я трусливо отвожу глаза в сторону
– Мы будем обсуждать все эти фотографии? – спрашиваю я доктора Кэллоуэй.
– Если хочешь, то да. Думаю, они могут сильно помочь в восстановлении твоей памяти.
Это снова приводит меня к мысли как можно скорее убраться из этого места. Появился лучик надежды. Я направляюсь прямо к двери. Моя рука зависает над ручкой и я гляжу на доктора Кэллоуэй, думая, как рассказать ей свои мысли.
– Что произойдет, если я вспомню что-то плохое?
– Мы придумаем, что с этим сделать, когда это произойдет, – она улыбается мне,
– Все будет хорошо.
Я киваю и говорю «хорошо», но, по правде говоря, я отношусь к этому скептически: три года ценных воспоминаний запутаны в клубок. И мне нужно распутать их один за другим.
За дверью ждет Элис. Не говоря ни слова, я поворачиваю в сторону комнаты отдыха. Она не спрашивает, как прошел мой день. Как дела у Эвелин. Или как прошел сеанс. Уверена, что заботливой медсестрой ей никогда не стать. Прямо сейчас, я очень благодарна за это. У меня есть возможность хорошенько подумать о воспоминании. Теперь, когда они начали ко мне возвращаться, я поражаюсь тому, что вообще смогла забыть о них. Если хорошие воспоминания забылись так легко, то что же произошло с плохими?
Я опускаю взгляд на свои руки. Теперь мне вспоминаются те времена, когда я помогала людям: держала испуганных пациентов за руки, перевязывала раны…
Как иронично то, что роли поменялись.
Войдя в комнату отдыха, я сажусь за свой любимый столик, но вместо того, чтобы играть в карты или смотреть телевизор, наблюдаю за людьми.
Никогда не задавалась вопросом, почему люди попадают в Фэйрфакс.
Список, висящий на двери ежедневно пополняется новыми именами. Лица появляются и исчезают. Я не предприняла ни единой попытки познакомиться ни с кем из них. Хотя сейчас я только об этом и думаю. Девушка, забившаяся в угол: хочет ли она быть здесь? Или вон та женщина – полагаю, что ее зовут Лотти, – она здесь дольше меня и постоянно напевает «Боже храни Америку»: что заставило ее променять родной дом на Фэйрфакс?
Телевизор работает почти бесшумно. Разговоры между медсестрами и пациентами почти не слышны. Всегда считала, что тишина здесь наступает только тогда, когда пациенты задерживают дыхание, ожидая, что произойдет потом, но теперь, когда я не под воздействием лекарств, я вижу правду.
Здесь нет воздуха.
Мы вдыхаем безумие.
Выдыхаем безумие.
А люди вокруг меня? Кажется, что их это не волнует. Никто не спорит с медсестрами и не пытается сбежать через окно. Никто не догадывается, что наши движения скованы, что нами руководят каждую секунду, чтобы мы не сбились с пути.
Пациенты сидят и ходят кругом, словно это нормально.
Еще совеем недавно я была такой же как они.
Я закрываю глаза и потираю виски. Одно единственное воспоминание так сильно взбудоражило меня. Как же я буду чувствовать себя, когда вернутся остальные? Даже думать об этом боюсь.
– Кстати, не за что.
Я так резко оборачиваюсь, что чуть ли не падаю со стула. Ригэн выдвигает стул напротив меня и садится. Сегодня на ней черные тренировочные брюки, а поверх накинут больничный халат. Она скрещивает руки на груди. Они как две тонкие палочки, которые едва поддерживают ее. Ригэн кажется такой хрупкой. Словно в любой момент сломается напополам.
– О чем ты говоришь? – уточняю я.
Ригэн закатывает глаза.
– За вчера. За то, что подставилась для тебя. Была приманкой. Как хочешь, так и называй.
– Это было ради меня?
– Что-то типа того.
Я прищуриваюсь. Общаться с Ригэн проблематично, так как почти каждое ее слово пронизано иронией. Никогда не скажешь наверняка, когда она серьезна. Ее разрушительная личность доводит всех до умопомрачения, включая меня.
Девушка резко наклоняется вперед, и ножки ее стула громко ударяются об пол. Ее темно-зеленые глаза распахнуты от волнения. Я тоже наклоняюсь к ней.
