Текст книги "Чудовищная правда (ЛП)"

Автор книги: К.А. Найт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

Спустя несколько часов я сижу, с досадой потирая лицо.

– Я не могу понять смысл половины этих заметок. Так трудно работать в обратном направлении, отталкиваясь от конечных результатов.

– Тогда подумай над этим логически. – Катон поворачивается ко мне, терпеливо игнорируя мое стремительно ухудшающееся настроение. – Чего они хотят?

– Не знаю. Создать еще больше монстров? – Я вскидываю руки вверх и обдумываю эту мысль. – Если так, значит, им нужны оригинальные исследования. Хотят ли они создать еще больше или что-то скрыть? – Я наклоняюсь вперед, и что-то словно щелкает. Я смотрю на него с открытым ртом и вижу, что он ухмыляется. Я сужаю взгляд. – Что?

– Я просто знаю, что ты сможешь разобраться в этом, Талли. Если кто и сможет, так это ты с твоим умом. – Он качает головой. – Это невероятно. Ты была рождена, чтобы быть ученым и помогать людям.

Я краснею не привыкшая к похвалам, но Катон не позволяет мне этого сделать, задирая подбородок вверх.

– Никогда не смущайся своего успеха или интеллекта при мне. Признай это. Ты невероятна.

– А ты нет? Посмотри на себя. – Он застенчиво улыбается, а я оглядываюсь на исследования, заставляя его рассмеяться.

– Давай, говори об этом вслух. Я знаю, что тебе это нужно, потому что мне тоже нужно. – Катон был более чем счастлив, что я взяла на себя инициативу в этом деле, преклоняясь перед моими знаниями о людях и о том, как они будут работать. Он доверяет мне, чтобы я поняла и помогла его народу.

Я передергиваю плечами, решительно выпрямляясь. Я не хочу его подвести.

– Я делаю логические предположения. Похоже, что они пытаются повторить что-то, например, оригинальный эксперимент или связь. Я никогда не видела подобной генеалогии, – бормочу про себя. – Я могу понять кое-что, но мне нужны образцы для сравнения. Логично, что некоторые из них – люди, а некоторые – монстры, так что я возьму кровь и дам себе базовый уровень для работы, а потом мы сможем распределить все по категориям и попытаться проработать образцы. Ты можешь делать заметки, раз уж ты там был. Как тебе это?

Когда я поднимаю голову, Катон смотрит на меня, его глаза красные от голода, а затем он стремительно целует меня в губы, прежде чем отстраниться.

– Прости, не смог удержаться. – Он нахально ухмыляется. – Возьми мою кровь. Все, что у меня есть, все равно твое, Талли.

Что-то в этом звучит слишком серьезно, слишком похоже на обещание вечности, когда мы знаем, что у нас есть только сейчас, поэтому я игнорирую это, собираю все необходимое и беру у него кровь. Он внимательно наблюдает за мной все это время. Не вздрагивает и не жалуется, а когда я заканчиваю, мягко берет мою руку, наклоняется и целует мой скачущий пульс, отчего я замираю.

Катон берет у меня кровь так мягко, что это почти эротично, а когда заканчивает, наклоняется и лижет маленькую ранку. Мои глаза широко раскрываются, в то время как его собственные все еще красные, и он злорадно ухмыляется, сверкая клыками.

– Мне нравится твой вкус, как будто я вкусил вкус солнце, – шепчет он. – Яркое, воздушное и совершенное.

Я отстраняюсь и укладываю образцы в необходимые аппараты для тестирования, а когда села обратно, то запыхалась: мое влагалище практически пульсировало от желания.

– Ты ведь знаешь, что я чувствую запах твоего желания, Талли? – урчит Катон, и я поворачиваюсь, чтобы увидеть, как он впивается когтями в стол, словно пытаясь сдержать себя. – Этого достаточно, чтобы свести меня с ума и заставить забыть обо всем, что мы должны делать прямо сейчас. Я хочу попробовать на вкус это сладкое желание, которое окутывает меня.

