Текст книги "Скальп врага"

Автор книги: Иван Сербин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

Настена зашлепала задниками тапок по коридору, скрылась в комнате.

– Антон, верните трубку, пожалуйста, вам она теперь без надобности, – Дима протянул руку.

– Да погоди, – отмахнулся Лемехов и набрал номер: – Дежурный? Сержант, ты? А чего не представляешься? Да? Значит, я не услышал. Это Лемехов. Ле-ме-хов. Ты у меня про труп еще утром спрашивал. Вот-вот. Слушай, что там со Светлой у нас? Сидит? В какой? А почище не нашлось, что ли? Ладно. И что с ней… Ага, понял, сержант, понял. Вечером? А вечером – это во сколько? Не сказал? Ну, ясно. Слушай, как «воронок» появится, ты мне звякни, если я к этому времени не появлюсь. Договорились? Ну, молоток, сержант, бди. – Он закрыл трубку, протянул ее Диме: – Держи. Гриня грозится отправить Катю в СИЗО. Сегодня вечером. Что делать-то будем?

– Сухари сушить, – помрачнел Панкратов. – Если Катерину в СИЗО увезут – труба. Гриня удавится, а посадит. Не получится с пистолетом, еще что-нибудь придумает.

– Ладно, – Лемехов что-то прикинул в уме. – Дима, ты вези Настюху к отцу, а мы с Гришей съездим к одному моему человечку, возьмем адресок Седого.

– А ты уверен, что этот человек знает адрес? – усомнился Дима.

– Он все про всех знает, – криво усмехнулся Лемехов. – Не знаю, что ты собираешься с его помощью доказать, но адрес достану. Встретимся у кинотеатра «Победа», в центре. Через час. Если нас там не будет, значит, «воронок» уже ушел.

Дима усмехнулся невесело.

– Сесть уже не боишься?

– А, больше пяти все равно не дадут. А пять я на одной ноге отстою.

В глазах Лемехова блеснул азартный огонь.

– Я там буду, – кивнул Дима.

– Договорились. Гриша, поехали.

– Постойте, заскочите по дороге в магазин и купите диктофон. Лучше цифровой. И карточки. Раций у нас нет, придется пользоваться мобильными.

Оперативники переглянулись. Лемехов кашлянул.

– Видите ли, Дима… – протянул он сакраментальное.

– Понятно, – Дима полез в карман, достал пару купюр по сто долларов каждая. – Рублей у меня маловато.

– Да ладно, обменяем. Не проблема.

Лемехов сунул купюры в карман и торопливо побежал вниз по лестнице. Панкратов покатился следом, а Дима закрыл за ними дверь.

* * *

Еще на подъезде Дима заметил вереницу иномарок у забора Крохиного дома. Очевидно, Боксер решил устроить сход здесь. Дима его понимал. Это место было сейчас самой безопасной и разумной берлогой в городе. Хотя бы потому, что поселок охранялся сторонними людьми и к дому было сложно подобраться незамеченным.

Дима припарковал «БМВ» у обочины, метрах в двадцати от ворот. Ближе все места были заняты. Чуть впереди он увидел машину Светы – желтую «Мазду».

Вдоль ограды прохаживался один из пехотинцев, вооруженный помповым «ремингтоном». Дима его не знал, и он, очевидно, не знал Диму, зыркнул настороженно. Если бы не Настена, глядишь, еще принялся бы «стволом» махать, дурень.

Дима толкнул калитку.

– Э, братан, чего тут ищешь? – тут же встрепенулся пехотинец.

Настена плотнее стиснула Димину ладонь.

– Домой иду, – пояснил спокойно тот. – Имеешь что-нибудь против?

– Куда домой?

– Сюда, – Дима мотнул головой в сторону крыльца.

– Я не понял, чего за дела?

Пехотинец двинулся было к нему, но на крыльце появился Боксер:

– Пропусти, это свой.

Охранник еще раз неприязненно взглянул на Диму, но отступил. Дима поднялся на крыльцо, ведя Настену за руку.

– Дима, мне здесь не нравится, – тихо сказала девочка.

– Если честно, мне тоже, – так же тихо ответил он.

В холле, на первом этаже, было полно народу. Все привыкли, что в тревожные моменты этот дом становился чем-то вроде штаба. Пацаны освоились здесь и чувствовали себя вполне вольготно. Боксер вышел на середину комнаты. Здесь собрались люди, которым он доверял, к которым привык и на которых рассчитывал – «ближний круг».

