Текст книги "Сделка"

Автор книги: Иван Сербин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 36 страниц)

Проскурин помолчал, затем спросил:

– И ты уверен, что это дело рук Саликова?

– А ты знаешь Саликова? – вопросом на вопрос ответил Максим.

– Мне ли его не знать, – усмехнулся Проскурин. – А чем докажешь, что ты действительно заместитель главного прокурора округа? Что это не «липа» все? Что ты мне здесь туфту не гонишь?

– Ничего нет проще, – сказал Максим и посмотрел на часы. – Давай сейчас доедем до Новошахтинска. Сам знаешь, здесь не так уж и далеко. Пятнадцать минут, и мы в военной прокуратуре. Спросишь, кто я такой, и тебе назовут мое имя, фамилию, отчество, должность и звание. Поехали?

– Да ладно. Обойдемся.

Проскурин поверил Максиму.

«И с чего это мне взбрело в голову, – подумал Проскурин, – что на всем белом свете я один такой неподкупный?»

Будь стоящий перед ним мужчина человеком Саликова, наверняка захватил бы с собой оружие и уж если бы начал врать, то врал бы о том, о чем Проскурин знает. О том, что они с Алексеем ищут, о самолетах. О похищенных «МиГах». Но Латко этот, судя по всему, о самолетах никакого понятия не имел и, более того, был уверен, что Саликов украл танки. Может быть, Саликов танки действительно украл, тут полковнику, конечно, виднее, но только вот как увязать бронетехнику и самолеты?

За последние два дня он имел возможность убедиться в том, что Саликов и люди, подчиняющиеся ему, далеко не глупы. С таким умом не стал бы Саликов красть бронетехнику. Не нужна она ему. Жадность? Не похоже. Умные люди умеют сопоставлять деньги и риск. Пять самолетов по самой минимальной цене – восемьдесят миллионов баксов. Сумма огромная. Танки? Ну на сколько они потянут? Пятнадцать танков и двадцать БМП – гигантское количество техники – по большому счету миллионов на пятьдесят. Тоже вроде бы немало, но риск возрастает неимоверно. Бронетехнику ведь нужно доставить на базу, не возбудив подозрений, надежно спрятать, как-то переправить покупателю. Самолеты хоть и громоздкие, но их всего пять. А здесь больше тридцати единиц машин. Не погонят же их колонной по шоссе?

Однако история, рассказанная Максимом, объясняла многие вещи. В частности то, откуда набрали солдат для обслуги. Да и с технарями могли поступить примерно так же. Привлекли их якобы для боевых действий в Чечне, завезли сюда, объяснили, что они попали в службу тылового обеспечения, а техника готовится, скажем, для переброски в Моздок, или еще какую-нибудь чушь наплели бы. Ничего ведь не проверишь. Взяли с них подписку о неразглашении, и все шито-крыто.

– Ну? – наконец спросил Максим. – Так и будем молчать? Может быть, теперь ваша очередь рассказать, кто вы такой? И что, собственно, делаете ночью на этом заводе да еще вооружившись пистолетом?

Проскурин в двух словах рассказал свою историю. Теперь настала пора удивляться Максиму. Он подумал, а затем хитро прищурился:

– А у вас удостоверение есть?

Проскурин засмеялся:

– Разумеется.

Майор достал книжечку и протянул собеседнику, однако пистолет при этом не опустил, хотя скорее по инерции, чем из опаски. Дойди дело до потасовки, он свалил бы полковника двумя ударами, скрутил бы в бараний рог, тут у него было солидное преимущество.

Максим изучил удостоверение Проскурина, удовлетворенно кивнул и отдал обратно.

– Ну что же, на мой взгляд, все ясно. Похоже, мы с вами разматываем одну и ту же историю. Только начали с двух разных сторон и теперь встретились на середине пути.

– Пока еще не на середине, – ответил Проскурин. – Мы по-прежнему не знаем, на самом ли деле существует завод. У меня, например, намечены четыре точки, и в любой из них могут разместиться самолеты.

– А тридцать пять единиц бронетехники? – усмехнулся Максим. – Тридцать пять единиц бронетехники на этих заводах разместиться могут?

– Сложно сказать, – пожал плечами Проскурин. – Я этих заводов пока еще не видел. Но теперь, думаю, задача упростится.

