Текст книги "Скальп врага"

Автор книги: Иван Сербин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 19 страниц)

– Да нет, конечно, господи, – возмутился Гринев, пораженный размахом панкратовской лжи. – Есть же документы, показания. Оперативная съемка, наконец. Там видно, как и почему все произошло. Посмотрите.

– Обязательно посмотрим, – пообещал Невидимый. – Пленка будет приобщена в качестве вещественного доказательства по делу. Кстати, лейтенант, проблем с камерой не было?

– Да нет, – уверил Панкратов. – Пару раз что-то забарахлило там, в самом начале, но в целом записалось вроде нормально. И за деревья я несколько раз прятался, а так нормально.

– Погодите, это же я выписал постановление о видеосъемке! – едва не закричал Гринев. – Узнайте в техническом.

– Павел Васильевич, не морочьте мне голову, – отмахнулся Невидимый. – Съемка производилась нашей камерой.

– Как то есть… Постойте, а как же… – Гринев окончательно растерялся. – А-а… наша камера где?

– Павел Васильевич, – вздохнул Невидимый. – Придумали бы что-нибудь новенькое. Поинтереснее.

– Но я же… – Гринев сник.

– Лейтенант, вы пройдите к машине. Сейчас мы показания ваши зафиксируем насчет того, что на площадке происходило, протокол оформим, и поедете домой.

– Хорошо, конечно, – согласился Панкратов.

– А вам, Павел Васильевич, придется проехать с нами.

– В управление?

– В СИЗО пока, – ответил с легкой насмешкой Невидимый. – Кстати, лейтенант, а где сейчас могут быть Дмитрий Вячеславович и Екатерина Михайловна, вы не в курсе?

Тот хмыкнул.

– Точно не знаю. По-моему, они к Дмитрию Вячеславовичу собирались. В Москву.

– Вы знаете, как их можно найти? Нам понадобится снять показания…

– Номер телефона и адрес в протоколе есть. В управление приедем, я дам, не вопрос.

– Вот и отлично.

Гринев слушал их разговор, скрипя зубами от ярости.

«Ну ладно, – говорил он себе. – Я тебе еще устрою. Когда все прояснится, я тебе…»

Ничего он Панкратову не устроил, поскольку через четыре с половиной месяца следствия был выведен на суд и получил тринадцать с половиной лет заключения в спецколонии для осужденных из числа сотрудников правоохранительных органов. Отсидеть Гринев успел пять лет и восемь месяцев, отличался примерным поведением и готовился через год с небольшим выйти на свободу по УДО. Планы его так и не осуществились. Как-то ночью, во время внезапно вспыхнувшей драки, он был заколот заточкой.

Поговаривали, что это была не случайная рана и что осужденного Гринева завалили за то, что тот слишком уж часто бегал в оперчасть, к куму. Но… доподлинно установить причину драки, а также владельца злополучной заточки не удалось, а потому и говорить об этом не стоит. В заключении же о смерти написали просто и коротко: «Смерть наступила от естественных причин».

Майор Петрусенко скончался через полторы недели в реанимационном отделении первой городской больницы из-за беспричинного и совершенно необъяснимого самопроизвольного отключения аппарата искусственной вентиляции легких. Проверка показала, что аппарат в полной исправности, и несчастный случай списали на внезапный перепад напряжения, возникший в сети. Такое иногда случалось, но как-то все проносило, а тут… После этого инцидента фонд «Взаимопомощь» установил в отделении специальные сетевые фильтры. Правда, майору Петрусенко до этого уже не было абсолютно никакого дела. Хотя некоторые, например, двое старших оперативных сотрудников ГУВД Антон Лемехов и Гриша Панкратов, посчитали, что ему повезло. Он умер во сне, почти мгновенно. Смерть его оказалась легкой и совершенно безболезненной. Майору Петрусенко не пришлось испытать позора суда и многочисленных прелестей жизни заключенного.

Но это все произойдет несколько позже. А пока…

* * *

– И что мне теперь, пожалеть его? – вопрошал Лемехов, пока они ехали в город. – Он, когда за пакетом этим ринулся, я думал, не выдержу, выйду и удавлю своими руками. Мать, ты видела, как у него руки тряслись?

