355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Калия Рид » Собирая воедино (ЛП) » Текст книги (страница 2)
Собирая воедино (ЛП)
  • Текст добавлен: 28 апреля 2020, 13:30

Текст книги "Собирая воедино (ЛП)"


Автор книги: Калия Рид



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

Взгляды пациентов и персонала прикованы к нему. Все мы думаем об одном: Зачем он здесь?

Медсестра одаривает его изумленной улыбкой.

Он пишет имя на бирке посетителя. Мне хочется быть рядом с ним. Хочется знать имя этого прекрасного мужчины.

Попав в Фэйрфакс, я познала искусство наблюдения за людьми. Нельзя смотреть пристально. В подобном месте велик риск быть пойманным. Необходимо украдкой поглядывать на человека – этого достаточно для меня, чтобы создать историю о нем.

Касательно этого мужчины, я представляю себе силу. Контроль.

Опираясь локтями о стойку, он наклонился поближе к медсестре! Она новенькая. Только на прошлой неделе завершила стажировку. То, как она смотрит на него… с полной уверенностью могу сказать, что она бы отдала все, лишь бы он продолжал разговаривать с ней.

Мужчина что-то говорит, и она качает головой. Я пытаюсь читать по губам, но девушка говорит слишком быстро.

Затем он одаривает медсестру улыбкой.

Улыбкой, от которой поглупеет даже самая умная женщина.

Медсестра вздыхает и расслабляет плечи. Она оглядывается через плечо, чтобы убедиться, что никто не смотрит, а затем наклоняется к нему и указывает на меня.

Мужчина смотрит в мою сторону. Напряженный взгляд. Сильный. Властный.

Оттолкнувшись от стойки, он входит в комнату отдыха. У него очень уверенная походка, каждый шаг он делает с полным осознанием, что заслужил и заработал его. Его подбородок приподнят, а взгляд устремлен прямо на меня. У меня начинают дрожать руки. Чувствую, как кровь устремляется от кончиков пальцев рук к пальцам ног.

Сердце начинает бешено стучать.

Тук.

Тук.

Тук.

Каждый удар сердца сильнее предыдущего. Нисколько не сомневаюсь, что все в комнате слышат мое сердцебиение. Когда мужчина подходит прямо к моему столу, я сильнее прижимаю к себе Эвелин. Я поднимаю голову, чтобы посмотреть на него, и клянусь, что чувствую укол в самое сердце.

– Можно я присяду, Виктория?

Откуда он знает мое имя? Я в бешенстве, отчаянно желаю знать, что происходит. Кто-то решил разыграть меня? Я оглядываю комнату, ожидая, что в один из докторов выпрыгнет из укрытия и скажет мне, что это всего лишь проверка.

Когда я не отвечаю, мужчина вопросительно выгибает бровь и садится напротив меня. Он кладет руки на стол, скрестив пальцы. Они большие, грубые, с мозолями и обрезанными под корень ногтями. Мой желудок переворачивается, потому что я вспоминаю эти руки на мне прошлой ночью. Не Уэса. Его.

Мы сидим в тишине, но что именно я должна сказать? Не так-то легко начать разговор с незнакомцем.

Он тяжелым взглядом смотрит на Эвелин. Взгляд перемещается с моей дочери на меня. Я прижимаю Эвелин так, что ее голова оказывается на моей груди и нежно поглаживаю ее по спинке.

– Извините, мы знакомы? – мой голос звучит твердо, но доброжелательно.

Он покачивает головой и смотрит на меня из-под ресниц.

– Я Синклэр.

Я безучастно смотрю на него. Думаю, он ожидает, что я его узнаю. Но нет. Я никогда не встречалась с ним. Не считая прошлой ночи.

– Синклэр Монтгомери, – представляется он.

Все еще ничего. Все, что я делаю – пожимаю плечами. Он закрывает глаза и поджимает губы. Я не знаю его, но его боль очевидна. Хотелось бы помочь ему. Но как? Я себе-то едва могу помочь.

– Ты не помнишь меня, – резко говорит он.

В голосе не чувствуется боли или злости, но в глазах отражается море эмоций. Слишком много для меня.

– А должна?

Уголки его губ опускаются в грустной улыбке.

– Должна.

Это безумие, сидеть рядом с тем, кто смотрит на тебя глазами, в которых играют тысячи воспоминаний. Воспоминаний, которые ты не можешь восстановить, но так хочешь.

