Текст книги "Жестокие ангелы"

Автор книги: К. Лерой Андерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 26 страниц)

Глава 36
ТЕРЕЗА

Я наблюдала, как панель доступа вспыхнула серебром, потом зелёным и красным. Я старалась дышать глубоко, спокойно. Старалась быть готовой ко всему, что бы ни случилось. Я бросила взгляд на сообщение на внутренней стороне моей перчатки. Я оставила его там. Моё последнее сообщение, адресованное Дэвиду, и одновременно сигнал бедствия, который я отправила Мисао. Я сохранила его вместе с красной меткой, указывающей на то, что оно прошло. Что бы ни ожидало впереди, я не исчезну, не сказав последнего слова.

Это было реальным для меня, Дэвид. Всегда было реальным.

От взрыва мир разлетелся вдребезги.

Моим первым ощущением была боль. Боль в голове, в грудной клетке, во всех внутренностях. Медленно до моего сознания дошло: если чувствуешь боль, значит, жива.

Веки налились тяжестью. Я заставила их открыться.

Не увидела ничего.

Вкус крови в темноте. В мою душу закрался ужас. Я была в камере, они вот-вот придут за мной, и боли будет ещё больше. Я не могла выдержать это…

Я вдохнула запах крови и попыталась найти свою правую руку. Думала, что почувствую свои пальцы, ладонь, запястье. Обхватила запястье, мои онемелые пальцы искали застёжку, чтобы освободиться.

Рука упала вперёд и обо что-то шлёпнулась. Я застонала от новой боли, пронзившей локтевой сустав. Согнула свой указательный палец и почувствовала прикосновение перчатки к его кончику. Выгнула запястье, пошарила у манжета в поисках включателя и нажала его. Вспышка белого света заслонила мир перед моими глазами, и мне пришлось зажмуриться, пока боль немного не ослабела.

Когда я снова смогла открыть глаза, мой взгляд упёрся в стену из крапчатого камня, покрытого белой пылью. Это всё, что осталось от крышки моей спасательной капсулы. Меня крепко удерживали тканые ремни. В противном случае я бы упала, ударившись о камень, покрытый измельчённым силикатом.

Я поняла, что это означало, и моё дыхание стало коротким и прерывистым. Это означало, что мы промахнулись. Мы оказались не у поверхности, нас перебросило в глубь Обливиона.

С некоторым трудом я повернула голову. Сердце колотилось о ноющие рёбра. Стенки отсека были покорёжены. Если я оказалась столь близко к камню, то как же Амеранд? Я стиснула зубы, подняла повыше фонарик, наклонив его вправо.

Амеранд по-прежнему оставался в ремнях, но он оказался плотно втиснутым между стенкой отсека и разбитым камнем.

Я сделала глубокий бесполезный вдох и отдёрнула руку, стараясь не кричать. Но я была без кислородной маски. Здесь присутствовало атмосферное давление, иначе к этому времени я бы истекла кровью прямо через поры. Атмосфера, должно быть, была пригодна для дыхания по крайней мере непродолжительное время, потому что не существовало ни малейшего шанса, чтобы хоть что-нибудь функционировало в этой вдребезги разбитой скорлупе двигательного отсека. Включая подачу кислорода.

– Амеранд! – прохрипела я. – Амеранд!

Он моргнул. Медленно. Едва.

– Амеранд, поговорите со мной!

Он несколько раз попытался пошевелить во рту языком.

Я не видела крови, но это ничего не значило.

– Ну же, Амеранд, давай!

Он покрутил головой. Влево-вправо. Маска скрипнула о камень, и он стащил её со своего лица.

– В следующий раз надо брать чуть левее, – прошептал он.

На меня нахлынула волна облегчения. На его лице промелькнула улыбка, быстро сменившись страдальческой гримасой.

– Я застрял.

– Да. Держись.

– Держусь.

Превозмогая боль и отчаянно ругаясь, я приложила все усилия, чтобы освободить свою левую руку и, собравшись с духом, расстегнула ремни. Гравитация была достаточно слабой для того, чтобы я легко удержала себя на обеих руках, хотя боль в запястьях заставила меня застонать. Я освободила ноги от ремней, стягивавших лодыжки.