– Нет. Далеко было.

– А я видел, – яростно сказал оперативник. – Прямо как у паралитика. Я думал, он эти бабки жрать начнет.

– Все равно, – сказала Катя. – Можно было что-нибудь другое придумать. Ну, чтобы его с работы выгнали. Он же сядет теперь.

– Ну и что? – не унимался оперативник. – Отсидит да выйдет. Кать, ты наши суды не знаешь? Прокурор запросит шесть, судья даст три, а выйдет через полтора. Других сажал, небось не жалел.

– Ага, – Панкратов широко зевнул. – Грине на пользу пойдет. В следующий раз умнее будет. – Он зевнул еще раз. – Добро победило зло, поставило его на колени и зверски убило.

– Точно, – поддержал Лемехов. – Мать, это тебе не ресторан. Меню на сотню блюдов не было. Что получилось, то и получилось. Кстати, Гриша, – он повернулся, – а что ты там за фигню этому капитану рубоповскому нес? Про тысячу какую-то…

– А что? – не понял тот.

– Да так, знаешь. Откуда ты штуку баксов собрался доставать? Из широких штанин? «Выну и ему покажу»?

– А чего ее доставать? – сонно спросил Панкратов. Он половину пути клевал носом и, если бы его не била по физиономии куртка, которой затянули выбитое окно, наверное, уснул бы совсем. – У меня она, в столе лежит.

– Блин, лучше бы пива попили на эти деньги. А там еще нет? – быстро спросил Лемехов.

– Где?

– Ну, там, где ты взял.

– А я не брал, – пожал плечами Гриша, закрыл глаза и поворочался, устраиваясь поудобнее. – Мне Димка дал. И вообще, Тох, отстань ты от меня. Я спать хочу. Полдня сегодня как собака бегал…

– Да? – Лемехов посмотрел на сидящего за рулем Диму. – Старик, если уж ты так штуками разбрасываешься, может, обмоем это дело? Смотри, как все срослось чудно. Катерину, считай, отмотали. Гриню в РУБОП сдали, Петрусенко, если выздоровеет, под статью пойдет, это уж отдай не греши. А?

– Знаешь, что я думаю, Антон? – усмехнулся Дима.

– Что?

– Разговариваешь ты много.

– Почему это?

– Откуда я знаю? Уродился таким, видать.

Лемехов ничуть не обиделся. Напротив, засмеялся весело.

– Твоя правда. Есть маленько.

– Я все поняла, – сказала вдруг Катя. – Одного понять не могу. Как они умудрились Америдзе к аэропорту так быстро доставить?

– Я думаю, на самолете, – неуклюже скаламбурил Лемехов.

– Катя, а тебе теперь не все равно? – спросил Панкратов, не открывая глаз. – Вот Петрусенко оправится, спроси у него, может, объяснит.

– Нет, я серьезно, – сказала Катя.

– Ну, если серьезно, то на машине, – ответил Лемехов, не оборачиваясь. – Оглушили, сунули в машину и привезли.

– Гриня про ушибы не говорил, – по-прежнему не открывая глаз, сообщил Панкратов.

– Зато про пистолет сказал, – парировал Лемехов.

– Дима, – сказала вдруг Катя, – дай мне телефон.

Тот молча достал трубку, протянул через плечо.

– Ой, Катя, ну я тебя умоляю, – поморщился Лемехов. – Так все хорошо, спокойно… Ну чего зря напряги устраивать?

Но Катя уже набирала номер.

– Женя? Привет, это Катя. Извини, что разбудила. – Дима наблюдал за ней в зеркальце заднего вида. – Слушай, на труп Америдзе ты выезжал? Ага, скажи мне, пожалуйста, у него ушибов на голове не было? Нет? А каких-нибудь других внешних повреждений? – Голос у Кати стал напряженным. – Понятно. Спасибо, Женя. Нет, все в порядке. Да, освободилась. Завтра с утра в управление подъеду. Да. Доброй ночи. – Она закрыла телефон. – Ушибов у него не было. Вообще. На теле ни одной царапины.

