Текст книги "Шестой (ЛП)"
Автор книги: К. И. Линн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)
– Резко не дергай, просто медленно тяни. Слегка поверни. Изогни так, чтобы напоминало дугу с логотипа «Найк», – Шестой подкрепляет свои указания наглядной демонстрацией здоровой рукой. Я кивком подтверждаю, что поняла.
Я начинаю тянуть руку на себя, двигая ее так, как он показал. Шестой не издает ни звука, дышит ровно. Я смотрю на его плечо, пока продолжаю осторожно вращать руку. Когда кожа натягивается и плечо встает на место, он тихонько стонет и резко выдыхает.
Затем садится и поворачивается ко мне.
– Спасибо.
– Такое уже случалось раньше?
Он вращает рукой, пробуя ее в действии.
– Пару раз.
– А как ты справляешься, когда один?
– Я могу вправить руку сам, но с помощью другого человека все получается гораздо проще.
Он встает, хватает за подол рубашки и стягивает ее через голову.
Глаза у меня округляются, когда я вижу на ткани многочисленные дырки. Я отнимаю у него рубашку и расправляю ее на весу, рассматривая пять дыр.
Под рубашкой в бронежилете, ровно в тех местах, где на рубашке были дырки, торчат пять сплющенных кусочков металла.
Челюсть у меня отвисает, пока я смотрю на пять сплющенных пуль, которые убили бы его, если бы на нем не было жилета. В памяти вспыхивают те несколько моментов, когда он оступался, словно под воздействием сильного толчка.
Все эти разы он прикрывал меня от пуль.
Дернув за лямки, Шестой снимает жилет и отбрасывает его на стол. На коже остались пять пятнышек в тех местах, где пули попали в жилет. Вокруг этих мест кожа покраснела и уже начала синеть.
– Ты принял эти пули за меня, – лепечу я, глядя на расцветающие синяки. Не ответив, он отворачивается к пакетам с медикаментами. – Почему? И почему просто не дал мне упасть?
В обоих случаях я бы умерла, и тебе бы не пришлось бы тратить время, убивая меня позже.
Шестой едва заметно морщит лоб, его губы изгибаются.
– Я пока не готов отпустить тебя.
Удивив нас обоих, я бросаюсь ему на шею и прижимаюсь к губам. Спустя секунду его руки ложатся мне на талию.
В то мгновенье, когда наши языки соприкасаются, в нас обоих что-то вспыхивает. Целует он меня так напористо, что я прогибаюсь назад. Шестой кладет руки мне на ребра, расправляет пальцы, и его руки напрягаются, когда он приподнимает меня над полом. Я поднимаю ноги и забрасываю их ему на талию, и тут моя спина врезается в стену.
Он прижимает меня к ней своим телом. В его груди зарождаются хриплые стоны, пока он, целуя, словно пытается высосать из меня жизнь.
Мы отрываемся друг от друга, чтобы глотнуть кислорода, и наши взгляды пересекаются буквально на секунду.
В его потемневших глазах я вижу желание. Он покрывает мою шею горячими влажными поцелуями, покусывает кожу, двигаясь вверх, чтобы снова пососать мою нижнюю губу.
Мне до боли хочется ощутить его в себе. Все тело вспыхивает, жажда близости с ним, как пожар, по венам распространяется по всему телу. Потребность – не самое подходящее слово, чтобы описать то, как мое тело жаждет ощутить прикосновение его кожи к моей. Между нашими телами появляются лихорадочно двигающиеся руки, но все мое внимание сосредоточено на его губах. Легкий тычок между бедер, затем сильный толчок, и все словно погружается в туман. Мысли исчезают.
– О чеееерт, – стону я, и глаза у меня закатываются.
Первый толчок всегда цепляет меня сильнее всего.
Никаких передышек, его бедра безостановочно двигаются вперед-назад, входя и выходя из меня.
Руки впиваются мне в попу, когда он притягивает меня к себе на входе, ударяя меня о стену, словно пытается трахнуть меня так, чтобы я прошибла ее насквозь.
Пальцы у меня самопроизвольно сгибаются, ногти впиваются ему в кожу.
Мощно. Грубо. По животному.
Секс – низменный инстинкт, но я никогда не ощущала ничего приятнее.
