Текст книги "Сделка"

Автор книги: Иван Сербин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 36 страниц)

Лицо командира части моментально стало кислым. Максим усмехнулся. Фурцев, конечно же, собирался пока слетать на склад, а к моменту его, Максима, прихода нужные документы уже давным-давно сожрали бы крысы, или они затерялись бы, или порвались, или еще что-нибудь. Однако теперь полковник замешкался, не зная, что делать.

– Кстати, – продолжил Максим, – раз уж вы все равно выходите, то, может быть, проводите меня до склада? А то боюсь заблудиться у вас здесь.

– Да-да, – пузан совсем скис.

– Вот и чудно. – Максим подхватил папки со стола и вышел из кабинета.

Шагая по обсаженной кустами аллейке, Максим с интересом озирался по сторонам. Слева он увидел заросшую травой имитацию поста с манекеном для отработки ударов штыком, со щитом для перезарядки автомата, с макетом вышки. Затем справа возникла такая же заброшенная, наполовину разрушенная полоса препятствий, на которой, должно быть, тренировались еще дедушки нынешних призывников. Неторопливым и размеренным шагом они добрались до развилки и свернули налево.

– А там что? – Максим указал себе за спину.

– Огороды. У нас, сами знаете, армию сейчас финансируют плохо, получки крохотные, да и те задерживают. – Пузан бросил быстрый взгляд на Максима. – Людям на элементарные продукты не хватает. Вот и выделили им огороды. Там у нас и пруд неподалеку, летом купаться хорошо.

– Понятно.

– Послушайте, – полковник замялся, – Максим Леонидович, у меня к вам вполне конкретный вопрос.

– Да-да, с удовольствием отвечу.

– Положим, вы – руководитель некоего предприятия, получаете какой-то заказ, материалы, изготавливаете некую продукцию.

– Ну-ну?

– Скажем, заказчик долго не платит вам деньги. Народ волнуется, грозит забастовать. Сами знаете, производственные неприятности.

– Ну да, случается. Особенно в наше время, – согласился Максим.

– Вот-вот, именно, – приободрился Фурцев. – Ну, допустим, вы собираете отходы производства и продаете какой-нибудь коммерческой структуре, которая изъявила желание их приобрести по вполне подходящей цене. Вы выплачиваете зарплату, премии тем, кто хорошо работал. Одним словом, гасите производственный конфликт.

– Так, и что? – Максим остановился.

– Как, по-вашему, можно ли назвать подобные действия дирекции предосудительным поступком?

– Сложно сказать, – пожал плечами Максим. – Смотря какие виды на отходы были.

– Да никаких. Отправили бы их на свалку, гнили бы они там, ржавели.

– Нужно посмотреть конкретно, по обстоятельствам, – подумав секунду, ответил Максим. – Случаи разные бывают.

– Ну, скажем, если бы узнали, что в одной из воинских частей командир, разумеется, согласовав с начальством, продал старое, предназначавшееся для утилизации тряпье в некую заинтересованную коммерческую структуру, и из вырученных денег выдал зарплату и премии своим подчиненным, сочли бы вы это служебным проступком?

– А есть соответствующая бумага от начальства?

– В том-то и дело, что нет, – вздохнул Фурцев. – Было телефонное указание. Даже, так сказать, дружеский совет. Ну, вы знаете, как это бывает.

– Представляю примерно.

– Из-за задержки зарплаты разрешаем вам продать списанное обмундирование.

– А поступившие деньги оприходованы?

– Ну разумеется. Есть юридический договор между фирмой и воинской частью, деньги направлены через бухгалтерию на зарплату военнослужащим и вольнонаемным.

– И в случае каких-то неприятностей начальство сможет подтвердить, что давало вам подобный совет?

– Не знаю, – пожал плечами пузан. – Тут трудно что-нибудь сказать определенно. Возможно, подтвердит. А может быть, нет. Не захочет впутываться во все это.

– То есть, я так понимаю, что именно вы продали часть обмундирования? В частности, и ту самую техничку, которая принадлежала Шалимову Юрию Герасимовичу.

– Ну, в общем-то, так дело и обстоит, – снова вздохнул Фурцев.

– Скажите, а начальник склада получил указание от вас в письменном виде?