– Ну и что? – вздохнув, спросил Лемехов. – Пшикнули в нос отравой какой-нибудь, он и вырубился.

– Пшикнули… Он фээсбэшник все-таки, а не таракан, – прокомментировал Панкратов.

– Америдзе знал, что за ним следят, – покачала головой Катя. – И знал, что это профи. Он никогда не подпустил бы их близко. Эти парни приехали за ним в аэропорт… Как они вообще узнали, что он поедет в аэропорт?

– Ну, может быть, он предупредил кого-нибудь? – предположил Лемехов. – Если знал, что среди наших есть кто-то, кто сливает информацию людям Петрусенко, обязательно предупредил бы. Я бы предупредил.

– И я бы предупредил, – сказал Панкратов. – Тоху. И в машину к Тохе залез бы, не побоявшись, если бы удирал от кого-нибудь, – добавил он. – И бить бы по башке не пришлось. Он просто привез бы меня куда надо, и всех делов. Например, прямиком к аэропорту.

Лемехов обернулся, посмотрел на Катю.

– Вдовин, – сказали они хором.

* * *

Гостиница уже спала. Только в фойе горел ночник, выхватывая из полумрака ступеньки, ведущие к лифтам и ресторанной двери.

Лемехов первым выпрыгнул из салона, взлетел по ступенькам, забарабанил кулаком по толстому стеклу двери.

– Эй, есть кто живой?

Откуда-то от лифтов появилась пошатывающаяся фигура портье. На плечи его было наброшено байковое одеяло.

– Ну что ломишься-то? – Портье широко зевнул, не потрудившись даже прикрыть рот. – Спать иди. Третий час, закрыто все.

– Открывай, отец. Милиция.

Лемехов припечатал к стеклу удостоверение. Портье сразу подтянулся, заспешил. Суетливо скинул одеяло на спинку кожаного диванчика.

– Извиняюсь, товарищи. Не признал. Подумал, снова за водкой. Они все время ходят. – Он скинул запорную скобу. – Заходите, товарищи.

– Так, отец, у тебя проживает такой Вдовин? – спросил Лемехов, поглядывая в сторону лифта.

– Сейчас, посмотрим… А девушка… – Он указал на Катю.

– Сотрудница, – отрубил Лемехов.

– Ага, понял, понял… Вы дверку прикройте, пожалуйста… – обратился он к Диме. Тот набросил скобу на ручки двери. – Спасибо. Вдовин, Вдовин… Что-то припоминаю…

– Да ты не припоминай, отец, – с легким налетом раздражения сказал Лемехов. – Ты в талмуде своем посмотри.

– Сейчас взглянем, – тот зашел за конторку, открыл книгу регистрации проживающих. – Вдовин, Вдовин… Нет, Вдовина нет.

– Америдзе тогда проверь.

– Та-ак… А… Алябьева… Амер… Вот, Америдзе. Приехали вчера, проживают в триста тридцатом номере. Это на третьем этаже…

– Да мы уж догадались, – серьезно сказал Лемехов. – Он у себя?

Портье посмотрел на нужную ячейку.

– Ключа нету. У себя должны быть.

– Ты всех на «вы»? Как царей? Типа, «Мы Николай Второй»?

– Нет, они вдвоем проживают. Номер-то двухместный.

– Понятно, – кивнул Лемехов. – Ключ запасной есть?

– Сейчас… – Портье долго шарил под стойкой, наконец вытащил ключ. На кольце болталась увесистая свинцовая гирька. – Вот.

– Спасибо. Так. Мы сейчас поднимемся, а ты смотри в оба. Если этот «мы» попробует выйти – в драку не лезь. Лучше свистни. Свисток есть?

– Нет. Да вы не беспокойтесь. Я так умею.

Портье вытянул губы трубочкой и свистнул по-птичьи. Художественно, но очень тихо.

– Понятно, – Лемехов посмотрел на портье. – Лучше тогда не свисти. Лучше кричи. Кричать умеешь?

– А как же.

– Слава богу. Значит, если появится – крикни. – Оперативник оглядел всю компанию. – Дима, ты останься тут. Не стоит тебе в это лезть. Милиция приедет, потом греха не оберешься. Гриша, вы с Катей на лифтах, я – пешком по лестнице.