Какое-то мгновение я так и простояла, опираясь на руки и пальцы ног, будто намеревалась делать отжимания, вдыхая горячий, затхлый, содержащий песок воздух.

Затхлый воздух.Слова повторялись в той части моего мозга, где до сих пор хранились воспоминания о наиболее распространённых опасностях, подстерегающих в космических путешествиях.

– Так, – шепнула я. – На это нет времени. – Я улеглась на живот и перевернулась. Медленно начала пробираться вперёд, к Амеранду.

– Вы тоже заметили, какой здесь воздух? – спросил он.

– Я всё надеялась, что вы этого не заметили. – Я стянула перчатку и просунула руку в узкую щель между его телом и ремнями.

– Я вырос в тоннелях с постоянно повышенным давлением воздуха, – напомнил он мне и, сделав усилие, втянул живот. – Поверьте, вы узнаете, что такой запах означает только одно – свежего воздуха сюда не поступает.

Камень оцарапал мою руку. Я проткнула ткань и задела кожу, и Амеранд что-то пробормотал.

– Простите.

Наконец мои пальцы нащупали замок. Острые края камня глубже врезались в костяшки, когда я надавила на застёжку. И вот раздался благословенный щелчок, и ремни медленно сползли вниз.

Я осторожно продвинула руку вниз. Там было достаточно места, чтобы расстегнуть манжет, которым была пристёгнута правая рука, но я не могла добраться до левой, поскольку между его телом и камнем оставалась слишком узкая щель.

– А как же быть с левой рукой? – спросила я. – Там вообще есть хоть сколько-нибудь свободного места?

– Дайте мне минуту. – Он закрыл глаза и сжал зубы.

Я ждала, прислушиваясь к шороху: его пальцы нашли застёжку, потянулись к ней. Я старалась дышать поверхностно. Старалась не думать, что это значило для нас, если вдруг мы застряли в каменном мешке где-то в недрах Обливиона.

Щелчок.

– Готово. – Амеранд открыл глаза. – Я так думаю.

– Через минуту будет ясно.

Я, сморщившись, отодвинулась назад, и он вытянул руку, потягиваясь, вздрагивая, извиваясь. Пока пальцы не обвились вокруг зазубренного каменного выступа. По сантиметру зараз он высвобождал себя и вот припал к земле рядом со мной, опираясь на руки и колени.

Стало заметно теплее. Капли пота покрывали лоб.

– Что теперь? – сказал он.

У меня не было сил приукрашивать ситуацию.

– Сейчас мы узнаем, мертвы мы или нет.

Если мы были только частично погребены под камнем, можно было попытаться пробиться сквозь повреждённый корпус корабля. Если же оказались глубоко в недрах луны, мы живы до тех пор, пока здесь не закончится небольшой запас воздуха.

– Наверх? – предложил он.

– Наверх, – согласилась я. И осветила фонариком покорёженную оболочку, которая стала для нас потолком. Очень низким.

– Здесь. – Амеранд скривился от боли, но вытянул руку, обнаружив узкую чёрную щель, образовавшуюся между камнем и корпусом корабля.

Я сглотнула и прижала ладонь, в порядке опыта, к изогнувшейся над головой оболочке.

– Над нами по крайней мере не меньше пары сотен фунтов.

– Если это освободить от камня, – сказал он. – Как вы думаете, что можно использовать в качестве клина?

Я подняла руки, обтянутые перчатками. Он пристально посмотрел на них, потом на меня.

– Они бронированы. Наши учёные, разрабатывающие материалы, очень талантливы, – произнесла я.

– Прекрасно!

Я передвинулась. Болела каждая клетка моего тела, но мне удалось переставлять ноги, не задыхаясь при этом от боли. Лишь слегка стонала. В рамках допустимого, чтобы не проявить себя недостойно. Амеранд вытащил одну ногу, потом другую и подтянулся, держась за край ложемента. Так чтобы, решительно прижавшись к камню, надавить плечом на корпус корабля.

– Готовы? – спросил он.

Я пристроила самые кончики пальцев у нитевидной расщелины.

– Готова.

Амеранд напрягся. Вскрикнул. Резкое движение вверх. Нас оглушил громкий треск, напоминающий звук падения огромного дерева. Медленно корпус корабля отделился от камня.

