Текст книги "Скальп врага"

Автор книги: Иван Сербин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

Катя посмотрела на него, сказала тихо:

– Гад ты, Лемехов, – и побежала вниз по лестнице.

– Катя! Да постой ты! – Лемехов покатился следом. – Да что ты делаешь-то, ну?

У подъезда Катя чуть замедлила шаг. Только тут ей пришло в голову, что машина-то, ненаглядная «семерочка», так и осталась брошенной на окраинной улице. Поди, разграбили уже, если, конечно, на спецстоянку не отбуксировали сердобольные коллеги из ГИБДД. Так непривычно было передвигаться на своих двоих. До автобусной остановки – квартал с небольшим. Общественный транспорт ходит редко.

Катя выбежала на улицу, взмахнула рукой. Проезжавшая мимо «Волга» тормознула, прижалась к тротуару.

– До ГУВД, срочно.

– Это на Октябрьский, что ль? – молодой водитель прищурился. – Семьдесят устроит?

– Устроит, поехали.

Катя забралась на заднее сиденье. До Октябрьского от силы полтинник, но она не стала торговаться. Так вообще можно не уехать. Да и Лемехов уже топал за спиной бодрой рысью.

Водитель нажал на газ, и «Волга» рванула с места с такой скоростью, что Катю вжало в кресло.

– Стой! Шеф, стоять, говорю! Милиция!!!

– Врет, – предупредила Катя. – Он такой же милиционер, как я – балерина.

– Катя!!! Погоди!!! Мне нужно тебе еще кое-что сообщить… – Лемехов бежал следом, покуда дыхания хватило, но в конце концов отстал.

– Муж, что ли? – спросил водитель.

– Любовник, – отрубила Катя.

– То-то я и смотрю, ломится, как скаковая лошадь, – усмехнулся водитель. – Мужья так не бегают.

– Только побыстрее, пожалуйста.

– Да мы и так восемьдесят идем. На проспекте, правда, сбросить придется. Там сегодня ментов туча. На каждом перекрестке торчат.

– Ничего, – отмахнулась Катя. – С ментами договоримся.

– С ними договоришься, пожалуй, – снова усмехнулся водитель.

– Договоримся. Я – начальник оперативного отдела ГУВД.

Водитель присвистнул изумленно.

– Чего ж сразу-то не сказали?

– А вам-то какая разница?

– Меньше запросил бы.

– Не опоздали еще.

– Понял. Сороковка не напряжет?

– Не напряжет.

– Договорились.

«Волга» выехала на проспект. Ментов и правда хватало, Но то ли после суточного дежурства притомились, то ли просто плевать им было на отечественные тачки, не остановили «Волгу» ни разу.

С таким пассажиром водитель осмелел и подъехал к самому крыльцу ГУВД. Катя достала из кармана куртки несколько купюр, протянула и тут же выбралась из машины.

– И вам до свидания, – пробормотал водитель, перегнувшись через сиденье и закрывая за Катей дверцу.

Катя вбежала в дежурную часть. Сидящий за консолью скучающий сержант поднял голову.

– Вы куда, девушка?

– Сюда должны были привезти задержанного. Примерно час назад. Молодой парень. Наркотики у него нашли.

– Не Дима случайно зовут?

– Дима? Он здесь был?

– А вы ему кто?

– Я ему невеста.

– А-а, – уважительно протянул сержант. – Тогда понятно. Выпустили вашего жениха. Минут двадцать назад.

– Под подписку?

– Да не, совсем. Он наркотики добровольно сдал, его и выпустили.

Катя едва успела перевести дух, как за спиной послышалось энергичное:

– Сержант, тут надо ориент… Кого я вижу! Светлая! На ловца, как говорится, и зверь бежит.

– Черт! – Катя обернулась и увидела торжествующую улыбку Гринева. И что бы ему не задержаться на пару минут в своем кабинете? В туалет бы не зайти по дороге или, скажем, к начальству. Шнурки перевязать, наконец? – Добрый день, Павел Васильевич. Ребята сказали, вы меня разыскивали?

– Правильно сказали, Екатерина Михайловна. – Гринев не стал подходить, держался на расстоянии. – С самого обеда вас ищу, никак только найти не могу. Вот, – он тряхнул зажатыми в руке бумагами, – даже в розыск собрался объявлять.

