Текст книги "Скальп врага"

Автор книги: Иван Сербин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

Машины сбавляли ход, но, несмотря на осторожность, редко кому удавалось остаться чистым.

Белый «Форд Сьерра» не стал исключением. Сперва его крылья были белыми, на трассе они приобрели характерный окрас серой пыли, а уж после поворота на проселок и погружения в первое дождевое «озеро» и вовсе приобрели оттенок сочной ржавчины.

Пассажиры «Форда» матерились. А кто бы на их месте не матерился?

– Во, дорожка, прости господи, – бормотал сидящий за рулем Корабышев. – Г…о – не дорожка.

– А чего ты хотел? – отозвался из-за его спины устроившийся на заднем сиденье Козак. – Если вся страна – одна сплошная выгребная яма, откуда тут бриллианты возьмутся?

– Не, ну Рижскую трассу-то сделали? Или вон Кольцевую в столице. Нормально, как в Америке.

– А ты давно из Америки-то? – засмеялся сидящий рядом Тощий. – Ну и помолчи тогда. Нашим дорогам до американских, как нам до Луны раком.

Корабышев чувствовал себя уязвленным. В Америке он и правда не бывал. О европейских дорогах судил только по рекламным фотографиям да по телепередаче «Обзавидуйся Михаилу Таратуте».

– Но подъезд нормальный сделать можно?

– Да кто его делать-то будет, нормальный? – усмехнулся Козак. – Кому он нужен?

– Старшой сделал бы.

– А ему на кой? Чем меньше дураков тут ошивается, тем лучше.

«Форд» нырнул в следующую яму, да так ловко, что грязная вода окатила окна. Днище проскрежетало то ли по камням, то ли по железу. Мутные капли поползли по капоту и стеклам.

– … твою мать, – дружно выдохнули попутчики.

Корабышев помолчал секунду и добавил:

– …Прости господи.

– Вообще-то материться нехорошо, – заметил Тощий и улыбнулся. – Но очень хочется.

Он был в превосходном расположении духа. Корабышев осторожно вывел машину из ямы, сбросил скорость почти до черепашьей. До нужного им дома оставалось совсем чуть-чуть. Главное – добраться до поворота, там на дорогу настелены бетонные плиты и луж нет.

«Форд» благополучно миновал последний опасный участок. Три минуты – и он остановился перед высокими металлическими воротами, выкрашенными в сочнозеленый цвет. На опорных столбах маячили видеокамеры. Участок обрамлял высокий – в два с половиной метра, не меньше, – кирпичный забор с пущенной поверху сигнализацией. За забором раскинулся роскошный сад, за садом – не менее роскошный дом, в три этажа, под аккуратной черепичной крышей, с широкими балконами и декоративными башенками по углам.

Тощий прищелкнул языком.

– Завидуй, завидуй, – засмеялся Козак.

– М-да, – пробормотал Тощий, разглядывая особняк через лобовое стекло «Форда». – Знатный домишко. Себе такой бы спроворить.

– Кучеряво жить не запретишь, – мстительно заметил Корабышев, давя на клаксон. – Тем, у кого есть бабки.

Ворота открылись, и «Форд» вкатился на участок. Дорожка была присыпана красным гравием, по обеим сторонам возвышались причудливо постриженные кусты, экзотические деревья и изящные фонари. Среди посадок там и сям мелькали фигуры охранников и чернорабочих – солдат, «купленных» за бесценок в недалекой войсковой части. Пахали, родные, как волы, за жрачку и курево. Рыночная экономика, блин.

«Форд» остановился перед крыльцом, на котором стоял широкоплечий молодой красавец в шелковом китайском халате с причудливым драконом на спине. Человек курил длинную сигарету, картинно вынося руку вперед при каждой затяжке и выпуская дым тонкой струйкой. Лицо красавца носило отпечаток капризного инфантилизма, свойственный людям с привитой с детства завышенной самооценкой. У самого крыльца стояла новенькая спортивная «Мазда» иссиня-черного цвета. Очевидно, курящий являлся ее хозяином, поскольку на старенький «Форд» он посмотрел сверху вниз, с явным пренебрежением, усмехнулся едва ли не брезгливо и при этом стряхнул пепел с сигареты так, словно надеялся, что движение способно развеять привидевшийся ему грязный рыдван.

– Этот-то что здесь делает? – на лицо Тощего набежала тень.

– Да ладно. Стоит и стоит, тебе не мешает, – осадил его Козак.