Черт. Я пытаюсь успокоиться, но его слова не помогают. Они направляются прямо к моему пульсирующему клитору, который практически подает знак «да, пожалуйста».

Катон не мой, не мой, напоминаю себе, но когда Катон наклоняется, закрывает глаза и вдыхает, испуская стон, моему предательскому телу все равно, что он не мой. Все, что волнует, это то, что этот монстр, этот мужчина, возбуждает меня так, как никто другой – не только физически, но и интеллектуально, – и я больше не могу с этим бороться. Я должна, но часть меня хочет владеть им, обладать, хотя бы на мгновение.

Его спутница по жизни может получить Катона навсегда, но он всегда будет у меня.

– Катон, – шепчу я, и он словно чувствует мою капитуляцию, я сжимаю бедра, потирая их, и, наконец, он срывается.

Зарычав, Катон хватает меня и тянет к себе на колени, прижимаясь губами к моим. Потянувшись вверх, я хватаюсь за его рога, поднимаясь выше, пока не оказываюсь на нем, упираясь в невероятно большую выпуклость под собой, и целую его в ответ. Я переплетаю свой язык с его языком, не обращая внимания, что клыки впиваются в мою губу, и вкус моей крови наполняет наши рты. Я стону, а он сглатывает звук. Катон скользит когтями вниз и срывает с меня халат, а затем хватается за бедра – его мозг работает так же туго, как и мой.

Осознание того, что я могу поставить такого умного мужчину на колени, вызывает привыкание.

Я хихикаю, отстраняясь, а он рычит, поворачивает мою голову и начинает лизать и сосать мою шею. Я стону, и угроза того, что его клыки пронзят мою плоть, заставляет меня дрожать.

– Тебе смешно от того, как сильно я тебя хочу, Талли? – рычит он мне на ухо.

– Нет, – хнычу я, когда Катон хватает меня за задницу и водит туда-сюда по своему твердому члену. Он задевает мой клитор через брюки, и я почти кончаю. – Катон, – умоляю я, нуждаясь в большем.

Катон слышит мою мольбу и отвечает. Подняв меня, он кладет меня на лабораторный стол, обхватывает мои колени и разводит. Осторожно снимает с меня брюки, останавливаясь, чтобы погладить кожу. Я откидываюсь назад, и нас разделяют только мои трусики. Зарычав, Катон наклоняется, прижимается к ним ртом и сосет, заставляя меня дернуть бедрами.

– О, черт, – вскрикиваю я, потянувшись к нему, чтобы удержаться. Катон позволяет мне вцепиться в его руки, а сам хватается за мои трусики и стаскивает их. Раздвинув мои бедра, он так долго смотрит на мою киску, что я начинаю стесняться, но потом он встречается со мной взглядом.

– Ты такая чертовски красивая, милая и мягкая. Я не могу… – Я сглатываю, думая, что он собирается остановить это, но тут он смотрит на свои руки. – Я не могу прикасаться к тебе ими. Я не хочу причинять тебе боль.

– Что? – Я сажусь, смущенная и обиженная, и закрываю ноги, но он с рычанием раздвигает их

– Никогда не прячься от меня, – рычит Катон, а затем подносит руку ко рту. – Я обещал, что никогда не причиню тебе вреда, Талли, и не причиню.

– Я не… – Я замираю на месте, когда он засовывает большой палец в рот и откусывает коготь, выплевывая его. – Катон! – кричу я, но он ухмыляется, откусывая все остальные когти на своей руке, а затем, с лукавым взглядом, тянется между моих бедер и гладит мою киску.

– Намного лучше. Теперь я никогда не причиню тебе вреда. – Он застонал, скользя руками по моим влажным складочкам. – Черт, Талли, ты такая мокрая.