Дима остановился на пороге, оглядел пацанов. Многие его знали, многих знал он. Были и такие, кого Дима видел впервые в жизни.

– Где Света?

Боксер указал на потолок.

– Там где-то.

– Я сейчас вернусь.

Дима, держа за руку Настену, поднялся на второй этаж, постучал в дверь родительской спальни. Какое-то время никто не отвечал. Настена вопросительно посмотрела на Диму. Тот пожал плечами, постучал еще раз. Раздались резкие шаги, дверь открыли – рывком, сильно.

– Что надо?

Это была Светлана. По красным глазам, чуть припухшему носу, плохо затертым потекам туши на щеках Дима сразу понял, что она плакала.

– Димочка…

Светлана прижалась к нему, всхлипнула, захлюпала носом. Настена демонстративно отвернулась. Она не слишком жаловала «телячьи нежности».

– Извини, – Светлана отстранилась, вытерла нос платком. – Я что-то совсем…

– Нормально, Света. Все в порядке.

Дима положил руку на плечо Настены. Светлана взглянула на девочку, присела на корточки.

– А ты, наверное, Настя? – Настена кивнула. Сделала она это очень серьезно, внимательно рассматривая Светлану. Ей тяжело давались новые знакомства. – Мне Дима много про тебя рассказывал. Как дела?

– Спасибо, – кивнула Настена.

– Света, послушай меня.

– Тебе сколько лет? – Светлана беседовала с Настей. Казалось, она совершенно отрешилась от реальности.

– Света, послушай меня, – повторил Дима жестче. – Будет лучше, если мы уедем. Сегодня же. Ты, я, Катя и Настя.

Настена взглянула на Диму настороженно. Не то чтобы ей не понравилась Светлана, но Дима раньше не говорил, что с ними поедет кто-то еще. Поэтому Настя восприняла его предложение как некое вторжение в их семейную жизнь.

Снизу донесся взрыв смеха. Разговор стал на полтона выше, и Дима поморщился.

– Ты в каком классе? В седьмом? А учиться тебе нравится? – продолжала расспрашивать Света. Дима слышал, что голос мачехи предательски подрагивает. Вот-вот начнутся слезы, а Настене это видеть совсем ни к чему. – Знаешь, а я не любила учиться. У меня по физике и химии все время двойки были.

– Света, ты меня слышишь?

– Я слышу, Дима, – неожиданно резко ответила Светлана. – Что ты хочешь услышать? Да, я уеду? Или нет, я останусь? Я не хочу оставаться, и я ненавижу эту жизнь. Но от меня ничего не зависит. И от тебя не зависит, Дима. Не обольщайся.

– От нас зависит. От всех нас, – возразил Дима. – Мы – семья.

Светлана посмотрела на него, на Настену, погладила девочку по волосам. Жест получился обреченно-тоскливым, жутким. Тем не менее Настена не отстранилась.

– Ты очень хороший мальчик, Дима, – с явным сожалением сказала Светлана. – Но очень наивный.

Дима вздохнул.

– Сейчас я уеду. Вернусь через пару часов. Нужно, чтобы к этому времени ты собралась.

– Хорошо, – равнодушно ответила Светлана. – Я соберусь. Ты иди, не беспокойся.

– Настюш, можно тебя на минуту?

Дима вывел девочку в коридор.

– Вы поладите, ладно?

– Ты надолго? – спросила она вместо ответа.

– На пару часов. Может, чуть дольше.

– Ты поедешь за мамой?

– За мамой. Мы закончим кое-какие дела и сразу приедем. Договорились? – Настя серьезно кивнула. Она вообще была очень серьезной девочкой. – Не будешь ссориться?

– Нет, – Настена оглянулась на дверь спальни. – Да она ничего. Нормальная. Только плакса.

– Но ты ведь не будешь обращать на это внимания? – спросил Дима.

– Постараюсь, – пообещала Настена.

– Хорошо.

Дима подвел Настену к двери. Светлана сидела на кровати, сложив руки и зажав ладони коленями.

– Света, присмотри за Настей. Я скоро вернусь.

Светлана кивнула.

Дима прикрыл за собой дверь, прошел в отцовский кабинет. Достав со шкафа ключ, открыл верхний ящик стола, выдвинул. Здесь отец хранил оружие – подаренный одним из прикормленных чинов «ТТ». Заполнив обойму и ссыпав патроны из коробки в карман пиджака, Дима засунул оружие за поясной ремень, сзади, застегнул пиджак.

