Текст книги "Сделка"

Автор книги: Иван Сербин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 36 страниц)

Алексей подождал секунду, переводя дыхание, и сделал еще один шажок, поморщившись от накатившей волны железного грохота. Он представил, как в это мгновение один из убийц протискивает могучие плечи через узкий проем чердачного люка и оглядывается. Настороженно, внимательно.

«Эх, – подумал Алексей, – была бы у меня лопата, я бы встал рядом с люком и бил бы их по головам. Каждого, кто отважится сунуться».

Он понимал, что это всего лишь бравада, пустая фантазия, которую, даже будь у него лопата, он не посмел бы осуществить. И все-таки Алексей мысленно произносил эти пустые, никчемные слова. Хотя бы ради того, чтобы успокоить, удержать натянутые до предела нервы. Ощущал он сейчас себя примерно так же, как если бы его «МиГ» валился отвесно на голое перепаханное поле.

Еще шажок. Что-то зашумело прямо под ногами. Какой-то жуткий, пугающий треск, хлопки. Алексей вздрогнул и обернулся. Ничего страшного. Просто ополоумевший от нашествия людей голубь наконец вырвался из чердачного окна и шарахнулся влево и вверх, пролетев за спиной застывшего, словно пугало, человека.

Алексей вздохнул с облегчением. Птица, обычный помоечный сизарь, чуть не угробила его. Слишком резкий поворот мог стоить ему жизни. Он чуть расслабился, и в эту секунду подошва старенького ботинка внезапно скользнула по тонкой корочке льда. Алексей взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие, и не смог. Поехал, поехал вниз. Сердце испуганно екнуло и сжалось. И вдруг он увидел, как по самому краю крыши, по цинковому скату пробежал розовый солнечный луч. Это было совершенно ирреальное ощущение. Розовый луч обозначал границу, границу между жизнью и смертью. Для него, Алексея. Он все скользил и скользил, и падение это растянулось на бесконечно долгие мгновения. Капли, отсчитывающие столетия.

Он напрягся. Когда от пропасти его отделяло не больше двадцати сантиметров, Алексей вдруг разглядел внизу безобразный коричневый штакетник, примыкавший к зданию милиции, крохотный сад и ущербную развалюху чуть дальше, за деревьями. В ней кто-то был, из трубы шел дымок, указывающий на присутствие людей. Но сейчас спасение заключалось не в этом. Алексей увидел еще и куцую яблоню, не очень высокую, едва достигающую середины второго этажа. От края крыши до деревца было метра три, может быть, три с половиной. Если вдуматься, не такое уж большое расстояние.

Правда, вдумываться Алексею было некогда. У него оставалась одна секунда, всего одна, на то, чтобы рассчитать силу толчка. Но за эту секунду он успел подумать о том, что будет, если ноги его скользнут по предательскому льду и толчок окажется слишком слабым. Он успел представить, как летит головой вниз и, перевернувшись в воздухе, падает спиной на страшный коричневый штакетник. И как острые рейки пробивают его тело насквозь, словно копья. Все это прошло перед глазами за сотую долю секунды. А дальше мозг дал команду истерзанным мышцам. Алексей завис на самом краю крыши, завис, будучи уже не в силах ничего изменить. Потом ноги послушно оттолкнулись от цинкового желобка, и он взлетел, разбросав руки в стороны, выкатив грудь и запрокинув голову, словно действительно рассчитывал взмыть в вечернее небо. Мгновение Алексей свободно парил, зависнув в абсолютной точке полета, а затем ухнул вниз, будто скользнув по невидимой горке.

Розовощекий молодец, высунувшийся из чердачного оконца, рванул с бедра автомат, но был он хотя и ловок, но слишком здоров. В уличной драке его могучее тело могло сослужить отличную службу, но только не тут. Автомат грохнулся глушителем о ступеньки, палец, лежащий на спуске, спазматически дернул курок. Словно резкий порыв осеннего ветра, прошуршала короткая очередь. Пули впивались в птичий помет, в пыль, в деревянные стропила, прошивали дранку и штукатурку и застревали этажом ниже в потертой крышке бухгалтерского стола.

– Черт! – рявкнул убийца, дергая автомат. Кожаный ремень кобуры не выдержал, лопнул, но было слишком поздно. Беглец уже скрылся за скатом крыши.