Все клетки тела горят, тело двигается само по себе и подчиняется атаке его члена, пытающегося уничтожить меня. В голове осталось только одно слово...
– Еще!
Еще больше удовольствия, еще больше потребности в нем, в его члене. Быстрее, резче, пока я не смогу больше выносить это.
Тело Шестого было напряжено с самого начала, но с каждой секундой он становится все жестче и жестче.
С моих дрожащих губ срывается всхлип, все мышцы напрягаются. Мозг затапливает восторг, когда я откидываю голову и кричу.
Шею овевает горячее дыхание, пока на меня волнами накатывают конвульсии, а Шестой все ускоряет свои толчки. Его рычание вынуждает меня застонать в ответ.
Чертовски сексуально.
Еще несколько мощных толчков, и он врывается в меня с такой силой, что я слышу, как за спиной трещит гипсокартон.
Зубы сцеплены, мышцы напряжены, и вот он громко и прерывисто стонет. С каждой пульсацией его член продвигается еще глубже, чем это вообще возможно представить.
Шестой вздрагивает, когда кончает, и расслабленно наваливается на меня. Я не в состоянии удержать ноги на его талии, и он тоже не может удерживать их, да и меня тоже, поэтому мы просто сползаем по стене на пол.
Кончив, я пытаюсь восстановить дыхание, и тут боль от ран дает о себе знать.
– Мне стоит давать тебе пушку почаще, – шепчет Шестой, уткнувшись носом мне в шею.
Я фыркаю, ощущая себя так, словно превратилась в желе.
Да, определенно стоит. Особенно, если в результате у нас чаще будут вот такие моменты.
***
На следующий день руки у меня ноют. Болят все мышцы, которые задействуются при стрельбе из оружия. Мышцы, которыми в своей прошлой жизни я никогда не пользовалась. Особенно сильно болят мышцы больших пальцев. Они отказываются подчиняться мне, и я впервые осознаю, какую борьбу приходится вести всем живым существам, у которых отсутствуют большие пальцы.
Основной ущерб нанесла стрельба, но я уверена, что то, что мое тело висело на краю мостков в пятидесяти футах над землей, делу не помогло.
Рана на ноге промыта и забинтована, на плечо и опухшую щеку нанесен «Биофриз», плюс я выпила аспирин, которые помогает так же и от спазмов месячных, которые начались прошлым вечером.
На грудную клетку Шестого больно смотреть – она покрыта всеми оттенками черного и фиолетового. Он говорит, что чувствует себя нормально, бронежилет сделал свое дело. Одна рука у него перевязана, другая лежит в перевязке.
Приложив массу усилий и вытерпев боль, мы-таки смыли с себя всю кровь.
– Черт, это сложно, – ругаюсь я, пытаясь пропихнуть патрон обессилившим большим пальцем. – Сколько у тебя обойм?
Шестой сводит брови в одну линию, пока сидит, прижавшись к изголовью кровати, и загружает очередную обойму.
– Обойм? Тут нет обойм.
Я поднимаю в воздух обойму и машу ею у него перед носом.
– А что я тогда заполняю?
– Магазин.
Я выгибаю бровь и морщу нос.
– Звучит странно. Если это магазины, то почему во всех фильмах их называют обоймами?
– Потому что это Голливуд. Уверен, что когда-то давно, кто-то из шишек кинобизнеса решил, что обойма будет звучать лучше, а среднестатистический Джо все равно не поймет разницы.
Звучит вполне логично.
– И что же тогда обойма?
Шестой показывает мне магазин, который загружает.
– Она помогает вставлять патроны. Через обойму они поступают в магазин, который в свою очередь...
– Подает патроны в пистолет, – я закатываю глаза и качаю головой.
Шестой улыбается и кивает.
– Умница.
– Я заслужила пирожок?
– Нет, но если и дальше будешь себя так вести, то член тебе гарантирован.
– Ну, ты же знаешь, до какой степени мне это нравится, – я вставляю следующий патрон, только пятый по счету, но у меня не получается протолкнуть его, и две закругленные створки смыкаются.
Я отшвыриваю патрон на кровать и засовываю свой бедный большой палец в рот.
– Чевт, хвеново.
Шестой хмыкает и приподнимает бровь. Он берет магазин в левую руку, а патрон в правую.