Безумно и ужасающе.

– Ваше имя не кажется мне знакомым, – тихо отвечаю я. Словно язык распух во рту, и все, что я произношу, звучит жалко.

Синклэр.

Его зовут Синклэр.

Его темной внешности и напряженным глазам, больше подходит имя на букву Т. Он улыбается мне, улыбка расплывается по всему лицу, словно он знает, о чем я думаю.

– Я знаю, что ты не помнишь меня. Вот почему я здесь, – говорит он, – нам нужно многое наверстать.

Все выглядит таким… невероятным. Я сильнее прижимаю к себе Эвелин.

– Вы врете мне? – шепчу я.

Он наклоняется ко мне.

– С тех пор, как мы познакомились, я ни разу тебе не солгал, – свирепо говорит он.

– И как давно мы знакомы?

Он сглатывает, и я смотрю как дергается его кадык.

– Два с половиной года.

Мои сомнения отражаются в моем взгляде.

Синклэр вздыхает.

– Я знаю, что ты не веришь мне.

– Вы правы, – признаю я, – не верю. Я живу тут три года. Нет ни малейшей возможности, что мы познакомились.

Синклэр хмурится. Его глаза быстро оглядывают комнату и возвращаются ко мне.

– Три года? Ты здесь не три года.

Я открываю рот. Я готова отстаивать свою правду. Мне лучше чем кому-либо другому знать, как долго я здесь. Но, копаясь в воспоминаниях о Фэйрфаксе, я возвращаюсь к самому началу и ничего не нахожу. Все это случилось в… 2011?

Меня охватывает отчаяние. Какой смысл иметь память, если она не работает на тебя? Я закрываю глаза и потираю висок. Когда я наконец-то снова смотрю на Синклэра, выражение его лица несколько смягчилось, словно он понимает, как тяжело мне это все дается.

– Ты здесь всего шесть месяцев.

Мне так хочется оспорить его слова. Хочется привести факты, но я не могу. Три года. Я провела тут три года и, если мы такие хорошие друзья, то почему он не пришел раньше? Озвучиваю ему свой вопрос.

– С тех пор как ты здесь, я пытался навестить тебя каждый день. Каждый раз меня не пускали.

– С чего вы решили, что я вам поверю?

– Спроси у любой из медсестер. Проверь списки посетителей за вчера, позавчера, за день до этого. Ты увидишь что в них ежедневно появляется мое имя.

Я громко сглатываю.

Никто не говорил мне о его визитах. Чувствую, как ярость растет в груди. Разве не мне решать, с кем мне видеться, а с кем нет?

– Я клянусь тебе, что не обманываю.

Прежде чем я успеваю хоть что-то ответить, он говорит.

– Ты помнишь хоть что-нибудь из случившегося?

Я хмурюсь.

– О чем вы говорите?

– Твое прошлое. – резко говорит он, – Ты помнишь?

Он терпеливо ждет моего ответа. Мой пульс начинает частить.

– Нет.

– А я помню, – его голос становится угрюмым, – И я могу помочь тебе… если ты позволишь.

Его предложение опасно, но такое пленительно. У меня нет доказательств, но я верю, что он знает мое прошлое. Он – его часть.

Я смотрю вниз на стол. Толстый слой пыли покрывает столешницу. Я пишу свое имя большими буквами.

ВИКТОРИЯ.

ВИКТОРИЯ.

ВИКТОРИЯ.

Я ничего не вижу. Просто выстроенные в ряд буквы. Этот мужчина утверждает, что знает меня, и мне нечем ему возразить.

– С чего вы взяли, что я поверю вам?

– Ты и моя сестра были лучшими подругами.

– Были?

Он кивает и мнется.

– До того, как все произошло.

Когда эти слова слетают с его губ, я с трудом сдерживаюсь, чтобы не перегнуться через стол и не схватить его за воротник рубашки, требуя все мне рассказать.

Вместо этого я просто говорю:

– Почему она не навещает меня?

– Она приходила поначалу, но ее, как и меня, не пускали.

Сколько именно людей не пустили ко мне? Есть список? Его составил Уэс или моя мать? Или может это дело рук докторов?

– Почему ее не пускали ко мне?

Он одаривает меня утомленной улыбкой.

– Потому что это она тебя сюда поместила.