– Разумеется, – кивнул полковник. – Согласно письменному приказу.

– Ну, я думаю, – Максим вновь зашагал по дорожке, а Фурцев заторопился за ним, – я думаю, что если человек, давший вам подобное указание, подтвердит это, то никаких последствий для вас как для командира части данный поступок иметь не будет, хотя он и нарушает ряд положений. Но только в том случае, если вы документально подтвердите факт сделки и то, что деньги были действительно направлены на выдачу зарплаты.

– Конечно. – На лице полковника отразилось заметное облегчение.

– Ну что же, не вижу здесь особого криминала, – пожал плечами Максим. – Но сначала давайте посмотрим документы.

Дальше они шагали молча, только у самого склада Максим остановился и, потерев переносицу, спросил:

– А директор фирмы, которая у вас купила списанное обмундирование, не объяснял, зачем ему тряпье?

– Да вы знаете, я спросил их об этом. – Фурцев быстро потер ладошками живот. – Они ответили, что у них какой-то бартер то ли с корейцами, то ли с китайцами. Они меняют отходы на товары массового потребления. Что-то такое. Раньше этим занималось государство, теперь вот бизнесмены.

– Понятно. Ну, если не секрет, кто же вам дал столь ценный совет?

– А, – полковник замялся, но затем все-таки ответил: – Саликов Алексей Михайлович.

– Саликов? – насторожился Максим. – А с чего бы это начальнику штаба округа давать вам такие указания? – Образ генерала не вязался с такой пешкой, как этот полковник.

– Я ему месяц через день звонил, выяснить насчет зарплаты, – мы же почти три месяца людям не платили, мои бойцы собрались тут настоящую революцию устраивать, – вот он и посоветовал. Сказал: «Продайте списанное обмундирование, деньги пустите на зарплату. Если возникнут какие-нибудь неприятности, я все улажу». Но вы же понимаете, все это было сказано по телефону, без свидетелей.

– Он вам это в разговоре сказал?

– Нет, специально перезванивал. Достали его мои звонки, видать. А вообще-то Саликов мужик нормальный. – Фурцев стрельнул взглядом в гостя. – Не его вина, что в стране денег нет, а он все ж обеспокоился. Позвонил.

– Да-да, – Максим кивнул. – А покупателей кто нашел?

– Счастливый случай. Позвонили мне из учебной танковой части, тут неподалеку. Командир – мой хороший знакомый. Ну и сообщил, что у него как раз сидят какие-то люди, представители коммерческих структур, которые ездят по частям и скупают старое списанное обмундирование.

– И что, их только обмундирование интересовало?

Полковник посмотрел на него осуждающе:

– Не надо меня ловить, Максим Леонидович. Ни о технике, ни о чем гаком у нас разговора не было. Они сказали, что их интересуют тряпки, а я им продал старое обмундирование. После этого у нас была комиссия из штаба округа, действительно возникли кое-какие вопросы, но Алексей Михайлович, в смысле, товарищ генерал, все уладил.

Максим понял, что Фурцев намеренно произнес звание Саликова, надеясь, что и у него, Максима, слово «генерал» вызовет чувство почтительности. Но на это он зря рассчитывал. Максиму в принципе было наплевать, генерал Саликов или маршал. Другое дело, что он действительно не видел в этой сделке ничего предосудительного. Ему прекрасно было известно финансовое положение большинства воинских частей. Люди по нескольку месяцев сидят без зарплаты, хотя продолжают работать. Если бы они в первый же день после того, как им не заплатили деньги, бросили работу, армия в России просто перестала бы существовать. И поэтому Максим, чисто по-человечески, мог только приветствовать действия и Саликова, и этого пузатого полковника – хотя с юридической точки зрения действия обоих подпадали под статью злоупотребления служебным положением, – если бы не одно «но». Техничка Шалимова Юрия Герасимовича была достаточно новой, чтобы идти в утиль.