Воздух. Чудесный прохладный воздух хлынул на нас вместе с потоком ярко-жёлтого света. Я протиснула пальцы в образовавшееся пространство и молилась. Амеранд закричал. Пространство стало шире, я развела руки по сторонам и стала протискиваться дальше. Рядом со мной часто и тяжело дышал Амеранд. Когда я слегка повернула голову, то увидела, что его лицо перепачкано грязью, смешанной с потом и кровью.

Я удержала пару сотен фунтов разбитого корабельного корпуса на своих руках. Если бы наши специалисты в области технологий оказались не столь успешны, как предполагалось, я была бы наказана, получив увечья по всему телу.

Амеранд снова собрался с духом, но до того, как он успел надавить, вокруг раздался треск разлетающегося металла. Корпус разогнулся и развалился по сторонам, и мы стояли, щурясь от света и тепла на портовой площади Обливиона.

Перед нами выстроилось полдюжины мужчин. Клерки. Одетые в чёрные пиджаки с высокими воротами. Поскольку их изрядно укоротили, они стали больше походить на туники, чем на пальто. Руки, обтянутые чёрными перчатками, сжимали чёрные пистолеты, нацеленные на нас. Глаза излучали холодный блеск и смотрели отрешённо.

Клерки ничего не сказали. Оружие лязгнуло, когда они взяли его на изготовку.

Сдаваясь, я подняла руки, в которых пульсировала боль.

– Кто вы такие? – охрипшим голосом спросил Амеранд.

Они не ответили. Один из них указал на пол рядом с собой. Медленно сдвинувшись с места, я опустила колено на зазубренный край дыры, которую мы проделали, и вытолкнула себя наружу. Амеранд, не сводя пристального взгляда с этих странных, милитаризированных клерков, сделал то же самое.

Пятеро из них направили на нас своё оружие. Шестой прошествовал по крапчатому гранитному полу, отполированному до зеркального блеска, и дотронулся до пары золочёных дверей, которым было бы само место во дворцах Фортресс. Они распахнулись. Клерк посторонился и кивнул нам.

Его обращение было простым и понятным. И мы ничего не могли поделать. Заложив руки за голову, я сплела пальцы на затылке. Внутри меня всё протестовало, но я сжала зубы. После минутного колебания Амеранд сделал то же самое.

Я обрадовалась. Не хотелось, чтобы он дал этим молчаливым клеркам повод выстрелить.

Они окружили нас: двое встали спереди, двое – сзади и по одному – с каждой из сторон. В их движениях присутствовала какая-то мрачная, зловещая выверенность, чёткость, определённость. И ни единого звука. Лишь слабый стук подошв их ботинок по каменному полу. Они не смотрели друг на друга. Только на нас. Им и не надо было. Они прислушивались к голосам, звучавшим у них в головах.

Клерки шагали вперёд, и у нас не было другого выбора, как только следовать за ними.

Я раньше видела светокопии и фотографии Обливиона. Масса узких тоннелей, заполненных одиночными камерами. Существовавшие там открытые, свободные пространства были построены с охраняемыми караульными помещениями в центре, чтобы обитатели никогда не оставались без надзора. И это, конечно, не считая экранов, дронов и сторожей в броне.

Всё это теперь исчезло. Испарилось. Взору открывалась совершенно иная картина. Мы шли по главной улице. С левой стороны тянулась низкая стена, вырезанная из того же крапчатого камня. Под нами простирался сад, усаженный цветущими кустарниками и карликовыми деревьями. По круглым камешкам сбегал, журча, ручеёк и струился до середины лужайки, которая зеленела травой и пестрела полевыми цветами. Я уловила запах лимонов и роз.

Май Эразмус сидела на покрывале, расстеленном прямо в саду, держа на коленях своё дитя и наслаждаясь летним солнцем. Идеальная картина. Пастораль, изображающая блаженство. Май подняла голову, когда мы проходили мимо, и её глаза расширились от удивления. Она попыталась расшевелить малышку, лежавшую у неё в объятиях, чтобы та посмотрела в сторону, куда указала и помахала рукой её мать.

Она улыбнулась мне и помахала снова, но нас завели за угол.