– Вообще-то мы с вами могли бы здесь и не столкнуться. Я, когда приехал, сразу понял, что их тут нет. Просто решил удостовериться. А услышал, как вы идете по двору, ну и подумал, что кто-то из этих пожаловал.

– Так уж сразу и поняли?

– Конечно. Дорога совсем старая. И пути проржавели. А мне кажется, что в конечную точку техника попала именно по железной дороге. Уж больно хлопотно перегружать тридцать пять бронемашин на тягачи. На платформу одновременно встанет один танк и одна БМП, значит, либо несколько рейсов, либо целая колонна машин. Нецелесообразно. Проще по железной дороге. Значит, непосредственно к заводу должна подходить ветка, ведущая одновременно и к какой-нибудь воинской части. Скорее всего, состав по документам направлялся именно туда.

– Все правильно, – согласился Проскурин. – Похоже, что так оно и есть.

– У меня-то в списке, – хмыкнул Максим, – всего три таких точки. Эта была второй. Осталась еще одна. Недостроенный комплекс углеперерабатывающего комбината. Видите, он располагается как раз между поселками Петровский и Комсомольский. Здесь же проходит железнодорожная ветка и шоссе. Ваша история с самолетами только подтвердила мою уверенность.

«Километрах в пяти от Новошахтинска?» – Проскурин припомнил список, переданный ему Ипатовым. Да, недостроенный углеперерабатывающий завод стоял в нем седьмым или восьмым.

– Ну так что, – предложил Максим, – может быть, прокатимся, посмотрим?

Проскурин оглядел его внимательно и подумал вдруг: «А если это ловушка? Поедем, прокатимся, посмотрим, а там уж и поджидают все те же плечистые с автоматами».

Но все же кивнул:

– Хорошо, поедем. Вы ведь на машине?

– Ну разумеется, – сказал Максим.

– Значит, вы поедете первым, а я – следом. Остановимся километрах в двух, поведу вас я. И учтите, если что, буду стрелять.

– Как хотите. – Максим пожал плечами, помолчал пару секунд, потом сказал: – Я понимаю. У нас не так уж много оснований доверять друг другу. Ну хорошо, поехали.

Направляясь к пролому в стене, он подумал, что вообще-то вся эта история с самолетами тоже не кажется слишком уж убедительной. Хотелось бы взглянуть на полетную карту, однако Проскурин не станет показывать ее до тех пор, пока не удостоверится в истинных намерениях Максима. Это ясно. Значит, что? Значит, им обоим придется доверять друг другу без всяких доказательств. Во всяком случае, в течение нескольких ближайших часов. А там видно будет. И все-таки надо устроить этому рыжему фээскашнику небольшую проверку. Если Проскурин не откажется подойти к его машине и «засветиться» перед шофером, значит, он чист, ему можно доверять. Ну а если откажется, тогда «Волга» на шоссе легко уйдет от машины фээскашника. Даже если у него такая же «Волга». Что касалось вождения, тут Паша был асом. Можно также остановиться возле первого же гаишного поста и сдать этого парня со всеми потрохами. Ему, полковнику, военному прокурору, в форме, поверят.

Через дыру они выбрались с территории завода, прошли вдоль длинной стены и оказались на асфальтовой дороге.

– Где ваша машина? – спросил Проскурин.

– Метрах в пятидесяти. Мы ее загнали в кусты. А ваша? – в свою очередь полюбопытствовал Максим.

– Моя примерно там же, подальше, может быть, метров на двадцать.

Максим коротко свистнул. В кустах взревела двигателем «Волга» и, пробуксовывая по мерзлому грунту, выкатилась на асфальт.

Максим подошел к машине, сел на переднее сиденье и подозвал Проскурина:

– Значит, я впереди, а вы за мной.

– Совершенно верно.

Майор наклонился. Поскольку в салоне горел 467

свет, Паша повернулся и с любопытством уставился на незнакомого мужчину, появившегося среди ночи непонятно откуда. Проскурин только усмехнулся этой наивной подстраховке. С другой стороны, таиться смысла не было. Майор понимал, что если это ловушка, то наверняка и сам лжеполковник, и его водитель отлично знают, как он выглядит. Стало быть, нужно играть в полное доверие.