– Я с тобой, – решительно сказал Дима.

– Дима, на фиг тебе эти проблемы?

– Ничего. Возникнут проблемы – сам улажу. Тем более что тут два лифта и две лестницы.

– Да? Ну, ладно, пошли, – Лемехов мотнул головой.

Они поднялись на третий этаж. В коридоре было тихо, только пел где-то за батареей сверчок.

Лемехов достал пистолет, осторожно оттянул затвор.

– Напрасно, – шепотом сказал Дима.

– Почему это?

– Думаешь, он нас в номере дожидается? Да его след уже давно простыл.

– Да ладно, – хмыкнул Лемехов. – Руки-то не отвалятся?

Они остановились у двери триста тридцатого номера. Подождали, пока поднимутся Катя с Панкратовым. От разъезжающихся створок лифта грохот стоял такой, что им показалось – на шум сейчас сбегутся не только все постояльцы, но и проживающие в соседних домах рядовые граждане. Лемехов страдальчески поморщился.

– Вот так и гибнут великие планы, – пробормотал он, поднимая пистолет стволом вверх.

Катя и Панкратов подошли, встали сбоку от двери. Лемехов осторожно вложил ключ в скважину, повернул…

– На счет три, – предупредил он. – Три! – и толкнул створку, прижимая ее ногой к стене.

Панкратов распахнул дверь санузла, Катя шагнула в комнату.

Дима ошибся. Вдовин дожидался их, сидя на кровати и привалившись спиной к стене. Рот его был залеплен пластырем, голова склонилась к плечу. В груди у Вдовина торчал нож.

– Твою мать, – пробормотал Лемехов, щелкая выключателем. Яркий свет залил номер. – Маленечко опоздали. – Он убрал оружие в кобуру, подошел к кровати, опустился на корточки и осторожно коснулся кисти убитого. – М-да. Ну, что я вам могу сказать, господа? Трупик-то совсем свеженький. Похоже, часа не прошло. В свете вышесказанного сам собой назревает вопрос: если Петрусенко в это время валялся на стоянке с пулей в груди, кто же отдал приказ об устранении этого славного парня?

– Я, Антон Герасимович, – произнес кто-то у них за спиной. – Я отдал такой приказ.

Они обернулись, не сговариваясь. В дверях, держа в руке пистолет, стоял… полковник Америдзе Руслан Рубенович.

– Добрый вечер, – он обаятельно улыбнулся. – Заждался я вас, честно говоря. Думал, вы, Екатерина Михайловна, окажетесь более сообразительной. Но, как говорят мудрые, лучше поздно, чем никогда. Давайте условимся: не хвататься за пушки, ладно? Все равно мои люди лучше обращаются с оружием, поверьте на слово.

Он вошел в номер, а следом за ним вошли Козак, Корабышев и тощий Толик. Каждый из них держал пистолет. А тощий Толик даже два.

– Присаживайтесь, – предложил Америдзе, улыбаясь. – Хотя наш разговор и не займет много времени.

– Я должна была догадаться, – сказала Катя.

– Целиком и полностью с вами согласен, Екатерина Михайловна, – кивнул Америдзе.

– Забавно, – протянул Лемехов. – А мы-то голову ломали: кто это у нас такой умный выискался?

– Спасибо, Антон Герасимович, – пропуская иронию мимо ушей, кивнул Америдзе. – Итак, мне очень жаль, что наша последняя встреча проходит в не слишком приятной атмосфере, но поделать, как вы понимаете, ничего не могу.

Он достал из кармана глушитель, принялся навинчивать его на ствол. Остальные, пришедшие с ним, стояли в углу у двери.

– А кого застрелили вместо вас? – спросила Катя.

– Да какое вам до этого дело, Екатерина Михайловна? Мало ли людей на свете, заслуживающих того, чтобы несколько раньше запланированного срока отправиться к всевышнему? Какой-нибудь барыга, пойманный на улице. Или не на улице.

– Или не барыга, – качнул головой Лемехов.