Я обратила взгляд на Амеранда. Он сурово смотрел прямо перед собой. Лицо побледнело под слоем грязи и крови, и в сплетённых на затылке пальцах резко выделялись белые костяшки. Я даже боялась себе представить, какие чувства он испытывал.

Должно быть, на это ушли годы. Должно быть, совершили дюжины полётов туда-обратно. Теперь я знала, что именно было стёрто из записей, которые я посылала Мисао.

Военизированные клерки вели нас через пещеры, в которых были устроены сады и парки. Избранные члены Кровавого рода смеялись и резвились на своей со вкусом и изяществом обустроенной игровой площадке, исследуя новые владения. Их было не много. Я насчитала около тридцати. Если постараться быть точной, взрыв, который должен был осуществить Амеранд на Фортресс, унёс бы жизнь по крайней мере семисот пятидесяти человек. И это не считая клерков и слуг, которых, я абсолютно уверена, никто в расчёт и не брал.

Прежде я думала, что народ в системе Эразмус эксплуатировали как рабочую силу, приносящую прибыль своим господам. Нет, его использовали, чтобы создать новый город на Обливионе и осуществить эксперименты, направленные на достижение бессмертия.

И ещё чтобы отвлечь внимание глупых праведников, которые прибыли сюда, пытаясь помочь жаждущему населению.

Коренные жители Дэзл не видели этого, потому что охотно мирились с чем угодно, лишь бы обливионцы держались подальше от их ферм. Коренные жители Обливиона не видели этого, потому что единственной формой правления, под которой они когда-либо жили, было рабовладение. И ещё – тюремное заключение.

Мы, жители миров Солнечной системы, не видели этого, потому что они продемонстрировали нам то, чего мы боялись, и мы после этого стали бежать прочь.

Там не было слуг. По крайней мере, я не видела ни одного. Были только клерки. На некоторых развевались короткие чёрные туники, такие же, как на тех, что вели нас вперёд. На некоторых были надеты более традиционные длинные пальто. Когда бы мы ни миновали их, они останавливались, оборачивались, подобные статуям, позволяя нашей небольшой процессии прошествовать мимо.

Клерки сопровождали нас примерно с милю. К тому времени, когда главная улица закончилась ещё одной парой золочёных дверей, у меня горели плечи и колени. Шедшие впереди клерки приложили свои ладони к панелям с вытисненным на них древом вечного рода Эразмусов, и двери распахнулись наружу.

Зал был абсолютно белый, сияющий, как стыковочный отсек в обитаемой зоне. Посреди него за чёрным столом сидел седовласый мужчина. На его костлявых плечах лежал золотой с рубинами ворот, указывающий на ранг, а его глаза блестели, как у клерка. Белые стулья были выстроены в прямую линию перед его столом. С высокими спинками, обитые, привинченные к полу. На каждом подлокотнике болтами прикрутили ремни, ограничивающие движение.

– Добрый вечер, Великий страж, – сказал Амеранд.

Великий страж Ториан Эразмус сложил ладони, соединив кончики пальцев, и улыбнулся.

Я пришла в себя. Мне надо было суметь заговорить достаточно быстро для того, чтобы выжить до тех пор, пока явится кавалерия.

У меня не было шансов.

Клерк схватил меня сзади. Я резко ударила его ногой, но он даже не вздрогнул.

– Прекратите это! – закричал Амеранд.

Ближайший к нему клерк наставил на него своё оружие. Я перестала сопротивляться и сглотнула. Система Эразмус по-прежнему прочно занимала свои позиции. Если я буду сражаться, они застрелят Амеранда.

Амеранд и я смотрели друг на друга безумными глазами. Он понимал, почему я не противилась им. Запрокинув голову, он беззвучно закричал, глядя в потолок. Он снова стал заложником.

Пока.

– Не надо, Амеранд, – сказала я. – Не давай им повода. Ты – мой свидетель. – «Не заложник. Свидетель. У меня нет спутника. У меня больше никого нет». – Если ты уйдёшь, никто не узнает о том, что здесь происходит.

Ториан улыбнулся, застыл на месте. Кончики пальцев соединены вместе.

Я заставила себя взглянуть на него. «Не важно, – беззвучно произнесла я, обращаясь к нему. – С вами покончено. Вы просто пока об этом не знаете».

