Текст книги "Сделка"
Автор книги: Иван Сербин
Жанр:
Боевики
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 36 страниц)
– Да ладно, пусть играет. – Максим махнул рукой. – Его сейчас за уши от этой железной дороги не оттащишь. В конце концов, он столько мечтал о ней.
В дверь позвонили. Максим открыл и увидел на пороге сержанта-водителя. Выглядел тот бодрым и румяным, хотя особого мороза на улице не было.
– Товарищ полковник, машина у подъезда, – сообщил сержант.
– Ладно, иди, Паша, я сейчас спущусь. – Максим натянул ботинки, шинель и фуражку.
– Ты бы эту свою… папаху надел, – сказала Ира. – И так волосы лезут. Скоро совсем лысым станешь.
– А ну ее, – махнул рукой Максим. – Не люблю я этот колпак. Ладно, поцелуй Сережку за меня. Я скоро вернусь.
Он еще раз чмокнул жену в щеку и заторопился вниз, где у подъезда его ждала черная «Волга».
Минут через сорок сонный санитар, молодой одутловатый парень в замызганном халате и прорезиненном фартуке, открыл Максиму дверь больничного морга. Пухленький, светловолосый, тягуче-медлительный, похожий на огромную глубоководную рыбину, он жмурился, пытаясь отогнать настырную сонливость.
– Рановато вы, – пробормотал санитар, позевывая и прикрывая рот ладонью.
– Для начала, здравствуйте, – сухо ответил Максим.
– Здрасьте, – ухмыльнулся парень. – Пардон, не признал начальство.
– А пора бы признавать. – Максим шагнул в больнично-кафельный коридор. За спиной глухо хлопнула дверь, клацнул засов. – Эксперты еще не приехали?
– Никого еще нет, – ответил парень и зевнул еще раз. Широко, с аппетитом, давая понять, что Максим в своем огороде, конечно, большое начальство, но ему, санитару, на полковника, в общем-то, плевать. Военные – не милиция, а стало быть, и стелиться перед ними нечего. Не баре.
«И в сущности, он прав. Ну да ладно, – подумал Максим. – У этого парня своих забот полон рот. Представляю, каково ему спится здесь, в окружении трупов. Не боится ведь, что встанут ночью да схватят за глотку».
– Пойдемте, – кивнул санитар. – Вы ведь за тем жмуриком, которого вчера вечером доставили, верно? Ну и пойдемте.
Парень пошлепал галошами, надетыми на зимние итальянские ботинки, а Максим зашагал следом, обдумывая, что же ему делать дальше, после осмотра тела. Ждать экспертов? Или поехать в прокуратуру? Хотя в прокуратуре, наверное, сейчас никого нет. И за каким чертом понадобилось осматривать труп именно сегодня?
Служитель морга остановился перед мощной стальной дверью, примерно такой же, какие можно увидеть в бомбоубежище, повернул рычаг и потянул створку на себя. Петли издали странный утробный рев. Не скрип, как нормальная дверь, а именно вибрирующий гул, похожий на горловое рычание.
– Здесь он, жмурик ваш, – пробормотал парень.
– А вещи его где? – спросил Максим, озираясь.
– А вещи его вчера еще сыскари забрали, – едко хмыкнул санитар, а в голосе его отчетливо прозвучало недосказанное: «И на тебя, полкаш, они клали с высокой башни».
– Понятно.
Из дверного проема валил пар. В коридоре было довольно прохладно, но здесь, в холодильном отделении, температура оказалась градусов на пятнадцать ниже. Максим зябко повел плечами. Санитар же только усмехнулся.
Трупов было много. Бело-синие, окоченевшие, они лежали повсюду. На многоярусных полках, на полу, на столах, двоих устроили на широких подоконниках, а одного так и вовсе положили на три сдвинутых вместе стула.
– Отказников много, – пояснил парень в ответ на недоуменный взгляд Максима. – Хоронить-то нынче дорого, вот и отказываются. Старики в основном, бомжары. Ну и другие разные. Вон он, ваш жмурик, валяется на полке.