Алексей рухнул грудью на ветви яблони, и те подломились, смягчая падение. Он сомкнул пальцы правой руки, сминая в кучу молодые тонкие побеги, держась за них, как за спасательный круг. Ствол яблони с почти человеческим стоном прогнулся, и Алексей увидел, как справа проплывает, уносясь вверх, желтая стена отделения милиции. Вот показалось окно первого этажа. Он собрался было выпустить ветки и спрыгнуть на землю, когда дерево с громким, похожим на удар хлыста звуком вдруг переломилось пополам, сбросив человека вниз. Алексей приземлился на пятки, не удержал равновесия и опрокинулся на спину. Впрочем, тут же вскочил и побежал к дышащей печным дымом хибаре. Мимо нее, мимо неказистого сарайчика и собачьей будки и дальше, через узкую калитку, вдоль улицы. Бегом… Бегом… Выскочивший на крыльцо хибары поддавший мужик что-то матерно и зло орал ему в спину, но Алексей уже не мог разобрать слов. Да и не стоило. Что он, мата не слыхал, что ли?

Глава тринадцатая

Капитан Сулимо холодно, без всякого выражения посмотрел на розовощекого молодца и проскрипел равнодушно:

– Ну?

– Ушел. Спрыгнул с крыши, – парень побледнел. Он прекрасно знал, что означает этот зловещий тон. Когда Сулимо разговаривал вот так, спокойно, даже чуть скучно, совершенно не окрашенным эмоциями голосом, это значило, что близка граница, за которой ярость и злоба капитана достигали высшей точки кипения. И если подлить в огонь хотя бы каплю масла, то произойдет взрыв – Сулимо начнет «стравливать пар». В такие минуты ему лучше было не перечить, отвечать четко и по делу. Иначе можно было лишиться зубов или остаться с переломанными ребрами. А в самом худшем случае капитан мог просто убить.

Сулимо продолжал смотреть на парня тяжелым колючим взглядом. Тот не выдержал и опустил глаза.

– Пошли, – коротко кивнул капитан. – Давайте все вниз.

Боевики скатились на первый этаж. У тела Ясенева Сулимо остановился, поднял с пола пистолет сержанта, выщелкнул из магазина обойму и положил ее в карман. Не говоря ни слова, он вытянул руку открытой ладонью вверх.

«Чистильщик» сразу понял, что от него требуется, сунул руку в карман, вытащил «ПМ», из которого был застрелен Уфимцев, и положил капитану на ладонь.

Сулимо усмехнулся:

– Молодец, соображаешь, хвалю.

Пнув тело Ясенева ногой, он перевернул труп на спину и, почти не целясь, выстрелил. Пуля попала точно в ножевой разрез. Гильза со звоном поскакала по кафельному полу. Сулимо выстрелил еще два раза – в живот и в сердце, затем приказал коротко:

– Уходим.

Все пятеро торопливо зашагали к выходу, прогрохотали по пустынному коридору, свернули в предбанник. «Чистильщик» подхватил пакет й куртку, и в этот момент дверь распахнулась. На пороге возникла низкая коренастая фигура, облаченная в толстый черный тулуп. Не говоря ни слова, Сулимо вскинул пистолет. Входящий милиционер увидел быстро идущих к нему людей, развороченную будку дежурного и завалившегося на бок Уфимцева у конторки.

– Что, черт… – начал было он, и в. ту же секунду раскатистый хлопок оборвал незамысловатую речь на полуслове.

Обладатель тулупа попятился, запнулся о порожек, с грохотом распахнул спиной дверь и вывалился на улицу. Двое парней мгновенно, не сговариваясь, ускорили шаг, подхватили тело за ноги и втянули в предбанник.

– Жив? – спросил Сулимо.

– Дышит.

– Отлично.

Спокойно, словно ничего не произошло, группа вышла на улицу. На пороге капитан обернулся, осмотрел разгромленное отделение опытным взглядом, усмехнулся и… бросил «ПМ» на кафельный пол, рядом с телом третьего милиционера. Стоявший у магазина парень тотчас отлип от стены и зашагал через площадь.