Начальник склада долго рылся в ведомостях, перебирал кучу ордеров и наконец извлек две бумажки. Первая оказалась приказом командира части за номером 15/80-64 об отпуске со склада представителю ИЧП «Триэн» сотни комплектов списанного технического обмундирования, а также двухсот пятидесяти подлежащих утилизации комплектов военной солдатской и офицерской формы. Вторая оказалась распиской в получении, исполнительный директор ИЧП «Триэн», некий Иверин Георгий Витальевич, собственноручно расписался в том, что согласно приказу 15/80-64 начальника войсковой части номер 24580 все обмундирование было получено такого-то числа такого-то года.

– Так, мне придется на время забрать у вас этот документ. – Максим указал на расписку. – Я заполню необходимые бумаги в штабе.

– Да, конечно.

Когда они возвращались обратно, Максим вдруг подумал: «А почему же пузан так испугался? Если все документы в порядке, почему соврал Лемехову насчет утиля?» Ответ пришел на ум сам собой: скорее всего фирма покупала вовсе не тряпье, как указано в документах, а новое обмундирование для каких-то своих целей. И плюс к тому, откуда, интересно, у части такое количество списанного обмундирования? Почему его не отправили в Ростов раньше, если оно на самом деле было списанным?

Они вошли в штаб, забрали у дежурного лейтенанта личные дела солдат и поднялись в кабинет. Устраиваясь на мягком, удобном стуле, Максим вдруг совершенно спокойно, словно между делом, спросил:

– Леонид Григорьевич, а теперь скажите, пожалуйста, какое количество из этого Обмундирования – я имею в виду из того, что числилось у вас как списанное, – было новым?

– Я не понимаю, – нахмурился Фурцев.

– Да тут и понимать нечего, Леонид Григорьевич. Техническая куртка, на которой стояли фами-лия-имя-отчество Шалимова Юрия Герасимовича, была практически новой. Срок носки, во всяком случае, еще не истек.

Фурцев помрачнел:

– Возможно, она затесалась…

– Леонид Григорьевич, не нужно мне, что называется, лапшу вешать на уши, – продолжал нажимать Максим. – Вы ведь понимаете, что мы выйдем на администрацию фирмы «Триэн» и спокойно узнаем это у них. В таком случае ваше деяние будет квалифицироваться как банальное воровство. Получится, что вы оформили договор на списанное обмундирование, а под видом списанного продали новое. Разумеется, по заниженной цене. Ну и, конечно же, была некая дельта, не фигурирующая в договоре. Останется только выяснить, у кого в карманах она осела: у вас или у начальника склада. Таким образом, мы получим стопроцентное хищение с целью наживы. Тут уж, простите, Алексей Михайлович Саликов вам не поможет.

Пузан подумал несколько минут и вздохнул:

– Пятьдесят комплектов там было, ровно половина.

– А из повседневной формы?

– Ни одного, там все было старое, как и отмечено в договоре. В последний момент представитель фирмы вдруг объявил, что они расторгают сделку. С уплатой десяти процентов неустойки, предусмотренной договором. И попросил вернуть предоплату за вычетом этих самых десяти процентов.

– Так? – усмехнулся Максим. Случай знакомый. Фурцева провели, как наивного пацана. Ладно, не он первый, не он последний. – И что же дальше?

– А дальше… Денег не было. Мы их раздали людям. Пустили на получку. Фирма потребовала вернуть деньги в установленные договором сроки. Дальше считалась пеня. Три процента в день.

– И вы решили уладить вопрос…

– Миром, – вздохнул Фурцев. – Формально-то они были правы. Верите, я даже к юристу ходил.

– Верю.

– Ну вот и пришлось договариваться. Представитель фирмы сказал, что они больше не нуждаются в утиле, но готовы взять на эту сумму новое обмундирование. Зимнее. Летнее возьмут старое, в соответствии с договором.

– И вы согласились.

– Да, согласился. А что было делать?

– И что же дальше? – продолжал допытываться Максим.

– Нам пришлось, – Фурцев помялся и закончил, – изыскать эти комплекты, будь они неладны. Отобрали пятьдесят пригодных… относительно пригодных комплектов и раздали сверхсрочникам, контрактникам, срочной службе как новое. А действительно новое отправили в фирму.

– А та самая дельта?