Максим подошел к указанному стеллажу и наклонился над телом. Парнишка был совсем молодой, девятнадцать, не больше. Левая нога трупа представляла из себя месиво из раздавленного мяса и костей от стопы до самого колена. Максим наклонился еще ниже, едва не задев головой верхнюю полку. Волосы парня были залиты кровью, черной, запекшейся. На мгновение ноздри Максима широко раздулись. Ему показалось, что он почувствовал запах, запах тления, всегда сопровождающий смерть. Максим втянул воздух еще раз. Нет. То есть, конечно, неприятный сладковатый трупный аромат все-таки присутствовал в холодильной камере, но он скорей был неотъемлемой частью морга, пропитавшей здесь все. Стены, пол, потолок. Полки, на которых безвольно застыли мертвецы, задравшие подбородки вверх, словно предъявляя их как пропуск тому, кто встречает души в чистилище. Но тем не менее это не был запах, исходивший конкретно от одного трупа. От молоденького солдата.
Максим осторожно коснулся пальцами щеки мальчишки и повернул голову влево. Ему пришлось приложить определенное усилие. Тело закоченело весьма основательно. Присев на корточки, Максим осмотрел затылочную часть головы. Все оказалось именно так, как и выглядело на первый взгляд.
– Дыра у него там, – подал голос стоящий у двери санитар. – Кончили солдатика. Мочканули. Из «макарки», надо думать. От «Калашникова» или винтаря дыра побольше была бы.
Максим обернулся и посмотрел на парня долгим взглядом. Тот выглядел абсолютно невозмутимым, безразличным, непричастным. Он словно стоял по другую сторону двери и не имел ко всем этим телам никакого отношения. Равнодушный экскурсовод в мрачноватом музее человеческих смертей и отлетающих душ. Впрочем, какая, в самом деле, ему разница, что случилось с солдатом: убили его или он умер, подавившись праздничной котлетой?
Вздохнув, Максим вновь повернулся к телу. Волосы опалены, значит, ствол пистолета находился всего в нескольких сантиметрах от головы. И на коже ожог, пятнышки пороха вокруг раны. Кто-то выстрелил парню в затылок, и пуля, судя по всему, прошла от затылочной части до верхней точки свода черепа, превратив мозги солдатика в лужу сероватой кровяной жижи. Примерно десятью сантиметрами выше лба должно находиться выходное отверстие. Максим подался чуть влево. Так и есть. Вот оно. Только поначалу ему показалось, что волосы просто сильно вымазаны запекшейся кровью. Теперь-то он разглядел небольшую темную дыру. Именно тут пуля вышла из головы. Значит, стреляли сзади, с малого расстояния. И скорее всего в лежащее тело.
Санитар еще раз громко зевнул, на сей раз уже не стараясь спрятать рот за ладошкой.
– Жалко пацана, – произнес он, и по тону Максим тут же понял, что никого ему не жалко. Ни парнишку этого, ни других. Никого. Просто санитар выполняет свою работу, а работа вроде бы обязывает говорить подобные вещи.
– Значит, документов при нем не было, – скорее констатируя факт, чем спрашивая, произнес Максим.
– Не-а, – служитель потряс головой. – А вообще… Вы у своих спросите. Они вещи забирали.
Максим снова повернул тело на спину и осмотрел еще раз. Что-нибудь… Ему нужно было найти что-нибудь, что позволило бы определить, кто же он, этот неизвестный солдат. Каламбур вышел плохим.
Максим поморщился. Над левым соском у парня темнела татуировка – группа крови и резус-фактор. Ну, это-то они почти все себе делают. Максим вытащил из кармана кителя блокнотик, коротенькую металлическую ручку и записал: третья группа, резус-фактор положительный. Затем, перегнувшись через полку, осмотрел предплечье. Ничего. Никаких тебе орлов, парашютов, надписей. Костяшки пальцев нормальные, без ссадин, не сбитые, при том, что паренек был явно не слабого десятка. Фигура, в общем-то, приятная. Если не сказать больше – красивая, атлетическая. Значит, карате и всякой этой ерундой не занимался. Никаких «Боря», «Леша», «Миша» и прочего на пальцах тоже нет. Ни перстней, ни колечек, ни «не забуду мать родную». Парень чистый.
Максим вздохнул. Похоже, перед ним стояла настоящая проблема. «Надо будет проверить сводки по беглецам», – подумал он. И тут же вспомнил Хлопцева. «На нет и суда нет, – скажет Федор Павлович. – Занеси его в графу неопознанных, и дело с концом. А кому надо, сами найдут».