– Фокус в том, что нужно сначала надавить на «спинку» последнего патрона, затем вставить новый патрон и подтолкнуть его большим пальцем.
Он демонстрирует, как это происходит, несколько раз, а я сердито смотрю на него, пока патроны с легкостью входят в магазин.
Вытащив большой палец изо рта, я беру патрон с кровати и пытаюсь повторить его действия. Так как силы покинули руки, мне это дается нелегко, но надавливание на спинку предыдущего патрона определенно помогает.
Требуется некоторое время и беспрестанное хныканье, но в итоге мне удается полностью заполнить магазин патронами.
В роковой спортивной сумке у Шестого около дюжины пустых магазинов и несколько коробок с патронами.
Пустые магазины вчера остались на месте перестрелки, видимо, поэтому у Шестого их так много.
Я верчу один из патронов в пальцах. На плоском конце есть какие-то надписи, очевидно обозначающие калибр и производителя, поскольку имя совпадает с тем, что написано на коробке.
На головке патрона есть углубление.
– Зачем тут сверху дырка?
– Это называется разрывной патрон. Когда головка патрона бьет по воде, она распрямляется, замедляя движение и не давая ему прошить тело насквозь.
У меня отвисает челюсть, пока я смотрю на него.
– А что тогда цельнометаллический патрон?
– Головка патрона заостренная, без выемок. Если на патроне нет такой замедляющей его выемки, то пуля пройдет навылет.
Я округляю глаза.
– О, Господи!
– Иногда лучше так, чем если пуля засядет в теле. Поверь мне на слово.
– Ты принял эти пули так, словно ничего не произошло.
Шестой наклоняет голову на бок, и я вижу, как подергивается мышца на его щеке.
– В меня попадали не меньше пятидесяти раз.
– Что?
– Когда на мне бронежилет, я не так сильно переживаю, что меня подстрелят, что дает мне определенное преимущество.
– И ты... ты охотно принял их? Вот так рискнул?
– Что угодно, лишь бы работа была выполнена. После первого раза уже знаешь, чего ожидать. Часть тревоги сходит на нет.
– Что, в результате, приводит к излишней самонадеянности.
Он качает головой.
– Нет. К уверенности. В жилете я значительно сокращаю зону, куда может попасть пуля.
Чем меньше точек, куда надо попасть, тем ниже точность. Ну и я более уверен в своих шансах на выживание. Самонадеянность дает тому, кто носит жилет, ощущение неуязвимости, и они совершают глупые ошибки.
В этом есть смысл. Шестой никогда не поступает опрометчиво.
Даже в ситуации, когда он лишен столь обожаемого им контроля, он не переживает. Спокойный и собранный, поражающий своей силой. Он всегда понимает, что происходит. Знает, где находятся его цели. В курсе, когда нужно перезарядить оружие.
– Почему затвор остается в сдвинутом положении, когда заканчиваются патроны? – спрашиваю я, вспомнив, как накануне вечером он поменял магазины.
Шестой берет пистолет и вставляет в ствол пустой магазин, затем защелкивает его. Он сдвигает затвор пока тот не отказывается сдвинутым назад до упора.
– Видишь вот этот рычажок? – он указывает на небольшой металлический выступ, торчащий в затворе. – Когда подача патронов заканчивается, он опускается, удерживая затвор в таком положении.
Шестой вытаскивает пустой магазин и задвигает затвор, после чего вставляет полный магазин.
– Теперь пистолет заряжен, но не досылает патрон в патронник.
– То есть?
– То есть, там сейчас нет патрона, готового к выстрелу, – он передергивает затвор и этот щелчок кажется таким родным моему слуху. – Боевой взвод курка. Теперь пистолет готов к выстрелу.
– Ага. То есть ты обычно носишь его с собой не готовым к выстрелу?
Он качает головой.
– Тогда я рискую получить пулю в зад.
Я представляю себе эту картину, и губы у меня непроизвольно изгибаются, а затем я и вовсе разражаюсь смехом.
Схватив магазин, я пытаюсь вставить его в ствол, правда, мне приходится перевернуть его, так как я начала вставлять вверх ногами. Оттягиваю затвор – нелегкая, скажу вам, задача – и отпускаю.