– Но, но… – протестую я. – Твои когти! – Я знаю, что они – оружие, и они есть у каждого воина, у каждого монстра.

– Они отрастут, а даже если и нет, мне все равно. Они мне не нужны, не так сильно, как возможность погладить эту милую розовую киску.

Святые угодники, это самое горячее, что кто-либо когда-либо делал для меня. Этот монстр, этот мужчина, мог бы искалечить себя только ради того, чтобы прикоснуться ко мне. Я падаю назад, когда он обводит мой клитор, следя за каждым моим выражением лица, пока исследует мою киску. За несколько минут он понял, от чего я хнычу, от чего дергаюсь, от чего у меня глаза на лоб лезут, и Катон использует это против меня.

Этот монстр овладевает моим телом за считанные секунды и заставляет меня оттолкнуться от стола, обхватив свою грудь, пока он небрежно гладит меня.

– Посмотри, как красиво ты краснеешь для меня, – бормочет Катон, обводя своими опытными пальцами мой вход, прежде чем встретиться с моими глазами и вогнать пальцы в меня. Я вскрикиваю, взрываясь вокруг них, и кончаю так сильно, что почти теряю сознание. Когда прихожу в себя, он все еще гладит меня мягкими толчками, а когда я моргаю и встречаю его взгляд, он наклоняется и вылизывает мою киску, прежде чем прорычать: – Моя.

– Твоя, – говорю я, и это правда – я всегда буду его, даже если он не будет моим. – Пожалуйста, Катон. – Я тянусь вниз, хватаюсь за его голову и притягиваю Катона ближе, закидывая ноги ему на плечи. Другой рукой он обхватывает мою задницу и притягивает меня к своему рту, чтобы начать пировать, лаская клитор языком, а затем погружая его в меня вместе со своими пальцами.

Я с грохотом откидываю голову, а мои бедра сотрясаются, когда впиваюсь в его лицо. Катон рычит, набрасывается на меня, и лижет так, будто может умереть, если не сделает этого.

– Ты такая красивая, такая вкусная, Талли. Я мог бы полностью отказаться от еды, жить за твой счет. Вот так, мой милый человечек, оседлай мой язык и покажи мне, как сильно ты меня хочешь. Кончи мне на лицо, чтобы другие самцы увидели, насколько ты моя, – рычит он, покусывая мой клитор и заставляя меня снова закричать, пока я трахаю себя на его лице и пальцах. Я бесстыдно получаю удовольствие, и он помогает мне, вводя в меня третий палец. Каттон вводит их так же, как свой член, и без устали бьет языком по клитору, пока я снова не кончаю.

Я вскрикиваю, когда смыкаю ноги вокруг головы Катона, и я впиваюсь в его рот, борясь с сильным наслаждением, пока оно наконец не стихает, а Катон усеивает поцелуями мою киску.

– Хорошая девочка, Талли, такая хорошая девочка. – Его красные глаза встречаются с моими, когда я открыва. их. Слегка откинувшись назад, он облизывает свои блестящие губы, глядя на меня, распростертую на его столе. – Черт, ты великолепна. Посмотри на себя, Талли. Посмотри, какая ты красивая, какая чертовски сильная. Ты сводишь меня с ума, ты знаешь об этом? Я хожу с постоянным стояком. Даже улавливая твой запах на ветру, я становлюсь твердым, и теперь я буду чувствовать твой вкус каждый день до конца жизни, и никакой другой вкус не сравнится с ним.

Черт возьми. Я не могу этого вынести. Я не могу не прикасаться к нему.

Это неправильно, я знаю, что он не мой, но я хочу его слишком сильно. Я хочу отплатить этому милому, невероятному мужчине и показать ему, что такое настоящее удовольствие.

На мгновение я забуду обо всем, кроме него.

Ни о прошлом, ни о будущем. Только мы и это желание между нами.