– Кому надо – найдут… Кому надо – найдут… – пробормотал Максим.
– Вы что-то сказали? – поинтересовался от двери служитель.
– Ничего. Это я так – про себя, – ответил, не оборачиваясь, Максим. – Посмотрим-посмотрим.
Максим внимательно изучил ладони парня. Никаких характерных мозолей. На среднем пальце странный шрам в виде латинской буквы Y. Уже что-то. Максим черкнул пару слов в блокнотике, затем повернулся, хрустнув коленями, шагнул вбок и внимательно осмотрел уцелевшую ногу парня.
Как-то, будучи еще лейтенантом, Максим получил отличный урок. Его начальник – в прошлом начальник, а теперь пенсионер – Северин Сергей Григорьевич в ответ на бравый рапорт молоденького лейтенанта взялся за осмотр трупа сам и тут же надиктовал Максиму два десятка деталей, на которые тот в силу неопытности и горячности совершенно не обратил внимания. Максим стоял пунцовый, словно свежесваренный рак. С тех пор он старался проводить осмотры как можно тщательнее.
Чуть-чуть повернув белесо-серую, чуть сморщенную стопу, Максим обнаружил на ахиллесовом сухожилии несколько розовых пятен – одно большое, примерно с десятирублевую монету, и два поменьше – у самой пятки, на костяшке, на внутренней стороне ноги.
Интересно, интересно. Похоже, у парня здесь слезла кожа. Максим осторожно провел пальцем по одному из пятен. Все правильно. Это не след от ожога, как он подумал сначала, а только что прошедшие мозоли. Максим нахмурился. Мальчишка был совсем зеленым новобранцем. Даже не научился толком наматывать портянки. Наверняка и на второй, раздавленной, ноге, если бы та, конечно, была цела, он обнаружил бы такие же следы от только что сошедших мозолей.
«Надо будет посмотреть одежду, – подумал Максим, выпрямляясь. – Хлопцев вроде бы упоминал о фамилии и номере военного билета на ПШ [13]13
ПШ – полушерстяное зимнее обмундирование срочной службы.
[Закрыть]. Любой старшина удавится, а заставит своих солдат сделать такую надпись. Может быть, и в карманах чего обнаружится. Письма или фотографии… Словом, что-нибудь, что поможет ему понять, как этот парень оказался здесь. Кто он такой и в какой, собственно, части его сейчас ищут как беглеца».
Максим записал насчет мозолей, сунул блокнотик в карман рубашки и направился к двери. Санитар, все это время безразлично наблюдавший за действиями посетителя, еще раз шумно зевнул и помотал головой.
– Не выспался, – пояснил он, хотя Максим ни о чем не спрашивал. – А через часок-другой, глядишь, жмуриков повезут. – И снова пояснил: – Новый год.
Они вышли в коридор, и парень запер тяжелую дверь. Судебных экспертов все еще не было, а время шло. Праздничное время, между прочим.
«Ну, и что мне теперь делать? – как-то равнодушно, без тени раздражения подумал Максим. – Поехать в прокуратуру и раскинуть карты в надежде, что они подскажут, кто этот парень? Или, может быть, на кофейной гуще попробовать погадать? Хлопцев сказал, что необходимо осмотреть труп. Ну, осмотрел Максим. Дальше-то что?»
Сопровождаемый надзирателем-санитаром, Максим зашагал к выходу. Звуки шагов гулко разносились в морозной трубе коридора. Санитар сказал что-то из-за плеча, но Максим, занятый своими мыслями, не расслышал и переспросил, сбавляя шаг:
– Что-что?
– Я говорю, этот ваш танкач-то тоже небось по пьяни под гусеницы-то попал, – кивнул парень. Лицо у него было такое, словно он сейчас еще раз зевнет. – Правда, не знал я, что в армии теперь раненых добивать принято.
– Почему под гусеницы? – нахмурился Максим.
– Да что я, не вижу, что ли? Тут и патологоанатом не нужен, – парень посмотрел на него с недоумением. – Я, товарищ майор, как из больнички-то сюда работать перешел, так такого понавидался… Не поверите… Хуже всякого концлагеря, честное слово. Битые-перебитые, утонувшие, под машинами побывавшие.
– Почему под гусеницы-то? – настойчиво повторил Максим, возвращая словоохотливого санитара в русло разговора.