– Что же я такого натворила, что вы так усердно меня ищете? – Катя попыталась изобразить улыбку.

– А вы, Екатерина Михайловна, подозреваетесь в совершении убийства.

У Кати появилось ощущение, что ее ударили по голове. Она была готова к чему угодно, кроме того, что услышала.

– И кого же я убила? – через силу поинтересовалась Катя, стараясь удержать на губах натянутую улыбку, не показать, что она растеряна и совершенно сбита с толку.

– Некоего полковника Америдзе. Руслана Рубеновича. Слыхали о таком?

– Слышала.

Мысли понеслись вскачь, но были они профессионально четкими, логичными. Значит, Тощий догнал-таки Америдзе? Догнал и убил из ее пистолета. Впрочем, нет. Пистолет Козак забрал позже. Но в Америдзе должны были стрелять утром, поскольку в противном случае у Кати будет жесткое алиби. Врачи подтвердят, в какое время она поступила в больницу. Минус время на дорогу. Иначе говоря, Тощий и Козак должны были встретиться сразу после того, как бросили ее на шоссе. Если стреляли в труп, экспертиза это легко установит. Значит, им пришлось оглушить Америдзе, усадить в машину, привезти на место и там застрелить. Не годится. Слишком много «но». Тощий мог Америдзе не догнать – раз. Не справиться с ним физически – два, не суметь оглушить – три. Любой из этих промахов – и весь их план пошел бы насмарку. Впрочем… чего сейчас гадать? Эксперты дадут заключение – тогда и станет понятно, что да как.

Наверное, любому сотруднику милиции присуща определенная доля безразличия к смерти. Катя не думала об Америдзе как о погибшем человеке. Или как о сотруднике ФСБ, застреленном бандитами. Это он вчера был сотрудником ФСБ, а сегодня стал значком в уравнении. Для нее, Кати. Наверно, и Лемехов не стал ей говорить все, надеясь сам выгородить Катю из этой ситуации.

– В связи с тем, что убийство относится к числу особо тяжких преступлений, мной выписано постановление о заключении вас под стражу, – закончил тем временем Гринев и, очевидно, не полагаясь на собственные силы, скомандовал: – Сержант, помогите мне задержать капитана Светлую. А я пока машину закажу в отделении. Вечерком в СИЗО отправим.

Сержант сглотнул от волнения, Посмотрел на Катю, затем на Гринева и снова на Катю.

– Так это… – нерешительно сказал он.

Катя прикинула, что вполне могла бы сейчас сбить с ног сержанта, а уж с Гриней-то справиться и вовсе невелик труд, но… побег был равнозначен признанию вины.

Это только в дурном кино главный герой шустро делает ноги, а потом ставит на уши весь город, нарывая тонну доказательств своей невиновности и устраивая показательные стрельбы. В жизни же доказательства эти суд не примет, а герою за его потрясающую прыткость и последующие подвиги навесят так, что мало не покажется. Всю оставшуюся жизнь будет париться на нарах и жалеть о том, что мама с папой вообще научили ногами двигать. И то если при побеге пуля не догонит. Спросите любого мента, он подтвердит.

В общем, Катя сочла за лучшее остаться на месте. Единственное, что ей было действительно необходимо, – помощь Димы. Не в смысле адвоката, хотя адвокат у Димы был хороший, именитый, а в смысле заботы о дочке. Катя дико за нее волновалась. Настена ведь даже не знала, что ее задержали. Зная же систему изнутри, Катя понимала: скорее всего, это надолго. В лучшем случае неделя-две. В худшем… О худшем ей думать не хотелось. И она сделала то, чего при любых других обстоятельствах не сделала бы никогда.

– Павел Васильевич, мне бы дочку предупредить, – едва ли не просительно сказала Катя.

Просить Гринева было неприятно, все равно что гладить змею или жабу.

– Сообщим вашим домашним, – официально, но безумно гордясь собой и упиваясь собственной силой, пообещал Гринев. – Сержант, отведите задержанную в камеру.

Тот потоптался рядом с Катей, спросил смущенно:

– Товарищ капитан, пойдемте?

– Ну, пойдем, – вздохнула она. – Которая тут почище?

* * *

– Все здесь, вся его бригада, – бормотал Глаз, невысокий юркий паренек из тревожной группы. – Я прям офигел, как увидел. Ты прикинь, Бокс, это ж наш кусок, а они тут собираются, прямо как у себя дома. Вообще оборзели в корень, лоси сохатые.