О дне прибытия в Фэйрфакс, я помню лишь то, как захлопнула дверцу машины, и, как заслонила глаза рукой от солнца, глядя на здание. Помню, как вытащила Эвелин с детского кресла в машине. Помню, как подписывала бумаги на стойке у администратора и думала про себя, что в отличии от остальных здесь находящихся, я прибыла сюда не лечиться, а просто отдохнуть.

Ни разу я не вспоминала с кем я сюда приехала.

Синклэр выглядит так, словно хочет что-то сказать. Он открывает и закрывает рот. В его глазах я вижу воспоминания. Эти воспоминания я?

– Виктория! Что ты здесь делаешь?

Элис. Звук ее голоса для меня как скрежет гвоздя по железу. Как долго я тут сижу? Я вскакиваю со своего места, когда она входит. Элис смотрит на нас, потом задерживает взгляд на мне.

– Я сказала тебе ждать в своей комнате.

Она не ждет ответа и смотрит на Синклэра.

– Мистер Монтгомери, вам нельзя здесь находиться. Кто вас впустил?

Синклэр встает. Он возвышается над Элис. Уголки губ у меня подрагивают, но я сдерживаю улыбку. Так приятно наконец-то видеть кого-то, кто стоит лицом к лицу с этой женщиной и не боится ее сурового взгляда.

Он указывает на медсестру за стойкой, которая вот-вот готова удрать.

– Она.

– Ну, вам нельзя здесь находиться. Вам следует уйти.

Не сейчас. Нет, не сейчас. В первый раз за долгое время, я наконец-то ощутила, что кто-то на моей стороне. Я не готова отпускать это чувство.

Эвелин начинает плакать. Я пытаюсь подойти к Синклэру поближе, но Элис встает у меня на пути. Я спокойный, терпеливый человек, но прямо сейчас мне хочется отшвырнуть Элис в сторону. Мне хочется вселить в нее тот же страх, что и она вселяет в меня, своими убийственными взглядами каждый день.

Синклэр дотрагивается до меня. Он нежно кладет свою большую руку мне на плечо. Через секунду он ее убирает, и касается пальцами моей руки.

– Я скоро вернусь.

Прежде чем он отворачивается и уходит, мы встречаемся взглядами, и он очень тихо говорит:

– Ничего страшного, если ты никогда не вспомнишь нас; я буду помнить за нас обоих.

И затем он уходит.

Элис ведет меня к стойке. Она разговаривает с новой медсестрой, несомненно, делая ей выговор за то, что впустила Синклэра. Я, пользуясь моментом, заглядываю в тетрадь, где расписываются посетители. Его почерк неразборчив, но я отчетливо вижу С и М. Я смотрю на вчерашний день и день до него. Продолжаю, пока не просматриваю целый месяц. Его имя на каждой странице.

Синклэр Монтгомери не врал.

ГЛАВА 3

Сегодня никаких выходок от Ригэн. Или посетителей, ожидающих меня в комнате отдыха.

Весь день до последней минуты я надеялась, что что-нибудь случится. Но стоя у двери в кабинет доктора Кэллоуэй, понимаю, что не могу больше медлить ни секунды. На этом сеансе я должна с этим покончить.

Сделав глубокий вдох, я громко стучу в дверь ее кабинета.

– Входите, – откликается она.

Я толкаю дверь и вхожу в кабинет.

Я не испытываю ненависти к доктору Кэллоуэй. На самом деле она не так уж и плоха. На ее сеансах мы с ней не копались в моем туманном прошлом. И дело не в ней самой; просто я не доверяю ни одному здешнему доктору. Они давят на больное, ожидая, что пациент поделится правдой.

Сумасшедший ты или нет, такое нелегко дается любому человеку.

Не могу вспомнить, как долго я посещаю ее сеансы. Может быть несколько месяцев? За все это время доктор Кэллоуэй ни разу не пыталась выпытать у меня информацию насильно. В отличие от всех остальных докторов, которые задают одни и те же вопросы, пока не начинает тошнить. Ваш муж мертв. Расскажите, что вы помните.

Хотя у каждого врача свой особый подход. Некоторые врачи обладают удивительной способностью выводить меня из себя – они постоянно кивают головой, чтобы я ни говорила им, словно понимают меня. Понимают мои чувства. Как будто я им нравлюсь. Но в итоге они всегда… всегда оборачивают ситуацию в свою пользу.