Затем аккуратно закрыл стол, положил ключ на место и спустился на первый этаж. Еще на лестнице до него донесся новый взрыв хохота. Что-то горлопанили, глоток в пять, перебивая друг друга. Остановившись на предпоследней ступеньке, Дима обвел взглядом собравшихся. У дальней стены, на низком журнальном столике, стояли бутылки с водкой и шампанским. Из холла их было не видно – перекрывали собравшиеся, теперь же, стоя на лестнице, Дима оценил количество выпитого. Бутылок двадцать, не меньше.

– Димок, братан, присоединяйся, – Боксер тряхнул полупустой бутылкой шампанского, которую держал в руке. – Сегодня большой день. Мы отомстили за папу. Манилиной структуры больше нет. Бон, пацаны соврать не дадут, эти псы даже вякнуть не успели. Всех положили, до единого. Смотри, – он оттянул рукав куртки и показал рваную дыру. – Видел? Кон постарался.

– А ты промахнулся, Бокс, – весело крикнул кто-то.

– Я попал, – возразил Боксер.

– Промахнулся, я видел. Если бы Стас Леву не снял, он бы тебя заделал наглухо.

– Я попал.

Боксер повернулся. На мгновение разговор стих. В воздухе явно запахло неприятностями.

– Да попал он, – сказал кто-то. – А Стас добавил.

– Всех, говоришь? – Дима спустился с лестницы. – Пехотинцев завалили? Манилу?

– Нет, пехотинцев, конечно, не вынесли, но верхушку срубили всю, – ответил Боксер. – А насчет Манилы… Наши пацаны его пасут. Как только он из своей берлоги нос высунет – сразу завалят.

– Вот как, – качнул головой Дима. – Значит, структура Манилы еще вполне боеспособна, а ты тут затеял праздничный банкет по случаю победы, – он усмехнулся жестко. – Ну-ну. Самонадеянный ты человек, Боксер.

– Дима, я не понял, что за базар? – улыбка сбежала с лица Боксера. – Ты что, наезжаешь, что ли, на меня?

– Да куда мне. Ты же у нас конкретный папа теперь. К тебе просто так не подъедешь, – посмотрел ему в глаза Дима. – Ты Маниле насчет нас звонил до этого валова или уже после?

Боксер отвел взгляд.

– Дима, че ты до меня дое…я? Че ты хочешь? Я обещал тебе решить проблему, и я ее решил. Манила теперь вас не тронет, отвечаю. Делай спокойно свои дела.

– Ты мне не проблему решать обещал, а позвонить Маниле и договориться о нашей безопасности, – спокойно возразил Дима. – И не сдержал слова. Как же я могу твоему «отвечаю» верить, Боксер?

– Дима, че за наезды, я не понимаю? – Боксер совсем насупился. – Ты вообще не при делах уже. Ты – ботва, так что не тебе предъявы кидать. Не нравится что-то? Иди к Седому, пускай он вызывает меня на разбор и конкретно базар ведет.

– Ну, если я – ботва… – Дима поднялся, прошел через холл, толкнул входную дверь. – Пошел вон отсюда.

– Чего? – глаза Боксера сузились. Казалось, еще секунда – и он схватится за «ствол». – Дима, а ты не до хера на себя взваливаешь? Смотри, как бы тебе не надорваться.

Дима завел руку за спину, сомкнул пальцы вокруг рукояти пистолета.

Пацаны молчали. Они понимали, что пошел серьезный крюк, и в глазах многих из них авторитет Боксера как «папы» был серьезно подорван. «Папа» никогда не обещает того, чего не может выполнить, но, пообещав, держит слово. Таков закон. Конечно, при большой нужде пацану развести лоха не западло, но в том-то и дело, что Дима лохом не был. Он был членом «папиной» семьи. А раз так, Боксер был обязан не «кидать» его, а позаботиться о нем. По всему выходило, что новый «папа» начал карьеру с конкретного косяка.

– После смерти отца этот дом отошел Светлане и мне, – заметил Дима, глядя Боксеру в глаза. – Ботве, как ты выразился. А раз так, конкретному пацану и уж тем более папе за спиной ботвы прятаться – западло. Так что пошел вон.

– Димок, братан, а ты уверен, что сумеешь за базар ответить? – спросил мрачно Боксер, отставляя бутылку.

– Я-то за свой отвечу, если придется, – Дима снял палец с курка. – А вот ты ответишь за свой, Боксер?