– Или не барыга, – согласился Америдзе. – Все равно уже ничего изменить нельзя. Вот ведь какая штука, ты думаешь, думаешь, разрабатываешь план и потом – бац! – все идет прахом из-за какого-нибудь пустяка, который совершенно невозможно предусмотреть. – Он закончил навинчивать глушитель, взвел курок. – Ну кто же мог предвидеть, что вы, Екатерина Михайловна, догадаетесь воспользоваться мобильным телефоном и придется выбросить вас из машины на четверть часа раньше задуманного? Кто мог предвидеть, что двое оперативников решат совершить налет на автозак? – Америдзе усмехнулся. – Прямо ковбойские игры, да и только. Кто мог предположить, что дурак майор купится на такой дешевый трюк с диктофоном? – Он обвел взглядом стоящую у кровати четверку. – Верно, никто. Никто. Вот и получается, что из-за мелочей срывается красиво продуманная схема.

– Нам очень, очень жаль, – усмехнулся Панкратов.

Америдзе снова улыбнулся, вполне по-приятельски.

Словно бы и не беседовали они под стволами пистолетов, а так, четверо друзей заглянули на огонек к другим четверым друзьям.

– Да нет, ничего. Я знаю, как все исправить. Мне придется убить вас.

– Ну, разумеется, – засмеялся Лемехов. – Как это мы сразу не догадались?

– Да, представьте, – кивнул Америдзе, усмехаясь в тон оперативнику. – Я убью вас и открою окно. Ночи теперь прохладные. Где-нибудь через час портье решит подняться посмотреть, что это вас так долго нет. И найдет трупы. Пока приедет милиция, пока эксперты, – пройдет еще около часа. Определить точное время смерти не представится возможным. И даже то, что тело Аркадия будет холоднее ваших, ничего не изменит. Вчера утром я заходил к дежурному врачу, здесь, в гостинице, и взял пару таблеток аспирина для Аркадия. У него всегда была температура ниже нормы. Все решат, что он застрелил вас, а один из вас, – скорее всего, это будете вы, Дима, – успел ударить Аркадия его же собственным ножом. Как говорилось в одном фильме, в общем, все умерли. А я… ну, что я… У меня ни семьи, ни детей, ни родственников. Насчет меня отправят запрос, потом получат ответ, пока сообразят, как лучше организовать перевозку, вдруг выяснится, что мой труп исчез… Вот, собственно, и все, – он развел руками. – Кстати, ваш Гравер действительно делал замечательные паспорта. Превосходная работа. Первоклассная. Не всякая экспертиза отличит.

– И кто же вы у нас теперь? – спросил Дима, мрачно усмехаясь.

– Не поверите… Гражданин Саахов Олег Лаврентьевич. Честно-честно. Образ, конечно, собирательный.

– А Олег в честь кого?

– Дань уважения Далю. Грандиозный актер был.

– Не могу не согласиться, – кивнул Дима.

– Ну что, пора? С каждой минутой Аркадий остывает все сильнее и сильнее, – улыбнулся Америдзе. Он поднялся, навел пистолет на Диму. – Начнем с вас, Дмитрий Вячеславович, не возражаете?

– Отчего же? – улыбнулся Дима в ответ. – Один вопрос. А как вы собираетесь выйти из гостиницы? Портье же вас увидит.

– Ах, да. Действительно. Увидел бы. Но не увидит, потому что я выводить не намерен. По крайней мере до утра. Останусь в номере, специально снятом для этих целей Толиком. – Тощий Толик серьезно кивнул. – Пересижу всю эту суматоху, может быть, даже дам показания, как мне не спалось ночью, я вышел покурить на лестницу и увидел вас, входящих в номер Аркаши, потом все уляжется и… Здравствуй, новая жизнь.

Он снова поднял пистолет.

– Знаете, что меня больше всего поражает в людях вашего склада, Олег Лаврентьевич? – спросил Дима.

– Любопытно. И что же?

– То, что вы так умны, хитры, изворотливы, предусмотрительны…

Америдзе полыценно улыбнулся.

– Спасибо, Дмитрий Вячеславович.