Но он не сдвигается в исходное положение. Я морщу лоб и изучаю пистолет, пытаясь понять, что с ним не так, но Шестой протягивает руку и отбирает его у меня.
– Батарейки сели.
– Батарейки? Но там нет батареек.
Он громко смеется, а я еще ни разу не слышала, чтобы он так смеялся.
– Нет, батареек там нет, – он вытаскивает магазин, оттягивает затвор и оттуда выпрыгивает патрон.
– Затвор не двигается, потому что пистолет может дать отдачу. И если там плохо сидит патрон, то затвор не возвращается на место, а значит и выстрелить нельзя... Ну, в большинстве случаев.
– А в остальных случаях?
– В основном пистолет просто взрывается в руках.
– Упс, – я смотрю на улыбку на его лице. Она очень искренняя, легкая и совершенно в новинку для меня. – Тебе нравится беседовать об оружии, верно?
Шестой кивает.
– Как догадалась?
– Потому что ты ведешь себя непринужденно, не тычешь в меня патроном, напоминая, что он предназначен мне, и не рассказываешь, как засадишь мне его в лоб. Ну и, я еще не видела, чтобы ты так улыбался.
Улыбка увядает, удовольствие улетучивается. Он совершенно не рад моему объяснению.
– Права по всем пунктам. Мне нравится беседовать об оружии, – с этими словами он берет в руки один патрон и, как я только что и сказала, тычет им в мою сторону и говорит: – А это все еще предназначено тебе.
– Почему?
– Потому что до тех пор задание не будет считаться завершенным.
– А ты не можешь просто сказать им, что убил меня?
Шестой качает головой.
– Это так не работает.
Я перевожу взгляд на изножье кровати и наблюдаю, как он собирает заполненные магазины и пистолеты и убирает их обратно в сумку.
– Я и так сохранил жизнь твоему хахалю, что противоречит всем правилам.
Хахалю?
– Дигби?
Он кивает.
– Вам двоим было очень хорошо вместе. Он определенно много значит для тебя, – и Шестой вытягивается на кровати, намереваясь поспать.
– Так и есть. Я просто... Я не была влюблена в него так сильно, как думала.
Сон кажется мне неплохой идеей, поэтому я ложусь на спину рядом с Шестым и тяжело вздыхаю. Чувствую себя такой уставшей.
– Но мне не хотелось, чтобы он умер просто потому, что нелегкая свела его со мной.
Шестой поворачивается в мою сторону и внимательно изучает меня своими карими глазами.
– Ты такой странный бескорыстный человек.
– Нет, на самом деле я довольно эгоистична.
Повернувшись на бок, я натыкаюсь на его руку. Надув губы, я поднимаю ее и, прильнув к нему, кладу голову ему на грудь.
Он ничего не говорит, но его пальцы зарываются мне в волосы.
Глава 23
Я оттягиваю край повязки на ноге и морщусь. Так себе видок. Рана подзажила, но я ожидала, что неделю спустя она должна выглядеть лучше.
Всю эту неделю мы почти не выходили из номера, только один раз съездили в продуктовый магазин и за машиной. Нынешнее залегание на дно кардинально отличается от предыдущих.
И под «съездили за машиной» я подразумеваю «угнали». На сей раз, на стоянке нас не ждала готовенькая машина с ключами.
Всю эту неделю Шестой пытался раздобыть как можно больше информации о Четвертом, а я изучала тонкости оружия, начиная с предохранителей и разборки и заканчивая чисткой. Ну, и не стоит забывать о повышенной раздражительности, которая начала развиваться от жизни в четырех стенах, которая грозила поглотить меня.
– Так и должно выглядеть? – я вытягиваю ногу, и Шестой подходит, чтобы осмотреть ее.
Проведя ладонью по внутренней стороне моего бедра, он подхватывает мою ногу и разворачивает ее к свету.
– Заживает вроде неплохо. Болит?
– Боли я почти не чувствую, но все зависит от того, как сильно натянута кожа.
Шестой кивает.
– Так и есть. Сними повязку, пусть рана побудет на открытом воздухе.
Я встаю на колени, кладу руки ему на талию и подлезаю под его повязку, касаясь кожи. Медленно провожу рукой по мышцам его живота, запоминая на ощупь теплое крепкое тело.
– Тогда тебе тоже следует так сделать.