После подобных предъяв базары не трут. После подобных предъяв стреляют. Но, если стрельба не началась сразу, значит, не начнется и дальше.

Боксер усмехнулся еще раз, кивнул своим людям:

– Пошли, братва.

Он вышел, не сказав больше Диме ни слова. А тот в этом и не нуждался. Пацаны выходили, и каждый прощался с Димой. Кто кивком, кто пожимал руку.

Боксер забрался в своей «мерин», закрыл дверцу. Он бы попытался хлопнуть ею, выказав свое презрение хозяину дома, да вот беда, в «мерине» дверями особенно не расхлопаешься. Тачка не та. Иномарки отъезжали одна задругой. Дима подождал, пока отъедет последняя, запер дверь, спустился с крыльца, набирая номер на мобильном:

– Манила? Это Дима. Выслушай меня спокойно, без нервов и наездов, хорошо?

– Что ты хотел сказать? – холодно спросил тот.

– Отца сегодня завалили. На трассе. Сработали под твоих пехотинцев.

В трубке несколько минут висело молчание, затем Манила спросил:

– Почему я должен тебе верить, Дима? Кроха уже «умирал» однажды. Да и ты сам «умирал» в прошлом году. Тем не менее вы оба оказались живы.

– Отправь кого-нибудь из пехотинцев в городской морг, пусть убедятся, – ответил Дима.

Манила помедлил.

– Хм… Если ты сказал правду… – протяжно произнес он, – я не отдавал такого приказа. Даю слово. Это были не мои люди.

– Я знаю, – убежденно сказал Дима. – А я не имею отношения к тому мочилову, которое устроил Боксер. Теперь я – ботва, а он папа.

– Боксер? – в голосе Манилы прорезалась брезгливость. – Ординарец из него был неплохой, но он такой же папа, как я – «папа римский».

– Это меня не касается, – отрубил Дима. – Я не имею отношения к бригаде. Ты можешь мне верить – можешь нет, дело твое.

– Хорошо. Пусть так. Ты позвонил, чтобы сказать мне это?

– Не только. Я хотел попросить тебя об одолжении.

– Каком?

– Мне нужно три дня. Я хочу увезти семью и похоронить отца. После этого я уеду, и ты меня больше не увидишь в городе. Даю слово.

– Хорошо, – ответил Манила. – Три дня тебя не тронут. За остальных, сам понимаешь, поручиться не могу. – Он помолчал, спросил: – Я смогу прийти на похороны?

– Приходи. И еще… Не выходи из «Царь-града». Тебя пасут и завалят, как только увидят.

– Это вряд ли, – голос Манилы стал чуть мягче. – Но за предупреждение спасибо. До встречи.

В трубке запищали короткие гудки.

Выезжая через КПП, Дима предупредил охрану, чтобы никого не пускали. Никого, кроме женщины с фамилией Светлая. Он сделал это на всякий случай. Если Катя сумеет вывернуться, в чем, впрочем, Дима сомневался, ей понадобится укрытие.

* * *

Лемехов и Панкратов ждали его, сидя в салоне «восьмерки». Когда Дима подъехал к кинотеатру, Лемехов опустил стекло:

– Шикарная все-таки у тебя тачка. Дашь порулить?

– Садись, – кивнул Дима. – Как насчет адреса?

Оперативник вытащил из кармана листок бумаги, покрутил в пальцах:

– Танцуй.

– Я похож на кабацкую шлюху? – спросил Дима.

– Да ладно, чего ты напрягся-то? – Лемехов протянул ему листок. – Знаешь, где живет Седой? Скажу – не поверишь.

– И не надо, – парировал Дима, разворачивая записку. – Сам прочту.

Адрес впечатлил. Седой проживал километрах в пяти от города, в дачном поселке Петунино, в двадцать пятом коттедже. Когда-то поселок действительно был поселком, но за несколько последних лет разительно переменился. Трехэтажные особняки росли там, как грибы после дождя. Если этажей было меньше, считалось – халупа, сараюшка.

– Мне тут один знакомый позвонил, – сообщил Лемехов, забираясь в салон «БМВ». – Он в отделении работает дознавателем. Нормальный парень. Интересовался, что там у нас за свара такая.

– Это вы к чему? – Дима уступил Лемехову место за рулем, сам устроился на соседнем сиденье.

– А к тому, что он про Катеринины неприятности знает.

– Откуда?

– А ты угадай, – Лемехов нажал на газ, махнув рукой Панкратову, оставшемуся в «восьмерке».