– Так у него нога-то как раздавлена? Всмятку, в лепешку. Сухожилия порваны, кость раздроблена, скол берцовки длинный, трещины даже на коленной чашечке есть. Значит, нагрузка была очень большой, а осколки кости вмяты в ткани по направлению к внешней стороне голени. Стало быть, нагрузка быстро смещалась от тыльной стороны ноги к внешней. Тут и думать нечего: или трактором его придавило, или экскаватором. Или под танк попал. Такое тоже случается. Я было, как и ваши сыскари, сначала решил, что его чем-нибудь тяжелым по ноге грохнуло, а потом, когда раздевать солдатика начали, пригляделся: нет, точно под трактор. Да небось еще и гусеница на ноге проскользнула. Половина мяса сорвана с кости, ткани расслоились, так что точно вам говорю… Небось пошел в самоволочку за бухлом, принял на грудь лишнего да под трактор и залетел.
– Ну да, – бормотнул Максим, – а тракторист взял да и шарахнул ему в затылок. На всякий случай, чтобы не шастал где ни попадя.
– Ага, – гоготнул служитель. – Чтобы Правила дорожного движения не нарушал.
Максим не оценил шутку. Он пока еще не начал собирать в голове картинку из отдельных кусочков мозаики. Ему нужно было переварить полученные сведения, упорядочить их, и только тогда, возможно, у него появится какое-то свое мнение.
– Вы уж мне поверьте, товарищ майор, – продолжал разглагольствовать санитар. – Я тут навидался такого – на всю жизнь хватит. Небось когда подохну сам, так меня в чистилище безо всякой очереди проведут. Как ветерана.
– Полковник, – поправил Максим.
– Чего?
– Звание у меня не майор; а полковник.
– Понял.
Они оказались перед входной дверью. Максим уже повернулся к санитару и даже открыл рот, чтобы задать очередной вопрос, когда тишину прорезала длинная трель дверного звонка.
– О, вот и ваши коллеги прибыли, товарищ майор… простите, полковник, – сообщил парень и потянул засов.
Дверь открылась. На пороге стояли трое в штатском. Тот, что впереди, в ондатровой шапке и дубленке, держал в руке «дипломат». Второй, средних лет, худощавый, в очках, был одет в серое демисезонное пальто с потертостями на локтях и в куцую кроличью шапку. На плече его висела массивная сумка-баул. Третий, молодой парень, затянутый в джинсы и зимнюю плотную куртку с белым воротником, также держал черный «атташе». Человека в дубленке Максим знал, двоих других видел впервые.
– A-а, Максим Леонидович, – «дубленка» протянула Максиму руку для пожатия.
– Приветствую вас, Олег Вячеславович, – поздоровался Максим.
Олег Вячеславович Парфенов был судебно-медицинским экспертом. Хорошим экспертом, дотошным.
– Наверное, не самое уместное заведение, чтобы поздравлять с Новым годом, но тем не менее, – улыбнулся Парфенов.
Максим пожал плечами:
– Взаимно, Олег Вячеславович.
– Тело осмотрели? – Парфенов уставился в лицо Максима голубыми холодными глазами.
– Осмотрел, Олег Вячеславович, осмотрел, – подтвердил Максим и, не давая собеседнику опомниться, задал вопрос: – Как быстро вы рассчитываете провести экспертизу?
– Может быть, к вечеру все закончим, а может быть, завтра к обеду.
«Я так и думал», – мысленно сказал себе Максим. В сущности, подтвердилось то, что он знал с момента звонка Хлопцева. Приезжать в морг прямо сейчас ему было совсем не обязательно. То есть абсолютно. Более того, Максим полагал, что дотошный Парфенов выдаст ему завтра все То же самое, что сумел углядеть он сам.
Максим вздохнул.
– Олег Вячеславович, когда я смогу получить заключение?
– В любом случае, Максим Леонидович, не раньше чем завтра.
– А если очень постараться? – прищурился Максим. Он знал Парфенова. С тем надо было торговаться, как с турком на рынке.
– И речи быть не может, – отрубил тот. – Завтра к обеду.
– Понятно, – Максим посмотрел на джинсового парня и на человека в демисезонном пальто.