Доктор Кэллоуэй не нежничает, как остальные доктора. Поначалу она задавала стандартные вопросы, но спустя некоторое время прекратила. Теперь во время наших сеансов она спрашивает как у меня дела. Интересуется, как поживает Эвелин. Хорошо ли я переношу лекарства? А когда мне уже нечего рассказать ей, она переключается на более легкие темы. Вообще-то мне нравятся наши с ней разговоры. Они нормальные.

Я знаю, что она была замужем. Развелась. Со своим первым мужем они разъехались. Три года она живет с мужчиной по имени Том. Но не собирается связывать себя отношениями. Детей нет. Пока она не выпьет утром чашечку кофе, она не чувствует себя «живой». Доктор Кэллоуэй ненавидит готовить и часто заказывает еду на дом.

Ей сорок один и она любит свою работу.

Такая откровенность – исключение в Фэйрфаксе. Порой во время сеанса повисает тишина, но ее нельзя назвать ни неловкой, ни уютной. Это просто тишина.

Сегодня утром я решила, что не случится ничего страшного, если я сообщу доктору Кэллоуэй, что хочу покинуть это место. Теперь я жутко нервничаю. Нервничаю слишком сильно, чтобы озвучить свои мысли. Нервничаю, что моя попытка не увенчается успехом.

– Доброе утро, Виктория.

Она слегка приподнимает голову, улыбается мне и возвращается к чтению записей, лежащих перед ней. Не глядя, она указывает мне на кресло, стоящее напротив ее стола.

– Пожалуйста, присаживайся.

Я сажусь и практически сразу же начинаю нервно постукивать ногой. Эвелин ерзает во сне, и я прекращаю постукивания. Напоминаю себе, что должна сделать. Должна с кем-то поговорить. Если не ради себя, то ради Эвелин.

Доктор Кэллоуэй откладывает ручку и, наконец-то, обращает на меня все свое внимание.

– Как ты поживаешь?

Я начинаю потеть. Не могу ответить ей как обычно: «Я в порядке». Это не сработает.

– Замечательно, замечательно, – медленно начинаю я, – Могу я кое о чем у вас спросить?

– Конечно.

– Как долго я здесь нахожусь?

Доктор склоняет голову на бок.

– Как долго?

Я обеспокоенно киваю. Нервы на пределе. Я сжимаю Эвелин чуть сильнее и сжимаю ее ладошку своей рукой.

– Ну, точно не знаю. Мне нужно проверить.

Она начинает листать мою чересчур толстую карточку, затем смотрит на меня, и переводит взгляд на компьютер.

– Быстрее проверить здесь.

Она что-то набирает на клавиатуре. На это у нее уходит всего несколько секунд, но мне кажется, будто прошла вечность. Наконец, она поворачивает ко мне монитор компьютера. Мой лист прибытия. Она указывает в самый низ экрана. Я вижу свою подпись рядом с датой: 19 мая 2015 года.

Синклэр прав. Шесть месяцев.

Я сажусь обратно в кресло и мысли начинают роиться у меня в голове. С чего я решила, что нахожусь тут уже три года? Я чувствую на себе взгляд доктора Кэллоуэй и смотрю на нее.

– Почему ты спросила? – осторожно спрашивает она.

– Мне казалось, что я тут уже три года, – честно отвечаю я.

– Три года? – доктор Кэллоуэй в изумлении поднимает брови. – Это так долго. Почему ты так думала?

Я пожимаю плечами и собираюсь сказать ей, что не знаю, но внезапно слышу голос Уэса. Поначалу он звучит очень слабо, но потом все громче и громче, так, словно он прижался губами к моему правому уху и шепчет:

Мы три года в браке…

Я встречаюсь с доктором Кэллоуэй взглядом.

– Понятия не имею, – отвечаю я. Прежде чем она успевает задать еще один вопрос, я меняю тему. – В последнее время я часто кое о чем думаю…

Скажи это, призывает меня разум. Просто произнеси вслух!

Доктор Кэллоуэй молчит, просто терпеливо ждет, когда я продолжу. Боже, хотелось бы мне такого же терпения, как и у нее. Нервничая, я облизываю губы:

– Я хочу уйти из Фэйрфакса.

Она не кажется удивленной, просто кивает в знак согласия. В ее глазах загорается интерес.

– Почему ты считаешь, что готова уйти отсюда?

Потому что у меня складывается ощущение, что жизнь проходит мимо. Мне нужно вернуть ее. Я хочу снова стать нормальной. Но я не могу произнести эти слова вслух.