– Вас подождать? – спросил полковник. – Скажем, на повороте у шоссе.

– Не надо, я вас сам догоню, – кивнул майор.

– Ну хорошо.

«Волга» осторожно покатила по дороге, направляясь к магистрали, соединяющей Новошахтинск и Ростов. Проскурин умолчал о том, что его собственная «шестерка» стоит подальше всего метров на десять, и мысленно обругал себя за то, что не заметил в кустах «Волгу».

«Это уже не просто промах, – подумал он. – Это патология. Все, даст Бог, найдем самолеты, переведусь в Москву – хорошо, а не переведусь – так и ну ее к едрене матери. Подам в отставку и пойду в какие-нибудь частные охранники. В банк какой-нибудь или в детективное агентство. Нет, пожалуй, лучше все-таки в банк. В банке проще. Не надо «Волги» в кустах искать».

Проскурин без труда нашел свой автомобиль, уже через несколько минут догнал машину Латко – она как раз сворачивала на трассу – и пристроился в хвост. Минут через десять въехали в Новошахтинск.

С ходу проскочив окраину, они выкатились на четырехполосное шоссе и вскоре притормозили у развилки с указателем «ПОС. КОМСОМОЛЬСКИЙ – 2 КМ; ДОЛЖАНСКИЙ – 12 КМ». Когда-то здесь стоял еще один указатель. Вероятно, на нем было написано: «УГЛЕПЕРЕРАБАТЫВАЮЩИЙ КОМБИНАТ», и какая-нибудь ерунда вроде: «СТРОИТЕЛЬСТВО ВЕДЕТ СМУ ТАКОЕ-ТО». СМУ уже давно почило в бозе, да, собственно, и завод приказал долго жить, буквы растащили на сувениры, осталась только металлическая опора, своеобразная стела, памятник похороненной стройке.

Здесь, на повороте, Проскурин мигнул фарами. «Волга», уже включившая было поворотник, послушно прижалась к обочине. Проскурин остановил «шестерку» метрах в двух и выбрался из салона. Пистолет он по-прежнему держал в кармане.

Максим к этому моменту тоже вышел из машины и, наклонившись к окошку, громко, так, чтобы слышал спутник, произнес:

– Значит так, Паша, если через сорок пять минут мы не появимся, жди контрольные четверть часа, а затем поднимай тревогу.

– Хорошо, товарищ полковник, – ответил водитель, а потом предложил: – Может, с вами пойти? Если что, лишняя пара рук сгодится.

– Нет, Паша, сиди. – Максим захлопнул дверцу и криво улыбнулся Проскурину. – Ну что, пошли?

Проскурин и Латко пересекли шоссе и углубились в редкий подлесок. Через пару минут деревья расступились, и они увидели железнодорожные пути.

– Ну вот, – кивнул Максим. – Если пойдем влево, то через двадцать минут в Новошахтинске окажемся.

– Понятно. – Проскурин покрутил головой. – Ну «где же ведущая к заводу ветка, о которой вы говорили?

Вместе они прошли метров сто вдоль путей вправо, затем вернулись и прошагали такое же расстояние влево. Путей не было.

– Черт, – выдохнул Максим. – Ничего не понимаю. Ветка должна быть здесь.

– Однако ее нет, – усмехнулся Проскурин. – И что делать будем?

Максим осмотрелся. Вправо подлесок уходил еще метров на двести, затем редел и метров через сто уступал место полю. Тут же стоял светофор, на котором горел красный глазок. Слева посадки становились гуще и тянулись до самого города – километров пять, а то и семь.

– Ладно, – наконец решительно сказал Максим. – Пойдем вдоль дороги к заводу, а там поглядим. Но если мы ошиблись, то тогда я не знаю, что и думать.

Проскурин прищурился. Асфальтовую подъездную дорогу он увидел практически сразу же. На удивление хорошую, добротную. Она пересекала железнодорожное полотно семьюдесятью метрами левее.

– База здесь, – уверенно заявил майор.

– С чего ты взял? – мгновенно понизив голос до шепота, спросил Максим.

– На дорогу посмотри. Покрытие совсем новое, гладкое. Ее ремонтировали месяц назад, самое большее. Зачем класть асфальт на дороге, по которой один черт никто не ездит?

– Точно.