Сулимо повернулся к шагающим за ним боевикам:

– Вы двое, – ткнул он пальцем, – ты и ты. Посмотрите на улицах.

Названные не ответили ничего. Ни «есть», ни «так точно». Просто молча повернулись и так же молча разошлись: один нырнул в переулок слева от здания милиции, другой зашагал по узенькой улочке, уходящей вправо.

– Остальные, – Сулимо махнул рукой, – за мной, к вертолету. Ничего, никуда он не денется.

Алексей продолжал бежать вдоль бесконечно длинного ряда заборов. Штакетник сменялся глухими дощатыми стенами, те снова штакетником. Раз ему попалось даже сооружение, выполненное из настоящих бетонных плит, более похожее на фортификации, чем на забор. И везде, в каждом дворе, заливались лаем собаки.

Тот, кто планировал этот поселок, не утруждал себя особой фантазией. Улочки расчерчивали трехкилометровый пятачок с севера на юг и с запада на восток. Сейчас Алексей отдалялся от центра, все больше углубляясь в мир крохотных двориков, одноэтажных избушек, печных труб и сторожевых псов. Десяток пятиэтажных «высоток» и один восьмиэтажный «небоскреб» – краса и гордость поселка – остались у него за спиной.

Алексей искал кого-нибудь, кого не надо выдергивать из дома и кто мог бы указать ему путь к станции, в то же время пытаясь запутывать следы. Постепенно он перешел с бега на быстрый шаг. Следовало поберечь силы. Неизвестно, какие сюрпризы заготовила ему фортуна впереди. Пересекая перпендикулярные улочки, Алексей поглядывал вправо и влево, но рабочий контингент поселка еще нес трудовую вахту, а остальные, те, у кого сегодня выдался выходной день, отсыпались дома после новогодних праздников. Или же старательно продолжали праздновать. Словом, улицы были идеально пусты. По ним как будто прошлись пылесосом. На глаза беглецу не попадались даже вездесущие бродячие собаки.

Пару раз Алексей останавливался и прислушивался, не идет ли электричка. Но вместо долгожданного тягучего, однообразного перестука колес слышал лишь лай собак да редкие завывания ветра. Но, что было куда хуже, Алексей давно перестал ориентироваться в узеньких улочках поселка и теперь никак не мог сообразить, в какой же стороне вообще находится станция. Возможно, он, сам того не желая, уходил от нее все дальше.

Наконец в одном из переулков появился первый прохожий, помятый мужичок лет сорока пяти в болоньевой темно-фиолетовой куртке, ватных штанах и кепке. Алексей заметил его метров за пятьдесят. Старательно пыхтя и потея, мужик вытаскивал со двора на улицу старенький двухколесный велосипед, тот никак не хотел проходить в узкую калитку, цепляясь то рулем, то педалями. «Велосипедист» матерился, громко, со смаком, и периодически пинал железного коня коленом. Алексей свернул в переулок и торопливо зашагал к мужику, молясь лишь об одном: чтобы тот не вытянул, наконец, своего раздолбанного «минскача», не сел на него и не укатил в противоположном направлении.

Когда их разделяло метров пятнадцать, велосипедиста вдруг осенило. Витиевато матернувшись, забулдыга поднял двухколесное чудо и попросту перетащил через забор. Судя по улыбке, он был очень доволен собственной сообразительностью. Освободив велосипед, забулдыга вывел его на неровную замерзшую дорогу. Алексей вдруг представил, как этот небритый «спортсмен» сейчас лихо вскочит в седло, даст старенькому «Минску» шпоры, велосипед заржет, словно лошадь, и, встав на заднее колесо, унесет ездока прочь. Он уже открыл было рот, чтобы произнести заготовленное заранее: «Будьте любезны, не подскажете ли вы мне…», но тут же осекся, сообразив, что общаться с помятым владельцем велосипеда подобным образом все равно, что слепому разговаривать с глухим.

Алексей бегом преодолел разделявшее их расстояние и, схватив мужика за плечо, буркнул:

– Слышь, кореш, до станции далеко туг?

Помятый вздрогнул, обернулся, увидел истерзанного, перепачканного чердачной пылью Алексея и осклабился полусгнившими зубами, среди которых рукотворным памятником отечественной стоматологии торчала пара похабных металлических фикс.