Открылась дверь, и в зал вошёл стройный, с покрытым веснушками лицом молодой человек в медицинской униформе. Я не была удивлена, увидев отрешённый блеск, присущий глазам клерка, в его глазах. Или заметив баллончик-спрей у него в руках.

«С вами уже покончено, – повторила я про себя. – Вы просто пока об этом не знаете».

Они бросили меня на стул. Затянули ремни на запястьях. Я сопротивлялась. Я не могла не сопротивляться. Меня схватили за голову, и я старалась укусить их. И я слышала, как Амеранд кричал и ругался и как спрей врезался в пустоту за моим ухом.

Было больно.

Больно.

Больно!

Глава 37
ТЕРЕЗА

Привет, Тереза.

«Дилан?»

Мои глаза распахнулись. Я находилась в том же белом зале, но я была одна. За столом – никого. Стулья пустовали. Мои руки ничего не сковывало. Но всё это было не важно.

«Дилан?»

Он присутствовал там. Чёрная кожаная куртка, глупая татуировка и таинственная усмешка. Такой, как он есть.

– Да.

Пошатываясь, я встала на ноги. Вокруг меня обвились тёплые, сильные руки. Объятие, от которого кости трещат. Я не могла дышать. Я могла только чувствовать. Дилана. Я и представить себе не могла, что он такой сильный. Мы закружились, обнявшись.

«Дилан… но они отрезали тебя от меня. Ты умер».

Он приглушённо рассмеялся и поставил меня на место:

– Я вернулся.

Я сделала шаг назад, отступила совсем немного, лишь бы оглядеть его с ног до головы. «Во имя Господа и всех Пророков Его! Я так рада тебя видеть».

– Я тоже, Тереза. Я скучал по тебе.

«Но как…»

– Ах, ах. – Дилан приложил палец к моим губам. – Не спрашивай. Будешь спрашивать, всё испортишь. – Он взял меня за обе руки. – Я не хочу, чтобы мне снова пришлось покинуть тебя, Тереза.

«Нет. Пожалуйста, не уходи».

– Ладно, хорошо. Просто наслаждайся. Трудное было время. Ну-ка, подхватывай…

Хочется сказать, что я не говорила. В определённом смысле это правда. Я не говорила. Я просто болтала.

Сыпала именами, названиями мест, вещей, что-то несла о моих контактах со стражами и какими они были. Тридцать лет жизни выплеснулись с фразами «Ты помнишь, кто…» и «Ты помнишь, как…». Когда он не мог вспомнить, я досказывала за него.

Я не думала о том, что говорила. Мне было всё равно. Это же Дилан. Где-то в глубинах моего разума. Целый и невредимый. Боль прошла, чёрная дыра пропала. Я больше не одна. Впервые за три десятилетия я больше не одна.

Я рассказала ему про Дэзл. Рассказала про Виджея и Сири и, наконец, про Бьянку. Я плакала, пока он обнимал меня.

– Они в самом деле собираются открыто вмешаться?

«Они уже в пути, Дилан».

Он оторвался от меня. Зашагал прочь, унося с собой своё тепло.

«Что случилось?»

– Возникла небольшая проблема, Тереза.

«Что?»

– Тереза, если они придут сюда… Мисао и остальные. Они заберут меня.

«Нет. – Я покачала головой. – Никогда. Ты не имеешь представления о том, что мне пришлось сделать, чтобы заставить их отпустить меня сюда без тебя. В первую очередь без тебя. Они будут взволнованы и рады, что ты вернулся».

– Нет, на самом деле нет, Тереза, и ты это знаешь так же хорошо, как и я.

Но я не знала. Они сделают это. Казалось, я не задумывалась о том, как произошло так, что Дилан вернулся. Но мне было известно, что это не официальный акт. Они заберут его, отнимут. Оставят меня одну в темноте. В кромешной темноте. Меня уже рвали на части раньше. И сделают это снова.

«Нет, Дилан. Не надо снова».

Он раскинул руки:

– Мне бы не хотелось, Тереза. Но я не сумею остановить их.

«Что нам делать?»

– Всё зависит от тебя. – Он подошёл ко мне и вложил свои ладони в мои. Я почувствовала их тяжесть, то, какие они были широкие и загрубелые. Я всегда их такими и представляла.