– Да не было никакой дельты. Все деньги прошли по документации, через бухгалтерию, – тут же вскинулся Фурцев. – Ни я, ни начальник склада ничего не положили себе в карман. – В этом Максим сомневался, но промолчал, а полковник продолжил: – Но вы понимаете, часть не имела права продавать обмундирование, не предназначенное для утилизации. Я попробовал договориться с представителем фирмы о том, чтобы отменить замену пятидесяти комплектов в договоре. Они сказали, что могут это сделать, но тогда придется расторгнуть первичный договор, что повлечет штрафные санкции по отношению к стороне – инициатору расторжения. То есть к нам. А это десять процентов. Придется снова гнать деньги туда-сюда.

– Деньги, которых не было?

– Именно. Нет денег – нет платежа. Нет платежа – процент за задержку. Словом, я опять согласился. Хорошо еще, что эти бандиты отложили день получения, иначе нам бы не расплатиться.

– То есть они получили форму задним числом?

– На месяц позже, чем указано в расписке, – кивнул Фурцев. – В акте приема-передачи стоит начало ноября, а реально – самый конец месяца. То ли двадцать восьмого, то ли двадцать девятого.

Максим подумал.

– Вы могли подать на них в суд, – наконец сказал он.

– Не мог. Юрист сказал: дело проигрышное. – Полковник покачал головой. – И потом… наверняка эти дельцы имеют какие-то связи с Саликовым. Не успел он позвонить, и вот они покупатели, на пороге.

– Вы же сказали: счастливый случай?

– Да какой, к черту, счастливый случай? – Фурцев махнул рукой. – Ежу понятно, что никакого счастливого случая. Как-то они завязаны. Может быть, вместе дела крутят. Я ведь звонил ему. Юрист сказал: выиграете только в том случае, если сделку признают незаконной. Вот я и позвонил. А он мне: сумел влипнуть – сумей и выкрутиться. Мол, мозги должны работать, а не задница. Говорит: не умеешь, позвонил бы, а так… От комиссии, мол, прикрою, а остальные проблемы решай сам. Пришлось решать. Вздумай я рыпаться – вмиг услали бы на Колыму, а новый командир или исполняющий обязанности командира подложил бы эти пятьдесят комплектов и стал бы спокойно жить-поживать. Не знаю, как вам, а мне служить на Севере не хочется.

– Никому не хочется, – быстро ответил Максим.

– Вот-вот, никому не хочется, – поддакнул Фурцев. – Поэтому я отдал им эти пятьдесят комплектов, и все. По документам они, естественно, числятся как старые, списанные. Поверьте мне, с этой сделки я не получил ни копейки.

– Хотелось бы верить, – вздохнул Максим. – Ну хорошо, разберемся. Мне нужен договор части с этой фирмой на поставку списанного обмундирования.

– Да, конечно.

Фурцев торопливо полез в сейф, и Максим заметил, как у него трясутся руки. Он долго возился с ключом, наконец дверца открылась, и полковник достал свой экземпляр договора.

– Этот документ я тоже заберу с собой и приобщу его к делу. – Максим убрал листки в кейс. – А теперь мне хотелось бы посмотреть личные дела ваших военнослужащих.

– Хорошо. – Сейчас пузан выглядел несчастным, почти раздавленным.

В общем-то, Максим даже удивился, насколько легко оказалось его прижать. Он-то ожидал упорствования. Если разобраться, мог ведь Фурцев тихой сапой проехать? Сказал бы: «Не знаю ничего, возможно, попался один комплект неплохой. Да разве же за всем уследишь?» Боялся, видать, что допросим мы этих дельцов-покупателей и всплывет дельточка, всплывет родная. А так он вроде бы потерпевший, несчастный. С него взятки гладки. Сам попал.

Максим придвинул к себе папки и открыл первую, уже предчувствуя, что вот сейчас в личном деле Шалимова Юрия Герасимовича увидит вдруг то самое лицо, только живое, с открытыми глазами. Лицо парня, тело которого он обследовал в морге. Поэтому верхнюю корочку Максим открыл аккуратно, словно боясь, что оттуда сейчас появится призрак. Но чуда не случилось. С фотографии на него смотрел скуластый угрюмый малый лет двадцати двух, и не имело это лицо ни малейшего сходства с лицом убитого солдата.

Максим быстро пролистал бумаги: обмундирование, продуктовое довольствие, докладные об арестах, в общем, ничего полезного. Перевернул последнюю страницу: уволен в запас одиннадцатого октября, все, как и положено. Значит, все-таки напутали.