– Гы, братан, – с невообразимым полублатным придыханием произнес помятый. – Ну ты, в натуре, шугнул мя.

– Станция-то где? – упрямо повторил вопрос Алексей, глядя в тусклые, бесцветные глаза велосипедиста.

– Ты заблудился, что ли, братан? – хмыкнул тот. – Ну вот дальше по улке пойдешь, как увидишь кирпичный дом с красными ставнями, сразу налево, через речушку, по мостку. А там еще четыре двора и ровнячком к кассе выйдешь. Там и станция.

– Ага. Слышь, а до Ростова далеко? – задал новый вопрос Алексей.

– Эвон ты куда хватил, – заржал помятый. – До Ростова. Да до Ростова, братан, верст эдак девяносто будет.

– А какой тут ближайший город покрупнее есть?

Велосипедист нахмурился:

– Да ты че, братан, не здешний, что ли? Правда, что ли, заплутал?

– Правда, правда, – теряя пришибленно-развязный тон поторопил Алексей. – Какой здесь город-то?

– Ну, город… Шахтинск город. Но это пятнадцать верст. А хочешь, садись, я тебя за «чирик» на багажнике довезу, – сострил помятый и заржал хрипло.

– Шахтинск, говоришь?

– А в другую сторону – Гуково, но тот поменьше. И Каменск. Тоже верст девяносто.

– И скоро электричка на этот Шахтинск?

– Электричка? Кто же ее знает? Кабы ты время сказал…

Алексей посмотрел на часы:

– Пять минут пятого.

Глаза помятого внезапно загорелись странным, живым, осмысленным блеском.

– Классные часики у тебя, братан, – восторженно проворчал он. – Слушай, на хрен тебе этот Шахтинск? Давай твои тикалки пихнем, возьмем пару фуфырей, вмажемся. Пойдем ко мне, посидим. Да ты не дрейфь, – принялся уговаривать он, мгновенно оценив выражение лица собеседника. – Есть у меня тут один кореш, он, гадом буду, за твои часики семидесятник отстегнет. Как с куста. Возьмем парочку белянского, по литрушке, вмажем, посидим, за жизнь побазарим.

– Не, братан, побегу я, – ответил Алексей и торопливо зашагал в указанном направлении.

– Ты че, жмот, что ли? – беззлобно поинтересовался велосипедист. – Да ладно, кореш, погоди.

– Все, отец, некогда, – Алексей обернулся.

– Ну, как знаешь, братан! – гаркнул ему в спину помятый. – Ты беги, беги, электричка-то через четыре минуты. Если поторопишься, успеешь.

«Два квартала до поворота да там еще четыре дома», – прикинул Алексей. Времени действительно оставалось впритирку. Он ускорил шаг, а затем и вовсе перешел на бег. Проскочил первый перекресток, за ним второй, и, повернувшись вправо, увидел вдруг метрах в ста пятидесяти знакомую плечистую фигуру. Убийца всматривался в заросли кустарника в чьем-то саду. Ждать было некогда. Алексей метнулся, наплевав на осторожность, через перекресток, задыхаясь от быстрого бега и волнения.

«Заметит, – билось в голове. – Сейчас повернет голову и заметит».

Плечистый еще некоторое время наблюдал за маячащей во дворе за кустами фигурой, пока та не

вышла на свет и не оказалась восемнадцатилетним парнем, одетым в джинсы, высокие кроссовки и кожаную куртку. С Алексеем мальчишка не имел абсолютно ничего общего.

Убийца вздохнул, оглянулся через плечо назад, затем посмотрел вперед. Проделал он это как раз в тот момент, когда Алексей нырнул за штакетник на противоположной стороне улицы. Неторопливо, внимательно оглядывая дворы, здоровяк пошел дальше, а Алексей, за десять секунд долетев до описанного велосипедистом дома с красными ставнями, повернул направо.

И тут услышал далеко за спиной полный надежды вопль:

– Эй, братан, а может, все-таки передумаешь?

Убийца тоже услышал крик и ускорил шаг. У перекрестка они столкнулись: высокий плечистый парень в темном пальто и пробуксовывающий на каждой колдобине велосипедист.

– Стоять, – скомандовал плечистый.