– А чего ты шепчешься-то?

– На всякий случай. Вдруг здесь часовые? – ответил Максим.

– Вдруг только кошки родятся, – засмеялся Проскурин. – До завода еще километра полтора. Ты что думаешь: Саликов здесь тысячу человек собрал и весь лес шпионами напичкал? Ладно, пошли.

Они торопливо перебрались через насыпь и углубились в посадки.

Завод они увидели, еще не выйдя из леса. Ярко освещенная громада, обширный комплекс. Даже отсюда различались несколько полевых ангаров, здоровых, похожих на гаражи-«ракушки». Пара мощных, хорошо освещенных корпусов завода с массивными прожекторами на крышах – не жалко же было бросать! – и колючая проволока, пущенная по периметру в два ряда. Неторопливо прогуливающиеся в узком коридоре между наружным и внутренним ограждением фигурки часовых. А справа, у самых ворот…

Проскурин даже облизнул губы и подтолкнул напарника локтем:

– Смотри, справа, видишь?

– Вижу, – прошептал Максим. – Вроде платформа.

– Платформа и есть, – подтвердил Проскурин.

Это была длинная платформа-времянка, несколько опор и дощатый настил. Слева виднелась сваренная из рельсов эстакада. Справа из-за вагонов торчали стрелы автомобильных кранов. Еще два крана стояли у ближней стороны состава, замершие, неподвижные. Однако возле них суетились люди.

Состав выглядел довольно необычно. Десяток немецких рефрижераторов, длинных, метров по девятнадцать – Проскурин давно таких не видел, – и не меньше двадцати платформ, таких же здоровых, как вагоны. На одной из них, самой первой, стояли люди в техничках, и похожи они были на пухленькие бочонки с головами, ручками и ножками. С такого расстояния – а до завода оставалось метров семьсот, не меньше – ни Проедин, ни Максим не могли рассмотреть ни номеров вагонов, ни того, чем занимаются у платформ техники.

Проскурин огляделся. Лесок обступал комплекс кольцом, вернее, почти кольцом. С одной стороны деревья подобрались к проволочному ограждению довольно близко, открытое пространство составляло метров шестьдесят-семьдесят, не больше.

– Может быть, туда? – предложил Проскурин.

Максим отрицательно качнул головой:

– Оттуда мы ничего не увидим, здание будет загораживать.

Внезапно со стороны состава донесся какой-то шум. Люди засуетились, задвигались, неожиданно ярко вспыхнул огромный прожектор на вышке у самых вагонов, осветив стальную эстакаду, платформы и краны. Максим увидел танк, настоящий «Т-80», легко, словно играючи, вползающий по наклонным рельсам эстакады. На секунду мощная машина замерла, словно решая, в какую сторону двинуться, а затем мягко вползла на железнодорожную платформу, без труда преодолев пустое расстояние между срезом рельсов и бортом вагона. Следом на платформу запрыгнула черная крохотная фигурка координатора. По тому, как он держал руку прижатой к лицу, Проскурин и Максим догадались, что в руке у парня шлемофон, подключенный к переносной рации.

– Раздавленная нога, – вдруг прошептал Максим.

– Чего? – повернулся к нему Проскурин.

– Раздавленная нога. Убитый солдат тоже был координатором. Танк, наверное, неаккуратно повернулся, и произошел несчастный случай. Парню раздавило ногу, понимаешь? Тяжелейшая рана. И им пришлось его добить.

Проскурин вспомнил о трупе, который послужил для Максима отправной точкой в расследовании, и кивнул:

– Похоже на то.

Тем временем танк прокатился в передний конец платформы и застыл, дернувшись в последний раз, словно раненое животное. Башня начала лениво поворачиваться вправо, чуть двинулась и замерла. Через несколько секунд башенный люк откинулся и из него выскочил человек. «Механик-водитель», – понял Проскурин. Тот не торопясь, стоя на броне, закрыл люк, задраил его, аккуратно соскочил на дощатый настил платформы, потянулся и что-то сказал стоящим внизу. Трое солдат забрались на эстакаду, с нее перепрыгнули на платформу и сноровисто принялись устанавливать стопоры под гусеницы боевой машины. Проскурин и Максим с интересом наблюдали за происходящим.