Максим взял в руки следующее дело, открыл. Молодой парнишечка, глаза озлобленные, как у битой собаки. Призван: второго ноября из Воронежа. Родители: прочерк. А ниже подпись: воспитанник детского дома номер семь города Воронежа. Он переписал в блокнотик фамилию: Каховский Олег Матвеевич.

Следующее дело: Ряшенцев Сергей Викторович. Призван: шестого декабря из города Воронежа. Воспитанник седьмого детского дома. Интересно… Перелистнул на последнюю страницу. Прикомандирован временно для прохождения действительной срочной службы к такой-то части четвертого мотострелкового полка, временно дислоцирующегося в городе Моздоке. Все временно… Отправлен: двенадцатого декабря.

– Ничего себе, – Максим посмотрел на пузана, – сколько же они у вас пробыли, эти двое?

– Три дня, по-моему. Не успели приехать и тут же отправились дальше.

– Любопытно. – Максим переписал данные в тот же блокнотик, затем отодвинул папки. – Скажите, а почему именно этих двоих?

Фурцев недоуменно покрутил головой:

– Да откуда же мне знать? Пришло на них требование, прибыл человек из штаба округа, и поехали ребятишки выполнять интернациональный долг.

– Понятно. – Максим сунул блокнотик в карман. – Ну что же, Леонид Григорьевич, мне, конечно, еще придется созвониться с Саликовым. Но я заранее уверен: генерал подтвердит ваш рассказ. Тут все ясно. Всего доброго. – Он поднялся и протянул руку для пожатия.

Пузан этого явно не ожидал. Он обхватил крепкую ладонь Максима пухлыми пальчиками и потряс.

– А то, может быть, останетесь, Максим Леонидович? – на всякий случай предложил он. – Я бы распорядился. Банька там…

– Нет, благодарю, мне надо возвращаться в прокуратуру.

Максим попрощался, спустился вниз, кивнул поспешно вскочившему дежурному и вышел на улицу. Шофер Паша, выпятив от увлечения нижнюю губу, читал какой-то затрепанный детективчик. Увидев шефа, он быстренько закрыл книжку и засунул ее в бардачок.

Максим сел на свое место и спросил:

– Так, Паша, за сорок минут в город успеешь?

– Запросто, товарищ полковник, – засмеялся тот. – Мы ведь те же летчики, только у нас самолет на четырех колесах и без крыльев.

Глава двадцать третья

– Так, мил человек, – Проскурин помог Алексею принять вертикальное положение. – Теперь смотри внимательно. Мы сейчас как раз в том районе, который ты мне указал. Как только сориентируешься по месту, сразу командуй.

Проскурин сбросил скорость. Из отпущенных аптекаршей шести часов истекло всего полтора, а Алексей уже стал похож на запылившуюся старую куклу, выцветшую до болезненной чахоточной белизны. Губы его высохли, покрылись тонкой коричневой сеткой трещин, а плавающий взгляд казался мутным, почти незрячим. «Пятерка» медленно тащилась по шоссе, и проносящиеся мимо машины раздраженно сигналили рыжей «черепахе».

– Смотри внимательнее, – командовал Проскурин.

– Там должна быть взлетная полоса, – хрипло ответил Алексей. – Узкая, метров десять, и вокруг посадки. Довольно редкие.

– Как же вы садились-то?

– Полоса длинная, метров семьсот, – продолжал говорить Алексей.

– Бетонная? – прищурился фээскашник.

– Асфальтовая, по-моему. – Алексей вдруг страшно заперхал и слабо шлепнул себя правой рукой в грудь. – Похоже, и простыл еще.

– Подожди-ка, – Проскурин изумлялся все больше и больше. – Ты мне ничего не говорил. Разве может самолет сесть на асфальтовую полосу?

– А ты думал? – Алексей тускло усмехнулся. – Шли-то без подвесных баков. Топливо практически полностью израсходовали. Да его и было-то как раз от сих до сих. А «двадцать девятый» без топлива весит чуть больше десяти тонн, как пожарная машина. Чего же не сесть?