– Это коллеги из областной прокуратуры, – спохватился Парфенов. – Роман Михайлович Тим, – «демисезонное пальто» степенно кивнуло, – и Геннадий Кириллович Глазов. – Джинсовый парень широко улыбнулся и, шагнув вперед, протянул руку. Максим пожал ее. – Максим Леонидович Латко, представил его Парфенов.
– Очень приятно, – тускло сообщил Тим.
– Взаимно, – кивнул Максим и уточнил: – Значит, завтра в обед?
– В обед, в обед, – подтвердил Парфенов и добавил: – Кстати, протокол осмотра места происшествия и первичное заключение можете взять в управлении, Максим Леонидович.
– Там сейчас кто-нибудь есть?
– Ну, кто-то из оперативников дежурит наверняка.
– Хорошо, – Максим кивнул.
– Ну-с, молодой человек, – Парфенов повернулся к стоящему в стороне служителю морга и деловито, по-профессорски, предложил: – Пойдемте. Покажете нам тело.
– Пойдемте-пойдемте, – вздохнул тот.
Все трое вошли в здание морга. Тяжелая деревянная дверь гулко бухнула, и сразу следом за этим лязгнул засов.
Максим прошел через двор, слушая, как хрустит снег под подошвами форменных ботинок, забрался в «Волгу» и на вопрос водителя ответил:
– Домой, домой. Только давай сначала заскочим в УВД.
– Хорошо, товарищ полковник.
Когда «Волга» описывала широкий круг по двору больницы, Максим увидел припаркованный у самых ворот темно-зеленый «уазик». Сидящий за рулем молодой, лет тридцати пяти, мужчина, вольготно опершись о дверцу, покуривал, внимательно наблюдая за черной «Волгой». Максим на минуту засмотрелся на водителя. Вроде бы ничего странного в нем не было. Парень как парень. Сидит скучает, курит, пока высокое начальство занимается своими высоконачальственными делами. Максима удивил взгляд водителя – при лениво-равнодушной позе взгляд был внимательным, настороженным, выжидающим. Казалось, этот человек, как паук, подмечает любое движение и лишь выжидает момента, когда можно будет, толкнув дверь, выскочить на улицу и дать очередь из «АКМСа», который лежит у него на коленях, веером, от бедра. Так, чтобы положить всех, кто в этот момент окажется во дворе.
Максим тряхнул головой. Наваждение какое-то, ерунда, фантазии. Не выспался ты, брат. Точно не выспался. Не было никакого автомата на коленях у шофера, и сидел он, как и тысячи других скучающих водителей. А то, что взгляд казался встревоженным, так мало ли кому чего кажется. И все-таки Максим испытал жгучее желание остановить «Волгу», выбраться из нее, подойти к парню и заглянуть в кабину «уазика», чтобы убедиться: автомата на коленях у водителя действительно нет. Он подавил в себе этот странный порыв и, через силу отвернувшись от окна, бросил шоферу Паше:
– Сначала в УВД заедем.
Солдат с удивлением посмотрел на него:
– Вы уже говорили, товарищ полковник. Сначала в УВД, потом домой.
– А, да, прости. Забыл, – Максим потер лоб. «Все. В УВД, затем домой, забрать жену с сыном и в парк! – подумал он. – А запросы пусть Хлопцев рассылает сам, если не терпится. Сегодня праздник, и я имею право на отдых».
Глава пятая
Алексей спрыгнул с нижней ступеньки на полосу, стянул гермошлем, наклонился и, упершись руками в колени, несколько раз шумно выдохнул. Руки едва заметно подрагивали. Ну, еще бы. Этот пролет был не из легких. Слава Богу, обошлось. Он выпрямился, с хрустом потянулся и еще раз с удовольствием полной грудью втянул воздух, а затем резко выдохнул, успокаивая дрожь в руках.
От основания полосы, от манящих прямоугольничков окон почти неразличимых в темноте кунгов, от мощных прожекторов, освещавших полосу, к «МиГам» спешили техники. Алексей огляделся. Впереди уже разворачивался маневровый «Урал», и два человека из обслуги пристегивали к тягачу самолет Поручика. Когда «МиГ» отполз чуть в сторону, Алексей увидел и самого майора. Тот оживленно обсуждал что-то с незнакомым офицером, видимо, из аэродромных служб. Позади, на полосе, трое солдат быстро скручивали тормозные парашюты.