– Ты та, кто привезла их сюда. Тебе надо их отозвать. Останови их, задержи, пока мы не решим, что делать.

«Как случилось, что я могу прикасаться к тебе? – Я обвила свои пальцы вокруг его пальцев. – Я никогда раньше не могла прикасаться к тебе».

Он улыбнулся.

– От разлуки сердце любит нежнее, – произнёс он, поднимая наши руки. – А ещё за это время происходят усовершенствования в технологиях.

Усовершенствования в технологиях. Усовершенствования в результате экспериментов над Бьянкой и над Сири. Меня переполнил холод. Клубок холода в животе заставил меня отпрянуть. Как я могла забыться хотя бы на такое короткое мгновение?

«Кто вы?»

Лицо Дилана вытянулось, и он покачал головой:

– Я – Дилан, Тереза. Ты знаешь меня.

«Нет. Ты не Дилан. Не может быть».

– Посмотри на меня. Ты ещё кого-нибудь видишь?

Я посмотрела. Напрягла глаза. Ничего не было – только сплошная белизна пустого зала, стулья, стол и Дилан.

Но это было неправильно. Моя рука взметнулась к изгибу за ухом и обнаружила там горячий рубец.

«Это клоны», – произнёс всплывший из памяти голос доктора Гвин. Я снова увидела чёрно-белые квадратики чипов в системе Сири.

Должно быть, они заложили совершенно новую систему. «Это легче или сложнее? Когда вот так».

– Мне ничего не известно об этом, Тереза, – спокойно ответил Дилан.

Легче. Должно быть, легче. Никакого вмешательства, никакого второго голоса, которым говорит здравый смысл и которому сопротивляешься. Только мой собственный опечаленный разум, заполненный до отказа и готовый верить в чудесное возвращение утраченного.

«Ты – призрак! Ты – ничто!»

– Ты сама не веришь в это, Тереза, – сказал он тихо. – Ты не можешь в это поверить.

Я резко пошатнулась и осела. Упала на белый стул. Они даже не позаботились о том, чтобы держать меня связанной. Это был Дилан. Снова со мной. Совершенно реальный. И я не могла сражаться с ним.

Дилан склонился передо мной:

– Всё хорошо, Тереза. Здесь нуждаются в нас. У нас целая новая планета людей, которые зависят от нас. Просто задержи Мисао на несколько часов, пока мы разберёмся, что делать.

Я с трудом подняла голову. Дилан улыбался мне, и я взяла его за руку. Они использовали меня. Так не удалось использовать меня даже искупителям. У меня ничего не отняли.

Мне подарили то, чего я хотела больше всего на свете.

Они. Кто они? Я пыталась заставить себя думать. Мне следовало знать. Мне надо было понять. Мне были известны имена. Мне было известно, кто это спланировал и привёл меня сюда. Мне было известно, кто взял в заложники Амеранда. Навсегда.

«Вы – Ториан Эразмус, – сказала я Дилану. – Вы – Великий страж системы Эразмус».

На какое-то мимолётное мгновение это был не Дилан. Это был седовласый мужчина в своём блестящем воротнике. И рука Дилана выскользнула из моей ладони.

Потом всё прошло. Только я и Дилан. Я снова держала его загрубелую ладонь в своей.

– Разве имя действительно играет какую-то роль, Тереза? – пробормотал он. – Я сейчас здесь, с тобой.

Я ответила не сразу, и он нахмурился, совсем чуть-чуть. И меня наводнила печаль. Холод. Одиночество. В глубине моего разума. И моей души.

Это было слишком. Слишком значительно. Это могло погубить меня.

Слишком значительно, чтобы быть правдой. Чтобы принадлежать мне.

Я снова схватила его руку и сжала её. Крепче, чем надо.

– Играет, – произнесла я сквозь сжатые зубы. – Ещё как играет, Ториан Эразмус.

И я представила седовласого мужчину в воротнике, указывающем на его высокий ранг. Представила клерков с их оружием. Мысли сформировались, обрели очертания, и я крепко держалась за них.

Меня этому обучали. Я годами работала со спутником, и я знала, как его представить. Могла нарисовать в своём воображении мир, в котором он должен был оказаться по моему желанию. Я провела в камере месяцы. Со мной был только Дилан. И тот мир – в утешение. Мне прекрасно удавался этот фокус.