– Давно?

– С полчаса уже точно сидят.

Они сидели в «мерсе» Боксера, который был припаркован через улицу от ресторана «Бомбей». Метрах в пятидесяти впереди маячил потрепанный «РАФ» с зашпаклеванным передним крылом и густыми пятнами ржавчины на кузове у самых колес. Окрашен он был в оранжевый цвет с белой полосой. Через борт шла надпись: «Судебно-медицинская экспертиза». Окна затянуты грязноватыми занавесками. За рулем, надвинув кепку на глаза и старательно делая вид, что спит, устроился Плужина, – мосластый парень, которому едва стукнуло двадцать пять и который внешне тянул на все сорок.

Ход с «РАФом» Крохе подсказал в свое время Дима. Ну как, скажите на милость, толпе вооруженных пацанов подъехать к вражеской берлоге, не подняв при этом тревоги? Не на своих же «боевых конях»? Такая маскировка годилась как нельзя лучше. «Милиция» могла бы насторожить, а «экспертиза» – нечто совершенно аморфное и безобидное. Правда, тачку пришлось бы бросить сразу после выполнения «задания» – слишком уж приметна, но ведь главное – выполнить, а там хоть ползком, лишь бы живым. Команда в «РАФе» была снабжена рацией. Такая же рация лежала на сиденье «мерина».

Кроме Глаза, в салоне находился еще и Стас – один из Крохиных лейтенантов, – башковитый пацан, осторожный и внимательный.

– Манила тоже здесь? – поинтересовался Боксер.

– Он в «Царь-граде» роется, – ответил Стас. – Как сыч болотный. Не волнуйся, Бокс. Если Манила куда двинется, пацаны сбросят на мобилу.

Боксер кивнул.

– Хорошо.

Возле входа в кабак прохаживались двое часовых. Не мелькали особо, не базарили между собой, смотрели во все глаза. Что, в общем, неудивительно. Бригада Манилы всегда отличалась дисциплиной.

– Я объяснил пацанам, что делать, – добавил Стас. – Не волнуйся, Бокс. Сработают в лучшем виде.

Боксер взглянул на часы. Вряд ли военный совет продлится долго, Лева-Кон – пацан конкретный, зря языком чесать не станет, поэтому начинать надо либо сейчас, либо вообще не начинать. Уносить ноги, чтобы не засветить удачную маскировку.

При этом нужно учесть, что второго такого шанса может, и не представиться. Вся верхушка маниловской бригады в одном месте в одно время – большая удача.

Боксер поднял с сиденья рацию:

– Начинайте.

Из-за угла вынырнули двое парней, одетых под ботву – в дешевые китайские куртки, джинсы и кроссовки. Один, для понта, грыз бублик, купленный на лоточке за углом, и запивал его спрайтом. Второй предпочитал держать руки свободными. Но с виду-то ни дать ни взять пара «очкариков».

С разных сторон они двигались к «Индусу», стараясь не смотреть на своих «клиентов» – часовых. По улице текла толпа. Все-таки центр, день. Пестрые болоньевые куртки растворялись в ней, чего пацаны и добивались.

Боксер достал из-под куртки пистолет, выщелкнул обойму, проверил наличие патронов – жест символический, но крайне эффектный, – вставил магазин обратно, передернул затвор.

– Тачку не глуши, – обратился он к Стасу. – Если менты появятся – не дергайся, ты все равно не при делах.

– Погоди, Бокс, а я что, с вами не пойду? – вроде бы даже обиделся Стас.

Боксер по старой привычке прищелкнул языком – «нет». Сам-то он идти собирался. Не помешает. Надо, чтобы пацаны в него верили, знали: он за их спинами не прячется.

Боксер открыл дверцу «мерина», выбрался на улицу. Переждал, пока проедут машины, и зашагал через улицу, не отрывая взгляда от часовых. Пусть они его заметят, на пользу.

Часовые его увидели. Насторожились, потянулись за «стволами», да поздновато. «Очкарики» подошли слишком близко.