«БМВ» рванул с места, сочно заурчав мощным двигателем.

– Их машина повезет Катю, – подумав полминуты, ответил Дима.

– Точно, – кивнул Лемехов. – Молоток, хорошо соображаешь.

– Он не сказал, когда?

– Часам к девяти они будут. – Лемехов взглянул на часы. – Сейчас восемь без трех, так что у нас в запасе пара часов есть. Пока подъедут, пока оформят все. Я на всякий случай попросил Гришу последить. Если что, он тебе на трубку перезвонит.

– Диктофон купили?

– Извини, запамятовал. – Оперативник полез в карман, достал диктофон – серебряный цилиндр, напоминающий обычную перьевую ручку, разве что чуть толще. – Батарейки мы вставили. Только продавщица сказала, их надолго не хватает, лучше фирменные брать. «Энерджайзеры» или «Варту».

– Спасибо, – Дима сунул диктофон в нагрудный карман пиджака.

– Не за что, – легко отозвался Лемехов. – Кстати, Гриша тебе про мужика этого рассказал? Про Америдзе?

– Рассказал, – кивнул Дима.

– Что он не мент вовсе.

– Рассказал.

– А рассказал, кто он?

– Рассказал.

– И насчет наркоты рассказал?

– И насчет наркоты.

– Гриша – трепло, – коротко резюмировал Лемехов.

– Радуйтесь. Иначе пришлось бы вам рассказывать, – пожал плечами Дима.

«БМВ» пролетел по Октябрьскому проспекту, помчался к выезду из города. Лемехов чуть опустил стекло, включил музыку.

До Петунина ехали молча, слушали «Авторадио». Только на самом подъезде Лемехов сказал:

– Знаешь, что я думаю? Я думаю, это дело рук Манилы.

– Почему?

– Ну, сначала я решил, что это твой отец постарался. Но его… В общем, застрелили, уж извини. Остался Манила. Кто еще мог такую операцию провернуть? Не мальки же?

– Не мальки, – согласился Дима.

– А больше некому.

– Есть кому, – сказал Дима.

Лемехов внимательно посмотрел на него.

– Ты знаешь, кто это сделал?

Дима кивнул в сторону маячащих впереди добротных кирпичных особняков:

– Седой знает.

На въезде их остановила охрана. Дима подумал, что не только Кроха заботился о собственной безопасности. Вообще, типичная отличительная черта этой страны – заборы и охрана. Людям, имеющим деньги, хочется жить красиво, но чтобы красоту эту видело как можно меньше народу.

– К кому? – спросил квадратный охранник, придерживая висящий на плече охотничий карабин.

– К Перепелкину Олегу Ивановичу, – ответил беспечно Лемехов. – Тридцать шестой коттедж.

Охранник сверился с записью в специальной книге, поднял шлагбаум:

– Проезжайте.

– Кто такой Перепелкин? – спросил Дима.

– А черт его знает, – дернул плечами оперативник и охотно пояснил: – Я, как узнал, где Седой обитает, сразу позвонил в ГУВД и попросил данные на кого-нибудь из проживающих в Петунине. Ну, мне и дали этого Перепелкина. Там у нас сержант такой исполнительный сегодня дежурит – чудо просто.

Улочки поселка оказались аккуратно залиты отменным асфальтом. Фонарные столбы по обочинам – изящные, красивые, словно леденцы на палочке.

– Вот живут люди, – вздыхал Лемехов. – И как только Седого угораздило сюда забраться? Вроде законник, жить должен, согласно понятиям, скромно.

– Для тех, кого это интересует, он и живет скромно. На улице Летчика Терентьева.

Двадцать шестой дом оказался роскошным особняком, соответствующим местным стандартам. Три этажа, кирпич, черепица, широкая лужайка за домом, цветники и дорожки, выложенные мраморной плиткой.

– Некисло у нас законники живут, – оценил оперативник и выбрался из машины.

Дима последовал за ним. Они подошли к воротам, нажали кнопку звонка. Через полминуты в створке приоткрылся «глазок».

– Кого? – спросили без особой приязни.

– Нам бы с Седым потолковать, – заявил Лемехов.

– Нет здесь такого, – отрубил страж.

– Милиция, – Лемехов достал корочки, сунул под самый «глазок». – Открывай давай.

– Сейчас. Сперва постановление принеси, потом ксивой размахивать будешь, – ответили с той стороны.

– Минуту, – вышел вперед Дима. – Скажите хозяину, приехал Дима Мало, сын Крохи.

«Глазок» закрылся.