– Терпеть не могу дураков. «Подняться» не успел, уже скурвился.

– Базар фильтруй, – посоветовал безразлично Козак. – И не лезь в ссору. Аукнется.

Они выбрались из машины и поднялись по ступеням на крыльцо.

– Здорово, мужики, – повернулся к ним красавец. Было видно, что ему доставляет удовольствие демонстрировать себя. Точнее, свое значимое положение. – Как дела?

– Дела у прокурора, – отозвался Корабышев, но легко, без желания обидеть. Протянул руку. И ведь неделю назад ни один из них на Сашу и не посмотрел бы, а сегодня, вон, первыми «краба» тянут. Судьба – индейка. – Домик у тебя, однако… Вон, даже Толик оценил, – и мотнул головой на Тощего.

– Да ну, – пренебрежительно отозвался красавец. – Другой буду строить, побольше. Уже и участок присмотрел путевый. С родничком. Бассейн там соорудим. Машка говорит, корт надо сделать, чтобы как у людей все.

Козак кивнул, словно бы соглашаясь с далеко идущими планами красавца.

– Чего же не сделать, – сказал он, – раз бабки позволяют. Можно и корт.

– Да бабок-то как грязи, – отозвался красавец и засмеялся. – А вот где строителей путевых найти? Болгар, что ли, выписать? Или турков? Не этих же, чернож…х, брать? Они ж, кроме как красть да жрать, ни хрена не умеют.

– А это как дело поставишь, – вмешался в разговор Корабышев. – Некоторым хорошо строят.

– Да? Я чего-то не знаю про такие случаи. – Восхищение приехавших-вестью о постройке «дома с бассейном» угасло, пришла пора переходить к следующему номеру программы. – Может, по стаканчику, мужики? – Тощему Толику эти «мужики», как гвоздем по сердцу. Аж поморщился. – Водку или что-нибудь получше предпочитаете? Коньяк, виски, бренди?

Толик, поигрывавший желваками, прошептал:

– Твою мать, – и, отвернувшись, сплюнул.

– Саша, мы на работе не пьем, – спокойно напомнил Козак. По его тону невозможно было угадать, какие эмоции вызывает у него Красавец.

– Так можно после работы, – торопливо, с легким налетом суеты, предложил тот. – Сходим в баньку, попаримся, выпьем, по шашлычку вдарим. – Красавец запустил руку в карман халата, выудил тугую пачку долларов, потряс в пальцах, демонстрируя толщину «котлетины». – Я приглашаю.

– Не, Саша. Извини, никак не получится, – отозвался Козак. – И рады бы, но…

– …Но жизнь пока еще дорога, – закончил беззвучно тощий Толик.

– Ты лучше скажи, Старшой дома?

– Там… – красавец мотнул головой куда-то за дом. – На огороде возится.

– «Предпочитаете»… Бар-р-ран, – ворчал тощий Толик, пока они огибали особняк и шли к ряду аккуратных, как по ниточке, грядок. – Неделю назад самогонку трескал – за уши хрен оттащишь. Еще и причмокивал. А теперь ему водка плоха стала.

Красавец не соврал. Тот, кого Козак и компания называли Старшим, возился на грядках. Одет он был в пеструю, линялую байковую рубаху, спортивные штаны с пузыристыми коленями и кепку-панаму. На ногах дешевые потрепанные сандалии.

Грядки Старшой любил, ухаживал за ними сам и страшно гордился урожаем. Причуда, конечно. Сейчас вот Старшой медленно и обстоятельно собирал огурцы. Стоял, согнувшись до самой земли, обширным задом к небу. Аж неловко за него делалось.

Троица остановилась в паре метров. Корабышев приличия ради кашлянул. Старшой выпрямился, посмотрел на них.

– А-а, вернулись. Скоренько. – И, продемонстрировав только что сорванный, пупырчато-колючий огурец, сказал довольно: – Хороши огурчики?

– Отличные, – едва ли не радостно отозвался Корабышев.

– А почему? – спросил Старшой, подхватывая с земли лукошко и бережно опуская в него огурец. – Да потому, что вот этими самыми ручками, горбом выращены, п отом политы. И все с любовью. Ну, пошли в дом, чего тут стоять?

Он пошел к дому, не обращая внимания на липнущую к сандалиям последождевую грязь.

В доме Старшой поставил лукошко на резной, красного дерева столик в прихожей, указал на лестницу.