Алексей не знал пока, что ему делать дальше, и остался стоять на месте, наблюдая за царившей вокруг суетой. Несколько техников протопали мимо и направились к самолету Поручика, который «Урал» умело и ловко закатывал в небольшой капонир [14]14
Капонир – насыпное аэродромное укрытие для самолетов.
[Закрыть]. Туда же трое или четверо ребят в техничках покатили кран, стойки-распорки и еще какое-то оборудование, о предназначении которого Алексей мог лишь догадываться.
– Эй, парни! – окликнул он техников, спешащих к еще пышущим теплом серо-белым птицам. Те даже не обернулись. Алексей шагнул к краю полосы, поймал одного из офицеров за рукав толстой зимней куртки. – Послушай, браток, где у вас здесь башня?
Техник, высокий рыжий парень, удивленно посмотрел на странного летчика, а потом засмеялся, показав два ряда отличных белых зубов:
– Башня, говоришь? Так нет ее, браток! И не было. Это тебе не Шереметьево-2.
– Ну а где начальство-то заседает?
– Начальство?
– Эдька, ты идешь? – донеслось от капониров.
Рыжий обернулся:
– Сейчас! – Затем вновь посмотрел на Алексея. – Начальство, друг, вон там, – он указал рукой в сторону кунгов. – Обойдешь машины, увидишь тропку. По ней и иди, не собьешься. – Он снова весело оскалился. – Извини, браток, побегу. Работа.
– А как начальника полетов кличут-то? – спросил Алексей в спину.
Рыжий Эдька крикнул на ходу:
– Сулимо. Капитан Сулимо. Но отзывается и на «товарищ капитан». – Он захохотал, безумно довольный своей шуткой.
Алексей подумал, что надо бы пойти доложиться этому Сулимо, но, повернувшись, увидел, что Поручик и его собеседник уже шагают к нему, причем майор все еще говорит. Даже не говорит, а сыплет словами с пулеметной скоростью. Болтает.
Выглядела эта пара достаточно комично. Маленький, жилистый, активно жестикулирующий Поручик, а рядом высокий, подтянутый, невероятно спокойный офицер, красавец мужчина, из тех, что любят показывать в боевиках времен поздней перестройки.
Когда они подошли поближе, Алексей наконец разглядел, что офицер, старший лейтенант, совсем молодой. Наверняка только-только закончил училище.
– Ну что, капитан, как долетели? – встречающий улыбнулся.
Поручик стрельнул в него взглядом. Видимо, не понравилось ему, что офицер сразу заговорил с Алексеем так запросто, почти запанибрата.
– Нормально, спасибо.
Лейтенант протянул руку:
– Артур.
– Алексей. – Алексей пожал протянутую ладонь и удивился тому, какие крепкие и сильные пальцы у этого парня. Наверное, мог бы и пятаки в трубочку сворачивать, подковы гнуть.
– Ну что, – лейтенант кивнул в сторону кунгов, – пойдемте? Я вас на КП отведу.
Не дожидаясь реакции Алексея, он повернулся и зашагал от самолетов к прожекторам, к темноте, к черным, похожим на фигуры висельников, деревьям.
– Слушай, лейтенант, – на ходу спросил Алексей, – а что у вас полоса-то такая дрянная?
– А чего ты хотел? – ухмыльнулся тот. – Это тебе не базовый аэродром, сам понимаешь. Здесь самолеты-то бывают раз в два года. Да и того не наберешь.
Полоса и правда была неважнецкая. Асфальтовая. Честно говоря, Алексей не совсем хорошо представлял себе, как по ней будет разгоняться «двадцать девятый» с полными баками.
– А не боитесь, что самолет засядет? – наконец спросил он у офицера.
Тот пожал плечами:
– Не моя забота. Начальство пусть думает. Но вообще-то, если ты, капитан, и завязнешь, то будешь первым. Тут под асфальтом почва. За осень ее чуть подмочит, зато зимой она так смерзается – покрепче любого бетона будет.
– А осенью как самолеты сажаете? – поинтересовался Алексей. – Если, как ты говоришь, почва размокает.
Лейтенант подумал секунду и дернул плечом:
– Да так и сажаем. Молча. Ну, если уж совсем развезет, то в Ростов отправляем, на Чкаловский. Да ладно, капитан, не бери в голову. Все будет нормально.