– Мне просто нравится выводить из себя эту старую грымзу.
Ригэн поворачивается на стуле и указывает на Элис, которая как раз разговаривает с другой медсестрой.
Ригэн поворачивается ко мне.
– За вчерашнее мне пришлось торчать в белой комнате.
Я подавляю дрожь. Белая комната – кошмар каждого пациента. Я не была там, но слышала ужасные истории. Не знаю, были ли они такими для накала драматизма, но проверять мне этого совсем не хочется.
– Ну, – медленно начинаю я, – спасибо за вчера?
Ригэн улыбается мне, словно мы лучшие друзья.
– Не за что.
В этом момент в помещение входит Элис. Ригэн вскакивает со стула и показывает на нее.
– О Боже. Это же Атилла – Вождь Гуннов! – драматично кричит Ригэн, – Все в укрытие!
Элис смотрит на нее. Даже несмотря на то, что ее внимание приковано не ко мне, меня охватывает дрожь.
– Тебя здесь быть не должно.
– Почему нет? – с вызовом отвечает Ригэн.
– Из-за того, что ты натворила вчера. Ты потеряла много баллов.
В Фэйрфаксе используется система баллов. Наше подобие валюты. Если твои десять баллов не тратятся за один день, значит ты хороший пациент. Если ты их теряешь – то теряешь соответственно и свои привилегии. Значит, за тобой нужно внимательнее приглядывать. Бывали случаи, когда люди ломались из-за потери одного очка.
Но Ригэн, кажется, потеря очков нисколько не волнует.
– Что я натворила вчера? Что я натворила вчера… хммм.
Ригэн прижимает указательный палец к губе.
– Я вчера много чего делала. Придется тебе просветить меня о том, что я вчера делала.
– Вставай.
Элис не дает ей ответить и дергает ее за руку.
– Не, не, – цыкает Ригэн, – если так дальше будешь хватать пациентов, то не выиграешь звание работника месяца.
Элис отпускает ее.
– Теперь, прежде чем я вернусь в «свою комнату», можно я быстро перекурю?
– Нет. Ты потеряла свою привилегию на курение.
– Это вранье!
– Нет. Ригэн, ты знаешь правила.
Они выходят из комнаты, но их споры слышны даже через стену.
Я нервно перевожу взгляд на входные двери. Это безумие, но я все еще жду, когда в них войдет Синклэр. Я не вспомнила его. Пока еще не вспомнила. Но я знаю, что он может помочь мне с моим прошлым.
Его глаза следят за мной.
Прошлой ночью мне приснились эти глаза. Они смотрели на меня также напряженно, как вчера. Но мы были не в Фэйрфаксе. Не помню, что нас окружало; помню только то, что в воздухе витал запах цветов и нас разделял большой стол. Его губы двигались, но я не могла разобрать ни единого слова. Затем, очень медленно, он потянулся через стол к моей руке. Его рука придвигалась все ближе и ближе. Воспарила над моей, и я проснулась.
Еще никогда так отчаянно мне не хотелось вернуться в сон.
Мне кажется, что если он снова навестит меня, то я смогу сложить кусочки сна. Но стрелка часов неумолимо бежит вперед.
Именно тогда, в дверях появляется моя мать, как и каждую субботу, ровно в одиннадцать утра. Идет ли дождь, светит ли солнце – она всегда приходит..
Она вводит меня в курс дела касаемо всего за пределами Фэйрфакса: друзей, семьи, сплетен, событий. Обо всем. Кроме моего мужа. Когда я спрашиваю про Уэса и когда он придет, она замолкает и старается сменить тему.
Я смотрю, как мама регистрируется и спешит к моему столу. Она одаривает меня улыбкой. Эта улыбка сильно отличается от той, которой она улыбалась мне, когда смотрела свадебные фотографии. Тусклая улыбка, которая не отражается во взгляде.
– Рада видеть тебя, милая, – говорит она.
Прежде чем сесть, она подходит, чтобы обнять меня. Меня окутывает запах ее цветочного парфюма. В ней ничего не изменилось. Она безупречна. Начиная с ее идеально уложенных в стильный боб волос, идеально отутюженных черных брюк и темно синей приталенной блузки до туфель на каблуках.
– Как ты?
Я отвечаю ей, как и всегда.
– Все хорошо.