– Надо же, – изумленно хмыкнул Проскурин, – а я и не думал никогда. Мне казалось, самолеты тяжелые должны быть.

– Чудак человек. Это же не «Ту-154». «Двадцать девятый» – машина легкая, маневренная. С хорошей подсветкой да по глиссаде сесть на такую полосу не проблема.

– Ну ясно. – Проскурин подумал немного. – Как ты считаешь, самолеты до сих пор там?

– Кто их знает? Вроде бы деваться им некуда. – Алексей утер обильный пот со лба. – Заправщиков я не видел. Вообще-то стояли грузовики, но заправщиков точно не было. Там, понимаешь, за кунгами с радиоаппаратурой асфальта не было. Значит, если бы заправщики были, их поставили бы либо в начало, либо в конец полосы, чтобы самолетам не мешать.

– А на грунт?

– На грунт нет. На грунт нельзя. С грузом увязнут так – подъемным краном вытаскивать придется.

– Но их могли заправить вчера, – заметил Проскурин.

– Вряд ли – возразил Алексей.

– Почему?

– Сам посуди. – Алексей снова заперхал. – Тому, кто это затеял, нужно все провернуть так, чтобы было как можно меньше посвященных. Правильно?

– Ну допустим, – согласился Проскурин.

– А что такое взлетающий самолет? Когда «МиГ» вдет на форсаже, грохот стоит – будь здоров. – Он на минуту замолчал, судорожно сглотнул, затем продолжил: – Мы шли предельно низко и на максимальной скорости. Да еще при радиомолчании. Ночью. Настолько низко, что я пару раз чуть не завалился. Эффект притяжения, может, слышал?

– Слушай, честно говоря, я в этом ничего не понимаю. – Проскурин покачал головой. – Ты уж давай как-нибудь по-русски, попонятнее.

– Когда самолет идет на максимальной скорости и на минимальной высоте, – начал объяснять Алексей, – его практически нельзя засечь обычными РЛС. Теоретически – запросто, практически же – очень сложно. Здесь воинских частей хватает, пару раз в зоны локаторов СЗНЦ [20]20
  СЗНЦ  – станция засечения низколетящих целей.


[Закрыть]мы все-таки попали. Но всего секунд на пять-шесть. За такое время самолет невозможно даже идентифицировать. А учитывая нынешнее раздолбайство в войсках, могу голову дать на отсечение – народ на большинстве точек просто спал вповалку. Но это пролет и посадка. Взлет же засекается стопроцентно. Самолету придется набрать высоту, развернуться, чтобы лечь на курс. Удержаться на минимальной высоте при взлете невозможно. Сперва придется подняться хотя бы тысяч до полутора и только потом уже снижаться до исходной. При этом необходимо поддерживать определенную скорость. А вокруг полным-полно населенных пунктов и радиолокационных станций. Взлет засекут, «МиГи» идентифицируют. Это точно. А поскольку коридора [21]21
  Коридор – маршрут и высота пролета самолета. Задается на точки радиообнаружения заранее.


[Закрыть]у них нет и бортовые номера летчики назвать не могут – возникнут вопросы. И хорошо еще, если ПВО «зевнет». А то ведь могут и сбить.

– А если лететь ночью, вопросов не возникает? – хмыкнул Проскурин.

– Возникают. Жители наверняка слышали шум двигателей. Только ты забываешь: ночью самолет пролетел, народ проснулся, а через две минуты опять заснул. А наутро, дай Бог, чтобы из сотни человек десяток вспомнили, что какой-то самолет пролетал. Опять-таки кто-то подумает что-нибудь насчет гражданского лайнера. Здесь же Чкаловский близко. К тому же днем солдаты на станциях засечения не спят. Понимаешь-, о чем я? Ну а дальше пошло-по-ехало. Откуда самолеты? Что? Как? Одним словом, круги пойдут.

– Но они могли взлететь ночью, – продолжал строить предположения Проскурин.