– Туда.

Он сразу переменился. Стал не то чтобы хмурым, но каким-то блеклым, безрадостным, словно бы жизнь доставляла ему только хлопоты и ничего больше. Одна радость и была у него – огурцы-помидоры.

В кабинете Старшой плюхнулся за внушительный письменный стол, абсолютно не Вязавшийся с сандалиями и панамой. Теперь он выглядел не как дачник, а как нелепая карикатура на дельца.

– Садитесь, чего стоять? – Старшой указал на резные, обтянутые гобеленом стулья.

– Спасибо, – отозвался за всех Козак. – Постоим.

– Не устали еще, на ногах-то? У нас говорят, в ногах правды нет.

– А у нас: волка ноги кормят, – парировал Козак.

Старшой посмотрел на него долгим взглядом, но, поскольку Козак остался невозмутим, только кивнул.

– Ладно, была бы честь предложена. Ну? Чем порадуете?

– Все в порядке, – сообщил Козак. – Все сделали, как договаривались.

– Ну и хорошо. А с Ляпой что?

– Успокоился Ляпа.

– Ага, – Старшой кивнул удовлетворенно. – Не наследили?

– Да нет вроде. Все сделали, как договаривались.

– Так «да», «нет» или «вроде»?

– Нет, – твердо ответил Толик. – Сработали чисто.

– Хорошо. А с капитаншей как? Ну, со Светлой?

– Как планировали, – взял слово Козак. – Прихватили, пуганули немного. Документы показали. – Он сдержанно улыбнулся. – А Катерина-то ваша, хитра оказалась, едва не провела. По мобильному жениховский номерок набрала по-тихому и стала нам наводящие вопросы задавать.

– Хорошо, вовремя заметили это дело, – поддакнул Корабышев.

– Мне даже играть ничего не пришлось, – закончил Козак. – Думал, своими руками задавлю ее там.

– Не задавил?

– Сдержался, – улыбнулся Козак.

– Ну и молодец. – Старшой откинулся в кресле, сжал кулак. – А со «стволом» как? Все нормально решилось?

– Как задумывалось, так и решилось, – подтвердил Козак.

– Ну и прекрасно. Молодцы. – Старшой помедлил. – И что вы думаете с ней дальше делать? Со Светлой? Она нам вроде не нужна больше?

– Пусть себе живет.

– Как это? – продолжил Старшой. – Она же вас видела.

– Ну и что? – пожал плечами Козак. – Кому она расскажет? А если и расскажет, не беда. Пусть поищут.

– Долго искать придется, – поддакнул Корабышев.

– Нет, погодите. – Старшой явно растерялся, чем доставил тощему Толику большое удовольствие. – Мы так не договаривались. Баба она башковитая. Вас видела, с фээсбэшником этим общалась, на остальных выйти может. Допетрит ведь. Как бы проблем с ней не возникло?

– Тогда зачем спрашивать? – спросил Козак равнодушно. – Мы свою часть работы сделали, как договаривались. Не сегодня-завтра она в СИЗО окажется. Неужели у вас там знакомых нет? Боитесь Светлую? Сделайте так, чтобы она из СИЗО не вышла.

Старшой тяжко задышал, посмотрел в окно. На верхней губе под широким носом выступила испарина. Он волновался, и это не укрылось от гостей.

– Вам это… проще было бы. Я имел в виду, чтобы она вообще до СИЗО не доехала, – сказал Старшой едва ли не просительно.

Козак и тощий Толик переглянулись.

– Мы и так за вашими людьми грязь подтираем, – произнес негромко Толик. – На «Палермо» наследили. Ляпу на нас свалили. Им, видите ли, не сподручно. А нам сподручно? – он говорил не как подчиненный, а как начальник. Ну, или по меньшей мере как равный. – Теперь еще со Светлой разбираться? Нет уж. Ваши парни такие «бобы» получают – не грех им иногда и поработать. Кстати, хотел бы обратить ваше внимание на такую деталь: мы Светлую не боимся, а вот вы боитесь. И правильно делаете, кстати. Это она пока в запаре не сообразила, за что зацепиться. Но сообразит, будьте уверены, она – женщина умная. А уж когда Светлая в вас вцепится – сушите сухарики и расплетайте носочки.

Старшой поерзал, повздыхал, а что он мог возразить? Да и кто бы стал его слушать?

– Ладно, скажу ребятам. Они ею займутся.