«Спортсмен» моментально остановился. Спроси его сейчас, почему, не смог бы ответить. Но категоричность тона мгновенно навела его на мысль о том, что с этим амбалом лучше не шутить. Можно и по морде схлопотать.

– Да запросто. Чего такое, братан? – озадаченно поинтересовался велосипедист. – Чего случилось? Пожар, что ли?

– Я ищу человека в старом пальто и старых брюках. Высокий, вот такой, – убийца поднял руку, показывая примерный рост Алексея.

– А на руке часы классные такие, да? – осклабился велосипедист. – Командирские?

– Возможно, – коротко ответил убийца. – Ты видел его? Куда он пошел?

Велосипедист смерил амбала взглядом, решая, говорить тому правду или нет. Уж больно собеседник на мента похож. А с ментами, естественно, дел у его брата быть не может. Какие, в натуре, могут быть дела, если эти волчары поймают и палками лупят? Да все, суки, побольнее норовят. По почкам да по голове. Тварюги позорные.

Заметив сомнение в глазах велосипедиста, убийца вдруг протянул руку и неожиданно цепко впился крепкими пальцами в худое, жилистое горло. Наклонился к пахнущему перегаром и луком лицу «спортсмена» и выдохнул тихо и жутко:

– Куда он пошел?

– Ну, так знамо куда, – прохрипел забулдыга, чувствуя, как вылезают из орбит глаза. – На станцию, – хватка немного ослабла, и «спортсмен» задышал жадно, широко открывая рот, но все же не преминул спросить: – А чего такое-то, начальник?

– Где станция? – не ответив на вопрос, тем же тоном поинтересовался плечистый.

Велосипедист ощутил, как вдоль хребта у него побежал холодок. «Глаза у мента – не дай божок», – решил он. Страшные какие-то, пустые, будто и нет в них ничего. Нечеловеческие глаза.

– Где станция? – повторил убийца, вновь усиливая хватку.

– Так вон, прямо, – ответил велосипедист, чувствуя, как стальные пальцы все сильнее сжимают его шею. – На следующем повороте направо. Через мостик. Четыре двора, и там.

– Если соврал, убью, – буркнул плечистый, но пальцы разжал, вытащил из-под пальто рацию и сообщил: – «Тройка» – для всех. На станции.

– Понял, «тройка», – прозвучало из динамика.

Убийца спрятал рацию и побежал следом за Алексеем.

Велосипедист с шумом втянул воздух, помассировал шею и покрутил головой.

– Во, сучара, – прошептал он, глядя в спину удаляющемуся здоровяку.

Не раздумывая больше ни секунды, забулдыга развернул велосипед и торопливо покатил обратно, к собственному двору. «Ну на хрен, – думал он. – Лучше сегодня дома посидеть. На крайняк, можно и к соседу сходить. Жмот он, конечно, но до завтра пузырьком небось ссудит». Помятый остановился у калитки и принялся заталкивать велосипед обратно во двор. Педаль снова застряла в щели между калиткой и штакетником, и помятый, матерясь, принялся налегать на седло, стараясь компенсировать ущербность мыслей избытком силы. В эту секунду ему на плечо легла чья-то рука. Забулдыга обернулся и похолодел. Перед ним стоял здоровый парень, почти точная копия первого, если не считать румянца на щеках. Строго говоря, боевики Сулимо внешне мало чем походили друг на друга. Можно даже сказать, они вообще не были похожи. За исключением фотографично одинакового телосложения и глаз. Но именно глаза и заметил помятый в первую очередь. Одинаковые: бездумно-холодные, бездонные.

– Во, бля, – прошептал он и безвольно опустился на багажник «минскача».

«Ну все, едрена-матрена, – мысль плеснулась, как вялая скользкая рыба в алкогольном дурмане. – Сейчас убивать будет, волчара. Не догнали они, что ли, этого, с часами-то?»

– Я ищу человека, – начал румяный знакомо и добавил: – Опасного преступника.

– Знаю, – кивнул помятый, с трудом переводя дух и унимая дрожь в коленях. – На станцию он пошел. Я уже первому милиционеру сказал.

– Где станция?

«Даже тон у них одинаковый, – подумал велосипедист. – Ну совсем, блин, как в инкубаторе».