– Чтобы танк не сдвинулся во время транспортировки, – пояснил майор.

Максим кивнул:

– Да понял уже. И что, они намереваются везти технику просто так? В открытую?

– Кто ж их знает? – пожал плечами майор. – Может быть, просто так. Накроют брезентиком, и ту-ту!

Минут через пять подошел второй «Т-80». Вот тут-то и началось самое интересное. Танк въехал на эстакаду, но перебираться на платформу не стал, остановился. Башня повернулась вправо, точно также, как и у первой машины, и тотчас же к танку кинулись люди. Они сновали вокруг, пропуская что-то между колес.

– Что это они делают? – поинтересовался Максим.

Проскурин дернул плечом:

– Подождем – увидим.

Возня продолжалась минут семь, а затем произошло то, чего ни Проскурин, ни Максим предугадать никак не могли. Неожиданно длинные шеи кранов чуть наклонились – видимо, солдаты накидывали петли на крюки, – и через пару секунд сорокатонная махина поднялась в воздух. Четверо, стоящие возле уже принайтовленного танка, отдавали команды крановщикам. Рев стоял такой, что, вероятно, простых слов было не разобрать, и наблюдатели взмахивали руками: правее, вверх, вниз. Покачивающийся на тросах, как на качелях, танк завис над платформой, а затем медленно пошел вниз, становясь почти лоб в лоб с первым «Т-80». Наконец машина застыла, и команда солдат метнулась под самые гусеницы, вбивая стопорные башмаки под траки.

– Класс, – прошептал Проскурин. – Ты погляди, вот это работа. Все бы у нас так работали, цены бы нам не было.

– Подожди, – ответил Максим. – Я одного не могу понять: как они танки-то перевозить собираются?

– Состав дрогнул, лязгнули, словно вставные челюсти, межвагонные стыки, платформа с замершими, будто уснувшими на ней танками отползла в сторону, и тотчас ожил до сих пор неподвижный пятый кран. Он подцепил что-то, стоящее за вагонами, чего не видели ни Максим, ни Проскурин, поднял в воздух, и те от удивления открыли рты. На стреле покачивалась коробка рефрижератора. Точно такая же, какие скрывали от посторонних глаз содержимое первых десяти вагонов. С минуту коробка болталась в воздухе, а солдаты шестами направляли ее: подталкивали, подтягивали. Наконец стенки, словно фанерный домик, мягко опустились на платформу. Теперь и Максим, и Проскурин видели обычный вагон-холодильник, старенький, обшарпанный, кое-где покрытый пятнами ржавчины. Замызганный, но вполне обычный. Секундой позже замелькали искры сварки – кузов приваривали к основанию.

И на этот раз Проскурин не выдержал, сказал тихо и восхищенно:

– Вот это да! Вот это голова! – Он подтолкнул Максима локтем. Тот недовольно глянул на спутника, но ничего не сказал. – У рефрижератора дверь шириной метра два, не больше. Ну кто подумает, что внутри танки стоят? О-бал-деть! Ай да Саликов! Ай да сукин сын! Ну и умница!

– Старо, – вздохнул Максим. – Было уже.

_ Что было-то?

– Трюк с вагонами. Бизнесмен один пытался «Ан-2 > через границу так же провезти. Двигатель отдельно, фюзеляж отдельно.

– И что? Поймали?

– А куда денется? Поймали, конечно.

– Ну, этих-то не поймают, – кивнул Проскурин «сторону завода. – У них, наверное, все бумажки на груз оформлены. Гуманитарная помощь слаборазвитым странам, еще что-нибудь. То же самое тряпье, вывозимое по бартеру в братскую Корею. Или еще куда-нибудь. Уж не знаю, для кого эта техника предназначена. Кстати, трюк с вагонами, может, и старый, а ни ты, ни я не «догнали». Так-то, брат.

Максим подумал секунду, затем повернулся к спутнику:

– Ну что, поехали за милицией?

– За милицией? – усмехнулся Проскурин. – И что тебе даст твоя милиция?

– Как что? Завод накроют.

– Завод-то накроют, – согласился Проскурин. – А вот нам с Алексеем как быть? Вдруг самолетов здесь не окажется? Как тогда? На нас на обоих уголовные дела висят, между прочим.

Об этом Максим не подумал. Он замолчал.