Тот, что грыз бублик, внезапно рванул к часовому и с размаху вделал тому бутылкой по калгану. Реально вделал. Боксер в этом толк понимал. Брызнули в разные стороны осколки, долилась газировка, смешанная с кровью. Пузыристо-розовая лужица растеклась по асфальту. Оглушенный часовой ухватился за разбитую голову, попытался второй рукой удержаться за стену, но его уже «перло» по-черному, пальцы не слушались, колени подгибались со страшной силой. Он сделал пару неверных шагов и опрокинулся, едва не выдавив ресторанную витрину. Аж стекло загудело.

Крохины пацаны уже выскакивали из «РАФа» и бежали через улицу. Машины останавливались, уступая дорогу внушительным, коротко стриженным парням, многозначительно державшим руки под куртками. Кое-кто был в плащах – не по погоде. Эти придерживали полы, под которыми висели на плечах помповики или короткие автоматы.

Все бы ничего, да вот второй «студент» сплоховал. Попытался поднести своему «клиенту» в дыню, да тот оказался очень уж проворным, уклонился. Нет, поймать-то поймал, но удар вышел скользячкой, не оглушил и даже с ног не сбил, так, зацепил маленько по уху. Часовой в драку кидаться не стал, видел, к чему дело идет, понимал: промедли он – завалят прямо тут, без базара. А кому же умирать-то хочется вот так, ни за болт? Он оттолкнул «студента» обеими руками и что было прыти ринулся к двери кабака.

Боксер рванул из-под полы «дуру», да только напрасно все. Ботвы полный тротуар, обязательно положишь кого-нибудь. Тут уж менты лютовать начнут крепко. Когда пацаны своих валят, им, понятно, тоже не на руку, но то дело внутреннее. «Выпишет» на крайняк братва «путевку» кому-то из молодых на правильную зону и все утихнет. Тот втемную на шубу с клином [5]5
  Втемную на шубу с клином (сленг) – брать на себя чужую вину.


[Закрыть]пойдет, зато авторитет заработает да будет знать, что в зоне не пропадет. Грев ему обеспечен конкретный и поддержка от своих. И ментам нормально, показатели в норме.

Здесь же крюк явный получится. За беспредел с него спросят. Кому же охота карьеру с явного косяка начинать?

Боксер прибавил ходу. Оба «студента» еще могли поправить положение, но первый был далеко, а второй от толчка оступился и растянулся на тротуаре. Одним словом, часовой рванул дверь кабака и ввалился в зал.

– Засада, пацаны!!! – заорал он так, что слышно было на весь квартал.

Боксер ворвался следом и еще с порога оценил, что в зале наберется человек тридцать. Все, поди, при «стволах». Таких на глотку надо брать сразу, пока не опомнились. Он шмальнул из волыны в потолок для пущего эффекта и заорал:

– Ну, здорово, косячники!

А тут и остальные пацаны сзади подперли, растеклись по залу, вдоль стены. Кто-то втащил оглушенного часового, кинул на пол у самого порога. Боксер спустился по ступенькам, отыскал взглядом Леву-Кона, кивнул:

– Здорово, Кон.

– Здорово, Боксер, – невозмутимо ответил тот.

– Я смотрю, вы на нашем куске сходнячок собрали. – Боксер прошелся по залу, оглядел лейтенантов. – Чего нас-то не пригласили на огонек заглянуть?

– Так ведь и вы на наши куски заглядываете, нас не зовете, – в тон ему ответил Лева.

Нормально пацан ответ держал. Личиной не играл, хотя и понимал четко, к чему базар катится.

– Небось обсуждаете, как нас валить, а?

– Пора бы. Вы-то обсудили уже.

– Не по адресу предъяву двигаешь, Кон.

Боксер подошел, остановился, глядя Леве в глаза. Тот взгляд выдержал, остался непроницаемо спокоен.

– А кому мне ее двигать, Бокс? Мы, что ли, вашего пацана на хате завалили реально? А-а, извини, ошибся. Это Литой к Челноку с Черепахой со «стволом» закатился и беспредел лютый устроил. – Кон усмехнулся. – Что молчишь-то, Боксер? Ответить нечем? Так получается, что «махновская» у вас бригада. Беспредельная. Валить вас надо, как псов.

– Ты за базаром следи, Лева, – жестко ответил Боксер. – Наши пацаны к Литому перетереть пришли. Нормально, по понятиям, непонятки разъяснить.

– «Стрелку» забивать надо было. По понятиям.