– Только не очень спешите, – предупредил Козак. – Выждите хоть маленько приличия ради. А то что-то многовато мертвяков получается для одного-то дня.

Старшой побарабанил пальцами по столу, сказал:

– Роза утром звонила. Извинялась за своих. Поняли наконец, с кем дело имеют. Теперь, когда с Ляпой решили, можно спокойно эту целину вспахивать. Насчет той партии, о которой мы договаривались. Когда я могу рассчитывать получить товар?

– Ребята звонили с дороги, к одиннадцати будут, – ответил Козак, доставая из кармана сигареты и закуривая. – Машины подгонят к «Царь-граду», оставят на стоянке. Вот здесь номера. Шофера часиков в двенадцать спустятся в кабак поужинать, выждите минут пятнадцать для верности и можете забирать.

– Понял, – Старшой улыбнулся. – Наш процент… Обычный?

– Согласно уговору, – кивнул Козак. – Мы партнеров не обманываем.

– Отлично, отлично, – Старшой только что ладони не потер. – А с остальными как? Я имею в виду Кроху, Манилу. Ничего не меняется?

– Как договаривались.

– Ага, – кивнул Старшой. – Ну и хорошо. И отлично.

Когда троица вышла на крыльцо, красавец как раз прикуривал очередную сигарету.

– Саш, а, Саш, – серьезно спросил Толик. – Не боишься, что никотин из задницы закапает?

Красавец моргнул, не зная, как реагировать – то ли кинуться в драку, то ли сказать «спасибо» за предупреждение.

– А хоть и закапает, – вступился Козак. – Его дело. Саша – мужик башковитый, и на этом бабки сделает. Устроится на скотобойню лошадей травить, – и засмеялся примирительно, давая понять, что они просто шутят.

Красавец улыбнулся, поначалу неуверенно, но затем, словно поверив в искренность гостей, широко и белозубо.

– Так что, не передумали насчет баньки вечером? А то давайте, бабки есть.

– Нет, Саша, не передумали, – ответил Козак.

Все трое забрались в «Форд». Корабышев запустил двигатель. И тогда Толя, глядя через поднятое стекло Саше прямо в глаза, произнес раздельно и четко:

– Шел бы ты в ж…у.

Саша, похоже, прочел по его губам, снова моргнул. Корабышев торопливо нажал на газ.

– А что ж, – философски заметил Козак. – Сколько людей спасибо сказали бы.

Если бы Саша и захотел ответить, то не смог бы. «Форд» уже уверенно катил к воротам.

* * *

После приезда опергруппы делать На вокзале Лемехову стало нечего. Тем более что в составе группы прикатил и Володя Паничев из их отдела. Ждать, пока эксперты все опишут, линейные опера, усиленные Володей, показания снимут, фотограф все зафиксирует, – угробить часа три, не меньше.

Лемехов здраво рассудил, что дело все равно передадут в горпрокуратуру, следователю Гриневу, раз уж тот занимается стрельбой на «Палермо». Слепому ясно, одних рук дело. И пули перешлют на экспертизу к ним в лабораторию, больше некуда. Володю Паничева можно будет порасспросить. Так что к вечеру он получит самую полную информацию.

Посему Лемехов не стал дожидаться окончания осмотра места происшествия, а решил поехать к Грише Панкратову. Но сначала следовало заехать в ГУВД отметиться, на случай, если Катя начнет задавать вопросы.

В отделе Лемехов застал Женю Кузенко, Гришу Панкратова и новенького, этого… как его… Вдовина, вот. Женя сидел на столе и увлеченно излагал Вдовину детали какого-то из старых «командных» подвигов, а Гриша помогал, вставляя сочные детали.

– И вот, веришь – нет, высаживаем мы дверь, вламываемся и видим трех таких здоровенных «бычков» обдолбанных, – расписывал Женя.

– Дым коромыслом, как на пожаре, – вторил Гриша. – А буркалы у всех троих горят красным, что твой светофор.

– Точно. У двоих охотничьи берданы, а у третьего самодел дикий.

– Пугач здоровенный. Калибр, как у дивизионной гаубицы.

– И понятно, что ребята достали игрушки не за тем, чтоб в носу ими ковырять. Настроены серьезно, хоть и прет их по-черному. Ну, думаю, тут-то нам всем трындец и пришел.

– И ладно мы хоть на службе, а понятые-то за что попадают? – веселился Гриша.