– Вконец оборзели, – возмущался Лемехов. – Раньше как хорошо было. Постучал, крикнул: «Милиция!» – и заходи, пожалуйста. А теперь? Все грамотные стали, постановления им подавай…

Громыхнул, отпираясь, засов. Калитка приоткрылась, и за ней обнаружился бугай в кожаной куртке и широких спортивных штанах. Лемехов оценил его внешний вид. В такой униформе ходили рэкетиры лет десять назад.

– Браток, ты, часом, во времени не заблудился? – поинтересовался Лемехов.

Бугай не отреагировал, только указал куда-то за дом:

– Туда идите, – а сам выглянул за ворота, проверить, все ли чисто.

Дима и Лемехов послушно зашагали в указанном направлении. Они обогнули особняк и увидели… детскую площадку. Качели, горку, песочницу. Рядом с качелями стоял стул, на котором и восседал Седой. Не глядя на гостей, он размеренно качал на качелях крохотную девчушку. Та с серьезным видом, словно выполняя ответственную работу, отсчитывала такт: «Лаз – два – тли…»

– Вот это номер, – обескураженно протянул Лемехов. – Седой-то, оказывается, дед у нас.

Седой медленно повернул голову, увидел их и снова отвернулся, словно бы ему не было никакого дела до пришедших. Он остановил качели, бережно снял девчушку и поставил на ноги.

– Иди, поиграй в песочке. Дедушка сейчас придет.

Девчушка, то и дело присаживаясь на «пятую точку», заковыляла к песочнице, семеня пухлыми ножками. Седой же двинулся к гостям.

– Здорово, Седой, – поздоровался Лемехов.

– Здравствуй, – кивнул Дима.

– Виделись уж сегодня, – не обращая внимания на оперативника, ответил тот.

– Это внучка? – спросил Дима.

– Внучка, – Седой обернулся, взглянул из-под сложенной лодочкой ладони на возящуюся в песочнице девочку. – Красивая, правда? – И, не дожидаясь ответа, предложил: – Отойдем, поговорим?

Они пошли по дорожке вокруг лужайки.

– На что тебя купили, Седой? – негромко спросил Дима. – На дом?

Смотрящий усмехнулся.

– На дом? Нет, Дима, не на дом. За дом бы я не продался. – Он посмотрел в окрашенное алым небо. – Знаешь, законникам ведь не положено иметь семьи. И это правильно. Когда некем дорожить, легче умирать. Ты сам в состоянии решить, когда и как это произойдет. Семейный человек – слабый человек. Он зависим. – Старик вздохнул, помолчал, вновь переживая прошлое. – Эти люди знали обо мне все. Всю мою жизнь. Вытряхнули, вывернули, выбили пыль. Я не продался бы за дом, Дима. Я немолод и не боюсь смерти. Но у меня есть дочь и внучка. Я боюсь не за себя. Я думал, что я сильный. Они показали мне, в чем моя слабость.

– И поэтому-то ты согласился поселиться в этих хоромах, – удовлетворенно констатировал Лемехов.

Седой впервые взглянул на оперативника. Безразлично взглянул. В его глазах не было жизни.

– Нет, у меня есть свой дом, – он вдохнул полной грудью и снова посмотрел в небо. – Но с годами мне все тяжелее быть порознь с семьей. Я хочу покоя, – добавил Седой обреченно. – Нянчить внучку. Быть рядом с дочерью.

– Это ты сдал Ляпу?

– Ляпу? Нет. Ляпу я не сдавал.

– А за что же тебе платили?

– За молчание, Дима. За молчание. Я знал, что происходит в городе. Знал про наркотики, знал про цех, но должен был молчать. До поры.

– До какой поры? – быстро спросил Лемехов.

– Пока они не наладят сеть. Теперь, хотят остальные того или нет, им придется считаться с этими людьми. Но Ляпу я не сдавал, – добавил он еще раз и усмехнулся. – Знаешь, Дима, оказалось, что совесть уговорить совсем не сложно. Надо просто сказать себе: в каждом городе, в каждой области, в каждой стране каждый день продаются сотни, тысячи, миллионы доз. Наркоманы – отбросы общества. Никто не заставляет их ширяться, они сами выбирают свой путь. Так почему же я должен их жалеть? Почему должен жертвовать семьей ради толпы дебилов, которые все равно найдут дозу, уколются и забудутся в этой дряни? Все они закончат одинаково – их трупы найдут в помойных баках, в грязных канавах, в засранных подъездах. Всех, Дима, кроме тех, кто одумается, но это опять же их воля, и она не зависит от моего выбора. Так ради чего я должен жертвовать жизнью внучки? Она ведь совсем маленькая. Ей даже неизвестно, что на свете есть дрянь вроде травки или снежка.