– Мы понятия знаем. И забили бы «стрелку» правильную, если бы ваш лось отмороженный с порога палить не начал. Только мы в отличие от вас после этого на Манилу тянуть не стали.

– А при чем здесь Манила? – нахмурился Лева. Он явно ничего не понимал. – Ты о чем вообще базар-то ведешь, Бокс?

– Да я о том, Лева, что ваши палачи на трассе Кроху завалили. А с ним еще трех пацанов и человека реального. Гравера. Он-то вообще не при делах был. Так что вилы вам теперь конкретные вылезают, Лева.

– Тут непонятка какая-то, Бокс, слово даю, – на мгновение на лице Левы-Кона мелькнула растерянность. Впрочем, он быстро совладал с собой. – Кроху не наши заделали. Мы тоже понятия знаем. Человека нужного, как «быка», без предъяв конкретных валить не станем, не враги себе. Ты знаешь, я за свой базар всегда отвечаю. Не наши это были люди.

– Паня успел позвонить. Сказал, ваши.

– Если Паня сказал, – глухо произнес Лева, – позови его, пускай он мне это в глаза повторит.

– Позвал бы, – вздохнул Боксер, отходя, – да только нет его больше. Две маслины в спину получил Паня. В общем, чего теперь пустым базаром греметь…

Лева уже понял, что разойтись миром не получится. Не для того Боксер с собой кодлу с пушками притащил. Да и, по совести-то говоря, он, Лева, упустил бы такую возможность? Нет, конечно. Только что об этом как раз и базарили. Заделать всех разом. Одна неувязка – опоздали. Боксер успел первым.

В общем, терять им теперь было нечего, и Лева потащил из-под пиджака «ствол». И остальные лейтенанты потянулись за оружием. Те, что стояли у дальней стенки, успели. Их прикрыли собой те, кто стоял у дверей. Выстрелы захлопали почти одновременно, с двух сторон:

Боксер выстрелил в Леву и… промахнулся. Бывает в жизни и такое, не ковбойцы же? Лева выстрелил в ответ и, кажется, попал. Хотя он плохо видел – маленький зальчик как-то сразу заволокло дымом.

Лопнула огромная витрина, посыпались осколки. Лева попытался отойти назад, пятясь, но под ногами у него кто-то корчился, заливая кровью наборный паркет. Вот это Лева заметил. Хороший был паркет. Жалко. Перестилать теперь придется. Когда кровью зальют – потом не отмоешь, как ни старайся. В крохотных сколах все равно останется. А начнет тухнуть – в зал войти невозможно будет.

В общем, пол был в крови и потому очень скользкий. Лева то ли запнулся о тело, то ли поскользнулся, сам не понял. Упал, ударившись головой и своротив столик. Уже падая, словил пулю прямо в бочину. Больно было ужасно. Как будто ткнули под ребра ржавым и раскаленным гвоздем, да еще и провернули в ране, чтобы побольнее.

Лева ухватился за бок и, отталкиваясь от бьющегося под ногами тела, пополз к дальней стене. Плохо было то, что зальчик оказался завален убитыми и ранеными. Ползти было неудобно. Отовсюду доносились стоны и крики. Завыла где-то далеко сирена. Всхлипнула, сорвалась на визг.

– Менты! – крикнул кто-то от дверей.

А Лева все еще был жив. Лежа под мутным ковром порохового дыма, он почти не видел фигур – только ноги. Кто-то расхаживал между опрокинутыми столиками, стреляя в тех, кто еще шевелился или стонал. Когда человек приблизился к нему достаточно близко и размытый его силуэт проступил сквозь серую пелену, Лева выстрелил ему в живот. Тот согнулся пополам, бросив «ствол». Стоял на полусогнутых, а Леве было его совсем не жалко. Ни капли. Он выстрелил еще дважды, для порядка, чтобы убедиться, что врачи не откачают, затем повернулся на спину и принялся палить туда, где дым был чуть светлее, красивого жемчужного оттенка. В сторону двери. Оттуда донеслись ответные хлопки. Лева даже увидел вспышки. Еще одна пуля попала ему в бедро, чуть левее паха. Ну да, правильно. Они же стреляли по вспышкам, а он держал пистолет в вытянутой руке.