– Потому что больше не хочу находиться здесь, – в итоге выдаю я.

Она ничего не говорит в ответ на мои слова. Просто скрещивает ладони и опирается подбородком на сплетенные пальцы.

– Почему нет? – в итоге все же задает она вопрос.

Не рассказывай ей о голосах, подсказывает разум. Только испортишь все.

Если я собираюсь рассказать ей правду, то должна сделать это разумно. Мне совершенно не нужно, чтобы она подумала, что я чокнутая.

– Произошло что-то, что подтолкнуло тебя к этому решению?

Открываю рот и сразу же закрываю его. Мне определенно не стоит признаваться в том, что я прекратила принимать лекарства. Поэтому я выдаю ей лишь часть правды.

– Ничего, просто поняла, что мне здесь больше не место.

Доктор Кэллоуэй настороженно смотрит на меня, но я не вижу осуждения в ее взгляде.

– Чтобы уйти отсюда, тебе придется побеседовать с рядом врачей, включая меня, прежде чем мы подпишем разрешение на выписку. Мы должны убедиться, что твое состояние значительно улучшилось по сравнению с тем, каким оно было, когда ты поступила сюда.

Так я и думала. Несмотря на то, что я готовилась к тому, что это будет сложная битва, я все равно подавлена.

Не произношу ни слова.

Повисает тишина. Эта самая ужасная разновидность тишины. Она поедом ест меня, пока доктор Кэллоуэй выжидающе на меня смотрит.

– Если ты хочешь уйти, я должна быть уверена. Я не оспариваю то, что ты больше не принадлежишь этому месту, но…

Боже. Я ненавижу это слово. Хоть у одного предложения начинающегося с «но» бывает счастливый конец? Нет. Я так не думаю.

– Но прежде, чем ты достигнешь цели, нужно проделать много работы. Если ты позволишь мне помочь тебе, я буду рада сделать это.

– Вы хотите, чтобы я открылась вам и рассказала о своих чувствах? – скептически спрашиваю я. Во рту ощущается горечь только от того, что я озвучила это вслух.

– Нет, вовсе нет.

– Тогда чего вы хотите?

– Ничего плохого, Виктория. Я знаю, что ты скрытный человек, – она смотрит на Эвелин и ее улыбка увядает. – Ты любишь свою дочку и хочешь защитить ее, но мне нужно, чтобы ты открылась мне. Я хочу, чтобы ты доверилась мне.

Она резко встает. За окном светит солнце, и тень доктора падает на меня. Инстинктивно, я вздрагиваю. Доктор Кэллоуэй этого не замечает. Она подходит к картотеке и достает карточку с моим именем. В нем так много бумаг, что они того гляди вывалятся оттуда.

– Это моя карточка?

Она кивает и открывает ее. Некоторые бумаги скреплены вместе. По краям торчат красные стикеры. В конце файла лежат завернутые в пакет фотографии. Она достает некоторые из них.

– Хочу показать тебе кое-какие фотографии.

Я пытаюсь подглядеть, но она держит их так, словно мы играем в покер.

– Что за фотографии?

– Твои фотографии. Я начну медленно показывать тебе их по одной. Как только ты их хорошенько рассмотришь, я ускорю темп. Если какая-нибудь из них покажется тебе знакомой, скажи мне остановиться.

– Кто дал их вам?

Доктор Кэллоуэй кладет фотографии на стол.

– Твоя мать. Когда ты прибыла в Фэйрфэкс, она отдала их твоим докторам, в надежде, что ты вспомнишь… хоть что-то.

– Почему я вижу их только сейчас?

– Потому что всякий раз, когда их приносили, ты отказывалась смотреть на них.

Отказывалась? Я? Не могу вспомнить, но мне не хочется спорить с ней.

– Хочешь попробовать посмотреть на эти фотографии? – вежливо спрашивает она.

Когда кто-то хочет восстановить все в памяти, с чего лучше начать?

С самого начала.

Проблема в том, что я не знаю, где это самое начало.

Но вот мой шанс: прожить жизнь дважды сквозь призму фотографий.

Я буду полной дурой, если откажусь, и еще большей, если не перестану нервничать. Это семимильный шаг в сравнении с моей повседневной рутиной, правда, я понятия не имею, чем в итоге все это закончится.

Я очень медленно киваю.

– Отлично, – радуется она, – пришла пора распутать твое прошлое.