– Не дави из меня слезу, Седой, – жестко ответил Дима. – Каждый делает свой выбор. Ты свой сделал. Мне нужно знать только одно: кто они?

Седой безразлично пожал плечами.

– Думаешь, меня это интересовало? Нет, Дима. Меня интересовала моя семья. Я сказал бы тебе, если бы знал, но я не знаю, даю слово. Для меня они – голос по телефону. – Он остановился, посмотрел на Диму. – С годами всем хочется покоя. Даже самым убежденным. Все остальное теряет смысл. Законники перестают соблюдать закон, соыбирают лавэ и покупают на них покой. Другие просто исчезают. Растворяются, как в тумане. Ты тоже захочешь покоя, Дима. Раньше или позже, но захочешь.

– Ты купил свой покой ценой чужих жизней, Седой, – ответил тот.

Смотрящий снова усмехнулся.

– Наверное, ты прав. Легко быть судьей на чужом процессе. Хочешь завалить меня? Это несложно. У тебя ведь есть пистолет? Приставь «ствол» к голове, нажми на курок и посмотри, как мои мозги вылетят из черепа. Удовлетворит тебя это? Если да – давай, я не стану сопротивляться. И любой сходняк тебя оправдает. – Седой вдруг придвинулся к Диме, ухватил того за отвороты пиджака, забормотал: – Только не здесь, ладно? Не надо здесь. Не на глазах у внучки. Я сам пойду с тобой. Сам. Мы поедем куда-нибудь, где никто нас не увидит. Там ты все сделаешь. Я прошу тебя, Дима.

Глаза у него слезились, но не от эмоций, просто от старости. Руки тряслись.

– Мне нужно лишь знать, кто эти люди, – ответил Дима.

– Я уже сказал, что не знаю. Знаю только, что в этом как-то завязаны менты…

Лемехов сбавил шаг. Лицо его стало каменным, словно маска. Скулы заострились. Дима увидел это, незаметно подал знак: «Молчи».

– Каким путем наркотики попадают в город?

– Не знаю, Дима. Пойми, мне это безразлично. Их дела меня не касаются.

Дима несколько секунд внимательно смотрел на Седого, словно надеясь в подслеповатых, подернутых мутной пленкой глазах найти следы раскаяния.

– Я не стану тебя убивать, – наконец сказал он. – Вместо этого подумай вот о чем: что ты скажешь своей внучке, когда какой-нибудь деятель в школе подсунет ей первую дозу? Что ты ей скажешь, когда у нее начнется первая ломка? Что ты ей скажешь, когда она будет умирать от передоза?

– Я не допущу этого, – Седой выпрямился, став на мгновение высоким и жестким, как палка.

– А что ты сможешь этому противопоставить? Свою сговорчивую совесть? Да, кстати… Спасибо за интересное интервью, Седой, – Дима достал из кармана диктофон. – Удивительная вещь – эти японские игрушки. Крошечные, а работают получше больших… – он нажал кнопку «возврат», затем «воспроизведение». Из крохотного динамика донесся его собственный, чуть искаженный, но очень четкий голос: «…Не дави из меня слезу, Седой. Каждый делает свой выбор. Ты свой сделал. Мне нужно знать только одно, кто они?» – Потрясающе, правда?

Дима повернулся и направился по дорожке к воротам. Лемехов поспешил за ним.

– Погоди, Дима, постой.

– Что? – тот замедлил шаг.

– Ты действительно ему веришь? Да он же просто развел тебя, классически, как лоха. Хоть кого-то он должен знать. «Телефонный голос…» Туфта все это.

– Думаешь, я не понял? – Дима покачал головой. – Седой сказал правду. Он не знает их в лицо. Но обратная связь у них должна быть.

– Так надо выбить из него имя или номер телефона…

– Как? – Дима усмехнулся. – Пытать его станем?

– «Ствол» ему в нос поганый сунули бы – сразу бы все рассказал.

– Будь мы где-нибудь в лесу, я бы, возможно, так и сделал. Но не здесь.

– А чем тебя это место не устраивает? Слишком возвышенное?

– Внучка здесь.