– Я уже молиться про себя начал. В этот момент слышу за спиной шебуршание. А сам шевельнуться не решаюсь, посмотреть. Боюсь, у орлов нервишки сдадут, как начнут они шмалять в три «ствола» – от нас только клочья да брызги полетят.

– Короче, – захлебываясь, подхватил Панкратов, – вылазит из-за наших спин оголец, ну, понятой тот, и спокойненько так говорит им: «Перцы, я смотрю, у вас бересты полно. Дадите на раз раскумариться?»

– О, Тоха… – Увидев Лемехова, Женя сполз со стола, протянул руку. – Опаздываем?

– Задерживаемся. Здорово, Жек, – Лемехов пожал ему руку. – Гриша про ночную стрельбу-пальбу рассказал уже?

– Рассказал. Знакомься, Артем, это наш лучший сотрудник, можно сказать передовик, Антон Лемехов, или просто Лемех.

– Да они знакомы, – сообщил Панкратов.

Лемехов кивнул Вдовину:

– Привет, Лобня. Поди, не выспался?

– Ничего, – ответил тот серьезно. – Я привык.

– Молодец, далеко пойдешь.

– Слыхал, утром Ляпу на вокзале завалили? – спросил Панкратов.

– Слыхал.

– Степаныч звонил, слюной брызгал, – продолжал тот. – Катерину хотел на вокзал отправить с опергруппой, а ее нет. Начальство осерчало сильно. Пану досталось под горячую руку. Он пригорюнился, да делать нечего. Поехал на вокзал в гордом одиночестве.

Лемехов нахмурился.

– А что Катерина сказала по этому поводу?

– Да не было ее еще, – ответил Женя. – Вот, ждем.

– Степаныч ревел, как лев, – добавил Гриша. – Сказал, как объявится – рысью к нему.

– А звонить ей не пробовали?

– Пробовали, конечно. Мобильный молчит. По домашнему Настюха трубку сняла, сказала, она не появлялась.

– Та-ак, – протянул Лемехов. – А этот, жених ее? Он-то дома?

– И его нет. Спозаранку куда-то улетел. Настюха одна была, в школу собиралась.

Лемехов взглянул на часы. Почти десять. Катерина позже девяти не приходила никогда.

– Жек, попробуй еще разок ей на мобильный звякнуть и домой, – попросил он Женю, – а мы с Гриней пока в дежурную часть слетаем.

– Да чего летать-то? – Женя отошел к столу, снял трубку служебного телефона, набрал номер. – Не звонила Катерина, я узнавал. Костя сказал, он ее как ночью на «Палермо» вызвал, так больше и не объявлялась.

– Ты ориентировку по ее машине на посты дал? – помрачнел Лемехов.

– Извини, не дотямкал, – ответил Женя, прижимая трубку к уху. – Подумал, город перекрыт. Полночи на каждом перекрестке по патрулю, до сих пор стоят. Если и случилась бы какая неприятность, Катерина дала бы знать. Не первый год замужем. Дома никого, – добавил оперативник, опуская трубку на рычаг. – И по мобиле «абонент временно недоступен». Может, они с женихом куда закатились? В ресторан там или в ночной клуб?

– У нас-то? – с сомнением спросил Панкратов.

– Зачем у нас? В Москву могли поехать.

– Это вряд ли. – Лемехов досадливо цыкнул зубом. – Значит так, Жек. Ты сходи к дежурному, дай все-таки ориентировочку, а мы с Гришей смотаемся к Катерине домой. На всякий случай. Лады?

– Лады, – кивнул тот.

– Вот и отдохни тут с вами после бессонной ночи, – проворчал Панкратов.

– На пенсии отдыхать будешь, – парировал Лемехов, толкая дверь и едва не налетая на дежурного сержанта.

Тот выглядел запыхавшимся. Даже фуражку в дежурке забыл.

– Та’рищ старш’ лейтенант, – затараторил дежурный. – Там позвонили… Грибники труп нашли в лесополосе у аэровокзала.

– Да что ты говоришь? Вот повезло людям, – мрачно пошутил Лемехов. – А от нас-то что требуется? Помочь в лукошко его затолкать?

– Так это… – растерялся дежурный.

– Ты первый раз, что ли, дежуришь, сержант? Что-то я тебя раньше не видел, – спросил Панкратов.

– Я вообще-то в роте охраны, а тут на подмене в связи с нехваткой личного состава.