Лева бросил «ствол» и снова пополз, царапая скрюченными пальцами по скользкому паркету, вытирая с пола кровь пиджаком. Он то и дело натыкался на мертвые тела, видел перекошенные болью и страданием лица, мутные мертвые глаза. У одного из пацанов был раскрыт рот. Во рту, как в колодце, стояла кровь, и темная дорожка медленно текла по щеке. Лева не узнал парня, поскольку лицо у мертвого было разворочено ружейным выстрелом.

А вы, наверное, думали, что перестрелка – это красиво? Ничего красивого в ней нет. Она совсем не похожа на то, что показывают в кино. Кровь, боль, грязь, страх и еще суета, когда пытаешься укрыться от пули, молясь, чтобы пронесло. И хочется забиться в самый дальний угол, стать маленьким и незаметным. А кто-то от бесконтрольного страха мочит штаны. И стреляют, не целясь, в ту сторону, откуда стреляют в ответ, не рассчитывая попасть, просто потому, что так надо. И еще матерятся, срывая глотки, поскольку это помогает сохранить рассудок и не потерять голову от ужаса.

А вы говорите – красиво…

Лева прополз пару метров и совсем выбился из сил.

Лег на спину, глядя в потолок. В зале вдруг как-то разом все стихло. Только капало что-то совсем рядом да нарастал истошный вой сирен, становясь просто невыносимым. Лева закрыл глаза и зажмурился покрепче. Так было легче.

Потом сирены кто-то выключил, но тут же совсем рядом заговорили на три голоса:

– Етыть… Вот это да. Жора, глянь, картина маслом, б…

– Ох, ты ж е… твою мать. Одни трупы, что ль? Что, совсем, что ль, никого не осталось?

– Да, б… Повеселились пацаны, на хрен.

– Тут работы на трое суток, не меньше.

– Коля!!! Коль! Да брось ты ее! Иди сюда.

– Сколько тут? Человек сорок? Будет сорок, нет?

– Б…, ох…ть. Я такого ни разу в жизни не видел. П…ц просто.

– Жор, ты их в сторону отодвигай, чтоб пройти можно было… Б…, смотреть же надо, все штаны кровью забрызгал.

– Эй, палку там притащите какую-нибудь. Ну, швабру. Сойдет, давай.

– Б…, как на катке, на хрен. Знал бы, водолазный костюм надел.

– А свидетели есть? Ты опроси его. И паспорт не забудь. Все равно теперь до утра тут париться будем.

Лева хотел было позвать на помощь, но не смог, прохрипел только что-то невразумительное. Понятное дело, никто не услышал.

Они ходили между телами, обшаривали карманы убитых. Незавидная, в общем-то, работенка. Искали документы, попутно выгребая деньги. А для чего мертвым деньги? Правильно, на хрен не нужны.

Один – мордатый, рыжий – наклонился над Левой, брезгливо, двумя пальцами, откинул полу пиджака, посмотрел кобуру, проверил внутренний карман, карманы брюк, достал золотую зажигалку, пощелкал, проверяя, работает ли. Затем выудил окровавленный кожаный бумажник, – «б…, такую вещь испоганили», – обтер его о Левину же штанину, раскрыл, достал паспорт и не глядя сунул в нагрудный карман. Чего возиться-то? Мертвым спешить некуда. А вот живым – есть. Затем мордатый вытащил из бумажника толстую «котлетину» рублей, сплошь «кать» да «пятихаток», из второго отделения еще одну, потоньше, но тоже внушительную, баксов, и, деловито свернув, спрятал в и так уже оттопыривающийся карман. Потом небрежно сунул пустой бумажник Леве под полу пиджака, посмотрел в глаза… На лице его на секунду отразилось смятение.

– Жор, – гаркнул мордатый, – тут вроде живой один.

Жора – под стать приятелю, огромный, широколицый блондин – подошел, оглядел Леву с высоты двухметрового роста, неохотно пощупал пульс.

– Ага, – кивнул. – Живой. Пока.

Оба смотрели на Леву, а Лева смотрел на них.

– Ну и х…и с тобой теперь делать? – спросил Жора Леву.

Рыжий повернулся к двери:

– Коля! Там «Скорая» не пришла еще? Ты свяжись с ними, поторопи. Скажи, тут живой один. – Он снова посмотрел на Леву, спросил приятеля: – Может, на улицу его вытащить?

– Да ну, на хрен, – отмахнулся тот. – Перепачкаемся. Фельдшеры приедут, вытащат. Им за это зарплату платят.