Опустившись перед ним на колени, я встречаю его растерянный взгляд, хватаю его за бедра и притягиваю ближе.

– Позволь мне оказать ответную услугу. Позволь мне попробовать тебя на вкус.

– Талли, ты не обязана.

– Но я хочу, – настаиваю я, наклоняясь, чтобы облизать его твердый член, как он мою киску. Его бедра дергаются, и я ухмыляюсь, наслаждаясь своей властью над ним. – Позволь мне показать тебе, чего тебе так не хватало.

– Мне не хватало только тебя, Талли, только тебя, – уверяет Катон, и не зная, что еще сказать, чтобы не расплакаться, я сдергиваю с него ткань, освобождая огромную эрекцию. Он такой большой, что я не думаю, что смогу проглотить его целиком, но я обязательно попробую.

На его кончике блестит предэякулят, Катон стонет, поэтому я избавляю его от страданий и облизываю верхушку члена. Катон задыхается, его глаза расширены от удивления. Не сводя с него глаз, я обхватываю рукой основание, не в силах коснуться пальцами, но это не страшно, а другой рукой я обхватываю его за задницу, притягиваю ближе и втягиваю головку в рот.

Его бедра дергаются, изо рта вырывается рык, грудь вздымается, а руки сжимаются. Я отстраняюсь от него и улыбаюсь.

– Ты можешь прикасаться ко мне, Катон.

Он колеблется, и я беру его руку и запускаю в свои волосы. Он впивается пальцами в мои локоны, обхватывая меня, а я сосредотачиваюсь на его члене. Омываю его языком, проводя им вверх и вниз, пока его бедра не начинают мягко двигаться, а затем втягиваю головку обратно в рот, посасывая, пока он не зарычит. Ркой Катон крепко сжимает мою голову, но все равно ничего не делает, только смотрит на меня.

Катон позволяет мне делать все, что я хочу, и не настаивает на большем, просто благодарен. Я знаю, что даже если я остановлюсь, он не будет держать на меня зла.

– Талли. – Моё имя похоже на молитву, зажатую между просьбой и обещанием. Подняв глаза на него, я опускаю рот ниже, вбирая его так глубоко, как только могу, и его глаза расширяются. Хмыкнув, я не выпускаю его изо рта, пока Катон не откидывает голову.

Я отстраняюсь и снова заглатываю член, имитируя, как он трахает мой рот, и его бедра помогают мне, мягко толкаясь. Скользя рукой от его задницы к яйцам, я нежно глажу их, посасывая и облизывая его, поклоняясь Катону так, как он того заслуживает.

– О, Талли, пожалуйста, тебе нужно остановиться.

Я отказываюсь. Я знаю, что он близок, и он дико хочет кончить, его бедра подрагивают, когда Катон все глубже погружается в мой рот. Я держусь, пока он овладевает мной, отчаянно трахая мой рот, но потом Катон пытается отстраниться, и я хватаю его, крепко посасывая. Его член набухает у меня во рту, и с ревом он взрывается.

Его обжигающая сперма заполняет мой рот. Я рефлекторно сглатываю, а затем отстраняюсь и позволяю сперме стечь по губам и подбородку, пока он наблюдает за мной, его глаза расширены от удовольствия и удивления.

Облизывая губы, я наклоняюсь и целую его член, прежде чем меня поднимают на ноги. Его губы прижимаются к моим, пробуя на вкус его собственную сперму, прежде чем он отстраняется и прижимается своим лбом к моему, неистово дыша.

– Талли, мой идеальный человек, как мне вообще могло так повезти?

Это мне повезло.

ГЛАВА 28

ТАЛИЯ

После долгого рабочего дня я спускаюсь вниз и вижу, как Катон занимается своими патрулями и отчетами. Люди не отходят от стены, и они с Акуджи пересылают друг другу послания. Я отправила несколько Арии, но знаю, что она занята помощью на стене, поэтому не волнуюсь об ответе. Если бы с ней что-то случилось, Акуджи уже сказал бы мне об этом. К тому же, никто не сможет тронуть ее, если он будет рядом с ней.