– Тогда понятно. Бывает. – Лемехов повернулся к Кузенко: – Жека, за лесополосу кто отвечает? Линейщики?

– По месту смотреть надо. Если до трассы, то линейщики, – ответил тот, – а если за, то это уже отделенческих территория.

– Ну вот, – удовлетворенно кивнул Лемехов и снова воззрился на дежурного. – Все понял, сержант?

– Так точно.

– Молодец, свободен.

– А с трупом-то что делать? – взмолился тот.

– Сообщи в линейный, они разберутся.

– Так точно.

– Они разберутся, – хмыкнул Кузенко. – Перетащат через трассу и начнут отделенческим названивать. Были уже прецеденты, – подмигнул он Вдовину. – Веришь, эти орлы как-то раз полдня труп туда-сюда таскали и друг другу названивали. Дежурные, пока разобрались, что к чему, пять раз вызов оформить успели. Все удивлялись: как это трупы такие одинаковые? Скандал был, еле отболтались.

– Было такое, – подтвердил Лемехов.

– Там еще пистолет нашли. Рядом с телом, – добавил сержант.

Лемехов, Кузенко и Панкратов переглянулись.

Пистолет – дело серьезное. В другой день можно было бы уломать отделенческих самих привезти найденный «ствол» в ГУВД, а тут уж усадить их заполнять необходимые бумаги, но сегодня этот номер никак не пройдет. Начнут ссылаться на нехватку людей, мол, личный состав на постах с ночи стоит, а остальным, кто не на суточном, заступать вечером. Короче, кому-то из них придется ехать, заполнять кучу бумаг, везти найденный «ствол» сюда, в ГУВД, сдавать баллистикам, оформлять запрос в картотеку, писать рапорт… В общем, полдня коту под хвост.

– Лобня, – внезапно встрепенулся Лемехов. – Знаешь, как выемка оформляется? – Вдовин кивнул утвердительно. – Тогда вперед, на выезд! Будет твое первое боевое крещение.

– Да я крещеный уже, – отозвался тот, направляясь к двери.

– Значит, первое боевое крещение по новому месту службы. Давай, Лобня, не оплошай. Сержант, а ты позвони на вокзал, сообщи о трупе, чтобы эксперты лишние концы не мерили. Пусть прямо оттуда в аэропорт и едут. И в линейный не забудь позвонить.

– Так точно.

– Все, свободен.

Сержант поспешно затопал по коридору.

– Тох, – сказал Панкратов, когда они вышли из комнаты совещаний, – стремно новенького одного отпускать. Случись что, Степаныч нас потом с дерьмом съест. Дело-то мутное. А вдруг еще кого из авторитетов завалили?

– Брось, Гриша. Авторитеты по подлескам не валяются, – отмахнулся Лемехов. – Их в банях валят, в ресторанах. В машинах еще. На авторитетов и время потратить не позорно. А тут бомжара какой-нибудь. Склеил, дурачина, ласты в самый неподходящий момент. – Он что-то прикинул в уме, добавил: – На крайняк попросим Жеку с новеньким съездить, а сами делом займемся.

– Что за дело?

– Поедем брать ребят, заваливших Ляпу.

– Да ты что? – Панкратов сделал квадратные глаза. – Знаешь, кто расстарался?

– Манила с Крохой. То есть Крохи самого не было, зато один из его людей присутствовал. Челнок. Помнишь? Высокий такой, белобрысый.

– Вспомнил. Есть такой, – серьезно кивнул Панкратов. – А Манила что, сам был?

– Угу, – кивнул утвердительно Лемехов.

– Странно как-то. Он мужчина осторожный вроде, до сих пор никаких серьезных зацепок против него не было, и вдруг – на тебе. С чего бы?

– Откуда мне знать? Но думаю, убедиться ему захотелось, что все прошло гладко. Не пехотинцев же валить собрались как-никак. Папу, хоть и задрипанного.

– А источник надежный?

– Надежней не бывает, Гриша. Я лично видел, как они с вокзала выкатывались и в тачку прыгали. Так что пристегнем его, делать нечего. «Свидетелем» не отделается. А там и Кроху с сыночком прижмем.

Панкратов сбавил шаг.

– А кроме тебя, его видел кто-нибудь? – спросил он с сомнением. – Ты пойми правильно, Тох. Не то чтобы я сомневался, но у этих ребят адвокаты дорогие, ушлые. Они от твоих показаний рожки да ножки в суде оставят, а потом нажмут на кого надо, еще и виноваты останемся.