Мои глаза прояснились, и я смогла видеть. По крайней мере, казалось, что смогла. Дилан исчез. В моих руках ничего не было. Ториан Эразмус сидел за своим столом. Губы застыли в мёртвой улыбке.

– Я могу вернуть его тебе, Тереза. – По-прежнему в моей голове звучал голос Дилана. Я никогда не слышала голос Ториана. У меня не было никаких воспоминаний, на которые можно опереться. – В любой момент. Просто назови его имя, и он – здесь.

«Нет».

Ториан сдвинул брови. Я обидела его. Обидела. И на меня накатила печаль. Отчаяние, открытое, непонятное. Как я могла обидеть этого человека? Я заставляла его держать Дилана подальше от меня.

«Кто вы?»

Он излучал терпение, глубокое и мудрое.

– Я – отец Фелиции Эразмус.

Шок лишил меня дара речи и способности мыслить. В меня свободно и беспрепятственно проникла его снисходительная сердечность.

– Я стал бессмертным примерно в то же время, что ваша Бьянка Файетт. Мне довелось наблюдать, как осуществились планы моей дочери и как потом провалились.

– Его гнев потряс меня. Это был праведный, справедливый родительский гнев. Его внуки, недостойные наследники любимой дочери, получили всё и всё потеряли.

Но он не собирался позволить своей семье, точнее, семье своей дочери кануть в вечность. Он планировал это десятилетиями, предвидя на века вперёд.

– Я на самом деле должник Бьянки. Я думал, что мне придётся позволить им разобрать на составляющие меня. Я запустил систему клерков, чтобы защитить и укрепить мою семью на случай, если мне придётся отдать им то, что у меня было. Чем я был. Но потом появилась Бьянка, и проблема отпала. – Он блаженно улыбнулся. – То, что они с Берном затеяли, чтобы уничтожить мою семью, только облегчило задачу, и Бьянка исчезла. Ляну было всё равно, что с ней произошло. А Берн не мог позволить, чтобы правда всплыла наружу.

«И вы забрали её на Госпиталь. Вскрыли и экспериментировали над ней. Вы искали бессмертие, а в дополнение обнаружили спутника».

– Да. Мы в неоплатном долгу перед ней.

Я стояла на коленях. Не помню, как я падала. Фокус моего зрения сместился настолько, что я увидела, как Ториан медленно поднялся и обошёл свой стол. Протянул мне длинную, ухоженную руку:

– Примите её, Тереза. Позвольте мне помочь вам.

Я пристально посмотрела на эту руку. Руку. Руки.

«Руки».

Я видела руку Сири, сжимавшую нож у горла Виджея.

Видела грязные руки, запачканные моей кровью, которые дотягивались до меня и заставляли преклонять колени. Как теперь. У меня в ушах нежно шептали голоса и клялись, что выполняли поручение Всемогущего Бога, и меня охватило чёрное отчаяние, потому что я поверила им.

Я знала это . Я знала.

Снова подняла голову. Сжала зубы. Медленно, собравшись с духом, поднялась. Там был Ториан Эразмус, неподвижно сидевший за столом.

Нет.

Снова отчаяние. Накатило чёрной волной. Я стояла и ждала, когда она схлынет. Я не сопротивлялась. Сражаться было не с чем. Это было чистое чувство. Придёт. Уйдёт. А я по-прежнему буду здесь.

Это была иллюзия. Наркотики, нано и Дэзл. Я добралась до самой сути себя, нашла свой голос, свой настоящий голос, данный мне природой.

– Амеранд! – закричала я.

– Тереза!

– Амеранд, я слепа! Что делает Ториан?

– Он просто сидит там, Тереза. Не двигается.

И Амеранд вскрикнул. Звук металла, рассекающего плоть. Я обернулась, но не увидела ничего.

– Здесь только я и ты, Тереза, – сказал Ториан. – Я больше никого не вижу. Это наше место. И останется таковым навсегда.

Тепло разлилось по телу. Ощущение защищённости, изначальное, целомудренное. То, что приходит, когда остаёшься наедине с лучшим другом, со своим любимым. Это было самое безопасное место на свете. Где не могло быть боли и тревог. Не могло быть конца.