Шестой ухмыляется, обхватывает меня ладонью за шею и, поддев большим пальцем за подбородок, вынуждает откинуть голову. Извернувшись, я целую подушечку его большого пальца и щелкаю по ней языком.
Все говорит о его возбуждении – приоткрытые губы, тяжелое дыхание, затуманенный взгляд темных глаз и животный напор в касаниях. С другой стороны, он может «разогнаться» буквально за несколько секунд.
– Мои синяки не нуждаются в проветривании.
Я облизываю его большой палец.
– Синяки – нет, а вот рана под рукавом – да. Будет лучше, если мы это снимем, – и я снова дергаю его за футболку.
– Тебе что, скучно? Хочешь, чтоб я вставил тебе?
– Если ты в состоянии сделать это.
– Я всегда буду справляться с этой задачей.
Я прикусываю нижнюю губу и улыбаюсь ему.
– Тогда почему сопротивляешься?
Обычно после такого он набрасывается на меня – его руки и губы успевают повсюду, он накрывает меня своим телом, трется бедрами.
– Потому что с этим придется обождать.
– Что случилось?
– Наводчик. Нам нужно навестить его, – поясняет Шестой. Я вздыхаю и отстраняюсь, но Шестой дергает меня к себе, так что наши рты оказываются в миллиметрах друг от друга. – Но по возвращении мы вернемся к этому разговору.
Я расплываюсь в улыбке.
– Эта идея мне по душе.
***
И мы снова отправляемся в стриптиз-клуб, правда, на сей раз оставляем машину на подземной парковке и входим в здание, минуя парковщика. Также мы не стали одеваться изыскано, надели повседневную одежду. Просто чтобы прикрыть раны.
В «Люксоре», выстроенном в форме пирамиды, внутри огромное свободное пространство, а номера уходят вверх по контуру здания, сужающегося кверху. Я жадно все разглядываю, но особенно меня привлекают автоматы. Будь ситуация иной, я бы могла на несколько часов зависнуть возле них, испытывая свою удачу в разных играх. Но это невозможно, если ты привязан к наемному убийце из ЦРУ.
Мы заходим в лифт вместе с полудюжиной туристов и поднимаемся на четырнадцатый этаж. Шестой держится очень собранно и молчаливо, пока мы идем к комнате 14207. Я по-прежнему понятия не имею, что мы здесь делаем и кто может быть внутри этого номера.
Шестой стучит в дверь, и мы ждем. Мимо проходит несколько человек, а я выглядываю через балкон вниз на пустое пространство и замечаю бар, где продают «Маргариту».
Эх, я бы сейчас все отдала за клубничную.
Шестой стучит в дверь во второй раз, и мы снова не получаем никакого ответа.
Мы же в Вегасе, если уж на то пошло. Неужели он думает, что люди сидят в номере и ждут его?
Шестой сжимает челюсти, и мышцы на щеках напрягаются, подчеркивая острую линию подбородка. Такое скопление людей и море камер, и его «прокатили»? Ха, не самый везучий киллер.
Чтобы нас не заметили, мы, лавируя между подвыпившими отдыхающими, возвращаемся на стоянку.
– Что теперь будем делать? – спрашиваю я, собрав волосы в хвостик. Сегодня жарко, хотя на дворе ночь.
Шестой, нахмурившись, смотрит на меня.
– Нужно подкрасить тебе волосы.
Прошло уже два месяца, с тем пор как мои некогда цвета соломы волосы были выкрашены в коричневый, а затем выбелены до платинового блонда. Когда волосы собраны в хвост, отросшие корни сильнее заметны.
– Это наш следующий шаг?
– Нет, но, когда ты подняла волосы вверх, я заметил, как сильно они отросли, – поясняет Шестой и тянется к поясу.
– Наверняка тебе, как парню, не приходится иметь дело с чем-то подобным.
Шестой резко вскидывает руку, готовый выпустить пулю в кого-то, и я подпрыгиваю. Я никого не вижу и не слышу, но, очевидно, супер-пупер киллер слышит.
Шестой заслоняет меня собой, когда из-за угла выходит мужчина, тоже с пистолетом в руке.
– Давненько тебя не было, – говорит он.
Я выглядываю из-за Шестого и вижу мужчину лет сорока. Темные волосы на висках припорошены сединой, на лице проступают морщинки. Одетый в костюм, выглядит он очень авторитетно.