– Гриша, ты же меня знаешь, я только верняки работаю, – улыбнулся торжествующе Лемехов. – Два! Два чистых свидетеля.

На лице Панкратова отразилось облегчение.

– И оба согласны письменные показания дать?

– Уже дали. Опознание проведем и – «Па-а ту-ундре-э, д’па жы-ылезнай даро-оге-э…».

– Не дело – сказка, – пробормотал Панкратов. И тут же поинтересовался деловито: – Когда едем?

– С Катериной ситуацию проясним и поедем. Чего тянуть-то?

– Мурзе Рахметычу надо будет позвонить, чтобы группу захвата подогнал. Все-таки не сявок брать придется, людей серьезных.

– Позвоним, обязательно, – пообещал Лемехов, сворачивая к дежурной части. – Вот Катерину разыщем и позвоним. Сержант! – гаркнул он. – Скоренько обзвони больницы и морги. Ищем Светлую Екатерину Михайловну… отставить… они бы уж сами позвонили. Значит, сержант, установка следующая: неопознанная женщина. Возраст: двадцать восемь – тридцать два года, рост метр семьдесят два, шатенка, особых примет не имеет. Возможно наличие телесных повреждений различного рода и степени тяжести, а также огнестрельных и ножевых ранений. Ориентировочное время поступления с четырех… отставить… с…

– С пяти где-то, – подсказал Панкратов.

– С пяти утра до часа дня. Все. Действуй.

– Кому доложить о результатах? – бодро спросил сержант.

Под чьим-либо руководством ему было легче и спокойнее.

– Мне и доложишь. Грише на мобильник позвонишь, он передаст. Там бумажка под стеклом, на ней номер должен быть. Нашел? Молодец.

– А чего это мне-то? – возмутился Панкратов. – У меня и так всего два доллара на счете осталось. Сержант, ты лучше Лемехову звони. Номер на той же бумажке записан, в самом низу.

– Ладно, сержант, – траурно вздохнул Лемехов. – Звони мне, раз этому жмоту двух долларов для боевого товарища жалко.

* * *

Боксер явился часа через полтора. Остановился на пороге, как школьник, переминаясь с ноги на ногу. При его внушительных габаритах и широком лице со сплющенным носом это смотрелось забавно. Кроха, изучавший какие-то бумаги, оторвался от дел, взглянул на него.

– Заходи, чего стоишь? Узнал что-нибудь?

– Узнал, папа. Люди, укравшие Димкину невесту, работают на Манилу.

Кроха нахмурился, побарабанил тяжелыми пальцами по столу, обдумывая известие.

– Это точно?

– Менты рубятся – точно. «Рыла» [3]3
  «Рыла» (сленг) – паспорта.


[Закрыть]у этих псов левые, номера на тачке тоже, а вот цвет… Таких машин в городе всего две. Одна у какого-то хмыря из ботвы, вторая – у Манилиного десятника, Литого. Дима начиркал, у тачки вмятина должна быть на крыле. Надо проверить. Если есть – то точно Манилиных пацанов работа. Теперь насчет «рыл». Человек в ментовке сказал, есть один «гравер» старый, очень авторитетный, раньше «президентов» писал, потом на ксивы перешел. Дипломы мастрячит, корки разные, «рыла». Его работа. Адрес я записал, – он подошел к столу, протянул листок.

Кроха взял бумагу, несколько минут внимательно изучал сделанные Боксером записи.

– Понятно, – произнес он, подумав пару секунд. – Сделаем так, поезжай в больничку, расскажи это все Вадиму. Оставайся пока там, пригляди, чтобы Димка дел сгоряча не наворочал. Дождись, пока они с Катериной сорвутся, проследи, чтобы из города нормально выехали, и сразу сюда. – Он вернул Боксеру бумагу. – «Ствол» захвати. Береженого бог бережет.

– А он у меня и так с собой, – усмехнулся Боксер и, приоткрыв полу куртки, продемонстрировал наплечную кобуру.

– Поезжай, – мотнул головой Кроха. – Будешь спускаться, скажи там ребятам, чтобы заглянули.

– Хорошо, папа, – Боксер вышел.

Всю последнюю неделю в доме было многолюдно, но сегодня день выдался особый. То и дело подъезжали иномарки. Из них выбирались крепенькие и не слишком ребята, одетые совершенно разномастно, в соответствии с собственными вкусами. Были здесь и кожаные куртки, и вполне солидные пиджачные пары. Приехавшие заходили в дом, стараясь не мельтешить и не беспокоить лишний раз хозяев дома. Точнее, хозяйку.