И пошли дальше собирать «урожай».

«Скорая» приехала только через двадцать пять минут, когда Лева уже собрался отдавать богу душу. Санитары погрузили раненого на носилки и отнесли в машину. Здесь карманы раненого досмотрели еще раз и долго материли «ментов, сволочей, гребущих все подчистую». Взрезали пиджак и рубашку, чтобы осмотреть рану и сделать необходимые уколы, попутно забрали то, что еще оставалось: часы и золотые запонки.

Ну и хрен с ними, с часами и запонками, не жалко.

На радостях, что возвращаются не пустыми, засуетились и сделали все как надо. Уколы, капельницу. Наверное, было там и снотворное, поскольку Лева тут же провалился в глубокий сон без сновидений.

* * *

Челнока доставили в приемный покой первой городской через пару минут после того, как Катя и Лемехов покинули больницу, и сразу отправили на рентген, а оттуда – на операционный стол. Рентген показал, что пуля вошла в голову на два миллиметра выше надбровной дуги, скользнула по стенке черепа, раздробив височную долю, задела мозг и вышла в районе затылка, выбив кусок кости величиной с кофейное блюдце.

Странно, что Челнока вообще сумели довезти до больницы. По идее, он должен был умереть еще по дороге. Но, видимо, всевышний сберег его для каких-то своих целей.

Операция длилась около трех часов и закончилась в семь вечера. В пять минут восьмого Челнока доставили в палату. Голова его была зафиксирована при помощи бандажа и толстого слоя бинтов. Во избежание эксцессов тело пристегнули к койке специальными ремнями, закрепив не только грудную клетку, но и руки.

Как требует инструкция, об огнестрельном ранении сообщили в органы. Прибывших из местного отделения дознавателя и двух оперов перспектива возиться с раненым, да еще и оглохшим, совсем не порадовала. Они было попытались настоять на отправке Челнока в спецбольничку областного СИЗО, но врач категорически отказал, сославшись на то, что больной совершенно не транспортабелен. Соответственно пришлось звонить в отделение и договариваться о том, чтобы выделить человека для охраны.

– Да на хрен это надо? – возмущался присланный милиционер. – Куда он денется с такой башкой?

Куда может деться только что прооперированный человек с простреленной головой, милиционер понял в десять вечера, когда в отделение заявились трое – двое обычных, как говорится, «без особых примет», а вот третий – броский. Тощий, с неприятными водянистыми глазами.

Сунув бдительному стражу порядка пять купюр достоинством по сто долларов, они отправили его покурить. Когда же милиционер вернулся, Челнок уже догонял Кроху, Пестрого, Борика и Черепаху ввиду «внезапной остановки дыхания».

Все попытки реанимировать безжизненное тело не увенчались успехом. Как сказал дежурный врач, «парень, между нами, мальчиками, и так полдня лишнего пожил».

Утром следующего дня милиционер заехал в отделение, где и написал соответствующий рапорт. Мол, всю ночь провел на посту, никуда не отлучался, за время несения дежурства в палату никто не входил. Тем и отделался.

Из отделения он пошел домой, переоделся и уже из дома направился в магазин, где и осуществил давнишнюю мечту – купил новенький телевизор «Сони» и видеоплеер той же фирмы, как у Сереги Кужева, ихнего дознавателя. Только Кужеву-то лоточники каждую неделю откидывали, а он на свои купил, кровные. На те самые пятьсот баксов.

* * *

Лемехов сидел на подоконнике и курил. Судя по количеству окурков, валявшихся на кафельном полу, подобному времяпрепровождению оперативник предавался весь последний час, если не больше.

Дима и Панкратов остановились на лестничной площадке, посмотрели на Лемехова снизу вверх.

– Чего? – спросил тот с вызовом. – Не догнал я ее. Прыгнула в тачку и уехала. Я пока до своей добежал, пока завел – их уже след простыл.

– Кого след-то простыл, Тох? – уточнил Панкратов.

– Катерины, кого ж еще, – ответил мрачно Лемехов и, бросив окурок на пол, полез в карман за новой сигаретой.

– Вы бы не мусорили, Антон, – заметил Дима. – Здесь люди живут.

– Ты меня поучи еще, – рыкнул тот.

– И где она сейчас? – спросил Панкратов.

– В ГУВД поехала, – Лемехов кивнул на Диму. – За ним вот.