– Да, – отвечает Шестой.
– Что ты здесь делаешь?
– Ищу Четвертого. А ты?
Мужчина опускает пушку, и Шестой поступает аналогично.
– Я на задании.
– Четвертый?
Мужчина пожимает плечами.
– Я не в курсе имен, знаю только место.
– Морг? – уточняю я из-за спины Шестого, так мне любопытно узнать, верна ли моя догадка.
Мужчина вытягивает шею, чтобы разглядеть меня.
– Приблудившаяся киса?
Я закатываю глаза. Серьезно? Они все такие козлы что ли?
– Теперь она довольно покорна.
– И правильно делает.
Я выхожу из-за спины Шестого и беру курс на нашу машину.
– Лейси, – это не вопрос, просто имя. Словно Шестой дает команду «стоять». Черт, это даже не предупреждение.
Я разворачиваюсь к ним.
– Моя вагина – единственная причина, почему я до сих пор жива, припоминаешь?
Шестой идет за мной, и киллер следует нашему примеру. Сейчас почти полночь, а значит, если порядки такие же, как в моей лаборатории, сейчас в морге минимум персонала.
С другой стороны, это же Лас-Вегас, место, где казино открыты двадцать четыре час в сутки семь дней в неделю.
Но все, что я знаю, что если в морге лежит еще один киллер, то все в здании будут мертвы. Если мы поедем туда поздно ночью, то так я смогу спасти максимальное количество народу.
Ничто не убедит их не убивать персонал, поэтому я ставлю себе цель, чтобы они убили как можно меньше.
Убийцы отличаются от невинных свидетелей.
И в моем извращенном мозгу вспыхивает понимание, что на самом деле я помогаю им убивать.
Но ведь это не совсем так.
Их. Все. Равно. Ничто. Не. Остановит.
Вот этот факт для меня является истиной. Я не знаю способа, как заставить их передумать или отвлечь. Все, чего я добьюсь, – получу свою пулю в лоб раньше.
Сделка с дьяволами.
С первого дня ситуация, в которой я очутилась, была извращена, а теперь уже я и сама торгуюсь за жизни.
– Кто он такой? – спрашиваю я, как только мы оказываемся в машине.
– Седьмой.
Первая. Третий. Пятый. Шестой. Седьмой. Девятый.
Граф фон Знак из «Улицы Сезам» был бы недоволен моим умением считать.
Я перечислила только нечетные цифры за исключением Шестого, и хотя я и не видела их, знаю, что Восьмого убили в Индианаполисе, а мы ищем Четвертого.
– Значит Седьмой лучше тебя, – подвожу я итог, вспомнив наш разговор в Теннесси. Губы Шестого вытягиваются в тонкую линию. – Неужто я сейчас вижу уязвленную гордость?
– Седьмой в незначительной степени лучше меня. Как я уже говорил, в такой группе, как наша, между самым лучшим и самым худшим, разница почти незаметна.
– Если вы почти одинаковы, то как они подразделили вас по рангам? Например, ты мог бы быть Девятым? Или мог Девятый получить номер ниже?
На лице Шестого проступают явные признаки раздражения – он чертовски сильно стискивает челюсти – и делает поворот на полной скорости. Просто, чтобы меня швырнуло дверь, уверена в этом.
– С чего вдруг такое любопытство?
– Ну, как говорят все твои дружки: я – кошка.
И ничего. Похоже, он снова отвечает на вопросы только выборочно.
Шестой вздыхает и бросает взгляд в зеркало заднего обзора.
– Когда приедем на место, держись у меня за спиной.
Я тоже бросаю взгляд в зеркало.
– Не доверяешь ему?
– Я никому не доверяю.
Так и знала, что он именно так и скажет.
– Смена темы не заставит меня прекратить задавать вопросы, ты же знаешь.
Шестой поворачивает голову и смотрит на меня.
– Да, ты раздражаешь меня этими своими вопросами уже второй месяц. Я и так рассказал тебе слишком много.
– И с кем я поделюсь этой информацией?
Снова свернув направо, мы заезжаем на парковку, над которой горит знак «Морг округа Кларк, Невада».
Машин на парковке мало, чуть меньше, чем окон в здании, в которых горит свет.