Само собой, простых пехотинцев и даже десятников никто не приглашал, военные советы им не по рангу, но бригадиры собрались в полном составе. Кое-кто привез с собой охрану – вооруженных «бычков», но те в дом не заходили, собрались во дворе.

Все уже знали о том, что Ляпу утречком завалила на майдане какая-то беспредельная борзота, и понимали, что боевые действия неизбежны. Это обычная почта плохо работает, а криминальный «телеграф» разносит новости в мгновение ока. Слишком многое и многие от этих новостей зависят.

Челнок и Пестрый не заставили себя долго ждать. Поднялись в кабинет через пару минут.

Кроха жестом указал им на кресла против себя.

– Менты дали наколку, – сообщил он, опуская предисловие. – Тачка, про которую Катерина Димке напела, принадлежит одному из Манилиных десятников. Литому.

– Есть такой, – вставил Пестрый. – Я его помню. Мутный пацан.

– Менты сдали «гравера», который «рыла» нарисовал. – Кроха положил руки на стол, взглянул на широкие, узловатые, покрытые седеющими волосками пальцы, словно увидел их впервые. – Сделаем так. Челнок, возьми ребят… Человек десять возьми, примите Литого и привезите в берлогу. Только аккуратно сделайте, без стрельбы. Чтобы тихо все. Остальным скажи, чтобы на тревожных хавирах людей собрали. Всех. Оставить только наблюдателей и людей на рынках.

– Сделаю, – кивнул Челнок.

– Мы с Пестрым съездим, с «гравером» перетрем. Через пару часов вернемся.

– Волыны брать? – спросил Пестрый.

Единственная деталь, которая его волновала по-настоящему: со стрельбой поездка намечается или нет. Пострелять Пестрый любил. По этой своей слабости не раз и не два парился в ментовке, однако везло стервецу, соскакивал он – когда за бабки, а когда и по фортуне. Лишь однажды менты попались упертые, честные и несговорчивые, «подвиг» Пестрого сумели доказать, и намерил ему судья четыре на круг, хоть прокурор и просил восемь. Откинулся же через два по УДО [4]4
  УДО – условно-досрочное освобождение.


[Закрыть], вчистую. Братве его четыре вместо восьми обошлись в двадцать тонн общаковских баксов. По пятере за каждый год.

– На хрена тебе волына? – спросил Челнок. – Не на разбор едешь, к ботве. «Граверы» охраны не держат.

– Да? – ощерился Пестрый. – Все не держат, а этот, может, держит. Может, Манила, пес цепной, к нему своих волкодавов приставил с помпами на всякий случай? Если измену словим, чем нам отбиваться тогда?

– Лучше охрану возьми, – спокойно ответил Челнок. – Пусть пацаны со «стволами» будут. Так спокойнее. Если это и правда Манилиных рук дело, у него в ментовке завязки плотные. Прихватят вас по дороге и держать будут, пока всех нас не замочат.

– Он прав, – поддержал Челнока Кроха. – Возьмем пару человек на всякий случай, и хватит.

– Папа, как знаешь, конечно, но лучше бы «стволы» захватить все-таки, – сбавил тон Пестрый. – Двое охранников – сила, базара нет, но «стволы» не помешают.

– Все, – отрубил Кроха. – Поехали.

Он тяжело выбрался из-за стола, сунул в карман мобильный.

– Борик здесь? – спросил Мало-старший, пока они спускались вниз.

– Внизу.

– Возьмем, значит, его и Паню.

– Ладно.

Они спустились на первый этаж. В холле толпился народ, ожидая, когда начнется военный совет. Увидев «папу», удивились, само собой, но вида не подали.

– Борик, Паня, – скомандовал Челнок, – едете с папой. «Стволы» захватите. – И, повернувшись к остальным, продолжил: – Значит так, братва…

Кроха порадовался, что Светланы нет. Поехала в Москву, то ли в клуб какой-то, то ли в салон. Обещала вернуться только к вечеру, и это к лучшему. Нечего ей сейчас здесь делать. А вообще, по большому счету, вывезти бы ее отсюда. Надо с Димкой поговорить, пусть отправит Светлану на свою хавиру в Москву. И невесту с дочкой заодно. Никогда не угадаешь заранее, как дело повернется.