– Могли, могли, – согласился Алексей. – Могли. Что ты от меня-то хочешь? Чтобы я тебя убедил, будто самолеты все еще на аэродроме? Так я в этом и сам не уверен. Зато слышал, как техники между собой болтали: мол, им через пару часов там все освободить надо. С другой стороны, возможно, что они говорили вовсе и не о том, что самолеты нужно убирать, а о том, что самим надо сматываться. Но в любом варианте я бы на месте этих ребят не стал оставлять самолеты на аэродроме. Прикинь, а вдруг нас все-таки засекли? Маловероятно, конечно, но допустим. Значит, через пару-тройку часов на аэродроме уже будет полным-полно народу. Наверняка подняли бы десантников по тревоге. Особисты бы примчались. Так что скорее всего «МиГи» оттуда каким-то образом убрали.

– Ладно, допустим. Но ты же сказал, что самолеты не взлетали?

– Не взлетали, точно тебе говорю, – подтвердил Алексей, мутным взглядом осматривая лес. – Я, пока бежал, звука взлетающего «МиГа» не слышал.

– Стало быть, их оттуда могли вывезти только одним путем – по шоссе, – констатировал Проскурин.

Алексей пожал плечами. Честно говоря, этот вопрос его сейчас волновал меньше всего. Ему было плохо. Поташнивало, кружилась голова, раненое плечо дергало, и от него по всей левой стороне груди и по руке растекался болезненный жар.

– А своим ходом самолеты могут двигаться? – спросил Проскурин и тут же сам себя оборвал. – Да нет, это ерунда. Своим ходом их не повезут. А вдруг какая-нибудь машина мимо проедет? Представляешь, как в «Итальянцах в России». Катят себе спокойненько два «МиГ-29» прямо по шоссе, а под ними «Жигули» проезжают, мотоциклы, «Мерседесы». Как еще? А если на платформе?

– Не-а, – Алексей покачал головой. – У вас здесь сколько полос? Три? – Он полез в бардачок, вытащил атлас, открыл его на нужной странице, посмотрел внимательно и спросил: – Вот это что? Мост? Высота какая?

– Пять метров, по-моему, а что?

– По высоте в принципе нормально, «МиГ» в высоту четыре и семь, но дорога-то так и идет трехполосная.

– Нуда.

– Значит, прямо посреди этих шести полос должны стоять опорные колонны, верно?

– Они и стоят, – согласился Проскурин.

– А слева – основа.

– Разумеется. – Майор поглядывал на Алексея с интересом. – И что? Ты хочешь сказать, что не прошел бы он там?

– Конечно, не прошел бы, – утвердительно кивнул Алексей. – У него же в крыльях одиннадцать с половиной метров. Значит, должно быть четыре полосы как минимум. И то, если каждая три метра шириной.

– Два девяносто, – машинально поправил Проскурин.

– Ну, два девяносто, без разницы. Все равно не годится.

– А крылья снять можно?

– Крылья-то? – Алексей пожал плечами. – Понятия не имею. Я не снимал. Это надо у техников спрашивать. Наверное, можно для ремонта. Другое дело – сколько времени это займет… Хотя… – Он прикрыл глаза, вспоминая, что же видел позапрошлой ночью. Техники, устанавливающие под крылья стальные опоры на колесах. – Ты знаешь, наверное, – наконец пробормотал он. Настолько тихо, что Проскурин едва разобрал слова.

– Что-что?

– Я говорю: похоже, ты прав. Именно так они и поступили.

– Но. Есть еще одно «но».

– Какое именно?

– Самолет в высоту четыре и семь десятых да плюс высота платформы. Это еще метр. Может быть, сантиметров семьдесят. Своим ходом под мостом «МиГ», наверное, прошел бы, а на платформе – нет.

– А там точно пять метров? – переспросил Алексей.

– Точно. Ну и дальше смотри. К Ростову они поехать не могли, так?

– С чего ты взял?

– Да с того, что здесь пост ГАИ.

– Ну и что? Это даже хорошо, – хмыкнул Алексей. – Если были сопровождающие, то вполне могли и через пост рвануть. Ну тормознет их милиция, и что? Скажут: «Куда едете, товарищи? Что везете?» А те им в ответ: «Секретная информация». И бумаги соответствующие покажут. Это же тебе не просто так – самолеты угнать. Наверняка здесь кто-нибудь из серьезных людей завязан. Так что бумажку им подмахнули бы не глядя. Поэтому насчет того, куда они поехали, вопрос спорный.