Шестой вытаскивает глушитель из бардачка и привинчивает его к дулу пушки.
Потянув за ручку, я распахиваю дверь, но Шестой хватает меня за руку. Встретившись с ним взглядом, я вижу то же ледяное спокойствие и равновесие, как и тогда, когда он вломился в мою лабораторию.
– Ничего не делай. Ничего не говори. Ты здесь только по одной причине, по ней единственной. Шаг влево, шаг вправо – и станешь еще одним телом среди кучи прочих сегодня.
Я киваю, но по телу пробегает дрожь. Раскованная атмосфера развеялась. Только дело. А я снова стала незавершенным заданием.
Спустя девять недель моей истории просто никто не поверит. На самом деле, все сложнее и сложнее представить себе, что даже если я сумею сбежать от Шестого, то когда-либо вообще смогу вернуться к своей прежней жизни.
Подведем итог – мне никогда не вернуться к нормальной жизни, о семье и друзьях вообще молчу.
Да, я начала смиряться со своим положением. Я бы даже сказала, что превратилась в совершенно другого человека. Пейсли Уоррен кажется далеким воспоминанием, а Лейси Коллинз путешествует по всему миру с бескомпромиссным плохим парнем, к тому же еще и богом секса.
Богом секса? Пейсли, серьезно?
Да он говнюк! Я возлагаю всю вину на то, что обманулась одним из его альтер-эго, когда мы встретились. Поэтому так запуталась.
Седьмой выходит из машины и, мазнув взглядом по мне, подходит к Шестому.
– Мне удалось взломать их систему сегодня днем.
– Значит, камеры не работают?
Седьмой кивает.
– Я собирался дождаться утра, но в связи с тем, где мы находимся... – Седьмой бросает взгляд в сторону здания. – Думаю, так даже лучше.
Дверь для персонала располагается с торца здания, и чтобы войти, требуется приложить пропуск.
Не успеваю я отругать себя, что не подумала про это, как Седьмой вытаскивает из рюкзака чистенький пропуск и вставляет его в щель. Лампочки на панели сменяют цвет на зеленый, и замок щелкает.
Хорошо, что киллеры всегда приходят подготовленными, потому что мне бы очень не хотелось возвращаться в морг, когда здесь будет больше народу.
И только сейчас я вдруг осознаю, на полном серьезе осознаю.
Все в этом здании умрут. Они не оставят никого в живых, и все это только ради того, чтобы скрыть смерть одного из Отряда Убийц.
Пока мы идем по коридору, руки у меня трясутся. Когда мы выходим в приемную, я закрываю глаза и делаю глубокий вдох.
Раздается знакомый приглушенный хлопок пистолета и звук падающего на пол тела.
Я открываю глаза и оглядываюсь, но сразу же жалею об этом.
По ящикам картотеки вниз сползает мужчина лет тридцати, смуглый, с дыркой ровно посреди лба.
На стене за его спиной все забрызгано красным и кусочками субстанции, в которой я опознаю мозговую ткань.
В желудке у меня все переворачивается.
Ну не создана я для жестоких убийств. Я способна стерпеть жестокость, но находится здесь, стоять рядом с человеком, который сделал этот, знать, что я буду спать с ним в одной кровати, его руки будут обнимать меня...
Но ведь это не первый раз. Это не первый человек, которого он убил у меня на глазах, а после трахнул меня.
Хотя ситуация и стала более привычной, можно даже сказать, приобрела обычный заведенный порядок, я по-прежнему остаюсь заложницей, пусть и с новым статусом компаньона. Угроза смерти – вот что удерживает меня рядом с ним, что бы я там себе не говорила.
И пока мы идем по коридору дальше, я пытаюсь стереть недавно увиденную сцену.
Пытаюсь не думать о своей семье и друзьях.
– Морг там, – сообщает Седьмой, указывая на большие металлические двери в конце коридора.
На этой двери есть еще одна цифровая панель, но на этой раз волшебный электронный ключ Седьмого не срабатывает.
– Похоже, нам понадобится помощь, – говорит Шестой.
И оба киллера идут в противоположный конец коридора, где в нескольких окнах горит свет.
Первая комната оказывается пустой, или, по крайней мере, она кажется таковой. Но, в итоге, в дальнем ее конце обнаруживается даже не один, а целых три человека.