– Мисс Талли? – зовет один из детей, когда захожу в гостиную.

– Да, Фер? – бормочу, приседая перед ним.

Он топает ногами, украдкой поглядывая на меня.

– Мама сказала, что ты очень занята и не стоит тебя беспокоить... но не могла бы ты почитать нам? Хотя бы часок? – умоляет он, глядя на меня своими большими черными глазами. – Пожалуйста?

Как, черт возьми, я могу отказать?

– Конечно, – отвечаю я и беру его за руку, позволяя Феру повести меня к остальным. Не знаю, когда я стал Крысоловом, читающим истории монстрам, но вот мы здесь. Я усаживаюсь поудобнее и наблюдаю за ними. – Какую сегодня?

– А ты можешь рассказать нам одну? – спрашивает другой ребенок, Трес.

– Я? – Я моргаю. – Эмм, я не знаю ни одной.

– Может расскажите про стену? – добавляет другой ребенок. –Как там, откуда ты родом?

Я не знаю, должна ли я говорить об этом, но это может уменьшить путаницу между нашими расами, поэтому я успокаиваюсь.

– Ну, это очень похоже на город, в котором ты живешь, только у нас деление идет не по племенам, а по социальному рангу – насколько ты влиятелен, – объясняю я. – На самом границе стены находится место, которое мы называем трущобами. Там живут те, кто не обладает большой властью. Это не очень хорошее место, и им приходится много бороться. – Я отказываюсь умалять правду. – Они голодают, их обижают, и о них часто забывают.

– Почему ваши люди не помогают им? – спрашивает один ребенок.

– Потому что люди – эгоистичные существа, – отвечаю я. Некоторые из нас пытаются, но нас мало. – За трущобами расположены дома, магазины и рабочие места. А еще у нас есть продукты питания, поля и водоочистные сооружения. Все это работает как шестеренки в машине...

– Я не понимаю.

Я оглядываюсь вокруг, нахожу игрушку и беру ее в руки.

– Видите, как эти детали помещаются только в определенные отверстия? – Когда они кивают, я продолжаю. – Вот так и там, где я живу. У всех нас есть свои места, где мы умещаемся.

– А где умещаешься ты? – спрашивает Фер.

– В лаборатории, такой же, как у Катона. Я была... Ну, я помогала людям придумывать вакцины, чтобы обезопасить таких детей, как ты, и заменители пищи для тех, кто не мог ее получить.

– Ты всегда хотела этим заниматься? – спрашивает другой.

– И да, и нет. Я всегда хотел быть ученым, чтобы помогать людям. – Я пожимаю плечами.

– А как же твои родители? – спрашивает другой, заставляя меня усмехнуться.

– Их больше нет с нами. Они умерли, когда я была совсем маленькой, – признаюсь я. – Они были невероятными людьми, тебе бы они понравились. Мой отец каждый вечер рассказывал лучшие истории, и неважно, насколько он устал, он разыгрывал их для меня. – Я усмехаюсь. – А моя мама? Она пекла лучшие блинчики на свете.

– А как они умерли? – спрашивает ребенок.

– В результате несчастного случая, – медленно отвечаю я, – но это было очень давно.

– Ты скучаешь по ним? – спрашивает другой

– Очень сильно. У меня было разбито сердце, когда я их потеряла. Было очень, очень больно.

– А как насчет твоих друзей? – спрашивает другой, и так идут вопросы за вопросами, от моей личной жизни до работы и города. Я отвечаю на многие из них настолько правдиво, насколько могу, не пугая и не расстраивая их.

– Значит, люди просто выбирают человека и спариваются с ним? – спрашивает один подросток постарше. – Это не основано на брачном чувстве, как нас учили?