– Вообще-то, конечно, это все снять надо. Ты умеешь фотографировать?

Максим покачал головой.

– У меня-то фотоаппарат есть, – вздохнул Проскурин, – да домой не попасть. Меня там, наверное, засада дожидается. Коллеги караулят, в рот им ноги.

– И что делать будем? – спросил Максим.

Что касалось лично его, то он знал, что делать: вызвать опергруппу и повязать всю эту компанию к чертовой матери.

– Приедет милиция, потребует впустить, – вдруг, словно прочитав его мысли, произнес майор, – а эти парни свои «Калашниковы» выставят и скажут: «Не имеете права. Стоять, а то всех положим». Пока до твоего начальства доберутся, пока оно со штабом округа свяжется, пока Саликов или Сивцов «надумают», пока ордер выпишут, солдаты спокойно весь состав успеют разобрать. И номера на технике наверняка замазаны.

– ОМОН вызовут. Те ворвутся. Они – профессионалы.

– А здесь что, по-твоему, любители собрались? Да эти парни омоновцев так отбуцают – мать родная не узнает.

– Да о чем ты говоришь? Этой части наверняка в природе не существует. Она незаконна.

– Ты в этом уверен? – хмыкнул Проскурин. – А если существует? Если Саликов – а он мужик головастый – эту часть провел документально, рассчитывая изъять документы после отправки состава? Что скажешь? Опять же хорошо, если у них на все это хозяйство нет документов. А если есть? Пусть «липа». Но пока разберутся, что это «липа», день пройдет, как пить дать. А за день они отсюда все вывезут. Не постесняются, погрузят на грузовички, и след простыл. Вернется твой ОМОН, а тут пусто. Саликов же скажет, что видеть ничего не видел и знать не знает ни о каком заводе.

– Ну так этих людей задержат, – кивнул Максим.

– Их-то задержат, а ты уверен, что они на Саликова покажут? Я сильно сомневаюсь. Поверь на слово, они Саликова и в глаза не видели. И Сивцова тоже. Нет, те, конечно, бывали здесь, это без вопросов. Но вероятнее всего, ночью. Подъехали, покрутились, посмотрели и уехали. В основном же связь наверняка по телефону держат. А здесь какой-нибудь человечек сидит, который молчать будет словно могила. Потому что знает: отмажут его. Как только выяснится, что дело в компетенции военных, документы передадут куда?

– В военную прокуратуру.

– Тебе, значит?

– Значит, мне.

– А ты что с ними делать будешь?

– Отправлю в Москву.

– Опс. Ошибочка. Никуда ты их не отправишь. Во-первых, у тебя никаких доказательств, что Саликов и Сивцов причастны к этому делу.

– Показания лейтенанта.

– О чем? О трагедии, случившейся в Чечне? Ну и что? Кто теперь узнает, сгорели те танки или их украли? Ничего не докажешь. Сиротская рота? В ней ничего незаконного нет. Мало ли кого могут под одним флагом собрать.

– Летчик и его полетная карта! – воскликнул Максим.

– Да не кричи ты так, – поморщился майор. – А то сбегутся сейчас. Смотри-ка, уже второй вагон закончили грузить. Шустрые ребята.

– Так что насчет карты?

– Насчет карты? А насчет карты вот что: как только ты заваришь всю эту кашу, Алексею придется выбраться из берлоги. И если Саликов к этому моменту все еще будет гулять на свободе – Алексея тут же убьют. А без него карта гроша ломаного не стоит. Как и Алексей без карты. Сивцов тебе мило улыбнется и скажет, что никакому летчику никакой карты не давал.

– Мы перевезем Алексея в безопасное место.

– Нет такого места, – жестко обрубил Проскурин. – И ты это должен знать лучше меня. Если Саликов получит свободу действий – нас всех убьют, где бы мы ни прятались. Саликов грохнет тебя, полковник, да так быстро, что ты даже хрюкнуть не успеешь. – Проскурин вдруг подумал, что последняя фраза может быть неправильно понята, и добавил: – А заодно и нас с Алексеем грохнут. И мы тоже хрюкнуть не успеем. Ты не волнуйся, надо будет подмести – они подметут.

– Да я, собственно, не волнуюсь, – вздохнул Максим. И вдруг его осенило: – Слушай, есть у меня фотограф. По дороге все объясню, поехали.