Два выстрела, и Шестой и Седьмой входят под крики ужаса
– Забери у нее пропуск, – велит Шестой, и его тон не оставляет сомнений, к кому он обращается, как и не оставляет возможности оспорить приказ.
Я выхожу вперед, стараясь не смотреть на два свежих трупа или в глаза их следующей жертве.
Но все же бросаю взгляд на девушку, и внезапно она ахает, а с ее губ срывается мое имя, мое настоящее имя.
– Пейсли?
Черт.
Нет.
Я смотрю в такие знакомые спокойные глаза оливково-зеленого цвета. Каштановые волосы собраны в небрежный пучок на затылке, как она всегда и укладывала их, сколько ее помню.
Марисса Уэйд.
– Рисса?
Я в ужасе. Часто моргая, смотрю на нее и прикрываю рот рукой. Глаза начинают жечь слезы.
Нет. О, нет. Ну почему? Что она здесь делает?
Они ведь убьют ее.
Мы с Риссой вместе учились в колледже, у нас одинаковая специализация. Нас всегда ставили работать в паре, потому что наши фамилии шли друг за дружкой в списке. За годы учебы она стала одной из моих лучших подруг.
– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я дрожащим голосом. Мы довольно давно не общались, может даже несколько лет, но ее статус на «Фейсбуке» гласит, что она по-прежнему в Фениксе, и там ни слова нет о переезде.
Она бросает взгляд на Шестого и Седьмого, на их пушки, затем снова смотрит на меня.
– Я перевелась сюда в прошлом месяце. Что... что происходит?
– Ты сейчас впустишь нас в морг, – отвечает за меня Седьмой, протискивается мимо и хватает Мариссу за руку.
И пока я наблюдаю, как он тащит ее по коридору, я словно со стороны вижу, как это происходило со мной.
– Нет! – кричу я и порываюсь побежать за ней, но не успеваю и двух шагов сделать, как Шестой обхватывает меня рукой за шею и припечатывает к стене.
Боль разливается по всем костям, когда я головой ударяюсь о бетонную стену. К виску прижимается дуло пистолета, пока я наблюдаю, как Седьмой утаскивает Мариссу прочь.
– Я тебе что сказал? – рычит Шестой.
Я смотрю на него.
– Пожалуйста, нет. Только не ее. Пожалуйста, не убивай ее.
– Хочешь умереть вместе с ней?
Кровь в жилах застывает. Мы снова вернулись к тому, что было в первую неделю. Всего прогресса, которого, как я думала, мы достигли, особенно после того, как он спас мне жизнь, словно и не существовало.
Сейчас передо мной стоит безжалостный киллер. Убийца.
Я крепко зажмуриваюсь, когда вдали раздаются хлопки.
Шестой еще крепче сжимает пальцы вокруг моего горла, и я начинаю задыхаться.
Как я могла быть настолько глупа? У всех, кого убил Шестой, были друзья, семьи, которые любили их. Конечно же, ночью трупов будет меньше, а значит меньше и трагедия, но я все равно помогаю им забирать жизни.
– Она моя подруга, – удается выдавить мне.
Но в глазах жесткого киллера ничего не смягчилось.
Он еще сильнее вдавливает дуло пистолета мне в голову.
– Сейчас или потом?
Я тяжело сглатываю и, закрыв глаза, шепчу:
– Потом.
Шестой выпускает меня, и я оседаю, делая глубокие вдохи.
И больше мне не позволяют ничего, так как Шестой почти сразу хватает меня за руку так же, как Седьмой Мариссу, и тащит к моргу.
Как только мы оказываемся в помещении, я словно заново переживаю собственное похищение.
Съежившаяся у стены Марисса, всхлипывая, смотрит на еще теплые тела и большую лужу красной крови, расплывающуюся на цементном полу.
Седьмой распахивает дверцы холодильников и выдергивает ящики с мертвецами. Хлопают дверцы, и когда каталки докатываются до упора, раздается громкий лязг.
Я стою в центре комнаты, в нескольких шагах от Шестого.
– Бл*дь, – тихо ругается Седьмой, уставившись на одно из тел. Он поворачивает трупу голову и заглядывает за ухо, как когда-то Шестой. – Это Четвертый.