На первой фотографии мы с Уэсом запечатлены в день напоминающий нашу свадьбу. Мы идем по проходу, наши руки переплетены. Уэс улыбается мне, а я сияю от радости. Мы выглядим как идеальная счастливая пара. Влюблены друг в друга по уши.

На второй я со своей матерью. Мы сидим на заднем дворе ее дома. Я выросла в этом доме. В одной руке мама держит супер тонкую сигарету, в другой фотографию. На столике передо мной лежит стопка фотографий и стоит бокал с чем-то. Мы обе улыбаемся в объектив.

На третьей я в больнице. На мне форма медсестры. Рядом со мной незнакомая блондинка. Я стою, прислонившись к стойке, уставшая, но невероятно счастливая.

Как и обещала доктор Кэллоуэй, темп показа фотографий ускоряется. Одна за другой фотографии появляются так быстро, словно я просматриваю книжку с движущимися картинками. Вскоре цвета сливаются воедино, и я перестаю понимать, где заканчивается одна фотография и начинается следующая.

У меня начинает кружиться голова. Такое ощущение будто я на американских горках и вагончик сейчас сделает головокружительную петлю. Желудок переворачивается. Кажется, меня сейчас стошнит.

– Хватит, – прошу я. Фотографии перелистываются все быстрее. – Я сказала хватит.

Доктор Кэллоуэй останавливает показ на нашей с Уэсом фотографии, но мой разум никак не может затормозить. Он усиленно цепляется за все воспоминания, словно голодный хищник вгрызающийся в свою жертву. Сердце бешено бьется. Я с трудом собираюсь с силами и делаю глубокий вдох. Чувствую себя в ловушке, словно вокруг меня медленно сжимаются стены.

Я погружаюсь в воспоминания, становясь меньше с каждой секундой, в то время как фотографии увеличиваются в размере, медленно окружая меня. Кабинет доктора Кэллоуэй затуманивается. Она продолжает говорить, но я не в состоянии разобрать ни слова.

В ушах начинает звенеть, я ничего перед собой не вижу. Чувствую, как теряю связь с настоящим и погружаюсь в прошлое. Моя нынешняя одежда растворяется и я оказываюсь одета в хлопковое летнее платье. Волосы блестят и кожа начинает сиять. Кожу овевает ветерок. Эвелин растворяется прямо на глазах. Я тянусь к ней, но уже слишком поздно… я и сама исчезла.

ГЛАВА 4

Май 2012

Я и представить себе не могла, какой поворот примет моя жизнь в тот день, когда встретила Уэсли Донована.

Я встретила его год назад. Мы столкнулись на улице. В прямом смысле этого слова.

В руках у меня был букет цветов, который я только что забрала у флориста и я страшно торопилась. Пока бежала к машине, я опустила взгляд на часы. Мне хотелось поскорее попасть домой, чтобы успеть прибраться до прихода матери. Мы планировали вместе поужинать. Я собиралась поставить цветы в вазу и украсить ими стол. Тогда хотя бы к этому она не будет придираться. Мне следовало сделать это раньше. Знаю. Пять часов вечера не самое лучшее время, чтобы пытаться все исправить в лучшую сторону, но у меня была ночная смена в больнице и домой я попала только в шесть утра. Я планировала поспать пару часиков, но в итоге проснулась только в три часа дня.

На дорогах были пробки. Повсюду гудели клаксоны. Радио работало так громко, что казалось, под ногами дрожала земля. Все это безумно раздражало и отвлекало.

А затем я врезалась в него. Он быстро шел и разговаривал по телефону. Блэкберри выпал из его рук и запрыгал по асфальту, остановившись только у канализационного слива. Цветы разлетелись во все стороны.

– Простите, – начал сокрушаться он и присел на колени, чтобы помочь мне собрать двадцать роз на длинных стеблях.

Одну за одной он сложил их обратно в оберточную бумагу. Этот великолепный мужчина так заботливо укладывал цветы. Я с изумлением наблюдала за ним. Светлые волосы на висках были коротко подстрижены, на макушке чуть длиннее. Не выбивался ни один волосок. Светло коричневые ресницы касались щек, скрывая карие глаза. Он был гладко выбрит отчего отчетливо проступали скулы… Он бросил на меня взгляд из-под ресниц и мой мир перевернулся.

Вот так просто.

По взгляду его глаз я поняла, что он жаждет обладать каждой частичкой меня. И, чистым сумасшествие было то, что я собиралась позволить ему овладеть мной.