– Я еще не закончил, – вдруг резко ответил Дима. – Итак, как я и говорил, меня поражает то, что вы, при всем своем уме, хитрости и изворотливости, ни хрена ничему не учитесь. – Он вынул из кармана руку, в которой оказался зажат мобильный телефон. – Ни хрена, – повторил Дима. – Ничему.

Америдзе посерьезнел. Он шагнул к Диме, рванул из рук того мобильный, взглянул на время разговора – «6:42». Америдзе нажал «отбой», посмотрел номер.

– И кто это был? – спросил он.

– Я, – прозвучало за его спиной.

Америдзе резко обернулся, вскидывая пистолет, и тут же прозвучал хлопок. Америдзе откинуло назад. Он пошатнулся, уцепился за подоконник, но устоял.

Стоящий в дверях Манила нажал на курок еще раз. Америдзе опрокинулся на спину, гулко ударившись головой об угол кровати. Вытянулся на ковре, почти коснувшись затылком мертвого Вдовина.

– Остальным – пушки на пол. И быстро, если хотите жить, – холодно заметил Манила, входя в номер. За его спиной в коридоре обозначились фигуры пехотинцев. Человек десять. – Здравствуй, Дима, – Манила улыбнулся, приобнял Диму, коснулся щекой щеки.

– Здравствуй, Манила, – ответил тот.

– Я вовремя успел?

– В самый раз, спасибо.

– Не за что. Мы квиты теперь. Да, девушек твоих я спать положил. В люксе. Правда, Настя, по-моему, видео смотрит, вас ждет.

– Мы приедем.

Манила кивнул серьезно.

– А с Боксером это вы хорошо придумали. Я видел. Оценил.

– Ты там был?

– Так, с ребятами в лесочке постояли, посмотрели. На всякий случай. Мало ли, вдруг бы тебе помощь понадобилась. – Он помолчал, спросил: – Остатки бригады собирать будешь?

– Нет, – покачал головой Дима. – Я же говорил. Мы уезжаем. Только отца похороню. Так что подбери тех, кто остался. Там вроде неплохие пацаны были.

Манила улыбнулся.

– Я знаю. Ну ладно. Вы поезжайте в «Царь-град», я позвоню, чтобы вам с Катей номер приготовили. – Он взглянул на оперативников. – По понятиям вроде не принято с ментами ручкаться…

– Вроде, – кивнул Лемехов.

– Тогда и не будем, – отрубил Манила. – С другой стороны, я же не могу запретить двум неплохим парням приехать ко мне в мотель. Поезжайте с Димой. Стол за счет заведения.

Он повернулся, сказал негромко:

– Штоц, возьми этих орлов. Отведи в машину. Я сейчас спущусь.

Козака, Корабышева и Толика вывели из номера.

– Мы портье сказали, что вы нас вызвали. С понтом опергруппа, – объяснил Манила. – Не разочаровывайте старика.

– А то не опергруппа, – усмехнулся Лемехов. – Очень оперативна явились. И главное, вовремя.

Манила улыбнулся.

– До встречи, Дима.

– До свидания, Манила.

– Утром увидимся.

– Обязательно.

– Ментов не забудьте вызвать. А-то еще навесят все это хозяйство на вас… – предупредил Манила напоследок и вышел из номера.

Некоторое время были слышны его шаги на лестнице. Затем наступила тишина. Только пел за батареей сверчок.

– Ну что? – спросил Лемехов, поворачиваясь к Кате. – Вы в «Царь-град»? Мы тогда группу дождемся и подъедем. Хлопнем по стакану.

– Не, – осоловело помотал головой Панкратов. – Спать.

– За успешное окончание дела, – развел руками Лемехов. – Это, как у «Битлз» было? «Хард дей из найт». За окончание поганого дня.

– Трудного дня, – поправил Дима.

– Точно. Очень трудного.

– Спать, – решительно повторил Панкратов. – Или я прямо здесь усну. Нет. Сначала пожрать, потом спать. – Он посмотрел на Диму покрасневшими глазами. – Дима, идите, а? Иначе Тоха вас до утра уламывать будет. Завтра мы приедем и хлопнем. Хоть по стакану, хоть по три.