– Надеюсь, – автоматически ответил Алексей, не совсем понимая, к чему относятся последние слова собеседника.
Они прошли мимо нескольких кунгов, на крыше одного из которых вращалась тарелка антенны для определения низколетящих целей, мимо стоящих за ними безмолвных грузовиков, мимо каких-то желтых машин, едва различимых в темноте, свернули по тропинке направо и вскоре оказались у стоящего особнячком «ГАЗ-66». Шторки кунга были задернуты, но неплотно, из-под них пробивался свет, падающий на снег тонкой оранжевой полосой. Поручик всю дорогу молчал и только дышал глубоко и судорожно, словно думал о чем-то неприятном. Дверь кунга тоже была приоткрыта. Совсем чуть-чуть. Из щели выбивались клубы пара. Играл транзисторный приемник или, может быть, магнитофон. Звучала какая-то эстрадная музыка.
Сопровождающий кивнул на дверь:
– Ну, заходите, летуны.
Алексей посторонился, пропуская Поручика, и вошел следом. Старший лейтенант замыкал процессию.
В кунге оказалось довольно жарко, печка кочегарила вовсю. Из приоткрытой форточки слегка тянуло холодом. Ровно настолько, чтобы можно было дышать.
За пластиковым столом на крутящемся жестком стуле сидел невысокий, крепко сбитый человек, жилистый, с четко прочерченными морщинами, тянущимися от крыльев носа до уголков губ, придававшими ему суровый и даже слегка недовольный вид. Кустистые брови нависали над карими колючими глазами. Квадратный подбородок упрямо выдавался вперед. Темные, с проседью усы скрывали тонкую верхнюю губу. Фуражка человека лежала на столе, и Алексей смог легко рассмотреть военную, даже, пожалуй, слишком короткую для военной стрижку. Жесткая щеточка каштановых волос то тут, то там была просветлена сединой. На плечи накинут офицерский полушубок, на погонах – четыре маленькие зеленые звездочки.
Часть кунга оказалась занята аппаратурой, имевшей какой-то слишком уж непрезентабельный вид. На столе стоял полевой телефон, по которому капитан сейчас разговаривал. Точнее, слушал, что говорят ему на другом конце провода.
Увидев вошедших, хозяин кунга приглашающе махнул рукой и буркнул в трубку:
– Вот, уже прибыли. Да-да, вы там давайте побыстрее все. Не так, как в прошлый раз, три часа возились, а чтобы за полтора все закончили.
Алексей краешком сознания отметил, что идущий впереди Поручик держался очень привычно, чересчур раскованно для незнакомой обстановки, чуть ли не по-домашнему. На секунду у Алексея возникло ощущение, что его напарник уже бывал здесь, что он знает и расположение этого кунга, и человека, сидящего за столом, и этого Артура, старшего лейтенанта, почему-то все топчущегося у двери.
Капитан энергично бросил трубку на рычаг и поправил полушубок.
«Болеет, что ли? – подумал Алексей. – Жара сил нет, а он в тулуп кутается».
Капитан запахнул полы полушубка, да так и остался сидеть, откинувшись на спинку, внимательно глядя на вновь прибывших.
– Ну что? Долетели без происшествий? – осведомился он с любопытством. Голос у капитана оказался скрипучим, как у мультипликационных злодеев.
– Нормально долетели, – ответствовал ему Поручик, подступая ближе к столу.
Алексей тоже сделал пару шагов и остановился за спиной майора. Гермошлем он переложил в левую руку, на всякий случай, вдруг придется протягивать правую для пожатия…
– Нормально? – переспросил, словно не понял, капитан и кивнул удовлетворенно. – Это хорошо, если нормально. Это замечательно.
– Что делать-то будем? – поинтересовался Поручик, почему-то быстро оглянувшись на Алексея.
Алексей недоуменно посмотрел на него. «Странная постановка вопроса, – подумал он. – Что делать будем… Делать с чем? С самолетами? С ними? Со временем? С чем?» Он ожидал, что капитан улыбнется и скажет что-нибудь вроде: «Дуйте-ка, орлы, в столовую, потом спать до утра, а там решим, что делать». Но ничего подобного не произошло.
Капитан как-то странно усмехнулся и качнул головой:
– Что делать… Знаешь, Поручик, самый большой человеческий порок?