– Для людей? Нет. – Я пожимаю плечами. – Мы влюбляемся, это химическая реакция. Мы находим лучшего человека для себя – в большинстве случаев инстинкты не задействованы – и если вам очень повезет, этот человек полюбит вас в ответ.

– Вы уже влюблялись, мисс Талли? – спрашивает кто-то.

– Однажды, – признаюсь я.

– Что случилось? Разве он не был твоим спутником жизни? – спрашивает другая девочка, заставляя некоторых мальчиков захихикать.

Похоже, дети, даже дети-монстры, все одинаковые.

– Нет, не был, но я многому научилась благодаря этой любви. Я научилась быть сильнее, отстаивать себя и верить в себя. Я научилась быть одной.

– Одной? – спрашивает другой. – Ты часто бываешь одна?

– За стеной? Да, – тихо отвечаю я.

– Разве это не одиноко? – спрашивает Фер. – Мы никогда не бываем одни. Не думаю, что мне бы это понравилось.

– Я начинаю понимать, что было очень одиноко. Не знаю, как я смогу вернуться к вечерам, когда не слушаю, как вы играете, и не читаю вам сказки. Вы все меня так избаловали. – Я подмигиваю, и это печальная правда.

– Не грусти, Талия, – говорит Фер и подходит ближе, беря меня за руки. – Ты можешь остаться с нами – так ты больше никогда не будешь одна. Ты сможешь стать одной из нас.

Слезы наполняют мои глаза, когда я смотрю в его упрямое маленькое лицо.

– Я не думаю, что смогу остаться, – бормочу я. – Я... другая. Человек, и некоторым это не нравится.

– Мне все равно, что ты человек. – Он серьезно кивает. – Ты добрая. Ты читаешь нам сказки, играешь с нами и заставляешь ворчливого Катона улыбаться. – На это я усмехаюсь. – Почему это важно, если ты не красная, как мы?

– Я не знаю, дружок, просто некоторым людям это не нравится, – говорю я ему. – И это нормально, у них на то свои причины.

– Это глупо. – Он хмыкает, и в этот момент я вижу, каким потрясающим человеком он вырастет. – Ты ничем не отличаешься от нас, только внутренне, а моя мама всегда говорила, что главное – это то, что внутри.

– Твоя мама очень умная, – говорю я, сжимая его руку, – и я хотела бы остаться, правда, хотела бы.

– Правда? – спрашивает другой.

– Да. Мне здесь нравится. Мне все нравятся, и я люблю город, но иногда мы не всегда получаем то, что хотим. Давайте не будем грустить, – говорю детям, когда они замирают. – Я уже здесь, так что как насчет новых историй? Я могу рассказать вам о том, как я пробралась к друзьям на озеро, но застряла на камне, потому что была уверена, что в воде сидит монстр и хочет меня съесть! – Я набрасываюсь, заставляя их смеяться.

Пока я рассказываю им истории, мое сердце разрывается от желания остаться, как они того хотят, и когда заканчиваю, то понимаю, что вокруг снова толпа. Я сильно краснею, когда понимаю, что все они слушали самые постыдные подробности моей жизни, но в их глазах я вижу только уважение.

Катон тянется ко мне и притягивает к себе, и шепчет на ухо.

– Я обещаю, что ты больше никогда не будешь одна, Талли.

Хотелось бы мне знать, что это обещание он сможет сдержать.

Его судьба – вести свой народ и влюбиться в свою спутницу, и когда это случится, он забудет обо мне.

Он забудет о своей Талли и обещаниях, которые ей дал.

Но я никогда не забуду.

⁓

В ту ночь – или день, я думаю, – я пытаюсь заснуть, и, похоже, Катон тоже, но мы не разговариваем. Он просто обнимает меня, и мне хочется умолять его никогда не отпускать меня. Я хочу хоть раз в жизни побыть эгоисткой и умолять его оставить меня.