– Все равно, – не сдавался Проскурин. – Им бы пришлось «МиГи» через весь Новошахтинск везти. Значит, скорее всего свернули в другую сторону. Тут тоже через город, но окраиной, по одной улочке и в темноту. Ищи их потом.

– Может быть. А может быть, и нет.

– Ладно. Для начала неплохо было бы выяснить, где вы все-таки сели? Что это за аэродром?

Еще минут пятнадцать они ехали молча, внимательно осматривая посадки.

– Ну-ка, постой. – Алексей вдруг подался вперед, напрягся, лицо его ожило.

Проскурин притормозил. Ничего похожего на взлетную полосу он не видел, но и ему передалось волнение попутчика.

– Где? – спросил одними губами.

– Вон туда подъехать бы, – Алексей указал направление рукой. – Видишь, будка деревянная в полукилометре?

Проскурин пригляделся:

– Ну да, вижу. Там, где мосток.

– Вот-вот, давай-ка туда.

– Легко сказать «туда». Здесь дороги-то нет.

– Какая-то есть, правда, наезженная, неасфальтированная. Так что твоей «пятерочке» тяжело придется.

– Ну ладно, – вдруг решительно заявил фээскашник. – Хрен с ней, с «пятерочкой». Если все получится, то мне на эту «пятерочку» глубоко чихать будет. А если нет, тем более. У меня, знаешь, на примете один человек есть, – продолжал бормотать Проскурин, разворачиваясь, – из любого дерьма конфетку сделает. Веришь – нет, машины ему притаскивали после аварии, лепешка – не машина. Смотришь на нее и думаешь: восстанавливать нечего. Рухлядь, хлам. Только в металлолом и годится. Да еще уговаривать придется, чтобы взяли. А он повозится, повозится, месяц, полтора, и глядишь: выезжает как новенькая. Золотые руки. Так что уж с моей «пятерочкой» он, думаю, как-нибудь совладает. Ну чего ты бибикаешь, лох? – заворчал кому-то в окно. – Руки, что ли, нечем занять? Бибикает он… Рули давай.

– А ты ему кто? Кум? Сват? Брат? – усмехнулся Алексей через силу. – С какой стати он тебе машину будет делать?

– Дурак ты, – беззлобно буркнул Проскурин. – Я же гэбист. Попробовал бы он отказаться. Сделает как миленький. А потом спасибо скажет, ручку пожмет и при этом еще улыбнется: «Заходите, Валерий Викторович, всегда рады». Он ведь знает: случись с ним чего, к кому обращаться? А ни к кому. К Валерию Викторовичу. Да, кстати, друг ситный, расскажи-ка мне, кто это тебе укольчик по вене запустил?

– Что? Какой укольчик?

– Ну, это уж тебе лучше знать, какой. – Проскурин усмехнулся. – Только не ври вруну, любитель. Я – профессионал. Давай, колись.

– Никто мне никаких уколов не делал, – твердо ответил Алексей, – Я, может быть, и раненый, но не сумасшедший.

– Да ну? Правда? – Майор засмеялся во весь голос, весело, заразительно. – А по тебе и не скажешь. Вот и врачиха говорила насчет укольчика.

– Не знаю. Ничего такого не помню.

– Ну ладно. Замнем для ясности…

Они свернули с шоссе на хиленькую дорожку, напоминающую вытянутую безразмерно стиральную доску, и затряслись на ухабах.

– А чего ты в речку-то нырял? – наконец спросил Проскурин. – Мог бы на шоссе рвануть.

– А я видел его, твое шоссе? Заметил – рванул бы. Только ты бы тогда со мной не разговаривал. На открытом пространстве эти ребята меня за пять секунд сделали бы. Ты же их видел.

– Видел, видел, – согласился Проскурин. – Странные хлопчики. Вроде бы профессионалы, во всяком случае, документы и оружие у них действительно классные, на рынке такое не купишь. А с другой стороны, уж больно легко этот фраерок мне затылок подставил. Честное слово. Я-то ожидал, что побарахтаться мало-мало придется.

– Какой фраерок? – не понял Алексей.

– А, да ты же ничего не знаешь.

Проскурин в двух словах рассказал Алексею о своей стычке на площади у автовокзала. Алексей хмыкнул и удивленно покачал головой.