Они решили воспользоваться машиной Максима. «Шестерку» Проскурин оставил на месте, загнав в подлесок и замаскировав ветками. Оба посчитали, что так будет лучше. Во всяком случае, на прокурорскую «Волгу» милиция меньше внимания обращает. А если бы Проскурина задержали, то повесили бы на него угон.

Пока «Волга» неслась по шоссе, Проскурин повернулся к Максиму:

– Ну так объясни мне, что это за фотограф?

Максим коротко рассказал о лже-Панкратове и о краденых документах.

– Знаешь, мил друг, – вздохнул, выслушав его, майор, – так дело не пойдет. Ты мне информацию по чайной ложечке скармливаешь, будто я ребенок-двухлеток. Потрудись уж рассказать все. Может, чего дельное придумаем.

– Да я и так уже все рассказал, а про парня этого забыл, потому что не думал с ним больше встретиться. Просто передал бы фотографию в прокуратуру, подписал бы постановление об объявлении во всесоюзный розыск, вот, пожалуй, и все.

– Ну и не дал бы твой розыск ничего.

– Почему?

– Сваливать он собирается, – пояснил Проскурин, усмехнувшись. – Чего же тут непонятного? Выезд за границу – это единственное, для чего необходим настоящий документ. Сдаст он корочки Панкратова в какую-нибудь конторку, занимающуюся туризмом, те быстренько сделают загранпаспорт, и ту-ту, ищи его потом свищи. Получит свои денежки и отвалит. Покрутится пока где-нибудь в Иране или в Латинской Америке, а через годик-другой переберется в местечко потеплее. Ясно, как Божий день.

– А что, когда выписывают загранпаспорта, не проверяют, что ли? – удивился Максим.

– А что тут проверишь? Панкратов – я имею в виду настоящий – заявление об утере паспорта не подавал. Я так понимаю, что ничего криминального за ним не числится. В ОВИРе сейчас таких заявлений куча, да и у любого крупного турагентства там свои люди сидят. Берут свеженький загранпаспорт, вклеивают в него фотографию, шлепают печать, и пожалте, товарищ Панкратов, летите себе вольным лебедем, куда вам заблагорассудится. И все законно, понял?

– Ну а если все-таки проверят?

– Ну и пусть себе проверяют, – пожал плечами Проскурин. – Внешне – я имею в виду рост, вес, размер штанов – Панкратов, настоящий Панкратов, от своего двойника не сильно отличается. А остальное – дело техники. Возраст же и вовсе никакого значения не имеет, если разница не больше десяти-пятнадцати лет. Возраст – он только на бумаге заметен. Конечно, оптимальный вариант, если этот парнишка, голубой, лет двадцати пяти будет. В двадцать пять ведь фотографию в паспорте меняют. Но в крайнем случае можно и так. Взял паспорт, наклеил бороду, паричок надел – а можно и не надевать, все равно, – пришел в РЭУ, сказал, что мне, мол, надо ехать за бугор, а там требуют новую фотографию в паспорте, чтобы удостоверить личность. Тебе делают выписку из домовой книги, подписываешь ее у начальника РЭУ, затем идешь в то же самое турагентство, сдаешь выписку вместе с новыми фотографиями, и все. Никаких хлопот. Потом возвращаешь обычный, в смысле, нормальный паспорт на место, то бишь хозяину. Подкидываешь куда-нибудь или находишь у него же в квартире, удивляешься, что это, мол, ты паспорта-то разбрасываешь? Прибери куда-нибудь – и все. Ни забот, ни хлопот.

– Пожалуй, – согласился Максим. – Опять же на такого человека если внимание и обратят, то все равно разглядывать неловко. Еще подумает, что сам, не дай Бог, интересуешься. В паспортном столе, кстати, так и получилось.

– Во-во, – кивнул Проскурин. – Они могли таким образом всю свою бригаду паспортами снабдить, хитрованы.

– Одного не могу понять, – пробормотал Максим, – зачем Саликову со всеми его хитростями понадобилось танки угонять?