Взволнованная, я схватила его телефон и передала ему тогда же, когда он протянул мне цветы.

– Ваш телефон разбился?

Он запихнул его в карман, пожал плечами и одарил меня ленивой улыбкой.

– Не важно. Куплю другой.

Когда я благодарила его, голос у меня дрожал, а когда начала уходить, он нежно схватил меня за руку. В его большой ладони моя казалась такой маленькой и аккуратной.

– Уэс Донован, – представился он.

– Виктория Олдридж.

Его рука соскользнула с моего запястья, пальцы прошлись по коже, и он пожал мне руку. Сердце забилось чаще от одного обычного прикосновения. Уже тогда я знала, что мне нужно будет снова увидеться с ним.

Затем он сообщил мне:

– У тебя кровь идет.

Туман, который Уэс сгустил вокруг меня, развеялся.

– А?

Он поднял мой указательный палец, и я увидела как по нему течет ярко красная струйка.

– Должно быть порезалась шипом, – предположил он.

– Полагаю, что так, – чуть слышно согласилась я.

Не говоря ни слова, он взял меня за руку и обернул ее платком с вышитой на нем монограммой. Он отобрал у меня цветы и проводил до машины. Я уже собиралась сесть в машину, но он прислонился плечом к двери и склонил голову очень близко ко мне. Уэс сказал, что хочет снова со мной увидеться.

Я ответила согласием. Конечно же, я сказала «да». Думаю, любая женщина, отказавшая Уэсу, была бы полной дурой.

Тот день стал прологом наших отношений.

Уэсу тогда было тридцать три года. В то время, разница в возрасте не волновала меня. Во всяком случае, возраст стал еще одним очком в пользу Уэса. Я очень быстро попала под очарование его непоколебимой уверенности в себе. Мне он казался зрелым. Мудрым. Он знал, чего и когда хочет.

У нас было так много общего: книги, даже то, чем мы занимались в детстве.

Он казался таким идеальным.

Мне хотелось стать женщиной, которая покорила недосягаемого Уэса. Когда я говорила, он внимательно слушал, впитывая каждое слово. Он рассказывал мне о своей жизни, и слушая его, мне казалось, что я становилась особенной.

Уэс вырос в Маклине, в Вирджинии. Он был единственным ребенком в семье. Родители уделяли ему все свое время. Он усердно учился, окончил университет штата Пенсильвания. Уэс вернулся в Фолс-Черч, чтобы работать в юридической фирме Хатчинса и Келли. Он поставил себе цель стать их партнером.

От его друзей я узнала, что до меня у него была целая вереница женщин. Волновало ли это меня? Нет. Более того, я гордилась тем, что он выбрал меня. Меня.

Шесть месяцев спустя мы объявили о помолвке. Мне нравилось быть его невестой. Такое блаженство. От осознания того, что я проведу остаток своей жизни будучи его женой, все казалось нереальным. Я ждала неприятностей или когда кто-то скажет мне, что все это сон.

Дату свадьбы мы назначили на восемнадцатое мая.

Мне хотелось всем демонстрировать свое обручальное кольцо – меня переполняла гордость. Я чувствовала себя победительницей. Испытывала даже некоторое самодовольство, ведь я сделала то, чего не удалось сделать другим женщинам. У меня был Уэс. Даже лучше, у меня была его любовь.

Мне всегда хотелось, чтобы моя свадебная церемония проходила на закате на заднем дворе дома моей матери. Чтобы белая воздушная ткань обрамляла ряды белых стульев. В конце прохода я представляла арку из цветов. Ветви гигантских дубов были бы украшены яркими гирляндами.

И свадьба была именно такой, какой я ее себе и представляла.

Стоя позади двух дубов, мы сказали друг другу «согласны» перед лицом сотни наших ближайших гостей и родственников. Рука об руку мы прошли по проходу. С моего лица не сходила улыбка. Не знаю, была ли я когда-то счастливее в своей жизни.

Женаты.

Мы женаты. Я не могла в это поверить.

Члены моей семьи улыбались нам. Также в толпе присутствовали и мои друзья: друзья детства, друзья по колледжу. Конечно же, друзья моей матери тоже присутствовали. Объявились и несколько друзей Уэса, но из его родни мало кто присутствовал.

Я кивала и всем улыбалась. Сердце внутри бешено стучало. Я двигалась благодаря чистому адреналину и счастью.