– Так прямо. Ваш… этот… товарищ не предупредил по рации, что ль? Перейдешь через перекресток, дойдешь до следующего, дом с красными ставнями, свернешь направо и через мостик, а там четыре дома и станция.

«Сейчас скажет: «Если соврал, убью», – подумал велосипедист, но румяный произнес вовсе не это.

Он подумал долю секунды и буркнул:

– Спасибо, – а затем повернулся и побежал к перекрестку.

– Шел бы ты в ж…у со своим спасибом, – беззвучно прошептал велосипедист и что было сил пнул своего железного коня ногой. Тот задребезжал жалобно, но в калитку все-таки проскочил.

Закатив велосипед в сарай, помятый решил, что больше, пожалуй, сегодня он никуда не пойдет. И к соседу не пойдет. Потерпит до завтра. Достаточно с него. Хватит.

Глава четырнадцатая

Максим вышел из здания РУВД еще более удивленным и разочарованным. Только что Парфенов полчаса вталдыкивал ему, что он, Олег Вячеславович

Парфенов, к похищению тела не имеет ни малейшего отношения. Подавалось сие «блюдо» в течение тридцати минут раз двадцать, хорошо хоть под разным соусом. Олег Вячеславович подробно рассказал Максиму о том, как позвонил ему Тим да как он проверял документы у незнакомцев из области. И что-де с этими документами все было в порядке. И расписку они оставили, и требование. И все забрали: и вещи, и тело. Но Максима сейчас интересовала не личная вина Парфенова. На это в конечном итоге ему было наплевать. Даже если бы он по злобству характера сплясал на поверженном Олеге Вячеславовиче чечетку, это абсолютно не исправило бы положения. И не сделало бы его, Максима Леонидовича Латко, жизнь легче и интереснее.

– Олег Вячеславович, миленький, – уставший от долгого разговора, наконец оборвал страстную речь эксперта Максим. – Вы поймите, что я вам верю. И документы у них были отменные, и выдача тела проведена строго по правилам. Да и потом первое января, праздник. Я все понимаю. Но может быть, вы вспомните что-нибудь? Что-то такое, чего не заметили ребята из опергруппы. Может быть, что-то у этого парня было в карманах?

– Да нет, голубчик, что вы? Мы все проверили, в карманах пусто, – потрясая перед лицом Максима свернутыми в трубочку протоколом осмотра тела и прочими бумагами, бормотал Парфенов. – Вот и в протоколе записано.

– Ну, может быть, у него были какие-то характерные личные вещи? Медальон или браслет какой-нибудь. Что-то, что забыли занести в протокол. Олег Вячеславович, вспомните.

– Как вам не совестно, любезнейший, даже думать такое! – От необоснованного подозрения Максима, что он, Олег Вячеславович Парфенов, мог что-то не заметить, эксперт выпрямился и стал как будто выше ростом. Даже поджал обиженно губы. – Вы же знаете, мы столько лет работали рука об руку. И нам случалось помогать вашему брату, и вам доводилось. Уж вы-то, Максим Леонидович, должны были заметить: при осмотре я прежде всего руководствуюсь принципом «внимание, внимание и еще раз внимание». Я ни разу еще не упустил ни одной мелочи. Как можно! Люди старой закалки отдают себе отчет в том, насколько много зависит от их точности и скрупулезности.

Это утверждение не проверялось, и посему Максим не стал вступать в пререкания.

– Ну, тогда, Олег Вячеславович, вы видели вещи убитого, вы осматривали его на месте происшествия. Скажите мне, зачем кому-то тратить кучу денег, изготавливать фальшивые документы высочайшего класса ради того, чтобы похитить тело?

– Задав вопрос, вы сами же на него и ответили, любезнейший. Эти люди хотели похитить тело, – тряхнул головой Парфенов.

– Я понимаю. Но почему? Что было на теле или в одежде такого, что никак не должно было попасть к нам в руки?

Парфенов задумался, поскреб пухлую щеку, затем задумчиво посмотрел на Максима и пробормотал:

– Любопытно, любопытно. Мне как-то это не приходило в голову. А действительно, зачем этим людям понадобилось похищать труп? Скорее всего вы правы. Что-то имелось либо в самом трупе, либо на одежде, – пробормотал он. – Второе похитили только для того, чтобы не возбуждать вопросов. Почему, мол, берут одежду, а не берут тело? Или наоборот.