– А-а-а, – не без сарказма протянул Лемехов. – Ну, если внучка, тогда да. Тогда конечно. Ты собрался бодать наркомафию – это ничего, не екнуло в груди, а вот что внучка в песочке возится – это, конечно, повод для благородства.

– Антон, – Дима обернулся. – Ну, дал бы нам Седой номер мобильника, что дальше? Трубка наверняка «безликая». Краденая, перепаянная, купленная на чужое имя, наконец. У нас нет времени искать хвосты. Ты пойми, нас к утру уже в живых не будет.

Он вновь зашагал к воротам.

– Ну спасибо, Дима, – обескураженно протянул Лемехов. – Умеешь ты поднять настроение.

– Думаешь, Седой сейчас чем занимается? Связному звонит, голову даю.

– Черт, – пробормотал Лемехов.

– Успокойся. Он и так дал нам немало.

– О чем ты?

– Об этом, – Дима поднял руку с зажатым в пальцах диктофоном.

– Да хрен ли с него толку? Седой же ничего не сказал. Это пустышка.

– Конечно, пустышка, – согласился Дима. – Только кто об этом знает?

– Как это? Седой подтвердит, что на записи ничего нет.

– Правда, что ли? – Дима, не переставая шагать, повернулся спиной вперед, усмехнулся. – Антон, если бы ты был на месте этих людей, ты бы ему поверил?

Лемехов оглянулся. Было видно, что ему очень жаль упускать такой улов. Еще бы чуть-чуть нажать, и было бы чистосердечное. А приходится уходить ни с чем.

– Эх, какая рыбина в руки шла… – пробормотал он и принялся догонять Диму. – Погоди.

– Что? – спросил тот, не оборачиваясь.

– Если Ляпу сдал не Седой, то кто?

– Конечно, Седой.

У Лемехова возникло ощущение, что его ударили по лбу.

– И мы его оставляем? Вот так, просто?

Дима остановился, обернулся:

– Оставляем.

– Почему?

– Чтобы он смог позвонить своим нанимателям. Антон, ты всегда так туго соображаешь? Как тебя из милиции до сих пор не выгнали?

– Ты меня еще поучи.

– Обязательно. Как-нибудь на досуге. – Дима вновь зашагал к воротам. – Честно говоря, сейчас меня больше интересует другое. Кто сдал Америдзе?

– Однозначно, кто-то из присутствующих на том совещании. Гукина я исключаю, – торопливо добавил Лемехов.

– Почему?

– Если бы это был Никита Степаныч, он бы не рассказал обо всем Грише. Катин арест играл бы ему на руку.

– Хорошо, – согласился Дима. – Кто там еще был?

Лемехов назвал фамилии.

– Слишком высокие люди, чтобы мы могли зацепить их, как Седого, – не без сожаления сказал он. – К ним даже близко не подойдешь.

– Пожалуй, – согласился Дима.

– Есть какие-нибудь идеи?

– Есть. Поехали-ка к ГУВД. Прости за каламбур, но, если мы провороним «воронок», все наши планы полетят в тартарары.

– А они есть? Планы? – с сомнением спросил Лемехов.

– Пока нет, но потом-то мы что-нибудь обязательно придумаем.

* * *

Гриша Панкратов дожидался там, где они его оставили.

– Ну чего? – с интересом спросил он, когда «БМВ» притормозил рядом. – Сказал?

– Да хрен там, – цыкнул зубом Лемехов. – Седой ничего не знает.

– Да? – Панкратов выглядел разочарованным. – Жаль.

– Самому жаль, а что делать? – ответил Лемехов и посмотрел на часы. – «Воронок» не подъезжал?

– Рано еще.

Дима повернулся к Лемехову:

– Антон, ты можешь достать номера телефонов Петрусенко, Казина и этого, третьего…

– Головина?

– Верно, Головина.

– Не вопрос, сейчас сделаем. – Лемехов выбрался из машины, направился к ГУВД.

Дима и Панкратов наблюдали за ним из машин. Внезапно телефон Димы закурлыкал. Дима включил трубку:

– Алло?

– Привет, Дима. Это Боксер, – услышал он знакомый голос.

– Привет.

– Встретиться бы, побазарить.

– Извини, я занят.

– Ну, может, все-таки выберешь время? – в голосе Боксера послышались язвительные нотки.

Дима понял: что-то изменилось. Слишком уж уверенно вел себя Боксер.

– Не получится.

– А я думаю, что получится, Дима. У меня очень весомый аргумент есть. Точнее, даже два аргумента. Одному тридцать пять, второму тринадцать.