Удивление Алексея все нарастало. Он впервые слышал, чтобы кто-то посмел обратиться к майору иначе чем «товарищ майор». Если обращающийся не был, конечно, большим начальством. Или если он таким начальством был, то «Аркадий Геннадьевич». Капитан же, похоже, подобных правил не признавал. Вообще создавалось ощущение, что он на три головы выше Поручика. Во всех смыслах.
– Самый большой людской порок, Поручик, – продолжал неторопливо капитан, – любопытство. Ты хочешь знать, что мы будем делать? Я тебе отвечу. Мы тут поговорили, подумали маленько и решили, что ты вряд ли нам понадобишься в будущем.
Алексей переводил взгляд с капитана на майора. Они говорили о чем-то своем, это было ясно. Но о чем-то не более понятном, чем основы китайской философии. «Не понадобится», «в будущем»… Странные фразы-загадки бросал этот усатый капитан.
Вполоборота Алексей глянул на лейтенанта. Тот продолжал стоять, загораживая дверной проем и отстраненно улыбаясь. Сердце Алексея неприятно екнуло. Он почувствовал опасность. Еще не понял, какую, но уже осознал, что она близко. Реальная, осязаемая. Опасностью веяло от всего. От блуждающей улыбки лейтенанта, воздушной, не обращенной ни к кому, странно загадочной. От его расслабленной и в то же время какой-то напряженной позы. От вальяжной посадки капитана и этого подчеркнуто хамского обращения к старшему по званию, фактически незнакомому летчику.
Алексей перевел взгляд на Поручика и замер. Майор был бледен. И не просто бледен, а бел как полотно. Капелька пота прочертила дорожку по тщательно выбритой щеке Поручика от виска до скулы. Всегда презрительно сжатые губы приоткрылись и приобрели какой-то землистый оттенок, а под глазами вдруг четко обозначились мешки.
– Что значит: я вам больше не нужен? – хрипло переспросил Поручик. – Вы же сами говорили, что вам понадобится толковый специалист.
– Говорили, говорили, – согласился капитан. – Было такое. Но… теперь вот решили, что специалистом этим будешь не ты. Уж извини, что так подучилось. Два ваших самолета – последние. Все. Других не будет. – Капитан замолчал на секунду, будто раздумывая, а затем проникновенно добавил: – Ты пойми: конкретно против тебя я ничего не имею. – Он отвел правую руку в сторону и вдруг захохотал, откинувшись на спинку кресла, далеко запрокинув голову. Клекочущий хохот заполнил собой узкое пространство маленького кунга. – Да ладно, чего х…ю городить… Имею я кое-что против тебя лично, Поручик. Говно ты, вот что я тебе скажу. Самое настоящее.
Капитан спокойно вытащил левую руку из-под полушубка. Майор вдруг дернулся всем телом, словно его ударили хлыстом, как-то странно охнул и, переломившись в пояснице, начал заваливаться вперед.
Алексей действовал абсолютно инстинктивно. Еще не успев осмыслить случившегося, он сделал шаг вперед и подхватил падающего Поручика под мышки, сомкнув руки кольцом вокруг груди. Ему показалось, что майору вдруг стало плохо, схватило сердце. Поручик обмякал все больше и больше, колени его подгибались, а Алексей продолжал тянуть безвольное тело вверх. Неожиданно что-то горячее и липкое хлынуло ему на руки, потекло по рукавам куртки, по обоим запястьям, по ладоням, по пальцам в гермошлем. Алексей уже открыл было рот, чтобы крикнуть: «Помогите! Вы же видите, ему плохо!!!», поднял взгляд на продолжавшего спокойно сидеть капитана да так и застыл с приоткрытым ртом. В руке у того был зажат пистолет. Алексею такого оружия видеть еще не приходилось, но он почему-то сразу понял: это именно пистолет. Короткий, массивный, с толстым стволом и длинной насадкой глушителя. И именно из него капитан… – «Сулимо», – вспомнил Алексей слова рыжего. – …капитан Сулимо только что убил Поручика. Стреляла эта штука удивительно тихо. Даже свистящий выхлоп, обычный в случае стрельбы из оружия, оснащенного шумопоглощающим устройством, был едва слышен и потерялся в мерном гуле работающего двигателя.