Я выстояла. Не знаю как, но выстояла. Позволила этому чувству подняться во мне, такому сентиментальному, и фальшивому и в тысячу раз более ужасному, чем предшествовавшее ему отчаяние.

– Вы не можете пошевелиться, не так ли? – Мои губы двигались. Я напрягала горло. Я не буду говорить с ним так, как говорила с Диланом. Это не Дилан. – Вы не можете пошевелиться, потому что вы должны сконцентрироваться, чтобы удержать меня здесь и создать иллюзию.

Ториан пожал плечами:

– Вряд ли это имеет значение. Вы не сможете сопротивляться долго. У вас всё это отнимает гораздо больше сил, чем у меня.

О, как хорошо было находиться здесь, с ним. Лучше, чем когда-то с Диланом. Только рядом с Дэвидом я себя чувствовала столь защищённой.

Дэвид. Воспоминание, как луч дневного света, озарило меня. Дэвид в саду на плоской крыше. Смотрит на зимний город. Грустный, борющийся с тем, что я совершила. Сражающийся с моими старыми призраками и проигрывающий. Призраки, в конце концов, понимают тебя. Призраки не могут разочаровать.

За исключением того, что сделала Бьянка?

– Как мило, – пробормотал Ториан. – Я всегда очень любил Чикаго.

И Дэвид, и Чикаго пропали, и мы снова были наедине в этой белой комнате. И все тревоги прошли. Я устала, и я была в безопасности. Я могла уснуть. Всё было хорошо.

«Вы видели это. Вы видели моё воспоминание».

– Я вижу всё, Тереза. Это всё небольшие усовершенствования в технологиях, и тот факт, что я живое человеческое существо. Мы теперь связаны с тобой, ты и я.

Утомление, тепло и защищённость. Проникшие через беспроводную связь. Бормотание на заднем фоне, прямо за правым ухом. Там, где был мой спутник. Там, куда Сири хотела ранить Виджея.

– Ты очень близка к восприятию этого. Отдохни. Ты заслужила.

Спать. Я так устала.

– Когда ты проснёшься, Дилан будет здесь, с тобой. И больше ничего не имеет значения.

Я хотела улечься у его ног и уснуть. Было бы так здорово просто вытянуться на полу.

– Ложись спать, Тереза. Сейчас. Когда придёт время, Дилан разбудит тебя. Остальное не важно.

Я покачнулась. Границы моего зрения стали размытыми. Всё потускнело, стало медленно приближаться, скрывая свет. Тепло. Темнота.

Темнота.

Темнота тюремной камеры. Темнота пространства под лестницей. Темнота видит тебя. Темнота заползает под твою кожу, пробирается в мозг. Дневному свету кажется, что он видит, а темнота знает, что видит. Темнота – это то, что заполняет пустоту в твоей голове.

Я могла держаться темноты. Могла схватиться за неё, как никогда – за солнечный свет. Я могла обрисовать её, потому что помнила очень хорошо.

Я знала, каким будет на ощупь камень в моих руках, знала точную температуру воздуха, знала, как будут скрипеть попавшие в рот песчинки. И я знала в самой глубине моей души, что у меня нет выхода.

И там, в темноте своего разума, я закрыла дверь. Знакомый звук. Знакомое чувство. Лёгкое дуновение, которое ощутила кожа. Пустой, глухой звук сотряс до самых костей.

– Что ты делаешь? Где это?

Ториан Эразмус ощупью пробирался сквозь черноту, которую я победила. Я чувствовала, как он, спотыкаясь, неуверенно бредёт через мой ночной кошмар и пытается отыскать дверь, нашаривая её пальцами.

«Она заперта, Ториан. Ручки нет. Ничего нет».

Тогда я узнала, что Бьянка провела их. В конце она провела их всех.

Она была их контрольным образцом. Они манипулировали её спутником, желая посмотреть, как далеко могут заставить её зайти, но не могли оставить её в живых.

Поэтому она призвала меня. Именно поэтому. Она знала, что они втянут меня в это, что я попаду в сферу иллюзий и манипуляций. Она делала ставку на то, что я принесу с собой.

Она нарушила правила, и это стоило мне моего спутника. Но она нашла способ спасти нас.

И я подумала, что Мисао был самым хладнокровным манипулятором среди всех.