– И что же, по-вашему, является первым? – нетерпеливо спросил Максим.

– Затрудняюсь ответить, Максим Леонидович. Ничего более-менее здравого в голову мне не приходит.

– Понятно.

К этому моменту Максим уже успел посмотреть фотографии, сделанные оперативной группой, но и в них не обнаружил ничего сколь-нибудь значительного. Он все еще пытался отыскать начало ниточки в клубке. Ребята из лаборатории пообещали ему сделать пару копий и несколько четких оттисков с лицом убитого, но крупным планом. Максим собирался разослать эти фотографии в воинские части, хотя, в общем-то, и не надеялся на положительный результат. В этом была определенная закономерность. В тридцати процентах случаев труп никто не опознавал. Никто, кроме родных. Да и те, случалось, ошибались.

– Одно могу вам сказать точно, Максим Леонидович, – заявил, перебив его мысли, Парфенов. – Эта таинственная мелочь, если, конечно, принять за аксиому, что таковая имела место быть, есть и в протоколе осмотра трупа.

– Мне бы вашу уверенность, Олег Вячеславович.

– А моя уверенность, любезнейший, – Парфенов запальчиво поднял вверх руку с оттопыренным указательным пальцем, – строится на железной логике и незыблемом знании. Эта мелочь не может не быть в протоколе, потому что в протоколе есть все. Полюбопытствуйте.

Максим взял протокол, пролистал. Заметил что-то любопытное, прочел повнимательнее:

«…на убитом техническая форма военного образца… – ну, с этим ясно. Для эмвэдэшников, если форма не серая, значит – военного образца, – …на внутреннем кармане куртки имеется надпись: «Шалимов Юрий Герасимович, PC 6252017, 24580… – Любопытно. «РС 6252017» – это, конечно, номер военного билета, а следующая группа цифр – номер воинской части. Странно. Ни разу Максим не видел, чтобы на форме надписывали номер части. Фамилию и имя – всегда. Точнее, в девяноста девяти и девяти десятых процента случаев. Номер билета – реже, но попадается. Номер части… – … Надпись вытравлена сильно концентрированным раствором хлорки… – так, на века, значит. Но уже легче. Часть есть, номер билета есть, фамилия, имя, отчество тоже есть… – На шевронах значок частей связи – две скрещенные молнии…» – Ясно, связист, значит.

– Скажите, Олег Вячеславович, – поинтересовался Максим, переворачивая последний лист, – а на форме, я имею в виду китель и галифе, номер части тоже был написан? Я что-то не нашел этой записи в протоколе.

– Нет, любезный. На кителе, галифе; бутсах, шапке и портянках вообще не было никаких надписей.

– Как? – изумился Максим. ~ Не может быть.

– Может, Максим Леонидович, как видите.

– Странно. На куртке едва ли не вся биография, включая номер воинской части, а эти данные кое-где относятся к разряду секретных, на форме же – ни слова.

– Даже фамилии нет, – поддакнул Парфенов.

– Да, даже фамилии, – согласился Максим.

– Так, может быть, это и есть та самая пресловутая мелочь, Максим Леонидович? – Эксперт едва заметно усмехнулся. – Вот вам и повод для раздумий.

Это верно, повод был. Максим позвонил по служебному телефону Парфенова в прокуратуру и продиктовал дежурному текст запроса. Тот долго переспрашивал: «Как-как? Товарищ полковник, слышно плохо. По буквам. А-а-а, хорошо. Как-как? Шура-Александр-Леонид… Шалимов? Понял. Все, есть. Кому отдать? Лемехову?»

– Лемехову, Лемехову! – кричал в трубку Максим. – И скажи, пусть «молнией» отправит! С пометкой «срочно»! «МОЛ-НИ-ЕЙ», говорю! Понял? Ну, слава Богу. – Он брякнул трубку на рычаг и вздохнул в сердцах. – Черт глухой.

– Связь такая, – резонно возразил Парфенов. – Проще так докричаться. Ладони рупором.

Максим вышел из здания райотдела и забрался на переднее сиденье «Волги».

– Куда, товарищ полковник? – покосился на него солдат-водитель. – Домой?

– Домой.