– Твою мать, – бор мотнул Панкратов и присел прямо на ступеньку. – Ну все, абзац. Гриня ее обязательно зацепит.

Дима достал из кармана ключи, покачал на руке.

– Кто-нибудь из вас знает, где живет Седой?

– Все знают, – ответил Панкратов. – На Кургане он живет. От автобусного круга минут пятнадцать пешком. Улица…

– Летчика Терентьева, – напомнил мрачно Лемехов.

– Точно, – согласился Панкратов. – Терентьева, тринадцать. Маленький такой домик, совсем крошечный.

Дима покачал головой.

– Я там сегодня был. Это липа.

Лемехов сполз с подоконника.

– Погоди, что значит липа? Мы у него несколько раз обыск делали, там он проживает.

– Нет, – покачал головой Дима. Он достал из кармана мобильный, в котором по дороге заменил аккумулятор, протянул Лемехову: – Берите, Антон.

– Зачем? – не понял тот.

– Звоните в ГУВД, узнайте, не появлялась ли Катя. Если нет, предупредите дежурного, чтобы сразу уходила. Пусть едет домой к отцу. Точнее… В общем, она поймет. Я вызову ребят, Настю отвезут туда же.

– Хм… – Лемехов взял трубку, но номер набирать не спешил: – А если ее уже взяли под стражу? Налет на ГУВД совершишь?

– Нет, – ответил серьезно Дима. – Я не буду совершать налет на ГУВД. Катю оттуда просто выведут. Тихо, без шума и пыли.

– И кто же это такой отважный найдется? – Лемехов криво усмехнулся.

– Вы, Антон, – спокойно сказал Дима.

– Слыхал? – Лемехов взглянул на Панкратова, но тот остался серьезен. – Нет, браток. Мне пока еще за решетку не хочется.

– А Кате, по-вашему, хочется? – жестко спросил Дима. – Звоните.

Он принялся открывать дверь. Дверь была заперта на засов. Странно, изнутри не доносилось ни звука. А ведь обычно Настена включала телевизор, да так, что на площадке можно было без труда разобрать, какой фильм она смотрит. Дима приложил палец к губам, жестом показал Панкратову и Лемехову отойти в сторону.

– Что-то не так? – Панкратов напрягся, легким движением достал табельный «ПМ», взвел курок. – Дима, ты позвони, а если что, сразу падай. Мы с Тохой его положим.

– Смотрю я на вас обоих и удивляюсь, – пробормотал Лемехов. – Все бы в войнушку поиграть.

Он решительно нажал кнопку звонка. Из-за двери донеслась раскатистая трель.

– Я же все время здесь сидел, не уходил никуда, – повернулся Лемехов к Диме.

Провернулся засов. Настена приоткрыла дверь. Увидев Лемехова, она побледнела. Губы поджались, глаза сузились, как у кошки. Ну, вылитая Катя, когда злится. Сразу вслед за этим взгляд ее скользнул вправо, она увидела Диму. Подбородок ее затрясся, в глазах выступили слезы. Настена шмыгнула носом.

– Дима, ну где же ты был? – спросила она. – Мама тебя ждала, а теперь ее арестовали. Мне дежурный звонил.

Несмотря на свои тринадцать, она сразу стала казаться маленькой и растерянной.

– Ничего, Настюш, – Дима присел на корточки, обнял Настю, прижал к себе. – Все будет в порядке. Я тебе обещаю. Мама вернется. Завтра или послезавтра. А потом мы уедем к морю.

– Честное слово?

Настена еще раз шмыгнула носом, отстранилась, посмотрела на Диму.

– Честное пионерское, – улыбнулся он.

– Я тебе верю, – Настена кивнула.

– Сейчас мы поедем домой к моему отцу, – сказал Дима. – Ты собери самое необходимое, ладно? Документы, фотографии, я не знаю… Твое и мамино.

– А вещи?

– У-у, – протянул Дима. – На море знаешь какие вещи красивые продают? Купим новые. А старые больно уж тяжело тащить. Договорились?

– Прямо сейчас собирать?

– Прямо сейчас.

– Хорошо. – Настена взглянула на Лемехова, и лицо ее сразу стало неподвижным и злым. – Только этого не пускай, ладно?

Дима поднялся, покосился на Лемехова. Тот выглядел растерянным.