Дима улыбнулся.

– Хорошо, завтра. Пошли, Катя?

Катя стиснула его ладонь. Они вышли из номера, направились к лестнице.

Лемехов высунулся в проем:

– Катя, скажи там портье, чтобы в управление позвонил.

– Хорошо, скажу.

– А завтра мы подъедем.

– Ладно.

– Спокойной ночи.

– И вам доброго утра.

Катя и Дима пошли вниз.

Через окна гостиницы было видно небо, окрасившееся на горизонте в блекло-синий цвет. Над аэропортом горело неоновое зарево. А вдалеке, в темной еще пока пятиэтажке, вдруг загорелось окно. Одно-единственное, но оно означало, что город пробуждается, чтобы вступить в новый день.

И этот день непременно должен был оказаться лучше вчерашнего.

* * *

Через два дня в посадках у аэровокзала грибники найдут три трупа. Они будут лежать головами друг к другу и смиренно смотреть в небо. Следствие станет разрабатывать версию о принадлежности убитых к криминальным структурам, но, поскольку личности убитых установить не удастся, дело постепенно заглохнет и будет сдано в архив по «сроку давности».

Бригада Манилы станет самой многочисленной и сильной группировкой в городе и долгое время будет контролировать все самые доходные участки. Через четыре года в городе объявятся «чужаки» и непутево наедут на одну из Манилиных точек.

На «стрелке», забитой по понятиям людьми Манилы, «чужаки» спровоцируют стрельбу, и Манила получит автоматную очередь в живот. Он скончается тут же, на автостоянке у цементного завода.

Лева-Кон выживет. Его даже не привлекут к ответственности за происшествие в «Индусе», поскольку не смогут доказать, что у Левы имелось при себе оружие. Кобуру же носить никто не запрещал. Лева будет твердить, что просто зашел пообедать, а попал на разборку. В конце концов он будет отпущен под подписку о невыезде.

До самой смерти Манилы он останется советником, затем станет «папой» и проведет на этой должности целых шесть месяцев. А через шесть месяцев он умрет от инсульта на пороге своего дома.

Витек быстро поднимется в бригаде Манилы до лейтенанта. Спустя шесть лет, по дороге в Киев, к родне, Витек подсадит в машину двух девиц, которым будет по пути. В мотеле, где они остановятся на ночь, девицы всыплют Витьку в стакан с виски лошадиную дозу клофелина и, когда он уснет, обчистят до последнего гроша. Доза окажется слишком большой, и проснуться Витек уже не сможет.

Никита Степанович Гукин благополучно выйдет на пенсию через год после описываемых здесь событий. Он умрет однажды под утро в своей собственной постели. Просто от старости.

После ухода Кати «по собственному» Лемехов станет начальником отдела. Несколько раз он приедет к Кате с Димой на Кипр.

Спустя семь лет его зарежут в непутевой драке пятнадцатилетние пацаны, которым он сделает замечание за то, что они громко ругаются матом у кинотеатра. У того самого кинотеатра, где они ждали «воронок», через площадь от здания ГУВД.

Панкратов так и останется опером. После смерти Лемехова он переведется на работу в Москву, к одному из старых приятелей. Будет работать в линейном отделе на Курском вокзале. Постепенно Панкратов начнет пить и однажды, после очередного возлияния, забудет выключить газ. Его найдут через три дня, распухшего, наполовину разложившегося.

После того как Дима однажды скажет: «Знаешь, Вадим… Если бы я решил стать „папой“, ты был бы уже мертв», Вадим бросит все и уедет на Дальний Восток. Там он осядет, устроится матросом на рыболовецкий сейнер и начнет жить с нуля. Как ни странно, ему понравится. Он женится, и у него будет двое детей – мальчик и девочка.

Вадим отдаст флоту двенадцать лет и трагически погибнет, «уйдя» в волну, во время семибалльного шторма.

После похорон Крохи Дима, Катя, Настя и Света несколько лет проведут в Сочи, а затем уедут на Кипр.

Правда, Диме дважды придется вернутся в родной город, и оба раза против собственного желания, но…

Это все будет потом. А пока…