– Этого точно никто не знает, – пожал плечами Проскурин. – Может быть, жадность обуяла. Тридцать пять машин – это миллионов сорок пять – пятьдесят. Да пять самолетов. За все про все почти полторы сотни и набегает. Сам понимаешь, в таком деле куча народу завязана. Со всеми поделиться надо. Хотя, если честно, не верится мне, что Саликов пожадничал. Он достаточно умен, чтобы не делать подобных глупостей.

– Да, – кивнул Максим. – Нам бы всех участников определить и верно расставить. Сразу все стало бы ясно.

– Кстати, – вдруг вспомнил Проскурин, – мне тут нынче приятель посоветовал в библиотеку сходить. Тогда, говорит, поймешь, с кем дело имеешь.

– Зачем? – не понял Максим.

– Не знаю. Сказал: «Газеты почитай».

– Ну так сходи.

– Прямо сейчас?

– Завтра.

– Завтра схожу, – пообещал Проскурин.

Они притормозили возле уже знакомого Максиму двухэтажного деревянного дома.

– Посиди здесь.

Проскурин кивнул:

– Без проблем.

Максим вошел в подъезд. На этот раз ждать пришлось минут шесть-семь. Наконец дверь открылась и в проеме появилось заспанное лицо Панкратова.

– А, это вы. – Он сонно вздохнул и взглянул на наручные часы. – Десять минут третьего. У вас в прокуратуре поздние визиты в порядке вещей? – В голосе послышалось раздражение.

– Валерий Валериевич, – понизив голос почти до шепота, сказал Максим, – мне срочно требуется ваша помощь.

– Что, сию секунду, что ли?

– Да, именно сию секунду. Немедленно. Вы сказали, что занимаетесь художественной фотографией.

– Ну да. Срочный заказ? – усмехнулся Панкратов. – Заходите, что на пороге-то стоять? Соседей перебудите, разговоров потом не оберешься. И кого же снимать?

– Это очень важная съемка, и нам нужен настоящий профессионал. Кстати, надо захватить это приспособление для фотографии… удлиненный объектив.

– Телевик? – уточнил Панкратов.

– Да-да, именно.

– Интересно. А до утра вашу съемку никак нельзя отложить?

– До утра нельзя, – жестко ответил Максим. – Обязательно сейчас.

А про себя подумал: «Действительно ведь нельзя ждать. Не зря же солдаты работают ночью. Место тихое, таиться им не от кого. Значит, торопятся, а спешка означает, что состав вот-вот собираются отправлять. Может быть, завтра, а может быть, и утром».

– Ну хорошо. – Панкратов начал одеваться.

Одевшись, он подхватил фотоаппарат, кофр с принадлежностями, сигареты с зажигалкой в карман сунул.

– Там курить нельзя, – предупредил Максим.

– Ну, нельзя, значит, нельзя. По дороге-то можно? Конечно, если это принципиально важно, я могу не курить, но сами понимаете: спросонья всегда особенно хочется затянуться.

– Понимаю.

Они вышли, спустились к машине. Панкратов сел рядом с Проскуриным на заднее сиденье, Максим устроился на переднем.

– Давай, Паша, назад, – сказал он на вопросительный взгляд водителя.

– А это кто? – Панкратов покосился на Проскурина.

– Это мой коллега из ФСК, – пояснил Максим. – Мы вместе курируем дело.

– Ясно. – Панкратов помолчал и добавил: – Вообще-то я не обязан снимать для прокуратуры. Моя работа дорого стоит, особенно ночная.

– Успокойся, мастер, – многообещающе протянул Проскурин. – Я тебе сам заплачу по высшему тарифу, если хорошие снимки сделаешь. Так, чтобы все четенько, чтобы каждую травинку можно было разглядеть.

– Договорились, – легко согласился Панкратов, хотя всем было ясно, что и без денег стал бы снимать, никуда бы не делся.

Через полчаса они уже снова брели через подлесок. Вот и хорошо утоптанный пятачок, откуда Максим с Проскуриным наблюдали за погрузкой.

Панкратов посмотрел в сторону завода:

– Здесь что, наркотики изготавливают?

Проскурин удостоил фотографа мимолетным неприязненным взглядом и буркнул:

– Мастер, тебе же сказали: за работу заплатим. Остальное – не твоего ума дело. Обойдись без лишних вопросов. Щелкай давай. Вон те вагончики видишь? И постарайся почетче снять, чтобы номера видны были.