«Волга» начала разворачиваться на площади перед райотделом УВД, и вдруг Максим выдохнул:

– Ну-ка, стой.

Он закрыл глаза. Что за машина стояла тогда у морга? «Уазик», зеленый «уазик». Был ли у нее красный крест на борту? Нет, вроде не было. Или был? Прикрыв глаза ладонью, Максим попытался восстановить в памяти образ машины. «Ты видишь ее, – проговорил он мысленно. – Зеленая, с гладкими блестящими фарами. На борту… нет, креста не было, точно. Просто зеленый борт. Солнечные блики на стеклах. Бампер, а под ним номер. Белый номер в черной рамочке. Черные цифры. Ну-ка, вспомни. Первая Д. Точно, Д. Дальше… Вроде бы один-четыре… Один-четыре, затем семь… или единица… нет, вроде бы все-таки семь… Один-четыре-семь… «Последнюю цифру Максим не видел, как ни старался. И тут же отчетливо, словно он только что прочитал их, всплыли и буквы, следующие за цифрами: «PH». «Ростовский номер, – подумал Максим. – Ростовский номер».

– Ну-ка, Паш, подожди здесь, – приказал он водителю.

Тот послушно кивнул.

Максим выскочил из кабины и чуть ли не бегом взлетел на крыльцо РУВД, дернул тяжелую дубовую дверь. Подойдя к конторке дежурного, побарабанил костяшками пальцев по стеклу.

Сидящий за консолью лейтенант поднял глаза:

– Что, товарищ полковник, забыли что-нибудь?

– Нет, лейтенант. Слушай, как бы выяснить, какой организации принадлежит машина «УАЗ» Д 147… – последнюю цифру не помню, – PH.

– «PH»? – озадаченно хмыкнул лейтенант. – Ростовский номерок.

– Да я знаю, лейтенант, знаю.

«А номер-то не милицейский, – пронеслось в голове, – и не военный. Значит, лжеэксперты Тим и Глазов машинку-то поймали. Или номер подменили. А может быть, и краденая она, эта машина. Посмотрим».

– Лейтенант, – обратился к дежурному Максим, – не в службу, а в дружбу, отдай этот номер в оперативный отдел. Пусть дадут список машин с похожими номерами.

– Модель-то не помните? – озадаченно, но вполне дружелюбно спросил лейтенант. – Какой «уазик»?

– Автобус. Микроавтобус, зеленый такой.

– Ну, уже легче, – лейтенант записал модель и номер на клочке бумаги. – Хорошо, товарищ полковник, передам.

– И вот еще что. Запиши мой домашний телефон. Пусть, как узнают, мне перезвонят. Только поскорее, лейтенант, если можно. Дело срочное. Горит.

– Хорошо, товарищ полковник. – Дежурный записал на клочке домашний номер Максима. – Как только что-нибудь обозначится, я вам перезвоню.

– Отлично, лейтенант. Спасибо. – Максим с облегчением вздохнул и второй раз за последние десять минут вышел из РУВД на улицу.

В нем вдруг проснулся странный жесткий азарт.

Максим почувствовал, что след прямо под носом и, чтобы взять его, надо всего ничего, только принюхаться хорошенько. Первая вспышка потянула за собой вторую. Мысль, которая почти сутки бултыхалась в «мертвой зоне», вдруг выплыла на свет. И была она, как и ожидалось, элементарной до предела. Максим подумал о том, что почти все люди отличаются определенной рассеянностью, точнее сказать, ненаблюдательностью и невнимательностью. Они смотрят и не видят половину из того, что попадает им на глаза, не подмечают мелочей. Слышат и пропускают мимо ушей. Вот так и он. Вчера услышал очень важное слово и дал ему ускользнуть в темноту. Ну хорошо, хоть совсем не упустил его. Теперь же оно замаячило впереди лучом света.

Максим торопливо скатился по ступенькам, подошел к «Волге» и, забираясь в салон, сказал водителю:

– Вот что, Паша, давай-ка во вторую горбольницу, в морг.

– В морг? – не понял тот.

– Ну да, где вчера были.

Рабочий день кончался, и машин на дорогах было много. До морга они добирались минут тридцать, хотя вчера днем путь едва потянул на пятнадцать минут хорошей езды.