Но я этого не сделаю, потому что Катон заслуживает свою вторую половинку. Он заслуживает счастья, и я не стану лишать его этой возможности, потому что, если бы я попросила, он бы согласился. Катон отказался бы от своего будущего и счастья ради меня. Он такой мужчина, и я не поступлю с ним подобным образом. Вместо этого я еще глубже прижимаюсь к Катону и чувствую, что отсчет времени, проведенного вместе, ускоряется.

Интересно, чувствует ли он то же самое?

Интересно, больно ли ему так же, как и мне, или он чувствует только облегчение?

Я слишком напугана, чтобы спросить.

На следующее утро мы оба молчим, работая бок о бок, и я чувствую, что расстраиваюсь, потому что натыкаюсь на тупики. Мое плохое настроение только ухудшается по мере того, как проходит время, а я не нахожу ответов, которые, как я знаю, нам нужны. Катон чувствует это, и через некоторое время он не позволяет мне хандрить.

– Давай, собирайся, мы уходим

– Мне нужно работать, – бормочу я.

– Битье головой об стол не поможет, – говорит Катон, беря меня за лицо. – Талли, ты делаешь это не одна, но, возможно, чтобы понять это… – Его глаза пробегают по исследованию. – Чтобы увидеть конец, нужно увидеть начало.

Я хмурюсь, гадая, о чем говорит Катон, но доверяю ему, поэтому киваю, иду в нашу комнату и одеваюсь. Я не беру с собой ни воды, ни еды, потому что знаю, что он это обеспечит. Катон просто одержим идеей заботиться обо мне и обеспечивать всем, что мне может понадобиться, как будто это лучшая работа в мире.

Странный человек. Я не могла заставить своего бывшего носить мой телефон или держать мою сумку.

Как только я оделась, Катон вывел меня из здания университета и повел через весь город в сторону лаборатории. Я уже бывала там раньше, но, возможно, ему нужно быть там, чтобы показать мне то, что он задумал, поэтому молчу, и как только мы оказываемся внутри здания, следую за Катоном вниз по металлической лестнице.

Он не останавливается, но продолжает идти, и я, поколебавшись, делаю то же самое.

Мы проходим мимо лабораторий и заходим за угол, который раньше не исследовали, не желая заходить слишком далеко. Сзади – ряды и ряды камер. Я сглатываю желчь и прохожу мимо них. Кажется, они тянутся вечно, но потом Катон внезапно поворачивает направо, в запертую комнату. Он ломает замок и открывает передо мной дверь.

Пройдя внутрь, я окидываю взглядом обычную на вид лабораторию, но он не останавливается. Катон берет меня за руку и тянет через всю комнату.

– Катон? – шепчу я, боясь говорить слишком громко, как будто это может потревожить ужасы и призраков, которые обитают здесь. – Куда мы идем?

– Увидишь, – отвечает он таким же мягким голосом.

В конце лаборатории находится лестница, ведущая вниз к двери. Дверь заперта и закодирована, и я уже собираюсь попробовать коды, которые они мне дали, когда Катон просто открывает ее и смотрит на меня.

– Лаборатории были не единственными их экспериментами, – туманно заявляет он, прежде чем пройти внутрь

Я хочу спросить, но мы входим в туннель. Светильники, встроенные в округлые стены, излучают очень тусклое свечение. Здесь темно и немного страшно, поэтому придвигаюсь ближе к его спине, но Катон не выглядит испуганным или обеспокоенным, пробираясь по лабиринту, который, кажется, все время крутится и вертится.

– Катон, серьезно, куда мы идем? – шепчу я, сильно нервничая.

– Поверь мне.

И я верю, поэтому молчу. Через час или около того туннель заканчивается двумя металлическими дверями, и он прижимает к ним руку, тяжело дыша.

– Добро пожаловать в бункер, – бормочет он, распахивая их и отступая назад.