Все внутри у меня умирает от желания рассказать ей о том, что произошло сегодня: фотографии, воспоминания. Обо всем. Но если прошлое и научило меня чему, так это тому, что мама тоже считает, что я вру. Она не верит мне, когда я говорю ей, что Уэс жив.
Она кивает, сжимает свою сумочку, словно все пациенты окружающие нас, только и мечтают вырвать ее из рук.
– Это замечательно, – мягко отвечает она.
Мама обводит взглядом комнату, и замечает худую пациентку, играющую в шашки. Девушка ловит взгляд матери и, подскочив со своего сидения, одергивает больничный халат. Она встает прямо перед моей матерью.
– Бууу! – кричит девушка.
Моя мать подскакивает, и медсестра немедленно уводит девушку, говоря ей, что она должна спокойно играть в шашки или у нее отнимут очки. Девушка начинает плакать. Она так сильно рыдает, что у меня сердце ноет. Есть разновидности плача, которые слышны даже из холла: ветер доносит до нас звуки рыданий. Такой плач создает не самую лучшую репутацию психам.
– Раньше я ее не видела.
Мама отряхивает рукава блузки, словно пытается смахнуть с себя безумие пациентки.
– Как у тебя дела? – интересуюсь я.
Она внезапно приободряется.
– Великолепно! Вчера устраивала легкий завтрак для леди. Все прошло прекрасно. Тебе бы понравилось.
– Это хорошо, – отвечаю я, но глубоко в душе задаюсь вопросом: а на самом деле, понравилось бы ли мне?
Следующие несколько минут она рассказывает обо всем, что произошло в ее жизни. Вам может показаться, что мало что может измениться за неделю, но моей матери это не касается. Она всегда перемещается с одного мероприятия на другое.
Я ерзаю на стуле.
– Слушай, мне хотелось кое о чем с тобой поговорить.
– О чем?
– Кое о чем из моего прошлого.
– Ладно… – неохотно соглашается она.
– Какой была моя жизнь до Фэйрфакса?
На ее губах появляется мягкая улыбка. Она тянется через стол и накрывает мою руку ладонью.
– Она была прекрасной. Абсолютно великолепной.
Искренность в ее голосе не может быть поддельной.
– Вчера у меня был посетитель.
Ее плечи напрягаются. Спина выпрямляется.
– Кто?
– Синклэр Монтгомери.
Его имя повисает между нами. Взгляд ее глаз говорит о том, что она знает, что мне известно о списке. Но она не начинает оправдываться.
– У персонала есть список тех, кому можно и нельзя навещать меня?
– Ну, да, но…
– Кто еще в этом списке? – перебиваю я ее.
Моя мать бледнеет.
– Извини?
– Кто еще в этом списке?
– Синклэр и Рэне.
Я выдыхаю и пытаюсь держать себя в руках.
– Разве ты не должна была мне об этом сказать? Разве не должна была сообщить мне, что есть такой список?
Мама закрывает глаза и потирает нос.
– Виктория, я просто пытаюсь помочь.
– Как это должно помочь?
В ее глазах сверкает раздражение.
– Ты сказала, что пришла в Фэйрфакс, чтобы отдохнуть и хотела убедиться, что никто или ничто не встанет у тебя на пути.
– Ты должна была позволить решать мне самой.
– Знаю, знаю. Прости. Думала, что так будет лучше для тебя.
По боли в ее глазах, я думаю, что она говорит искренне. Мне хочется верить, что так оно и есть.
– Итак, – улыбается она, – о чем еще мы можем поговорить?
– Можем поговорить про Уэса.
– Почему?
– Потому что я пытаюсь покинуть Фэйрфакс?
Ее лицо озаряется.
– Это замечательные новости, но какое отношение это имеет к Уэсу?
– Потому что мне никто не верит. Ты всегда говоришь мне, что хочешь, чтобы я отсюда ушла. Так вот это твой шанс помочь мне.
Мама откидывается на стуле, словно я попросила ее пожертвовать мне почку. Могу видеть, как быстро мечутся ее мысли. Она хочет помочь мне. Это легко заметить. Но согласится ли она? Вот в чем вопрос.
– Виктория, – медленно начинает она, – не знаю, смогу ли я это сделать.
Я смотрю на Эвелин и нежно поглаживаю ее по голове. Мое сердце бешено стучит.