Я считала шаги, пока шла по проходу.

Двадцать четыре шага.

В конце прохода, Уэс поднял наши переплетенные руки в воздух. Фотограф делал снимок за снимком.

Уэс посмотрел на меня. Его светлые волосы на солнце превратились в золотые нити. Одна прядка упала ему на лоб. Его карие глаза сияли.

Мы оба были так счастливы, и даже не пытались этого скрывать.

Фотографу не удалось ухватить момент, когда мы прошли по проходу и свернули во внутренний дворик. Мы оказались скрыты кустами роз и зарослями кустарника. И, признаюсь по секрету, мне это очень понравилось. Краткий миг, когда существовали только мы вдвоем. Моя нога уже почти была на первой ступеньке, когда Уэс схватил меня за руку, удерживая на месте, и прошептал мне на ухо:

– Я буду любить тебя до конца своих дней.

ГЛАВА 5

Июнь 2012

– Ну, как счастливая парочка?

Я сделала большой глоток лимонада и мягко улыбнулась.

– Хорошо.

– Ой, Виктория, не скромничай, – сказала моя мать, отвлекшись от просмотра фотографий, – ты теперь замужем.

Замужем.

Всего пару дней назад мы с Уэсом вернулись из нашего свадебного путешествия. Мы провели две восхитительные недели в Париже. Так прекрасно было расслабиться и провести все время друг с другом, не думая ни о чем на свете. Мы оставили наши волнения позади, в тот момент, когда оказались на борту самолета. Несмотря на то, что мы вернулись домой, к работе и погрузились в рутину, вокруг нас все еще витали электрические разряды. Отрабатывая смену, я постоянно смотрела на часы, считая часы и минуты до новой встречи с ним.

– Посмотри на эту, – моя мать пододвинула ко мне фотографию, – мне нравится эта твоя фотография.

Я взяла ее и посмотрела на себя. Я выглядела такой счастливой.

– Мне тоже она нравится.

– Сделаешь ее в формате 18 на 24?

– Мам, еще целая куча фотографий, которые ты еще даже не посмотрела.

– Не важно. Это моя любимая. Говорю тебе.

Моя мать была на седьмом небе от счастья. Она была идеальной женой, родившейся не в то время. Когда женщины сжигали лифчики и боролись за равноправие, мама мечтала о том, какая у нее будет семья. И она получила такую семью: сын, муж, и дочь. Идеальная семья. Ей нравилась ее ограниченная жизнь, и она хотела, чтобы я желала того же. На мои годы в колледже она смотрела так, словно это акт восстания, черное пятно на летописи жизни. Она не понимала, почему я не желала наслаждаться преимуществами брака. Я не понимала, почему она не осознает, что я счастлива тем, что имею.

Но женитьба на Уэсе отбелила это черное пятно.

Я быстро просматривала снимки, улыбаясь каждой фотографии. Моя мать была более придирчивой. Нацепив очки, она разглядывала каждый снимок, бубня под нос: «А это кто? Зачем мне нужна фотография незнакомца?»

– О! Вот эта великолепна!

Она подняла фотографию. Я наклонилась вперед, чтобы получше рассмотреть. Черно-белая фотография меня и Уэса, стоящих близко друг к другу. Он целовал меня в щеку, а я стояла, закрыв глаза и слегка наклонив голову влево.

– Эту я тоже хочу.

Я подняла предыдущее фото.

– Ты только что сказала, что не хочешь смотреть на остальные, потому что эта твоя любимая.

Мама пожала плечами.

– Я передумала.

Она продолжила пролистывать фотографии, но мне трудно было на них сфокусироваться. Я выглянула в окно, откуда открывался вид на безупречный двор. Садовник подстригал кусты. Работали разбрызгиватели. Капли воды зависали в воздухе, прежде, чем упасть на землю. Бассейн был наполнен прозрачной водой, которая сияла на солнце.

Можно на пальцах руки пересчитать сколько раз пользовались бассейном и задним двором. Моя мать – коллекционер, которая собирает вокруг себя красивых людей и красивые вещи, которыми никогда не пользуется. Она была рождена в богатстве и никогда не работала. Она жизнерадостна и общительна. Ходит с одного мероприятия на другое, а когда мероприятий нет, сама их организует. В детстве я в страхе смотрела на нее: она так отличалась от меня. Мне было достаточно жить в своем воображаемом мире.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю